Спрашиваю Вадика: «Может, поговорим? Все-таки у нас семья». А в ответ: «Хочешь правду? Ты стала толстая, некрасивая. У тебя огонек в глазах погас». Нельзя говорить такое женщине, как бы она ни выглядела. Лучше соври: «Прости, полюбил другую». Я бы поплакала да забыла. А тут меня словно по стенке размазали.
Я с детства привыкла быть в центре внимания. Выросла в обеспеченной московской семье: папа успешно вел собственный бизнес. Мама оставила работу дизайнера-технолога и посвятила себя дому и детям: у меня есть старший брат Денис. Я всегда и везде успевала. Была первой и в «музыкалке», и на школьной сцене, занимала призовые места на конкурсах самодеятельности. Меня считали душой компании. Ловила на себе восхищенные взгляды: какая талантливая девочка! Словом, ощущала себя звездой местного масштаба. Жила с задранным кверху носом. Казалось, весь мир вертится вокруг меня!
Мальчишки признавались в любви — к этому я тоже привыкла. Помню, утром проснулась, выглянула на улицу, а на асфальте выведено: «Настя, я тебя люблю!» В другой раз на козырьке подъезда — совсем рядом с моим окном — увидела букет ромашек и цветными мелками написано: «Настена, это тебе!» Конечно, было приятно.
Обожавший меня папа твердил, что мальчики со двора его дочери не пара. Когда училась в старших классах, знакомил с сыновьями партнеров по бизнесу. Но я вела себя как разборчивая невеста: один казался слишком занудным, другой — прыщавым... Росла строптивой, за словом в карман не лезла. Очередного поклонника пригвоздила: «Ты совсем не мой тип мужчины. Не люблю глупых!»
После школы легко поступила в ГИТИС. И в том же году мастер Валентин Васильевич Тепляков назначил меня на роль Лизы в «Братьях Карамазовых» — этот спектакль он ставил со старшекурсниками. А я-то всего на первом! Волновалась страшно — такая ответственность. Но была невозможно горда: после занятий студенты шли домой, а я — на репетицию, как взрослая.
Словом, все складывалось отлично, если не считать развода родителей. Наша семья рухнула. У отца появилась новая жена, родился сын. Я сильно переживала за маму, хотя по большому счету жила уже своей жизнью. Папа подарил мне квартиру: небольшую, но в самом центре Москвы. Часто собирала у себя компании, дым стоял коромыслом. На огонек заглядывал и старший брат со своими друзьями. С одним из них у меня завязался роман.
Вадим был серьезным парнем: окончил технический вуз, работал менеджером в строительной компании. На фоне легкомысленных однокурсников он казался очень надежным. Учил меня водить машину по ночной Москве. А когда простудилась, принес лекарства и малиновое варенье, сам сварил вкуснейший борщ. Про себя отметила: «Надо же — хозяйственный!» Ловила влюбленные взгляды и думала: а ведь, пожалуй, буду за ним как за каменной стеной.
В один прекрасный день решила, что хочу ребенка. А я с детства такая: вынь да положь, только тогда успокоюсь. Судьба решила: «Хочешь? Возьми!» Я забеременела. Вадик настойчиво звал замуж. Но я попросила дождаться появления малыша. Думала разом отгулять оба радостных события.
Рисовала себе будущее: стану, словно нимфа, сидеть под яблонями на даче в сарафане и нежно гладить животик, петь ему песенки. И рядом — счастливый Вадик. Но жизнь внесла коррективы: беременность оказалась совсем не сказкой. Живот вырос такой огромный, что когда заходила в комнату, вначале появлялся он — как нос корабля — и только потом я. В положении становишься совершенно беспомощной, даже шнурки не завязать. Всегда была маленькой, юркой, а тут превратилась в вялую «тетю Мотю»!
Второй неожиданностью стали роды. Понимала, что будет больно. Но все ведь рожают, и я потерплю. На деле мучилась двенадцать часов, и это был ад. Сын оказался слишком большим, никак не мог выбраться наружу. В память врезалось, с какой растерянностью смотрела на меня доктор: не знала, чем помочь. А когда все случилось, призналась, что спасли меня буквально чудом.
Юра родился богатырем — четыре с половиной килограмма! Держала его на руках и думала, что самое страшное позади. Теперь заживем! Но не тут-то было. Почти сразу после выписки сын начал стремительно терять вес. Диагностировали серьезное воспаление почек: протяни мы еще день-два, и Юрочку бы не спасли.
Я с ним надолго поселилась в больнице. Он лежал весь в синяках от уколов, катетеров и капельниц, с зондом, проведенным в желудок через нос. Каждые три часа я вводила сыну смесь, буквально по капельке. Счет шел на граммы. Кормления длились до часу — настоящая проверка на терпение! Но самое ужасное — в семь вечера меня выгоняли: ночуют малыши под присмотром двух нянечек. Воображение рисовало страшные картины: пятнадцать грудных младенцев в отделении и все орут. Один голодный, второму надо попить, третий мокрый... И среди них плачет мой Юра. Сердце разрывалось.
Моя мама ездила в храм, часами простаивала перед иконами с одной молитвой: «Господи, помоги!» До сих пор уверена, что Юрочка — вымоленный ребенок. Понемногу он пошел на поправку, и нас выписали домой. Но после больницы сын стал тревожным, плохо спал. Чуть что, я подскакивала и бежала к кроватке, и так — полтора года. Днем ездила учиться — решила не брать академический отпуск. Спасибо маме, которая очень помогала.
А вот с Вадимом мы стали отдаляться друг от друга, и чем дальше, тем больше. Его жизнь с рождением Юры почти не изменилась. Бабушки — моя и Вадика мамы — с огромной радостью приходили посидеть с Юрочкой или забирали его к себе, поэтому времени с ребенком мы проводили, честно признаться, недостаточно. Часто ходили в кино, на дни рождения, вечеринки... Сначала это нравилось — отдых, свобода. Но все чаще закрадывалась мысль: по сути мы бросаем ребенка, упускаем главное — как он растет. Наконец, проявилась и разница в воспитании, несовпадение интересов с Вадимом. Возвращаюсь после репетиции, спешу ему рассказать:
— Мы в спектакле такого напридумывали!
Но Вадим ходил по земле и моих восторгов не разделял.
— Как можно торчать в институте до самой ночи? Неужели у ваших преподавателей нет семей, их не ждут дома?
— Ты не понимаешь: люди живут творчеством!
Он только пожимал плечами.
В институте был такой предмет — сценическое движение, где нас в том числе учили кувыркаться в прыжке через стул. Когда рассказала Вадику, он фыркнул насмешливо: «Вас там что, в спецназ готовят?» Моя профессия казалась ему блажью, а институт — местом, где все сошли с ума, не пойми чем занимаются. Я расстраивалась. Взаимное неудовольствие накапливалось. Ругались все чаще.
Но самое большое разочарование поджидало меня после окончания института. Диплом я получила, экзамены сдавала наравне со всеми, даже фехтование осилила. К четвертому курсу похудела, вернулась в форму. Но что-то во мне сломалось. Видимо, повлияло то, что два года разрывалась между учебой и семьей. Думаю, эта потерянность читалась в глазах. И в театрах, куда приходила на показы, слышала убийственное: «Спасибо, мы перезвоним». Но телефон молчал! Я была нигде не нужна. Думала, жизнь закончилась, впереди — черная дыра. Все наложилось: семья, к которой оказалась не готова, крушение мечты стать артисткой, накопившаяся усталость. Еще вчера во всем первая, я проигрывала по всем фронтам. От уверенности в себе ничего не осталось.
Я до того сильно переживала, что начались панические атаки. Думаю, с их проявлениями сталкивались многие впечатлительные люди. Сначала изводишь себя, гоняешь тревожные мысли по кругу: «Сама, сама во всем виновата!» Замыкаешься в себе, ни с кем не хочешь общаться. Порой кажется, что в организм впрыснули яд: кружится голова, немеют и трясутся руки, перед глазами плывет. Я ногтями расцарапывала запястья. Возможно, думала: если причиню себе боль и почувствую, значит, еще жива.
Начала всего бояться. Сажусь за руль — паника: не справлюсь с управлением, разобьюсь. В метро спускаюсь — пот прошибает: вдруг упаду на эскалаторе? Боялась оставаться наедине с ребенком: что если снова «накроет» и напугаю сына? Несколько раз я даже сознание теряла, вызывали «скорую». Но врачи не могли объяснить, что со мной творится. Прошла осмотры у терапевта, невропатолога, сделала рентген головного мозга — никаких нарушений.
Вадим раздражался все чаще: «Возьми себя в руки! Что за блажь такая — по врачам бегать? Заняться больше нечем?» Даже близкие подруги не скрывали улыбки: «Ты сама себе все напридумывала. Артистки любят пострадать!»
А мне становилось все хуже, я пропадала. Не помню, каким образом в голове возникло слово «психиатр». Ухватилась за него как утопающий за соломинку. Спасибо папе, который меня очень поддержал. Ему тогда как раз предложили работу за рубежом на выгодных условиях. Но отец остался в Москве и только через несколько лет признался: «Я понял, что если уеду, мы тебя можем потерять».
Психиатр наконец объяснил, что со мной не так — сработал эффект «снежного кома». Все наложилось: и сложная беременность, и болезнь ребенка, и учеба, и бессонные ночи, и ссоры с Вадимом. Финальной точкой стала невозможность работать по профессии. Психика оказалась не готова к такому объему испытаний.
Я не жалуюсь. Рассказываю об этом по единственной причине: все мы сегодня вынуждены переживать сильнейшие стрессы. Но люди, попавшие в ту же беду, что и я, стесняются идти к врачам, не понимают глубины проблемы. Трясина затягивает их все глубже, утаскивает на самое дно. Поэтому, пожалуйста, не бойтесь обращаться за помощью.
Все мы разные. Кто-то покрепче, а я оказалась слабой. Признаюсь впервые: почти полгода провела в закрытой лечебнице в отделении неврозов. Каких только типажей там не насмотрелась! Одна женщина все время вспоминала своих мужей, сутками только о них и говорила: «Вот первый муж... а второй... третий...» Еще со мной лечилась бывшая топ-модель, которая по нескольку дней не открывала рта, сидела на кровати с отрешенным видом. А едва пошла на поправку — закрутила роман с парнем из соседнего отделения. Выходит, даже в больничных стенах живет любовь.
Моя любовь, как казалось, ждала дома. В больнице удалось расставить приоритеты — на первом месте отныне стояла семья. Понимала, что предстоит работать над собой: я должна была научиться быть счастливой, да и с внешностью следовало разобраться. От лекарств я пухла как на дрожжах и всерьез набрала вес. Уродом не стала, просто из миловидной девчонки превратилась в квашню.
Как-то в выходной предложила Вадиму сходить всей семьей в бассейн. Он согласился, хотя и без охоты. И вот плещемся с Юрочкой в воде, Вадик рядом. Льну к нему, а он отворачивается. В голове щелкнуло: да он же меня стыдится! Ужасное ощущение.
Спустя пару месяцев стало очевидно, что мы охладели друг к другу и продолжать этого не замечать глупо. Решилась на трудный разговор и предложила, не подумав о последствиях:
— Давай попробуем пожить отдельно.
Вадим обиделся. Или сделал вид. Посмотрел тяжело так:
— Если уйду, то уже не вернусь.
А на следующий день вывез почти все вещи: от телевизора до кухонных ножей и отверток. Пообещал давать на ребенка определенную сумму раз в месяц — ни больше ни меньше. И закрыл за собой дверь.
Встретились мы через несколько дней у общих друзей. Я уже остыла, спрашиваю Вадика: «Может, поговорим? Все-таки у нас семья». А в ответ слышу: «Хочешь правду? Ты стала толстая, некрасивая. У тебя огонек в глазах погас». Нельзя говорить такое женщине, как бы она ни выглядела. Лучше соври: «Прости, полюбил другую». Я бы поплакала да забыла. А тут меня, и так растерявшую веру в себя, словно по стенке размазали.
К счастью, после клиники я продолжала ходить к психологу: Анна Андреевна научила упражнениям, которые помогали жить в реальности и справляться с трудностями. Например, велела положить в карман маленькую резиновую игрушку. Сказала: когда чувствуешь, что подступает паника, бери ее в руку и начинай анализировать. Какая игрушка — мягкая, шершавая, гладкая? Это отвлекает от приступов тревоги и паники, помогает сосредоточиться на том, что здесь и сейчас.
В другой раз психолог посоветовала: «Напиши близким все, что о них думаешь. Честно. Отдавать эти письма не надо, но ты должна выпустить эмоции. А потом послания можно сжечь». Так я и сделала. В письме Вадику было: «Ты абсолютно бесчувственный, как робот. Без эмоций, без души. Но не будь тебя, у меня не появилось бы Юры, спасибо за сына». Стало легче.
Вскоре я устроилась секретарем в крупную компанию. Работала с усердием, за год доросла до должности персонального помощника первого вице-президента с приличным окладом. Но в один прекрасный день раздался судьбоносный звонок с канала ТНТ:
— Вы Настя Денисова? Приглашаем на кастинг в новый сериал «Деффчонки».
Я удивилась:
— Вы, случайно, номером не ошиблись?
Уже и не думала ни о чем таком. Как говорила героиня Ирины Муравьевой в фильме «Карнавал», мол, не всем же быть артистками, наверное, у меня таланта не хватает. Это было очень горьким решением, но взрослым и взвешенным. И вдруг зовут на кастинг!
Не скрою, долго колебалась, ехать ли. Не хотелось расстраиваться. И все же решилась. Это был вызов самой себе. Думала: докажу, что ни одно «спасибо, мы вам перезвоним» больше меня не сломает. А по дороге вспоминала наставления психолога: «В какой-то момент ты стала слишком серьезно ко всему относиться. Попробуй воспринимать жизнь как приключение. Не напрягайся».
Наверное, это был мой лучший кастинг, ведь я от него ничего не ждала. Пришла и попросила: «Извините, но у меня мало времени. Ждут заказчики в офисе. Давайте поскорее закончим, и я поеду».
Отдельная глава моей жизни, как полгода проходила пробы на роль Палны. Шесть месяцев абсолютного счастья и одновременно полнейшей неизвестности — ведь никто не обещал, что буду сниматься, просто очень много трудилась и мечтала получить эту роль.
Сериал идет уже четыре года, он один из самых популярных на ТНТ. Так я снова оказалась востребована в профессии, о которой мечтала с детства. Выходит, все же на что-то гожусь?
Былая уверенность потихоньку начала возвращаться. Я вновь почувствовала себя — нет, не крутой, просто человеком, который живет в гармонии с собой и миром. Почти десять лет мне потребовалось, чтобы вернуться к себе настоящей!
Вадик все это время помогал сыну деньгами. Как и обещал: ни больше ни меньше. Но чтобы полноценно участвовать в его жизни — сводить в зоопарк или в кино — такое, к сожалению, было очень редко. Юра тосковал, отца ему сильно не хватало. Но мы справлялись.
Однажды Вадим неожиданно пришел к сыну на день рождения. Вместе отметили, посидели в компании друзей и родных. Вечером гости разошлись. Но не успела я уложить Юрочку, как раздался звонок в дверь. Открываю — на пороге Вадик. Он был нетрезв, видимо, «принял» для смелости. И полились признания: «Я только теперь понял, ты — любовь моей жизни. Я так виноват! Прости меня, ведь у нас сын. Я предлагаю тебе свою руку и сердце!»
Не знала — смеяться или плакать. Так трогательно и нелепо это прозвучало. Выставлять Вадима в его состоянии на улицу было бы жестоко. Уложила на диванчик в прихожей, укрыла пледом, чтобы не замерз. Подумала с грустью: лучше бы вместо признаний поиграл с сыном в машинки.
Наутро Вадик сыпал комплиментами: «Какая ты молодец! И актриса прекрасная, и сына замечательно воспитываешь. Отличный у нас парень!» Даже мысли не возникло предложить ему вернуться: единожды предавший предаст снова... Да и отболело. У меня уже был любимый человек. С Богданом мы познакомились на съемках четырехсерийной картины «Девушка средних лет».
Незадолго до съемок я сильно похудела — вышла из образа пышечки-Палны. Сама себе нравилась. И окружающим тоже. Выходит, правду говорят: только полюбив себя, можно понравиться другим. Постоянно ловила на себе заинтересованные взгляды. И на съемочной площадке заметила, как на меня смотрит красавчик-оператор. Совсем не мой типаж: пижон! Однако судьба распорядилась так, что мы уже два года вместе, а этой весной сыграли свадьбу.
Богдан уверен в себе и вместе с тем — эмоциональный, теплый. Любит жизнь. К Юре относится как к родному сыну. Думаю, мы посланы друг другу в помощь. Муж очень поддержал меня, когда от рака ушел из жизни папа. Вскоре умерла и вторая жена отца, и их маленький сын, мой брат по отцу Андрей остался один. Ни секунды не сомневались с Богданом: он должен быть с нами! Теперь у нас в семье два сына.
И с работой, слава богу, все складывается. У меня спектакли в «Театре.doс», снимаюсь в кино, пою, веду концерты. Развиваю свой бизнес — создаю дизайнерскую одежду для девушек, яркие наряды, которые могут и должны отражать настроение и желание!
Несмотря на пережитое, уверена, что теперь моя жизнь будет полна любви, понимания и счастья. Готовлю ужин и с улыбкой наблюдаю, как сыновья и муж играют в войнушку. Пыль стоит столбом, кошки разбегаются в ужасе. Парни мои хохочут, и я думаю, что это и есть женское счастье...
Подпишись на наш канал в Telegram