На вопрос «Трудно ли быть дочкой популярных артистов Ирины Апексимовой и Валерия Николаева?» отвечу: да, трудно. А родителям разве легко?
— В московской школе — самой обычной общеобразовательной, где я училась, одноклассники постоянно задевали: «Смотрите — блатная идет!» Завидовали, что у меня известные родители? Просто недолюбливали? Сейчас не возьмусь судить, да не очень-то это и интересно. Но тогда переживала. Приходила домой и рыдала:
— Петя на меня с презрением посмотрел... А Маша сказала...
— Даша, все это не стоит твоих слез! — говорили и мама, и папа.
Лишь с годами осознала, что они были правы. В жизни есть проблемы куда более серьезные, чем размышлять и переживать о том, кто не так посмотрел или не то подумал. Конкретных обид уже не вспомню. Я не злопамятная — поплачу и быстро забуду. Сейчас нет желания копаться в прошлом, которое доставляло неприятности. Но на вопрос «Трудно ли быть дочкой популярных артистов Ирины Апексимовой и Валерия Николаева?» отвечу: да, трудно. А родителям разве легко? Проблемы ровно такие же, как у всех, все мы одинаковы — переживаем из-за близких, болеем, устаем, публичного человека тоже может больно ударить судьба. А если при этом на тебя разве что пальцем не показывают, то найти силы подняться еще сложнее.
— Ирина Апексимова и Валерий Николаев — счастливый пример людей, которые и после развода сохранили хорошие отношения. А с чего начиналась их история?
— Когда спрашивала маму и папу, как они познакомились, оба рассказывали, что незадолго до первой встречи в Школе-студии МХАТ они друг другу приснились. Не знаю, как было на самом деле. Считаю, что у взрослых людей должна оставаться своя территория, воспоминания, которыми они не обязаны делиться ни с кем, даже с детьми.
Я восхищаюсь их поколением. Они такие смелые, целеустремленные. Экспериментировали, пробивались, рисковали. Мама лишь с третьего захода поступила в театральный. В последний раз ехала в Москву из Одессы с ощущением: сейчас или никогда. Ей было уже двадцать, старше многих абитуриенток.
И поступила. Повезло попасть в Школу-студию МХАТ к самому Олегу Табакову. Их курс учился не четыре года, как все, а пять — дали дополнительный год для практики, кажется, в качестве эксперимента. Играли дипломные спектакли на малой сцене МХАТа, всем курсом ездили в Англию, Америку и Францию. И это во времена железного занавеса!
У папы вышло и забавно, и удивительно. После школы поступил учиться в Лесотехнический институт на факультет экономики. Там преподавал его отец — он был профессором. Папа проучился год, и тут его друг, который мечтал о Школе-студии МХАТ, предложил ему пойти за компанию на вступительные экзамены. Неожиданно для себя папа поступил к Виктору Карловичу Монюкову. Но на втором курсе ушел в армию, а вернувшись, восстановился как раз у Олега Павловича.
Вместе с моими родителями учились Евгений Миронов, Владимир Машков, Филипп Янковский... Все они были знакомы с моей бабушкой Светланой Яковлевной — маминой мамой. Ее любили все. Удивительным была человеком! Когда единственная дочь Ира уехала в Москву, бабушка отправилась следом. В прошлом дирижер-хормейстер, она бросила налаженную жизнь в родной Одессе, в столице устроилась работать в костюмерную Школы-студии МХАТ, чтобы быть рядом с дочкой. Умудрилась поменять прекрасную квартиру в Одессе на скромную, но очень уютную в Москве на Автозаводской улице.
Однокурсники часто там собирались (а впоследствии и полтруппы МХАТа) — моя бабушка всех принимала как родных, подкармливала голодных студентов. Она даже получила от них почетное прозвище Мамуся. Светлана Яковлевна за каждого переживала — я не видела другого столь же доброго человека.
Зятя, моего папу, она называла Сынонька. У них сложились прекрасные отношения. Бабушка вообще была очень мягкой. Если и повышала вдруг голос — а он у нее и так был высокий, — пытаясь даже не поругать, а вразумить, смотрелось это забавно. И никогда — устрашающе. Она воспитывала меня и не просто любила — залюбливала! Я чувствовала себя обожаемым розовым зайчиком. Помню, бабушка пыталась привить мне интерес к чтению, но без всякого результата, при виде любой книжки я твердила:
— Скучно!
— Ну не хочешь — и не надо, — целуя меня, соглашалась бабушка.
Маму это возмущало. Она говорила:
— Надо заставлять, иначе Даша вырастет необразованной!
Сама мама читать обожает. Как и папа — тот тоже, глядя на меня, расстраивался.
А бабушка повторяла:
— Не надо заставлять Дашеньку. Всему свое время, она еще прочтет что положено.
Так и вышло: поступив в театральный, стала читать запоем — дозрела, что называется. Но это было позже. А росла я противной, капризной девицей. Всегда и все делала наперекор.
— Даша, надень юбку, — просит мама.
— Нет, не надену!
— Хорошо, надень штаны.
— Нет, хочу юбку!
Или, к примеру, заходила в гости мамина подруга, так я могла запросто сказануть ей в лицо: «У тебя некрасивое платье» или «Ты толстая!» Мама вспыхивала. Но вместо скандала я получала от нее сдержанную и ненавистную мне фразу «Даша, веди себя прилично!» Не знаю, как она все это терпела? Сколько раз ей приходилось стыдиться своей дочки!
Можно было, наверное, воспитывать меня другим образом, но я благодарна, что родители не давили. Даже если это касалось учебы — никогда не придирались по поводу школьных оценок. Буквально умоляли: «Ты уж постарайся окончить школу как-нибудь!»
— Часть детства вы провели в Америке, где тогда жили и работали Апексимова и Николаев.
— Я даже родилась в Нью-Йорке! Это был 1994 год. В России бушевали лихие девяностые, но мама говорит — они с папой были настолько заняты творчеством, профессией, что особых трудностей даже не замечали. Хотя нет, мама вспоминала, как прилетая из США, заходила в наш подъезд на Автозаводской: в левой руке я годовалая, а в правой газовый пистолет — страшное было время.
До двенадцати лет я, можно сказать, жила в самолетах между Америкой и Россией. В Москве у родителей был театр, оба там служили, а в Штатах — съемки в кино. Американская часть моего детства прошла в диснейлендах и на бродвейских мюзиклах — родители водили меня туда по очереди. Помню все ярким, как в кино.
Вкус Америки для меня тогда был — вкус чипсов и жвачки. Страна-праздник! Очень долго ее так воспринимала. Даже в детском саду в Нью-Йорке на завтрак давали, к примеру, макароны с кетчупом и кока-колу. Представляете, какая радость для ребенка, хоть и вредная? А вот год назад проходила месячную стажировку в Лос-Анджелесе и поняла, что мне там скучно. Вечером некуда пойти — сплошные ночные клубы, а я их не люблю. В Нью-Йорке не была лет десять, немного побаиваюсь ехать: вдруг так же разочаруюсь? Пусть пока остается моей детской сказкой.
Уж точно навсегда останутся сказкой мои первые посещения театра. Папу помню в наряде Кота — он играл в спектакле по пьесе Виктора Розова «Гофман». Бархатный фиолетовый пиджак, длинные кудрявые волосы, из которых сделали два хвоста — будто кошачьи уши. А мама играла в спектакле «Ундина» графиню Берту — в платье с пышными красивыми рукавами и длинным шлейфом. Сколько у них работ в кино и театре — интересных, значительных, но эти их роли для меня до сих пор самые любимые.
— Родители разошлись, когда вам было шесть. Правда ли, что причиной стала измена и Валерий Николаев завел роман с Дарьей Поверенновой?
— Если папа с мамой никогда не комментировали свой развод, то и я, пожалуй, воздержусь. Могу сказать лишь, что расставание было взвешенным взрослым решением, они всегда говорили, что просто их пути разошлись.
Мои родители были вместе двенадцать лет. Репетировали и играли на сцене, начали пробовать себя в кино, ездили в Америку — проходили там стажировку, занимались серьезно танцами, папа учился в актерских школах Нью-Йорка и Нью-Джерси. Начал сниматься в американских блокбастерах. Он хотел сделать карьеру в Штатах, остаться там. Мама к этой идее относилась прохладно. Она обожает театр. Причем именно русский театр. Но желание попробовать себя в Америке было и у нее. А потом оно угасло. Их жизненные цели перестали совпадать.
Папа ушел из театра. А у мамы сцена оставалась на первом месте. Она была одной из ведущих актрис, зрители ходили «на Апексимову». Мама не собиралась все бросать, переезжать. Бывает, что пара живет на две страны — муж там, жена тут. Родителям такой вариант не подходил. Они решили, что надо уметь вовремя отпустить ситуацию. И расстались — интеллигентно, по-дружески и без скандалов. Мама с папой всегда общались как родные люди и сейчас поддерживают друг друга.
После развода внешне все было почти как всегда — просто я стала реже видеть папу. Когда он был в Москве, приезжал на выходные, забирал меня, и мы шли гулять. В цирк, в кино, в парк... Заходили в кафе, ели мороженое. Я, конечно, не могла понять, почему папа после прогулки привозит меня к маме, а сам уезжает. Винила себя — наверное, обидела его, сделала что-то не так... Потом мама объяснила как могла: взрослые иногда расстаются, это случилось и с нами, но тебя папа любит ничуть не меньше, чем раньше.
Почему он не остался в Америке? Я себе это объясняю так: здесь оставались я и его родители, папа не хотел жить далеко от нас. Других версий у меня нет. Да и вообще неважно, почему вернулся, просто я была счастлива, когда это произошло. Мне тогда было лет девять.
— А отец знакомил вас со своими девушками?
— Они вливались в нашу жизнь: сначала одна, через полгода — другая... А потом так же просто из жизни папы, а значит и моей, выливались. Кто-то из его подруг мне не нравился, другие казались вполне себе ничего. Но я никогда не высказывала своего мнения. Это воспитание мамы и бабушки сказывается — не нужно вмешиваться.
На папу я порой обижалась. Но тут его девушки ни при чем. Бывало, говорит: «Даш, встречаемся через час в кафе!» Приезжаю, сижу жду. Наконец звонок: «Прости, никак не успеваю, смогу быть только через два часа!» Отправляюсь гулять по центру Москвы, злюсь. У папы, оказывается, имеются дела поважнее общения с единственной дочерью! Что же это такое, как он может? Глупые обиды. Сейчас все понимаю и принимаю: конечно, у него есть свои дела. И это нормально. Благодарна родителям, что наша семья никогда не рушилась.
С папой легко и весело. Как мы дурачились с лабрадором Риком! Это был пес с огромной родословной, чуть ли не лорд — его папе подарила Таня Овсиенко. Рик вырос очень добрым, хотя стоило ему выйти со мной и папой на улицу, принимал грозный вид. Никогда ни на кого не кидался, но выглядел устрашающе. Рик был мне настоящим другом, младшим братом. Я с ним делала все что угодно — а он любил и терпел. Как его только не таскала, чуть ли не за хвост, но ни разу не рыкнул. Надевала на Рика папину одежду. Залезала верхом — он меня катал.
А однажды папа нас с ним на полном серьезе потерял. Я приехала в гости, и мы пошли гулять. Потом отец отвлекся на телефонный разговор, а я с Риком на поводке зачем-то побежала наверх — в квартиру. Папа этого не заметил. Он метался по двору, искал нас, кричал. Когда наконец поднялся домой и понял, что мы там, орал так, что дрожали стены: «Даша! Как ты могла уйти наверх, не предупредив меня? Я думал, тебя украли!»
Это был единственный раз, когда видела отца по-настоящему рассерженным. Хлопнул дверью комнаты так, что стало жутко, ушел на кухню, долго там чем-то гремел, видимо выпуская эмоции. Потом вернулся, будто ничего не произошло: «Ну что, поехали в кино?» Он отходчивый. Больше мне эту историю не припоминал.
В один прекрасный день и у нас с мамой появилась собака — мини-йорк Фаня. Я с детства ныла, что хочу собаку, а мама отвечала спокойно: «Станешь взрослой — будет тебе двенадцать лет, тогда и заведем». Ей, наверное, казалось, этот день наступит лет через сорок. И вот мне исполнилось одиннадцать, я припомнила: «Мам, через год мне двенадцать, ты обещала собаку!» И утром в день рождения (а я валялась с температурой — загрипповала) увидела на своей кровати красную варежку — и в ней кто-то пищит. Щенок!
Сейчас Фаня главная в доме, тридцатисантиметровая кроха всех строит. Она не ходит даже пить воду или есть корм — не королевское, видимо, дело. Посмотрит, тявкнет — мы с мамой сразу все поняли: надо поднести чашку с водой!
А лабрадора уже нет на свете, его сбила машина шесть лет назад. Рик умер на руках у папы. Сейчас он завел щенка белого алабая. Отец придерживается того же мнения, что и я: с животными порой проще, чем с людьми. Уж точно собаки в отличие от некоторых людей не предают, всегда рядом, и в трудные минуты тоже.
Актеров часто воспринимают по их ролям — героев, суперличностей. На самом деле они просто люди со своими бедами, болью, сложностями. Теряют родных и близких, и срывы случаются. Как у всех. Вот маму считают «железной женщиной», но этот имидж создан сериалом «День рождения Буржуя». А она чувствительная, очень воспитанная и трепетная. И плачет, как все, когда проблемы. Это в театре Ирина Апексимова — директор, а дома порой ведет себя как подросток. Любит посмеяться, повалять дурака. Скажу по секрету: она боится бабочек. В каждом из нас сидят фобии, у нее — вот такая.
В выходной ей нравится приготовить вкусный ужин, а потом вместе со мной посмотреть фантастический фильм или мелодраму. Любимые картины мамы — «Крестный отец» и «Москва слезам не верит», совсем разные по жанру. А «Гарри Поттера» мы обе обожаем. Восхищаюсь маминой целеустремленностью. Когда позвали директором в Театр Виктюка, кинулась в эту работу с головой. Не испугалась критики. Сейчас руководит Театром на Таганке. Многие отмечают, что «Таганка» оживает, и мне тоже кажется, что театр рождается заново.
Отец во многих своих фильмах — крутой мачо. А в жизни порой я вижу человека с оголенными нервами. Не знаю, чего он боится или из-за чего переживает, — папа все тщательно скрывает, не хочет меня волновать. Никогда не забуду, как они с мамой нервничали, когда я поступала в театральный. Сначала занималась балетом — в хореографической студии при Имперском русском балете, а потом в Московской государственной академии хореографии. Но в пятнадцать лет получила травму колена, пришлось уйти. Окончив школу, решила попытать счастья в театральном.
Мама сказала: «Почему бы нет?» А вот папа заметно напрягся. Изводил советами: «Подумай хорошо! Что будет с тобой, если не примут? Ты девочка ранимая...»
Поступала я как Николаева — довольно распространенная фамилия. Отнесла документы во все театральные вузы Москвы. Так делают многие абитуриенты. Успешно прошла конкурс в «Щуке» — там курс набирала Нина Игоревна Дворжецкая. Но я решила попробоваться в Школу-студию МХАТ, где учились когда-то родители.
Поступление на актерский факультет — это кошмар, сплошные нервы. Восемьсот человек на место! Во время конкурсных испытаний отец и мама ходили в кафе напротив Школы-студии как на работу, сменяя друг друга на этом посту. В последний и самый важный день экзаменов папа переволновался настолько, что приняв успокоительное, сказал весьма неприятную вещь: «Может, надо было все-таки остаться в Щукинском?» Видимо, не очень-то он в меня тогда верил.
Но я поступила. Наш мастер Дмитрий Владимирович Брусникин на одном из первых занятий подошел и с улыбкой сказал, что помнит, как мама привозила меня маленькую в театр. Скажу, что в Школе-студии никаких привилегий у меня не было и быть не могло. Там всем наплевать, чья ты дочь или чей сын, главное — собственные достижения. Курс был дружным. Занятия начинались на рассвете, а заканчивались за полночь, мы почти не расставались.
В одной из аудиторий на полу лежал огромный гимнастический матрац. Когда выпадали свободные пятнадцать минут или полчаса, мы всем курсом забегали в аудиторию, падали на этот матрац и засыпали. Все двадцать два человека разом. Уставали страшно. Все было посвящено учебе — только о ней и думали. Именно в Школе-студии начала интересоваться книгами, много читать. За это огромное спасибо нашим прекрасным педагогам. Мама приходила на мои дипломные спектакли. Оценивала строго: «Тут хорошо, а здесь надо бы подтянуть, а вот это совсем не получилось». Папина оценка всегда остается стабильной — «молодец».
На первом курсе Константин Юрьевич Богомолов пригласил меня в спектакль «Год, когда я не родился». Приходилось совмещать с учебой, успевать везде. Это было очень непросто, но как-то вырулила. На Константина Юрьевича смотрела открыв рот и впитывала каждое его слово. Во время учебы взяла псевдоним — Авратинская, это девичья фамилия прабабушки по маминой линии. Маме сразу понравилось, а вот папа возмутился:
— Чем это моя фамилия тебя не устроила?
Объяснила:
— Хочу быть не «дочкой «Буржуя», а Дашей Авратинской — сама по себе.
Он надулся и замолчал. А минут через двадцать сказал:
— Ладно, это твое решение, значит, так тому и быть.
Окончив институт в прошлом году, я не служу в конкретной труппе — отправилась в свободное плавание. Дмитрий Владимирович Брусникин создал театр-мастерскую, и я единственная с нашего курса, кто туда не пошел. Нахожусь в поиске, и пока есть возможность, хочу попробовать себя в разных направлениях и жанрах. Сейчас репетирую в мюзикле.
Как-то позвонили из известного журнала:
— Вы хотели бы принять участие в нашем ежегодном бале дебютанток?
Пригласили потому, что дочь известных родителей, — это понятно, но я все равно обрадовалась:
— Конечно хочу!
Каждая девочка мечтает хоть однажды побывать принцессой на балу, и я не исключение. Готовились долго — месяц или больше. Летала в Милан, там мне подбирали наряды для бала. И вот в назначенный день еду в лимузине с затемненными стеклами. На мне роскошная шуба, бриллиантовое колье, платье от-кутюр, и рядом сидит охранник... Такая Золушка на одну ночь. Интересные ощущения, необычные. Папа сопровождал меня и, по-моему, гордился, что у него такая взрослая дочь.
А наутро вернулась к своей привычной жизни, поехала по делам на метро. Ничего страшного в этом не вижу. Люблю ходить пешком, на своих двоих гулять по центру Москвы. И машины у меня нет. Я люблю лошадей. Занималась конным спортом. Не потому что это экстрим или модно. Просто когда рядом живое существо — дышит, прислушивается к тебе, возникает ощущение, будто ты не в городе и вообще не на планете Земля, а в другой галактике. Целый космос! В машине ты такого не почувствуешь.
Мама тоже не экстремал, ей этого хватает на работе. А вот папа раньше ездил на мотоцикле. Но упал, получил серьезную травму ноги и сейчас от него отказался.
— Вы похожи и на маму и на папу одновременно. Интересная внешность помогает в работе или мешает?
— На этот вопрос смогу ответить лет через десять. Я еще в самом начале своего пути.
— Вижу, вы даже шрамы удалять не стали. Они придают вам своеобразие, хотя сейчас многие актрисы движутся в сторону унификации. Порой не отличишь одну от другой.
— Да, эти отметины у меня с раннего детства. Смутно помню их историю. Мы с родителями пришли в гости к моему дедушке, маминому папе. Взрослые болтали за столом, я крутилась рядом. Увидела кошку с котятами и полезла к ним, в свои год и восемь месяцев не понимала, что это может быть опасным. Она кинулась на меня и вцепилась в лицо.
Наказывать кошку не стали. Сама виновата — кто просил лезть? Раны заживали года два, остались глубокие следы. Когда я стала постарше, мы с мамой ходили к косметологам, хотели убрать их хирургическим путем. Врачи сказали, что пока не вырасту, операция невозможна. А со временем я свои шрамы полюбила и отказалась от операции. Это моя особенность, мой шарм. Пусть будут.
— Понятно, что родители вас поддерживают. А советы дают?
Мама в мои дела не вмешивается. Теперь ее любимая фраза «Ты взрослая, сама разбирайся и решай». Это правильно. Я должна совершать ошибки, быть ответственной — чтобы потом не винить родителей в «не так сложившейся» судьбе. А еще мама говорит: «Слава богу, что ты выросла!»
Бабушки Светланы уже нет с нами — она ушла из жизни летом прошлого года. Мы с мамой переживаем беду вместе, выкарабкиваемся как можем. Хотя это и сложно. Папа звонит: «Ира, Даша, держитесь!» Когда два года назад ушел дедушка Валера (до этого не стало бабушки Насти) — это стало для отца ударом. Папа их обоих очень любил. Будучи человеком впечатлительным и в то же время сдержанным внешне, он хранил переживания в себе. Они копились, копились — и вылились в колоссальный стресс.
— О его проблемах много писали. Но всей правды, кажется, никто так и не знает.
— Об отце говорили и писали много откровенной лжи. Злые языки действительно страшнее пистолета. Жизнь и так сложная штука, люди должны добрее и бережнее относиться друг к другу. Иначе не выжить.
Сейчас отец пишет сценарий. Никогда не писал, но вот решил попробовать. Я уверена: папа справится со всеми своими проблемами. Валерий Николаев — талант, настоящий, большой актер. У него есть все, чтобы быть счастливым и успешным.
— А как у вас складываются отношения с женой отца, цирковой артисткой Эльмирой Земсковой?
— Мы знакомы, но совсем немного. Как-то я гуляла по Покровке, навстречу папа с Элей. Так и повстречались. Приятная девушка — вот, пожалуй, и все, что могу сказать.
Но признаюсь честно: для меня все равно семья — это я, мама и папа. Отец, знаю, мечтает, чтобы мы с ним вместе поработали — в театральной постановке или в кино. О чем мечтаю я? Бог его знает. Наверное, больше всего о том, чтобы мама и папа всегда были здоровы и рядом.
Благодарим мебельный салон «Флэт»за помощь в организации съемки.
Подпишись на наш канал в Telegram