Когда меня позвали попробоваться в сериал «Таинственная страсть», я не сразу поняла, в какой масштабный проект могу попасть. Роман Василия Аксенова, по которому написан сценарий, не читала. Срочно купила книгу и, честно говоря, испугалась.
В «Таинственной страсти» мне предстояло сыграть Мирру — жену главного героя Ваксона, прообразом которого является сам Василий Аксенов, историю их брака и разрыва. А мне всего двадцать три, и никакого опыта семейной жизни. Но мой агент Елена Михайловна Брагина, к советам которой я всегда прислушиваюсь, убедила: на пробы надо идти.
Прихожу. На меня тут же надели парик и платье шестидесятых годов — именно те, в которых я позже снималась, нарисовали модные в то время стрелки на глазах, сделали начес — образ был создан от и до. А ведь это должно было быть всего лишь знакомство с режиссером. Обычно приходишь, рассказываешь что-то о себе, часто просто на камеру — и все. Дальше режиссер из этого и других подобных материалов отбирает актера, подходящего на роль по типажу. Поэтому я была приятно удивлена такой подготовкой к пробам. Заволновалась еще больше — поняла, насколько здесь все серьезно. А ведь я не из пугливых и с детства могла выступить, не особенно стесняясь окружающих.
Когда была совсем маленькой, мама вела нулевой класс в школе и брала меня с собой на работу — не с кем было оставить. Высидеть сорок минут ребенку сложно, и она разрешала мне тихонько передвигаться по классу. И вот я, совсем кроха, ходила между рядами и забирала у шестилеток карандаши. Как же они злились! Но молча: ведь идет урок, а противная малявка — дочка учительницы! Вот так происходили мои первые выступления на публике! А маме спасибо за подыгрыш.
Когда подросла, стала заниматься в Детском драматическом театре «Чудо» у Ольги Ширеновой и Алексея Юдина. Там я впервые прошла «кастинг». Однажды тетя Оля (так мы называли Ширенову) привела к нам свою подругу режиссера Елену Невежину, которая ставила спектакли в лучших театрах Москвы — «Сатириконе», «Маяковке», «Табакерке»... Я также узнала, что она была педагогом в Школе-студии МХАТ, а после в ГИТИСе. Невежина посмотрела, как мы работаем, и вдруг спрашивает меня:
— А почему ты хочешь стать актрисой?
— Не знаю, просто хочу...
— Ну, тогда встань на стул и сделай ласточку.
Вокруг сидят ребята, старшие по возрасту. Очень стеснялась. Но нужно было доказать, что настроена я серьезно. Пришлось принять вызов, и я, сжав зубы, влезла на стул и подняла ногу. Все хихикают. Я стою.
— Пой!
— Что петь? Я не умею...
— Да что хочешь! Представь, что ты одна, моешься в душе.
И вот стою как дура в позе ласточки и пою, несмотря на то, что пение мое от зажатости вызвало еще больше смешков и шума. Наконец она говорит:
— Хорошо!
После Невежина сказала тете Оле: «Пока только двоих вижу в театральном — вон тот мальчик и девочка с ласточкой». Вот так после встречи с Еленой Невежиной в Школу-студию МХАТ к Константину Аркадьевичу Райкину я поступила с первого раза сразу после школы. Но вернусь к съемкам.
Кастинг «Таинственной страсти» был довольно волнительным. Режиссер-постановщик Влад Фурман и оператор Кирилл Мошкович оказались прекрасными людьми, но сцена, которую они попросили сыграть, — одна из самых тяжелых и драматичных в фильме. Мирра находит рукопись, над которой работает муж, и понимает, что описывая любовницу героя, он имеет в виду не вымышленный персонаж, а вполне конкретную женщину, ее знакомую. И закатывает Ваксону жуткий скандал. В принципе представить и изобразить сцену ревности для любой профессиональной актрисы — задача несложная. Но у меня в голове не укладывалось, каким образом рукопись может разрушить семью. Написал муж-прозаик откровенно о другой женщине. Зачем из-за этого разводиться-то? Тут вдруг мне говорят, что играть я буду без партнера, потому что уже утвержденный на роль Ваксона Алексей Морозов не смог приехать на пробы из Санкт-Петербурга. Ох, как же это непросто... Честно сказала Владу и Кириллу:
— Не имею четкого представления, как это играть, да еще одной.
Но оказалось, они все продумали заранее. Фурман не только режиссер-постановщик, у него есть в картине и небольшая роль. Говорит:
— Не переживай, я тебе подыграю.
Кирилл берет камеру, Влад входит в кадр и моментально перевоплощается в Ваксона. На первом дубле я немного зажалась, от чего проба получилась жесткая, будто Мирра бессердечно отчитывала мужа и истерила. Зато во втором дубле я сосредоточилась на ошибке и сразу почувствовала, что сцена пошла, стало получаться как-то очень искренне, по-женски честно. Режиссер с оператором повернулись друг к другу довольные:
— У меня было, а у тебя?
— Да, у меня тоже было.
Это значит — все нормально: правильная, вернее, честная эмоция и камера это увидела. В этот момент и сама в себя поверила. Когда меня утвердили и я узнала, что буду сниматься с Чулпан Хаматовой и Филиппом Янковским, Юлией Пересильд, Сергеем Безруковым и Георгием Тараторкиным, была необычайно рада.
Естественно, готовила себя к трудностям: история масштабная, роль сложная. Но съемки начались и я поняла, что здесь, к счастью, будет «по любви». Всегда чувствую, когда попадаю на «свои» проекты — вдруг все удается, появляется уверенность, что тебя любят. Это очень помогает. Во время работы в «Таинственной страсти» если что-то не получалось: не видела рисунка роли, не улавливала конфликта, — все равно было легко! Рядом Фурман и Мошкович — все объяснят, в беде не бросят.
И с партнером повезло. Леша Морозов сразу просек, что мне страшновато — все-таки самая молодая в группе, и взял под крыло, подсказывал, поддерживал. Вообще актерская команда сложилась прекрасная, и все коллеги в какой-то степени помогли мне вырастить роль.
Большинство моих сцен снимали в Питере, в старой квартире. Когда попала туда в первый раз, была под впечатлением: просторные комнаты, высоченные потолки, массивные двери. Хозяева жилья сохранили советскую мебель, кое-какие детали добавили реквизиторы. И получилось настоящее жилище питерской интеллигенции шестидесятых годов.
Бурные выяснения отношений между Миррой и Ваксоном всегда разворачиваются при детях. Спросите, почему говорю во множественном числе — в романе-то у них один ребенок? Но на эту роль утвердили сразу четверых мальчишек, поскольку сын Леша «растет» от эпизода к эпизоду. Да и мне пришлось прожить «полный цикл» семейной жизни — от свадьбы до развода. Теперь могу сказать, что за плечами большой опыт. Что такое брачные узы — я представляла себе смутно. И никогда не ждала ребенка. А я должна была достоверно изображать Мирру еще и в положении. Надели на меня специальную поролоновую накладку. Носить ее было несложно, она нетяжелая. Другое дело, что требовалось постоянно помнить: беременная женщина все делает чуть иначе — ходит, садится, дышит, — все по-другому. Приходилось включать фантазию и вспоминать свои наблюдения.
Самого маленького актера, игравшего моего сына, звали Кирюшей, ему исполнилось три года. На смену Кирюше пришли пятилетний, семилетний и девятилетний мальчики. Съемочный график был выстроен так, что в одной сцене сыну может быть три года, а в следующей — уже девять. Бывали дни, когда все четверо детей снимались по очереди. Внешне они почему-то были совсем не похожи друг на друга, и мы с Лешей Морозовым каждый раз гадали: «Так, а этот-то в кого — в тебя или в меня?»
Кинопроцесс — дело тяжелое. Бесконечные дубли, перестановки камеры и света — а выдавать надо, между прочим, по девять минут готового материала в день. Кажется — пустяк, но на самом деле это очень сложно. И вот на улице уже темнеет, а у нас еще не сняты три дневные сцены! Почти двенадцать часов я нахожусь в кадре. В одном эпизоде у нас все хорошо, роман в разгаре, изображаю радость и счастье. Но тут же — другая сцена, и мне уже надо горевать, рыдать или даже драться. Быстро переключаешь в себе какой-то рычажок, выходишь из одного состояния — впрыгиваешь в другое.
Вот, скажем, недавно я снялась еще в одном дорогом для меня проекте. Такого заряда адреналина, как на съемках «Дуэлянта», не получала никогда. Режиссер Алексей Мизгирев сам придумал и написал драматическую, очень чувственную историю. В картине у меня несколько откровенных сцен, а играть их естественно совсем не просто. Часто в такие моменты даже осветителей просят удалиться со съемочной площадки, актеры остаются с режиссером и оператором. Но только не мы с исполнителем главной роли Петей Федоровым! Страсть бросает наших героев друг к другу в объятия прямо в карете посреди улицы: сексуальную сцену пришлось играть практически у всех на виду. Федоров, видя, что ужасно нервничаю, прошептал: «Смотри только мне в глаза, ни о чем не думай». И мы справились практически с первого дубля.
В нашей профессии на самом деле много сложного. Со стороны-то кажется, даже некоторые мои родственники говорят: актерство — это кривлянье и самолюбование. Так много можно постичь благодаря этой профессии, столько внутренних открытий сделать! Но изначально я сама, поступив к Райкину, пребывала в легком недоумении. До этого для меня образовательный процесс был — парты и учебники. Прихожу в Школу-студию, а парт нет! Как будем учиться, если не на чем писать?! Мне объяснили: тут другому учат — сценическому движению, сценбою, танцу, сценречи и, самое главное, мастерству актера как таковому. И это, конечно, не все — я как человек, окончивший десятый класс с медалью, могу гордиться еще и хорошим гуманитарным образованием, полученным в Школе-студии.
На актерском мастерстве, когда потребовалось показать этюд про животных, меня ожидал первый большой стресс. Ну не понимала я, что такое «изобразить животное». Мы же люди, зачем изображать утку? Ведь странно же, да? У меня ничего не получалось. Константин Аркадьевич страстно объяснял, как улучшить мою неудачную утку или невнятной породы кошку. Сам очень пластичный, гениально показывал нам своеобразие походок гепарда, леопарда, ягуара, пантеры — вроде бы все кошки, а движутся по-разному. Но все же у меня животные не получались категорически. Я еще заболеть умудрилась и когда вернулась в Школу-студию, Константин Аркадьевич мрачно заметил: «Пока ты две недели болела, все уже ушли далеко вперед. Так можно и профессию проспать!» Я поняла, что болеть больше не нужно — надо работать. И показала кабанчика. Сама придумала ему костюм, смастерила пятачок. Показываю, волнуюсь — и вдруг вижу, что мастер покатывается от смеха. В первый раз за полгода Константин Аркадьевич посмеялся над моим этюдом: «Хорошо! Берем в зачетный показ на кафедру!» В общем, нелегко мне дался этот кабанчик, но именно тогда мы с Райкиным, кажется, нашли общий язык...
А как сложно было снять сцену, которую я играла на пробах «Таинственной страсти»! По сюжету Мирра запирается на кухне и пытается сжечь злосчастную рукопись, пока Ваксон выбивает дверь. Он врывается на кухню, начинается драка. Видела эту сцену на озвучании, смотрится гладко. А вот во время съемок... Оказалось, что в квартире уже давно стоит электрическая плита. Что делать? Призвали пиротехников, те привезли агрегат, подсоединили газовый баллон. Мне сказали: «Давай попробуй». Включила конфорку, поднесла горящую спичку и еле успела отскочить — пламя полыхнуло до потолка! Я этой плиты стала бояться... как огня.
Начинаем снимать. Пиротехники подбадривают: не бойся, все будет нормально. А меня потрясывает... К счастью, все обошлось. Лицо не обожгла, да еще и нужный градус истерики героини появился: и слезами обливалась, и кричала, и сработала синхронно с Лешей, ведь поджечь рукопись я должна была ровно в тот момент, как он вломится на кухню.
А через минуту мне уже было не до плиты — по сюжету у нас с Морозовым началась схватка. Мы вообще с ним в той сцене так мощно подрались и накричались друг на друга — прямо есть что вспомнить! Должна признаться: била я Лешу по-настоящему, со всей силы. Он, конечно, старался себя контролировать, все-таки мужской кулак — это не женский. Морозов потом меня все спрашивал: «Ну ты как? Не сильно я тебя?»
Из кухни драка перемещается в коридор. Леша заваливает меня на пол, страницы рукописи кружат вокруг листопадом. Разнимать нас прибегает моя экранная мама — Нелли Попова. А еще в коридор выходят детские ножки, и камера тут же берет их крупным планом. Крик, ор, родители в клубке катаются, а рядом — эти босые ножки. Ребенок смотрит на безобразную сцену и начинает плакать.
Кто-то из зрителей, посмотрев фильм, скажет про Мирру: ну понятно, почему ее бросил муж! Истеричка, не уважала его творчество, не разделяла взглядов. И вообще она Ваксона неправильно любила! А мне, наоборот, было бы приятно, если бы нашлись те, кто задумается: что же он, дурак, не смог ее услышать?! Хотелось найти Мирре оправдание. Как женщина я Мирру прекрасно понимаю. Ее главной задачей была семья, домашний очаг. А когда мужчина парит в облаках творчества, интриг или даже, как ему кажется, влияет на политику, упуская из внимания ситуацию в семье, — что же в этом хорошего?
В сцене драки участвовал наш средний экранный сынок — тот, которому было пять лет. Долго объяснять актерскую задачу мальчику не пришлось: раз сказали поплакать, значит, надо поплакать. А вот с самым маленьким из детишек, Кирюшей, этот номер не срабатывал. Он совсем не горел желанием слезать с родительских ручек и вообще без мамы очень расстраивался и переживал. Малыш ревет, мама пытается его уговаривать: «Кирюшенька, ну пожалуйста, тихо, тихо!» А тот ни в какую! И ей уже неловко перед съемочной группой, но все равно жалко плачущего сыночка. И чувствуя мамину жалость, ребенок заливается слезами еще больше. Заколдованный круг...
Глядя на все это, думала: «Хорошо, что мои родители не водили меня маленькой на съемки». Они оба тогда были далеки от кино. Папа всю жизнь проработал в МЧС в пожарной охране, занимался обеспечением безопасности пожарных систем, выезжал на вызовы. А мама по образованию учительница начальных классов, родила рано, еще студенткой, доучивалась уже со мной на руках. Немного поработала в школе, а потом решила: «Нет, все-таки чужих детей я люблю меньше, чем свою дочку. Надо бы сменить сферу деятельности». Сначала была секретарем в продюсерском центре, позже выросла до заместителя директора в кинокомпании РВС, теперь работает в рекламном агентстве. Мама — мой крепкий советчик в вопросах профессии. Горжусь, что нам есть что друг другу подсказать, развиваемся параллельно.
Но вернемся к Кирюше. Проблема заключалась в том, что перепады настроения малыша категорически не совпадали с графиком съемки: он, например, хотел плакать и капризничать — а по сценарию должен тихо-мирно спать. Когда же, наоборот, у Кирюши закрывались глазки, в кадре ему надо было громко реветь. Переломить эту драму несвоевременности, как-то договориться с Кирюшей просто не представлялось возможным. Честно признаюсь, иногда мне это даже на руку было. Думала: о-хо-хо, пока они малыша успокоят, я хоть чуть-чуть отдохну, дух переведу. Одиннадцатый час уже работаем...
В общем, наплачется наш «сынок», тут и время обеда подошло. Потом по плану — сюрприз! — сцена, где он должен хныкать и капризничать. А Кирюша уже поел, сидит сонный, довольный. Как неваляшка, только наоборот: его сажаешь, а он — бац — и падает! Я беру Кирюшу на руки, а мальчик не такой уж и легкий, особенно на десятом по счету дубле. Побаиваюсь, что могу уронить. Выбегаю, у меня текст: «Тише! Тише, Лешенька!» Начинаю по сюжету успокаивать малыша, а мой Кирюша и без того предательски сопит! В этот момент сама себе кажусь смешной: укачиваю ребенка, который дрыхнет! Перед каждым дублем, пока его мама отвернется, пыталась Кирюшу тормошить. Он вроде бы встрепенется: «У-у-у...», а в кадре опять проваливается в сладкий сон. На монтаже Влад вырезал все эти нестыковки — когда у спящего мальчика вдруг бессильно падает ручка или глазки закрываются...
В Москве несколько дней снимали сцену модного показа на ВДНХ в парке, в павильонах. Засматривалась на моделей, одетых в платья того времени. Другая, далекая эпоха, и я — в машине времени. Не так часто нахожусь в кадре с Чулпан Хаматовой (Нэлка Аххо — Белла Ахмадулина) или Филиппом Янковским (Ян Тушинский — Евгений Евтушенко). Наслаждалась, когда работала вместе с ними на площадке. По сюжету Ваксон в ходе модного показа выходил и на его место подсаживался Влад Вертикалов (Высоцкий), которого играл Сергей Безруков. Они с Чулпан начинали через меня переговариваться. С Безруковым мне раньше сниматься не приходилось. Сижу в кадре, кручу головой то в одну, то в другую сторону. Между такими людьми даже молча посидеть приятно! Позже посмотрела сцены на озвучании — красиво получилось, и это заслуга оператора. Можно иметь замечательную фактуру, но выставят свет неправильно — и все, сказке конец. А Мошкович снял так, что у всех удивительные лица. Чистые, свежие...
Летом снимали в Феодосии, Ялте и окрестностях. Впервые была в Крыму. Там чудесно! Солнце, море, горы!.. Меня поселили в гостиницу под Феодосией, колоритную, постсоветскую. Сложных сцен в крымском блоке не было, я в основном дефилировала по пляжу в красивых купальниках, мило улыбалась и поправляла шляпку. Сюжет сосредоточился на разборках между писателями и поэтами. Я проводила на жаре часа три, а Чулпан, Филипп и другие актеры плавились под солнцем в течение всего съемочного дня. Если у меня выдавалось свободное время, ходила смотреть, как они работают. И вот идешь по скалистому берегу до площадки минут пятнадцать по камням, вверх-вниз, вверх-вниз. Жара немыслимая! А коллеги серьезные сцены играют загримированные, в париках. Представляю, как им было тяжело. Но в кадре останутся только легкость и свобода.
По вечерам собирались в ресторане, Чулпан или Филипп всегда всех зазывали. Было здорово. Сидишь в белоснежном замке, стол полон свежих морепродуктов (я, правда, их не ем, но остальные были счастливы), крымское вино... Уютные, теплые разговоры. Филипп способен распространять свое обаяние на всех без исключения. Он удивительный, яркий! Чулпан — человек более спокойный. На гриме мы болтали про новые постановки в Театре Наций: что нового она там играет или на что советует сходить. Это факт — мужчина и женщина общаются на волне обаяния. А у женщины с женщиной, тем более если они обе актрисы, лучше получается профессиональный диалог.
Надеюсь, у сериала окажется счастливая судьба. Проблемы, с которыми сталкивались шестидесятники, будут понятны зрителю. По крайней мере, мы для этого очень постарались. Про себя скажу: разрыв между нашими поколениями огромный. У меня даже с родителями это чувствуется, а тут вообще история про бабушек и дедушек. К слову, со своей бабушкой Надеждой Александровной я очень близка. Можно сказать — я не дочка родителей, а бабушкина внучка. Она родилась в годы Великой Отечественной, детство пришлось на голодное послевоенное время. Жизненных трудностей хватало. Но бабушка очень гордая и нам с сестрой внушила: всегда нужно держать себя строго, в любых ситуациях. И еще несмотря на невзгоды ей удалось сохранить свой мощный позитив. Я личность рефлексирующая, неприятности могут выбить меня из колеи.
А у бабушки все по-другому. Рассказываешь ей, какие в школе проблемы, и с мальчиками тоже, а она отвечает: «Пустяки» — и лихо, играючи дает советы, как все решить. У бабушки совсем другая энергетика, именно это отличает шестидесятников. Вроде и одежда была проще, а им это не мешало замечать яркость таланта, страстно любить. Был в этом поколении какой-то кураж, они жили на полную катушку.
Мне кажется, «Таинственная страсть» — очень своевременный фильм. С появлением в нашей жизни гаджетов мы все больше замыкаемся в себе. Тут недавно сидели с подружками и расстроились по поводу того, сколько тратим времени на переписку в Интернете, эсэмэски, звоним только для того, чтобы коротко поговорить, торопимся бежать куда-то дальше. Редко получается встретиться, погулять. А у шестидесятников жизнь проходила в общении друг с другом, они чувствовали момент. Может, именно поэтому у художников той эпохи получались шедевры? Их рождала та самая таинственная страсть к жизни, которая, увы, все больше уходит из нашего времени.
Благодарим шоу-рум мебели ENGLISH INTERIORSза помощь в организации съемки.
Подпишись на наш канал в Telegram