Эстонского варианта русской поговорки «Бьет — значит любит» нет, а сами драчуны есть. В целом же мужчины, распускающие руки, везде одинаковы — обязательно все перевернут так, будто ты сама его спровоцировала и во всем виновата.
— Не знаю, как ответить на вопрос, о каком избраннике мечтала... Наверное, я странный человек, но совершенно не помню, чтобы вообще о чем-то мечтала. Кажется, и некогда было просто — все время занималась. Сначала общеобразовательная школа с единственным в неделю выходным, в понедельник после школы бежала на фортепиано, во вторник — на сольфеджио, в среду — снова фортепиано, потом начала играть в настольный теннис, а это еще два дня в неделю. Я постоянно куда-то спешила и что-то делала. Появился школьный ансамбль, выступали. После девятого класса подрабатывала в ЗАГСе — играла Мендельсона каждые пятницу-субботу.
Подрядилась за скромный гонорар в один рубль за регистрацию. Однажды был день свадебного бума — сочетаться браком решили целых пятнадцать пар. «Мама, мама! — закричала с порога. — Я заработала целых пятнадцать рублей!» (В те времена зарплата в сто двадцать рублей в месяц считалась очень хорошей.) Мои родители — люди простые, мама работала в кожгалантерейном магазине, а отец водителем на автобазе. Конечно, таких денег за день они отродясь не видели. И мама даже строго спросила, честный ли это заработок. Она вообще довольно долго не верила, что музыкой можно зарабатывать. Наверное до тех пор, пока не увидела на моем концерте полный зал. Но даже тогда помню мамино удивление: «И что, все эти люди пришли послушать, как ты поешь?»
В Эстонии живет довольно музыкальный народ, и то, что кто-то поет, — не из ряда вон явление. Родители мои пели в хоре. Прадед был дирижером. Папа играл на аккордеоне. Я пела, сколько себя помню. Мои первые вокальные опыты осуществлялись в туалете. Многие в душе поют, а я именно в туалете — очень мне нравилась там акустика. Родители посмеивались, конечно, но ничего, не одергивали. Тут я с ними совершенно солидарна: если душа просит песни — надо петь!
Нас с братом отдали в музыкальную школу по классу фортепиано. Потом была школьная самодеятельность, Мати играл в ансамбле, и меня туда взяли сначала на клавишные, потом как вокалистку. В институте снова пела в ансамбле, а после сразу были конкурс и филармония. В общем, и обдумать толком ничего не успевала, не то что помечтать на тему: что было бы, если... И мне нравился такой темп жизни! Впоследствии я ведь не мечтала о том, что построю дом. Я его просто построила. Это нормальное проявление эстонского характера.
Жаль немного только одного — что у нас с Бенно нет общего ребенка. Как-то не собрались. Жизнь кипела. Дети были — моя дочь, его дочь... Сначала девочки маленькие, потом — карьера, карьера.
Впрочем, по большому счету не стану Бога гневить: все, что произошло со мной за эти годы, — было очень неплохо! Несмотря на то, что дров я по молодости наломала ничуть не меньше других.
После школы, поскольку музыка музыкой, а профессию надо иметь, я поступила в Таллинский политехнический институт на экономический факультет. Математику любила всегда, с удовольствием и по собственной инициативе решала разные задачки по усложненной программе для одаренных детей, участвовала в школьных олимпиадах, головоломки любила, кроссворды... Девочка из моей школы, подруга, училась в Таллинском политехническом институте, очень его хвалила, и я отправилась туда же.
На нашем факультете готовили руководящие кадры. Так что был шанс стать руководителем! Первые курсы училась хорошо, потом с трудом, потому что все больше пела. Диплом писала беременной, тему как сейчас помню: «Как усовершенствовать делопроизводство в Министерстве сельского хозяйства Эстонии». Ходила по Минсельхозу с животом и умным видом. Четверку поставили. К тому моменту я уже выскочила замуж за молодого, красивого и очень талантливого.
Сейчас смешно даже и вспоминать, но раньше по теме заключения брака «такса» была — двадцать два года. Считалось, что ту, кто не успеет надеть кольцо на безымянный палец до этого возраста, неизбежно ждет унылое существование старой девы. И еще студентки очень боялись, что если до распределения не успеют найти жениха, то могут отправить в маленький город или деревню — а там одни трактористы! Очень все этого, помню, боялись и старались во время учебы найти себе такого же студента. Конечно, это не было решающим фактором, однако и такие разговоры шли.
— Яак Вески был первой любовью?
— Нет, первая любовь меня настигла еще в школе, классе в девятом. Он был ниже меня ростом и очень влюблен. Спелись на почве школьного ансамбля. Была ли влюблена я, точно уже не помню. Хотя, наверное, была. Мы однажды гуляли, и одна женщина из окна громко сказала: «Что же она с таким маленьким ходит?!» А я до того момента и внимания не обращала на то, что он действительно гораздо ниже ростом! Тот парень был единственным в моей жизни, кто пел мне серенады под окном. Один раз, под аккомпанемент собственной гитары, но было ведь!
Закончилось все внезапно по банальной причине: ветреная юная особа, то есть я, увлеклась басистом того же школьного ансамбля. Басисты — это же круче, они гораздо брутальнее! Конечно, бегала на свидания. Родители требовали отчета: где была? С кем? Что правильно, ведь в таком возрасте девицы часто думают: «Как же мама с папой не понимают, что я еще и получше их все понимаю?» Впрочем, я слишком рациональный человек, чтобы, как пишут в романах, в омут с головой. Пункт последний, к счастью, всегда оставался на плечах.
А с первым мужем мы познакомились в институте на каком-то студенческом празднике. Заметили друг друга. Он длинный такой, сразу в глаза бросился. Мелким только мой первый ухажер был, потом мне нравились мальчики повыше. Идеальный рост для мужчины, как мне кажется, чтобы женщина стояла по плечо, а лучше и еще ниже. В общем, высокий нужен был, подтянутый, других я и не видела, да и сейчас не вижу. И Яак Вески таким был. К тому же оказалось: оба мы из центральной части Эстонии, земляки. Еще он был поэтом. Кстати, все мои ранние песни, которые в Эстонии любят до сих пор, — его сочинения. И вот чем-то заманил он меня в ловушку!
Свадьба наша была веселой студенческой, гости молодыми и шумными. Мама накрыла столы в саду, на мне было очень красивое бежевое платье, сшитое по журналу Burda. В общем, все сложилось, чтобы жить долго и счастливо. Однако не срослось. Про первый свой брак могу сказать только одну, но очень неприятную вещь: люди не меняются. Когда он ударил меня в первый раз, я должна была понять, что так будет вечно. Но обычно мы умны задним числом...
Все случилось еще до свадьбы, на одном институтском мероприятии. Был бал, мы пошли на него с Яаком вместе, потому что и влюблены были, и день свадьбы уже намечен, чуть ли не свадебное платье готово. Правда, серьезные отношения были, так что мои патриархальные родители даже позволяли оставлять его ночевать. И вот вечеринка, и мой дорогой жених пригласил потанцевать другую девушку! И танцует себе, и танцует! Как же так? Я вспыхнула как пионерка и зачем-то подошла к ним с целью прервать эти откровенные танцы да поинтересоваться: что же все это значит? Яак предложил мне выйти и не устраивать публичных сцен.
«Это моя старая подружка. А что тут такого? Почему ты тут при всех скандалишь?!» — объяснил все мой парень и влепил мне так, что я упала. Побрела с бала домой одна... Вот тогда надо было, конечно, задуматься. Но... Конечно, он побежал меня догонять и, как всегда бывает в таких случаях, говорил о большой любви ко мне и о том, как я все неправильно поняла. Оказывается, старая подружка — любовь прошлая, еще со школы, и совершенно теперь неактуальна! Эстонского варианта русской поговорки «Бьет — значит любит» нет, а сами драчуны есть.
В целом же мужчины, распускающие руки, везде одинаковы — обязательно все перевернут так, будто ты сама его спровоцировала и во всем виновата. Такой тип людей. Если не умеешь по-другому объясниться, легче, конечно, ударить. И безусловно, надо было отменять ту свадьбу. Но как? Мама с папой ждут бракосочетания. Все знают. Стыдно было рассказать родителям, да и он просил прощения, говорил, что вспылил, но больше никогда-никогда...
Студентам, из которых еще непонятно кто и получится, жениться не надо, наверное, вообще. Редко ведь кто остается вместе. Ты не знаешь, как повернется жизнь, на что будет потрачена большая часть времени. После института меня отправили работать (было же обязательное трудоустройство) на табачную фабрику «Лээк», которая почему-то относилась к пищевой промышленности. От труда в никотиновой сфере спасла филармония, они как-то вытащили меня к себе. Я все больше и больше пела, что, конечно, редкому мужчине может понравиться. Я в постоянных поездках, а Яак один дома, у меня концерты, а ему суп не сварили, плюс ревность стала появляться. Такое, знаете, мужское: где была и почему во столько пришла? Снова никакой оригинальности.
Впрочем, одно но все же было. Песни, до исполнения которых я была мало кому известной певицей (одной из филармонии), написал мой первый муж. У нас в то время был популярен ансамбль «Витамин». И когда ребята подыскивали солистку, Яак сам предложил: «Попробуйте мою Анне». Произнося это, муж, наверное, надеялся, что я, по крайней мере, не буду выезжать за пределы Эстонии, а она не очень-то и большая... Но как-то так вышло, что первые же наши хиты на его слова здорово расширили гастрольную географию. Меня еще меньше стало дома... Получилось, что он сам себе здорово испортил жизнь.
Мне нравилось быть на сцене, я начала чувствовать вкус к выступлениям и, что греха таить, тренировала свое женское обаяние. В Эстонии популярны летние концертные площадки, мы часто на таких выступали. И вот представьте: стою в жутко модных тогда шортах, голубой вязанной крючком кофточке собственного производства, я — высоко, а они все пониже. И мне нравилось, что мужчины на меня смотрят, восхищаются, а я такая вся недоступная артистка!
Дело в том, что я как-то не испытывала раньше к себе повышенного внимания противоположного пола. Никакие мальчики за мной косяками не ходили. Уже потом многие говорили, что пытались приударить, но я не обращала внимания. Может, и так, но как-то совершенно не запомнилось.
— Анне, а вы всегда были такой рукодельницей? Это из желания следовать моде или из-за невозможности приобретать интересные вещи в СССР?
— И так и так. Вообще, я всегда неплохо вязала и крючком, и на спицах. И одеваться люблю стильно, оригинально, из-за чего много всякого происходило. Историю смешную вспомнила. Впервые в Москву я приехала, когда еще в институте училась, и не думала, что столица может оказаться такой пуританской. Конечно, в СССР девушки все были скромные, но... Просто было лето и очень жарко. Собралась в кинотеатр «Космос» уже и не помню, на какой фильм. Надела легкие штаны и майку с кружевами. Купила билет, а контролерша не пропускает, и все тут! Дескать, я неприлично одета. Не стала спорить и уже отходя услышала, как она говорит коллеге: «А у меня гляди чего! Это ж надо так в кино вырядиться! Скоро голые ходить начнут!» Случай этот на всю жизнь запомнила!
Я не стремилась стать самой сексуальной и не строила планы, чтобы изменить мужу. Мне нравилось быть яркой и недоступной! А вот Яак Вески начал погуливать и кроме того выпивал... Дома продолжались упреки в мой адрес, ссоры, и я даже подала заявление на развод, но муж уговорил забрать его. Потом думала: если бы мы были старше, все же дочка общая росла, может, оно и по-другому сложилось бы. А возможно, это все иллюзия.
Тогда я не очень понимала размах его таланта, капала на мозги — это делай, то... Мне кажется, Яак Вески из породы непризнанных гениев. Не нашел себя или, наоборот, на каком-то этапе потерял... Но пока я пою, он ведь тоже есть! И сейчас, перепевая давно знакомые слова, понимаю, насколько от души шли те его строчки. Да и неслучайно они стали популярными — разве бездарная вещь может кому-то полюбиться? Так что я благодарна первому мужу за прекрасную дочь, профессиональный старт и за то, что сейчас называют «золотым запасом Вески в Эстонии».
Закончились наши отношения банально. Мы жили в своем доме. Однажды, предчувствуя появление пьяного мужа, а подшофе он был невыносим, я заперлась в спальне на втором этаже. Ожидания мои оправдались: Яак явился очень нетрезвым, недобрым и ему совсем не понравилась запертая дверь. Сначала он колотил в нее руками и ногами, требовал открыть. Получив отказ, принес топор и стал ее рубить. Когда лезвие топора показалось с моей стороны, я поняла, что времени у меня немного, и через балконную дверь выскочила на крышу. Орала оттуда как сумасшедшая на весь квартал: «Помогите мне! Кто-нибудь, помогите!» Мужа мои крики, как ни парадоксально, успокоили, он прекратил разгром. Милицию не вызывала, но это стало переломным моментом. Дальше так продолжаться не могло. Сработало чувство самосохранения. Если мужчина поднимает на тебя руку, что случалось периодически, — это обидно, больно, но если он взялся за топор — это уже совсем другой коленкор. По-всякому ведь закончиться может.
Перебор со спиртным часто становится спусковым крючком. И если зависимость есть, остальное тоже всегда будет. Сколько пар распалось из-за того, что кто-то не мог лимитировать алкоголь? Миллионы!
— А как же вы встретили своего второго мужа Бенно Бельчикова?
— Не могу сказать, что смотрела налево, но... С Яаком мы разъехались, однако продолжали оставаться в браке. А я помимо того, что пела в ансамбле, выступала еще в варьете «Олимпия». И вот как-то заметила, что один парень очень нагло на меня посматривает. Был конкурс официантов, на котором мы работали «китайскую халтуру», — это значит бесплатно для своих же сотрудников пели. Уставившийся на меня нахал был главным администратором варьете и присутствовал на вечере тоже по работе. И вот — смотрит! А я думаю: «Какое он имеет право так бесцеремонно меня разглядывать?! Я же звезда!» И смотрю тоже прямо, не отводя взгляда. После нашего выступления подослал ко мне друга.
— Не составите ли нам компанию вечер продолжить? — спрашивает тот.
— Не могу! — сказала я. — У меня маленький ребенок, и я должна идти домой!
Вскоре подошел сам Бенно уговаривать без посредников и, представьте себе, уболтал. Пошли мы гулять в другое варьете.
Меня размах, конечно, поразил, потому что в советское время надо было иметь о-го-го какие связи или деньги, чтобы попасть в хороший ресторан и тем более — в варьете. Потом я узнала, что там просто работал брат Бенно — вот и все его влиятельные ниточки. А наш первый вечер не забуду никогда, потому что в том варьете была очень странная иллюминация. Я надела красивое вязаное платье, а под него розовую комбинацию. Помните, была в ходу такая странная часть женского гардероба? Когда светили обычные лампы, я выглядела как человек, как только свет тушили и включали иллюминацию, было ощущение, что платья на мне нет вообще. Будто в одной комбинашке сижу! Кошмар! Хотела удрать потихоньку, пока не приняли за неприличную женщину, но от Бенно еще надо постараться избавиться! Такой напористый ухажер оказался. И наглый к тому же! Впоследствии выяснилось, что он в разводе, но живет с девушкой, и она танцует в том самом варьете, в которое он меня привел. Ну как вам это понравится?! Забегая вперед, скажу, что вскоре она выехала из его квартиры и в нее въехала я.
А еще в наш первый вечер мы с Бенно поссорились. Он с кем-то танцевал, у меня тут же в голове: «Какой бабник!» Я вообще ревнивая. Да и пунктик уже, как говорят, на бабниках имелся. В общем, его брат посадил меня в такси и я умчалась с мыслями, что видеть его больше не хочу. Смешно, но мы с Бенно, несмотря на то что работали в одном варьете, как-то и не сталкивались толком. Дело в том, что я обычно заходила с артистического входа, а он спускался с главного. До того вечера я, кажется, только однажды его и видела: зашла в столовую поесть и вот идет мимо — высокий, в кожаном пальто, темные волосы, одни усы чего стоили! В общем, отметила. А у Бенно что-то екнуло, видно, только в момент того нашего выступления.
Когда на следующий день пришла на работу, рассчитывала, что новый знакомый найдет меня, подойдет, извинится за то, что наш совместный вечер закончился как-то не очень. Но никто меня не искал. Я пробовала заходить и со служебного входа, и с главного... Но Бенно как в воду канул! В конце концов не выдержала и спросила у кого-то, куда он подевался-то? Оказалось, заболел и целую неделю сидел дома. В один день захожу с главного входа и — он! И конечно, извинился, мы поговорили, посидели. А тогда музыкальный фильм «Снежные напевы» с моим участием показывали часто. И Бенно рассказал, как, лежа с простудой, все мною любовался и в конце концов влюбился окончательно. Мне нужно было домой, и я спросила: «Не подвезешь на своем красном жигуленке?» Красный жигуленок — супермашина же! И он повез. Историю дальше я совершенно не запомнила, а Бенно запомнил так: вроде как я предложила ему зайти выпить чаю. А он вроде как сказал: «Нет! Я должен уйти домой!» В общем, никто из нас сразу не сдавался!
Первое настоящее свидание происходило у Кейла-Йоа — это водопад километрах в двадцати от Таллина, куда мы добирались на все том же красном автомобиле. На Бенно была красная кофта с пуговицами, а он еще и парочку сверху нарочно расстегнул, в общем — впечатлял девушку. Оттуда я вернулась домой другим человеком. Несмотря на то что мы с Яаком жили отдельными друг от друга жизнями, совесть моя была неспокойна и на сердце тяжело.
Так я во второй раз подала на развод, потому что был повод. Муж переживал сильно. Как бы ни сложилось между нами, отцом он был хорошим. Родители его — вообще прекрасные люди, которые Керли обожали и помогали нам всегда. Просто так уж вышло.
Во второй раз Вески женился снова на певице, у них родился сын. Но места своего в мире Яак, как мне кажется, все же не нашел... Умер он ужасно рано — в тридцать семь лет. Печень не выдержала нагрузок, а с годами ей, увы, доставалось все больше и больше. Думаю, нас с Яаком связывала именно общая любовь к искусству, но мы были слишком молоды и глупы, чтобы это понять тогда.
— Первый муж — общая любовь к музыке, а второй сразу стал классическим вариантом любви мужчины и женщины?
— В мае мы с Бенно начали встречаться, а в июле я уже за него вышла. Искала надежную опору, он старше на девять лет и казался именно таким, какого хотелось. Как выяснилось, не прогадала. Он — моя опора до сих пор.
Мама, конечно, недоумевала, как можно через месяц после знакомства выйти замуж. Впрочем, сильно в мою жизнь старалась не вмешиваться, сказала только: «Смотри во второй раз не ошибись».
Как Бенно делал мне предложение руки и сердца, не помню. Он утверждает, что его делала я. И ладно. Помню только, что на тот момент я прекрасно знала, что известна в Эстонии как певица. И оба мы, опасаясь столпотворения у столичного Дворца бракосочетания, расписываться решили в Пярну. Подали там заявление. Женщине-регистратору даже взятку дали, чтобы никому не сказала, когда расписываться будем. Хотелось по-тихому. Оба разведенные, оба с дочками... К чему помпезность, платье и все такое? Мы уже выяснили, что свадьба и фата — вовсе не залог вечной любви и счастья. В Пярну есть чудесный ресторан при отеле, и мы решили, что снимем номер, вдвоем отпразднуем и там же останемся. Ну что сказать? Пришли к ЗАГСу — толпа народа! Фотографируют... Люди разные, конечно, но какие-то точно пришли ради нас — проговорились работники ЗАГСа. Отправились в ресторан, который оказался закрыт для посещений, потому что приехала какая-то делегация из Японии. «Знаем, что была бронь, но у нас форс-мажор», — говорят. Раньше ведь к интуристам было такое отношение, будто с Луны десант к нам пообедать прилетел, все старались не ударить в грязь лицом, а свои поедят где-нибудь еще — не рассыплются.
Поехали обратно в Таллин, пошли в наш ресторан «Олимпия», взяли еду навынос и отправились к моему брату. А он тогда жил с одной эстонской певицей. «У Бенно день рождения, — соврала я, — давайте накроем столик и будем вчетвером гулять». Перед тем как сесть за стол, мы все-таки объявили, что нас можно поздравить, мы сегодня поженились! Лица у обоих вытянулись, я вам скажу... Особенно у певицы — она немного переживала, что Мати не торопится оформлять отношения. Вечер вышел так себе. Это и было нашей свадьбой.
Потом я переехала в квартиру Бенно, затем мы построили дом, и вот тридцать четыре года уже живем. Кошмар! Так долго с одним мужем жить нельзя! Хотя если серьезно, мы оба не подарки. Он вспыльчивый, но все, что связано с семьей, у Бенно на первом месте. Почти сразу после свадьбы он бросил работу в «Олимпии» и устроился в филармонию, а потом и вовсе занялся моими делами: проектом Анне Вески.
В годы пиковой популярности и работы, кажется, мы даже не поругались ни разу — некогда было! Приходилось все время ездить, петь, наслаждаться тем, что дано. Послать друг друга крепким словцом вполне могли, но развестись не хотелось ни разу. Надо у Бенно спросить: может, он хотел?
— А где все это время была Керли?
— Керли жила у моей мамы. Абсолютно как в песне: «Я у бабушки живу, я у дедушки живу, папа с мамой ходят в гости к нам». Мама имела глупость однажды сказать: «Если ты будешь петь, я, конечно, стану тебе помогать», — и я это запомнила. А куда деваться? Если гастроли иногда по месяцу длились и не было таких возможностей, как сейчас, — брать няню ребенку и ездить всем вместе по миру. Спасибо, летом филармония давала возможность возить детей с собой в Сочи, Евпаторию и так далее. Все и возили. И на новогодние каникулы можно было брать их с собой... Помню, в одни такие мы дали пятьдесят пять концертов за десять дней. Как умудрялись, сейчас уже сама не понимаю. Первые были как елки, то есть утренники, а послеобеденные — полноценные сольные концерты. Зато дети были счастливы. С утра до вечера — сплошной Дед Мороз!
А потом началась школа — какие уж тут поездки? Керли — обычный артистический ребенок. И у меня не было никаких угрызений совести по этому поводу. Наоборот, считала: если мама воспитала такую красивую и хорошую, как я, и Керли воспитает не хуже! Совершенно не думала, что ребенку может не хватать именно мамы, а не бабушки, потому что сама на тот момент была ребенком — двадцать один год всего! Все-таки лучше детей рожать позже. В тридцать пять, наверное, можно наслаждаться от ежечасных занятий, общения с малышом. А в двадцать ты все время куда-то бежишь, торопишься, зато дети вырастают быстро. Если честно, не знаю, как и лучше. У меня получилось так.
Тем не менее Керли выросла замечательной. Никаких проблем, кроме стандартных, у меня с дочерью не было. Конечно, упиралась: «Почему я должна делать как говорит Бенно, если он мне не отец?» Тем более что с папой, бабушкой и дедушкой с другой стороны общение всегда присутствовало. А попробуй слушаться и там и там, особенно если характер есть! После восьмого класса дочь отправилась учиться на другой конец Эстонии в школу со шведским языком. В шестнадцать лет у Керли началась совершенно самостоятельная жизнь. Возможно, это обычное самоутверждение, а может, действительно меня не хватало. Она стала дипломатом, и, думаю, все не случайно. Поездила сама из страны в страну и однажды мне говорит: «Вот теперь я тебя понимаю. Как это все сложно». Впрочем, у дипломатов дети обычно с родителями.
Говорят, внуков любят больше, наверное потому, что просто видят чаще. Хотя мои — Керли подарила мне двух чудесных мальчишек Доминика и Фредерика — три года жили в Финляндии. Но дочь действительно выросла, и я не заметила как. С внуками, по крайней мере, шансы поучаствовать в их жизни есть. Посмотрим, насколько часто я им буду нужна. Одному четыре, другому скоро семь, иногда мне кажется, что у нас с Бенно мальчики отдыхают от воспитания. Я все еще гастролирую, как видите, но безумная концертная деятельность, конечно, осталась в молодости.
— Вы дружили с кем-то из артистов-прибалтов? Вообще было как-то принято держаться своих в большом СССР?
— Нет. С Яаком Йоалой, несмотря на то что Эстония очень невелика, пути пересеклись всего однажды, в начале моей карьеры. Мы ехали в Питер, и у меня совсем не было русского репертуара. Он познакомил с Ильей Резником и Валерием Севастьяновым, которые написали для меня прекрасные песни. За что я, конечно, Яаку Йоале была очень благодарна. Вот и все пересечения. И еще один раз в филармонии его директор и мой муж разговорились о перспективах в России.
— Ну как там? — спросил мой.
— Ой, там уже все места заняты! Даже не думай! Там это почти невозможно, — ответил тот.
Это я запомнила, как и то, что все возможно, если это твоя судьба.
Потому что у меня потом был музыкальный фильм с песней «Позади крутой поворот», которая сделала меня популярной по всему Советскому Союзу. Следом послали на Фестиваль эстрадной песни в Сопот, после которого наступила слава международная — все-таки две первые премии. Признали меня, значит, певицей на советской эстраде. Тогда было модно, чтобы отовсюду народ приезжал — Роза Рымбаева из Казахстана, София Ротару — из Молдавии и Украины... Национальные кадры поощряли. Ставка моя была чуть меньше Аллы Пугачевой. Но деньги вовсе не были главным в «советском периоде работы». На самом деле самые веселые и интересные мои гастроли были во времена Советского Союза — вот что главное! Никогда ни до ни после у нас не было такого количества приключений. И экономических в том числе.
Один смешной случай произошел на гастролях в Польше, как раз после моей победы на фестивале в Сопоте. Это было время после «Солидарности»: прилавки опустели, что способствовало развитию предпринимательского духа в артистической среде. Можно было провернуть сделку и получить хорошую прибавку к суточным — других-то денег у артиста за границей не было. Мы всю аппаратуру перевозили за собой в трейлере. И вот приехали в какой-то город, выступать надо на стадионе, установили все звуковые агрегаты, настраиваем аппаратуру — а звука нет! Что за ерунда? До концерта всего чуть-чуть осталось, а у нас проблемы. Звукорежиссер наш холодным потом покрылся, то одно открутить попробует, то другое. Не работает, и все тут! Невозможно выступать! Как ему пришло в голову открыть динамики, не знаю. Но все наши звуковые колонки оказались забиты копченой колбасой! Один член коллектива решил совместить два бизнеса за одну поездку. Я эту контрабандную колбасу ему еще долго вспоминала! Бедно жили, но все-таки весело.
— И потом Союз рухнул...
— Да... Только до этого к колбасным разногласиям добавились еще и политические. Каждые весну — осень мы ездили на гастроли по разным странам, что в советское время было чудом отдельным. Попасть в Таиланд, Вьетнам, Лаос или даже на Мадагаскар с концертами — мечта советского артиста. Чтобы поехать отдохнуть — и речи не шло, поэтому хотя бы поработать, одним глазком глянуть, сменить обстановку. Однажды, году в 1987, были на Маврикии. Собираемся уезжать, а музыканта одного нет! После Маврикия у нас по плану Мадагаскар, и автобус уже ждет, самолет же вообще ждать не может!.. Что делать? Все обыскали, но так и улетели. Уже на Мадагаскаре нам сообщили, что музыкант мой отправился на Маврикии в американское посольство просить политического убежища. Кошмар! Скандал! Неприятности у Госконцерта, наши гастроли, конечно же, прервутся...
Что делать? Мой мудрый муж предлагает советскому послу на Мадагаскаре связаться с коллегой на Маврикии и отправить обратно меня, чтобы пообщаться с нашим «отщепенцем». Есть же что-то вроде последнего разговора, когда человек, собравшийся покинуть страну, должен отречься от гражданства СССР, а страшнее для советского человека, кажется, ничего не было. И вот на эту встречу, где секретарь должен составлять официальный протокол, решено было отправить и меня тоже. Села в самолет и примчалась обратно на Маврикий — ничего ведь не боялась, даже летать одна по африканским странам! Встретил меня наш посол, господин Кириченко кажется, очень хороший человек, кстати. Поехали мы в американское посольство. Нас проводили в какую-то комнату, там стоял американский посол — огромный темнокожий мужчина с суровым выражением лица, а рядом наш хиленький музыкант, который на фоне посла совсем потерялся. И в руках у него, только не смейтесь, учебник английского языка для девятого класса. Я узнала эту книжку, потому что у меня дома до сих пор есть такая же!
Посол Кириченко объяснил мое присутствие тем, что музыкант, желающий эмигрировать, плохо знает английский, а русский еще хуже и, мол, вот она переведет. А мне поставили задачу как бы между прочим «вкрутить» фразу: «Вернись обратно, ничего тебе никто не сделает». Американец ему, значит, говорит, а я перевожу:
— Вы отдаете себе отчет в том, что если сейчас останетесь на территории посольства США, не сможете вернуться в СССР... — и вкручиваю: — Вернись, дурак, тебе ничего не будет!
— Нет, — злится музыкант, — я так долго ждал этого момента!
Темнокожий посол смотрит на меня подозрительно:
— Вы точно переводите?
В общем, я поняла: вкручивай — не вкручивай, а отговорить нашего не получится. Но, по крайней мере, попыталась. Выходим, местные нас фотографируют. Маврикийские журналисты вообще не понимали, зачем надо откуда-то удирать, если можно просто поехать. Объясни им поди. Так мы стали вторым ярким событием, связанным с русскими, которое произошло на острове Маврикий. Первым был русский моряк, который хорошенько погулял и в силу этого не мог вспомнить, в какую сторону идти к своему кораблю. Пошел в противоположную. Только на второй или третий день его, бредущего вдоль береговой линии, обнаружили и вернули на судно.
А потом мы вернулись в Москву и в ужасе размышляли, что же теперь будет. Объяснительных я написала пачку: в филармонии в Таллине, в соответствующие органы в Москве и в Таллине, в обоих Министерствах культуры... Объясняла, как же мы недосмотрели, недопоняли, что один из наших — того, уже не совсем наш. Но самым страшным виделся поход в Госконцерт. Стыдно было не передать как! Сколько лет мы через него ездили, они нам доверяли, а теперь такое...
Очень переживала, что подвела директора Госконцерта, без иронии говорю. Понимала, что ему наш музыкант тоже в большой минус будет. В общем, шла как на казнь. Боялась даже дверь открыть в кабинет. Начинаю объяснять, заикаюсь... «Оставь эту ерунду, Аня! — говорит он. — Ты у меня сегодня с этой проблемой уже восьмая!» Как раз кто-то из танцоров Большого театра не вернулся. И сразу мне стало легче. Но гастроли у нас все-таки кончились. Впрочем, это просто время менялось. Не стало скоро и Советского Союза... и вообще советская культурная пропаганда заканчивалась по всему миру. Кстати, жаль. Хорошие были времена...
А история про Маврикий имела самое комическое продолжение. Музыкант этот возвратился в Эстонию. И у него хватило наглости пойти в филармонию разбираться, почему почти двадцать лет назад за гастроли на острове Маврикий ему так и не были выплачены командировочные и зарплата. Там все едва со стульев не попадали!
— Анне, вы роскошно выглядите, по-прежнему гастролируете, а не устали петь, нет желания отдохнуть от сцены, суеты, перелетов?
— Нет, пока еще нет. Я рада, что есть две страны — Эстония и Россия, где моя публика меня всегда ждет и любит. Тем более сейчас открыт весь мир: выходцы из бывшего Советского Союза живут где угодно и гастрольная география расширилась настолько, что когда-то и представить себе такое было невозможно! Недавно, к примеру, мы вернулись из Китая, а сейчас собираемся в Австралию... Я привыкла и воспитана так, что артист, пока его ждут, должен петь!
Подпишись на наш канал в Telegram