Я встречала ее у крыльца школы. Вдруг на меня навалились два амбала и заломили руки. Позади раздался голос Панина: «Нюся, привет!» Та, увидев отца, закричала: «Мама, мама! Помогите!» Алексей отшвырнул ногой самокат, за ним полетел ранец. Он резко схватил дочку и засунул на заднее сиденье машины...
— Ровно пять лет назад в интервью «Каравану историй» я рассказала о своей многолетней борьбе за дочь, о том, сколько слез пролила, через какие ужасы прошла, как мечтала сказать однажды: «Нюся, я твоя мама...» Все то время раз в две недели я исправно ходила на судебные заседания и в результате выиграла пять судов. Последний, казалось бы, поставил в нашем деле точку: Анна Панина должна жить с матерью в Петербурге. Но несмотря на это, ребенка мне не отдавали целых пять лет. Панин все твердил как мантру: «Нюся отвыкла от матери. Она не хочет... Она плачет...»
Судебные приставы буквально выбили мне свидание с дочерью. Седьмого февраля 2014 года мы с Нюсей наконец увиделись на квартире Панина. В обычной «однушке» на улице Вавилова Нюся жила с бабушкой и отцом. Она рассказывала потом психологу, что Татьяна Борисовна спала на кухне, а папа с ней в одной кровати. Как потом оказалось, Алексей к нашему визиту подготовился. Откуда в таком случае взялся сюжет о нашей встрече, который потом стали крутить на НТВ? Ну как на скандале не заработать?!
Я с волнением переступила порог квартиры, где находилась моя дочь. Маленькая девочка в маечке и легинсах сидела на диване и не отрываясь, очень внимательно на меня смотрела. «Где ты была? Почему меня оставила?» — читала я в ее глазах очень взрослые вопросы. Вокруг ходили приставы с камерами, Панин, как всегда, устроил представление, трагически завывая в объектив: «Она не хочет! Я же говорил вам об этом!..» Но я усилием воли «выключила звук» — вокруг воцарилась тишина и все, кроме нас с Нюсей, исчезли.
— Я твоя мама... — произнесла я, а может, только подумала.
— Знаю... — ответила она, или я это прочитала в ее взгляде.
Присела рядом с дочкой на диван и протянула к ней руки. Она сразу же ко мне пошла, села на колени, обняла за шею. Мы так и застыли, обнявшись....
Нюся вела себя сдержанно, ведь вокруг были чужие люди. Но льнула ко мне как могла. Только потом, когда мы наконец остались одни, она призналась: «Я так хотела быть с тобой, но боялась их и старалась этого не показывать». Нюся не хотела обижать отца, которого, безусловно, любит. К сожалению, маленькой девочке всю жизнь приходится выбирать между папой и мамой, которые стали врагами, приспосабливаться, а это неправильно...
Я заметила, что на панинской кухне сидит какая-то девица, вся в татуировках и в боевой раскраске, и нагло курит, стряхивая пепел в полную окурков пепельницу. И это при ребенке! Я, улучив момент, пока приставы снимали в комнате, подошла к ней и чеканя слова произнесла: «Ты кто? А ну-ка, встань! Сигарету убери!!!» От неожиданности она загасила сигарету, испуганно застыв с открытым ртом. И вот такие, с позволения сказать, «девушки» ходили мимо моего ребенка стадами! Я даже у Панина спросила:
— А кто это у тебя на кухне сидит?
— Моя помощница по хозяйству.
Даже не смешно! По какому хозяйству?!
С тех пор приставы раз в месяц организовывали нам с Нюсей свидания, чтобы девочка ко мне постепенно привыкала. И это было разумно — она столько лет вообще меня не видела. Мы встречались раза четыре в центре социальной помощи в игровой комнате. Нюся показывала мне свои рисунки, мы вместе рисовали, она старалась сесть поближе, так, чтобы меня коснуться...
В сентябре Панин отдал ее в школу, и я поняла, что появилась новая отговорка: вот Нюся закончит первый класс, потом второй... Он явно собирался растянуть «привыкание дочери к матери» до бесконечности.
И я решила действовать. Самый счастливый день в моей жизни — это одиннадцатое сентября. Мы вместе с сотрудником аппарата уполномоченного по правам ребенка в Санкт-Петербурге поехали к директору школы. Тот посмотрел документы, и под расписку нам вывели ребенка из класса. Причем у нас был уговор: если девочка не пойдет, мы насильно забирать ее не будем. Но она сразу же пошла. Мы с Нюсей сели в машину — не поехали на поезде, опасаясь погони. По дороге в Питер в целях конспирации меняли машины.
Как мне потом рассказал директор, Панин, узнав, что мы сбежали, устроил в школе скандал. Орал: «Как вы посмели отдать мою дочь?!» Грозился «разобраться»...
Первые четыре месяца мы с Нюсей жили за городом, прятались от Панина. В Петергофе друзья предоставили нам убежище в частном доме, что было удобно, так как офис моего адвоката находился неподалеку, в здании петергофского вокзала.
Я забрала девочку в сентябре, а Панин появился в январе. Оказывается, он, устроив наблюдение за нашим домом, выследил, как моя мама поехала к нам в Петергоф. В этот день мы с моим адвокатом отлучились по делам (дочь с моей мамой остались в гостевой квартире адвокатской конторы, они собирались пойти гулять в парк), как вдруг звонит мама: «Юля, Панин приехал, быстрее возвращайтесь!»
К маленькому вокзалу Петергофа подкатили несколько машин с бандитами, другого слова не подберу, во главе с Алексеем. Возвращаемся и видим, как он митингует в окружении толпы статистов. Нанятые «пивохлебы» с восторгом подыгрывают актеру Панину в съемках эпизода «Дочь украли». По виду это были местные гопники, фанаты фильма «Жмурки».
Мы выходим из машины, но они не дают нам пройти. Расступились, только когда мой адвокат достал пистолет. Войдя внутрь, мы тут же забаррикадировали дверь, вызвали полицию.
А на улице представление продолжалось. Панин перед телекамерами вызванных им журналистов махал руками и орал, что от него прячут дочь и он так это не оставит. Но нужен был экшен. И Панин полез по пожарной лестнице и стал кричать в окно квартиры: «Нюся! Нюся!» Тут подъехала полиция. Эпизод сняли с первого дубля. «Оскар» — в студию!
Это было бы смешно, если бы не было столь трагично. Огромное число людей оказалось поневоле задействовано в массовке, которая обслуживала одного актера: на улице — зеваки, мы, запертые в квартире, полиция, которая привычно разводила руками. Только снималась не комедия, а триллер с бесконечными сериями. Я видела опухшее лицо Панина в окне, слышала его крики и думала: «За что? Когда это кончится?»
Так мы с Нюсей оказались в западне: ни войти ни выйти. Осада продолжалась три дня. Панин дежурил у подъезда, ночевал с очередной боевой подругой в машине. Когда к нам приехал адвокат с продуктами, из-за Панина его не пропустили. А ребенку есть надо! Спутница Алексея периодически разминалась возле машины, куря сигарету, и кричала, задрав голову: «Нюся, мы за тобой приехали!» Панин устроил потасовку, ударил моего адвоката.
Пришлось снова обращаться за помощью. Когда приехали полицейские, Панин набросился на одного из них. Нас под конвоем повезли в новое жилье. Алексей кинулся в погоню, по дороге пытался храбро «бортовать» полицейскую машину. В результате его посадили на десять суток.
Алексей понимает только язык силы. Если бы с моей стороны появился кто-то и сказал: «Панин, ты хочешь, чтобы у тебя было здоровье? Отстань от людей», — этот посыл он бы понял. А воевать с беспомощными женщинами особой доблести не надо...
— Пока вы прятались в Петергофе, Нюся не ходила в школу?
— Она была на домашнем обучении, нам передавали задания, мы занимались вместе уроками. Дочка благополучно окончила первый класс, перешла во второй.
Нужно было время, чтобы мы адаптировались друг к другу. Обстановка для нее непривычная: другой город, другая квартира, она же не чемодан — куда поставили, там и стоит. Нюся переживала, привыкала, постепенно обживалась на новом месте. Поначалу притирались друг к другу, но все трудности и шероховатости этого периода компенсировались радостью от того, что мы вместе. Первые два дня она, конечно, плакала, потом — раз! — и как будто выключила слезы.
Нам с дочкой попытались организовать встречу с Паниным на территории уполномоченного по правам ребенка в Санкт-Петербурге. Мы приехали, явился Панин с матерью и, естественно, с журналистами. Эта семейка опять устроила шоу. Скандал разгорелся из-за Татьяны Борисовны, она стала ломиться в дверь и кричать, что ее не пускают к внучке. Но между прочим, ее вообще никто на эту встречу не звал. Опять пришлось вызывать полицию, которая разбушевавшегося Панина спустила с лестницы. В довершение ко всему его мать позвонила в «скорую» и сказала, что ребенка, похоже, накачали психотропными препаратами и девочка в опасности. Приехала бригада, осмотрела Нюсю и уехала восвояси. Свидания не получилось. Зато очередная серия триллера была снята и показана по телевидению.
После этого целый год мы спокойно жили с Нюсей в Питере. Летом на два месяца съездили на море, жили в Судаке у друзей. Оказывается, она ни разу в жизни не видела моря!
Как-то дочка мне призналась: «Я столько лет сидела на подоконнике и ждала, когда ты ко мне придешь! Засыпала и думала о тебе. Все дети гуляют с мамами, а у меня мамы нет. Когда ты вошла в комнату, я так обрадовалась, но не могла этого показать...»
Нюся была как Маугли — ею, видимо, никто особо не занимался. Я стала покупать ей одежду, приучая одеваться со вкусом. Она обожала есть бутерброды с дешевой колбасой — еле отучила от этого. У Нюси обнаружили плоскостопие, я отвела ее к ортопеду, и он сделал специальные стельки, мы приобрели коврик для ходьбы. На ночь пела ей колыбельную, оказывается, раньше никто этого не делал...
Она была совершенно затравленным ребенком и не смела обо мне в той семье говорить. И что бы там Панин ни заявлял, Нюся совершенно другой человек, когда со мной.
Он орет на всех телеэфирах, рассказывая, как целый год искал свою дочь: «Ее прятали, мне не давали общаться», — старается изо всех сил заработать очки у аудитории. Но это неправда. Мы жили с Нюсей в моей квартире по старому адресу, телефон я свой не меняла. Он не звонил, больше не появлялся и, казалось, успокоился...
— А у тебя не было искушения настроить дочь против семьи Алексея?
— Было, но я этого не делала и делать не буду. Не настраивала, а рассказала ей, как было. Где-то прочитала правильную мысль: «Никогда не делайте из детей дураков». В общем, Нюся умная девочка и сама многое понимала. Кстати, ее становление как личности произошло именно со мной, мы с ней много беседовали о правах человека, о ее правах, о важности образования — образованный человек решает сам, неподвластен «промыванию мозгов», будь то медиа или кто-то конкретный. Я говорила ей: «Твой хлеб — твой ум, ты можешь быть свободна и путешествовать, твои знания — это твой капитал». Беседовали о строении Вселенной, о науке, исследованиях в космосе и медицине, строительстве новых телескопов и важности знания основ программирования, а следовательно, математики... Не перечислить.
Я ей рассказала, как боролась за нее, как меня не пускали на порог. Звонила в квартиру, а мне не открывали, хотя я слышала за дверью голос дочки. А на следующий день опять по телевизору завывающий Панин: «Юля, приди, твоя дочь по тебе скучает!» Рассказывала, как приехала в Москву зимой и купила на рынке корзинку черешни. Мне так хотелось сделать Нюсе сюрприз. Звоню, а дома никого нет, хотя мы заранее договаривались о встрече. Долго сидела на лавке с этой черешней и рыдала.
А Нюся мне рассказала, что бабушка, когда приезжали приставы, прятала ее в шкаф. Я старалась оправдать бабушку Таню, хотя это было трудно. Объясняла Нюсе, что, видимо, она делала это по недомыслию, а не со зла. Еще, оказывается, Татьяна Борисовна ходила к колдунам.
Маленькую девочку просили рисовать домик без дорожки, чтобы «мама по дорожке не пришла и тебя не забрала». Это же надо так пугать ребенка собственной матерью!
Нюся называла бабушку мамой, и Татьяна Борисовна не только не препятствовала этому, а, думаю, поощряла. Ей хотелось занять мое место. Так меня потихонечку вычеркивали из жизни ребенка. Когда мы стали жить вместе с Нюсей, поначалу она путалась, называла меня «мама-бабушка-мама», а потом буквально за неделю перестроилась. Все встало на свои места...
— Так с кем же жила Нюся: с бабушкой или с отцом?
— В основном она жила с бабушкой в деревне. Панин, судя по всему, приезжал нечасто. В ее воспоминаниях о папе папы нет: «Я его ждала-ждала, он обещал к моему дню рождения приехать, но не смог... опять уехал... не позвонил...»
В деревне Даниловка Судогодского района Панины построили дом. Это проклятый дом! Он построен на моих крови и слезах! Я там была несколько раз, приезжая с приставами за Нюсей. Вначале это была старая изба, потом появились фундамент и два деревянных этажа. Помню, как я лазила по этой стройке, искала дочь. Думаю, они ее прятали от меня у соседей.
На этом островке среди лесов живут, мягко говоря, странные люди, я имею в виду тех, кто опекает эту семейку. Один — пузатый, с золотой цепью на шее — показал мне на елку и предупредил: «Если еще раз приедешь, мы тебя под этой елкой закопаем!»
— Юля, ну не сразу же Панин в монстра превратился? За что-то ведь ты его полюбила...
— Мне трудно вспоминать прошлое. Я стерла из памяти все подробности того, как мы познакомились, как начался роман, какие слова друг другу говорили, потому что наши отношения прошли через жуткий фильтр событий. Слишком много страшного в моей жизни произошло потом — такого, что хочется забыть.
Наверное, в Панине было что-то хорошее, раз получилась такая удивительная девочка. Мне кажется, она взяла от нас обоих самое лучшее. От отца ей достались какая-то простота суждений, обаяние, а главное, способность отталкивать от себя неприятности, она не фиксируется на плохом. Спасибо за это Панину! Дочка — абсолютный экстраверт, очень общительный и позитивный человек от рождения. А от меня у Нюси тяга к образованию, дисциплинированность, «петербургская» интеллигентская жилка хорошей девочки. Меня так воспитывали: обязательно надо знать языки, учиться музыке и рисованию.
С одной стороны, я очень жалею о том дне, когда мы встретились с Паниным. Это была, несомненно, роковая встреча, которая принесла мне много горя. А с другой стороны — не было бы такой прекрасной умной девочки.
Все мои воспоминания только об одном — чуде появления на свет Нюси. Помню, как я, узнав о беременности, позвонила Панину. Мы встретились, Алексей обнял меня, поцеловал и сказал: «Здорово!» И мы сразу же вместе решили, что если родится дочь, назовем ее Анной. Я была спокойна: ребенок зачат в любви, будущий отец мечтает об этом, значит, на него можно положиться. А то, что он не торопился идти в ЗАГС, не беда, в конце концов «хочу от тебя ребенка» звучит прекраснее, чем «хочу на тебе жениться». О его серьезных намерениях говорил тот факт, что он торжественно повел меня знакомиться с мамой. (И слава богу, что мы не поженились. Тогда в суде мне было бы тяжелее биться за Нюсю.)
Приехали к Татьяне Борисовне. Мне показалось, я не очень ей приглянулась. Но это было неважно. Главное, что меня впереди ждало счастье. Счастье материнства. Я смотрела на мир через розовые очки. Меня не смог вывести из этого состояния даже звонок одной актрисы:
— Юля, ты, говорят, с Паниным? С ума сошла! Беги от него немедленно! Он Любу Зайцеву преследовал!
— Ты что, предлагаешь мне аборт сделать?
Она смутилась и повесила трубку. Конечно, я слышала о любовных похождениях Панина. И не только от посторонних — он и сам ничего не скрывал. С юмором рассказывал о своих чудачествах. Это выглядело очень мило и местами смешно: то у двери любимой девушки улегся спать на коврике, то прыгнул с парижского моста в Сену, ездил по Тверской на белой лошади, обменял свой «мерседес» на бриллиантовое колье. Ну кто еще на такие подвиги способен? Единственное но: объекты его страстной любви слишком часто менялись. Однажды, помню, попросила его фотоаппарат, чтобы снять спящую крошечную Нюсю, а он, смеясь, ответил: «Там у меня архив Казановы». Мне, наивной, казалось, что такое важное событие в жизни мужчины, как появление на свет дочери, изменит его кардинально. И все это станет всего лишь его бурным прошлым...
Но, собственно говоря, все хорошее закончилось ровно тогда, когда Алексей понял, что с рождением ребенка у него появились обязанности, ответственность за семью. Все это так скучно, обыденно. Очень быстро у Панина возникли другие увлечения, он снова начал выпивать. И все покатилось как снежный ком.
А у меня началась послеродовая депрессия. Не могла понять, почему из глаз все время льются слезы. Это состояние можно было легко снять вниманием, лаской и заботой. Но опереться мне было не на кого. Я почувствовала: его отношение ко мне изменилось. Панин все чаще где-то пропадал, не появлялся дома. В машине его постоянно ждала какая-то очередная девушка, когда он забегал за чем-то домой.
А тут еще его мама. Татьяна Борисовна — очень властная дама, она не могла допустить, чтобы в жизни сына появилась еще одна любимая женщина. Приходила к нам чуть ли не каждый день. Мне объясняли это так: «Юля, ты сейчас нездорова, тебе нужна помощь». Вся помощь Татьяны Борисовны выливалась в диктат: «Эта мебель должна стоять здесь!» Как только я ей возразила — процесс пошел.
Вскоре меня убедили, что надо показаться врачу. На этом настаивали оба: и Леша, и его мама. Это только спустя время я поняла, какую ловушку они мне приготовили. А тогда масштаба готовящейся операции, естественно, осознать не могла. Помню, как в один из таких приступов, когда я заплакала, мне вызвали «скорую». Справки, которые я потом увидела на суде, повергли меня в шок. В одной из них стоял диагноз: «шизофрения». Оказывается, врач «скорой» может за один визит ставить подобные диагнозы. Получается, что все эти справки липовые!
Однажды просыпаюсь, а ребенка нет — Нюсю забрали. Ну как же? Я же шизофреничка! Помните фильм с Ингрид Бергман, где ее муж каждый день внушал ей, что она сошла с ума? И почти добился этого! Но герой фильма хотел получить наследство богатой жены, а у отца моего ребенка, думаю, была другая цель...
С этого момента я из мамы превратилась в приходящую няню собственного ребенка. Мне разрешали видеться с Нюсей по часам. Руководила всем мама Панина. Я пошла на это, надеялась как-то мирно уладить ситуацию. Кричать и что-то доказывать на чужой территории, да еще в присутствии Нюси, мне не хотелось. А когда я поняла, что ничего не добьюсь, в один из своих приходов забрала ребенка и уехала в Питер. За мной следом примчался Леша. Мы мирно поговорили по телефону. Он пригласил меня с Нюсей в ресторан, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Я подумала: «Господи! Значит, можно наконец-то обо всем цивилизованно договориться». В ресторане мы вместе пошли менять ребенку подгузник. Пока мыла руки, дала Леше подержать Нюсю. Он схватил ее и мигом выскочил из ресторана. Я бросилась к двери и успела увидеть лишь удаляющуюся на полной скорости машину. И вот история повторилась спустя восемь лет...
Осенью 2015 года Нюся пошла во второй класс. Я ее отдала в свою школу на углу Шпалерной и Литейного. Вроде бы все наладилось. Я с рвением бросилась восполнять пробелы в образовании дочки. Так много времени упущено! Девочка долго не ходила в школу, отстала от одноклассников, приходилось быстро наверстывать упущенное. Нюся картавила, читала по слогам. Я сама, без логопеда, поставила ей речь. Мы часами писали в прописях, чтобы исправить ее плохой почерк. На прошлый день рождения я подарила ей ноутбук, «взрослый», и научила им пользоваться. Среди детей модно кататься на самокатах, на этот день рождения она его получила, ездила на нем в школу, пристегивала самокат на специальной парковке, чувствовала себя «большой», ей это нравилось. Мама купила ей пианино, Нюся с удовольствием начала заниматься музыкой. Она не расставалась с наушниками, слушая диски с уроками английского языка, с увлечением готовилась к олимпиаде по литературе. Еще ей очень хотелось записаться в кружок рисования, но времени на это уже не осталось. И я сама ее учила основам перспективы, как выбирать краски, рисовать темперой...
Двенадцатого октября Нюсе исполнилось восемь лет. Я передала через посредников номер телефона Нюси Панину, чтобы он и его мать могли ее поздравить. Дочка этого, естественно, ждала, заметно нервничала, вначале даже не хотела разговаривать с отцом, но я ей сказала: «Обязательно поговори!» Они только поздравили девочку с днем рождения, но ей и это было приятно. И опять наступила тишина.
Но почему-то по ночам я видела один и тот же кошмарный сон. Будто иду по улице, вдруг за спиной внезапно появляется Панин. Он молча хватает Нюсю и бежит прочь. Пытаюсь кричать, но лишь беззвучно открываю рот. Каждый раз просыпалась от ощущения липкого ужаса. Днем страхи улетучивались. Но иногда мне казалось, что незнакомый человек в толпе — это Панин. Во мне жила выработанная годами привычка бояться, что он отнимет у меня Нюсю.
Удивительно, Нюсе тоже снилось, как папа ее хватает и куда-то тащит. А где-то за месяц до случившегося она рассказала свой сон: «Папа подбежал ко мне на улице и сказал: «Пойдем со мной, Нюся, твоя мама умерла...»
Этот кошмар материализовался в пятницу, до новогодних каникул оставалась неделя. После последнего урока дети с родителями гурьбой высыпали на улицу. Я, как всегда, встречала Нюсю у крыльца. Вдруг на меня навалились два амбала и, заломив руки, пригнули голову вниз. Позади раздался голос Панина: «Нюся, привет!» Та, увидев отца, закричала: «Мама, мама! Помогите!» Алексей отшвырнул ногой ее самокат, за ним полетел ранец. Он резко схватил дочку, у нее с головы даже упала шапка, и засунул на заднее сиденье машины. Нюся начала бить кулачками в окно, звать меня. Но я не могла пошевелиться и только шептала: «Нюся! Нюся!» Панин запрыгнул на переднее сиденье, чей-то дедушка храбро пытался преградить путь. Но машина резко рванула с места, он едва успел отскочить...
Минут пятнадцать я в оцепенении стояла на улице и ждала полицию. Вокруг меня шумели ошеломленные родители — это произошло среди бела дня, на глазах у всех! Я сразу же набрала номер Панина. Они еще ехали в машине, было слышно, как Нюся кричит: «Мама, мама, мне страшно!» Я повторяла одно:
— Что ты делаешь? Ты сам понимаешь, что делаешь?
А он в ответ с разной актерской интонацией «быковал»:
— А ты что? А сама что делаешь? Ты-ы-ы...
Потом раздались короткие гудки. В этот момент о чем-то с ним говорить было бесполезно...
Кстати, те двое бандитов, которые заламывали мне руки, тут же, как отъехала машина, отпустили меня и пошли по дорожке прогулочным шагом. Но свидетели не дали им скрыться. Их взяли в кольцо, а они даже не сопротивлялись. Один — жуткий мордоворот, явно «рыночный работник», а второй — забулдыга, который еле на ногах держался. Таких можно нанять за копейки! Пока я их фотографировала на телефон, они нагло улыбались мне в камеру. В отделении полиции, куда меня привезли, я видела, как их допрашивали. Что там с ними было дальше — не знаю, наверное отпустили.
В заявлении, описав произошедший инцидент, я в конце написала фразу: «Помогите вернуть мне мою дочь!» Сколько раз мне уже приходилось это писать...
Информация о случившемся тут же появилась в Интернете. Это означало, что журналисты были с Паниным в сговоре. А может, даже вместе планировали всю операцию. Очень на это похоже, потому что ровно через пять минут после случившегося в школу пришли из одного скандального издания. А спустя несколько дней Панин появился на телеканале, думаю, за щедрое вознаграждение. И опять с экрана полилась «старая песня о главном», которая состоит из трех куплетов: пьяная валялась, ребенка привязывала, в психиатрической больнице лежала. Не валялась, не привязывала и в психушке не лежала! А вот Панина, как сообщали интернет-издания, от пьянства долго лечили. Я его понимаю: работы нет, в кино не снимают, а тут такая вечная «Санта-Барбара», за которую всегда можно получить гонорар. По-моему, это жестоко, когда, не стесняясь, торгуют семейной драмой, нашей с Нюсей кровью...
— Получается, Юля, что ты тем не менее оказалась не готова к тому, что произошло?
— Теоретически я предполагала, что такое может случиться. Но мне и в голову не пришло, что он посмеет сделать это у школы. Ну ладно бы еще в тихом переулке. А тут! Рядом с Нюсиной школой, во-первых, ФСБ — там везде камеры, а во-вторых, военный университет и курсанты маршируют с утра до вечера. Так что наш с Нюсей маршрут в школу был достаточно защищен. Я отводила ее и встречала, девочка ехала на самокате вдоль домов, я всегда была рядом.
Конечно, то, что Панин больше не появлялся на нашем горизонте, тоже сыграло свою роль. Когда я услышала, что две девушки почти день в день родили ему дочек, обрадовалась — теперь-то он точно от нас отстанет. Мы все вздохнули с облегчением. Правда, незадолго до случившегося у меня мелькнула мысль: «Давно о нем не было слышно. Что-то будет...» Только я подумала, как вдруг Панин и материализовался...
За месяц до того, как он забрал ребенка, где-то в ноябре, Алексей внезапно появился у школы. Когда подошел к нам с Нюсей, я от страха чуть не упала, а дочка вжалась в стенку. Он был необычно миролюбив: дошел с нами до дома, проводил до подъезда. «Нюсь, а ты на самокате ездишь? — спрашивает, а потом ко мне поворачивается и предлагает: — Давайте куда-нибудь сходим? Обсудим все в кафе?» Конечно, услышав предложение «все обсудить в кафе», я страшно перепугалась. Это мы уже проходили. После кафе была больница. Сколько раз он отнимал Нюсю, воспользовавшись моей наивностью. А однажды дошел до того, что забрал ее, недолечившуюся, из больницы, подпилив с дружками замки у боковых ворот. Об этом даже писали в прессе. Я металась по палате, пока один из его собутыльников держал дверь с другой стороны, чтобы я не могла выйти.
Разве можно было после этого верить человеку?
Естественно, мы с Нюсей никуда не пошли, мало того — три дня из дома не выходили. Алексей позвонил, сказал на прощание: «Хорошо, хорошо, я все понимаю, вы боитесь. Через месяц приеду и сходим...» Может быть, и надо было тогда с ним пойти на встречу? Просто я до такой степени ошалела от ужаса, что никак не могла побороть в себе страх. А последние события показывают, что договариваться с Паниным невозможно!
Тот его внезапный приезд был, как сейчас понимаю, разведкой. А через месяц, в конце декабря, он действительно увез Нюсю... Вот ведь какая штука! Можно быть ко всему готовым и не снимать доспехов, но все равно предательский удар в спину будет неожиданным. Операция была тщательно спланирована: каникулы, никто никого не будет искать...
Мне было так плохо, что дальнейшее помню с трудом: разговор с адвокатом, ответы на вопросы следователя. Все было как в тумане. Думала об одном: что я скажу маме? Не звонила ей до самого вечера, боялась, вдруг водит экскурсию по Эрмитажу, а тут эсэмэска: «Панин забрал Нюсю!» И все — она падает в обморок.
Вечером мы с мамой встретились. Ходили грустные по квартире: вот Нюсина пижамка, ноты, вот любимая кукла, наушники... В углу — ранец и самокат, их забрала с места происшествия моя подруга. Панин увез дочку в Москву без вещей, в одной школьной форме...
Только через несколько дней Алексей дал мне поговорить с дочкой по телефону. До этого твердил одно: «Она не хочет с тобой говорить...» Я вполне допускаю, что это правда. Наверняка ей было страшно при мысли: а что дальше будет? Фактически она оказалась заложницей у отца, которого тоже любит. И не хочет огорчать.
— А тебе не кажется, что у Нюси «стокгольмский синдром»: она попадает к тебе — боится говорить с отцом, попадает к отцу — отказывается говорить с тобой?
— Не знаю, не знаю... Нюся — очень умная девочка, не могу сказать, что в ней только инстинкты действуют. Хотя инстинкт самосохранения у дочки очень сильный. Нюся прекрасно понимает, что семьи как у всех, где папа и мама вместе, у нее не будет, но она хочет мира. И приспосабливается к тем обстоятельствам, в которые попадает. Иначе можно сойти с ума!
Все новогодние каникулы я старалась держаться изо всех сил. Кто-то из знакомых сказал на полном серьезе: «Твоя задача теперь, чтобы тебя не грохнули». Не знаю, но такая вероятность есть. Во всяком случае, в подъезд мне заходить страшно. Я видела тех людей, которые мне заламывали руки, там много денег не надо, на все пойдут.
А ведь не так давно уже был случай, когда на меня напали. Я зашла в подъезд, мама замешкалась во дворе. Вдруг кто-то сзади набросился на меня и стал душить. Перед глазами поплыли черные круги, я почти потеряла сознание, слава богу, в этот момент вошла мама. Она закричала. Незнакомый парень тут же бросился бежать. Когда я рассказала об этом в прессе, Панин меня высмеял: «Может, я еще и Кеннеди убил?!» Но это не смешно. Лишившись Нюси, я стала получать эсэмэски с угрозами с незнакомых номеров.
Но это все мелочи по сравнению с тем, что испытала в тот день моя дочь. Мне кажется, увидев, что папа поступает с ней как с вещью — забирает, даже не поинтересовавшись, хочет ли Нюся этого, — она сама сделает выводы. С Нюсей, кстати, работали психологи, они объясняли дочке, что у нее даже в восемь лет есть права: право на жизнь, право на маму, на папу, на собственное мнение. Панин же продолжает обращаться с Нюсей как с годовалым ребенком. Но при этом утверждает, что ведет себя с дочкой как со взрослым человеком. Интересно, что он имеет в виду? Может то, что голым перед ней ходит? Он и сам не скрывает. В одной программе показывали видеозапись, где Панин говорит: «Я при дочке хожу без трусов. Не нужно детям показывать порно, не нужно при детях заниматься сексом. Это уже ненормально. А человеческое тело — это нормально». Вы себе это можете вообразить? Кстати, в ее беседах с психологом запротоколирован такой случай. Дочка рассказала, как она сидела на кухне, а отец запирался с тетеньками в комнате. Разве это укрепляет детскую психику?
В нем удивительным образом уживаются два человека: глотнул волшебного эликсира — и у тебя на глазах он, ласковый и тихий, вдруг превращается в бешеного монстра. Совсем как в «Докторе Джекилле и мистере Хайде». Панин — человек крайностей и страстей, разумом жить не может. Постоянно то глотает таблетки, то решает уйти в монастырь, то плачет и клянется исправиться, то снова устраивает дебош.
— А на алименты ты подавала?
— Конечно подавала, но никаких денег за полтора года от него я не видела и, зная Алексея, думаю, что ничего он не переводил и задолжал тем самым Нюсе большую сумму. Причем полсуммы должно переводиться дочке на ее личный счет, к которому я доступа не имею. А если себе ребенка забрать, то вроде и никому не должен! Это тоже может быть хорошим мотивом...
Конечно, мне надо было алиментами заниматься, рассылать принудительные взыскания. Но я все откладывала это на потом, после стольких лет судов хотелось пожить наконец в тишине, с любимой дочкой.
Панин талдычит в передачах одно и то же: «Я предлагал Юле мирное соглашение, а она отказывается!!!» Да он вместе со своей мамашей все это время уничтожали меня уголовными делами! Между прочим, еще в 2008 году текст мирового соглашения составил мой адвокат, в нем учтены интересы обоих родителей и прежде всего дочки. Я отправила Панину текст мирового соглашения и все писала ему эсэмэски: «Ты прочитал?», «Ты прочитал?», «Ты прочитал?» В ответ — тишина.
Наконец он ответил: «У меня нет электронного адреса, не смог прочитать...»
А зачем читать? У них были другие планы. Имея на руках несколько «справок» о моей якобы шизофрении, они с матерью, наверное, были уверены, что легко решат проблему... Но блицкрига не получилось, все это вылилось в долгую, изнуряющую войну. А поле нашей битвы — несчастный ребенок.
Я мечтаю только об одном: сесть и договориться, что мы прекращаем ради Нюси этот ад и зарываем топор войны. Ну почему нельзя цивилизованно общаться бывшим партнерам с общим ребенком? Позвони накануне:
— Какие у вас планы? Я завтра приеду? Можно мне повидаться с дочерью?
— Пожалуйста! Только вечером у Нюси музыка.
— Хорошо, я ее привезу.
И все. Интеллигентно и достойно. Почему надо вести себя как в зоопарке? Но Панин хочет продлить эту «Санта-Барбару», пока не останется выжженная земля. Только по этой земле ходить моей дочери...
— Когда вы в последний раз общались с Нюсей?
— Мы говорили после Нового года. Я рассказала, что нашла под елкой подарки, которые прислал ей Дед Мороз.
— Мама... я тебя люблю... скучаю...
— Ты за городом?
— Нет, я в Москве...
Голосок забитый, тихий, говорит с паузами. Она снова стала путать слова: «мама-бабушка-мама». Я ей сказала:
— Нюся, Татьяна Борисовна тебе не хозяйка, ты помнишь свои права? У тебя есть мама, есть дом, куда ты вернешься...
Нюся опять спряталась в раковину, в которой жила год назад, свернулась, затихла. Она маленькая, ей приходится лавировать между взрослыми, не обижать ни одну из сторон, угадывать как локатор, чего именно от нее ждут. Но я дочку не виню — это защитная реакция. Я твержу только одно: «Ты давай не депрессуй, читай сказки Перро, у тебя скоро в школе олимпиада по литературе. Английский вспоминай». Я не хочу войны, не я ее начала. Неужели Панин так всегда и будет жить за счет этих бездарных скандалов, уже никому не нужных? Сколько взрослых людей вынуждены нашим делом заниматься: врачи, приставы, судьи, полицейские, журналисты... Да надоело это уже всем!
Нюся по знаку зодиака Весы. Она уравновешенная девочка, у нее все сбалансировано, а главное — она знает, чего хочет. А хочет она учиться музыке, овладеть языками, читать... Нюся говорит: «Когда я вырасту, стану зарабатывать и помогу папе, если он будет в этом нуждаться, и тебе помогу...» Она может отказаться от скучного, на взгляд дочки, конкурса клеить елки, а вот литературная олимпиада — другое дело. Жаль, если Нюся ее из-за отца пропустит...
Как можно не понимать, что если твой ребенок не получит базового школьного образования, потом она эти пробелы не восполнит? Хотелось бы, чтобы до Панина наконец дошло, что ей учиться надо. Я вам честно скажу, если она останется с ними, она пропадет.
Недавно я ему сказала: «Если вернешь ребенка и будешь соблюдать законы, возможно, люди к тебе повернутся снова и работа появится. Все поймут, что с тобой можно иметь дело, что ты не какой-то придурок, а человек, который отвечает за свои слова». Хочется верить, что до него наконец это дойдет. Какой бы он ни был, у Алексея сильный инстинкт выживания. Он должен сработать.
У Панина один путь — отдать ребенка добровольно. В противном случае я буду опять бороться и дочь верну. Он это понимает, поэтому еще больше меня ненавидит. Они с мамой не ожидали, что я боец, думали — сломаюсь, не выдержу, уступлю...
Я надеюсь, что Панин самостоятельно примет решение и поступит как мужчина. Все дело в том, что он находится под очень сильным влиянием матери. Но пора уже повзрослеть...
Когда верстался номер, в редакцию позвонила Юля Юдинцева. Она была счастлива: «Панин вернул дочь, сам ее привез! Я восхищена им, все хорошо, девочка дома». Казалось, эта история наконец-то счастливо закончилась. Но... через день после возвращения в Питер в Интернете появилось сообщение, что Алексей снова увез дочь в Москву. Мы связались с Юлей.
— Панин утверждает, что дочка сама захотела к нему вернуться и написала записку: «Забери меня!» Как было на самом деле?
— Двенадцатого января мы решили наконец-то мирно все обсудить. Тот факт, что Панин сам привез дочь, говорил о том, что мы зарыли топор войны и все теперь будет по-другому. Я вновь доверилась ему. Мне так хотелось, чтобы мы договорились, надоело жить в вечном страхе. Уже нет никаких сил так жить...
Встретились в кафе. Втроем. Это было моей ошибкой, следовало дочку оставить дома. Обсуждали мировое соглашение, которое он так и не прочел. Алексей спросил: «Можно мне данные загранпаспорта вписать?» Дочка пошла мыть руки и все не возвращалась. Тут Панин спокойно и сообщил: «А Нюся уехала...» Дочка уехала, как выяснилось, в куртке, а номерок-то остался у меня. И на каком тогда основании могли девочке выдать куртку в гардеробе? Понятно, что все было заранее подготовлено. Конечно, об этом знал и водитель, который ждал Панина у кафе.
Панин прикрывается тем, что Нюся якобы хочет жить с ним. Публикует записку дочки, где она просит, чтобы он ее забрал. Но если так, разве было бы не проще позвонить из Москвы и сказать: «Мы не приедем, Нюся хочет жить со мной!» Но надо было устроить это представление для прессы. Я думаю, что он уже продает следующую серию какому-нибудь каналу...
Все это было чистой воды инсценировкой: мол, я честно вернул дочь, она сама не хочет жить с матерью. Я считаю, что он ею манипулирует: не раз видела, как Алексей по-особому держит дочь за руку, как говорит с ней. Он внушает Нюсе, что с отцом ей будет лучше. Нюся мне сама рассказывала, что ей каждый божий день говорят, какая мама нехорошая.
Панин покупает любовь дочки мороженым и развлечениями. А я ее нагружаю кружками и уроками. Что выберет ребенок? Правильно, мороженое. Так и слышу голос Алексея: «Бедная моя дочка, как тебя мать уроками загружает, а я хороший, куплю все, что захочешь. Зачем тебе, Нюся, эта зубрежка? Пойдем лучше в автоматы часа три поиграем!» Это подло! Как должен был поступить нормальный отец? Сказать дочери: «Я приеду и заберу тебя на следующие каникулы. Слушайся маму и хорошо учись!»
Думаю, что это он от имени дочери открыл в социальных сетях ее страницу, где якобы Нюся пишет, как ей хорошо с отцом жить, там размещаются снимки, где, счастливая, она обнимает каких-то женщин. Недавно друзья прислали мне фото, где Панин с дочерью в постели, с милой подписью: «Мы проснулись». А на нем стоит время: три часа дня. В это время девочка должна быть в школе! Все на продажу. Шоу продолжается!
Только я вздохнула с облегчением, что все позади, как бессмысленная война возобновилась. Единственная потерпевшая в ней — Нюся. Ее снова лишили мамы...
Кроме того, в Москве ее устроить в школу по копии свидетельства о рождении невозможно, медицинская карточка тоже у меня. У Панина два пути: вернуть дочь либо держать ее в подполе.
С каждым днем Нюся теряет часы, недели своей учебы. Это ее упущенные возможности, если Нюсю отчислят из музыкальной школы, это будет для нее бедой. А английский? Дочка же каждый день слушала свои диски с текстами, а еще у нее на зубах стоят скобки, которые раз в месяц подтягивает ортодонт. И никакой другой врач этого сделать не сможет!
Панин привык, что все сходит ему с рук, и сейчас на это надеется. Он до такой степени борзый, что ничего не боится. Такое впечатление, что этот человек живет в стране под названием «Алексей Панин», где он пишет себе и окружающим законы, где ему подчиняются и восхищаются всем, что бы ни сделал. Его самомнение уже переросло в величие. В одном интервью он так и сказал: «Я не актер, я — Леша Панин!» Единственный фильм, которым он может гордиться, это «Звезда», но с тех пор столько лет прошло, что все эту звездную роль забыли. А с тех пор он, по-моему, ничего достойного не сыграл. Выезжает на былой славе...
Мне кажется, у Панина страсть привлекать к себе внимание. Он сам и автор, и исполнитель реалити-шоу, которое смотрит страна вот уже восемь лет. Главное — всегда быть в центре скандала. Он не думает о завтрашнем дне, не думает, что будет с Нюсей. Как-то я ему сказала: «Алексей, ведь дочь тебя в старости будет кормить. Если ты ее сейчас лишишь здоровья и образования, она этого сделать не сможет. Подумай о себе в конце концов!»
Но, по-моему, не нужна ему дочь абсолютно... Одни амбиции, и больше ничего! Главное — отнять у меня самое дорогое, что есть на свете. Скорее Нюся нужна бабушке: она одинокая, а тут маленькая девочка, которая тебя мамой называет. Только что она будет делать с ней? Получается, Нюся вместо учебы за старой бабушкой станет горшки выносить?!
Мне очень хочется обратиться к правоохранительным органам РФ, к Гильдии актеров кино, к телевизионным каналам, которые делают с ним передачи, с призывом: «Уймите актера Панина!» В Америке он давно бы уже сидел в тюрьме. А у нас увезти ребенка от матери не считается уголовным преступлением, раз отец не лишен родительских прав. Пока. Но, к сожалению, эта процедура займет год, что очень много для восьмилетней девочки, за год она станет другим человеком.
Благодарим Гранд Отель Эмеральд за помощь в организации съемки.
Подпишись на наш канал в Telegram