Я холостяк по факту, а не по убеждению. Всегда был уверен, что у меня будут жена и дети. Семья важна, но жениться надо раз и навсегда — как мои родители. Почему не складывается? Вопрос скорее не ко мне, а к высшим силам.
— На Первом канале завершился показ многосерийного фильма «Маргарита Назарова», где вы сыграли мужа главной героини, дрессировщика Константина Константиновского. Громкая работа, высокие рейтинги... С тиграми вы работали самостоятельно, без дублеров. Страшно было?
— Мне стало не по себе, когда в первый раз увидел тигра вблизи. Была фотосессия — готовили рабочие материалы для афиш. Мы приехали с Колей Добрыниным. Я зашел в студию, увидел: лежит живой тигр. Это была Шакира. Сначала Колю позвали лечь рядом — он лег. Потом я пошел, тоже лег. Рядом морда тигрицы. Конечно, напряжение было сильным. Но удалось первый страх преодолеть. На проекте работали Эдгард и Аскольд Запашные, Настя и Олег Смирновы, под их руководством стало возможным контактировать с животными, делать номера. Конечно, без наших дрессировщиков мы бы ничего не смогли. Они профессионалы, я им абсолютно доверял — и потом уже получал огромное удовольствие от общения с хищниками.
Наблюдал за их повадками. Меня подводили к тигру, например, когда тот ест. Он отворачивает голову от мяса и смотрит на тебя. Такой прозрачный бесхитростный взгляд. Словно решает: съесть тебя или нет, опасен ты или нет, друг или враг. Хищник не притворяется, что он тебе друг, — нет, он на тебя честно смотрит, потому что понимает: в секунду может оказаться рядом.
Правила игры понятны: если что-то сделаешь не так и поблизости нет дрессировщика, тут же станешь объектом охоты. Я бы сказал, присутствует борьба характеров. Это щекочет нервы. Но когда уже налаживается контакт, хищник начинает на тебя реагировать, даже как-то признает — это очень приятно. Они живые существа — с характерами, собственным мнением.
— Вы не в первый раз работали с сопродюсерами Алексеем Пимановым и Ольгой Погодиной, сыгравшей главную роль. Как прозвучало предложение о съемках?
— Однажды мы встретились с Алексеем и Олей. Они говорили о новом проекте и как-то странно поглядывали на меня. Вдруг попросили не стричься. Я удивился: ну ладно, не буду. Вскоре Оля прислала сценарий, предложила роль Константиновского, мы ее обсудили. Я спросил, уверены ли они с Алексеем во мне, справлюсь ли. Договорились попробовать и стали работать.
— У каждого животного свой характер. Шакира — она какая?
— Я все про нее знаю. Знаю, когда капризничает. Если чувствует внимание — много людей вокруг, — начинает изображать из себя актрису. Знаю, когда она сосредоточена, внимательна, чем-то недовольна...
— Какое место занимает эта картина среди ваших работ, которых немало?
— Теперь она одна из самых дорогих. Процесс съемок оказался гораздо увлекательнее, чем я даже мог предположить. Благодарен встречам, которые произошли на этом фильме. С Константином Максимовым — мудрым и досконально знающим свою профессию режиссером. С Колей Добрыниным — по-настоящему большим артистом и удивительно тонким партнером. С Олей Погодиной — с которой встречался на площадке не раз, но она сумела меня удивить фантастической храбростью и глубочайшим погружением в образ. Вообще вся группа потрясающая, могу долго говорить практически о каждом. Ездил на съемку как на праздник. Конечно, накапливалась усталость, но несмотря на это, каждый съемочный день был огромным удовольствием, такое редко случается.
Сначала мы с Олегом Смирновым ходили по кругу в съемочном павильоне: он водил на поводке Шакиру, я шел рядом. Потом услышал от Олега: «Ты что-нибудь рассказывай, чтобы ей не было скучно». Стал рассказывать Шакире свою жизнь. Она теперь все про меня знает.
— Как она вас слушала?
— Ходила, пофыркивала. Вскоре стала позволять кормить себя, лежать рядом. Повторюсь — мог это делать, потому что знал: Эдгард с Аскольдом и Олег с Настей рядом, не позволят мне сделать лишнего, опасного. Их отличает удивительное мастерство, профессионализм. Они глубоко знают свое дело, понимают язык животных, если хотите. Говорят: «Сейчас тигр сядет» — и он садится. «Сейчас лапу поднимет» — поднимает. Серьезнейшая профессия, вообще цирк такой мир, где нельзя быть непрофессионалом.
— С чего вы начали рассказывать Шакире свою историю?
— С того, что родился я в Киеве. Когда заканчивал детский сад, на праздничном утреннике всех спрашивали, кто кем хочет быть. Одна девочка сказала: «Мамой». А я почему-то заявил, что хочу быть дрессировщиком. Честное слово, так и сказал. Хотя больше подобное желание никогда не возникало. Эта мечта уступила место другой: я решил стать артистом.
К театру в нашей семье было особое отношение. Мама — учительница, отец — инженер, но по вечерам они играли в народном театре. Были такие непрофессиональные коллективы, самодеятельные. Люди разных профессий и возрастов собирались и ставили спектакли. Руководила народным театром в Киеве актриса Вера Леонидовна Предаевич. Атмосфера репетиций, которые продолжались и дома, где выписывали журнал «Театр», — вся эта магия меня увлекала и манила.
Мама, к слову, когда-то поступала в театральный институт. И даже поступила, ее брали. Но мой дед — военный, не хотел, чтобы дочь стала актрисой. И запретил ей даже думать о театральном. Думаю, она могла стать большой актрисой.
В школе мама руководила детским театром. Я тоже к ним ходил иногда на репетиции, случалось, и к спектаклям привлекали.
Когда пошел в школу, семья переехала в Забайкалье, на север Читинской области. Небольшой поселок Сюльбан, школа маленькая — у нас в классе всего четыре человека, а во всей школе человек пятьдесят-шестьдесят. Основное увлечение — детский театр. Отец был директором школы.
— То есть вы — «блатной ребенок»?
— Можно, конечно, так подумать. Особенно если учитывать, что по окончании школы я получил серебряную медаль. Но знали бы вы, чего мне это стоило! Приносишь домой четверку — трагедия, я должен был учиться только на пятерки. Приходилось зубрить. Я ненавидел два предмета — русский язык и литературу: писать так нудно и утомительно! Но вызубрил все правила. В аттестате у меня всего одна четверка — по труду.
Дело в том, что родители мои — честные люди, занимались тем, чем должны заниматься педагоги, и отец требовал того же от остальных. В коллективе возникло определенное число недовольных. Строили козни, появился враждебный лагерь — ситуация, что и говорить, потрепала нервы семье. А мне по труду поставили четверку — хотели хоть какую-то гадость сделать. Единственное, из-за чего расстроился: родители обещали — если получу золотую медаль, купят мотоцикл, а тут не купили.
— В школе за вами девочки бегали?
— У нас такой маленький коллектив был — всего-то две-три девчонки. И кто за кем бегал, конечно, было на виду. Какие-то флюиды влюбленности витали, но все тщательно скрывалось или угадывалось. Пытаешься разгадать, нравишься ли ты той, которая понравилась тебе. У всех были скорее дружеские отношения. Но флер, конечно, присутствовал — не открыто, не откровенно.
— Часто ездили из Забайкалья в родной Киев?
— Бывал там летом. И видел, как с каждым годом усугублялась разница между мной и киевскими сверстниками. Они уже употребляли легкий алкоголь, потом тяжелый, наркотики и так далее. Все на моих глазах. Многих друзей детства не стало в молодом возрасте.
— Почему решили поступать именно в Москве и именно в Щепкинское училище?
— То, что в Питере есть театральный, я вообще не знал. Самая активная жизнь, конечно, проходила тогда в Москве — столице СССР. В первый год не поступил, устроился в Театр русской драмы в Киеве подсобным рабочим. Следующей весной снова отправился в Москву. Приехали с отцом в марте. Оказалось — рановато, в эти три дня было прослушивание только в «Щепке». Меня взяли на второй тур. А на втором туре уже сказали, что берут. И я не пошел больше никуда показываться. Подумал: в Щепкинском на меня рассчитывают, значит, не имею права их подвести. До июня, до экзаменов, несколько месяцев волновался: а вдруг передумают? Нет, не передумали, взяли.
— В первый раз отчего не поступили?
— Нога была травмирована, поврежден мениск. Я хромой приехал, колено не разгибалось. Да и прозы у меня не было — не подготовил, и приехал поздно, в июне, уже все курсы были набраны.
— Вы сразу поверили в себя как артиста?
— Честно говоря, переживал: вдруг меня взяли только из-за внешних данных? Уже тогда понимал, что интересна не внешняя сторона — зарабатывать популярность, поклонниц — а именно драматическая составляющая профессии. Хотя тогда скорее из-за внешности взяли. Уже потом мой педагог Римма Гавриловна Солнцева — говорю с ее слов — что-то во мне разглядела.
Хотя наглости тоже хватало. Вспоминаю один эпизод, за который до сих пор стыдно, бросает в краску от нелепости того, что сделал. На первом курсе у меня даже этюда не было: все, что придумывал, выходило бездарно. А в начале второго подошел к Римме Гавриловне, когда отрывки начинали готовить, и попросил: «Вы не могли бы взять со мной Гамлета?» Хватило же наглости и глупости!
У нее же хватило мудрости улыбнуться, погладить меня по голове, а не сказать, что думает про меня, мои работы и мои возможности. Сейчас понимаю, что как актер я был никакой, деревянный. Даже нет, железный. Как Железный Дровосек.
— Правда, что на третьем курсе вас хотели отчислить, но Солнцева заявила: «Если его выгонят, я тоже уйду»?
— Правда. Если бы не она, меня бы точно исключили. Я был неконкурентоспособен и вряд ли куда-то пристроился бы. Не знаю, что она во мне рассмотрела, почему так сделала. Если хотите, можете ее спросить — ответ, наверное, будет носить комплиментарный характер, а я не хочу рассуждать о себе в таких категориях.
— Римма Гавриловна как-то назвала вас «самцом-затейником». За что?
— На одной из репетиций играл с сокурсницей любовный этюд. Решил гладить партнершу по спине — казалось, будет смотреться красиво. И вдруг услышал от Риммы Гавриловны: «Стоп, Чернышов, что ты ее хлопаешь по спине, как самец-затейник?» Сейчас, когда встречаемся с однокурсниками, иногда вспоминаем эту историю. Смешно.
Говоря о людях, которые повлияли на мою жизнь, не могу не вспомнить Владимира Ефремовича Пивоварова — нашего педагога по сцендвижению. После второго курса летом он позвал поучаствовать в картине «Макароны смерти», в команду каскадеров. Это мой первый опыт в кино. Снимали в Ялте. Мы на кораблях дрались, фехтовали. Я никогда не называл себя каскадером, это тоже очень серьезная профессия, но какие-то трюки выполнял, старался как мог.
На третьем курсе утвердили на главную роль. Не помню, как назывался фильм. Мне предстояло играть молодого человека, который сталкивается с новым временем, жесткими законами бизнеса и выживания. «Чернушная» история. Сейчас рад, что съемки не состоялись. Но тогда расстроился — все же главная роль...
— Многие ваши однокурсники сегодня востребованы?
— Денис Матросов, Вика Тарасова, Андрей Кайков, Женя Дмитриева — у нас получился плодовитый курс.
— После окончания училища вы оказались в труппе одного из самых известных московских театров — «Ленкома»...
— Пока учишься, все здорово. Варишься в творческой атмосфере, крутишь романы, играешь отрывки, занят делом, стараешься расти в профессии. И вдруг — край, горизонт — а что за ним? Неизвестно.
С марта всем курсом ходили показываться во все столичные театры. С рюкзаками, баулами с костюмами. Тяжело, когда тебя не берут в один театр, второй, третий... Почему — надо спросить тех, кто не брал. И все же я получил предложения от трех театров, одним из них и был «Ленком».
Этот театр я любил, ходил как зритель на многие спектакли. «Юнону и Авось» шестнадцать раз смотрел. И в окно пролезал, и через крышу. Но никогда не мечтал там работать, честно скажу. Обожал артистов и режиссера Марка Анатольевича Захарова. Но интуитивно понимал, что театр сложился, в нем уже есть комплект своих артистов. Тем не менее в «Ленком» пошел — надо же где-то работать.
В первые дни после моего появления завтруппой сказала — уже не помню, по какому поводу, может, призывала меня набраться терпения: вот, мол, Евгений Павлович Леонов начинал в Театре Станиславского и лет восемь ничего не играл. Потом была знаменитая роль Лариосика...
Я еще подумал тогда: восемь лет, так много... Верилось: я-то начну раньше. Совпадение или нет — но ровно восемь лет играл в массовке. Бесконечные танцы, репетиции этих танцев — вот чем я занимался восемь из двенадцати лет в «Ленкоме». Только последние годы все же начал получать роли.
— Разочарованность присутствовала?
— Конечно. Артисты всегда ждут. Но в этом тоже заключается хорошая школа — терпения и смирения. Надо для себя честно определить: ты идешь заниматься профессией или за успехом? Если второе — очень небольшая вероятность, что успех будет. Это суровая реальность. Как раз к вопросу, что любить — искусство в себе или себя в искусстве.
Сложно, конечно, было в себе не разочароваться. Я понимал, отдавал себе отчет, что был неконкурентоспособен, зажат.
Но в «Ленкоме» очень хорошая школа. Хоть я и выходил в массовке, зато присутствовал на всех репетициях, где на сцене были Олег Иванович Янковский, Инна Михайловна Чурикова, Леонид Сергеевич Броневой, Николай Петрович Караченцов, Александр Викторович Збруев — выдающиеся мастера. Понимал: сам так играть не могу, да и не смогу, но набирал, впитывал, узнавал, как надо.
Помню свой ввод в «Юнону и Авось». Столько раз смотрел спектакль как зритель — и вдруг оказался на сцене. Играл одного из моряков, но для меня это стало событием. Для остальных — нет. Подумаешь, очередной ввод в массовку. И вдруг Николай Петрович Караченцов и его жена Людмила Андреевна Поргина вручают мне роскошный букет роз, поздравляют с первым выходом на большую сцену. Было очень приятно. Сережа Чонишвили подходил поболтать. Тоже было важно для меня — проявил доброжелательное человеческое отношение.
В «Ленкоме», в принципе, тесное товарищество — тебя легко принимают. У молодых была своя большая гримерка — в зависимости от спектакля собиралось до двенадцати человек, все вместе переодевались-гримировались. Вместе ездили на гастроли. Общие посиделки с другими молодыми артистами проходили радушно и весело. С мэтрами, конечно, так запросто не общались. Разные миры. Просто разные. Не подойдешь же просто так к тому же Олегу Ивановичу Янковскому или Александру Гавриловичу Абдулову, неловко. Общались ровно, уважительно: «Здравствуйте». — «Здравствуйте». Панибратства не было. Но не было и заносчивости со стороны великих.
Лишь спустя годы понимаешь, что весь жизненный багаж, опыт дается не зря, все чему-то да учит.
— Писали, что из «Ленкома» вы ушли из-за конфликта с руководством театра.
— Я никогда не комментировал свой уход из театра и не буду этого делать сейчас. Не хочу рассказывать грязные истории. Мог бы, но зритель приходит в театр смотреть спектакли. Для него неважно, что за кулисами происходит, кто кого любит, или не любит, или обижает... Не нужно лишать зрителя прекрасной иллюзии. Как у Ахматовой, помните: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда...»
Ушел я из театра, думаю, очень вовремя. К тому времени уже много снимался в кино, и отпрашиваться всякий раз на съемки из массовки было как-то странно, отчасти даже смешно. Я стал взрослым.
— Сейчас в «Ленкоме» часто бываете?
— Редко. Дружу с Аллой Югановой — я даже крестный отец ее ребенка, иногда захаживаю на спектакли с ее участием. Раз в три-четыре года, не чаще — занятость не позволяет. Но еще раз повторюсь: я благодарен «Ленкому». Наблюдал, созерцал, получил хороший багаж опыта и знаний. Рад, когда появляется возможность применить их на практике.
К примеру, совсем недавно упросил режиссера картины «Маргарита Назарова» Константина Максимова поставить спектакль по пьесе Эдварда Олби «Что случилось в зоопарке». Два с половиной месяца репетировали и вот выпустили — играем с Андреем Леоновым. Обкатаем постановку по городам и весям, не за горами премьера в Москве.
— Вы не рассказали, как начали сниматься в кино.
— Начинал понемногу. Охранники, незаметные врачи — секундные эпизоды. Стал постепенно раскрепощаться перед камерой. На сцене-то я был совершенно как пень, а тут вдруг почувствовал какую-то органику.
— Когда вас впервые узнали на улице?
— Снялся в рекламе пива, произносил единственную фразу: «Хочешь, я угадаю, как тебя зовут?» Почему-то ролик запомнился зрителям. Хотя я во многих рекламах снимался, как все молодые артисты, не считал зазорным подрабатывать — но тут вдруг начали узнавать. Как сейчас помню, вышел на улицу журнал купить. И вдруг люди поворачиваются, пальцем на меня показывают. Было странно. Словно впервые видишь слона: «Ух ты!» Но не было ценным, что узнают. Это ведь не за заслуги, не что-то выдающееся сыграл — просто помелькал. Но благодаря этой рекламе меня заметил Валерий Ахадов, пригласил на пробы в четырехсерийный фильм «Свободная женщина». И утвердил, это была моя первая большая роль в сериале.
На тех съемках я познакомился с Анни Жирардо, она играла мою маму. На всю жизнь запомнил, удивило: кто я был для нее? Какой-то русский актер, видела два раза и больше не увидит. Но относилась ко мне очень серьезно. Снимаем сцену встречи сына и матери, которые не видели друг друга много лет. Мой крупный план, Анни вообще не в кадре. Но она не просто подыгрывала, а плакала на полную катушку! Это было поразительно.
Жирардо оказалась абсолютно простой в общении. А какая мужественная! Была неприятная история: она споткнулась и упала, серьезно, до крови повредив руку. Приехала «скорая», Анни увезли. Через полтора часа доставили обратно — актриса настояла, чтобы съемки продолжились и группа не простаивала. Фантастика! Звезда такого масштаба — вот это отношение к профессии!
После съемок Жирардо подарила мне свою фотографию, написала теплые слова, которых я не заслуживаю, конечно же, но они меня очень поддержали.
Позже, на съемках других проектов, несколько раз сталкивался с известными артистами и артистками, которые, сыграв свою сцену, просто вставали и уходили к себе в гримерку. А на их место садился ассистент или я играл просто с меткой на камере. Еще случалось, исполнительница главной роли закатывала истерику, останавливала съемки, слегка поранив пальчик. Съемочной группе приходилось ждать, пока у нее поднимется настроение. Это на экране артисты хорошие и милые. В жизни, к сожалению, далеко не всегда. Всякий раз жаль разочаровываться.
— Сегодня вы востребованный артист, состоялись в профессии. А как с личной жизнью? Ведь вам уже сорок три, а до сих пор не женаты. Вам комфортнее в одиночестве?
— Я холостяк по факту, а не по убеждению. Всегда был уверен, что у меня будут жена и дети. Семья важна, но считаю: жениться надо раз и навсегда — как мои родители. Почему пока не складывается? Вопрос скорее не ко мне, а к высшим силам. Есть мои решения, ошибочные или нет, есть версия второй стороны.
— У ваших близких друзей, Марии Куликовой и Дениса Матросова, к примеру, не сложилось. Почему они развелись?
— Я был свидетелем начала их отношений. При мне же все и рушилось. Восхищаюсь поведением Маши в этой ситуации. Чего, к сожалению, не могу сказать о Денисе. Хотя продолжаю считать его своим другом и хорошим человеком.
— Вам приписывали романы со многими известными актрисами — Юлией Меньшовой, Анной Снаткиной, Еленой Кориковой, Настей Цветаевой...
— Вы можете перечислить кучу имен, я не буду комментировать. Был роман или нет — мое личное дело. Расскажу смешной случай. Как-то звонит мама и очень деликатно, с паузами, говорит:
— Сынок, ты что, женился? Мы тут прочли в газете о твоей свадьбе...
— Мам, ну я, наверное, вам первым сообщил бы, что женился или собираюсь!
Сами родители этой темы касаются очень осторожно. С тех пор как окончил школу, они дали понять: я взрослый и вправе самостоятельно принимать любые решения. И в профессии, и в личной жизни.
Бабушка Зинаида Никитична более настойчиво намекает на правнуков. Она у меня молодец, довоенной закалки. Бабушке девяносто два года, но она до сих пор и в магазин ходит, и готовит. Сумку тяжелую у нее отобрать нереально — не отдаст: «Сама!» Горжусь бабушкой, но, к сожалению, правнуками порадовать пока не могу.
Мне несколько раз поступали предложения завести так называемые пиар-романы. Никогда на это не шел. Это не часть моей профессии.
— В прессе вас иногда называют завидным женихом...
— Пусть называют как хотят — у нас демократическая страна. Никогда не позиционировал себя так. Что за качество такое — жених? Как барышня на выданье.
— Вы сыграли главную роль в картине «Маяковский. Два дня». У поэта, как известно, была печальная любовная история — он был влюблен в жену друга.
— Да, в Лилю Брик, которую замечательно сыграла Даша Досталь. Эта ситуация принесла ему много боли. И в то же время питала его как поэта, вдохновила на большие произведения. Это важная для меня роль. Хотя, конечно же, много к себе вопросов. Маяковского должен играть гениальный актер. Но тем не менее работа очень дорогая и затратная — физически и душевно. Слишком было волнительно и ответственно.
Маяковский, как известно, рисовал. И я после окончания съемок начал рисовать какие-то странные картинки в айфоне (там есть специальная программа). Не знаю, почему возникло это желание — прежде меня никогда не тянуло рисовать, да и не умею. Месяца два или три рисовал, а потом отпустило: с тех пор не притрагиваюсь, даже желания нет.
К Маяковскому я проникся большой симпатией и сочувствием. Непросто ему жилось с таким восприятием мира — очень тонким, богатым. Мне кажется, он походил на большого ребенка — искренний, откровенный, беззащитный, и от этого испытывал много страданий.
— Вернемся к его любовной истории. Вы сами попадали в подобный любовный треугольник?
— Для меня это невозможно по факту, неприемлемо. Безответная любовь — да, с этим я сталкивался. А треугольник — нет. Если женщина склонна к неразборчивости, меня это не может привлечь. Когда понимаю, что у нее есть кто-то еще, организм автоматически выключается.
Любовь — это, безусловно, важно. Она может мучить, радовать. А может вдохновлять. Или ввергать в сложные состояния, когда ничего делать не можешь и не хочешь. Порой сложно бывало выбраться, но артиста даже безответная любовь обогащает. Я обогащен.
Возможно, в недалеком будущем мой семейный статус изменится. Буду признателен судьбе, если сложится удачно. Но далеко не заглядываю и не загадываю. Когда-то в студенческие времена был влюблен в однокурсницу. Незадолго до выпускного решил подарить ей какую-то вещицу и вложить записку, попросив прочитать ее через десять лет. В записке хотел написать: «Прошло десять лет, а я тебя все так же люблю». Не помню, почему я так и не вручил ни подарка, ни этой наивной записки — но через десять лет чувства прошли. Это большой срок.
Другая девушка помогла мне понять, как важно быть самим собой, принимать себя таким, какой есть, не подражать никому, не пытаться из себя никого строить. Эти отношения тоже не сложились. Значит, так должно было случиться. Ну а я рад, что все в моей жизни происходило так, как происходило. Иначе не было бы опыта, который сегодня не позволяет совершать те же ошибки. Ты бьешься, идешь по своему коридору, натыкаешься на стены, набиваешь шишки, но без них ты не узнаешь каких-то своих возможностей.
— Вы знакомили близких со своими девушками?
— Когда отношения переходили в серьезное качество — конечно. От родных я не скрываю, что происходит в моей личной жизни. Единственное, не очень люблю, когда жалеют: уже постфактум делюсь, что отношения, к примеру, распались.
— Мама для вас до сих пор — самый строгий критик?
— Да. Ее мнение важно для меня. Порой даже неприятно слышать, когда критикует, начинаю спорить — но в итоге понимаю, что ведь она права, со стороны виднее.
Родители по-прежнему требовательны и строги, но надеюсь, все же мною гордятся. Как минимум им приятно, когда люди — знакомые, незнакомые — говорят про меня хорошие слова.
— Для вас важно, чтобы будущая жена была актрисой?
— Абсолютно никакой разницы. Главное, чтобы с человеком было комфортно, чтобы мы друг друга уважали. А кто она по профессии, совершенно неважно.
— Поклонницы часто пишут вам в соцсетях?
— А меня нет ни в каких соцсетях — ни в одной. Там везде клоны, они переписываются от моего имени. Был случай на гастролях — выхожу после спектакля, навстречу улыбающаяся женщина со стопкой книг: «Вот, достала, нашла, ты просил».
Я удивился: ничего ни у кого не просил. Разобрались, и выяснилось, что она переписывалась с моим клоном. Было совестно от того, что кто-то пишет от моего имени.
Сам я не вижу необходимости вести блоги, рассказывать, что сегодня был тут-то, а вчера там-то. Зачем? Не понимаю. Друзьям, родителям могу позвонить, отправить СМС. А привлекать к себе внимание — в этом нет необходимости.
Да и на соцсети нужно свободное время, а у меня его нет. Домой приезжаю поздно вечером, уезжаю рано утром. Съемки или гастроли, все время поездки. Если есть возможность дома побыть день или полдня — уже рад. Но и в поездках мне тоже комфортно. Люблю отели — временное пристанище, часть большой дороги.
— При такой занятости случается отказываться от предложений?
— В последнее время все чаще. То ли от того, что предложений больше, то ли я стал разборчивее.
— Для вас важен комфорт?
— Это опасная штука, когда вдруг начинаешь считать, что имеешь право на особое отношение. Я подлавливал себя на таких мыслях: приезжаешь куда-то и тебя ведут «не в тот» ресторан. Не того уровня, какого бы хотелось. Вдруг чувствуешь, что возмущение начинает закипать. Надо следить за этим. Не уверен, что у меня всегда получалось, но я стараюсь.
— Тяготит ли вас популярность?
— Популярность была у наших больших артистов, например у Евгения Павловича Леонова. Для нее нужны серьезные работы, запоминающиеся на долгие годы. Нужен серьезный кинематограф или театр. У нас же все только начинается, я, по крайней мере, на это надеюсь.
Иногда узнаваемость была странной, слышал в свой адрес: «Подумаешь, по телевизору мелькаешь, а чем ты лучше нас?» Или «Ты тут не можешь пройти, потому что я вахтерша и тебя не пущу. И мне неважно, какой ты там известный и популярный, — все равно не пущу». И такое случалось, ну что сделаешь.
— Правда, что у вас до сих пор нет квартиры в Москве?
— Правда. Но я никогда не переживал по этому поводу. Конечно, надо решать проблему рано или поздно. Но это не самое главное, я так считаю.
— А что главное?
— Хотите, чтобы я открыл человечеству глаза? «Главное», наверное, меняется с годами... Сейчас, думаю, для меня — не растерять тот багаж, который заложили родители и педагоги, постараться не сворачивать со своего пути. Важно сохранить критическое отношение к себе. Хотя, возможно, я уже довел себя до самоедства, порой даже разрушающего. Наверное, это хотелось бы изменить: поменьше грызть себя и думать, что многое делаю не так.
— Вы способны на неожиданные поступки?
— Несколько лет назад участвовал в проекте «Король ринга», с парашютом прыгал. А вот недавно был в гостях в Большом Московском Цирке у братьев Запашных. Уже уходя, спросил: «Можно подняться под купол цирка?» Недолго думая, Эдгард тут же кому-то свистнул, сверху спустили трос, на мои руки надели петли, и я взвился вверх. Внизу виднелась маленькая арена, а я болтался под самым куполом. Когда первый страх прошел, понял, что счастлив. И не хотелось спускаться обратно.
Подпишись на наш канал в Telegram