...1947 год. Крохотный кабинет в особняке на авеню Монтень, 30. Сосредоточенный глава новоиспеченного модного дома разглядывал рекламные эскизы новых духов. Их нарисовал его друг, блистательный художник Рене Грюо. Кристиан чувствовал: успех предрешен.
Этот парфюм предназначался для молодой женщины, романтичной, но одновременно решительной, яркой, смелой... Оставалось только придумать название. Кутюрье резко поднял голову, услышав: «Мсье, к вам мисс Диор!»
Катрин. Дорогая сестренка, его героиня. Во время войны младшая из Диоров проявила удивительную отвагу: присоединилась к Сопротивлению. В 1944 году гестаповцы ее схватили и отправили в лагерь смерти Равенсбрюк. Чудом выжив, Катрин вернулась в Париж в 1945-м и теперь заново училась жить, носить красивые платья и чувствовать себя обычной молодой женщиной. «Вот оно!» — понял Кристиан. Его новые духи олицетворяют ее, Катрин. Неукротимый нрав и бесконечную женственность.
Название было найдено — и стало первым в ряду классических ароматов Dior: Diorama, Diorissimo, Diorella. А Miss Dior произвели фурор одновременно с первой кутюрной коллекцией Кристиана: пришедших на показ гостей в дверях опрыскивали новыми духами сотрудницы Дома. Коллекция одежды, представленная миру двенадцатого февраля 1947 года, стала настоящей бомбой — это слово впервые с военного времени использовалось в мирном контексте.
Главный редактор Harper’s Bazaar американка Кармел Сноу после показа бросилась к Диору, восторженно восклицая: «Это же new look!» Новый взгляд, новый образ, новый стиль: девяносто моделей его коллекции совершили революцию. Впервые за много лет женщинам напомнили о том, что они — женщины. С лебединой шеей и тонкой талией.
Тяготы войны остались в прошлом, больше не нужно экономить. Расточительность в тканях и непрактичные фасоны оказались именно тем, о чем еще недавно дамы не смели мечтать. Холода закончились, наступает весна. Более всего платья и костюмы силуэтов «восьмерка» и «венчик» напоминали перевернутые цветы — розы, тюльпаны, лилии. Никто не подозревал, что каждая модель вдохновлена ушедшей матерью Диора — изящной Мари-Мадлен, большой любительницей цветов.
Мир детства — мать, сестра, родовое поместье в Гранвиле, карнавалы, садоводство, море — был источником вдохновения гениального кутюрье. Порой предметы, числа и даже цветы служили Кристиану магическими знаками: ландыши, вшитые в подолы платьев, цифра восемь (тут и принесший Кристиану славу силуэт, и восьмиэтажный дом с восемью ателье в восьмом округе Парижа), талисманы в карманах вроде четырехлистного клевера или счастливой монетки. А судьбоносным знаком была звезда.
В апреле 1946 года, бродя по парижским улицам, переживавший серьезный творческий кризис Диор размышлял о предложении текстильного фабриканта Марселя Буссака. Тот разглядел перспективный талант в Кристиане, вполне успешно трудившемся на именитых Робера Пиге и Люсьена Лелонга, и предложил ему открыть модный дом на свои деньги. Все вокруг убеждали Диора согласиться. Особенно усердствовала предсказательница мадам Делайе, которой он бесконечно доверял и с которой сверял все решения. Делайе повторяла: «Соглашайтесь! Вы даже не представляете, что вам сейчас предлагают».
Размышляя над ее словами во время прогулки по городу, Диор чуть не упал. Предмет, о который он споткнулся, оказался металлической звездой с отверстием посередине, вделанной в мостовую. Звезда напоминала розу ветров, выложенную на полу в холле дома его детства в Гранвиле. Это стало решающим знаком. Дальнейшее — история. А звезду Диор хранил всю жизнь.
...Поначалу особняк на авеню Монтень, 30 вмещал только три мастерские, где работали восемьдесят пять сотрудников. Спустя несколько лет Дом занимал уже пять зданий, в которых размещались двадцать восемь мастерских и куда ежедневно спешили тысяча двести служащих. Ученицы, швеи, портнихи, закройщицы, продавцы и их помощницы, художники, рекламисты — кто только не крутился в этом гигантском улье. Но больше всех Диор ценил швей, чьи исколотые пальцы неустанно клали мельчайшие стежки, превращая замысел в реальность. (Неслучайно одним из символов Dior, олицетворяющим швею, является пчела.) Портнихи день и ночь кроили — верхнюю одежду, повседневные модели и вечерние платья. Помимо подготовки сезонных коллекций отшивали модели для богатых заказчиц. Чтобы не тревожить их покой примерками, в Доме хранились именные манекены, изготовленные с точнейшим соблюдением параметров клиенток и «толстевшие» или «худевшие» вместе с хозяйками.
Самое удивительное, чего удалось добиться Диору, — это фанатичная верность каждого, кто трудился в Доме. «Мое платье» — так об одной и той же модели говорили швеи, портнихи, модели, костюмерши, продавщицы.
Кристиан это знал — и его очень трогало такое отношение. А сотрудников восхищала безупречная галантность босса и щедрость к каждому, от блистательной манекенщицы до уборщицы. Он раскланивался со всеми, пропускал в двери перед собой любую женщину, даже юных учениц и помощниц, дарил рождественские подарки, премировал отличившихся и помогал талантливым новичкам.
Одним из начальников мастерских, создававшим в Доме Dior свою первую коллекцию, был Пьер Карден. Главным ассистентом Кристиан взял уже достаточно известного победителя конкурса молодых дизайнеров Ива Сен-Лорана: тот отправил свои эскизы в Dior и был принят. Упрочил славу блистательного дизайнера обуви Роже Вивье. Шанс получали все — бедные провинциалы и титулованные таланты. Портнихой у Диора служила принцесса Элизабет Лихтенштейнская, а мадам Анри Бонне, супруга бывшего посла Франции в Америке, работала в дирекции. Среди манекенщиц Диора было несколько русских: Елена Корнилова, княжна Татьяна Кропоткина, Дина Варенова, дочь оперной певицы из Харбина Алла Ильчун. Эмиграция обрекла их на бедность и унижения, а Диор подарил шанс выплыть.
Чуть позже двенадцать «апостолов»-посланниц, олицетворявших стиль Диора, стали первыми манекенщицами, удостоившимися приема у королевы Елизаветы. А платья «с их плеча» почитали за честь носить самые знаменитые женщины мира и легенды мирового кино Ава Гарднер, Ингрид Бергман, Рита Хейворт, Лиз Тейлор, Лорен Бэколл и Марлен Дитрих.
Знаменитых приятелей у Диора было великое множество. Звезды кино, театра и музыки, аристократы — королева Елизавета, принцесса Маргарет, герцогиня Мальборо, Эва Перон, герцогиня Виндзорская и супруга иранского шаха Фарах Диба... Блистательные женщины рассаживались в салоне, пили шампанское или кофе и курили. Специальная барышня-комментатор объявляла названия моделей. И манекенщицы, словно сказочные видения, проплывали в перекрестии восхищенных взглядов.
Глядя на лысеющего плотного мужчину, одетого в строгий костюм и больше похожего на бухгалтера, невозможно было представить, что его воображение способно создавать истинные произведения портновского искусства. И только самые близкие знали, чего это ему стоит. Сочиняя очередную коллекцию, он надолго запирался и требовал, чтобы прислуга обувалась в бесшумные тапочки. Иногда скрывался ото всех на старой мельнице в деревушке Милли и рисовал. Больше всего его вдохновляли цветы, сады, опера, а еще — воспоминания о путешествиях, женские образы прошлого и знаменитые дягилевские балеты.
Диор стал законодателем, к которому, затаив дыхание, прислушивался весь мир. Если он решал, что длина платьев должна заканчиваться в сорока двух сантиметрах от пола, никто не смел задуматься, почему не в сорока одном или сорока трех. Если изобретал новые силуэты в виде букв A, H и Y, никому и в голову не приходило носить что-то другое. Его остро заточенный карандаш то скользил по бумаге, запечатлевая очередное воздушное чудо, то делал решительные пометки в колонках цифр: к пятидесятым модельер стал главой мощной империи, удивительным образом сочетая гений творца с талантом бизнесмена. Конечно, ему подражали, его беззастенчиво копировали. Но даже это стало толчком к блестящей идее. Кристиан первым начал практиковать лицензирование — модели позволялось копировать или работать в сходном стиле, купив права на бренд и получив одобрение Диора.
Этикетка Christian Dior превращала любую вещь в презентацию статуса и стиля. Цена эксклюзивного бального платья порой достигала миллиона франков. Диору покорились и Штаты, и Европа, и Восток. И конечно, одеждой он не ограничился. Только полные ансамбли! Шляпки, сумочки, туфли — знаменитые узкие остроносые лодочки на тончайшей шпильке, украшения, белье, ремни, перчатки — введенные Диором рукава в три четверти требовали, чтобы они были длинными...
Женщина, входящая в бутик Диора, должна была выйти из него полностью преображенной. А если покупка платья в бутике пока оставалась для нее недостижимой мечтой, всегда имелась возможность хотя бы косвенно приобщиться к миру роскоши, неги и элегантности. Для этого достаточно было купить духи. В 1955 году начался выпуск косметической линии: первые помады восьми оттенков появились в продаже со слоганом «Теперь Диор одевает и вашу улыбку». Тогда никто и предположить не мог, что спустя несколько десятилетий декоративная косметика и средства по уходу Дома станут истинным бриллиантом в сокровищнице мирового люкса.
Конечно, Диору все сложнее было контролировать жизнь гигантской империи. Справляться ему помогали друзья и коллеги. Например блистательная муза Митца Брикар — cоветница и друг, незаурядная загадочная личность. Митца возглавляла направление аксессуаров в Доме Dior, и без ее одобрения Кристиан не допускал к выпуску ни одной модели. Финансами ведал Жак Руэ, швейными мастерскими управляла Маргерит Карре, а производством — Раймонда Зенакер, директором салона работала подруга детства Сюзанн Люлин. Этим людям Кристиан доверял безраздельно. Именно с ними иногда ужинал в своем особняке, декорированном красным бархатом. Они играли в канасту — любимую карточную игру Диора — и наслаждались щедрым угощением. Их друг и патрон был невероятным чревоугодником, и после таких ужинов его команда неделю сидела на строгой диете.
Диета и стала убийцей кутюрье. В октябре 1957 года Диор решил поехать отдохнуть. На итальянском курорте он надеялся похудеть: в последнее время собственное отражение вызывало досаду. Конечно, целебные минеральные воды и специальная диета помогут! Однако гадалка мадам Делайе, которую обычно он слушался беспрекословно, буквально умоляла остаться дома: звезды говорили, что поездка крайне опасна. Почему суеверный Диор все же уехал? Кто знает. Но только его сердце не выдержало смены обстановки и жесткого режима питания: двадцать четвертого октября Кристиан Диор умер от инфаркта.
На какое-то время Дом погрузился не просто в траур — в хаос. Пантеон лишился главного бога-созидателя и должен был неминуемо рухнуть.
Однако спасение было найдено. То был первый и единственный случай в истории Дома Dior, когда кресло главного дизайнера занял «собственный кадр». Им явился двадцатиоднолетний Ив Сен-Лоран, последние два года совершенствовавший мастерство под крылом мэтра. Между прочим, Кристиан незадолго до своей кончины встречался с матерью юноши — очень хвалил Ива и обронил, что когда-нибудь тому суждено стать его преемником. Кто же знал, что это случится так скоро?!
От Ива ждали трепетного следования идеям великого Диора — классических силуэтов, корсетов и подчеркнуто женственных линий. Но он выбрал совсем иной стиль — остросовременный для наступающих шестидесятых. Фирменный new look свел к трапециевидным формам и прямым линиям. Это было новое слово — и вскоре газеты взорвались заголовками: «Ив Сен-Лоран спас Францию, традиции Диора продолжаются!»
Увы, уже в 1960-м страница Ива в истории Дома Dior была перевернута. Начавшиеся проблемы со здоровьем помешали ему продолжить работу в Dior. Марсель Буссак заменил модельера Марком Боаном.
Почти тридцать следующих лет Боан вел корабль в полном соответствии со своим остроумным слоганом «Не забывайте о женщине!». Его визитной карточкой стали простота и изящество моделей из очень дорогих тканей, сочетание роскоши и практичности, оригинальные отсылки к живописи и литературе. Скажем, в 1966-м мир устроил овации коллекции Боана по мотивам романа и фильма «Доктор Живаго»: подпоясанным пальто с меховыми воротниками, высоким сапогам, теплым шапкам-папахам.
Именно при Боане колоссальный успех сопровождал парфюмерные и косметические новинки Дома. В 1961 году здесь предложили женщинам лаки для ногтей в тон помаде. В 1969-м впервые в истории моды под руководством арт-директора Parfums Dior Сержа Лютана выпустили полную линию макияжа, в начале восьмидесятых — цветную тушь для ресниц. При Боане мир получил в дар несколько «вечных» ароматов — новаторские мужские Fahrenheit и Eau Sauvage, женские Dioressence и Poison. Мало того, с семидесятых отдельным направлением стала уходовая косметика: кремы и лосьоны марки дарили иллюзию приобщения к миру естественной «породистой» красоты и каждое последующее десятилетие знакомило женщин с несколькими революционными средствами, созданными по новейшим технологиям.
Однако к концу восьмидесятых стало очевидно: Дом Dior под руководством Марка Боана переживает нелучшие времена. Он на глазах утрачивал остроту чутья и умение диктовать моду.
...«Второй Диор», «Диор вернулся» — восторженный шепот витал в зале. В 1989 году свою первую коллекцию для легендарного Дома создал Джанфранко Ферре, его новый арт-директор. Буквально назавтра он получил престижнейшую награду мира моды — «Золотой наперсток».
Плотный застенчивый человек в очках, любитель классической живописи и литературы, Джанфранко начинал с архитектуры. И возможно, именно приверженность четким формам и выдержанному стилю сближала его, возродившего итальянскую «альта мода», с совершившим французскую революцию в моде Кристианом Диором. Впрочем, Ферре не сразу решился присягнуть на верность великому кутюрье и поначалу отказался возглавить Дом. А спустя несколько лет, вдоволь наигравшись с белыми рубашками, денимом, кожей и парфюмерией, согласился на предложение нового владельца Дома Бернара Арно, поставив единственное условие: возможность работать и на свой бренд тоже. Семь последующих лет Джанфранко жил между Парижем и Миланом.
Первый иностранец на посту главного дизайнера, Ферре оказался настолько чуток и внутренне близок духу Кристиана Диора, что его эпоху в истории Дома впоследствии окрестили «золотым веком». При Джанфранко царили аристократизм, утонченность, идеальные пропорции и поразительное чувство цвета (недаром он пять лет изучал колористику в Индии — царстве красок и оттенков).
Начало девяностых стало новым взлетом Дома Dior: стиль, сочетавший классику с роскошью, кружил головы именитых клиенток, коллекции расхватывали как горячие пирожки. На блистательных супермоделях Клаудии Шиффер, Карен Мюлдер, Наоми Кэмпбелл и Линде Евангелисте наряды от Диора — Ферре выглядели как истинные произведения искусства. А принцесса Диана и первая леди Франции мадам Ширак прославили сумку Lady Dior, ставшую одной из легенд Дома. Собственно, Lady эту простую и изящную вещь назвали в честь Дианы.
«Золотой век» ознаменовался парфюмерными и косметическими завоеваниями. Впервые в девяностых стали делать так называемые фланкеры (сезонные вариации на тему) легендарного аромата Poison, родились на свет знаменитые духи Dune, а через несколько лет — их мужской вариант Dune pour Homme. Великий парфюмер Жан-Луи Сьюзак создал этот аромат в память о доме Кристиана Диора в Гранвиле — заповедном месте, где море встречается с сушей и соленый бриз смешивается с песком и запахом влажного дерева.
Что до косметики, то именно в этот период были изобретены знаменитые тени-пятерки — формат, оставшийся неизменным по сей день. В середине девяностых появляется еще одна новация — тушь для волос, которую впоследствии не копировал только ленивый. Модельным лицом марки в те годы была блистательная россиянка Кристина Семеновская. Ее аристократически скульптурное лицо представляло собой идеальный «холст» для новинок Дома Dior — от фантазийного цветного макияжа конца восьмидесятых до коричневых и бежевых монохромов девяностых.
В истории Дома Dior период Джанфранко Ферре навсегда остался эпохой Возрождения. Но эпохи не могут длиться вечно: порой необходимо отвечать на вызовы времени, особенно если диктуешь моду всему миру. И в 1997 году на трон главного дизайнера Дома Dior взошел Джон Гальяно.
Хуан Карлос Антонио Гальяно был, что называется, человеком-театром, который в отличие от респектабельного Ферре с юности делал ставку на эпатаж, «шок и трепет». Отточив свой нестандартный талант в Лондоне и сократив имя до Джона Гальяно, он отправился в Париж. Там пришлось и поголодать, ночуя на полу у приятелей, и попраздновать, работая для Givenchy. Когда же амбициозному Гальяно сделали фантастическое предложение от Дома Dior, он понял, что сорвал джекпот.
За четырнадцать лет Джон создал более пятидесяти коллекций, и каждую называли истинным шедевром. Привычная ассоциация Дома Dior с роскошной классикой осталась в прошлом. Настало время театральности, буйства красок, разрушения границ. Все, что было присуще его собственному характеру, харизматичный Гальяно выплеснул на подиумы мира. И мир потрясенно аплодировал: за годы работы в Доме Джон Великолепный получил все существующие премии: «Лучший дизайнер года» в 1997-м, орден Британской империи в 2001-м, орден Почетного легиона в 2008-м.
Глянцевые подиумы на показах Гальяно были залиты флюоресцентными цветами — красным, желтым, голубым! На сцене — то будуар, то заводь с русалками, манекенщиц окатывали водой, а их кринолины светились благодаря вставленным лампочкам. Коллекции дышали не сухим городским воздухом, а океаническим, напоенным цветочными ароматами Гавайев. От буйства красок у зрителей рябило в глазах, и линии моделей, и знаменитый асимметричный крой приходилось старательно «вычислять», отвлекаясь на многочисленные аксессуары — яркие сверкающие украшения, сумки, туфли и головные уборы. В макияже манекенщиц спорили глаза, губы и щеки, тропические принты, блестящие кружева и рыболовные сети слепили глаза, в какой-то момент Джон стал экспериментировать не только с прозрачными тканями, но и с выставленной напоказ наготой. Однако даже самым строгим критикам не приходило в голову назвать работы Гальяно китчем. Ибо они балансировали на грани, ухитряясь оставаться в рамках высокого искусства и хорошего вкуса, и обладали фирменной соразмерностью имени Кристиана Диора.
Платья от Диора — Гальяно наперебой скупали знаменитости. По сей день мир помнит триумфальный выход Николь Кидман на оскаровскую красную дорожку в 1997 году в роскошном салатово-золотом «китайском» платье с разрезами. Гальяно сумел сделать нечто невероятное: собственный new look. Просто в его версии женственность, которую прославлял Диор, представляла собой уже декадентскую версию — предельно откровенную. И клиенты оценили это — за время работы Гальяно на Дом Dior доходы фирмы выросли более чем в два раза. Собственно, этого и ожидал Бернар Арно, когда делал предложение дерзкому модельеру: «Диор тоже не сразу был именем в хрестоматии! Он был революционером для своего времени. И производил такой же фурор, какой теперь производит Джон».
В отличие от предшественников Гальяно не скромничал и не прятался на задворках, в тени своих блистательных работ. Каждый его завершающий выход на поклоны представлял собой отдельное зрелище. Он любил пошутить — со свойственным одному ему чувством юмора. Одетый почти как фрик, накрашенный, с волосами, заплетенными в косы, в костюме французского полководца, пирата, стриптизера или лондонского джентльмена-бродяги, он выныривал из темноты и шел по подиуму танцуя и выделывая немыслимые коленца под фейерверк в собственную честь.
Да, работы Гальяно нельзя было купить прямо с показа и отправиться в них куда-нибудь в обычную жизнь. Русалочьи хвосты или барочные кринолины в сочетании с немыслимыми шляпами для этого безусловно не годились. Но суть была в творении целого мира: потом мотивы и перепевы показанных идей адаптировались для бытовой моды, точно передавая задуманную атмосферу.
Парфюмерные и косметические линии того времени сполна отвечали масштабным замыслам дизайнера. В 1999 году мир без памяти влюбился в новые духи J’adore — воплощенную чувственность, мгновенно ставшую новой классикой. Парфюмер Калис Беккер вдохновлялась роскошными в своей избыточности полотнами фламандских живописцев. А дизайнер Эрве ван дер Стратен поместил эту цветочно-фруктовую манкость в чудесный флакон в виде древней амфоры с золотыми кольцами, одновременно напоминавший и о счастливом числе Диора — восьмерке.
Спустя три года появилась еще одна парфюмерная легенда — завораживающие восточные Addict. Dior Addict стал и революционной косметической линией: помады и блески серии вызывали в памяти любимых героинь Гальяно — раскрепощенных дев в коже и латексе.
Увы, блистательный Джон Гальяно в конце концов заигрался в своем театральном мире — и оторвался от реальности. Настолько, что его эпатирующее поведение превысило все возможные пределы и уже слишком сильно контрастировало с респектабельным имиджем Дома Dior. Настала пора расставаться.
Какое-то время обязанности главного дизайнера выполнял Билл Гайттен и выпустил две вполне «носибельные» и в меру примирительно-консервативные коллекции. А затем в апреле 2012-го в точности по закону противоположностей кресло арт-директора Дома Dior занял Раф Симонс. Это назначение, как и предшествующие, тоже стало маленькой революцией: новый главный модельер до тех пор не делал кутюрных коллекций, кроме того, в основном занимался мужской модой. И все же вызов он принял — и более трех лет с гордостью вписывал собственную страницу в историю Дома Dior.
Настоящим экзаменом для Симонса стала подготовка первой кутюрной коллекции. Обычно в Доме на такую работу отводится восемь месяцев, у Рафа в запасе было лишь восемь недель... Из непростой ситуации он вышел с честью, а чуть позже — с крайне любопытным документальным фильмом об этом периоде под названием «Диор и я».
Раф, пожалуй, был наиболее близок по духу мэтру Диору — скромностью, умением вместить в минималистские формы богатое содержание. Его вдохновляла эпоха послевоенной свободы и надежды, он ценил простоту линий — от бесчисленных оборок Гальяно не осталось и следа. Манекенщицы Симонса проплывали между прозрачными шторами нарочито безликие, с макияжем, выделявшим лишь глаза. Силуэты снова обратились к блистательным находкам Диора — к А и Н, а также к перевернутым пышным цветочным головкам new look. В принты вернулись любимые Диором крупные бутоны роз, в качестве обуви выбирались остроносые лодочки...
Неожиданно оказалось, что молчаливый и мрачноватый бельгиец Симонс с трепетным уважением относится к наследию Кристиана Диора. Он едва ли не единственный из всех главных дизайнеров Дома прилежно штудировал архивы мэтра, остроумно и почтительно цитировал его находки и опирался на все, что любил Кристиан: на природу, садоводство и воспоминания о Гранвиле. В новом веке Дом Dior представляли уже не только и не столько роскошные модели, сколько самые знаменитые и привлекательные кинозвезды — Моника Беллуччи, Марион Котийяр, Натали Портман, Роберт Паттинсон...
В 2015 году Раф Симонс, не выдержавший жесткого темпа — по шесть коллекций в год, — с благодарностью завершил сотрудничество с Dior. Но этот Дом не был бы собой, если бы не совершил нового прорыва — в 2016-м, спустя полгода поисков, его возглавила модельер Мария Грация Кьюри. И первые же ее коллекции показали: дело Дома продолжается в лучших традициях. Кьюри обозначила это просто и изящно, в изобилии используя знаменитые «коды» Диора. Дело в том, что каждый из творцов, надстраивавших свой этаж в Доме Dior, не только привносил в него что-то свое, но и бережно отдавал дань находкам великого основателя. Это была увлекательная игра — зашифровать основы его оригинальности: цифру восемь, золото, ароматы и рисунки лепестков розы и ландыша, звезды и фамильный герб Диоров. То, что из коллекции в коллекцию делал сам кутюрье. Скажем, фирменный узор cannage Диор впервые увидел на стульях эпохи Наполеона III, расставленных на его первом триумфальном показе. С тех пор этот узор повторялся и на сумках Lady Dior, и на флаконах коллекции Les Escales, посвященной путешествиям, и в оформлении аромата Cuir Cannage из эксклюзивной серии La Collection Prive?e, и даже в тиснении на сегментах теней в знаменитых палетках-пятерках.
В избытке закодирован и флакон великих Miss Dior: тут и нежно-розовый цвет стен в гранвильском особняке, и бант «кинжал», который Кристиан использовал в большинстве коллекций как символ утонченной женственности, и любимый узор Диора pied-de-poule на боковых стенках флакона.
Серый цвет для Диора — символ постоянства и элегантности: в серый, наряду с розовым, были выкрашены стены в Гранвиле и отделаны панели и мебель в бутиках Дома по всему миру. Вечернее платье из серого атласа, согласно Диору, — вершина изысканности. Вот и расшифровка кода аромата Gris Montaigne из эксклюзивной линии La Collection Prive?e — творение главного парфюмера Франсуа Демаши, служащее ароматным воплощением любимого оттенка Диора и передающее дух его первого бутика.
Дань «кодам» Диора — это и силуэт «песочные часы», и длина миди, и пышные юбки, и «барные» жакеты с баской, и карманы, скрытые в складках платьев и юбок, и лифы платьев без бретелек, и корсеты, и широкополые шляпы, и все оттенки чистого красного цвета, и остроносые лодочки... Цитаты, напоминания, тонкая игра, калейдоскоп — мир Дома Dior по сей день так же наполнен символами, знаками и загадками, как и воображение его создателя. Впору и вправду поверить в то, что Кристиан Диор по сей день таким образом оставляет маленькие нежные послания своим музам и поклонницам. Пожалуй, это немного похоже на его любимые звезды — погасшие много лет назад и все же продолжающие дарить свет.
Подпишись на наш канал в Telegram