Мне иногда кажется, мама и не выходила из образа! Конечно, все актеры фантазируют, накручивают. И она не была исключением. Случалось, жена мне говорила: «Мама твоя звонила, ой, рассказала...» Я ей спокойно предлагал делить услышанное на шестнадцать.
— Перед моей очередной поездкой за океан мама заказала себе спортивный костюм. Причем непременно китайский. «Не знаю, есть ли у китайцев в принципе такие размеры», — засомневался я. В магазин со мной пошла Рита, жена Михаила Шуфутинского. Просим самый большой размер, который есть. Приносят. Ну и что? Даже на стройную Риту не налез бы. «Покажите, какой надо!» — суетятся китайские барышни. А мы с мамой мерки заранее сняли — объем талии, груди. Сообщаю продавцам параметры и вижу, как их раскосые глаза становятся квадратными. Но все же обещали поискать, велели зайти завтра. И что вы думаете? На следующий день вынесли прекрасный ансамбль из тончайшего шелка для борцов сумо! Они в таких вне ринга ходят. Моя очень его любила. Кофточку, правда, носила чаще.
Элегантно одеться и покушать — вот, пожалуй, две самые сильные ее страсти помимо работы. Вес стал тяготить только в последние годы. Ноги сильно отекали, диабет, да и других проблем хватало. В какой-то момент мама почти решилась на липосакцию. Но в итоге испугалась и передумала. На самом деле есть надо было, конечно, меньше. «Ночной дожор» — то, от чего мама так и не смогла отказаться. В шутку даже пугал ее замком на холодильник с таймером. Но охота пуще неволи.
Приемы-фуршеты Моя не особенно жаловала, больше любила то, что готовила сама. Даже выпустила книгу домашних рецептов. Борщ варила, крутила котлеты, а какой у нее получался холодец! Обожала угощать! И с собой еще кучу всего упаковывала. Наварит огромные кастрюли, а потом раздает, соседям относит.
— Зачем столько? — спрашивали маму.
— Люблю готовить много!
Может, отчасти это синдром детей войны...
Мама очень хотела найти могилу своего отца. Мой дед Леонид Белогорцев, кстати тоже актер, погиб в 1945 году в Веймаре: его военная машина наехала на мину. Мама ездила туда, ходила по местному кладбищу, но могилы не нашла. Рассказывала, как разрыдалась, тушь на глазах потекла и сложно было читать надписи на надгробиях...
Думаю, надо еще раз попробовать отыскать деда. Похоронка на него долго хранилась у бабушки, потом у нас. Бабушка, Мария Фонина, служила в Московском театре имени А.С. Пушкина. То есть мама родилась в артистической семье, но поначалу ничто не предвещало продолжения династии — увлекалась историей, работала в университете, в лаборатории, не знаю, правда, что именно там делала. Шапочки, наверное, свои любимые вязала. И еще ради интереса изредка участвовала в съемках массовых сцен.
Встретились родители на картине «Половодье», где мама снималась в эпизодике, а папа был звукооператором. Отец почти на шестнадцать лет ее старше и считался одним из лучших специалистов по звуку. С Андреем Тарковским работал, с Леонидом Гайдаем — первыми среди первых.
Поженились родители после знакомства довольно быстро. Мама бесспорно талантливая, но если бы папа не повел ее за руку по кинематографу, не знаю, появилась ли бы такая актриса — Наталья Крачковская. У мамы ведь не было актерского образования — абсолютный самородок. Знаю, что папа познакомил ее с Гайдаем, она поначалу играла в эпизодах и в конце концов оказалась в обойме. Сотрудничество стало безусловно звездным.
Отец часто брал меня с собой на «Мосфильм», я видел в третьем цеху декорации легендарных «12 стульев». Даже транспортер, с которого свалилась артистка Крачковская. Мама, человек упертый, отказалась от дублерши в сцене, где ее героиня, преследуя Бендера, едет на черной транспортировочной ленте. Она спокойно докатывалась до конца и падала на кипу гимнастических матов. Но на очередном дубле маты постелить забыли, и мама рухнула на голый пол. Синяков себе наставила! По-моему, даже съемки останавливали. Кстати, в роли мадам Грицацуевой она не в натуральном весе — фигуру специально утолщали. Ну а потом, видно, все-таки решила: хорошей женщины должно быть много, и достигла аппетитных форм естественным путем.
— Ваши мама и отец еще пересекались на съемочных площадках?
— Странно, но после «12 стульев» родители работали вместе всего лишь однажды — на фильме «Женитьба Бальзаминова». В этой картине я тоже попал на пленку. Снимали в Суздале. Мама там играла в двух эпизодах: в одном изображала женщину с пониженной социальной ответственностью, проститутку то есть, второй — не помню какой. Мне только год исполнился, конечно, мама повезла с собой. В картине есть момент, когда Вицин приходит к двум братьям и из большой будки вылезает огромная собака. В общем, в одном из дублей Георгий Вицин заходит во двор, крупным планом — будка, выбирается собака, а следом выползаю на четвереньках я... Позже родители вспоминали, что никто не заметил, как я туда забрался.
С Вициным мы спустя много лет пересеклись у Театра киноактера, когда я с сыном приехал за мамой. Увидев моего Вову, он так обрадовался, что линия продолжается: столько работал с отцом — Владимиром Васильевичем Крачковским, а теперь, оказывается, есть на свете полный его тезка! Подписал сыну фото: «Вовчику от Гоши». Тому поколению очень важно было знать, что их киношное сообщество не просто сохраняется — растет... Молодым я не очень это понимал: ну, пришел в гости Моргунов или Вицин — что такого? Или, допустим, папа много общался с Юрием Никулиным. Но в детстве такие контакты воспринимаются разве что как приятный бонус — в цирк на Цветном мы заходили со стороны кулис, а это гораздо интереснее, чем слушать взрослые разговоры. Сейчас понимаю, каким кладезем знаний и мудрости были все эти люди.
Маму одно время в титрах писали как Крачковскую-Белогорцеву, чтобы не путать с Ниной Крачковской, моей родной тетей, которая уже была известной актрисой. Обе значились в штате Театра киноактера. Представляете, сколько же случалось дурацких недоразумений, когда приглашали на пробы или даже съемки Н. Крачковскую из Театра киноактера?! По фактуре они не просто разные — почти антиподы. Вызывают Нину, женщину с узким лицом и длинными темными волосами, а приезжает Моя!
— Вы понимали, что Наталья Крачковская знаменитость?
— К маминой известности я относился индифферентно, в то время многие даже очень популярные актеры не выпячивали себя. Тем более что на летних каникулах меня окружали такие же «чьи-то дети». Бабушка по маминой линии, как уже упоминал, работала в Театре имени Пушкина. Там же служила актрисой жена Мариса Лиепы и по дружбе помогала бабушке доставать через Большой театр путевки в Анапу. Поэтому на море я года три подряд отдыхал с Илзе и Андрисом. Еще ездил в знаменитый пионерский лагерь «Экран».
Это было настоящей сказкой! Корпуса оформляли сами киношники, то есть профессиональные декораторы. Пара отрядов жила в теремке — здании под старину, этажа в три высотой, с двумя громадными лестницами. Не так давно я работал с Гошей Шенгелия — он, как и его отец Леван Шенгелия, тоже режиссер — и вспоминали тот лагерь. Несколько лет назад Гоша готовился к съемкам, выбирал натуру и поехал в «Экран». Потом признался: «Вернулся домой и напился — там страшная разруха. Наш знаменитый теремок сгорел...»
В лагере царила особая атмосфера. Зарницы устраивали с пиротехникой и танками, которые пригоняли откуда-то со съемок. Мы визжали от восторга. На родительские дни в основном приезжал отец — мама часто снималась или находилась на гастролях. Хотя и вместе меня порой навещали. Привозили конфеты и клюкву в сахаре.
В остальном мое детство было обычным. Проходило оно в родном дворе на Ленинском и Дворце пионеров на Воробьевых горах. В последнем достойном месте я много кружков перепробовал, когда родители все-таки озадачились направлением имевшейся у меня энергии в правильное русло. Не то чтобы я как-то беспокойно рос, но был крайне любознательным мальчиком. Обожал всякие технические штуки, интересовался созданием пороха. Однажды свалился с третьего этажа... Моя, кстати, много лет ничего об этом случае не знала и даже спустя годы отреагировала весьма остро.
А дело было так: крутил я на балконе какую-то штуку (папа привез из Африки символ чего-то там — фигурку, привязанную веревочкой к палке), она оторвалась и повисла на ветке — деревья растут очень близко к дому. Думал, дотянусь, но не вышло — спикировал вниз. Мама в тот момент увлеченно готовила на кухне и полета моего, к счастью, не увидела. У нас тогда была боксериха Сильва, и мы не запирали дверь — собака сама выходила на прогулку и сама возвращалась. В общем, после приземления (обошлось даже без синяков), я обежал дом, взлетел на этаж... Как раз открывается дверь и выходит собака. Моя с кухни спрашивает:
— Вась, ты куда?
— С Сильвой пойду погуляю! — говорю, не моргнув глазом. Спустя несколько лет, когда признался маме в том своем падении, она, бедная, рухнула в кресло и начала причитать: «Какой ужас, если бы я знала!.. Если бы только знала... Я б тебя убила!»
Вопрос, куда направить мою энергию, возникал перманентно. И когда после школы наступила пора решать, родители оказались в тупике. Ну чем я увлекался? Возился с мопедом в основном. Разбирал, чинил непосредственно на балконе. Еще у нас был «Москвич-407», старше меня. Отец в последние годы машину не водил и как-то говорит мне: «Хочешь кататься? Пожалуйста, вот автомобиль». «Москвич» я перебрал почти целиком и ездил какое-то время.
На самом деле если бы не папин посыл, с таким удовольствием железяками и электроникой не увлекался бы. Одно из ярких воспоминаний детства — папа, сидящий с паяльником, и мамины страдания по поводу того, что не помнит, куда засунула то, что он напаял. Отец помогал соседям чинить любую технику: нам постоянно приносили то радиоприемники, то электрические мясорубки. Выходил такой журнал «Радио», папа его выписывал. До сих пор на даче кипы подборок хранятся, чуть ли не с первого номера. Конечно, я тоже читал, плюс отец подсказывал часто, советовал. Захотел сделать электрическую гитару — папа говорит: «Давай!» И ведь сделал... ну, почти!.. У меня на даче сейчас гараж больше дома, потому что машины чиню сам, в автосервис не обращаюсь.
А вот профессии отец особенно не учил, но я много видел, впитывал. Так что Ленинградский институт киноинженеров, диплом которого получил, мог не оканчивать. Хотя без корочки на работу не взяли бы. Раньше звукорежиссер был ближе к технарю, инженеру, сейчас же те, кто придумывает эксклюзивное звучание, называются саунд-продюсерами. Даже на «Оскаре» есть номинация. Просто кнопки нажимать — одно, придумать звуковую картину целиком — совсем другое. И тут, конечно, важно, чтобы между режиссером, композитором и звукорежиссером сложился некий ансамбль. Тогда люди десятилетиями сотрудничают.
Я, к примеру, с Максимом Дунаевским работаю всю жизнь. Первой картиной стала «Мэри Поппинс, до свидания». Последняя совместная работа — «Возвращение мушкетеров» Юнгвальд-Хилькевича. С ним мы тоже общались, Георгий Эмильевич прислал мне сценарий своего следующего проекта, но умер. Я не смог присутствовать на похоронах, работал, а прошла пара недель — и умирает мой дядя, муж Нины Крачковской, известный режиссер-документалист Владлен Трошкин. Приезжаем на Троекуровское кладбище, оказывается, его хоронят рядом с Хилькевичем. Сейчас и мама там. Жена моя Наталья, приезжая, замечает: «Наталья Леонидовна, у вас тут отличная компания...»
— Они ведь правда всенародные любимцы. Наталья Леонидовна была довольна своей актерской карьерой?
— В какой-то момент мама устала от комедийного амплуа и очень хотела сняться в драматической роли. Но тут и режиссеры ее не поддерживали, да и я: «Мам, когда на тебя на экране смотришь, плакать совсем не хочется».
Они общались с Савелием Крамаровым, вместе на гастроли ездили. Работали как-то вроде в Польше, и ему предложили там сделать операцию — косящий глаз выправить. Моя его спрашивает:
— И что, не согласился?
— Чтобы я сам себя профессии лишил? — резонно ответил Крамаров. Правда, позже в США операцию все-таки сделал...
Мамина внешность тоже была ее хлебом: талант — его же не пощупаешь, не угадаешь, а типаж в кино — великое дело, особенно яркий и неповторимый. Периодически мама, конечно, садилась на диеты. Холодильник стоял печально пустым, а настроение у нее сразу портилось.
— Чего такая злая? Кушать хочешь? — шутил я.
— Молчи про еду!
А зритель ее любил именно такой — знойной женщиной, мечтой поэта, женой Бунши. Может потому, что мама казалась своей, человеком, которого запросто встретишь, например, на базаре. К слову, именно поэтому я терпеть не мог ходить с ней на рынки. Приближается Крачковская, и на уши волнами встают все торговые ряды, идут следом: «А возьмите яблочек, мясо хорошее...» Мама оттуда всегда выходила с тяжеленными тележками. Она же все тащила впрок! Когда я пошел в решительный отказ, стала ездить на Черемушкинский рынок с Раисой Рязановой, исполнительницей роли Тони в фильме «Москва слезам не верит». Как они там отрывались! Рая прекрасно водит машину. И вот обе с утра — на рынок, и к обеду у подъезда: «Вася, иди разгружаться!» Мешки, пакеты, коробки! Однажды подъехали к дому без заднего стекла в «жигулях». «Что это вы с вентиляцией катаетесь?» — спрашиваю. Оказалось, когда выходили на рынке, обе одновременно от души захлопнули двери. Женщины же немаленькие — в общем, высадили стекло!
— Домом занималась в основном мама?
— Хозяйственными делами родители занимались оба. Яичницу перед школой, кстати, мне чаще жарил батя. Мама если уж начинала стряпать — это было что-то глобальное. Как-то вернулся после уроков, а кухня утопает в белоснежном мучном тумане — мои пельмени вдвоем лепят! Всю морозилку забили. «Вась, будешь пельмени?» — заботливо спрашивала мама и молотком в морозилке — хрясь! — отколачивала порцию. Когда отец где-то раздобыл пельменницу, сибирское блюдо начали готовить почти в промышленных масштабах. Кстати, мы с супругой тоже на эту тему подсели. Как-то взяли пельменницу в Германию, куда ездили в гости: друзья остались в полном восторге.
Участвовал отец и в ежегодных битвах по консервированию. Когда его не стало, подключили мою жену. Звонок с командой «Открываем консервную фабрику!» осенью раздавался стабильно. Огурчики, лечо, яблочный сок...
Папа ушел внезапно. Я оканчивал институт, уже жил отдельно на Профсоюзной. Мама была где-то на съемках. Мне позвонили с «Мосфильма» — отцу стало плохо на проходной. Отвезли его в пятьдесят первую больницу. Врач сказал, что нужна медицинская карта, а все киношники раньше были прикреплены к поликлинике рядом с Киевским вокзалом. Прыгнул в машину, помчался за картой, привез, поднялся наверх. Навстречу доктор: «Ваш отец скончался...»
Мама переживала его смерть чудовищно тяжело. Она сразу провалилась в какое-то жуткое горе, даже элементарные похоронные хлопоты оказались ей не под силу. Папа нашел последний приют на Преображенском кладбище, там тогда уже было довольно тесно, ограды стояли впритык. И я, наверное, всю жизнь буду помнить картину — рыдающая мама по-детски всплескивает руками: «Даже подойти близко нельзя!»
Оттаяла, только когда родился внук. Появился на свете новый Владимир Васильевич, о котором она опять могла заботиться. Из всех поездок возвращалась с подарками — это мамина фирменная черта. Оленина с Севера, вязаные свитера с медведями внучку из средней полосы, мне оттуда же — шарфы, колбаса — отовсюду! Сохранившаяся с советских времен привычка тащить с гастролей, пока есть возможность. Мы часто приезжали к маме на обед. Забегая вперед, скажу: когда Вовка поступил в МГУ, заглядывать к бабушке на перекус стал еще чаще — в двух шагах же. Как говорила Наталья Леонидовна, внук учится на факультете какой-то кибематики. На самом деле вычислительной математики и кибернетики, и пока еще не окончил.
— А как-то устроить личную жизнь она больше не захотела?
— Возможно, желание возникало, но найти второго Владимира Крачковского не получилось. Те, кто появлялся рядом, проигрывали от сравнения с отцом. Может, поначалу она и загоралась, делала подарки, а потом чувствовала неискренность. Все-таки актеры при всей своей доверчивости достаточно проницательные на уровне ощущений люди. Кроме того, вокруг матушки вечно ошивались какие-то мутные типы, которые везде и всегда стараются прилепиться к носительницам известных фамилий. Один, кажется, пел в военном хоре. Пересеклись они где-то на гастролях...
А вот друзья-мужчины были. Помню некоего Валерия Степановича. Очень помогал — деньгами в том числе, вкладывался в ее проекты, у него строительный бизнес вроде был. Мама ведь до конца оставалась фанаткой своей профессии, работа всегда стояла на первом месте. По этой же причине она вляпалась и в печально известные детские актерские школы — хотела быть полезной прежде всего в профессии.
— Многие помнят тот скандал. Как же все вышло?
— Безвременье. С работой обстояло не очень. Киношники старались держаться своих — поначалу она ездила с концертными программами с коллегами из Театра киноактера. Знаю, Георгий Вицин ездил, Анатолий Кузнецов, который Сухова играл в «Белом солнце пустыни»... Потом появились сериалы с небольшими ролями, антреприза. Но занятость, скажем так, оставалась скромной.
А с этими детскими школами маму, если называть вещи своими именами, просто подставили. Актеры же как дети.... Все, что ни услышат, принимают за чистую монету. Чуть-чуть дифирамбов пропоешь — и артист весь твой. (В той дурацкой школе для юных артистов числился еще Евгений Стеблов, правда, не знаю, кого заманили раньше — его или маму.)
Она считала, что нет ничего зазорного в том, чтобы поработать лицом компании, которая занимается поиском талантливых детей, учит их основам актерского мастерства, развивает. На деле какие-то ушлые ребята пооткрывали школы по всей стране и за ее пределами — на Украине, в Белоруссии — и собрали деньги. Вроде как изначально родителям обещали, что их отпрыски будут сниматься в фильмах и рекламе. Честное слово, не знаю, каким местом думали взрослые люди, которые привели туда своих детей, да еще и деньги платили. В те годы работы не было и для профессиональных актеров — индустрия еле дышала, кинотеатры отдавали под мебельные салоны!
Потом пошли претензии: почему наши дети не участвуют в творческих процессах? Дальше больше — начались суды. Причем люди не знали, кто там директор, кто продюсер, кто управляющий, единственный человек, которого могли идентифицировать совершенно точно, — актриса Крачковская, которая значилась художественным руководителем. Естественно, к деньгам мама не имела ни малейшего отношения.
В общем, когда грянул скандал, ее просто рвали на части, хотя по сути Наталья Леонидовна ни в чем не виновата. Разве что не стоило быть настолько доверчивой. Однажды приехали к ней журналисты. Сижу на кухне и слышу, как девушка-интервьюер говорит маме:
— Но вы столько денег собрали, вы же миллионер...
Я взорвался, влетел в комнату:
— Девушка, вы много видели миллионеров, которые живут в однокомнатных квартирах? Обратите внимание на балкон — видите огурчики в баночках? Это миллионерша консервирует на зиму!
Но барышня не унималась, повторяла как автомат:
— Где деньги?
В общем, я их выставил. Потом по одному из центральных телеканалов показали очень неприятный репортаж. И я зарекся общаться со средствами массовой информации.
На самом деле мама была очень совестливой в смысле ответственности, денег, обязательств. Порывалась идти на телепередачи:
— Надо же объяснить, Вась!
— Ты еще не наобъяснялась? — злился я.
Знаете, как появлялись новые репортажи? Звонят: «Наталья Леонидовна, хотим поговорить про роли, про Гайдая». Она уши развесит, чайник поставит, а приходят ребятки — и снова: «Где деньги?»
— Вам как-то не везет в этом плане: после ухода Натальи Леонидовны в прессе снова поднимали финансовый вопрос, рассуждали про наследство.
— Что действительно странно, ведь никаких хором у нас никогда не было. На самом деле вся московская недвижимость, о которой ходило столько досужих разговоров после смерти мамы, — то, что осталось с советских времен, когда жилплощадь выделялась государством или можно было вступить в кооператив. Все квартиры, которые у нас есть, — маленькие: живем будто по отдельным норкам.
Мама до последнего дня обитала в своей «однушке» на Ленинском. Мы с женой занимаем такую же на Профсоюзной. Получал ее папа. Помню, он написал заявление на двухкомнатный кооператив, намереваясь поселить в него меня — девятнадцать как раз исполнилось. Но коммунисты из профкома решили, что «двушка», пожалуй, жирновато, то есть мои личные перспективы мало кого волновали. И меня заставили написать заявление на отказ от двухкомнатной. А я был глуп и молод — не догадался по-быстрому оформить хотя бы фиктивный брак, как многие тогда делали. Бабушка моя свою квартиру изначально завещала правнуку — Вовке нашему. Пока он жил с нами, мама ту жилплощадь сдавала, что служило хорошим материальным подспорьем.
Что дальше? Наверное, дача. Та самая, где дом, как я уже сказал, меньше гаража. Правда, гараж я построил действительно просторный и хороший. Дом бабушкин когда-то был обычным пятистенком, и почему-то все время там возникали проблемы с забором — то ломался, то падал. Очень хорошо его запомнил, потому что все время ремонтировал. Только в последние годы собрались с силами и все перестроили. Дача у нас за пределами Московской области, то есть в месте непрестижном, но необычном. Рядом — зообаза Госфильмофонда, где обитают разные животные.
Как-то приехал, смотрю: все огорожено, коллеги с камерами стоят. Оказалось, выпустили хищников, снимают «Весьегонскую волчицу». Медведь, знаю, есть. А однажды рысь убежала и какое-то время скрывалась на одной из дач. Ее, конечно, отловили, но до этого одного мальчика успела поцарапать — играла. В общем, место интересное и живописное. Мама любила там бывать, пока здоровье позволяло, потом стала опасаться: случись что, скорая не доберется. Дело в том, что раньше ездили через железнодорожный переезд, а потом какие-то светлые умы приняли решение заварить его наглухо — вроде как из соображений безопасности. Теперь в межсезонье до деревни можно добраться только на внедорожнике — то еще Camel Trophy!
— Писали еще про драгоценности...
— Да, цацки мама любила! Жену мою ругала за равнодушие к колечкам-сережкам, уговаривала носить. Большую часть украшений ей еще отец дарил. Однажды из Конго, где работал с Саввой Кулишом, привез африканский золотой медальон с богом солнца — его очень любила. Конечно, за мамиными драгоценностями я не следил — что-то она продавала, случалось, дарила или меняла. Впрочем, одна история про ее цацки у меня есть.
Уже после маминой смерти со мной в «Одноклассниках» связалась некая Марина Ким — настоятельно просила о встрече. Позвонил, оказалось, она ювелир и мама незадолго до своего ухода отдала ей на переделку массивный золотой браслет. Марина успела только эскиз набросать. В общем, нашла меня, чтобы вернуть мамину вещь. Удивительная для нашего времени порядочность!
— Наталья Леонидовна в последних интервью часто заговаривала про одиночество.
— Пока мама моталась по стране, относилась к нам гораздо спокойнее: фотографии в кошельке есть — и прекрасно. Однако начались проблемы со здоровьем, и она, вынужденная большую часть времени проводить в Москве, заскучала. Но даже в болезни не могла не играть! Актриса Актрисовна.
Мне иногда кажется, мама и не выходила из образа! Конечно, все актеры фантазируют, накручивают. И она не была исключением. Случалось, жена мне говорила: «Мама твоя звонила, ой, рассказала...» Я ей спокойно предлагал делить услышанное на шестнадцать. Чего стоили трагические фразы: «Я никогда не смогу встать с коляски! Я прикована!» Подайте мне то, принесите это. И тут в соседней комнате тренькал ее мобильный — без проблем вскакивала и неслась!
На ток-шоу мама тоже, конечно, выступала в некоем образе. Много раз потом ей говорил:
— Ну ты и завернула! Не было же такого!
— Ну и что, — возражала, — надо рассказывать так, чтобы людям было интересно, чтоб сопереживали. Приходится немножко навешать бижутерии, украсить... Драматургия нужна, понимаете?
Машина настоящего одиночества включалась, когда оставалась без работы. По той же причине, думаю, она не могла отказаться от интервью или походов на ток-шоу. Чувствовала себя там нужной. Думала, людям интересно ее мнение. Разочаровывалась потом тоже часто. А гонорары обычно тратила на новые платья.
Знаете, как иногда говорила: «Настроения нет. Сижу дома». Дескать, приезжайте и водите вокруг меня хороводы. Или наоборот, затевала разговор, что ездить тяжело, работу надо бросать.
— Ну и долго так просидишь? — спрашивал.
Смотрю, губки надула:
— Ладно, завтра съезжу, еще раз сыграю...
И говорили мы на эту тему не раз и не два. Мне кажется, старая гвардия — это особая порода. Для них гастроли — стимул невероятный. Зельдин, с которым они общались, до последнего ведь выходил на сцену, таким живчиком был!
— Не будешь работать, — говорил я маме, — у всех мозги ложкой съешь.
— И буду всем вам названивать, и мозги съем... Да! — честно признавалась она.
Конечно, маме хотелось верить, что она может влиять на наши жизни, что молодая и сильная. Когда я увлекся автогонками по бездорожью, подробностями старался не делиться. Но иногда тайное в силу обстоятельств становилось явным. Однажды разбил подвеску, из леса меня вытаскивали часов шесть, хорошо неподалеку нашелся сварочный аппарат — потихоньку дополз до Москвы. И то получил за все: что машина в грязи, сам в грязи и вообще это опасно. Наталья Леонидовна в том, что касалось автомобилей, мечтала о тотальном контроле. Помню, собирался купить машину в кредит — впала в панику, обзвонила всех, чтобы сообщить о трагедии: «Вася сошел с ума!» Когда выяснилось, что это джип, начала ныть: мол, не сможет в него залезть. Только узнав, что ступенька опускается, сменила гнев на милость. В итоге я аккуратно выплачивал кредит, а мама хвалила машину: «Хорошая! Большая!»
Ездила она всегда впереди на пассажирском сиденье, и если дорога была длинной — до дачи например, — засыпала. Впрочем, в последнее время ее клонило в сон, едва усаживалась. Помню, стою на светофоре, мама спит, полицейский на перекрестке кивает на нее и улыбается. Очевидно, узнал артистку. Другой же страж правопорядка при сходных обстоятельствах буквально опешил. И я предложил: «Мам, давай будешь сзади ездить, а то людям кажется, что я труп перевожу».
Иногда ее популярность и народная любовь действительно очень выручали. Вовку, сына, устраивали в школу с английским уклоном. Нас не принимали, потому что были «приписаны» к соседней, буквально через забор, школе, и никак не удавалось договориться! Звоню маме: «Вовку не берут, иди работай лицом!» Это надо было видеть! Моя всегда принарядиться любила: шляпки, платья элегантные. В общем, с достоинством английской королевы поплыла в школу. Конечно, нас сразу зачислили. «Ничего без меня не можете», — с невероятно довольным видом констатировала Наталья Леонидовна.
Все истории про то, как она брошена и забыта, я воспринимал философски, привычно деля на шестнадцать. Конечно, случалось, мама звонила пожаловаться на жизнь, а я отвечал, что занят. Потому что действительно был занят. Она тут же перезванивала Наталье, чтобы нажаловаться уже на меня: такой-разэдакий, незаботливый, невнимательный. Жена обычно вставала на мою сторону, это маму обижало. И трубки бросались, и фразы «не звоните мне больше» произносились.
Набирал ее через пару часов:
— Ну что, пар ушел в гудок? Настроение поменялось?
— А я тебе сказала больше мне не звонить... Слушай, такой анекдот вспомнила! — и смеемся вместе уже над анекдотом. Вспыльчивой была, но отходчивой.
— Натальи Леонидовны не стало в начале марта прошлого года. Она чувствовала, что недолго осталось? Боялась, может быть, этого?
— Моя и Наташина мамы всегда дружили, общались, подарочки друг другу передавали. Разболелись старушки почти одновременно, обе оказались в больницах. Я мотался между клиниками. Приехал к теще — говорит, сердце стучит. Успокоил, что нормально все будет, поехал к маме. Когда возвращался домой, сообщили, что теща умерла. Моя плакала потом: «Я следующая». Через два с половиной месяца мамы действительно не стало...
На самом деле поначалу все было совсем не страшно, вполне для нее типично. Позвонила женщина, которая за ней ухаживала: «Василий, повлияй на мать — ей нездоровится, а в больницу ехать не хочет! Приезжай и уговаривай». Мы с Вовкой тут же помчались. На месте стало ясно, что дела плохи — белая вся, дышит тяжело. Повезли в Первую градскую, вроде пришла в себя. А на следующий день стало совсем нехорошо.
Лечить маму было сложно. Постоянно отказывалась от госпитализации, а когда все же соглашалась, сколько раз требовала ее из больницы забрать! В свое последнее лето в той же Первой градской сутки не пролежала, звонит в семь утра: «Вася, забери меня немедленно!» Приезжаю — а она в реанимации! Сидит на краю койки, ножки свесила, естественно, от капельниц уже отключилась. Читает что-то.
— Ну и в чем дело? — спрашиваю.
— Домой хочу!
Потом мама призналась: она испугалась, что уже никогда не выйдет из больницы. У нее тогда обнаружились проблемы с легкими, почками. Не ужас-ужас, но все-таки... Даже просил врача нарочно маму напугать, чтобы прошла курс лечения в стационаре.
Не могу сказать, что она боялась смерти. К явлению в целом относилась философски, а предчувствий не было. Мама строила планы, собиралась поехать в Китай по поводу диабета. Лето хотела провести на даче, говорила, что будет ходить с Натальей за грибами, а я обязан ей коляску с моторчиком сделать. Не думала она, что это уже все...
Подпишись на наш канал в Telegram