Кто бы мог подумать, что два близких мне человека — Кира и Славка — уйдут буквально друг за другом? С Муратовой в последний раз созванивались недели за две до того, как ее не стало. Долго беседовали, вспоминали нашу Одессу шестидесятых. С Говорухиным виделись за пару месяцев до его ухода...
— То, что Славы не стало, — огромная трагедия. Никак не могу поверить в его уход. Ни разу не видел Говорухина даже простуженным! Он не хворал. И в последние годы делал зарядку, подтягивался на турнике. Мы знакомы и дружны с 1966 года. Когда я окончил ВГИК, где учился на операторском курсе у Бориса Волчека и Тамары Лобовой, меня пригласили на Одесскую киностудию. Там же начинал Говорухин.
Одесса моей памяти — это домики, дворики, утопающие в зелени. Местная колоритная речь:
— Да шо вы ховорите?.. А куда вы едете?
— В гости к друзьям.
— А вы таки уверены, что они вас ждут?
Слава любил Одессу, я тоже.
Моим операторским дебютом стали «Короткие встречи» режиссера Киры Муратовой. А Говорухин в то же самое время снимал свою «Вертикаль». В обеих картинах играет Высоцкий. Если присмотреться, можно заметить, что и в муратовской ленте, и в говорухинской борода у барда и поэта одинаковая (приклеенная — не настоящая). Володя летал из Одессы, где снимали мы с Кирой, в Приэльбрусье к Говорухину, а затем обратно к нам. Пританцовывающей походкой входил в павильон, щурясь на летнем ярком солнце. В костюме и с белой тросточкой по моде того времени. Этакий щеголь. Будучи невысокого роста, любил обувь на массивной подошве, видимо чтобы казаться выше. В кадр входил будто нарисовали — очень органично. Знал, что камера должна располагаться от него слева и снизу (есть такое актерское понятие — «рабочая сторона», то есть наиболее выигрышная), а свет чтобы падал справа. Как бы камера ни двигалась — Высоцкий всегда оказывался в точке и ракурсе, выгодных для него. Он еще не был всесоюзной знаменитостью (его песни зазвучали повсеместно спустя пару лет), но уже понимал себе цену.
Они очень хорошо смотрелись — Володя и Кира. Она тоже невысокая, неизменно в элегантном костюме. Тогда была похожа на Джульетту Мазину — знаменитую итальянскую актрису и жену Феллини. Симпатичная и умная, но с характером. Судите сами. До приезда в Одессу во ВГИКе я ставил отрывок из Достоевского — «Сестры». Придумал, чтобы титры — надпись на экране — уходили в точку. Волчек меня хвалил за интересную находку. Этот же трюк я повторил и в «Коротких встречах». Спустя несколько лет зашел разговор с Муратовой, говорю ей:
— Помнишь, я придумал надпись...
Она в ответ абсолютно серьезно, даже с обидой:
— С ума сошел? Это была моя идея! Моя, слышишь?...
«Ну как же, — думаю, — твоя, если я еще в институте придумал на занятиях у Волчека? Но ладно, твоя так твоя — мне не жалко».
Была история: что-то не понравилось, она сумочку свою хлоп о землю! Та раскрылась, вывалились помада, духи... Муратова собирает, ругается. Я стою и молчу, думаю: пусть пар выпустит. Собрала. В монтажную зашли — она этой же сумочкой в стену как запустит!
Могла директора картины за грудки схватить и трясти как грушу: «Почему у вас площадка не готова?!» Ее, маленькую и хрупкую, побаивались.
Скажу по секрету: у Высоцкого и Муратовой были личные отношения. Подробности опущу. Мы, операторы, парни зоркие и все подмечаем. Чувства не спрячешь. Даже в картине видно, с какой нежностью они друг на друга смотрят. Надеюсь, муж Киры Женя Голубенко простит меня, что рассказываю об этом. Столько лет прошло, как говорится, дела минувшие, да и Женя с Кирой тогда еще не были знакомы. С первым мужем, режиссером Александром Муратовым, она рассталась до съемок. Хотя он и приезжал на киностудию несколько раз. Вроде бы как поддержать бывшую жену, с которой, по его словам, оставались друзьями. Не исключаю, что еще надеялся ее вернуть.
Я этого Муратова терпеть не мог. И имел на это право. Не успев приехать, он потребовал показать ему отснятый материал. С какой стати — ведь не имел же к картине никакого отношения?! Но посмотрел и заявил с вызовом: «Гена, ты совсем не умеешь снимать! Скажи Кире, что уходишь с картины». За что взъелся, понятия не имею. Ответил коротко, что без советов посторонних, пожалуй, обойдусь. А про себя подумал, глядя на Муратова, который на голову ниже ростом: «Скажи спасибо, что у меня спокойный характер, будь на моем месте человек более вспыльчивый, разорвал бы!» Он уезжал, потом снова возвращался. И каждый раз заводил свою шарманку: «Гена, ты так снял, что противно смотреть». Я с ним даже не спорил. Только размышлял: «Какой же он все-таки нудный!»
Мне было уже двадцать девять. С детства мечтал снимать кино. Едва говорить научился, помню, из газеты вырезал фигурки и проецировал на стену. Звуковое сопровождение — крышка от кастрюли. Окончив школу, ушел в армию, служил военным стрелком-радистом в Сибири. Увлекался фотографией, мои работы печатали в военной газете. Два года провел в шахте в Донецке. Горняки — народ жесткий. Мат-перемат стоит. Чумазые мужики хмуро повествуют, как «одного на днях завалило, мы его несколько часов вытаскивали — живым остался!» После такой школы жизни было совершенно плевать, что о моей работе и обо мне лично думает бывший муж Киры Муратовой или кто-то там еще. Убежден: в операторскую профессию, как и в режиссуру, должны приходить люди с жизненным опытом.
Таким был и Говорухин. Он старше меня на год. Окончил университет в Казани, геологический факультет. Около года работал в геологоразведке. Увлекался альпинизмом. Рассказывал, как в горах отморозил руки — еле добрел до помощи. Суровые мужские увлечения. Неудивительно, что Славу обожали женщины. Чувствовали его мощный характер. Ну не хлюпиков же любить!
Вокруг него всегда крутились девчонки. Как сейчас вижу картинку из конца шестидесятых: дворик Одесской киностудии, на скамеечке сидит Славка, попыхивая трубкой (уже тогда дымил, не выпуская ее изо рта). Руки вальяжно раскинуты, а рядом на скамейке — буквально под мышкой у него — девчонки. Прямо гарем! Красавицы актрисы из московских театров — и юные начинающие, и звездочки... Помню среди них, например, Эльзу Леждей. И все взирают на Говорухина словно на божество. А он рассказывает что-то о свойствах минералов и переходах через перевалы в тридцатиградусные морозы... Или декламирует «Евгения Онегина» наизусть. Он прекрасно знал литературу. Ну как девчонке в такого не влюбиться?! Сыпал анекдотами и актерскими байками, поскольку дружил с актерами. Все, кто с ним работал, его любили и уважали.
Девчонки носили короткие, по моде, платьица и юбочки, и Славка иногда шутливо пальцем проводил по коленке ближайшей к нему слушательницы, слегка, на полсантиметра приподнимая подол. Но это не выглядело пошло, девчонки не обижались. Поправляли юбочки, смущенно улыбаясь, не уходила ни одна. Им даже заметно нравилось такое внимание. Каждая норовила занять место на скамейке рядом со Славой. У всех свои слабости, а он любил красивых женщин, кстати, в его вкусе были высокие.
Я совсем немного знаком с его первой женой. Они расстались задолго до того, как Говорухин оказался в Одессе. Помню, однажды обмолвился при нем, что собираюсь в Казань на завод, где производили пленку для кинокамеры, меня командировали туда закупить партию. Слава продиктовал мне телефон Юноны: «Позвонишь, она устроит тебя в гостиницу». (В СССР было непросто забронировать номер.) Позже я неоднократно бывал в Казани, и каждый раз с гостиницей помогала Юнона. Общались мы по телефону, а виделись пару раз, и то мельком. Красивая женщина! От Славы знаю, что познакомились в Казани, оба там учились. «Она была самой красивой девушкой в городе!» — мой приятель констатировал этот факт с нескрываемой гордостью.
Поженились, родился сын Сережа. Потом Говорухин уехал в Москву учиться во ВГИКе. Юнона осталась в Казани. Через некоторое время вышла замуж за директора местной филармонии Марата Тазетдинова. Со Славой после развода остались близкими людьми, он даже пригласил ее сниматься в фильме «Место встречи изменить нельзя». Юнона сыграла Галину Желтовскую — гражданскую жену Груздева — помните женщину с глубокими зелеными глазами?
Но давайте вернемся в нашу Одессу конца шестидесятых. Кира Муратова жила напротив киностудии. Двухкомнатная квартира на четвертом этаже пятиэтажки: дальняя комната восемь метров, проходная десять и кухонька около пяти. Мы с Говорухиным, так вышло, поселились в районе Черемушки. Он в девятиэтажке, а я в пятиэтажке, в пяти минутах ходьбы друг от друга. А до студии — примерно час десять пешком. Пешком и ходили: приморским воздухом дышали. Идешь, бывало, а навстречу сосед тащит с Привоза здоровенную камбалу — хвост волочится по земле, такие вот водились в тех местах! Но в 1972-м близ Одессы затонуло судно «Моздок», перевозившее дуст — ядовитый порошок для уничтожения насекомых. И вся камбала вымерла.
Ко времени нашего знакомства в 1966-м Говорухин уже был с Галей. Кстати, ее отец Борис работал декоратором на «Коротких встречах» и даже снялся в эпизоде. А сама она была монтажницей на говорухинской «Вертикали». Историю их взаимоотношений Галина Борисовна рассказывала в интервью. Конечно, Гале было непросто соперничать со Славиными многочисленными воздыхательницами. Но она мудрая женщина. Понимала, что муж — человек творческий. Говорила: «А что я могу сделать, если он увлекается? Но возвращается-то ко мне!»
Мы все были кошатниками. И у меня жили коты, и у Муратовой тоже, беспородные, она их подбирала и лечила. Помню одноглазого, как адмирал Нельсон, которого Кира выходила. Тощий котяра раздобрел, стал красавцем, вот только гадил где придется. За ним и другие два ее питомца начали безобразничать. Хозяйка вздыхала и бралась за тряпку — не выставляла из дома, а послушно за ними убирала. Вот ведь история — артисты перед ней трепетали, о знаменитом прожигающем муратовском взгляде ходили легенды. Словно змея смотрела! Актеры как завороженные, будто под гипнозом, начинали даже говорить с ее интонациями, а коты Киру тиранили!..
Галя Говорухина тоже обездоленных животин вечно подбирала. Были и кошки, и собаки. Слава не раз ворчал в разговорах с женой: мол, еще один питомец появится, уйду из дома. Шутил, конечно.
Говорухин жил по собственному расписанию. Очень рано вставал. Когда не на съемках, с утра пораньше уже за письменным столом работал. Он ведь кроме того что режиссер, еще и автор нескольких киносценариев, в том числе к популярному фильму «Пираты ХХ века». В их квартире, такой же небольшой, как у Киры и у меня, одна из комнат служила кабинетом. Галя приносила мужу чай — и не дай бог, если вдруг в чашке без блюдца. Славка страшно ругался. Галя тут же молча исчезала и возвращалась с блюдцем. Он только так любил. Завтрак, обед, ужин — обязательно сервированный стол с белой скатертью, салфеточками, красивая посуда, приборы: вилки, ножи... Даже не ел — а трапезничал неторопливо. Вообще не могу припомнить Славу куда-то спешащим. Никогда не суетился, ходил размеренно. Мы на киностудии за глаза его называли «барином». Кроме посиделок с девчонками также любил сыграть в шахматы или перекинуться в картишки. Пока партию не закончит, его с места не сдвинешь. Говорил, что думается хорошо в такие минуты.
Даже на съемках, когда мы вместе работали, помню, подбегаю — а он в шахматы с помощником играет. Я ему:
— Слава, там для съемки забыли привезти...
Он сидит, трубка во рту — попыхивает. Оборвал меня на полуслове, очень спокойно:
— Какого хрена лезешь, твое дело — камера. А остальным директор картины занимается. Иди, не мешай играть, потом разберемся.
А какое «потом» — съемки через полчаса! Но вот так, не спеша, он все успевал.
Откуда, казалось бы, взяться «барству»? Его отец был донским казаком, репрессирован. Посадили за то, что казак. Мама — портниха. (К слову, Муратова тоже росла без отца — на войне пропал без вести. А вот мама у нее была замминистра здравоохранения Румынии. Я был с ней знаком — очень интеллигентная милая женщина.)
Говорухин как-то обмолвился, что его детство, прошедшее в небольшом городке в Свердловской области, было буквально нищим. Жили в десятиметровой комнатке: с мамой, сестрой, бабушкой и дедом, страдавшим туберкулезом. Слава спал на столе, сестра — под столом. Он не очень любил об этом вспоминать.
Мы часто собирались компаниями — то у меня, то у Славки, то у Киры. Чуть ли не полгорода приходило. Из известных — Петр Тодоровский с женой Мирой, они тоже жили в Одессе. Оператор Радомир Василевский, зрители знают его по фильму «Весна на Заречной улице». После съемок он женился на исполнительнице главной роли Нине Ивановой. Бывал Юнгвальд-Хилькевич, который тогда еще не снял своих впоследствии знаменитых «Д‘Артаньяна и трех мушкетеров». Ну и, конечно, Высоцкий — когда заглядывал в Одессу. Вдруг вспомнилось, как году в 1968-м у ворот киностудии в разгар рабочего дня остановилось такси. Вышел Володя. А с ним... Марина Влади! Все прилипли к окнам. Был шок! Ее знали по главной роли во французском фильме «Колдунья». Мировая звезда, и вдруг — у нас, в Одессе! Я схватил своего ассистента Игоря Пташного, сую ему фотоаппарат:
— Когда Высоцкий будет представлять меня Марине, возьму ее за руку, сделай фото.
— Без проблем!
Представляете, не сфотографировал — впал в ступор, обалдев!
Вечером гуляли во дворе «Куряжа» — знаменитого дома киношников возле киностудии. Накрытый стол, выпивка... Володя пел. Почти до утра сидели. Все счастливые, веселые. Хорошее время молодость!
Кира не принимала участия в этих посиделках. Их с Володей «короткие встречи» к тому времени остались в прошлом, и Муратова не встречалась с Влади, когда та бывала в Одессе.
Марине не нравилось, что Высоцкий выпивает с друзьями. Однажды он загулял у Юнгвальд-Хилькевича — она в гневе вылила в унитаз две бутылки водки. Мужики поначалу расстроились, но не растерялись — пошли добыли еще.
Зина Шарко приезжала из Ленинграда — она снималась у Киры в фильме «Долгие проводы». Ей нравилась Одесса. «Стою на рынке в очереди, продавщица кричит: «А тебе, пьяная морда, чего тут надо?!» — У Зины лицо красным становилось от солнца, и казалось, будто она подшофе. — Ой, как хорошо, что хочешь, то и делай, никто не узнает», — радовалась Шарко. У Киры росла дочь-школьница Марианна. Очень на нее похожа, прямо одно лицо и фигура. И характер тоже мамин. Как-то пошла на пляж с Зиной и вдруг заметила мальчика, который ей нравился. Повернулась к Шарко и потребовала: «Уйди! Быстро спрячься! Чтобы он тебя рядом со мной не видел!» Почему? Зина на пляж марафет не наводила, иной раз даже бигуди не снимет, так и идет, пусть, мол, прическа отдыхает. Марианна, наверно, переживала, что такая лахудра ее скомпрометирует перед кавалером.
Я в наших компаниях делал плов по рецепту своего друга режиссера Эльёра Ишмухамедова. Галя Говорухина и моя жена, тоже Галя (она по профессии врач), строгали салаты. Колдовали над аджапсандалом — популярным на юге блюдом — овощи с мясом и чесноком слоями в казане. Обе готовили так, что пальчики оближешь! «Барин» Слава раздавал команды. Всегда садился во главе стола. Многие режиссеры пьянствуют в свободное от работы время, а некоторые даже на съемках. Говорухин — никогда. Рюмку мог поднять, максимум — две. Обожал травить байки, причем рассказывал в лицах так, что слушатели держались за животы. «Как-то совсем зеленым оказался в Нижнем Новгороде, — вдохновенно вещал Слава, — смотрю, толпа народу, все бегают туда-сюда, суетятся, ставят свет, аппаратуру таскают. Сергей Лукьянов, один из моих любимых актеров, тут же прохаживается. Только один дядька никуда не бежит, сидит на стуле, ему чай приносят.
— Кто такой? — спрашиваю у какой-то девчонки в толпе.
Она отвечает с благоговением:
— Это же Марк Донской, режиссер.
Вот, думаю, профессия — тебе и уважение, и чай, и на стуле сидишь... Тогда и решил пойти в режиссеры».
Конечно шутил. Попробуй-ка в те годы сними кино, а потом еще пробей его на худсовете! Вы знаете, что это такое? Собиралась кучка чиновников-критиканов, с унылыми лицами смотрели картину. А потом начинали буквально топить режиссера глупейшими вопросами. Чаще всего спрашивали, почему «недостаточно ярко показана руководящая роль партии». Всем доставалось! Например Муратову разгромили за «Долгие проводы» — якобы фильм «не вписывался в советскую действительность». На самом деле причина чиновничьей нелюбви куда прозаичнее.
Поначалу в «Коротких встречах» снималась Антонина Дмитриева. Она работала в «Ленкоме», позже — в Театре на Малой Бронной, а в кино запомнилась по роли пионервожатой в фильме «Друг мой, Колька!..». У актрисы был непростой характер, она вечно капризничала — то ей свет не так выставили, то камера не там. И постоянно опаздывала. Однажды и вовсе не приехала.
Я сказал Кире:
— Ты же писала сценарий, значит, героиня тебе близка — вот и играй сама.
Она сомневалась:
— Не знаю, я все-таки режиссер, а не артистка.
Редактор картины меня поддержал:
— Кира, ты справишься!
На следующий день решилась, и мы сняли сцену с ней. Худсовет посмотрел отснятый материал и дал добро. Сроки поджимали, а с Дмитриевой не было ясности: доснимется или нет с такими-то претензиями. И Кира ее заменила. Антонина узнала, учинила скандал, грозила, что Муратова еще пожалеет. Оказалось, у нее близкий друг — один из высокопоставленных киночиновников, она ему наябедничала. Тот включил «административный ресурс». Попутно еще и отомстил. Кира делилась, что этот самый человек к ней когда-то приставал, а она с негодованием отвергла его ухаживания.
По счастью, «Короткие встречи» успели проскочить — Муратова выпустила фильм, состоялась премьера в Доме кино, зрители тепло приняли. А вот следующей нашей картине, тоже совместной — «Долгие проводы», повезло куда меньше. Большой чиновник, друг Антонины, позвонил в ЦК партии Украины, заклеймил ленту «мелкобуржуазной». (Хотя что там буржуазного? Семейная история — взаимоотношения матери и сына.) Картина на многие годы легла на полку и вышла аж в 1987-м. Более того, Киру даже отстранили от работы в кино, позволив лишь устроиться в библиотеку на Одесской киностудии. В профессию ей удалось вернуться только через восемь лет. Она говорила, что растоптана и убита.
На фоне Кириной трагедии наш общий друг Слава выглядит прямо баловнем судьбы. Но это сейчас так говорят. «Место встречи изменить нельзя», например, поначалу тоже заклевали. В состав комиссии, принимавшей готовый фильм, кроме киночиновников входили также первые лица советской милиции.
Говорухин вспоминал, как тогдашний замминистра внутренних дел, посмотрев две серии, с возмущением заявил: «Такого кино на советских экранах быть не должно! Вы хотите, чтобы две недели страна обсуждала воров и проституток?!» — и вышел, хлопнув дверью. За ним потянулись остальные.
Фильм спасло буквально чудо. Близилось десятое ноября — День милиции. А по Центральному телевидению оказалось нечего показывать, не было новых лент! Запустили «Место встречи...». И картина понравилась зрителям, улицы пустели во время показа! Так Слава рассказывал, конечно с гордостью. Спустя годы этот эпизод стал очередной из его многочисленных баек. Но когда Говорухина распекали чиновники, уверен, ему было не до смеха.
Четырьмя годами раньше мы со Славой и оператором Юрием Клименко снимали «Контрабанду» в Одессе. Сценарий прочитали начальники в Министерстве морского флота, разгневались страшно: «У кого язык повернулся подобный сюжет придумать? Не может быть в нашем советском флоте контрабандистов!» И наотрез отказались выделить корабль для съемки. Но наш «барин» выкрутился, ведь он знал чуть ли не всех капитанов в Одессе! Договорился — ночью погрузили аппаратуру и мы работали.
Фильм, несмотря на чинимые препятствия, все-таки сделали. На худсовете, где присутствовал и я, узнали, что «сняли отвратительное кино, поклеп на советскую действительность». Слава слушал, и по его лбу стекали струйки пота. Выражение лица было расстроенное. Выйдя из зала, он буркнул, что они «засранцы» и ничего не понимают ни в кино, ни в жизни. Это одно из словечек-определений Станислава Сергеевича. Произносил его с разными интонациями и в разных вариациях.
А «Место встречи...», кстати, мог бы снять я. Но так вышло, что мы со сценаристом Александром Лапшиным задумали собственное кино и ничего больше я не успевал. Говорухин взял другого оператора — Леонида Бурлаку. А я, признаюсь, теперь страшно жалею, что упустил эту замечательную картину.
О «Месте встречи...» Слава любил вспоминать. Говорил, что главное там совсем не детектив, а послевоенная Москва — атмосфера, люди. Со смехом рассказывал, как ассистенты привели Ларису Удовиченко: «Стоит ангел, глазками хлопает. Спрашиваю:
— И что, ты хочешь сниматься?
— Хочу.
— Ну и дура! — «Дура» в его устах звучало не грубо, наоборот, будто поглаживал. — А какая роль нравится? Манька? Ну ладно, давай попробуем».
Вспоминал, как позволял некоторые сцены снять Высоцкому в качестве режиссера: «Было любопытно, как столичный актер станет разводить мизансцены. Думал, получится хуже, но ничего, справлялся. Правда, группа от Володиных экспериментов едва не рыдала: «Как он нас измучил своей въедливостью!» Считал, что Владимир Конкин мягковат для роли Шарапова. Говорил, надо было брать Леню Филатова: «Да жаль, я о нем поздно вспомнил — уже съемки были в разгаре». Я не согласен, считаю, Конкин очень даже хорош. Конечно, Слава ему помогал. Как и другим — сам продумывал образ каждого героя до мельчайших деталей.
Но вот ведь парадокс: несмотря на безусловное признание у зрителей, ни одной премии «Место встречи...» в советское время не получила! Даже на Всесоюзном фестивале телевизионных фильмов в Ереване, где представляли двадцать одну картину и было двадцать премий, не дали ничего. Возможно, помешало имя Высоцкого. Он ведь считался опальным артистом.
«Ну и хрен с ними», — прокомментировал Слава неполучение награды. Он не привык нюни распускать. Даже гордился тем, что будучи самым народным режиссером (ведь его знала вся страна!), до поры до времени не имел ни наград, ни премий. Хотя Галя, его жена, рассказывала, что ходил чернее тучи. Лишь в 1986 году получил звание заслуженного деятеля искусств Украины. А народным артистом России был признан через двадцать лет — в 2006-м.
«Ворошиловского стрелка» тоже крыли критики. В газетах кино называли «примитивным». «Сами дураки, — прочитав очередную рецензию, констатировал Говорухин. — Оно же самое что ни на есть патриотическое!» Этот фильм он называл лучшим в своей карьере. Говорил, что оправдывает старика, решившегося на месть. «Если возмездие не настигает преступников, люди начинают жить по законам джунглей», — так рассуждал Слава.
— В девяностые Говорухин увлекся политикой. За это его многие осуждали, мол, задача режиссера — кино снимать, а не в Госдуме заседать.
— А я его поддерживал. Это гражданская позиция. Он переживал из-за того, что происходило со страной, как ее разворовывали с приходом демократии. Говорил, что надо уметь отстаивать свои идеалы не только на экране, но и в высоких кабинетах: «Быть вне политики прекрасно для творческого человека. Но тяжело для гражданина. Я должен участвовать в этом. Потому что если смотреть равнодушно, мои внуки будут жить в какой-то ужасной стране. Хотя бы что-то попытаюсь сделать».
Как бы то ни было, но своих принципов он не менял, не «переобувался» в угоду «красным» или «белым». В девяностые ему предлагали занять пост министра культуры. Отказался, потому что не любил Ельцина и не желал работать под его началом.
В СССР не состоял в партии, не любил коммунистов и закат системы воспринял с энтузиазмом.
У него был кабинет в Госдуме. На стене огромная карта морей и глубин. Посреди кабинета — рабочий стол. Гордился, когда удалось пробить закон о поддержке кинематографа государством: «Ну вот, и от моего пребывания в Думе есть польза». Смеялся, рассказывая, как жена шутит: мол, все говорят про взятки в Думе — «и где же они, ну хоть бы раз домой принес».
Сохранились его дневники — надеюсь, Галя найдет возможность их издать. Слава говорил вроде бы банальные истины: «Мы забываем — все, что создается, принадлежит не нам, а нашим детям. И задачи важнее, чем создать и воспитать достойных граждан, у нас нет... Существуют три святые профессии: учитель, врач и защитник Родины. В России люди этих профессий живут хуже всех». Очень был обеспокоен состоянием современного кинематографа: «Сегодня я во ВГИК не поступил бы — другие правила. И Шукшин, думаю, тоже. И Тарковский. У человека с улицы нет шанса попасть в такой институт. Поэтому мы и не видим на экране правды об этой улице. А видим вторичные фантазии очень благополучных людей». И я с ним согласен! Недавно ездил по делам во ВГИК, зашел на режиссерский факультет и обомлел: студенты — почти дети, едва школу окончили. О чем они могут рассказать?!
Как-то, приехав с кинофестиваля, Слава страшно ругался, что дети играют в персонажей фильмов «Бумер» и «Бригада». Как вышло, что преступников возвели в ранг героев?! У него прямо желваки ходили: «Неужели режиссеры не понимают, что снимать такое кино — безнравственно!» Гневался: «Задача искусства — пробуждать в человеке благородные чувства. А наше кино пробуждает низменные инстинкты. Воспитание равнодушия — самое страшное преступление последних двух десятилетий». Что тут скажешь — все правильно говорил.
Кстати, в начале восьмидесятых Говорухин играл в Кириной картине «Среди серых камней». Режиссер Сергей Соловьев вспоминал Славину фразу: «Между прочим, я сейчас у самой Муратовой снимаюсь!» Он очень высоко ее ценил.
В восьмидесятые мы оба перебрались в Москву. Я с семьей первым, он с Галей чуть позже. Кира осталась в Одессе. Сказала так: «Ехать туда, чтобы толкаться за место под солнцем, — тоже мне радость! Лучше вы к нам».
Осталась в Одессе с мужем Женей Голубенко. Они познакомились в конце семидесятых в Ленинграде на съемках ее фильма «Познавая белый свет». И с того времени были вместе. Женя моложе Киры. Очень трогательно опекал жену, готовил, убирал, если она бывала занята.
Помогал ей почти на всех последующих картинах. Хотя критики бухтели каждый раз: «Муратова пригласила какого-то сомнительного соавтора», — но ведь нам не привыкать к ядовитым жалам. Женя — необычный художник, по-своему видит и пишет мир. У меня висит на даче его живописная работа — кастрюля с крышкой.
Женина мастерская находилась в их же подъезде — пролет вверх по чердачной лестнице. Повсюду скульптуры, картины. Зеленая, сине-рыжая, белая гамма. Цветы, большие окна. Оттуда выход на балкончик. Дворик замкнутый одесский. Туда многие приходили, Кира любила окружать себя людьми.
Женя поддерживал Муратову, когда не стало ее дочери. Марианна трагически погибла. Много молодых ушло в девяностые, не сумев найти себя в новом времени. У Киры и первый ребенок умер — совсем маленьким. Сама мне об этом рассказывала... У Марианны остались два сына — Антон и младший Женя, Кира его называла Женечка. Очень любила обоих. Они вместе жили, их Кира растила. Старший внук спортом занимался. Не знаю, как сейчас складывается его жизнь. А Женечка работает в компьютерном бизнесе.
Славе тоже довелось пережить своего ребенка. Сережа стал сценаристом, окончив ВГИК. Прошел горячие точки — Таджикистан, Чечню... По собственной воле туда уехал, несмотря на протесты родных. Говорил, что должен узнать жизнь настоящую. Снял фильм «Прокляты и забыты». Хоть Слава и уверял, будто сын — совсем другое поколение, иначе думает и мыслит, мне кажется, они оба были романтиками, любителями приключений. Сергея Говорухина не стало в пятьдесят, подвело здоровье. Это настоящая трагедия — пережить своих детей.
В тяжелые минуты спасала профессия: окунешься с головой в работу и вроде как легче, забываешься. Муратова рассказывала, как не хотела возвращаться в кино: раз ее оттуда выбросили, то, как говорится, и нечего... Уговорил Сергей Герасимов, у которого она когда-то училась во ВГИКе и с которым дружила: «Куда ты уйдешь? Да, кино калечит — но оно же и лечит».
И Слава, и Кира многих артистов сделали настоящими звездами. Муратова открыла в числе прочих Ренату Литвинову. Я шутил: «Кира, ты даже бревно можешь сделать знаменитым артистом». А Говорухин разглядел Светлану Ходченкову. В «Благословите женщину» она, совсем юная, пришла пробоваться — поначалу на небольшую роль. Слава же увидел в девушке главную героиню. И она отлично справилась.
— Со Светланой Ходченковой Станиславу Сергеевичу приписывали роман. Да и не только с ней!
— Отношения Славы со Светланой — это история мастера и его музы. Могу сказать, что без любви и восхищения актрисой не снимешь такое потрясающее кино о преклонении перед женщиной. Слава ценил красоту. Вспомнилась история на съемках «Пассажирки». Главную роль играла актриса Анна Горшкова. Как-то Слава смотрит отснятые сцены и давай ругать меня: «Гена, кто так снимает крупный план женщины — голова и шея?! Надо, чтобы грудь была видна во всей красе!» Романы... У кого их не было? Он любил артисток. Хотя мог даже сурово прикрикнуть, если вдруг что-то не по нему: «Что ты будто из колхоза?!» Звучало весомо. Ворчал, когда Светлана Ходченкова резко похудела. Ведь в «Благословите женщину» у нее кустодиевские формы. В каком-то интервью Говорухин даже в сердцах назвал ее «вешалкой». И все же пригласил сниматься в «Конец прекрасной эпохи» по Довлатову.
Это кино в моем любимом черно-белом цвете. Работали мы в Таллине. Жили в гостинице, ужинали каждый вечер в ресторане. Слава устроил! Пиво пили, он травил анекдоты и байки. Уверял: «Пассажирку» задумал сорок лет назад, хотел, чтобы в главной роли снялась Марина Влади, а горничную сыграла Гундарева. Но тогда не поддержали в Госкино. Я попытался тоже что-то рассказать, Славе это не очень понравилось. Говорухин любил говорить сам, он должен быть первой скрипкой застолья, а не кто-то другой. И я замолчал, сдавшись без боя.
В Таллине я сообщил ему, что наконец бросил курить. В ответ Слава, попыхивая трубкой, выдал свое коронное: «Ну и дурак». Сам он продолжал дымить. Думаю, больше для форса. Мужчины до старости, да что там — до смерти остаются в душе мальчишками.
Кто бы мог подумать, что два близких мне человека — Кира и Славка — уйдут буквально друг за другом? С Муратовой в последний раз созванивались недели за две до того, как ее не стало. Долго беседовали, вспоминали нашу Одессу шестидесятых.
Перед тем как попрощаться, я предложил:
— Может, пора картину вместе снять?
Она устало, но твердо произнесла:
— Знаешь, для меня сейчас проблема даже выйти в магазин, съемки точно не выдержу. Все-таки возраст.
Со Славой виделись за пару месяцев до его ухода. Писали, будто Говорухин планировал оставить профессию после картины «Конец прекрасной эпохи», которую якобы не приняли зрители. Это не так. Он собирался снимать новый фильм по пяти новеллам — Бунина, Чехова... Сам написал сценарий. Мы со Славой и художником Валентином Гидуляновым ездили в Нижегородскую область выбирать место для будущих съемок. С Гидуляновым Слава снял почти все свои картины. Валя, можно сказать, вырос на руках у Говорухина — из начинающего художника в большого мастера.
Для нового фильма Слава даже уже нашел исполнительницу главной роли — актрису из Сербии. Высокая, какие ему нравились. Жаль, имени не помню, я видел ее всего раз, на пробах Славка гордо сказал: «Посмотри, Гена, какая у меня красавица!»
Он был настроен на работу. Правда, в какой-то момент вдруг запереживал: «Ну сделаю картину, кому она нужна?» Я сказал, что время — лучший судья и критик, а его фильм непременно оценят. Он мрачно посмотрел и ничего не ответил. Но был доволен, когда я позвонил и сообщил, что на днях пересмотрел его «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» — фильм, снятый в 1972 году, который нечасто показывают, — а мне он очень нравится, здорово сделали.
Дней за десять до его смерти пообщались по телефону в последний раз. Я рассказал, что увлекся глиной, вылепил вазочку с изображением кикиморы. Как у Высоцкого в песне — «В заколдованных болотах там кикиморы живут».
— Хочу тебе подарить.
Ждал, что пошутит в ответ в своем духе, а он глухим и каким-то чужим голосом отвечает:
— Спасибо.
— Как себя чувствуешь? — спрашиваю.
— Хреново.
...На похороны пришли почти все, с кем он работал. Много молодых артистов. Была и Светлана Ходченкова. Подошла ко мне, мы обнялись. В гробу я его не узнал: совсем другой человек. Маленькое личико и борода...
Выступал старший внук Славы. С волнением говорил, что дед служит ему примером в жизни, обещал быть достойным его памяти и фамилии. А я вспоминал, как на каком-то банкете, попыхивая трубкой, Говорухин рассуждал о смерти: «Пока мы живы, ее нет, она придет — нас не будет. Отношусь к ней как к забавному приключению, мне интересно, как она приходит».
После поминок я заехал в магазин возле своего дома. Поделился с продавщицами, что был очень тяжелый день, хоронили Станислава Сергеевича. Девочки ответили: «Зато какой он след оставил, сколько замечательных картин снял! Светлая память...» И ему, и Кире. Ушла эпоха, что и говорить.
Подпишись на наш канал в Telegram