И случилось чудо — появился Паша. Я шутила: «Первой моей молитвой на экране была «Святая Катерина, пошли мне дворянина» в фильме «Д’Артаньян и три мушкетера». Вот Бог его и послал: познакомились мы во дворе.
тот путь начался еще в детстве. Благодаря бабулечке. Родных бабушек я не застала, они умерли молодыми. Растить нас с братом маме помогала замечательная женщина Екатерина Алексеевна Соколова, жившая в соседнем подъезде. Андрей был на семь лет старше и рано стал самостоятельным, а меня Екатерина Алексеевна пестовала как родную внучку. Я ее очень любила и называла бабулечкой.
С четырех лет она стала водить меня в церковь и читать Евангелие. Мое воображение поразили рассказы о жизни Христа и чудесах, которые он творил. Летом мы обычно ездили в деревню в Новгородской области, на мамину родину, и там я пыталась, как Иисус, «ходить по водам» местной речки. Злилась, что ничего не получается. Мама вытаскивала меня из воды за шкирку и устраивала нагоняй.
В нашем питерском дворе девчонок моего возраста не было, и я дружила с мальчишками. Бегала с «саблей», сделанной из палки. Однажды играли в казаки-разбойники. Я спряталась от «врагов» за сараем, сердечко испуганно колотилось, и внезапно в голове пронеслось: «Страх — чувство ложное». Навсегда запомнила это мгновение, хотя мне было всего пять лет. Удивилась — что за мысль такая? Откуда? Тут же пришло объяснение: «Когда возникает пугающая ситуация, ты не боишься, а действуешь. Страх относится к ожиданию». Так я впервые получила откровение — на доступном для ребенка уровне. Видимо, благодаря тому, что читала бабулечка, у меня потихоньку стали открываться истинные зрение и слух. Но до настоящего духовного рождения было еще далеко.
Екатерина Алексеевна была очень доброй, но строгой. Маме моей ставила условие, когда мы собирались в деревню: «Если Ленка возьмет портки, не поеду!» Считала, что женщине не пристало ходить в брюках.
Недавно была у нее на кладбище в Питере. Почему-то возникло чувство, что бабуля недовольна. Задалась вопросом: в чем дело? Вроде все хорошо. И поняла — в «портках» пришла ее навестить. Сказала: «Знаешь, сейчас другое время и на улице холодно. Уж не взыщи».
В семье у нас не молились, не ходили в церковь. Отец был убежденным коммунистом, но с трагическим восприятием жизни. Говорил: «Гениальная была идея, но ее стали воплощать люди. И все загубили». Правда, когда папе сделалось совсем худо, у него рядом с кроватью стояла икона.
Отца звали Октябрь Иванович, он родился в Ленинграде в 1925 году, тогда было модно называть детей революционными именами. По-моему, Октябрь — это красиво. Во всяком случае гораздо лучше, чем Прогресс или Трактор. На ноябрьские праздники в советское время улицы украшали лозунгами «Слава Октябрю!», и я в детстве говорила: «Смотри, пап, тебе слава!»
Он был истинным героем. Воевал в пулеметной части и в девятнадцать лет получил орден Красной Звезды, а в двадцать его комиссовали по ранению: были прострелены обе ноги и легкие. Через несколько лет папа заболел туберкулезом и мучился им до самой смерти. Дома стоял тазик с хлоркой, куда бросали чашки, ложки, тарелки, которыми он пользовался. Мама, фельдшер по образованию и необыкновенная чистюля, постоянно все кипятила, настирывала, наглаживала. И никто не заболел, хотя страшная инфекция буквально витала в воздухе: у папы была открытая форма туберкулеза. Доктора в профилактических целях пичкали нас специальными таблетками. У меня они впоследствии вызвали нарушение обмена веществ, что стало одной из причин резкого набора веса.
Несколько лет назад снималась в картине «Цель вижу», посвященной Великой Отечественной войне. Играла начальницу женской школы снайперов полковника Алдонину. Мне сшили форму, сделали муляж ордена Красной Звезды, но я обратилась к режиссеру Евгению Сокурову: «У меня есть отцовский. Давай с настоящим орденом снимусь. Будет поклон его поколению».
Самое удивительное, что за эту картину я получила призы на двух российских кинофестивалях — за лучшую женскую роль. Хотя она далеко не главная.
Отец был художником, занимался промышленной графикой: разрабатывал дизайн этикеток, упаковок. А для души писал картины маслом. Работал дома, мама ему помогала и постепенно сменила профессию, тоже стала графиком. У нас была не квартира, а настоящая мастерская. В ванной — фотолаборатория. Тогда не существовало компьютеров, все делалось от руки, и папа — один из последних художников, писавших тексты кисточкой. Позже придумал фотонабор и единственный из всех питерских промышленных графиков получил медаль «За доблестный труд».
Ходил он с палочкой. Редко выбирался в город и при малейшей возможности уезжал на Новгородчину, в мамину деревню. Когда человек теряет физические силы, это часто замещается духовной энергией, духовной жизнью. И папа был философом. Много читал и мыслил очень глубоко и нестандартно. В перерывах между работой обычно сидел на кухне, пил крепкий чай и философствовал на разные темы. Его «ушами» обычно была я. Разговоры о бытии, сознании и смысле жизни для меня привычны с детства.
Когда поступила в театральный и переехала из Питера в Москву, отец стал мне писать. Я сохранила эти письма и, случается, зачитываю отрывки на передачах и выступлениях. В них очень точно и емко говорится о самых разных вещах. Общение с отцом и его письма во многом сформировали мою личность.
Несмотря на болячки, он держался, не терял бодрости духа, шутил. Однажды я приехала в Питер и удивилась: глаза у него какие-то потухшие.
— Бать, ты чего?
— Устал.
Умер он через несколько месяцев, в пятьдесят восемь лет. Я уже старше отца...
В детстве чем только не занималась! Легкой атлетикой, плаванием, фигурным катанием. Ходила в художественную школу, шила, вязала. Из школьных предметов больше всего увлекалась математикой и не представляла, кем хочу быть. Об актерской стезе не мечтала.
У папы был коллега Николай Юдин — тоже график. Как-то он приехал к нам по делам вместе с женой — Динарой Асановой. Потом Коля и Динара стали часто приходить в гости. Первое время я не знала, что она кинорежиссер, окончила ВГИК.
Прошло около года. Однажды Динара сказала:
— Запускаюсь с фильмом о твоих ровесниках. Он называется «Не болит голова у дятла». Хочешь попробоваться на главную роль?
— Конечно хочу!
Пробы прошли успешно. Работать с Асановой было необыкновенно интересно. Она подталкивала к совместному творчеству, заставляла что-то придумывать, импровизировать, а не просто выполнять команды. Я и в монтажную к ней ходила. Позже снялась у Динары еще в двух картинах.
Жизнь у нее складывалась непросто. Фильмы Асановой со скрипом выпускали на экран — они были слишком необычными, новаторскими и по содержанию, и по форме. «Не болит голова у дятла» долго не пропускал ОТК. Замечательный оператор Дмитрий Долинин специальным образом засвечивал пленку, чтобы передать атмосферу детства — золотой поры жизни. Комиссия сочла это производственным браком.
За десять лет Асанова сняла девять фильмов (десятый остался незавершенным), будто предчувствовала свой ранний уход. У нее с детства был порок сердца — однажды оно не выдержало. Это случилось весной 1985-го в Мурманске, Динара снимала там «Незнакомку». Ей было всего сорок два...
Асанова не стремилась воспитать из школьников артистов и не настраивала нас на поступление в театральный вуз. Но я после успешного дебюта снялась еще в нескольких фильмах, и для меня это решение стало абсолютно естественным и закономерным. На съемках «Не болит голова у дятла» подружилась с Екатериной Васильевой, игравшей классную руководительницу. Мне запали в душу ее слова: «Если хочешь быть настоящей актрисой, нужно работать в театре. Кино только использует то, что нарабатывается на сцене. В театре есть возможность творить, каждый раз привносить в роль что-то новое». Потом несколько дней жила у Екатерины Сергеевны, когда поступала в театральный.
В принципе, можно было остаться в Ленинграде — там прекрасный театральный вуз, но я решила ехать в столицу, чтобы быть абсолютно самостоятельной. Начала зарабатывать на съемках в кино с четырнадцати лет и сразу почувствовала себя взрослой. Сказала родителям: «Теперь будете мне все покупать на мои деньги». Когда в 1976-м перебралась в столицу, мама и папа полгода помогали оплачивать съемную квартиру, потом я уже справлялась сама.
В Москве поначалу было непривычно. Хотя этот город мне подходил больше, чем Ленинград. Я очень активная, деятельная по натуре. Сейчас, приезжая в Питер, чувствую себя немного странно — там так тихо, спокойно. Жизнь течет неспешно. Я же привыкла к другому ритму. Правда, питерцы намного мягче, чем москвичи.
С экзаменами сначала не ладилось: провалилась в Щукинское и Школу-студию МХАТ. Подумывала вернуться в Ленинград, и тут кто-то из таких же незадачливых абитуриентов спросил:
— А в ГИТИСе была?
— В ГИТИСе? Где это?
Узнала, что за вуз и его адрес. В тот год набирали Олег Табаков и Владимир Андреев на два параллельных курса. Я хотела к Олегу Павловичу, но документы по воле случая оказались у Владимира Алексеевича. Он меня взял. Наверное, поступила так легко, потому что была абсолютно спокойна и расслаблена: не пройду — и не надо, вернусь домой.
На первом курсе меня чуть не отчислили: уехала на съемки «Ненависти» и не успела на «картошку». Помог Михаил Михайлович Козаков — наш педагог. Убедил руководство оставить провинившуюся студентку.
Сниматься, как в большинстве театральных вузов, у нас запрещалось, но я все равно это делала — тайком. Приносила справки, придумывала другие оправдания для пропуска занятий. Однажды ездила на пробы в Армению. Принимали очень радушно, показывали местные достопримечательности, в том числе знаменитый храм святой Рипсимэ. Он меня потряс своей простотой и величием. Храму почти полторы тысячи лет, внутри нет никакой роскоши, позолоты. Только каменные стены, чугунные люстры и огромная икона Богородицы.
Мне было восемнадцать. В молодости хочется заглянуть в будущее, узнать, как сложится профессиональная и личная жизнь. Я тоже об этом задумывалась. Подошла к иконе и вдруг явственно услышала: «Настоящая полноценная жизнь у тебя начнется не скоро, в тридцать шесть — тридцать семь лет». Так потом и произошло...
На втором курсе пригласили на пробы в картину «Школьный вальс». Прочитав сценарий, решила, что обязательно должна играть. Очень понравились история и характер главной героини Зоси. Режиссер Павел Любимов потом рассказывал: «Когда появилась Цыплакова, я сразу понял — ее роль». Моим партнером стал однокурсник Сережа Насибов. И в массовке снимались наши ребята. Катя Дурова сыграла медсестру в больнице, куда Зося приходила на аборт.
Мои представления о героине не всегда совпадали с концепцией режиссера. Главным камнем преткновения стал финал. У Павла Григорьевича было ощущение, что Зося и Гоша сойдутся, у них все наладится. А я доказывала: «Такого быть не может! Зося максималистка по натуре. И совсем девчонка. Она стала матерью, но не успела повзрослеть». В результате финал фильма остался открытым.
«Школьный вальс» долго не выпускали на экран. Предварительный показ состоялся на съезде учителей, и там картину сочли вредной: мол, после нее все десятиклассницы тут же начнут рожать. Как ни странно, помог комсомол. Не знаю, кто конкретно это придумал, но просмотр «Школьного вальса» превратили в своеобразную воспитательную акцию. Детей водили в кинотеатры целыми классами в сопровождении представителей родительских комитетов и потом устраивали обсуждение. Наверное, комсомольцы рассчитывали снизить процент несовершеннолетних матерей, но результат, как часто бывает в жизни, получился прямо противоположным. Многие девушки родили после нашего фильма, не стали делать аборт. Мне об этом рассказывали.
Однажды участвовала в программе, посвященной двадцатилетию картины. На прямой эфир позвонила женщина: «Лена, сейчас рядом со мной сидит замечательный, умный, красивый, талантливый сын. Он родился благодаря вам. Ему тоже двадцать. Спасибо за фильм «Школьный вальс»!» После другой программы я получила необыкновенный подарок. Молодой человек сделал из воска букет крокусов и приложил трогательную записку: «Считаю вас своей крестной. Мама сказала, что укрепилась в желании родить ребенка после фильма «Школьный вальс».
На съемках подружилась с Аней Родионовой, нашей сценаристкой, и потом полгода прожила у нее дома — в кабинете. Там все стены были в книгах. Я много читала и приносила в институт огромное количество отрывков. Педагоги меня недолюбливали и отвергали мои предложения. Наконец дали отрывок, в котором я играла деревенскую простушку. Преподаватель актерского мастерства была мною недовольна. Все время ворчала: «Лоску много, лоску много». При этом ничего не разбирала, никак не помогала. Однажды я возмутилась: «А в чем заключается ваша режиссура?»
После этого выпада учеба стала практически невозможной. Да еще разразился очередной скандал. Лев Кулиджанов утвердил меня на роль Мари Бернс в фильм «Карл Маркс. Молодые годы». Я предупреждала:
— Лев Александрович, если в институте узнают, что опять снимаюсь, выгонят. Обстановка и так накалена до предела.
— Не бойся. Если что, мы с Татьяной Михайловной возьмем тебя к себе.
Он вел мастерскую во ВГИКе вместе с Татьяной Лиозновой. Когда меня отчислили, я со второго курса ГИТИСа перевелась к ним на третий. Правда, пришлось сдать четырнадцать экзаменов за полтора месяца. Но справилась.
Еще студенткой начала работать в Малом театре — благодаря «Школьному вальсу». На съемках познакомилась с ведущими актерами Малого — Натальей Вилькиной и Юрием Соломиным, они играли родителей Зоси. С Наташей мы подружились. Она была потрясающей актрисой и замечательным человеком — умным, глубоким. Я с ней часто советовалась по поводу своих институтских дел.
Во ВГИКе репетировала Офелию в дипломном спектакле. Роль не очень получалась. Боялась, что из меня начнут лепить вторую Анастасию Вертинскую — Офелию из фильма Козинцева «Гамлет», тонкую, нежную, надломленную, и решила все сделать по-своему. Особенно интересно было сыграть сцену сумасшествия. Для этого я прочитала несколько книг по психиатрии.
Сцену первого появления обезумевшей Офелии помогла придумать Наташа. Девушке является видение — могила отца, и она испускает душераздирающий вопль. Репетировала в маленькой вгиковской аудитории, в метре от педагогов, и вопль у меня не получался. Посоветовалась с Вилькиной. Она сказала: «Лен, запомни одну вещь. Если хочешь добиться результата, у тебя должны быть две очень плохие репетиции. На одной ты ужасно наигрываешь, а на второй вообще ничего не играешь. Только тогда найдешь золотую середину». Прислушалась. Для начала решила все сделать с перебором. Заорала так, что присутствующие побелели. А мне после этого стало легко работать.
Однажды раздался звонок от Наташи: «Лена, быстро в театр! Женя Глушенко уезжает на съемки, ей нужна подмена в «Мамуре». Я сказала про тебя. Режиссер хочет срочно видеть Цыплакову».
Борис Александрович Львов-Анохин ставил «Мамуре» специально для Елены Гоголевой — в честь шестидесятилетия творческой деятельности. Я примчалась, почитала ему стихи. Познакомилась с Еленой Николаевной и Михаилом Ивановичем Царевым. И меня ввели в спектакль.
На сцене была всего одна репетиция. Помню, так испугалась пустого зала! Привыкла работать на съемочной площадке, где куча народу. Вилькина заметила мое волнение, подвела к суфлерской будке. Смотрю: рядом с ней на сцене гвоздиками выбит крестик. Наташа поставила меня на колени и благословила — была тогда в Малом такая традиция. Наверное, перед этим крестиком получило благословение не одно поколение артистов. И когда я вышла на сцену в день дебюта, чувствовала себя легко и свободно.
Обычно актеры обижаются, если кого-то вводят на их роль. Глушенко мой ввод восприняла нормально. Она много снималась, и ей нужен был второй состав. С Ирой Печерниковой мы тоже играли в очередь в «Красавце-мужчине» и очень дружили. Ходили друг к другу на спектакли и на репетициях сидели вместе, что бесконечно удивляло некоторых артисток. В какой-то момент зарплату подняли на десять рублей — с девяноста до ста. Одна дама страшно возмутилась: почему Цыплаковой добавили денег, а ей нет?
После окончания ВГИКа меня приняли в штат. Играла много, наверное, не всем это нравилось, но я не обращала внимания, просто делала свою работу. В театре не вступала ни в какие «коалиции», ничего и никого не обсуждала: прекрасно понимала, что работаю в особом коллективе и мои коллеги — прославленные артисты с непростыми судьбами и характерами.
Однажды шла по коридору и встретила Руфину Нифонтову. Мне она очень нравилась с детства, казалась настоящей богиней. Смутилась, пролепетала:
— Здравствуйте...
— Что? — сдвинула брови Нифонтова.
— Здравствуйте, Руфина Дмитриевна.
— Что ты сказала? И что у тебя с шипящими?! Дикцией надо заниматься, милочка!
С Михаилом Ивановичем Царевым сложились замечательные отношения. И остались таковыми, даже когда я ушла из штата. Через два года после прихода в театр поступила во ВГИК на режиссерский факультет — в мастерскую Александра Алова и Владимира Наумова. Причем сразу на второй курс. Это удивительная история.
На втором году обучения студентов Александр Александрович и Владимир Наумович решили поставить с ними «Мастера и Маргариту». Подходящей Маргариты у них не было. Пришлось объявить дополнительный набор женщин-режиссеров. Я услышала об этом от Георгия Игоревича Склянского, преподававшего у нас на курсе (он знал, что интересуюсь режиссурой), и сразу помчалась во ВГИК. Из семи кандидатур Алов и Наумов выбрали меня.
Какое-то время учебу и работу удавалось совмещать — пока не начала репетировать Павлу в спектакле «Зыковы». Сроки сдачи постановки и съемок дипломной работы на «Мосфильме» совпали. Режиссер «Зыковых» Леонид Хейфец не хотел делать мне поблажек — пришлось выбирать, и я решила уйти из театра.
Директором Малого в то время был Михаил Иванович Царев. Вызвал к себе:
— Лена, что вы такое задумали?
— Михаил Иванович, а что мне остается? Не могу бросить институт перед дипломом.
— Да зачем он нужен? У вас уже и так все есть. К тому же у многих актеров не получается заниматься режиссурой, и у вас может не получиться.
— Я это понимаю, но не могу поступить иначе.
Тогда многие удивлялись: зачем состоявшейся, успешной актрисе понадобился режиссерский факультет? А меня необыкновенно увлекал процесс съемок, создания фильма. Да и в кино предлагали однотипные роли. Спасал театр, но там имелись свои проблемы.
Царев не хотел меня терять, еще несколько раз приглашал в спектакли. Звонили из режиссерского управления:
— Лена, у нас такого-то числа «Горе от ума». Михаил Иванович спрашивает, вы сыграете?
— Да! Конечно!
Очень любила роль Лизаньки и вообще эту постановку. Часто сидела за сценой и слушала великие тексты в исполнении замечательных артистов.
Царев и с квартирой помог. Случайно услышал мой разговор с костюмершей — я пожаловалась, что после перехода на договор не смогу получить жилье (оно полагалось только штатным сотрудникам), и не остался равнодушным. Вызвал:
— Лена, ты член ВТО?
— Пока нет.
— Так вступай быстрее. Посодействую с жильем.
Михаил Иванович был председателем правления Всероссийского театрального общества (ВТО), и вскоре я действительно получила однокомнатную квартиру. Это было такое счастье! Царев помогал многим, не только мне...
Я хотела заниматься настоящей режиссурой, глубокой, серьезной, рассказывать о духовной жизни человека. Первая курсовая была по «Бесам» Достоевского — сцена убийства Ивана Шатова. Эпиграфом стали слова Федора Михайловича: «Преступление не есть сам поступок, преступление — это состояние сознания, позволяющее переступить черту совести». Дипломную работу сняла по трем поэмам из книги «Середина века» Владимира Луговского. То есть материал был совсем не «женский».
После окончания ВГИКа несколько лет ждала возможности снять полный метр. Сначала сделала короткометражку «Гражданин убегающий» по книге Владимира Маканина, где играл замечательный Владимир Заманский. Посмотрев ее, Карен Шахназаров — председатель комиссии, принимавшей мой дебют, — предложил поставить полнометражный фильм в своем объединении «Старт». И я начала снимать «Камышовый рай».
Сюжет основан на реальной истории. Подпольный концлагерь, в котором бомжи день и ночь рубили камыш для среднеазиатской мафии, действительно существовал — сценаристам Игорю Агееву и Сергею Белошникову рассказывал о нем сотрудник милиции. Я сразу ухватилась за материал — еще на уровне заявки. Хотела показать, что любой человек может попасть в беду, но не у всех находятся силы и мужество, чтобы отстаивать свою жизнь и свободу, и нельзя осуждать тех, кто сдался, опустился.
Снимала под Астраханью. Было очень тяжело — первый фильм, да еще на таком материале! И жара стояла страшная — сорок градусов в тени. А директор наш додумался вместо питьевой воды привозить на площадку лимонад! Такой сладкий, теплый. С тех пор лимонад на дух не выношу.
В массовке были заняты местные бомжи. Однажды смотрю — что-то они бурлят. Трое самых смелых подходят ко мне:
— Замдиректора сменился. Новый сказал, теперь деньги будут платить раз в неделю.
— И что? Тоже неплохо.
— Нет, плохо. Сегодня, например, День рыбака — надо отметить.
Они привыкли жить одним днем.
— Ну идите и скажите, что вас не устраивает такая система.
— Ага! И нас сразу выгонят.
— Как это «выгонят»? Вы уже снялись в половине картины. Если надо, заступлюсь.
Полчаса мужики думали, идти к замдиректора или нет, на меня поглядывали издалека. Наконец решились — и договорились. Когда «Камышовый рай» вышел на экран, на него приходили и такие люди — посмотреть на «своих».
Однажды молдавский актер Ион Аракелу, игравший Бомж-Бруевича, пригласил меня показать картину в его родном Кишиневе. Когда фильм закончился, вышла на сцену и спрашиваю: «Кто-нибудь хочет высказаться?» Поднялся мужик — весь в джинсе, на голове сомбреро, седые кудри до плеч. Стоит на сцене и молчит. Из зала закричали:
— Шляпу сними!
Снял — и опять молчит. Люди спросили:
— Ты что сказать-то хочешь?
— Мне сорок два года, и я понял, что прожил свою жизнь как баран. — А у меня в финале главный герой, сбежавший из лагеря, говорит: «Я не баран, я не баран, я не баран...» Мужик добавил: — Больше так жить не буду.
И ушел. В зале воцарилась гробовая тишина. Потом я не раз убеждалась: у многих мужчин происходило возмущение духа после этого фильма.
Жаль, что «Камышовый рай» редко показывают по телевизору. Как и другую мою работу — «На тебя уповаю», снятую несколькими годами позже. Эта картина не попала и на большой экран. Время было непростое — 1992 год. Советская система проката развалилась, каждый кинотеатр показывал что хотел. Несколько прокатчиков посмотрели фильм и сказали: «Кому сейчас нужно кино про детский дом? Люди хотят американские боевики».
А у меня играли замечательные пятилетние дети — одиннадцать человек. Они даже сами себя озвучивали, стоя на ящиках перед микрофоном. Правда, после этого фильма я начала седеть. Все им сама показывала, даже под стол залезала. Группа покатывалась со смеху. У меня был замечательный оператор Илюша Демин, который мгновенно ловил реакции детей. И актеры прекрасные — Ирочка Розанова, Женя Добровольская, Дима Певцов, Леня Громов, Володя Ильин. Сережка Баталов сыграл эпизодик, но как! Самое интересное, что о ленте «На тебя уповаю» написано в «Британнике» — старейшей и престижнейшей англоязычной энциклопедии — как о явлении в российском кинематографе! Очень смеялась, узнав об этом. Явление — и не попало в прокат.
Когда выступаю с этой картиной, в зале плачут женщины. Однажды зрительница вскочила с места за пять минут до окончания и бросилась вон.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Мне надо к дочке, — отвечает.
Видно, «пробило» ее кино. Ире Розановой подруга рассказывала, что ее дочь после этого фильма перестала орать на ребенка.
Жизнь шла своим чередом. Я работала, снималась и снимала.
Получила приз на кинофестивале в Сан-Себастьяне за «Камышовый рай». Все вроде неплохо. А меня одолевало чудовищное уныние — вплоть до видения петли перед глазами. Такого заманчивого... Уныние — страшная вещь. Почему некоторые люди выпивают или подсаживаются на наркотики? Бес уныния внушает им определенные мысли. Если человек их принимает за свои, начинается жуткий процесс саморазрушения. Вплоть до суицида.
Однажды почувствовала, что так больше нельзя. И начала разбирать всю свою жизнь — по косточкам. Много читала, собрала замечательную библиотеку духовной литературы. Через восемь лет искреннего покаяния и духовной работы всерьез пришла к Богу и родилась заново. Мне было тридцать шесть...
По вере исцелилась не только от физических болячек, но и от духовных. Однажды опять стало одолевать уныние, но я сказала себе: «Это не мои мысли. Не мои!» И все прошло. После этого говорила знакомым, сталкивавшимся с подобными ситуациями: «Ребята, самая мощная защита — слово «нет».
В какой-то момент смалодушничала, не скрою — подумала, что надо уходить из профессии. Как в ней можно существовать с таким мировоззрением? Не смогу прикидываться, лицемерить. Подруга, услышав о моем намерении, сказала: «Интересно получается! Тебе Господь дал столько ролей, люди тебя любят, уважают, а ты, познав истину, струсила, решила их бросить?» Наверное, мне просто нужно было пройти через отказ от любимой работы на уровне мысли, чтобы не бояться ее потерять и чувствовать себя свободной в творчестве.
Искусство может быть служением. В Библии сказано, что совершенны те, у кого чувства навыком приучены к различению добра и зла. Кино и театр могут помочь зрителям становиться духовно более зрелыми. Нужен только правильный материал и правильное отношение к тому, что ставишь или играешь.
Был у меня сериал «Семейные тайны» — своего рода «Король Лир», где дети в борьбе за наследство отца творили ужасные вещи. Я все время молилась, когда его снимала: «Господи, помоги! Мы показываем очень жесткие внутрисемейные отношения. Очень страшные. Хочется, чтобы люди посмотрели наше кино и одумались. Раскаялись, если совершали нечто подобное».
Вскоре после показа сериала познакомилась с известной женщиной — адвокатом. Она рассказала: «Знаете, у меня три дня клиенты шли потоком и забирали иски о разделе имущества. Я так испугалась, подумала, что люди не хотят со мной работать, — наверное, конкуренты постарались. В какой-то момент не выдержала, спросила очередного клиента, в чем дело, почему забирает иск. Мужчина ответил:
— Посмотрел «Семейные тайны» и решил — пусть им все достанется.
— Но я не смогу вернуть вам деньги за ведение дела.
— А что такое деньги? Мы к Богу идем».
И я подумала: значит, мы добились того, что закладывали в проект. Выдернули людей из ада. Кто обычно делит имущество? Самые близкие — бывшие мужья и жены, родственники, партнеры по бизнесу.
На съемках каждую смену начинала с молитвы. Разбирала с актерами все ситуации с позиции Божьих заповедей, не оправдывая наших героев. Уже много лет борюсь с известным постулатом Станиславского — «я в предлагаемых обстоятельствах». Студентам своим, преподавая актерское мастерство, всегда объясняла: «Никогда так не говорите. Только «мой персонаж», «я показываю, что бывает с человеком, который так поступает».
Раньше не могла понять, почему многих актеров преследует и догоняет в жизни то, что они играют в театре или кино. Дело в том, что святых мы играем редко, в основном — грешников. А постулат Станиславского означает, что актер оправдывает своего героя и грехи становятся его собственными. Потом их приходится отрабатывать. Когда в «Семейных тайнах» были съемки убийств, я молилась: «Господи, сними эту информацию с актера, чтобы с ним не осталась. Это не про него».
Первое время в группе на меня смотрели с изумлением, некоторые даже крутили пальцем у виска. А потом начались чудеса. Несколько человек крестились (в том числе Егор Бероев, попросивший меня стать его крестной матерью), еще несколько — бросили курить. На площадке никто не ругался матом.
Недавно сама сыграла страшную героиню в сериале «Ласточка». Попросил режиссер Денис Карро. Мы давно и хорошо знакомы, в свое время вместе снимали в Питере «Чужое гнездо». Я руководила режиссерской группой, Денис работал под моим началом. А тут предложил роль.
Сначала прочитала сценарий четырнадцати серий. Две последние еще не были написаны. Подумала: «Ну понятно. Очередная амбициозная мамаша. Чтобы пропихнуть сына в мэры, готова на все». Сейчас в кино редко встретишь хороших мам. В основном — стервятниц. Решила согласиться, вдруг Денис говорит: «Лена, если откажешься, пойму». И дал две последние серии. Тут выяснилось, что моя героиня — убийца, одержимая и бесноватая.
В первый момент подумала: стоит ли в это влезать? Играть такого человека тяжело не только морально, но и физически. Пока колебалась, мне написала в «Фейсбук*» автор сценария Света Полякова: «Лена, слышала, вы хотите отказаться от роли. Не отказывайтесь! Кто еще это сделает правильно?» И я вспомнила две фразы. Одну произнес Ваня Охлобыстин. Его спросили, как он, священник, может играть негодяев. На что Ваня ответил: «Лучше я их сыграю и потом отмолю, чем кто-то другой влезет в это дело». И еще у одного старца когда-то прочитала: «Грех, сделавшись привычным, перестает быть отвратительным». Сейчас очень размыты границы добра и зла. Людям нужны нравственные ориентиры.
— Хорошо, Денис, — сказала, — если хочешь, сыграю тебе эту Ольгу. Но так, что всех будет от нее тошнить. Оправдывать ее не собираюсь.
— Меня это устраивает.
Самой было страшно смотреть материал. И друзья говорили: «Лена, мы тебя не узнали, прямо мурашки по телу. Не играй больше такого!» Как актрисе было приятно это слышать: я вызвала у зрителей нужные эмоции — неприятие зла.
Наверное, и сама больше не решусь на подобное — было очень тяжело. Я не перевоплощалась, только показывала свою героиню, но нервная система все равно реагировала. Давление скакало. Когда начала смотреть сериал, напряглась, а потом сказала себе: «Это не я — Ольга». И постепенно успокоилась.
Одно время подумывала о том, чтобы стать монахиней. Мне было сорок с лишним, я была одинока и везде говорила о Боге, в том числе — в своих фильмах. Но в какой-то момент засомневалась: нужно ли это Всевышнему? Однажды взмолилась: «Господи, веди меня сам. Вдруг появится человек, который будет близок духовно». Брака на уровне эмоций себе уже не представляла.
И случилось чудо — появился Паша. Как я потом шутила: «Первой моей молитвой на экране была «Святая Катерина, пошли мне дворянина» в фильме «Д’Артаньян и три мушкетера». Вот Бог его и послал: познакомились мы во дворе. Я спешила на занятия (преподавала тогда в Московской академии образования Натальи Нестеровой и была деканом факультета кино и телевидения), а машина не завелась — у моей старенькой «шестерки» аккумулятор все время садился. Бросила ее, встала на обочине с поднятой рукой, но никто не останавливался. Время шло, я опаздывала. Стала причитать: «Господи, сделай же что-нибудь, помоги с машиной! Пошли какого-нибудь человека!» Притормозила «четверка». За рулем — мужчина лет сорока. Согласился подвезти.
По дороге разговорились. Он сказал, что зовут его Павел и родился двенадцатого июля — на Петра и Павла. Я призналась, что купила машину в этот день, но она все время ломается.
— А в чем причина? — поинтересовался собеседник.
— Наверное, аккумулятор пора менять.
— Я как раз развожу аккумуляторы. Курьером работаю. Могу сегодня привезти. Давайте адрес.
Оказалось, мы живем на одной улице.
Расстались около моей работы. Вечером Павел за мной приехал, отвез домой и поменял аккумулятор. Я пригласила его на чай. Мы сразу почувствовали взаимную симпатию, родство душ. Стали общаться. Паша помогал не только в повседневных заботах, но и в творчестве. В то время я иногда выступала с ансамблем духовной музыки «София», и он с нами ездил на концерты и гастроли —носил аппаратуру, костюмы.
Прошло полгода. Павел мне нравился, и я ему — это было абсолютно очевидно по тем знакам внимания, которые оказывал. Но я держала дистанцию. Все время подчеркивала, что мы лишь друзья. Как-то заглянула в его паспорт, когда заказывали билеты на гастроли, и увидела штамп о заключении брака. Однажды Паша не выдержал:
— Лена, почему ты ко мне так холодно относишься?
— Для меня не существует женатых мужчин. Они для меня как братья.
— Да я давно развелся! Просто не поставил печать.
После этого разговора у нас постепенно все стало складываться. Я даже вытащила Пашу из квартиры, где он до развода жил с женой, а потом с бывшей тещей. Но предупредила: «Извини, я Богу обет дала — если и будут отношения с мужчиной, то только в браке». Он это принял.
Поженились мы в 2005-м, а через три года шестнадцатого октября повенчались. Выйдя из храма на улицу, увидели в небе две вертикальные радуги. Оба это восприняли как знамение. Жизнь полна чудес. Как говорится, по вере вашей да будет вам.
Мы практически не расстаемся. Паша не просто мой помощник — опора. Я сразу сказала: «Если хочешь, чтобы были вместе, уходи с работы». Ну что это за семейная жизнь, когда супруги разлучаются на полгода, а то и больше? Вот на съемках сериала «Пока станица спит» пришлось девять месяцев провести на Украине. «Женщину без прошлого» и «Кармелиту» снимали в павильоне, но три года подряд! Пахали шесть дней в неделю, смены длились минимум по двенадцать часов — бешеная нагрузка. Паша рядом со мной на съемках, работает водителем, администратором. Вдвоем легче справляться с любыми трудностями.
Я благодарю Бога за каждый прожитый день и за каждого человека, который был в моей жизни. Даже за негативный опыт. Часто он оказывается более ценным, чем положительный. Как только понимаешь, что все на пользу, что Царство Небесное внутри нас, чувствуешь себя счастливой. Благодарный человек счастлив всегда...
Подпишись на наш канал в Telegram