Когда мы показали фильм на «Кинотавре», Александр Николаевич Балуев сказал: «Если честно, долго не мог понять, почему такая милая девушка, балеринка-балеринка, играет хабалку? Эта походка, низкий голос, сигарета! Зачем режиссер так перегибает с ней?» Я чуть не заплакала...
— В российский кинопрокат выходит одна из самых ожидаемых премьер этой осени — фильм Андрея Смирнова «Француз». Как получилось, что главную женскую роль в нем сыграла прима-балерина Большого театра, то есть вы?
— Все началось с телефонного звонка из Парижа. Французский киноагент Дени Плана рассказал, что Смирнов ищет балерину в свой новый фильм, и спросил: «Не хотите ли пройти пробы?»
— Русскую балерину режиссер искал во Франции?!
— Не только. Но с Францией у Андрея Сергеевича давние и прочные связи, многие из его друзей и знакомых были задействованы в этом проекте, ведь в фильме достаточно сильна «французская линия». Главный герой — выпускник парижской E?cole normale Пьер Дюран, изучающий русский язык. В 1957 году он приезжает на стажировку в МГУ и погружается в культурную жизнь Москвы периода хрущевской оттепели. Знакомится с самыми разными людьми, музыкантами, писателями, художниками, влюбляется в балерину Киру Галкину. Воссоздать атмосферу эпохи Смирнову помогали французские слависты, стажировавшиеся в СССР, и наши бывшие соотечественники, представители советского андеграунда, эмигрировавшие на Запад.
У меня во Франции тоже хватает друзей и знакомых — и в балетном мире, и в мире кино. Как актриса я там известна больше, чем в России, потому что принимала участие в двух достаточно популярных французских проектах. Режиссер Бертран Норман, у которого снималась в документальной картине «Балерина», и порекомендовал меня Дени Плана.
Лента была посвящена судьбам четырех артисток Мариинского театра — Ульяны Лопаткиной, Дианы Вишневой, Светланы Захаровой и вашей покорной слуги. Каждая олицетворяла определенный этап в жизни балерины. Диана находилась на пике своей гастрольной деятельности, покоряла Европу и Америку. Ульяна готовилась к возвращению на сцену после рождения дочери. Светлана восходила на балетный олимп. А моя карьера только начиналась.
Бертран работал над фильмом около трех лет. Ходил за нами по пятам и успел порядком надоесть. Временами казалось, что он занимается какой-то ерундой. Выискивает никому не нужные подробности, в том числе и личной жизни. Он ведь и дома у нас бывал. Снимал меня с мамой, брал у нее интервью. Но именно поэтому картина получилась такой интересной и имела ошеломительный успех. В ней была показана не только парадная сторона нашей жизни, но и «изнанка» балета.
Пока Норман корпел над своим проектом, я снялась в другом французском фильме, уже художественном — «Красотках» Седрика Клапиша. Он стал продолжением популярной во Франции картины «Испанка» (L’auberge espagnol). Героями были несколько молодых европейцев, учившихся в Барселоне. Один влюблялся в русскую балерину, которую играла я. Свадьбу пара справляла в Петербурге, куда приезжали друзья жениха.
Сниматься не хотела. В то время готовила очень сложную партию Ширин в спектакле «Легенда о любви» и думала только о грядущей премьере. Когда из Парижа приехал Седрик Клапиш и заявил, что завтра я должна прийти на пробы, решительно отказалась: «Мне не до этого!»
Седрик отсмотрел семнадцать молодых балерин, но они его не убедили. И сразу после проб вместе с ассистентом и оператором пришел в Мариинский театр и буквально поймал меня за руку в коридоре:
— Евгения, вы не могли бы пройти пробы прямо сейчас?
— Где?
— Здесь! Умоляю! Вы — наша последняя надежда!
«Сумасшедший», — подумала я. Но Клапиш так просил!..
Ассистент мне подыгрывал — изображал пьяного жениха, валившегося с ног. Я его поднимала и поддерживала. Все это выглядело крайне несерьезно. Но на следующий день Седрик позвонил и сказал, что я утверждена на роль. Пришлось согласиться на съемки, благо бо?льшая их часть проходила в Петербурге.
— Было сложно?
— В общем-то нет. Передо мной не стояло каких-то серьезных актерских задач, мы снимали легкую лирическую комедию. И текста немного. Главной проблемой стало бесконечное ожидание. В кино ведь практически не бывает, чтобы ты пришла на площадку и сразу встала в кадр, после чего тебя быстренько снимают и отпускают. Все время чего-то ждешь. Я не привыкла тратить время зря, и было нелегко с этим смириться. По неопытности не понимала, в чем причина бесконечных задержек, и принимала их на свой счет. Но в целом съемки стали приятным приключением.
— После «Красоток» наверняка посыпались предложения сняться в других проектах?
— Сценариев присылали немало. Я могла сыграть в нашумевшем сериале «Вербное воскресенье», сделавшем популярной Светлану Иванову. Предлагали ту же роль — балерины Оксаны Лепиной.
— Вы чем-то похожи...
— Светлана выглядит как балерина, и я, посмотрев сериал, была удивлена, что режиссер не сразу ее утвердил — проводил пробы. Я же, прочитав сценарий и узнав, что придется пережить моей героине, отказалась от проб. Сначала Оксану насилуют, потом лишают возможности работать в театре, всячески травят. И наконец по ложному обвинению сажают в тюрьму, где она умирает после родов.
— Испугались чернухи?
— Я не умею дистанцироваться от таких неприятных вещей, как делают профессиональные актеры. Для них, наверное, не проблема изобразить жертву, полежать в гробу — это часть работы. Вот если меня будут убивать в каком-нибудь балете, возможно, отнесусь к этому нормально. Хотя в «Зимней сказке», где надо пережить смерть сына, первое время чувствовала себя жутковато и не могла репетировать. Потом постепенно освоилась и на премьере все сыграла.
Примерно в тот же период предложили попробоваться на главную роль в полнометражный фильм «Придел ангела» Николая Дрейдена. Когда я не прошла, подумала: «И слава богу! Кино для меня далеко не главное. Главным всегда был театр. Мое призвание и моя жизнь — балет».
— Что ж, вы сделали блестящую карьеру — и в Мариинском театре, где проработали десять лет, и потом в Большом.
— В Мариинский меня пригласил тогдашний руководитель балетной труппы Махар Вазиев. А спустя два месяца после прихода в театр он удостоил чести поехать на гастроли в Париж и выступить в сольных партиях. Не представляете, что это значило! Артистки, только что пришедшие в труппу, не ездят на такие гастроли.
В Париже я познакомилась со знаменитым французским балетмейстером Пьером Лакоттом. Он собирался ставить в Мариинском балет «Ундина». Утвердил нескольких прима-балерин на главную партию, стал выбирать корифеек (это следующая ступень в балетной иерархии после кордебалета) и указал на меня: «Вот эту девочку поставьте, пожалуйста, во все четверки». Выучила все эти танцы, хотя их было безумно много, но постановку отложили на год. Потом Пьер опять приехал в Петербург и заявил, что теперь балет точно будет поставлен. Начинаем репетировать! Я была в восторге. Подошла к нему:
— Пьер, я снова буду во всех четверках?
— Нет, ты будешь танцевать Ундину.
Так стала первой и единственной исполнительницей этой роли, обойдя других, уже очень знаменитых балерин. Они по разным причинам танцевать не смогли: кто-то уехал, кто-то заболел. Впоследствии получила за Ундину «Золотую маску».
Вообще Пьер Лакотт и его супруга балерина Гилен Тесмар — мои «крестные родители» в балете. Они сами так говорят. Относятся ко мне очень тепло. Не случайно я стала единственной русской балериной, танцевавшей на торжественном вечере в Гранд-опера, посвященном восьмидесятилетию Пьера. Это было неслыханно — за кулисами кипели такие страсти! Но меня выбрал великий Лакотт.
— В балете ревниво относятся к чужим успехам?
— Как и везде. Это неотъемлемая часть жизни. Мой педагог в Вагановском училище говорила: «Если на следующий день после премьеры с тобой никто не здоровается, значит, это был настоящий успех. Можешь пойти и выпить шампанского по такому случаю». Я убедилась в справедливости ее слов, когда поступила в театр.
— А как вас приняли в Большом?
— Туда я пришла уже достаточно зрелой балериной и не реагировала на такие вещи. Но самое удивительное, что в Большом и не сталкивалась с проявлениями плохого отношения. Меня приняли хорошо.
Мама очень переживала, когда я решила переехать в Москву. Ведь я ее единственная дочка и очень домашняя девочка, всегда жила с родителями. Однажды она поделилась переживаниями с подругой, тоже бывшей балериной: мол, все-таки решили отправить Женю в столицу, но как она там будет одна? А та сказала: «Знаешь, Неля, в Москву многие уезжали. Что интересно — никто не возвращался. Все остались довольны». И маму это как-то успокоило. Если никто не возвращается, значит, там хорошо!
— Так вы из балетной семьи?
— Родители танцевали в Малом оперном театре имени Мусоргского. Теперь он называется Михайловским. Но в сознательном возрасте меня воспитывал отчим, заменивший рано ушедшего из жизни отца.
— С такими родителями судьба ваша, конечно, была предрешена. Вы могли заниматься только балетом?
— Мама и папа справедливо рассудили, что в этой сфере им легче помочь дочери — и советом, и делом. В какой-то другой проблематично. Время-то непростое — начало девяностых. И для балета у меня были все данные, грех себя не попробовать. Жизнь показала, что они не ошиблись, когда отдали дочку в Вагановское.
— Наверное, вы могли перейти не только в Большой, но и в зарубежный театр? Рассматривали такие варианты?
— Какое-то время подумывала о Ковент-Гардене, но не смогла смириться с тем, что придется уехать за границу — если не навсегда, то по крайней мере на долгий срок. Могу ездить на долгие гастроли, подписать контракт на год, если понадобится. Но переехать за границу ни за что не соглашусь.
— Есть мнение, что Петербург и Москва — две совершенно разные галактики. Трудно было привыкнуть к другому городу?
— По-моему, это все надуманно. Столица быстро приняла меня. И я приняла этот город. Хотя сама — коренная петербурженка. Теперь люблю Москву и Петербург одинаково и не думаю, что когда-нибудь вернусь к берегам Невы.
Сейчас редко там бываю, хотя в Петербурге остались родители и бабушка. Предлагала им перебраться в Москву — не захотели... Приезжают ко мне только время от времени помочь с детьми. Если бы не поддержка близких, я бы, наверное, не смогла танцевать столько спектаклей в Большом, ездить на гастроли и иногда еще сниматься. О кино никогда не мечтала, оно само меня нашло. И продолжает находить.
— А как развивалась история с фильмом «Француз»?
— После разговора с агентом я пришла к Смирнову на пробы, проходившие в Москве. Сначала пробовалась с Антоном Ривалем, потом с Нильсом Шнайдером — восходящей звездой французского кино. Он не снялся в картине, хотя именно его Андрей Сергеевич поначалу видел в главной роли.
Для меня его утверждение было странным, ведь Нильс совсем не говорил по-русски, а главный герой фильма по происхождению российский дворянин.
У фильма «Француз» довольно долгая и сложная история. Когда уже были утверждены все актеры и мы стали готовиться к съемкам, cгорел банк, в котором лежали спонсорские деньги. Работу пришлось остановить. Андрей Сергеевич не хотел сдаваться, говорил, что найдет новых инвесторов. Все ему верили и надеялись, что картина состоится, только Нильс Шнайдер ушел из проекта. В результате Пьера замечательно сыграл Антон Риваль, у которого русские корни. Не зря говорят: что ни делается — все к лучшему.
Мы подружились с Андреем Сергеевичем и общались не только на съемочной площадке. Вечерами часто собирались у него дома. Он рассказывал, как жили люди в пятидесятые. Делился своими воспоминаниями и историями друзей. Многие герои фильма списаны с реальных людей. Так, прообразом молодого художника-неформала, работающего десятником на железной дороге, чтобы прокормить семью, послужил Оскар Рабин. Его сыграл Евгений Харитонов — исполнитель роли Льва Толстого в фильме «История одного назначения».
Мне были интересны любые подробности, в том числе и бытовые. Например, почему в СССР не любили треску. Оказывается, из нее удаляли жир, который давали детям как лекарство. Обезжиренная рыба была невкусной. Это рассказал Андрей Сергеевич, когда мы снимали сцену в метро, где Кира и Пьер разговаривают о «фиш-энд-чипс». Моя героиня попробовала это блюдо на гастролях в Лондоне, где все объедались настоящей треской с картошкой. Для англичан это своего рода фастфуд, а для советской балерины — деликатес.
Кира не идеализирует западный рай. Когда Пьер спрашивает:
— Тебе понравился Париж? — она отвечает:
— Да, понравился, но только вы, иностранцы, считаете русских какими-то плебеями, испытываете по отношению к нам непонятное превосходство. А на чем оно основано? Лично я себя хуже вас не считаю.
Мне тоже приходилось сталкиваться со снобизмом и пренебрежением, которые некоторые европейцы проявляют по отношению к нашим людям. Сколько раз слышала на банкетах: «Как, Евгения, вы не пьете водку?! Вы же русская!» Так и хотелось ответить: «А с чего вы взяли, что все русские ее пьют? Или Россия для вас ассоциируется исключительно с водкой и медведями?»
— Вам близка ваша героиня?
— Кира — глубокий и сильный человек. И она девушка с характером, поэтому долго не подпускает к себе Пьера, который сразу в нее влюбляется. Знакомит их фотограф-диссидент Валерий Успенский. Он тоже любит Киру и ухаживает за ней уже несколько лет. Она его держит на расстоянии, как и француза. И только в конце фильма решает, что ей с Пьером пора сблизиться...
Сейчас редкая картина обходится без постельной сцены, и Андрей Сергеевич не смог без нее обойтись. Это затормозило работу и вызвало серьезные споры. Я даже хотела отказаться от съемок. Хотя применительно к данному эпизоду «постельная сцена» — сильно сказано. Главные герои просто лежат в кровати полуобнаженными и беседуют. Не делая никаких телодвижений, ничего не имитируя. Но меня даже это смущало, потому что Смирнов хотел, чтобы я лежала на животе — абсолютно голой. Я же настаивала, чтобы все, что, скажем так, ниже спины, прикрыли простыней. И мы на протяжении двух месяцев вели настоящую битву за каждый сантиметр моего тела.
Однажды даже встречались втроем — я, Андрей Сергеевич и мой муж, тоже Андрей. Смирнов его убеждал, что в этом эпизоде нет ничего предосудительного. Думал, что он запрещает мне сниматься. Хотя Андрей прекрасно знает: я не могу участвовать в чем-то пошлом и некрасивом, и полностью доверяет. Я понимала — в фильме должна быть любовная сцена, иначе история потеряет важную составляющую. Но не могла пересилить себя.
В какой-то момент Смирнов не выдержал и вызвал дублершу. Она запросто разделась и изобразила эротику. Я поняла, что такое нельзя выпускать на экран под моим именем. Лучше уж сыграть самой. Сказала Андрею Сергеевичу:
— Наверное, вам это нравится, но давайте откровенно — девушка формами от меня отличается. И все это заметят.
— Пожалуй, ты права, — согласился он. — Ладно, пусть будет по-твоему.
Я победила.
— Это был ваш единственный спор?
— В принципе да. Хотя первое время я не совсем понимала логику поведения Киры. Думала: «Какая странная женщина! Нервная, взбалмошная!» Андрей Сергеевич вообще называл ее хабалкой.
Когда стали разбирать роль, я спросила, почему он выбрал меня — вроде бы уравновешенную, воспитанную, без перегибов и грубости девушку. «Я увидел в тебе потенциал, — ответил Смирнов. — Достаточно было просто с тобой поговорить, чтобы понять: ты это сможешь». И дальше началось! Я должна была ходить «от бедра», курить, говорить низким голосом. То есть буквально ломать себя, а это очень тяжело.
Когда мы показали фильм на «Кинотавре» и потом отмечали группой премьеру, Александр Николаевич Балуев, сыгравший отца Пьера, сказал:
— Если честно, я долго не мог понять, почему такая милая девушка, балеринка-балеринка, играет хабалку? Эта походка, низкий голос, сигарета! Зачем режиссер так перегибает с ней?
Я чуть не заплакала:
— Вы правы, Александр Николаевич, вы правы! Андрей Сергеевич, ну зачем вы это сделали со мной?
Тот улыбнулся:
— Если бы ты изображала девочку-припевочку, получились бы сопли, слезливая мелодрама.
Наверное, он прав. Кира — настоящая русская баба. Внешность у нее эльфийская, а характер — железный.
— Любовь играть трудно. Как вам работалось с Антоном?
— Прекрасно, он легкий человек. К тому же мы играли не совсем обычную любовь — без романтики, трогательных встреч, пламенных взглядов. Кира отталкивает Пьера практически до самого финала. А потом вдруг берет за шкирку, потому что она так решила.
— На «Кинотавре» фильм приняли хорошо?
— В принципе да, но его показали на закрытии, а это не самое лучшее время. Все уже посмотрели большое количество картин и порядком устали. Но мой хороший знакомый Вадим Верник сказал много добрых слов. Ему очень понравилось, что я сыграла женщину, совершенно не похожую на себя.
Мужу тоже картина понравилась. Мы вместе ездили на «Кинотавр». Конечно, Андрей старается меня поддерживать, но никогда не скрывает эмоций и высказывает критические замечания, если для них есть повод. В данном случае — похвалил.
— У вас ведь особая, творческая семья? Вы — балерина, а ваш муж — скульптор?
— Да, Андрей занимается монументальным искусством. Его дипломной работой была скульптура Евгения Родионова — русского солдата, погибшего на первой чеченской войне и ставшего символом мужества и мученичества. Он отказался снять православный крест, когда его казнили мусульманские боевики, и потом именно по кресту мать Евгения опознала сына.
Андрей сделал бесподобный памятник. На почве моего интереса к его скульптуре мы и познакомились. Точнее, нашего с мамой общего интереса. В свое время нас обеих потрясла история гибели Евгения Родионова. Мама, узнав, что в Москве есть его скульптура, попросила: «Выясни, пожалуйста, кто автор и где она выставлена». Я нашла в Интернете ссылку на Андрея Коробцова. Написала ему, он тут же ответил: «Буду рад показать вам свою работу и рассказать о ней. Она находится на архитектурном факультете Академии живописи, ваяния и зодчества». Мы с мамой приехали в Камергерский переулок. Андрей не только показал свою скульптуру, но и провел небольшую экскурсию по академии. А я в знак признательности пригласила его в Большой театр на балет «Щелкунчик». Так завязалась дружба.
Четыре месяца общались большей частью на расстоянии: созванивались, списывались. Я приходила на какие-то мероприятия Андрея, а он — на мои спектакли. При этом у меня и в мыслях не было, что это начало серьезных отношений. И когда Андрей признался в любви, я была потрясена. Наверное потому, что он всегда вел себя очень сдержанно, не делал попыток сократить дистанцию, проявить чувства. Мой муж — безумно скромный человек. А я, как и всегда, была поглощена работой. Балет заменял мне все на свете, в том числе семью и любовь. Я была уже достаточно взрослой девочкой, но в свои двадцать восемь не задумывалась о замужестве.
— Маму это не беспокоило?
— Вовсе нет! Она считала, чем позже я выйду замуж — тем лучше! Радовалась, что дочь занята только искусством.
После признания Андрея мы еще два месяца общались в прежнем формате. А потом он пришел на премьеру балета «Онегин». После спектакля — на сцену. Мог и раньше воспользоваться такой возможностью. Не раз предлагала: «Просто скажи охране, что ты — к Образцовой, и тебя пропустят», но Андрей стеснялся. А я огорчалась: «Опять не пришел! Мне так хотелось тебя видеть!» И когда в тот вечер он вдруг появился за кулисами, да еще в строгом костюме и с цветами, удивилась.
Андрей поздравил с премьерой, а потом вдруг встал на одно колено и протянул бархатную коробочку с кольцом: «Выйдешь за меня замуж?» Я совершенно потерялась. Была не готова к такому повороту событий, еще и после ответственного спектакля. Нервы не выдержали, и я расплакалась.
За трогательной сценой с интересом наблюдали артисты и сотрудники театра. Мне стало неловко, захлопнула коробочку и протянула Андрею. Это значило — не сейчас, мы не одни. А он подумал, что я ему отказываю, и побледнел как полотно. Это был волнующий момент для нас обоих!
Пошли в гримерку. Там я успокоилась и сказала, что согласна выйти за него замуж: «Только дай мне немного времени, чтобы сродниться с этой мыслью!» Потом мы гуляли, сидели в кафе, обсуждали свадьбу и планы на будущее. Проговорили всю ночь.
— Как на помолвку отреагировала ваша мама?
— Она присутствовала на официальном предложении, потому что приезжала на премьеру. Они с Андреем сидели в зале в соседних креслах, и он ей рассказал о своих намерениях. Мама его благословила. Она с самого начала была очень расположена к Андрею.
Расписались мы в Грибоедовском, отметили это в кафе неподалеку и разошлись по домам. Венчались через три дня в храме святителя Филиппа, митрополита Московского, в Мещанской слободе напротив спорткомплекса «Олимпийский». Вообще мы с Андреем прихожане другого храма — святой мученицы Татианы в здании МГУ — и наш духовный отец Владимир Вигилянский. Но тот, что на проспекте Мира, показался более подходящим для такой церемонии.
Священника, с которым договорились о венчании, в назначенное время на месте почему-то не оказалось. Думали, просто опаздывает, но батюшка так и не появился. Я позвонила отцу Владимиру:
— Что делать?!
— Не волнуйтесь, сейчас подъеду и сам вас обвенчаю. Буду через десять минут.
И тут же примчался...
Мы с Андреем мечтали о детях. Шутили: «Вот бы сразу родить двоих!» Но прекрасно понимали, что по заказу такого не бывает. Да и двойни ни у него в роду, ни у меня не было.
Когда на первом обследовании узнала, что жду двойняшек, была потрясена. Позвонила Андрею:
— Помнишь, о чем мы говорили? Кажется, наша мечта сбывается!
— Не зря предупреждают — бойся своих желаний! — рассмеялся мой муж.
Беременность была легкой, временами казалось, что я просто в отпуске — очень приятном и продолжительном. И родители помогали — мои и Андрея. Я сразу перестала танцевать. Решила не рисковать, поберечься. А после родов быстро вернулась в прежнюю форму.
Для современных балерин рождение ребенка — не проблема. У многих есть дети. У моей одноклассницы, танцующей в Мариинском театре, их трое.
— Сколько уже вашим девочкам?
— Три годика. Многие находят, что Соня и Настя очень похожи — они одного роста, обе беленькие, хорошенькие, — но для меня дочки абсолютно разные. И внешне, и по характеру. Настя, по-моему, пошла в папу. Если дать ей задание — лепи, рисуй, — все делает тщательно, прямо как Андрей. А Соня не может долго заниматься чем-то одним и вообще сидеть на месте. Ткнет в пластилин пальцем и бежит дальше. Зато безумно любит читать. Дочки у нас уже читают по слогам.
— Занимаетесь домом? Или при вашем графике это проблематично?
— Что-то делаю, но по минимуму. Готовкой чаще занимается Андрей. У него есть кулинарная жилка и довольно часто возникает вдохновение и желание что-то соорудить. У меня оно появляется гораздо реже.
Мама, когда жили вместе, ограждала меня от быта, чтобы я могла сосредоточиться на профессии. Она всегда помогала и помогает. Отделившись от родителей, я жила по-холостяцки. Питалась в ресторанах или жарила себе яичницу. После репетиции или спектакля обычно нет сил приготовить что-то более изысканное.
Когда родились девочки, я, конечно, стала более избирательно относиться к гастролям. Не соглашаюсь на слишком длительные: максимум две недели и не чаще одного-двух раз в год. В поездках страшно скучаю по детям и все планирую заранее, чтобы родители могли к нам приехать, потому что Андрей тоже много работает. Сейчас подумываю о том, чтобы начать брать дочек с собой на гастроли. Они уже могут путешествовать.
— Балетные гены дают о себе знать?
— Сначала мне казалось, что у дочек их нет. Теперь что-то такое начинает проявляться. Но честно говоря, отдавать их в балет не хотела бы.
— В отличие от ваших родителей, видевших вас только у балетного станка?..
— Время было другое. И мы — другие. Для студентов Вагановского было пределом мечтаний поступить в Мариинский театр. Нынешние ребята в массе своей мыслят совершенно иначе: «В Мариинский не пойду, там мало платят. В Большой — тоже, там заставят стоять в кордебалете. Хорошо бы поехать в Цюрих! Говорят, там такая зарплата!» Сразу после выпуска многие молодые танцовщики едут на аудишен в европейские труппы и выбирают самое выгодное предложение. Мы не были такими расчетливыми. И в наше время никто даже не задумывался о загранице.
— Наверное, гораздо проще уехать в какой-то не самый крутой европейский театрик, чем добиваться успеха на родине, где слишком высока конкуренция. Балет — вообще жестокое искусство, и везет далеко не всем.
— Да, это так. И балетный век достаточно короток. Ждать некогда. Хотя, конечно, сейчас танцуют гораздо дольше, чем раньше. И у артистов возможностей продолжить карьеру даже после ухода из театра больше.
— Каким вы видите свое будущее лет через десять — пятнадцать?
— Вижу себя в творчестве. Считаю, что творческий человек и после окончания карьеры никогда не останется без дела. Жизнь обязательно преподнесет что-то новое, даст шанс проявить себя.
Давно мечтаю создать концертную программу на стыке разных видов искусства и разных жанров. Привлечь артистов драматического театра и кино, использовать живую музыку, мой любимый джаз. Пока не совсем понимаю, как все это соединить, но чувствую, что результат может быть интересным.
Если идея успешно воплотится в жизнь, то, в принципе, можно действовать в этом направлении. Заниматься концертной деятельностью в формате собственной антрепризы, в которой раз в сезон будет рождаться что-то новое. Не на потоке, не ради больших заработков.
— А кто у вас основной добытчик в семье?
— Мы оба стараемся, но вообще наши с Андреем роли постепенно меняются. Балерина достигает творческой зрелости лет в двадцать пять и находится на пике до тридцати пяти — сорока. А скульптор в сорок только начинает «созревать». В тридцать получить серьезные предложения трудно, они достаются маститым ваятелям в возрасте «60+». И то, что Андрей в свои тридцать два создает грандиозный Ржевский мемориал, — просто чудо.
Со времен возведения памятника «Родина-мать» в нашей стране не строили таких огромных комплексов. В центре его будет двадцатипятиметровая фигура русского воина, которую будто поднимает в небо стая журавлей. Даже в макете это выглядит грандиозно. Не случайно Андрей выиграл сложнейший конкурс, на котором бились мэтры монументальной скульптуры. И если он будет расти такими темпами, то вскоре, уверена, станет главным кормильцем семьи. Я буду только рада. Лидер в семье, конечно, мужчина.
Следующий год обещает быть очень интересным для нас обоих. В апреле у меня должен состояться большой творческий вечер, с которым связано много надежд и планов. А у Андрея в мае торжественное открытие Ржевского мемориала, посвященного семидесятипятилетию Победы.
— Вы уже получили предложение сняться в какой-нибудь новой картине?
— Пока нет. Мы, кстати, говорили Смирнову в Сочи: «Андрей Сергеевич, давайте снимать продолжение «Француза»!» На что он ответил, что уже стар. Все в один голос закричали: «Да что вы? Какая старость?!»
Мне было интересно сниматься в этой картине. С трепетом жду премьеры. Хочется, чтобы она понравилась зрителям.
Подпишись на наш канал в Telegram