Я просил у Господа сына. Молился по-своему, как умел: «Понимаю, ты и так был слишком милостив и много мне дал. Жену — красавицу и умницу, возможность вернуться в профессию. Но ради чего все это? Что оставлю после себя? И кому?»
— В актерскую профессию приходят по-разному. Кто-то мечтает о ней с малых лет и упорно штурмует театральные вузы, а кто-то случайно находит свое призвание. Как было у вас?
— Можно сказать, что я подался в артисты от безысходности. И во многом благодаря маме. Когда оканчивал восьмой класс и встал вопрос о переводе в девятый, ее вызвал директор школы: «Светлана Ивановна, вашему сыну лучше продолжить обучение в каком-нибудь ПТУ. Мы готовы дать Юре хорошую характеристику и даже оценки подправить в аттестате. Только заберите его от нас!»
Мама в ужасе — ПТУ пользовались в народе дурной славой. Помню, сели с ней на кухне, стали думать, что делать. Она чуть не плакала «Господи, что же теперь будет? И в кого ты только уродился такой артист? — тут на нее снизошло озарение: — Может, пойти в театральное?»
Я всегда был артистичным. Участвовал в художественной самодеятельности, в пятом классе даже выиграл республиканский конкурс чтецов «Ленин, партия, Родина». При этом считался главным хулиганом школы и носил кличку Принц Дебилов.
Учился, в принципе, неплохо, особенно по гуманитарным предметам, но постоянно дрался и попадал в истории. Лет до шестнадцати был маленьким и щуплым, хотя и занимался легкой атлетикой. На уроках физкультуры стоял последним, но бил более мощных противников. И все бы ничего — мальчишкам свойственно мериться силой, это нормально, — да только мама моя работала учительницей в той же школе и «художества» сына подрывали ее авторитет. Она хотела, чтобы я был самым лучшим, красиво одевала, настирывала и наглаживала. И я выглядел как пай-мальчик, но репутацию имел ужасную.
По субботам у нас проходила линейка, начинавшаяся с того, что директор школы объявлял: «А сейчас моя любимая рубрика — хулиганы недели» — и первым вызывал Батурина. Следом подтягивались остальные нарушители дисциплины, в основном выходцы из неблагополучных семей. Рядом со мной они смотрелись как банда дебилов. Мама стыдливо опускала глаза, и я понимал, что опять влетит по первое число.
Отец в то время воевал в Афганистане. Он служил в авиации связистом.
Меня иногда спрашивают:
— Юрий, вы были в армии?
— Нет, но четырнадцать лет провел в гарнизонах, — отвечаю.
Сначала семья жила в ГДР, потом в Эстонии, в Эмари, где, собственно, я и вырос. До школы довольно длительное время провел на Украине, в селе Ставидла Кировоградской области, у маминых родителей. Они меня обожали и баловали, что, возможно, сказалось впоследствии.
В переходном возрасте стал неуправляемым. Однажды украли с другом велосипеды у летчиков из гарнизона. Отец обещал подарить велик когда приедет, но отпуск ему полагался не скоро, а я не мог ждать! Людку Филимонову, мою первую любовь, катал на раме Сашка Очеретяный. А у меня, «безлошадного», не было такой возможности.
Ворованные велосипеды перебрали и перекрасили, но хозяин моего «железного коня» все равно узнал его по характерным ободам и мягкому сиденью. Подошел к школе, дождался появления моей мамы и спросил: «Вы знаете, что ваш сын — вор?» Она была в шоке, кое-как уговорила мужика не поднимать скандал. В тот день я получил по полной программе, но самое страшное произошло вечером — приехал отец, его наградили внеочередным отпуском. Мама и брат обрадовались, а я испугался: «Все, мне капец!»
Мама рассказала ему о краже. Наказывать меня или читать мораль батя не стал. Утром разбудил: «Поехали в Таллин». Там в валютном магазине мы купили немецкий велосипед, такой обалденный, что я до сих пор его вспоминаю и плачу горькими слезами. Был уверен, что это обещанный подарок. Но когда вернулись в Эмари, отец привел к дому летчика:
— Ну, иди, возвращай награбленное.
— Не понимаю...
— Ты думал, велик тебе? Нет, человеку, которого ты обокрал.
С тех пор навсегда усвоил, что чужое брать нельзя.
Об актерской профессии никогда не думал и вообще не очень представлял, в чем мое призвание, но против театрального не возражал. Мама купила справочник «Поступающим в вузы» и стала искать подходящее учебное заведение на Украине, поближе к дедушке и бабушке. С началом перестройки обстановка в Эстонии стала накаляться, было ясно, что рано или поздно мы оттуда уедем. В результате я оказался на кукольном отделении Днепропетровского театрального училища — в драматические артисты не взяли из-за небольшого роста. Маму не смущало, что сын будет учиться на кукольника. По ее мнению, это все равно было лучше, чем какое-нибудь ПТУ.
На курсе собрались самые разные ребята, не только недавние школьники, но и взрослые парни, отслужившие в армии. Режим был довольно жестким, занятия начинались в девять утра и заканчивались в девять вечера. В первой половине дня мы изучали школьные предметы, а после обеда — спецдисциплины: сцендвижение, сценречь, мастерство актера. К концу дня падали замертво от усталости, а приходилось еще стирать, убирать, готовить...
Поначалу я страшно скучал по дому и близким, ходил на вокзал смотреть на поезда, уходившие к дедушке и бабушке. Вроде провожу состав — и становится легче, можно возвращаться в общежитие и ложиться спать. Во сне не так хотелось есть — а хотелось практически всегда. Дед приезжал довольно часто и привозил торбы харчей, чтобы «унучка худэнька подкормить». Но растущему организму все равно не хватало.
Через год я вытянулся на тринадцать сантиметров, окреп и повзрослел. Мог накатить сотку-другую, обзавелся постоянной девушкой. Помню, приехал к маме на каникулы, посмотрел на бывших одноклассников и поразился: по сравнению со мной они же просто дети! Вот что значит оторваться от семьи и жить самостоятельно. Правда, с кукольного отделения пришлось уйти — педагоги сказали, что с такими темпами я скоро стану выше ширмы. Забрал документы и поступил заново, на актерский.
Отец втолковывал маме: «Ну какой из Юрки артист? Смотри, сколько их выпускается каждый год, а успеха добиваются единицы! Блата в этой сфере у нас нет, ему ничего не светит». Он хотел отдать меня в Суворовское училище. Говорил: «Вот вернусь из Афгана и займусь твоим образованием». Но мы с мамой его опередили.
Случайно попав в театральное, неожиданно увлекся. Понял, что мне интересно и легко выходить на сцену и изображать то, что требуют педагоги. Более того, это приносило огромное удовольствие. Вскоре стал звездой училища, играл главные роли в студенческих спектаклях. Но судьба постоянно проверяла на прочность, подкидывая испытания.
Однажды познакомился с очень красивой девчонкой, завоевавшей второе место на конкурсе «Мисс Украина». На Новый год пригласил ее в общежитие. Праздник отмечали большой компанией, с капустником и дискотекой. Моя пассия забыла о времени и не позвонила домой отцу, не предупредила, что задерживается. А тот крепко выпил и вообразил себе бог знает что. Примчался в общежитие, ворвался в комнату и давай кричать:
— Где моя дочь?!
— Смотрит кино у соседей. Не волнуйтесь, сейчас ее позову.
Но мужчина будто не слышал, выхватил нож и пырнул меня. Я потерял много крови, неделю пролежал в коме. Врачи сказали: если бы не сильное тренированное сердце, вряд ли выжил бы. Видимо, не зря занимался спортом.
Дебошира задержали, ему грозила серьезная статья. Я узнал об этом от следователя, приходившего в больницу. Вице-мисс Украина тоже навещала, уговаривала не губить отца, и я его простил. Романчик на этом закончился...
После окончания училища меня распределили в Днепропетровский ТЮЗ. Он находился на балансе города, и его поддерживали местные власти. Артистам даже квартиры давали. И вот вызвал главный режиссер. Я был полон самых радужных надежд, думал, как звезде училища сейчас предложат сыграть Гамлета, не меньше, а узнал, что получил... роль третьего зайца в пьесе «Зайкина семья».
Конечно, с моей стороны было наивно рассчитывать на что-то большее. В любом театре существует иерархия, главную роль еще нужно заслужить. Мне так и сказали: «Иван Петрович ждал двадцать лет, а вы хотите все и сразу? В очередь, молодой человек!»
Но я не мог столько ждать. Решил ехать в Москву, где, казалось, для актера больше перспектив. Там жил бабушкин брат. Я ему позвонил:
— Дядь Вась, можно у тебя остановиться? Хочу поступать в театральный.
— Да, конечно, места всем хватит.
— Как в театральный? Снова-здорово?
— Чтобы работать в московских театрах, требовалось высшее образование, а наше училище давало среднеспециальное. Мечтал исключительно о «Щуке», ее окончила мой мастер — Нелли Михайловна Пинская. Она считала, что это лучший театральный вуз Москвы. Поступил легко, притом что конкурс был сорок пять человек на место только среди мальчиков. Среди девочек — раз в пять больше.
Учеба давалась без особых усилий, я ведь все проходил по второму разу. Это меня и сгубило. В какой-то момент окончательно разболтался, поссорился с руководителем курса Юрием Вениаминовичем Шлыковым, и мое пребывание в стенах училища оказалось под вопросом.
Ректор Владимир Абрамович Этуш относился ко мне тепло — как и ко всем выходцам из Днепропетровска. Он любил этот город, наверное потому, что освобождал те края в Великую Отечественную, был ранен. Вообще, Абрамыч был чудесным человеком — добрым, но строгим и справедливым. Мог пошутить, а мог и отчитать, но очень спокойно и сдержанно. Никогда не повышал голоса.
Так вот, в этот сложный момент Этуш вызвал и посоветовал: «Днепропетровец, переводись в другой вуз. У тебя фактура под ГИТИС, иди туда. Если понадобится, помогу. Замолвлю словечко». И я отправился в ГИТИС, тогда уже переименованный в РАТИ.
В «Щуке» оканчивал первый курс. Хотел перевестись на актерский к Леониду Хейфецу, но он меня не взял, предложил поступать заново. Однако проходить весь путь сначала было немыслимо!
Неудача настолько обескуражила, что я задумался о возвращении в Днепропетровск. Сидел в коридоре в растерянности, когда из соседней аудитории вдруг появился Марк Захаров. Увидев его, я просто остолбенел.
Однажды в бытность мою студентом Днепропетровского театрального училища педагоги собрали наш курс и стали расспрашивать, как мы представляем свое будущее, где хотели бы работать. Большая часть мечтала о крепких провинциальных коллективах. Один особо дерзкий парень замахнулся на Киевский театр русской драмы. И только ваш покорный слуга честно признался, что мечтает служить в «Ленкоме», чем вызвал дружный смех: «Ну, Батурин, даешь! В своем репертуаре!»
Для меня Захаров был полубогом, и когда он, как в сказке, возник в коридоре, я подумал: такой шанс нельзя упустить — подойду и спрошу, можно ли поступить к нему на курс. Мэтр куда-то двинулся, я — следом. Спустился по лестнице — я туда же. Завернули в мужской туалет. Захаров занялся делом. Я встал рядом.
От волнения всего трясло, голос пропал. Наконец кое-как выдавил: «Марк Анатольевич, хочу у вас учиться!» Надо сказать, Захаров человек очень сдержанный, его трудно удивить, но тут бровки у него подпрыгнули. Покосился на дерзкого парня, видимо оценивая фактуру, и бросил: «Ну пойдем...» Двинулись обратно тем же путем. Зашли в аудиторию. Там актерско-режиссерский курс Марка Анатольевича готовился к окончанию учебного года, второго по счету. Ребята показывали мастеру отрывки.
Он спросил:
— Как вас зовут?
— Юрий, как Гагарин.
— Ну хорошо, Юрий, как Гагарин. Идите на сцену. Покажите, что умеете.
И я показал — прочитал монолог Пилигрима из пьесы Макса Фриша «Санта Крус», своего дипломного спектакля в Днепропетровском училище. Эту роль играл много раз с большим успехом, но в тот день превзошел себя. Когда закончил, в зале еще долго царила тишина. Ее нарушил голос Захарова:
— Замечательно, а теперь что-нибудь еще. Что вы нам прочтете?
С перепуга выпалил первое, что пришло в голову:
— Константин Симонов, «Родина»! «Касаясь трех великих океанов, она лежит, раскинув города...» — когда-то именно с этим стихотворением я выиграл детский республиканский конкурс чтецов. Вот оно и вспомнилось.
— Все, все! Достаточно! — поморщившись, прервал Марк Анатольевич. — Спасибо. Посидите.
Я сел в самом дальнем углу в полной уверенности, что потерпел фиаско. Монолог отработал хорошо, а с Симоновым вышла неувязочка. Ждать пришлось долго. Наконец Захаров решил отпустить студентов: «Время уже позднее. Пора расходиться». Ребята потянулись к выходу.
— Марк Анатольевич, а что мне-то скажете? — осмелился я подать голос.
— Жду вас на своем курсе первого сентября.
Это было чудо. Попасть к Захарову, да еще сразу на третий курс! Правда, при оформлении выяснилось, что в РАТИ как гражданин Украины я должен платить за обучение. Но Марк Анатольевич заявил: «У меня все учатся бесплатно. Батурин не станет исключением».
Некоторых студентов он брал к себе в «Ленком» — на практику. Нас, таких счастливчиков, на курсе было человек шесть. Мы бегали в массовке, танцевали. Постепенно меня стали вводить в спектакли на небольшие роли. А к концу обучения в РАТИ я уже репетировал Трубадура в «Бременских музыкантах».
Марк Анатольевич в темноте кулис часто путал меня с Александром Лазаревым, его называл Юрой, меня Сашей. В «Женитьбе Фигаро» Лазарев играл графа Альмавиву, а я — гвардейца и повстанца. Мы одного роста и одной фактуры — оба высокие, поджарые, носили длинные волосы. Однажды я решил подстричься, чтобы избежать путаницы. Прихожу в театр — а Сашка тоже укоротил волосы!
Студенческие годы пролетели быстро. В 1996-м я окончил РАТИ и был уверен, что возьмут в «Ленком», но услышал: «Театру вы не нужны...»
— От Захарова?
— Нет. В то время Марк Анатольевич находился в Германии, у него были серьезные проблемы со здоровьем, и многие решения дирекция принимала без него.
Потом радовался, что все случилось именно так. Кто знает, как сложилась бы судьба, попади я в «Ленком». Но тогда страшно переживал. Мечта рухнула, и я решил все бросить. Оборвал связи с однокашниками и коллегами, даже диплом не забрал из РАТИ — сделал это гораздо позже. Все равно бармену он не требовался.
В популярный ресторан на Лубянке устроил друг, случайно. При этом я абсолютно не представлял, что делать, даже не знал названий напитков. Помню, клиент попросил какой-то коктейль со льдом. Я растерялся и честно признался, что барменом работаю первый день.
— Ерунда, — говорит. — Видишь бутылку? Налей вот в эту рюмку сто пятьдесят граммов и брось два кубика льда.
— Так просто?
— Да.
Через месяц освоился и запросто делал любые, самые сложные коктейли.
Однажды у нас проходил модный показ. Модели переодевались и красились в бильярдной. Обслуживал девушек я, начальство велело: «Если попросят воды или сока, приноси сколько надо бесплатно. Только записывай».
Вдруг ко мне обращается одна из красоток: «У меня проблема — пролила сок на бильярдный стол». Смотрю — прямо в центре красуется огромное пятно. Нет, это не проблема, а катастрофа! Барышня испортила не какой-нибудь американский пул, а русский бильярд, который намного круче и дороже. Девушка вину не отрицала: «Ремонт оплачу. Вот мой телефон, меня зовут Ирина».
По счастью, я был в приятельских отношениях с ребятами, обслуживавшими бильярд, и они по дружбе перетянули сукно практически бесплатно, всего за бочонок хорошего пива.
Позвонил Ирине, сообщил, что все уладил. Она поинтересовалась:
— Сколько я должна?
— Да нисколько. Может, просто встретимся? Погуляем, поедим мороженого, сходим в кино?
Встретились, погуляли. Я сразу понял: она необыкновенная, не просто красивая, но и умная, глубокая. Словом, влюбился. Ира работала в Доме моделей на Кузнецком Мосту. Рассказала, что у нее три сестры, отец умер рано, и матери пришлось работать день и ночь, чтобы поставить четырех дочек на ноги.
На третьем свидании я сделал Ире предложение. Самое удивительное, что она его приняла и вскоре повела к маме знакомиться. Теща у меня с Украины, из Хмельницкой области. Стала расспрашивать:
— Ну, откуда ты родом?
— Из Кировоградской области, село Ставидла.
— Ой, сыночка, да ты наш! А шо делаешь, где работаешь? —Когда рассказал, выдала гениальную фразу: — Да-а-а... Зять — нефиг взять.
— Поверьте, я всего добьюсь. Ира не пожалеет, что вышла за меня замуж!
— Да верю, верю. Вижу, человек ты хороший, это главное. А остальное Бог даст...
Ира была очень востребована, часто появлялась на обложках журналов, участвовала в показах не только в России, но и за границей. Была любимой моделью своей подруги — дизайнера Светланы Тегин, а затем десять лет — директором ее модного дома.
Я же, несколько месяцев проработав на Лубянке, перед новым, 1997 годом неожиданно попал в очень крутой ресторан. «Сосватал» меня однокашник по «Щуке» Сашка Носик, тоже стоявший там на баре. В заведении подрабатывало много наших ребят — Саша Олешко, Данила Страхов, Стас Дужников. Как-то с Носиком разговорились, и он пожаловался, мол, спектакль на выпуске, а репетировать некогда: «Слушай, Юр, может, подменишь, побарменишь месячишко? Поговорю с хозяйкой, отрекомендую тебя наилучшим образом». И я согласился.
Когда Носик вернулся, я сдал дела, отправился за расчетом, а хозяйка вдруг предложила место администратора. Работал практически один, без сменщика, с одиннадцати утра и до глубокой ночи. Конечно, было тяжело, но, с другой стороны, интересно, ведь я общался с видными политиками и бизнесменами, знаменитыми актерами, криминальными авторитетами. В девяностые, что греха таить, некоторые из них были настоящими звездами. Деньги получал очень приличные: клиенты пальцевали друг перед другом, швыряли бабки направо и налево.
С посетителями у меня проблем не возникало, но в марте 1999-го случился серьезный конфликт с хозяйкой. Я уволился и ушел к одному из клиентов нашего ресторана. Хороший был мужик, отставной военный, мы часто говорили по душам. Узнав, что увольняюсь, предложил: «Пойдем ко мне, я из тебя сделаю водителя-механика. Что смеешься? Работа интересная. И коллектив хороший». И я, такой Актер Актерыч, сменил элегантный костюм на засаленную робу и стал крутить гайки. Сперва доверяли самую элементарную работу, в основном на стоянке. А когда окончил автошколу и получил права категории В и С, начал ездить в командировки. Никогда не жалел, что «упал с олимпа», сменив элитный ресторан на автохозяйство. Изрядно поколесив по стране, я встретил много замечательных людей — мудрых, немногословных и надежных, как автомат Калашникова.
Мы выкупали технику у воинских частей где-нибудь на Урале или в Сибири, снимали с хранения и гнали в Москву. Здесь после ремонта продавали владельцам леспромхозов, газовикам и нефтяникам. Они брали грузовики целыми колоннами, и наша компания неплохо зарабатывала. Хозяин не обижал, помимо зарплаты регулярно выплачивал премии.
Однажды я угодил в серьезную переделку в Челябинской области. Отправились с напарником в Миасс за тягачами-лесовозами. Думали — быстренько смотаемся и не позаботились о еде и теплой одежде. Не знали, что на Урале осенью бывают внезапные снежные заряды, которые засыпают все и вся. Один такой и накрыл на перевале. Видимость стала нулевой.
Из-за сильного снегопада с гор сошло несколько лавин. Нашу машину они, к счастью, не задели, но дорогу завалили и спереди, и сзади. Мы встали. Мобильных у дальнобойщиков еще не было, вызвать помощь не могли, просто сидели в кабине и молились, чтобы нас поскорее нашли. Иногда ненадолго включали двигатель, чтобы чуть-чуть согреться, или жгли костер. Солярки было вдоволь, заправили полный бак. Запаска горела долго, коптила хорошо.
Конечно, храбрились, подбадривали друг друга, но было реально страшно и очень холодно. Из еды — только пачка печенья, старались растянуть ее подольше. Не знаю, сколько бы продержались, если бы к концу третьего дня не пришла колонна спасателей. Они и освободили из снежного плена.
— А как жена относилась к вашей работе? Не уговаривала сменить на более безопасную и престижную?
— Ира относилась к ней вполне нормально. Хотя мы, безусловно, представляли собой довольно необычную пару. Жена ездила в заграничные командировки, жила в шикарных отелях, общалась с корифеями моды, а муж мотался на грузовиках по российской глубинке. Конечно, как и в любой семье, не обходилось без размолвок, мы оба темпераментные и Львы по гороскопу. Львам нельзя наступать на хвост! Но никаких претензий друг к другу не возникало. Как бы там ни было, мы с Ирой вместе уже двадцать два года. С ребенком, правда, затянули...
Через пару лет самому наскучило колесить по долам и весям. А тут товарищ предложил заняться рекламным бизнесом. Как-то я попал на съемку рекламы популярного йогурта, которым занималось наше агентство. Режиссер неожиданно спрашивает:
— Слышал, ты актер по профессии?
— Да, а что?
— Сыграешь папу? Заплатим пятьсот долларов.
— Сколько-сколько?! — ошалело уточняю.
— Прости, больше никак, при всем уважении...
Потом случайно узнал, что на мне сэкономили, а в бюджет заложили полторы тысячи. Но для меня и пятьсот баксов было много. Да еще без кастинга!
Когда понял, что как актер за один день способен заработать столько же, сколько в рекламном агентстве за месяц, стал подумывать о возвращении в профессию.
А тут еще сон приснился: я снова на сцене и играю как никогда в жизни. Зрители аплодируют, кричат браво. Прямо физически чувствовал, как меня переполняет счастье. С этим ощущением и проснулся среди ночи, долго не мог успокоиться. Жена поинтересовалась, что случилось. Я рассказал, спросил:
— Как думаешь, что это значит?
— По-моему, пора возвращаться к основному ремеслу. Для этого нужны хорошие фотографии, и я знаю, к кому обратиться.
Утром Ира позвонила знакомому фотографу. Мы встретились и буквально за час сделали приличное портфолио, с которым я стал бегать по актерским агентствам. Начал потихонечку сниматься — в массовке, в рекламе, получал кайф даже от крохотных ролей. Работал фанатично, с полной отдачей, это отметили и стали чаще приглашать.
Режиссер Олег Фесенко предложил полететь в Черногорию, он там снимал картину «Бабушка Ада» с Людмилой Чурсиной в главной роли. Я играл ее экранного сына, роль небольшая, всего на два съемочных дня. В начале фильма мой герой убегает из города, в котором происходит военный переворот. А в конце его убивают и тело приносят матери.
Незадолго до возвращения в Москву Людмила Алексеевна обратилась с просьбой: «Юрочка, тут неподалеку есть монастырь, где хранится десница Иоанна Крестителя. Не могли бы вы меня сопроводить, а то одна не решаюсь поехать? Машину дадут». Конечно, я согласился.
Приезжаем. Монахи нас сразу проводят к мощам. Они обожают русских и неплохо объясняются на нашем языке. Заходим в часовенку. Справа в нише на специальном постаменте — рака, к ней тянется очередь из паломников, в которую встаем и мы. Чурсина прикладывается первой, после нее наступает мой черед. Я хоть и крещеный, никакого благоговения не испытываю, однако понимаю: не подойти к раке нельзя — люди не поймут. Осеняю себя крестом, прикасаюсь лбом к стеклянной крышке, и тут происходит нечто странное. Такое ощущение, что в мозг с бешеным гудением врывается рой пчел и ворочается там. Меня трясет от ужаса, но я не могу шевельнуться и поднять голову.
Разум отказывается верить в происходящее, но это не сон. Чувствую энергию, идущую от мощей, на физическом уровне. Потом по волосам будто проводят шелковой тканью. Словно ангел осеняет меня крылом, и я обретаю способность двигаться. Поднимаю голову. Перед глазами все плывет. Кое-как фокусирую взгляд на монахе, стоящем рядом, он подхватывает под руку: «Пойдем, пойдем». Ноги переставляю с трудом. Чурсина ничего не замечает, молится у иконостаса.
Инок выводит на улицу, сажает на ступеньки. Спрашиваю испуганно:
— Что это было? Что со мной?
— Через Иоанна Крестителя на тебя снизошла благодать. Пойди умойся святой водой. Вон, видишь чашу?
Когда умылся, отпустило и в душе воцарилось абсолютное спокойствие. Откуда-то пришла мысль: «Со мной все решено». Это было удивительно и немного пугало.
Вышла Чурсина: «Юрочка, я вас потеряла. Все в порядке? Что-то вы бледный. Пойдемте что-нибудь купим на память». Купил четки и отправился обратно в часовню. Там было пусто и тихо, паломники уже ушли. Положил четки на раку и прошептал: «Прости, я не верил. Но теперь хочу, чтобы часть благодати осталась со мной. Прошу, больше не оставляй и направляй как считаешь нужным. Все приму со смирением, что бы ни уготовил».
На следующий день позвонила жена из Москвы:
— Юра, тебя приглашают на главную роль в сериал «Знахарь». Нужно встретиться с режиссером, и если пробы пройдут удачно, сразу лететь на съемки в Сирию.
— Какой «Знахарь»? Я туда не пробовался. Ты ничего не перепутала?
— Нет-нет, это точно.
Впоследствии оказалось, что режиссер Вячеслав Никифоров выбрал меня по фото. На пробах попросил почитать буквально одну сцену на камеру и сразу утвердил. Правда, посетовал: «Жаль, у нас пока нет твоего альтер эго». По сюжету Знахарь делает пластическую операцию и меняет внешность. Я должен был играть героя после пластики. Когда услышал про двойника, рассказал, что на моем курсе в «Щуке» учился парень из Прибалтики, очень на меня похожий, — Армандс Нейландс-Яунземс. Его вызвали и сразу объявили: «Все, теперь у нас комплект!» И мы уехали в экспедицию в Сирию.
Работать с Никифоровым оказалось непросто. Он режиссер старой закалки, начинал еще в советское время и знает, как снимать хорошее большое кино. А я впервые играл главную роль и был достаточно далек от своего героя. В общем, не все получалось с первого дубля, пришлось помучиться. Никифоров периодически вскипал, и в меня летели рации, стулья, стаканы — все, что подворачивалось под руку. Иногда я бросался на него с криком:
— Все, больше не могу! Я вас убью!
А Вячеслав Александрович радовался:
— Вот оно, нужное состояние! Быстро в кадр! Камера, мотор, начали!
Сериал стал культовым. Его регулярно показывают по ТВ, и у него до сих пор хорошие рейтинги. Для меня же «Знахарь» стал отличной школой. За какие-то полгода Никифоров сделал из меня актера кино. До этого я им не был, хотя десять лет проучился в разных вузах у прекрасных мастеров. С этого сериала началось мое «возвращение на олимп», уже в качестве актера.
— После «Знахаря» проснулись знаменитым?
— Люди стали узнавать в лицо, но фамилии не знали. Только и слышал в свой адрес — «Знахарь, Знахарь». А вот снявшись в «Обручальном кольце», действительно проснулся знаменитым. Что, собственно, неудивительно. В «эпопее» восемьсот серий, я участвовал в трехстах пятидесяти.
«Историческое событие» произошло на Украине. Как сейчас помню, иду я по Киеву и вдруг слышу: «Юрий Батурин, здравствуйте! Мы вас знаем и любим! «Обручку» смотрим!»
Конечно, для актера огромное счастье, когда он востребован. И я, как бы ни уставал, как бы ни ворчал, ни жаловался, получаю огромную радость от работы. Возможность заниматься любимым делом имеет не меньшее значение, чем любимый человек рядом. Если можешь похвастаться и тем и другим, тебе несказанно повезло. Ну а если Бог дал еще и детей здоровых — желать больше нечего! Жизнь удалась.
— Вы сказали, что затянули с ребенком...
— Да, мы с Ирой хотели реализоваться, думали, что впереди еще много времени. А когда созрели стать родителями, оказалось — у нас большие проблемы... Ира забеременела далеко не сразу, потом случился выкидыш на раннем сроке.
Я просил у Господа сына. Молился по-своему, как умел: «Понимаю, ты и так был слишком милостив и много мне дал. Жену — красавицу и умницу, возможность вернуться в профессию, любовь зрителей. Но ради чего все это? Что оставлю после себя? И кому?» И Бог услышал мои молитвы. Сын родился седьмого января 2013 года, в Рождество Христово. Мы назвали его Богданом...
Всю беременность Ира прекрасно себя чувствовала, говорила: «Это удивительно. Просто летаю! Такое ощущение, словно выпила бокал шампанского!» Но роды начались раньше срока, и ребенок появился на свет с тяжелой патологией. На второй день жизни ему сделали сложнейшую операцию, после этого три недели сын провел в реанимации. Я каждый день приезжал в больницу в пять утра, стремясь избежать пробок, и сидел в машине у ворот до открытия, чтобы узнать, как дела у малыша. Заведующая отделением детской реанимации Галина Венгерская, дай Бог ей здоровья, к нему пускала, хотя это запрещено. Я долго стоял рядом с кувезом, разговаривал с сыном, держал за ручку. Ира не сразу оправилась после кесарева, а когда нашего мальчика наконец перевели в палату, находилась с ним практически неотлучно. Целый месяц я привозил ее утром к Богдану и забирал поздно вечером. Это был настолько тяжелый период, что словами не передать.
Однажды сказал себе: «Если с сыном случится страшное, я тоже жить не буду». Бога просил: «Возьми мою жизнь, если тебе нужна жертва. Только сохрани малыша!» Наверное, Господь удивлялся: «Вот дурак! Какую чушь несет!» Но я уже не знал, на что надеяться, как молиться: лет до трех врачи не давали гарантий, что Богдану удастся выкарабкаться.
Ира месяцами жила в больнице. Иногда не смыкала глаз по трое суток, приходилось тайком подсыпать ей снотворное в пищу, чтобы не сошла с ума от напряжения. Я за нее страшно боялся. Последняя операция (в общей сложности Богдан перенес их четыре) длилась четыре часа, и шансов на успех, по словам докторов, было процентов пятьдесят. У меня тогда появилась первая седина. Спас нашего сына тогдашний заведующий хирургическим отделением больницы Святого Владимира Олег Евгеньевич Глизнуцин. Он просто кудесник, мы ему безумно благодарны.
Сейчас, слава Богу, все хорошо. Богдану почти семь, просто огонь, а не мальчишка! Никогда не подумаешь, что у него были серьезные проблемы со здоровьем.
— В общем, жизнь удалась. Но согласитесь, в профессии вы ведь мечтали совсем о другом — не о сериалах, а о прославленном театре!
— Вообще-то я всегда мечтал о кино, но хотел служить в «Ленкоме», поскольку понимал — это лучшая школа, лучшая база. Что же касается сериалов, во всем мире это самый актуальный формат, по качеству не уступающий серьезному большому кино. В телепроектах участвуют самые крутые актеры.
Впрочем, мне предлагают поработать и на сцене, в антрепризе, но пока пребываю в раздумьях. Снимаюсь так много, что, честно говоря, не до гастролей.
— По моим подсчетам в этом году у вас должно выйти минимум семь проектов.
— Да, одни уже закончены, другие в производстве. В основном работаю в мелодрамах, хотя с удовольствием сыграл бы в каком-нибудь боевике! Я же спортсмен и сын военного, с оружием на «ты». Надеюсь, появится какой-то прорывной проект. Сейчас нахожусь на пике формы — и физической, и возрастной, и актерской. Обидно тратить время на проходные картины. Понимаю, что крепкие сериалы тоже востребованы, но как спортсмену хочется поучаствовать в «Олимпиаде», померяться силами с серьезными соперниками. Пока Бог не оставляет, и я верю, что все будет хорошо...
Подпишись на наш канал в Telegram