Наблюдая, как некоторые артисты прощаются со сценой, часто думаю: лучше бы они этого не делали... Когда начинает кричать на каждом углу, что уходит, — это выглядит смешно. Да вставай и уходи! Кто тебя держит?!
— Бабушка часто говорила: «Таких детей, как ты, наверное, всего десяток в мире. Где положишь, там и возьмешь». При этом сложно было назвать меня закрытым ребенком — нормальная послушная девочка, толстенькая, с косоглазием, в очках. Как большинство детей из музыкальных семей, мама Нина Николаевна Арнольди — преподаватель в музыкальной школе при Ленинградской консерватории, папа Виталий Борисович Понаровский — эстрадный исполнитель, я уже в пять лет начала осваивать рояль. С серьезной музыкой познакомилась тоже очень рано, лет в десять могла попросить папу сыграть концерт Рахманинова, мне это было интересно.
— Вокалом тоже занимались с детства?
— Нет-нет, изначально о пении вообще речь не шла. Когда мне исполнилось лет тринадцать, на эстраде блистали великолепные певицы — Мария Пахоменко и Лидия Клемент. Я их обожала, знала весь репертуар и часто напевала. Отец иногда садился за рояль и подыгрывал. Вот с этого и началось увлечение вокалом. Тогда же на школьном новогоднем вечере состоялся мой дебют в качестве певицы. Я попросила папу привезти аппаратуру и первый раз исполняла песни на сцене зала, в котором раньше играла на рояле в академических концертах. До сих пор помню свои ощущения: полное отсутствие какой-либо ответственности, поскольку выступала перед своими. Сейчас для меня важен и волнителен каждый выход на сцену, а тогда была абсолютная безбашенность — вперед и с песней! При этом все делала спокойно, без суеты и комсомольского задора, по-своему. Как начала петь «по-своему», так и жизнь прожила.
Репертуар выбирала сама, причем довольно серьезный для подросткового возраста. Но из-за скромности о карьере певицы больше мечтала, не рассчитывая, что когда-нибудь мои мечты сбудутся. Даже не представляла, что нужно сделать для их реализации. Зато моя бабуля это представляла очень хорошо и не отставала от родителей, требуя нанять внучке репетитора по вокалу. Папа долго сопротивлялся, поскольку не понаслышке знал, какова судьба эстрадного артиста и, конечно, не желал подобной доли для любимой дочери.
— Глядя на вас, сложно поверить в историю про косоглазую толстенькую девочку. На сцене вы всегда чудесно выглядели.
— Если честно, долго не могла понять, почему люди называют меня красавицей. Конечно, я знаю свои сильные стороны, но уверена: таких результатов может достичь любая женщина, главное — научиться правильно себя преподносить.
А по поводу того, как из толстой девочки удалось перевоплотиться в стройную девушку... Секрет прост: до сих пор полуголодной хожу. Не поверите, но я всю жизнь была предрасположена к полноте. Первая диета случилась в тринадцать лет. До этого я была даже не пухленькой, а очень пухленькой девочкой. Впрочем, особых комплексов по этому поводу не испытывала, в школу при консерватории, где училась, ходили разные детки, в том числе и довольно полные. Причина в образе жизни: практически целый день мы проводили за роялем.
Хотя я росла достаточно подвижной, умудрялась и побегать, и на коньках покататься... Уверена: чем больше человек занят, тем больше успевает. Я вот успевала все! Сорок минут ехала до школы на автобусе и столько же обратно. Во дворе ставила портфель около забора и гуляла около часа. У нас с бабушкой была договоренность: она смотрела из окна — портфель на месте, значит, можно не волноваться. Домой приходила вся в сосульках, обкатанная в снегу. Вещи отправлялись в стирку, и начинался рабочий день: музыка, рояль, уроки...
Ела я хорошо, только за ушами трещало. Могла легко умять половину ленинградской булки, обильно намазанной вареньем. Но в один прекрасный день встала перед зеркалом и ужаснулась: не влезть в мамины брюки (а она не была худенькой) — это же ненормально! И решила изменить свою жизнь. После консультации с врачом мне назначили так называемую китайскую диету. Она предполагала четырехразовое питание: утром — яблоко, через три часа — пятьдесят граммов сыра и полстакана кефира, еще через три часа — кусочек отварного мяса. Никакой зелени или специй. На ночь иногда позволялись огурец или стакан кефира. Сейчас понимаю, насколько та диета была несовершенна, тем не менее в тринадцать лет у меня хватило силы воли не сорваться, я довольно долго на ней продержалась. Бедная бабушка садилась к столу и грустно причитала: «Иронька, ты же умрешь». Они с мамой пережили блокаду, и глядя на голодающего по собственной прихоти ребенка, бабушка начинала плакать. Я успокаивала: мол, зато потом красиво будет. Упертая была!
Будучи еще толстушкой, решила записаться на художественную гимнастику. Умоляла, чтобы взяли. Несмотря на лишний вес, была очень подвижной и прыгучей, с хорошей растяжкой, легко могла влезть на дерево. Однажды, помню, забавная история приключилась: воровали с ребятами яблоки в чьем-то саду и убегая, я повисла на заборе, зацепившись платьем, которое от моего веса тут же затрещало по швам....
Показав себя на первом же занятии, добилась одобрения тренера и за четыре года дошла до кандидата в мастера спорта.
А что такое идеальная диета, по крайней мере для меня, узнала в двадцать три. Начались серьезные проблемы с почками, перенесла несколько сложнейших операций, тогда-то впервые и попробовала лечебное голодание, которое впоследствии стало образом жизни. Но я никогда не говорю, что сижу на диете, просто питаюсь категорически иначе, чем большинство людей. Хотя никого не осуждаю, не принуждаю, не агитирую. Сама могу приготовить гостям любое блюдо. Сложно сейчас вспомнить, как пришло осознание, что именно этот способ питания спасет меня, наверное, просто понимала: это правильно!
— Чем же вы питаетесь?
— Как говорит мой старший внук, пятилетний Эрик: «Баба, ты любишь только салат и кашку». Ем злаки, много зелени, фрукты в небольшом количестве. Из белковой пищи — яйца и сыр. Иногда могу побаловать себя рыбой. Я не вегетарианка, но мясо, сосиски, колбасу не жалую, просто потому что мне это невкусно. Хотя если понравится вид твердой копченой колбасы, с удовольствием возьму кусочек. Словом, нет запретов на какие-то определенные продукты, просто мне больше нравится «чистое» питание, без мертвой пищи. Вареной еде предпочитаю сырую, можно сказать, что я сыроежка. Иногда позволяю себе кусочек курицы, а если захочется — даже кусок торта, но все-таки это не моя пища. Важно, что я выбрала такой рацион, чтобы быть здоровой. Да, изначально присутствовала мотивация похудеть, но когда поняла, что здоровье важнее, договорилась с собственным организмом и со своими мозгами.
— Как вы впервые появились на большой эстраде?
— Без всякой романтики. В «Поющих гитарах» выгнали солистку. Потрясающая девочка, прекрасно пела, но была очень полной и с каждым годом становилась все шире и шире. Основатель коллектива Васильев дал ей полгода на исправление. Похудеть девушке не удалось, Анатолий Николаевич ее выгнал и искал замену. Об этом узнал мой папа. Мне исполнилось семнадцать, я занималась вокалом, правда особых амбиций не имела. Просто отправила «запрос» со своей мечтой во Вселенную и ждала отклика.
После занятий гимнастикой к тому времени я похудела. Не до такой степени, конечно, как сейчас принято — одни кости, но была в хорошей форме. Отправилась на прослушивание и сразу пришлась ко двору, поскольку в отличие от предыдущей солистки знала нотную грамоту, я ведь уже поступила в консерваторию и читала ноты с листа. Кстати, когда мы записывали фонограммы, если была сделана хотя бы одна ошибка в пении, вся композиция переписывалась с начала. Это сейчас тебе техника все подтянет, а тогда требовался профессионализм. Вот так началась моя карьера певицы.
— Артисты часто рассказывают о конкуренции и зависти на эстраде. Вам с интригами приходилось сталкиваться?
— Если рассматривать конкуренцию как профессиональные трудности, то к ним я была готова. Что же касается зависти, о ней даже не задумывалась. К счастью, сама не обладаю этим пороком и нет в мире человека, которому могла бы позавидовать. Расскажу одну историю. Энтони был еще маленьким. Укладываю сына спать, он хнычет. Спрашиваю:
— Что случилось?
— Хочу машинку как у Гоши...
— Ну попробуй обменяться с ним. У тебя много новых игрушек, и я не собираюсь покупать еще одну. Не потому что не могу себе позволить, просто это неправильно. Вот смотри: в Англии есть королева — как думаешь, мне хочется иметь такие же платья и драгоценности, как у нее?
— Конечно!
— Тем не менее у меня их нет, но разве я когда-нибудь из-за этого плакала? Запомни, всегда найдутся люди, которые богаче тебя.
Честно говоря, завидовать кому-то у меня просто не оставалось времени: пахала день и ночь. Разочарования посещали иного рода. Я быстро поняла, что артисты — это чернорабочие, только красиво наряженные. В двадцать три года после получения Гран-при Международного фестиваля «Сопот-1976» переехала в Москву, жила на съемных квартирах и в гостиницах, а когда директор забывал проплатить номер, ночевала на вокзале. К счастью, никогда не делала из бытовых неурядиц трагедии. И глаза гореть не переставали. Ну провела ночь по соседству с отбывающими-прибывающими поездами, утром пересчитала свои копейки: нет возможности купить новые колготки — брала гольфики, вечером надевала платье, каблуки и выходила на сцену. Артисты ведь зарабатывали мало. Это сейчас молодежь разбалованная, а у меня по сей день нет каких-то сверхтребований по райдеру. Главное, чтобы в гримерке было чисто, тепло и светло. В советские-то времена порой приходилось стелить газетки, чтобы платье не испачкать.
Никогда себя не выделяла, кричать, что звезда и все вокруг должны водить хороводы, — не про меня. Я и в повседневной жизни предпочитаю оставаться незаметной: кепка, очки, минимум косметики. В магазине, где покупаю продукты, меня только с восьмидесятого раза девушки узнали, и то по голосу. Без проблем могу спуститься в метро. Не пользуюсь им не потому, что считаю зазорным, просто не очень люблю московскую подземку. А в Петербурге — запросто. Там пара человек, возможно, и узнают, попросят автограф...
— Неужели никогда не страдали звездной болезнью?
— Звездой я была, пожалуй, только для бабули, она очень гордилась внучкой. Родители к моей популярности всегда относились спокойно, папа и сам артист, мама — пианистка, причем, на мой взгляд, великая. Спустя годы начала собирать вырезки из газет, в которых писали обо мне, но гордилась не тем, кем стала дочь, а какой она стала...
Мама была одним из самых любимых концертмейстеров Мстислава Ростроповича, имела девять международных дипломов. Когда-то занималась с ныне известным виолончелистом Михаилом Майским. Сейчас он маэстро мирового уровня, а тогда — интернатский мальчик, вечно голодный и крайне стеснительный. Помню, приходил к нам, и если мама опаздывала, я как гостеприимная девочка пыталась его накормить. То бульончика подолью, то курочкой угощу...
Начинала я, как уже говорила, в «Поющих гитарах». Это был один из первых вокально-инструментальных ансамблей в Советском Союзе и один из самых известных коллективов, на концерты которого зрители буквально ломились. Когда ушла в сольное плавание, поначалу было сложно. Все-таки одно дело — ты стоишь за спиной любимых народом парней, и другое — одна на сцене.
Что такое настоящий успех, ощутила на фестивале в Дрездене. Я получила там главный приз. В первый же конкурсный день спела на немецком языке. Ушла за кулисы, а аплодисменты не стихают. Зрители хлопали так громко, что пришлось выйти на поклон второй раз, хотя по регламенту это запрещалось. Подумала: «Мама дорогая, что это было?!»
Но известность сопровождается и проблемами. Например, появляются слишком навязчивые поклонники. Был у меня один такой, из Челябинска. Сначала писал жуткие письма, а однажды приехал в Москву и заявился к нам домой. Мама — она в квартире была одна, не задумываясь о последствиях, открыла ему дверь. Потом делилась: «Как же я испугалась! Стоит какой-то парень с рюкзаком. Страшный!» К счастью, быстро его выпроводила. Я-то в те времена уже даже к двери не подходила, если не ждала гостей.
Еще помню, долго звонил абсолютно сумасшедший мужчина, угрожая облить кислотой. Заявила в милицию — так он потом звонил и возмущался: «Ментов на меня навела!»
Один случай напугал очень сильно. Я жила в доме со Славой Добрыниным. Как-то в два часа ночи звонит его директор и сообщает, что в моей машине разбили стекло. Беру скотч — заклеить окно, подхожу к лифту и вижу: на полу лежит огромный мужик. Тут меня переклинило. С ужасом подумала: а если стекло разбили, чтобы выманить меня из дома? Пулей несусь обратно в квартиру и запираю дверь на все засовы. Сижу дрожу. Наконец догадалась позвонить в милицию. Но когда приехал наряд, мужика, естественно, уже и след простыл.
— Будучи успешной певицей, вы стали еще и дизайнером одежды. Почему не продолжили карьеру в модном бизнесе?
— Думаю, я опередила время лет на двадцать. Только сейчас, когда рынок перенасытился брендами, многие поняли ценность индивидуального покроя. А в те годы люди эксклюзиву предпочитали не самую качественную вещь, главное — чтобы лейбл торчал наружу. Я же предлагала невероятные модели из английских тканей, сделанных вручную на старинных производствах. Мы шили костюмы, на которых, к примеру, полоска выполнялась из бриллиантовой надписи с именем и фамилией заказчика.
Вообще, открытие ателье было делом случая. Я познакомилась с Машей Жуковой, она очень хотела со мной работать, неважно в какой роли. Сначала предлагала себя в качестве администратора, но мне он не требовался. Потом костюмера... Я понимала: девушка в принципе талантлива, просто не знает, где применить свои умения. В какой-то момент она пропала месяца на три и вдруг звонит:
— Здравствуйте, это Маша Жукова.
— О, уже по вам соскучилась! Какие предложения сегодня?
— Давайте откроем ателье?!
Я согласилась и не пожалела. Маша дала понять, что и в мои пятьдесят нет ничего невозможного. И пусть ателье не совсем удачное предприятие, то есть оно было фрагментарно удачным: мы немножко проиграли, немножко выиграли — и это нормально. Я не боюсь провалов, главное попробовать и понять, что у тебя есть силы, возможности и способности.
С Марией давно не виделись, если честно, была бы счастлива вновь встретиться. На данный момент понимаю: чтобы сделать что-то новое, мне нужен именно такой человек.
— А ведь писали, якобы вы даже Дом моды в Нью-Йорке открыли...
— Вранье. У меня никогда не было ателье в Нью-Йорке. Очередная сплетня. Я их никогда не опровергаю, на то они и сплетни. Точно так же, как слухи о том, что переехала в Норвегию. Да, я бывала там раз сто, но никогда не жила. Просто сотрудничала с одной благотворительной организацией. А вот в Эстонии действительно есть два дома, их построили еще родители и бабушка, у нее я часто гостила. Один трехэтажный, но небольшой, второй и вовсе — две комнаты, баня, кухня и гараж.
— Со сцены на пике успеха вы ушли, как говорите, по своей воле. Палки в колеса не вставляли?
— Не знаю, потому что не хочу этого знать. Если и вставляли, значит, было необходимо, чтобы стала тем, кем стала. Нужно уметь достойно проходить жизненные пороги, не сетовать и не зацикливаться на трудностях. Конечно, где-то я была нежеланна, где-то убрана, где-то вырезана и задвинута. Но никогда не стала бы из-за обид бросать сцену. Просто наступило время и я сказала себе: «Стоп!» Нет никакого конкретного события, которое повлияло бы на мое решение. Я шла к нему несколько лет. Это как болезнь, которая имеет накопительный характер. Для объяснений имелся только один аргумент: больше не желаю! Остро хотелось, чтобы меня все оставили в покое. Очевидно, сыграла свою роль артистическая усталость.
Спустя время после исчезновения увидела по телевизору репортаж о себе с какими-то ужасными комментариями. Позвонила главному редактору. Он подумал, что с претензиями, и предложил подать в суд. Но я просто попросила: «Помогите! Помогите сделать так, чтобы меня забыли. Не хочу, чтобы вспоминали ни хорошим, ни плохим словом — никаким. Я ушла, оставьте меня, пожалуйста, в покое...» Редактор, видимо, опешил... Но когда передачу повторяли, сюжет про Понаровскую вырезали, за что благодарна этому человеку. Для того чтобы остаться, нужно вовремя уйти и сделать это тихо. Наблюдая, как некоторые артисты прощаются со сценой, часто думаю: лучше бы они этого не делали... Помню, Людмила Марковна Гурченко удивлялась: «Ира, как тебе удается уходить с любого банкета так, что никто не замечает?» Легко! Встала и пошла! Когда артист начинает кричать на каждом углу, что уходит, — это выглядит смешно. Да вставай и уходи! Кто тебя держит?! Я убежала, спряталась. Отключила телефоны, никого и ничего не хотела видеть. Да собственно, меня никто и не разыскивал. Друзей в шоу-бизнесе особо не имела.
Раньше работала как ломовая лошадь, некогда было вечеринки устраивать, а теперь думала: боже, наконец можно провести время с семьей, почитать, спокойно посмотреть телевизор! Но возникла другая проблема: что делать со своим телом? Я не понимала, как жить в режиме, когда никуда не нужно нестись сломя голову. В итоге уехала в Эстонию. Там занималась изготовлением бижутерии из кожи и натуральных камней. Ездила в Норвегию по делам благотворительного фонда, его представителем предложил стать один из друзей.
В Эстонии наслаждалась природой и получала удовольствие от жизни в глуши. Хотя не совсем в глуши: двенадцать километров — и ты в Нарве. Городок небольшой, но там шесть торговых центров с разнообразными развлечениями. Несколько раз даже выступала в новогоднюю ночь в отеле, который находится в пятидесяти метрах от моего дома.
А через пару лет поняла: маме уже восемьдесят два, ей тяжело без меня, и ездить в Эстонию из Москвы тоже сложно. Продав ее квартиру в столице, мы переехали в Санкт-Петербург. К сожалению, мама прожила там всего два года, но успела увидеть своего старшего правнука Эрика.
— На что вы жили эти десять лет?
— Главное понять, сколь малым может человек обойтись и что у него уже есть. Например вещей я имею столько, что мне, невестке и внучке не сносить их за три жизни. Я не шмоточница, просто профессия обязывает. Конечно, были накопления. В свое время продала дом в Подмосковье, квартиру в Санкт-Петербурге и приобрела другую, подешевле, но значительно лучше. Не скажу, что финансовая кубышка большая, никакого пассивного дохода у меня нет. Просто нужно уметь жить по средствам. Естественно, пенсии в семнадцать тысяч не хватает на содержание квартиры и машины, но на еду — вполне. Как-то посчитала, сколько трачу на питание (тогда я получала от родного государства четырнадцать тысяч), так треть суммы еще и осталась. Правда, сыры покупаю в Эстонии — там они дешевле.
Кстати, у меня ведь до недавних пор не было званий! Но я к ним и не стремилась, не ставила цели к пятидесяти годам получить народную. Думала: дадут — возьму, не дадут — и не надо. Хватит того, что мама с папой дали фамилию. Впрочем, одно странное звание все же имею. Однажды пригласили в храм Христа Спасителя, мол, вручают премию «Сокровищница Родины». Честно говоря, решила: наверняка звонят из программы «Розыгрыш». Долго упиралась, не понимая, что за награда. Но все-таки уговорили. Прихожу на церемонию, а там Людмила Зыкина. Спрашивает:
— Ты-то здесь какими путями?
— Не знаю, говорят, я «сокровище родины».
— Ну и я тоже...
Вручили нам какие-то грамоты и так называемые камергерские ключи. Но мы так и не поняли за что. В конце февраля этого года мне присвоили звание заслуженной артистки...
— А как же титул «Мисс Шанель Советского Союза»?
— Да не было никакого официального титула! Однажды меня, как и других женщин, разбирающихся в моде, пригласили на закрытый показ. Я пришла в маленьком черном платье, сшитом подругой — золотых дел мастерицей Элеонорой Курринен. Появилась вылизанная, выхоленная, причесанная — все буквально ошалели. Кто-то из гостей что-то лестное сказал про мое платье в стиле Шанель. Борька Моисеев, он тоже был на показе, эту фразу подхватил и на следующем концерте обзывал меня «Мисс Шанель».
— Решив десять лет назад прервать карьеру, не испытывали тоски по сцене?
— Я до недавнего момента не соглашалась даже на корпоративах выступать. Если бы не мой директор Лера Тувина, вряд ли мы с вами сейчас беседовали бы. Она меня заставляла, вытаскивала и настаивала...
На протяжении жизни мне вольно или невольно приходилось не раз прерывать карьеру, например когда серьезно лечилась. Это сейчас люди боятся даже на один день исчезнуть из эфира, мне же было наплевать, потому что всегда знала, что вернусь. В тридцать один родила ребенка. Помню, врачи заметили: «О, бабушка пришла рожать!» Для тех времен это довольно поздно. А когда поняли, что за «бабушка», признались: «Первая женщина за полгода нормальная попалась» — поскольку родила я легко и без проблем. Хотя изначально, увидев список моих болезней, доктор схватилась за голову.
Я всегда хотела ребенка, просто долго не понимала, что пора. Сын был желанным и любимым. Я много работала, так что помогали мама с бабушкой, однако любую свободную минуту уделяла ребенку. До четырех лет брала Энтони на гастроли, но когда развелась с его отцом, перестала. Сын жил с мамой в Петербурге, куда я возвращалась после выступлений. Сейчас все время посвящаю внукам. Для них я не артистка, а любящая бабушка. Со старшим Эриком можем разговаривать часами обо всем на свете. Вместе нянчим маленькую Шарлотту, которой всего годик. Она у нас смуглая сероглазая красавица...
— Баловали сына?
— Очень любила, но не баловала. Конечно, в качестве воспитательного момента я не устраивала Энтони жизнь в духе суровых военных будней, чтобы понимал цену каждой копейки. Мы жили в хорошей трехкомнатной квартире, дом, как говорится, полная чаша, но сын никогда не принадлежал к золотой молодежи, к счастью, с ним не происходило того, что часто случается с детьми и внуками богатых и знаменитых людей. Старший внук, как и его отец, тоже живет обычной жизнью, ходит в районный детский сад, к слову — очень хороший.
— Как складываются отношения с семьей Энтони?
— У нас прекрасные отношения и с сыном, и с внуками, и с невесткой, которую считаю дочерью. Энтони периодически получает от меня за Аню, а она — за сына. Но только в том случае, если мое мнение спрашивают. Убеждена: никому нельзя входить в личное пространство семьи без стука — и в прямом, и в переносном смысле. Именно поэтому я член семьи, а не просто бабушка, которая приехала посидеть с внуками. Анна талантливый художник, позитивная и очень активная девушка, пишет картины, преподает. Сын — звукорежиссер, хотя тоже имеет художественное образование.
Сейчас живем все вместе в московской квартире, которую я отдала детям. Пока находилась в Эстонии, они здесь обитали. Сделали ремонт, потом решили пожениться. Я подарила Энтони и Ане дом на колесах, и ребята на нем отправились в свадебное путешествие по Европе. Планировали провести там полгода. Дело было осенью, вернуться собирались только в марте, и я перебралась в московскую квартиру. Естественно, все обустроила под себя.
Дети приехали, чувствую: Аня моя недовольна. Претензий, конечно, прямо не высказывала, но постоянно задавала бытовые вопросы, интересуясь, куда я переставила ту или иную вещь. Наконец посадила перед собой невестку и говорю: «Анют, это твой дом, поэтому делай все, как считаешь нужным, я привыкну». Больше у нас никогда не случалось разногласий, я умею подстраиваться. В жизни есть гораздо более серьезные проблемы, чем какая-то мелочь, лежащая не на своем месте. В Эстонии детям отдала большой дом, себе оставила маленький.
— Ваше появление можно назвать возвращением на сцену?
— Не знаю, буду ли выступать. Люди любят работать по накатанной, и организаторы переживают: вдруг народ не пойдет на Понаровскую? Боятся платить деньги, за которые вышла бы на сцену. Да, я научилась жить без огромных гонораров и у меня нет зависимости от сцены, но себя ценю. От единственной вредной привычки — курения — давно избавилась.
Недавно задали вопрос: «Какой вы видите себя через десять лет?» Если бы десять лет назад спросили, я бы сказала: какой угодно, только не такой, какая сейчас. Бог его знает, возможно, стану еще круче, чем теперь, а может, меня вообще не будет на свете. Или буду бабушкой, участвующей в конкурсе бальных танцев на коляске. Не знаю, что взбредет в голову, если только в пятьдесят начала заниматься латиноамериканскими танцами. Помню, когда моей бабуле исполнилось столько же, она сказала: «Сегодня мне полста» — и отложила красную губную помаду. А я два года назад начала красить губы в черный и красный цвета.
Нет, я не бешеная и имею чувство меры, оно не позволит перейти рамки приличия и появиться на публике например в шортах. Как бы прекрасно я ни выглядела, не хочу, чтобы люди смеялись. При этом точно знаю, что шестьдесят пять — не конец!
— Что для вас любовь? Она поднимает или, напротив, создает сложности?
— Дай бог, чтобы каждую женщину любили так, как меня. Если и случалось что-то плохое, я этого не помню. Никогда не позволю себе ходить по различным телешоу и поливать грязью мужчину, к которому когда-то испытывала чувства. Вообще, мне грех жаловаться на судьбу. Я счастливый человек, отчасти потому что быстро забываю гадости и подлость. В моей жизни не было разочарований, которые смогли бы сломать.
Подпишись на наш канал в Telegram