Я ни в какой форме не принимаю насилия. Это касается всего — и работы, и семьи.
— Анжелика, накануне юбилея о возрасте поговорим или опустим эту тему?
— Ну почему же?! Я нахожу в своем возрасте определенную прелесть. Наконец стала хозяйкой самой себе, появилось время больше отдыхать, дольше спать, колдовать у плиты сколько хочется, а не как раньше — все бегом, карьера на первом месте. После бешеного марафона длиною в тридцать лет почувствовала, что работа ради работы больше не имеет никакого смысла. Хочется просто жить. Эта трансформация не сейчас произошла, а какое-то время назад. Когда энергии поубавилось, усталость от частого недосыпа стала не эпизодической, а постоянной.
Много лет я провела в чрезмерно активном режиме, когда гастрольный тур начинался и практически не заканчивался, плавно перетекая в следующий. Пятнадцать-семнадцать городов подряд с ежедневными переездами и перелетами. И в какой-то момент исчезла радость от того, чем занимаюсь. Я поняла: продолжать жить в таком режиме больше не могу и не хочу. И мы с мужем решили, что оставляем два-три тура в год, а это тридцать — сорок дуэтных концертов, и точка. Их хватит, чтобы оставаться в профессии, но перестать загонять себя.
— Если уж о возрасте говорим открыто, то скажите, как вы относитесь к пластической хирургии?
— Какой резкий переход от одной темы к другой! Глянец оказал негативное влияние на умы женщин нашего поколения. Я не исключение. Периодически так и подмывает что-нибудь подправить. Пасую перед радикальными мерами, руководствуясь исключительно животным страхом. Нам ведь по долгу службы необходимо быть молодыми и свежими, без морщин и мешков под глазами. В наше время надо или соответствовать стандартам, или вон из профессии! Надеюсь, грядущие поколения включат мозги и начнут уважать себя и окружающих невзирая на возраст и количество морщин. Радует, что у нас с Леней специфическая публика. Стареет вместе с нами и любит нас за то, что мы делаем в музыке, в творчестве, а не за то, как выглядим.
— Отмечать дату планируете?
— Год назад свой юбилей праздновал мой муж. Я насмотрелась на него, бедного, и решила, что не готова к подобному подвигу. У Лени огромное число друзей, и поздравить его собралось человек двести — все близкие. Это, признаюсь, стало серьезным испытанием моей нервной системы. Для меня оптимальная компания — три-четыре человека, максимум шесть. Леня более коммуникабельный, но и ему было непросто принять две сотни человек, с каждым поговорить, постараться, чтобы всем было весело, комфортно и уютно.
Накануне моего дня рождения улетим маленькой компанией в Италию и прокатимся по тем местам, которые вместе посещали в свадебном путешествии. А когда вернемся, накроем большой шатер на даче для родителей и близких друзей. В первую очередь это ведь мамин праздник.
— Друзей у вас много?
— В шоу-бизнесе дружить не выпивая сложно. А я не жалую алкоголь. Но если без шуток, то так скажу: люди, близкие сердцу, конечно же есть. Мы не часто созваниваемся, видимся еще реже, но я точно знаю: не дай бог что — примчимся друг к другу на помощь.
— Насколько вообще вы нуждаетесь в общении?
— В нашей профессии оно точно не в дефиците, вокруг всегда очень много людей. А мне не скучно и наедине с собой, так было всегда. Сейчас все чаще хочется уединения. Делиться жизненными перипетиями, проблемами, переживаниями нет никакого желания. Это скользкий путь. Ну поссорилась я с кем-то, обиделась, возникло недопонимание. Самой следует разобраться, а не начинать пустые разговоры с друзьями. Они сопереживают, и все сводится к «жалейке». В чем смысл?
Вспоминаю, как на заре наших с Леней отношений около полугода мы прятали свои чувства от всего мира. Даже от родителей, хотя казалось бы — они люди доброжелательные, против не высказались бы. Может оттого, что оба были состоявшимися артистами, знали, как часто рушатся отношения между известными людьми, став достоянием общественности. Нам обоим было страшновато делиться еще только зародившимся чувством. Требовалось время, чтобы разобраться, что вообще происходит...
— В этом году не только ваш личный юбилей, но и профессиональный. Тридцать лет назад Анжелика Варум приступила к работе над своим первым альбомом. Насколько заметна разница между той девочкой, начавшей профессиональный путь в шоу-бизнесе, и вами? Если б могли тогда увидеть себя сегодняшнюю, о чем подумали бы?
— Нет того очарования юности, когда восторг вызывало буквально все — музыка, противоположный пол, сама жизнь! Хорошее было время... Юность для того и дается. Но я не скучаю по той девочке, которой была. Хотя легкая печаль присутствует. Увидев себя сегодняшнюю глазами двадцатилетней девушки, подумала бы: «О, постарела!» Но это чисто женский взгляд на предмет. Остальное, наверное, не заинтересовало бы. Меня тогда не занимали ни деньги, ни бытовые удобства, ни статус жены и матери. Весь мир был открыт, ничто глобальное и масштабное не важно. Важно сиюминутное.
— Какие слова находит муж, чтобы продолжали ощущать себя молодой и красивой?
— Леня говорит, что я самая-самая и вообще с возрастом становлюсь все краше. Это трогательно и приятно. Надеюсь, отчасти он искренен. Мне, например, очень нравится муж в свои пятьдесят. Я всегда с большим подозрением относилась к моложавым, атлетического телосложения «мальчикам» далеко за сорок. Есть в этом что-то противоречащее самой жизни, что-то декоративное. А это в мужчинах меня пугает больше всего. В общем, с мужем нахваливаем друг друга. В целях профилактики заранее предупредила, что если вдруг Леня поддастся влиянию моды и начнет закрашивать седину и прятать морщины, незамедлительно пакую чемодан и ухожу.
Прелесть возраста в том, что пусть легкости меньше, но опыта-то больше. Хотя бесшабашной я, пожалуй, никогда не была, понимала, что нельзя с бухты-барахты делать то, что хочется в данную секунду. Так можно и из профессии вылететь. Не сказать, что приходилось себя ограничивать и ломать, но прагматизм — папино наследие, как говорится, его никто не отменял.
— Родителей, как известно, не выбирают. Какие достались вам?
— Мама у меня замечательная. Своим примером показала, что в самые тяжелые периоды жизни можно и должно оставаться человеком, сохраняя достоинство. Они с папой разошлись, когда мне было десять лет. Да, в ней жила обида, но несмотря ни на что мама всегда говорила о папе только в превосходной степени: «Юрочка! Талант! Светлая голова!»
Если в папе уживались категоричность с бесшабашностью, то мама демонстрировала исключительно требовательность и строгость. Когда я была подростком, запрещала краситься. Хотя какая уж в те годы была косметика? Тушь «Ленинград» да польский блеск для губ. Но мама устраивала скандал — она считала это пошлым и безвкусным.
Мне было лет пятнадцать, когда соседка наябедничала, что я целуюсь с мальчиком в темном подъезде. Так мама нашла меня, схватила за ухо и потащила домой через весь двор. Позор страшный! Львов был очень консервативным городом, потеря репутации означала конец вообще всего. Да, мама была очень строгой. Я же — слишком свободолюбивой и в семнадцать лет, собрав чемодан, уехала к папе в Москву.
Чем мама руководствовалась, воспитывая меня, я поняла, лишь когда родила Лизу. Организованность, ответственность, чувство стиля и вкуса — вот что она хотела привить. Когда осознала, какой была глупой и жестокой, стало стыдно. Уверена, маме было очень тяжело в тот период.
А папа... Юрий Варум был молодым, талантливым музыкантом, гастролером. Он приезжал домой на короткое время и пытался в довольно сжатые сроки как можно больше вложить в мою голову. Выпендрежник! Яркий, энергичный, подвижный, сыплющий цитатами и анекдотами. Появится, придет ко мне в комнату, затянется сигаретой, прищурится: «Маруся, вот что я тебе скажу...»
Папа являлся авторитетом для меня во всем, я его обожала. Он был очень добрым, но при этом критиковал по любому поводу — с иронией, иногда даже с сарказмом. А когда понимал, что обижает, сам же от этого страдал. Его требование делать все идеально привело к неистребимому синдрому отличницы, с которым живу до сих пор.
При этом он всегда и по делу находил необходимые слова. Помню, когда мне было лет тринадцать, спросил:
— Ну что, мальчик у тебя уже есть?
— Папа, ты что?! Посмотри на меня!
— Маруся, не представляешь, до чего ты красивая!
Я росла пацанкой. Никаких юбочек и плавности движений, ноль девчачьего: э-ге-гей! — и понеслась наперегонки с мальчишками. Но вдруг эта простая фраза будто расколдовала — во мне проснулось женское начало. Вот вам влияние отца...
Он много чего хорошего мне привил. Например умение видеть ситуацию на несколько шагов вперед. Это позволяло обходить острые углы. При этом говорил: «Маруся, ничего не бойся, иди напролом!» Ровно через двадцать лет, когда родился мой брат, транслировал другое: «Мишка, будь осторожен!» Сначала я эту парадоксальность не понимала. А теперь вижу рациональное: женщина по своей природе осторожна. А мальчики — воины, и чтобы выжить, им следует быть осмотрительнее.
— Помогал папин совет в жизни?
— А как же! Мне было лет семнадцать, когда во Львове серьезно заболел дедушка. А мы в Москве, и билетов на поезд не достать. Папа сказал: «Иди и не возвращайся, пока вопрос не решишь». Я поехала на Киевский вокзал, нашла начальника, чуть ли не на колени упала: помогите! И вернулась домой с билетами.
Так получилось, что с начала девяностых на мне была вся многочисленная семья — бабушки-дедушки, мама, папа, брат... Вы же помните это время безработицы и хаоса. Выживали те, кто умел и мог торговать. Люди менее предприимчивые оставались за бортом. Папа в этот период написал мне первый альбом, и он стал популярным. Таким образом я неожиданно для самой себя приобрела статус главного кормильца в семье.
Родители не относились к этому как к должному. Их благодарность и моя ответственность придавали сил. Помню, накануне папиного дня рождения позвонила ему:
— Что тебе подарить?
— Маруся, такое электропиано появилось... Но дорого... Не знаю...
Эта его деликатность растрогала до слез. Он ни словом, ни жестом ни разу не намекнул на то, что своей карьерой я обязана ему и его таланту. Номинально он был моим продюсером, но озвучивалось это исключительно для того, чтобы защитить дочь от акул шоу-бизнеса. Папа ни разу не наступил на мою свободу выбора, хотя и видел все многочисленные ошибки и просчеты. Он был терпелив и уважителен ко мне и моим решениям. Папа...
— Интересно, многие до сих пор не знают, что Анжелика — это псевдоним.
— Даже поклонники, бывает, называют меня Анжеликой Юрьевной. Так смешно. На самом деле я Маша, Анжеликой стала вынужденно. Моего мнения никто не спрашивал, хотя это имя мне совершенно не нравилось. Получилось так, что когда тридцать лет назад, в 1989 году, записывали первый альбом, на этой же студии писалась Маша Распутина. Поскольку я со своим проектом пришла позже, а две Маши — нехорошо, имя пришлось сменить мне.
Расстроилась до невозможности! Так любила имя, данное мне при рождении. Было невыносимо тяжело с ним прощаться. К тому же чувствовала неудобство перед знакомыми: с чего вдруг назвалась как-то вычурно и вообще пою под чужим именем?
— Правило идти напролом предполагает жесткое отношение к людям?
— Нет. Я свободолюбивая — тоже в папу — и ни в какой форме не принимаю насилия. Раздача распоряжений претит, хотя иногда и приходится. Пытаюсь находить единомышленников, чтобы не приходилось объяснять, чего я хочу и как надо. Это касается всего — и работы, и семьи. Люди, которые рядом, понимают, во имя чего мы вместе, и получают так же, как я сама, удовольствие от нашего союза. С возрастом я научилась отсекать все, что этому мешает. Давно могу себе позволить делать то, что нравится, и жить так, как хочется: без истерик и погони за чем-то эфемерным.
— Леонид Агутин называет вас в интервью командиром.
— Я и есть командир. Курирую всю нашу бытовую жизнь. Кто-то же должен? У мужа попросту нет времени этим заниматься. Строго говоря, мы с Леней оба командиры по складу характера. У каждого своя музыкальная карьера, и мы привыкли распоряжаться и держать все под контролем. Откуда мой командирский тон? От ранней ответственности — за карьеру, профессиональные достижения, за близких. А один в поле не воин, требуется приводить под знамена людей.
Но для мужа я командир только на кухне. В остальном это со временем стало чревато серьезными последствиями. Поначалу, конечно, командовала по привычке. Однажды даже пришлось сесть за стол переговоров: все, уже край. Могу жить так, так и так, а не по-другому. А я — вот так и так. Устраивает — живем дальше.
Мы ребята эмоциональные, завязаны друг на друге, и семья всегда была в приоритете. Хотя она у нас и не классическая, когда утром на работу, вечером домой, он хватается гвозди забивать, она — за швабру. В молодости было больше праздника и спонтанности. Какое-то время это обстоятельство спасало, но искать компромисс все равно пришлось. Как говорила моя бабушка: «Колхоз — дело добровольное».
— Какие главные правила проживания в вашем «колхозе»?
— Основное — свобода и независимость, но и полная за это ответственность. Мы все в семье люди творческие, не любим критики, запретов и ограничений. Мне лично сказать можно что угодно, и требовать тоже можно. Только это бессмысленно.
— Читала о том, что ваш муж нередко уезжает в подмосковную студию, принимает там друзей, выпивает и возвращается дня через три. Вот это я понимаю — свобода. А ваша как выглядит?
— Моя свобода — это то, от чего я получаю удовольствие: спорт, книги, кино. Могу на несколько дней укатить к брату в Геленджик, собрать компанию, поиграть в покер или преферанс. Или вот скоро лечу с друзьями в Португалию, пока муж будет работать. И тем не менее я, как и большинство женщин, сориентирована на семью. Это мужчины до гробовой доски сомневаются, что важнее. В меня крепко вшита «материнская плата», при том что я давно материально и психологически независима и могу организовать себя в одиночестве.
— Еще вопрос на тему свободы. Для мужа она хотя бы ограничена флажками?
— Нельзя наступать на мое женское самолюбие. Главное — вовремя остановиться. Мы друг другу озвучили когда-то, что в состоянии вытерпеть, а что нет. И если по неосторожности зайти за черту, может начаться война с масштабными разрушениями. Войнушки между нами случались, без выброса адреналина порой становится скучно. Иногда кажется, что с классическим мужем — дом, семья, работа — я просто зачахла бы.
— Мне нравится еще одно правило вашей семьи: «самца кормить самой».
— Железно! Еда — это ведь довольно интимный процесс. Она готовится голыми руками. Никогда не понимала женщин, готовящих в перчатках или передающих эти полномочия домработницам. Подавать мужчине еду — практически значит кормить его из собственных рук. В этом процессе заключено доверие. Как же я могу по собственной инициативе передоверить это кому-то постороннему?
Икона семейной жизни — мои бабушка и дедушка по папиной линии. Они всю жизнь прожили вместе. Я много времени проводила в их доме. Суббота, воскресенье с традиционными завтраками, обедами, ужинами: накрывали стол, бабуля разливала по тарелкам душистый борщ... Тепло, покой, защищенность, которыми был наполнен их дом, помню до сих пор. Родителям не удалось сберечь любовь, хотя уверена, что они были созданы друг для друга. А у бабули с дедулей все сложилось. Модель их отношений прочно закрепилась в моей голове.
Думаю, у меня слишком много правил, они давно стали частью самой жизни. Например мы с Леней все проговариваем, никогда не замалчиваем конфликт. Хотя мужчины в основном думают, что само рассосется, муж терпит такие беседы — что же поделать.
— Если вы клокочете от возмущения, как начинаете выяснение отношений?
— По-разному. По молодости вовсе ничего не проговаривали. Жизнь была настолько насыщенной, с яркими позитивными эмоциями, что любые недоразумения действительно рассасывались. С возрастом разговоры стали необходимостью, потому что бывает — накипело. Мужчины и женщины совершенно разные планеты: просто догадаться, о чем думает он или что подразумевает она, невозможно. Но мы редко заходим в тупик.
— Понимаете настроение мужа по, например, его поднятой брови или тому, как поворачивается ключ в дверном замке?
— Конечно. Мы проросли друг в друга и многое чувствуем без слов. Семья только так может существовать — в абсолютном комфорте, доверии и защищенности. У нас, к примеру, изначально было заведено: хочешь выпить — пожалуйста. Идешь куда-нибудь, получаешь свое и возвращаешься. Алкоголь дома — категорически нет!
Нам не требовались слова, руки в боки, ультиматумы. Все на уровне импульсов и чувств. Главный посыл: «Я не могу без этого человека жить». Все остальное — взаимные компромиссы. Уважение к тому, что он не терпит то и это, а я — вот это и еще другое. Леня меняется с возрастом. Сейчас я чувствую, что он — моя защита и крепкий тыл.
Это случилось, когда не стало папы, я уже меньше работала, и проявилось больше женского, чем командирского. Роль защитника взял на себя Леня. Он дарит мне спокойствие. Точно знаю, что если не смогу по каким-то причинам себя обеспечивать, муж позаботится.
— Вы — одна из самых крепких пар шоу-бизнеса. Вместе двадцать два года! И даете нам надежду, что все возможно.
— Я знаю. Кстати, замуж я не хотела вообще никогда. Стремление к той самой свободе без гнета обязательств. Если бы свадьба с Леней не случилась стихийно, как случилась, возможно, только годам к сорока я начала бы переживать на этот счет. Но история не любит сослагательного наклонения. Когда забеременела, Леня сказал:
— Давай жениться.
— Да ну, и так обойдется, — ответила я.
Он, видимо, обиделся и какое-то время эту тему не поднимал, а я распереживалась. Мужчину порой не понять: вдруг ему в голову пришло бы, что не хочу замуж, потому что считаю его недостойным? А это же не так, я любила. И когда он повторил предложение, немедленно согласилась. Вообще, на тему замужества я не успела поразмышлять, жила импульсивно.
— Хотя у вас ведь был еще один брак...
— В девяностых было такое понятие, как прописка. Мальчик был иногородним, и расписались для того, чтобы обойтись без проблем с милицией. Мы были одноклассниками, позже вместе работали. Любовь наша к тому времени уже угасла. Оставалась только дружба.
Что касается Лени, они с папой — близнецы. У меня классический вариант по Фрейду, а так иногда хочется быть оригинальной. Оба музыканты, лидеры, неординарные, фантастические. Любовь к этому всему — э-ге-гей! — гульнуть, собрать вокруг себя народ, развлечься. Ленька, правда, помягче папы. И даже мягче меня. Он как ребенок.
— Давайте о вашем совместном ребенке поговорим. Интересно, если вас родители критиковали и требовали быть лучшей версией самой себя, то на каких принципах строилось воспитание Лизы?
— Я вообще не дергаю ее ни по какому поводу. А уж Леня тем более! Ни слова против. Раз в пять-шесть дней пишу: «Котён, как дела?» Хорошо, если отзовется хотя бы назавтра. Ей некогда, жизнь бурлит, как у меня когда-то. В двадцать лет не до родителей.
— Тем более что жизнь бурлит далеко от вас, через океан. С пяти лет Лиза живет в Америке в семье дедушки.
— Давайте проговорим этот важный момент. Моего замечательного папочку из Москвы увезли в Америку с одной целью — спасти ему жизнь. Пятнадцать лет назад наши врачи сказали, что они этого сделать не смогут, и отправили домой умирать. Диагноз «диабет», впоследствии «диабетическая стопа», гангрена, заражение крови... Дело осложнялось тем, что у папы была привычка все контролировать и никому не доверять, он не признавал врачей и лечение в принципе.
В итоге болезнь прогрессировала. Пока он сам не испугался, уговорить его лечь в больницу было невозможно. Ну а потом нам просто не повезло, доктора не справились. Когда забирала своего когда-то большого, сильного отца домой, он весил шестьдесят пять килограммов. Я позвонила другу, шефу муниципального госпиталя Нью-Йорка, с просьбой о помощи, других вариантов не было. И он откликнулся, смог устроить папу, и ему спасли жизнь.
Везти обратно не было возможности, он не перенес бы перелета. Хотя папе было нестерпимо трудно начать все с чистого листа в незнакомой стране, в изоляции — без друзей, без языка. Мы купили квартиру в Майами, так начался американский период нашей семьи. За океан мы не собирались и вряд ли там оказались бы, не случись печального события. Америка продлила папе жизнь на десять лет. Я уверена, что в России достаточно светил медицины, но повторюсь: здесь нам просто не повезло.
Папа нашел себя в семье, в детях. У них с женой рос сын, мой брат Мишка, который давал прикурить, так что папе некогда было скучать. И мы со спокойной душой оставляли Лизу в кругу семьи. Папа — настолько надежный, что не о чем было беспокоиться, и бабушка, папина вторая жена Люба, любила Лизу и заботилась о ней как о собственном ребенке. Ответственность за семью придавала папе сил, он бесконечно любил внучку, говорил, что Лиза — его главный ребенок. Понимаю, я-то появилась, когда им с мамой было по девятнадцать, — какие в этом возрасте воспитатели?
К тому же обстоятельства сложились в один пазл: нашему ребенку по медицинским показаниям потребовалось сменить климат. Аллергия с астматическим компонентом началась у дочери в два года. Мы обошли множество врачей, и все они дружно сказали: срочно к морю! Ей нельзя жить в городе. Все эти навалившиеся обстоятельства научили меня не суетиться. Жизнь складывается так, как должна сложиться. Если спросить сегодня, жалею ли о принятых мной в то время решениях, отвечу однозначно нет.
— Лиза больше американка?
— По ментальности да. Например она категорически не может понять наши отечественные привычки оценивать других, советовать без спроса, делать замечания. Был такой случай. Лиза прилетела в Москву, и мы собирались в «Олимпийский» на Ленин концерт. Планировалось, что она выйдет на сцену и споет песню. И вот наша девочка надевает толстовку, короткую юбку, сапоги, красит губы красной помадой и сообщает, что готова. Я теряюсь, потому что понимаю: в таком виде идти на концерт папы нельзя. Но как найти правильные слова? Захожу издалека:
— У нас так не принято... Хотя бы колготки необходимы к такой юбке.
И читаю в ее глазах изумление: «Мама, ты с ума сошла? Наступаешь на мою свободу выбора?!» Она умный человек и очень добра к нам как к родителям, поэтому взяла паузу, отошла в сторону, затем вернулась:
— Скажи, как надо.
Я очень ей благодарна! В конце концов это было нашим решением поселить ее в другой стране, и мы с Леней в ответе за те недопонимания, которые возникают между нами.
— То, что ребенок воспитывается бабушкой и дедушкой, часто чревато полным взаимным непониманием с родителями.
— В ее двенадцать-тринадцать лет мы заново нащупывали путь друг к другу. Нам пришлось выстраивать отношения. До этого что было? Обожающие бабушка и дедушка, которые всегда рядом, а мама и папа — фигуры то появляющиеся, то испаряющиеся. К пубертату с дочерью стало трудно справляться. «Наш ребенок гений!» — такое отношение к Лизе домочадцев привело к неким проблемам. У нас появилась звезда в периметре дома: «Это буду, это не буду!» Я поняла, что однажды может стать уже поздно, и взяла ситуацию под полный контроль. Пришлось быть цербером. Причем боролась одна, потому что из Лени Лиза тоже умела свить веревочку.
Для дочери тот период стал нелегким испытанием. Приезжает злая тетка — мать — и что-то там требует. Надо вытерпеть, переждать, отправить ее обратно и продолжать качать права. Для меня, поверьте, то время оказалось просто кровавым. Было страшно: это мой ребенок, у него мой характер. Когда я в юности попала под мамин пресс, просто ушла из дома. А если Лиза так поступит?
Однако выбора не было. Все вокруг белые и пушистые, не возьмись я за кнут, бог знает, чем это закончится. Как такое допустить?! Поэтому начала общаться в приказном порядке: «Так, идешь в школу! Будет, как я сказала. Иначе иди сама зарабатывай». На счастье, продлилось все это недолго. Она быстро сообразила: худой мир лучше доброй ссоры и с мамой лучше дружить. Тем более что некоторые вовремя сказанные мною фразы породили в ней доверие.
Когда Лизе исполнилось пятнадцать, я предоставила ей полную свободу, сдав собственные лидерские позиции. Потому что иначе нельзя — Лизка тоже лидер!
— Была предоставлена полная свобода в каком смысле?
— Во всех. Например в шестнадцать Лиза влюбилась и стала жить вместе со своим парнем... Вроде рано, но как запретить? Это же искалечить психику. Я понимала, что включить заново цербера — значит превратиться во врага. Доверилась дочери. И как мне кажется, не ошиблась.
— Учится?
— Оканчивает финансовое отделение в колледже. Но по этой специальности работать не собирается, если и пойдет дальше, то на философский. Лиза — музыкант и счастье свое видит исключительно в этой профессии. Я как мама понимаю, что все это ненадежно, и отговариваю. То, что случилось со мной и Леней, просто счастливый билетик. Мне за нее страшно, хочется, чтобы в ее руках была профессия.
— Почему вы думаете, что и ей не выпадет удача?
— Я слишком хорошо знакома с этим бизнесом. Информированность лишает меня иллюзий. С этим уже ничего не поделать. Но у нашего ребенка свой путь, своя жизнь. Мне остается только молчать и молиться, чтобы у нее все сложилось наилучшим образом. А так хочется подстелить соломку!
— Но вы же можете ее финансово поддерживать?
— Что такое шальные деньги, те, которые приходят от родителей? Ничего хорошего! Каждый должен самостоятельно зарабатывать на жизнь. Во-первых, это здоровье. Потому что приходится действовать, рассчитывать на себя, а не прозябать. Во-вторых, это ответственность. Помимо того что человек пишет хорошие песни, он должен думать, на что купить хлеб, одежду, бензин, чем оплатить жилье. Праздная жизнь, невыносимая легкость бытия приводит молодых людей к страшному финалу. Я была свидетелем... Поэтому мы не растили Лизу как золотую молодежь. И она молодец. Зарабатывает как музыкант, а если в работе простой — развозит пиццу.
— Не печалит, что вы говорите в буквальном смысле на разных языках, хотя девушка знает и русский?
— Нас с Леней печалит то, что не можем на все сто оценить творчество дочери, понять глубину ее поэзии. Когда Лиза поет, я слышу нерв в музыке, но не способна оценить тексты. Как бы старательно ни учила английский, он для меня неродной. Но это такой мизер по сравнению с глобальным: дочь счастлива. Какая разница, печалюсь я или нет?
— А дочь счастлива?
— Я говорила о том, что по ментальности она американка. Но! Как же без влияния русской культуры? У нас ведь как — человек должен страдать. На подкорке записано, что легкость, беззаботность, бесшабашность — это как-то ненормально. Глубже надо быть, сосредоточеннее. И сердце должно быть израненным, только так ты можешь носить гордое звание Человек. Думать, рефлексировать... Вот Лиза такая. К тому же отзывчивая. Зову ее «Тимур и его команда». Бежит на помощь по первому зову подружек, как я сама когда-то.
— Сегодня она нуждается в ваших добрых советах?
— Советовать — дело неблагодарное. Мы все разные, словно снежинки. Уши у детей как локаторы тогда, когда они заинтересованы и если видят, что рекомендации мамы или папы не чушь, а ведут к хорошим результатам. В жизнь Лизы вмешиваюсь, только когда дело касается здоровья. Сто раз звоню, пишу, напоминаю. В этих вопросах я псих. Хотя держу себя в руках, понимая, что за советом дочь обратится и воспользуется им лишь в критической ситуации. В любом другом случае влезать бесполезно — она просто не услышит.
Я выбрала такую тактику — не советы раздаю, а рассказываю случаи из собственной жизни: «Однажды оказалась в похожей ситуации, поступила так-то... Вышло нехорошо...» Собственные ошибки и личный опыт не в качестве назидания, а как дружеское предостережение.
Как уже сказала, Лиза характером в меня. Не жалуется, переживает все в себе. Волнующие темы часто поднимает уже после того, как что-то произошло. Говорит не о конкретном мужчине например, а вообще. Ей свойственно с юмором обсуждать любые ситуации: хи-хи, ха-ха, не на полном серьезе — а вот, мама, скажи... Ох, интервью такая скользкая вещь... Рассказываю о Лизе, но она ведь не давала на это разрешения.
— А давайте вернемся к Леониду. То, что с возрастом он стал, на мой взгляд, интереснее, и то, что армия его поклонниц ширится и молодеет, — поводы для вашей гордости или переживаний?
— Это мотивация. Муж — мой бешеный стимул. Каждая женщина выбирает мужчину по себе. Другого человека рядом я не представляю. Быстро стало бы скучно. А скука в семье — последнее дело. Думается, что и я — стимул для моего мужчины. Мы с ним в бесконечном азартном соревновании. Азарт! Самое точное слово для наших отношений на сегодняшний день. До сих пор мы непредсказуемы друг для друга.
— О вашей паре больше слухов, чем правдивых новостей? Почитаешь в Интернете, так развод каждые полгода, измены мужа — раз в месяц.
— Да? Если б так, его давно не было бы в живых! Что касается серьезных кризисов, за все годы было эпизода два-три, хотя, как говорил Жванецкий, третий я, пожалуй, не считала бы. Однажды в период масштабных «боевых действий» с вещами уехала к маме. А она разрыдалась и сказала: «Потерпи! Мы с тобой однолюбы. У каждого этапа любви свои подводные камни».
Заблуждаться порой полезнее, чем видеть только голую правду. Потому что правда до обидного примитивна. У мужчин иначе циркулирует жизненная энергия. Им необходимо сверкать, вокруг должны водить хороводы поклонницы. Держать мужа за горло означает получить подавленного увядшего человека.
А зачем он такой? Безусловно, любая из нас хочет быть обласканной и любимой каждую секунду и на все времена. Но скажи себе правду: «Мужчины в основном иные». Им необходимы «подвиги», только тогда они чувствуют себя живыми.
Я против популярной позиции: семья ради семьи любыми средствами. Ретушировать совместную жизнь и рассказывать, что все двадцать два года были безоблачными и все, что о нас писали, — грязные инсинуации, не хочу, потому что это неправда. Супружество можно сравнить с американскими горками: опасно, непредсказуемо, но очень приятно.
Мы вместе, потому что не можем иначе. Нет никого мощнее, ярче для меня, чем мой муж. И это уже не любовь. Это судьба. И страшно не когда любимый сделал больно, а когда он перестанет быть любимым. Останется чудовищная пустота, лопаткой не закопаешь.
— Анжелика, что вы скажете тем женщинам, мужья которых, как и ваш, выпивают?
— У всех разные на то причины. Если б не допинг в виде алкоголя, Леня просто не выжил бы в этой профессии. Он слишком эмоционален и ответственен в работе, а алкоголь помогает уменьшить накал. Да, это негатив, но это и компромисс. У меня папа тоже выпивал, и по той же причине. В основе не легкое отношение к жизни и желание получить сиюминутное удовольствие, а невозможность расслабиться иначе.
Все просто, если в семье есть любовь и уважение, тогда понимаешь и принимаешь человека. Даже если сам иной.
— Не могу не спросить о старшей дочери Леонида Полине. Вам не пришлось себя ломать, принимая чужого ребенка?
— Нет. Более того, скажу, что не была бы рядом с Леней, если б вдруг он оказался плохим отцом. Он золотой папа! Обожает обеих дочерей, хвалит, гордится ими. Они для него самые гениальные! За Полину он несет ответственность с первой минуты ее жизни. Полька знает пять или шесть иностранных языков. Умница! Тактичная, добрая девочка. В их отношения я никогда не вмешивалась. Понимаю, что Полька скучает по отцу. Он для нее — все. Планета! Великий!
Если бы не было опыта с моими разведенными родителями и последующей папиной женитьбой, допускаю, что мне было бы гораздо сложнее принимать такое положение вещей. Знаю немало женщин, в ультимативной форме заставляющих мужей отрекаться от детей, рожденных в предыдущих браках.
— Анжелика, и напоследок: каким вы видите будущее? Лет через пять-десять?
— Не люблю далеко заглядывать, предпочитаю жить сегодняшним днем. Например переформатироваться. Рамки шоу-бизнеса стали для меня узки. Не хочу штампов, клише, заигрываний ради дешевого завоевания публики. Не стоит никуда бежать, все уже состоялось. Со мной остаются мои давние поклонники. И музыка, которая спасает.
Мы с мужем смогли завоевать особенную публику — ту, которая чуть больше понимает, тоньше чувствует. И это огромный подарок. Когда-то прекрасные песни подарил мне папа. Потом муж написал чудесные, светлые, невероятные песни о любви. Низкий поклон ему за это и за то, что продлил мою творческую жизнь.
Для своих особенных зрителей хочу петь и дальше. Говорить со сцены о том, что трогает за душу меня и моих ровесников. И тогда слова будут попадать прямо в их сердца. Я ведь для этого рождена. Пусть меня будут слушать не два миллиона человек, а две тысячи, но «своих» — родных по эмоциям и пониманию жизни. Будут слушать в камерном зале, в салоне, за бокалом вина...
— Кстати, о вине. Вы совершенно неожиданно занялись его производством.
— У меня виноградники на юге России, в Темрюкском районе. Ни за что не решилась бы начать бизнес, если бы не поддержка и опыт моего брата Олега. Он лет двадцать пять занимается виноделием, является соучредителем одного из крупнейших винзаводов в Краснодарском крае.
Когда я изучила этот вопрос, поняла, что хорошее вино необязательно должно быть дорогим. И ввязалась в процесс, стала владелицей пятидесяти гектаров виноградников. В итоге сделала линейку вин с оптимальным балансом цены и качества. Винный дом активно развивается, у нас сотня магазинов по всей России. К моему юбилею готовим подарок для любителей шампанского. Это будет ограниченная серия — всего пятьсот бутылок. Сама я редко выпиваю. Но! Если хорошая компания, семейное застолье, очень даже могу себе позволить. Что и сделаю в свой день рождения.
Подпишись на наш канал в Telegram