Часто спрашивают: «О чем вы мечтаете?» И я честно отвечаю: «Ни о чем». Ко мне сами приходят такие роли, после которых неловко мечтать о чем-то еще...
— Никогда не помышлял о ролях Онегина, Хлудова, царя Эдипа. Больше того — когда мы выпускали «Бег» в Театре Вахтангова, переживал, что слишком молод для Хлудова. Потом, уже после премьеры, наткнулся на биографию Владислава Дворжецкого. Оказывается, ему было всего тридцать, когда он сыграл эту роль в знаменитом фильме Алова и Наумова. Так удивился! Я был старше, а cчитал себя щеглом...
В принципе, если у человека есть какой-то вектор развития — работа, семья, — он чувствует себя взрослой, сформировавшейся личностью независимо от возраста. И я ощущаю себя зрелым мужчиной и актером — в профессии-то уже пятнадцать лет. А потом смотрю фотографии с премьеры «Царя Эдипа», состоявшейся два года назад, и думаю: «Какой же я тут зеленый!» В масштабах восприятия моего отца — точно щегол. Но для родителей дети всегда остаются детьми.
Прошлой зимой выступали с папой в финале телевизионного конкурса «Синяя птица». Девочка показывала гимнастический номер, а мы вдвоем пели «Ветер перемен» из фильма «Мэри Поппинс, до свидания». И я вдруг вспомнил, как много лет назад отец приходил ко мне в школу, когда был моложе, чем я сейчас, и мы с ним тоже исполняли эту песню. Круг замкнулся...
— Вы росли за кулисами, как большинство детей театральных артистов?
— Папа тринадцать лет проработал у Константина Аркадьевича Райкина, и я достаточно много времени проводил в «Сатириконе». Облазил весь театр — от подвала до колосников. Иногда помогал капельдинерам — считал деньги за проданные программки. Однажды сам вышел на сцену в капустнике то ли в восемь, то ли в девять лет. Точно уже не помню.
Родился я в Таганроге. Мне был всего год, когда папа поступил в Воронежский институт искусств и мы переехали. До этого он несколько лет безуспешно штурмовал театральные вузы Москвы, пока мудрые люди не надоумили переориентироваться на какой-нибудь другой город. Папа выбрал Воронеж и с первого раза попал на актерский факультет. Потом в этот же вуз поступила и мама.
В свое время был очень популярен мультик «Котенок с улицы Лизюкова». Я прожил на ней пять лет — в общежитии Института искусств. Наша семья занимала там одну небольшую комнату. Когда мне исполнилось шесть, родился младший брат. Помню, как папа повесил шторку посреди наших «хором», отгородив взрослую половину от детской, на которой спали мы с Ванькой.
В 1990-м в Воронеж приехал «Сатирикон». Несколько молодых артистов упросили Райкина их посмотреть. В результате Константин Аркадьевич взял к себе Сергея Дорогова, Михаила Вандышева, Александра Журмана и папу. В Москву он отправился без нас. Решил осмотреться, обустроиться, а потом уже перевозить семью. Мы с мамой и братом временно переехали к бабушке в Таганрог. Там я пошел в первый класс.
В столицу перебрались в августе 1991-го. Так началось мое театральное детство. «Сатирикон» в то время был большой семьей. Артисты почти все молодые, у многих — маленькие дети. Я дружил с Сашей Урсуляк, Полиной Райкиной. Жили мы недалеко от театра в Марьиной Роще. Я и сейчас там живу, только в другой квартире. Очень люблю свой район и не хочу никуда переезжать.
К Москве привык не сразу. По сравнению с Таганрогом — зеленым южным городом на берегу Азовского моря — она казалась довольно мрачной и негостеприимной. Во втором классе ходил в обычную школу, а в третьем меня перевели в школу-интернат № 16, которую я благополучно и окончил.
Мама с папой много работали, и круглосуточная форма обучения для них была удобнее. В случае необходимости ребенка всегда можно было оставить в школе. Я и сам любил проводить там время: условия прекрасные, учителя замечательные и кормили нас четыре раза в день. Как-то заглянул в интернат после выпуска, и повара сразу потащили в столовую: «Ой, Витюшка, какой молодец, что пришел! Сейчас угостим тебя чем-нибудь вкусненьким!» Со многими ребятами до сих пор поддерживаю связь. В прошлом году встречались классом. Не покидало ощущение, что прошло не восемнадцать лет после окончания школы, а восемнадцать дней.
Детство мое было счастливым — за что огромное спасибо родителям. Я и ребенком понимал, что жилось им непросто. Папа играл по тридцать два спектакля в месяц, а мама работала воспитателем в нашей школе и еще в двух местах. Лишних денег в семье не водилось, жили мы в маленькой квартирке. Единственную комнату папа разделил на две половины шкафом. При этом постоянно кто-то приезжал из Воронежа или Таганрога и оставался ночевать. И ничего — все как-то помещались.
Сейчас у меня растут две дочки. Им живется намного проще и комфортнее, чем нам с братом когда-то. И я хочу так воспитать своих девчонок, чтобы они знали цену деньгам и понимали, каким трудом достигается благополучие. Когда приезжаю к родителям в Подмосковье и вижу дом, который построил папа, испытываю огромную любовь и уважение. Все это заработано долгим и упорным трудом.
Мама заслуживает отдельной благодарности за то, что много лет, несмотря на трудности, поддерживала отца. Ни для кого не секрет, что он стал знаменитым и всенародно любимым артистом далеко за сорок. Но до этого момента надо было дожить, как-то продержаться. Папа всегда говорил маме: «Солнце, потерпи, потерпи. Все у нас будет!» Наверное, не каждая женщина на такое способна. Но без жертвенности и терпения невозможны настоящая любовь и семейная жизнь.
Есть притча, которая очень нравится папе, — о разных этапах любви. В начале романа мы любим каждый взгляд, каждый жест объекта обожания. Таким образом Бог показывает, к чему придем со временем, если наберемся терпения и пройдем все стадии совместной жизни. Вскоре наступают суровые будни: быт, дети, нехватка денег, ревность. Если выдерживаем испытания, то словно возвращаемся назад и нам опять дороги каждый взгляд, каждый жест близкого человека. Конечно, можно соскочить на «промежуточной станции», но тогда ни за что не попадешь в рай.
Мне кажется, эта притча дает правильное понимание семейной жизни. Вообще, все наши радости и горести заключены в нас самих. И счастье зависит не от каких-то внешних обстоятельств, а от того, как мы к ним относимся.
— Мама не жалела, что не состоялась в профессии?
— Несмотря на то что у мамы два высших образования, она посвятила себя семье. Сначала мужу и детям, а теперь уже и внучкам. У меня, как уже сказал, две дочки, у Вани пока одна, но мы не намерены на этом останавливаться, и в перспективе маму ждет маленький «детский садик»! Конечно, ей хотелось реализоваться. Она ведь человек творческий и до сих пор полна энергии. Но на все промысел Божий.
— Актерские гены у вас проявились рано?
— В школе часто выступал на вечерах и в «Сатириконе» участвовал в спектаклях, играл в «Багдадском воре», пел финальную песню в «Сатирикон-шоу», когда все артисты выходили на сцену. В пятнадцать лет стал заниматься в «Класс-центре» Сергея Казарновского, где уже доверяли серьезные роли, например Меркуцио в «Ромео и Джульетте».
Так что выбор актерской стези был вполне закономерным. Правда, сначала я подумывал о поступлении в «Гнесинку», поскольку в юности занимался вокалом и до сих пор пою. Одно время работал в мюзиклах, теперь периодически играю с друзьями в группе «Ковер-квартет». Мы музицируем в свое удовольствие, исполняем популярные песни в клубах, к нам приходят друзья и друзья друзей. Но в семнадцать лет после недолгих колебаний я все же решил: лучше буду поющим артистом, чем просто певцом.
Наша профессия открывает массу возможностей. Даже если по каким-то причинам ты не стал востребованным актером, можешь работать ведущим, озвучивать картины и мультфильмы, преподавать. В любом случае можно как-то реализоваться или хотя бы прокормиться, было бы желание. И я не очень понимаю некоторых людей, клянущих судьбу-злодейку, якобы не дающую им раскрыться.
Сам стараюсь не поддаваться унынию и не терять оптимизма. В юности любил фантазировать. Однажды задумался: «А вдруг мне оторвет ногу? Что ж, стану единственным одноногим артистом! Бегать, конечно, не смогу, а играть на саксофоне — запросто. Это же круто — одноногий саксофонист!» Наверное, позитивный взгляд на мир и вера в лучшее передались от родителей. Вообще, мудрые люди говорят: когда с тобой происходят какие-то драматические события, нужно спрашивать Господа не о том, за что тебе это дано, а зачем.
— Родители поддержали ваше решение стать актером?
— Папа сказал: «Хочешь в театральный — поступай. Но учти, помогать не буду. Если есть какие-то предпосылки к актерской профессии, ты должен всего добиваться сам». И был прав. Какой смысл продвигать сына или дочку, если дети сами ни на что не способны?
Поступал сразу в несколько вузов. Меня брали в ГИТИС на бюджет, но я хотел в «Щуку». Там для бесплатного обучения не хватило одного балла. Это стало трагедией. Я рыдал и боялся идти домой. Потом кое-как собрался с силами, пришел к родителям и попросил помочь. В 2000-м обучение на актерском факультете Щукинского училища стоило тысячу восемьсот долларов — бешеные деньги по тем временам. По крайней мере, для нашей семьи. Но папа сказал: «Ничего, сынок, поможем!»
— А почему хотелось именно в «Щуку»?
— Не знаю. Я же Рыбы по гороскопу и часто действую полагаясь на интуицию. Она, как правило, не подводит. Руководителем нашего курса был Евгений Владимирович Князев. Он в меня поверил, вскоре перевел на бюджет за хорошую успеваемость и позднее сыграл немаловажную роль в моей судьбе.
Папа в «Щуку» долго не приходил — боялся увидеть, что у меня ничего не получается. Сознался в этом гораздо позже. Появился только в середине третьего курса, когда я играл отрывок по рассказу Василия Макаровича Шукшина «Гена Пройдисвет», ставший для меня знаковым.
Навсегда запомнил тот день — тридцатое января 2003 года. До этого все было как-то ни шатко ни валко. Вроде получалось, но я чувствовал: роль не летит, как у нас говорят. После прогона подошел Евгений Владимирович Князев: «Витюша, расслабься, ты все делаешь правильно». Перед выходом студенты, занятые в отрывке, собрались в аудитории. Я поблагодарил нашего постановщика Родиона Юрьевича Овчинникова — за работу, за творческий процесс. И в тот момент, когда шагнул на сцену, что-то во мне щелкнуло. Ощутил, что перестал быть Витей Добронравовым, стал своим героем, поверил в себя и расправил крылышки. Папа, сидевший в зале, и смеялся, и плакал...
Рождение актера — достаточно долгий и сложный процесс. Брат тоже его прошел, хотя уже в четырнадцать лет получил мировое признание, снявшись у Звягинцева в «Возвращении». Это была не просто детская роль, а настоящая крутая актерская работа. Конечно, в том, чего Ванька достиг в картине, огромная заслуга Андрея, он удивительный человек и режиссер. Видимо, что-то такое нашептал мальчишке, чтобы тот правильно существовал в кадре. Тем не менее через несколько лет Ванька пришел в театральный институт и услышал: «Так, теперь все забыли и начали по-новому».
— Может, ему и не надо было учиться?
— Нет, надо конечно. Просто это тяжело — понять, что ты ничего не умеешь, когда у тебя талант от Бога.
Я не имел таких работ за плечами, как Ваня, но играл в «Класс-центре». А потом пришел в «Щуку» и услышал: «Ты ничего не умеешь. Сейчас только и начинается ремесло». На первом курсе самую большую сложность представляли этюды «Я в предлагаемых обстоятельствах». Не понимал: кому это нужно, кому интересно? Но через такие упражнения пройти необходимо, чтобы чувствовать себя свободно на сцене и сохранять органику. Долго боролся с собой. В какой-то момент даже начал бояться сцены. Только на третьем курсе стал что-то понимать.
Когда выпускались, я подготовил очень выгодный отрывок для показа в театрах, после него брали практически везде. Показывался и в Театре Вахтангова — Михаилу Александровичу Ульянову и Галине Львовне Коноваловой — вместе с однокурсницей Сашей Стрельциной в сцене из «Женитьбы Фигаро», и в этом было что-то мистическое. Саша играла Сюзанну, как когда-то ее мама Нина Корниенко в спектакле Театра сатиры. Я — Фигаро, одну из лучших ролей Андрея Миронова, с которым мы родились в один день — восьмого марта.
Отрывок понравился. Ульянов сказал: «Мы хотели бы пригласить вас в наш театр. Понимаем — вы показываетесь везде. Поэтому даем две недели на раздумья». На следующий день подошел Князев:
— Витя, ты доверяешь моему мнению?
— Ну конечно, Евгений Владимирович!
— Тогда послушай, что скажу. Тебе нужно идти в Вахтанговский.
Я был поражен. До этого и в мыслях не держал, что могу там работать. В актерской среде Театр Вахтангова называли кладбищем талантов. Исторически сложилось так, что туда из Щукинского училища всегда забирали самых лучших ребят и потом они растворялись в труппе, ничего не играли.
Театр этот был особой, закрытой «экосистемой», куда попадали только воспитанники вахтанговской школы. В 2004-м он переживал нелучшие времена. Художественный руководитель Михаил Александрович Ульянов был уже слаб, часто болел, но достойно делал свое дело и думал о будущем. Это его заслуга, что в 2007 году к нам пришел Римас Туминас. До сих пор поражаюсь, как Ульянова осенило пригласить совершенно чужого человека, другой культуры, мировоззрения? Как он догадался, что именно Туминас нужен театру?
Римас Владимирович не только сохранил его традиции, но и вывел на новый уровень. Людмила Васильевна Максакова как-то сказала нам, молодым: «Ребята, я давно тут работаю, застала самые разные периоды, но такого замечательного не было, наверное, никогда!» Чтобы и мастера играли, и молодежь, и репертуар сильный, и здание отремонтировано, и гастроли по всему миру, и зарплаты достойные — нам не на что жаловаться!
— Но до этого было еще несколько лет. А когда две недели, отпущенные вам на раздумья, истекли?..
— Я принял решение стать артистом Театра Вахтангова. Как и Саша Стрельцина. В некоторых спектаклях работаем вместе.
Когда выпускаешься, чувствуешь себя королем. В училище все тебя знают, любят. Но переходишь из «Щуки» в театр — преодолеваешь от двери до двери буквально двести пятьдесят метров — и будто постепенно съеживаешься, а на входе ощущаешь себя какой-то букашкой, «духом», как называют новобранцев в армии! Мне повезло, спасибо огромное Владимиру Владимировичу Иванову. В первый же мой театральный сезон вышел спектакль «Мадемуазель Нитуш», в котором посчастливилось много лет играть с такими замечательными партнерами, как Мария Аронова, Владимир Симонов, Нонна Гришаева. Потом последовала череда вводов. Я получил в наследство практически все роли Паши Сафонова — из актерской профессии он в то время «перетекал» в режиссерскую. Поставил «Чайку», где я играл Медведенко на одной сцене с Юрием Васильевичем Яковлевым, Вячеславом Анатольевичем Шалевичем, Людмилой Васильевной Максаковой и Сергеем Васильевичем Маковецким.
— И как вас приняли мэтры?
— Да хорошо! Не возникло никаких трений. Помню, на гастролях в Екатеринбурге на банкете после «Чайки» Юрий Васильевич Яковлев поднял рюмку и произнес: «Дорогие друзья! У нас сегодня Витя Добронравов ввелся в спектакль. Давайте его поздравим!» Я покраснел как рак. «Господи, — подумал, — он знает, как меня зовут! Помнит, что у меня сегодня премьера! Поздравляет! Великий человек обратил внимание!» Юрий Васильевич был очень чутким и внимательным, у нас сложились невероятно теплые отношения. В Театре Вахтангова всегда была очень хорошая атмосфера. И остается таковой. Как говорится, каков поп — таков и приход.
— Раньше вы всегда подчеркивали, что театр для вас на первом месте.
— Так и есть. Недавно услышал, как Сергей Безруков назвал театр «качалкой». Действительно, в каком-то смысле сцену можно сравнить с тренажерным залом, постоянные занятия в котором необходимы для того, чтобы актерский организм был в форме, правильно дышал и чувствовал. Как спортсмены наращивают мышечную массу, так актеры в театре набирают профессиональную и культурную. В кино мы только отдаем то, что накопили. Сколько есть умения и опыта, столько и вкладываем в роль.
— Театральная «качалка» способствует выработке гормонов счастья?
— Конечно! Вообще не представляю, как можно работать без удовольствия — неважно где. Лично для меня это стало бы кошмаром. Слава богу, я занимаюсь любимым делом и имею возможность развиваться в профессиональном плане.
В интервью часто спрашивают:
— О чем вы мечтаете?
И я честно отвечаю:
— Ни о чем.
Ко мне сами приходят такие роли, после которых неловко мечтать о чем-то еще...
— Так вы везунчик?
— Баловень судьбы! У меня ведь и в личной жизни все прекрасно. Чудесная жена, две дочки.
— Как познакомились с супругой?
— Мы знаем друг друга уже двадцать лет. Вместе занимались в «Класс-центре» Сергея Казарновского. Саша фотограф, много снимает. На афишах спектаклей «Царь Эдип», «Отелло» и «Фрида. Жизнь в цвете» Театра Вахтангова — ее фотографии.
Интересно, что наша история во многом повторяет историю моих родителей. Они учились в одной школе — и мы с Сашей тоже. И у нас случались другие увлечения, даже серьезные романы, тем не менее мы постоянно общались и были лучшими друзьями. Со временем отношения перешли на новый уровень. Поженились в 2010-м. В том же году родилась Варвара, а спустя шесть лет — Василиса.
Многие интересуются: хотел бы я, чтобы дочери пошли по отцовским стопам? Нет, не хотел бы! Женщинам очень сложно в нашей профессии. Мировая драматургия строится на мужских персонажах. Возьмите любую пьесу и увидите, какое там соотношение ролей: семьдесят процентов мужских и тридцать женских. В кино то же самое. Да и мужской актерский век гораздо длиннее.
Ну хорошо, предположим: актрисе повезло, у нее все прекрасно складывается в профессии, но есть ведь еще реальная жизнь! А если один проект сменяет другой, ей некогда заниматься семьей и рожать. Если же она все-таки рожает, то либо берет паузу и сходит с дистанции, либо бросает ребенка на бабушек и нянь и разрывается между семьей и работой. Зачастую это оборачивается конфликтами и разводами.
Конечно, бывают исключения. Пример — Лиза Боярская и Максим Матвеев, самые востребованные актеры своего поколения и при этом счастливые супруги и родители. Для них не проблема жить и работать на два города и воспитывать двоих детей. Но это сложно и не всем по силам...
Мы с Сашей, прежде чем пожениться, давно и хорошо знали друг друга, возможно поэтому избежали многих проблем. Раньше шутили, что кризисов третьего и седьмого года для нас не существовало, поскольку пережили их гораздо раньше. Считается, что самые серьезные испытания для супругов начинаются с появлением детей, но я ничего особенно проблемного не припомню. Хотя, конечно, мне легко рассуждать. Дома-то бываю гораздо меньше, чем Саша. Но обязательно стараюсь помочь: отвести в школу старшую, в детсад младшую. В принципе, если Саше понадобится куда-то уехать, меня это не испугает. Справлюсь с детьми.
Маленькой скоро три, но она уже практически взрослый человек с интересным мышлением и неплохим словарным запасом. Разговаривать начала очень рано, причем сразу фразами. Как-то звоню жене со съемок. Василисе тогда два года исполнилось. Она взяла мамин телефон и поговорила со мной как большая: «Папа, ты где? На работе? А когда домой? Я соскучилась. Ты спрашиваешь, что Варя делает? Она в школе». Я был потрясен.
Вообще, глубоко убежден в том, что человек познает мир через родителей. Работает не сознание, а подсознание. Воспитывают не слова, а примеры. Я, например, не помню, чтобы мама и папа проводили со мной воспитательные беседы, читали нотации. Хотя в детстве помаленьку шкодил, как все, покуривал за школой, пиво пил. Но избежал гораздо больших зол и вырос вполне положительным человеком. Наверное, это заслуга родителей. Я видел, как они себя ведут, как и с кем общаются. У них всегда была очень хорошая интеллигентная компания, интересные разговоры.
Между прочим, в юности считал себя страшным разгильдяем, если не сказать хуже (но это слово непечатное), а спустя годы оказалось, что у меня репутация ответственного и дисциплинированного человека. Думаю, это тоже от родителей. Так воспитали.
Мама была более строгой, чем папа. Бывало, принесешь из школы четверку, а она недовольна:
— Почему не пять? Ты можешь учиться лучше!
— Разве четверка плохая оценка?
Когда стал артистом, она, посмотрев спектакль с моим участием, часто говорила: «Да, сынок, сыграл неплохо, но способен на большее!» Меня это расстраивало. Только со временем наконец понял, что мама все эти годы заставляла расти... Я в свою очередь буду помогать расти своим дочкам.
Почему-то раньше думал, что мои дети будут похожи как ксерокопии. А девочки получились совершенно разные. Варя нам давала прикурить, особенно с двух до четырех лет. Василиса ее затмила. Тем более что старшая сестра с годами превратилась в какую-то нежную и послушную овечку — тихую, спокойную. Василиса тоже замечательная, но уж очень активная! Очень! И эту энергию нужно постоянно куда-то девать.
— Дочки живут дружно?
— Время от времени случаются провокации с обеих сторон. Но в целом да — дружно. Как и мы когда-то с Ваней. Хотя он в четыре года меня лупил. В таком возрасте ребенок обычно не считается со старшими братьями и сестрами, может и по башке настучать. Я был уже достаточно взрослым и, конечно, не отвечал.
— Вы с братом похожи?
— Я внешне больше похож на папу, а внутренне — на маму. А Ваня, наоборот, внешне ближе к маме, а внутренне — к папе. У меня взрывной характер, и по темпераменту я типичный экстраверт. А он интроверт, такая, знаете, вещь в себе. Грубо говоря, я рыжий клоун, а Ванька — белый.
— Приходилось работать вместе с братом или отцом?
— Восемь лет назад сыграли с Ваней бандитов-диверсантов в четырехсерийном фильме «Ялта-45». С папой пока не пересекался на съемочной площадке, но играл его героев в молодости в комедийном детективе «Деньги» и в седьмом сезоне «Сватов». Зато в «Ночи перед Рождеством» театра «Русская песня» Надежды Георгиевны Бабкиной работаем вместе уже не один год. Спектакль очень яркий, колоритный. С русскими и украинскими народными песнями. Дочке моей Варе очень нравится. У папы там роль Чуба, у меня — Вакулы.
Варя у нас уже достаточно опытный зритель. Смотрела не только многие фильмы с моим участием, но и спектакли. Даже «Царя Эдипа» в Греции, когда Театр Вахтангова ездил на гастроли и мы играли с греческими артистами. Ей тогда было пять с половиной. Спектакль сложный, тяжелый, страшный и длинный, но Варя высидела до конца.
Младшая, Василиса, уже отдает себе отчет, что папа артист, и разделяет меня и моих персонажей. Хотя в телевизоре девочкам больше нравится дедушка. Часто пересматривают записи программы «Две звезды», где он выступал с Леней Агутиным.
В нашей семье все очень любят Агутина, не раз на его концерты ходили. Папа вообще с Леней дружит. Дочки знают многие его песни и с удовольствием поют, особенно когда едем на дачу на машине.
— А как близкие оценили нашумевший фильм «Т-34»?
— Положительно. Саша вообще принимала участие в съемках как фотограф и была на премьере со своими родителями и моей мамой. Папа в тот день играл спектакль в другом городе и не смог присутствовать, как и Ваня. Они сходили в кино попозже. Папа сказал, что мной гордится.
Я сам с чувством огромной благодарности вспоминаю этот проект. Мы с ребятами не просто подружились — сроднились. Ходим друг к другу на спектакли, дни рождения. Знаете, режиссер Алексей Сидоров сказал задолго до премьеры: «Как сложится судьба фильма — совершенно неважно. Важно, что мы случились друг у друга, и это круто!» Но судьба у «Т-34» оказалась счастливой. Картина стала одним из рекордсменов российского проката — восемь с половиной миллионов человек посмотрели ее за месяц!
Когда оказался у Леши на площадке, возникло ощущение, что впервые попал в настоящее кино, в котором давно мечтал сняться, в какую-то сказку. Испытывал такой кайф, что готов был вкалывать двадцать четыре часа в сутки!
Материал сразу понравился, правда я дико боялся, что меня не утвердят. Сначала история заканчивалась трагически, герои погибали. У Леши было несколько вариантов сценария. Мне предстояло перевоплотиться в совершенно другого человека, к тому же говорящего на белорусском языке. Я это люблю — играть не просто себя в предлагаемых обстоятельствах (таких ролей уже предостаточно), а персонажа абсолютно непохожего. Взять хотя бы пресловутого курьера Федю, ставшего отправной точкой в актерской биографии. В сериале «Не родись красивой» я был просто веселым, обаятельным, положительным парнем. Не требовалось себя ломать, корпеть над образом. А в «Т-34» еще как пришлось в силу специфики материала! И придумывать моего Степана Василёнка было интересно.
— Почему же вы боялись, что вас не утвердят?
— Актерские суеверия такие. И на роль белоруса гораздо проще было пригласить белорусского артиста. Кроме того, нашего брата всегда мучают сомнения: возьмут — не возьмут. Пробы вроде прошли неплохо, но подготовительный период затянулся. И я думал: «Господи, неужели все сорвется? Или меня утвердят, но съемки совпадут с репетициями или гастролями и я не смогу отпроситься в театре...»
Волновался исключительно «внутри себя». Никому не рассказывал о проекте, мол: «А вы знаете, меня в военное кино пригласили! Я там буду на настоящем танке ездить!» Боялся сглазить. «Обет молчания» продолжался полтора года и просто разрывал изнутри. Когда наконец запустились, не мог поверить, что все происходит наяву, а не во сне, и я действительно на съемочной площадке, на мне грим и костюм!
— Сниматься в военном фильме было сложно?
— Нагрузки были серьезные — я же водил настоящие танки. Старый советский «Т-34» просто трактор с пушкой!
Первый мой заезд — тренировочный, еще до начала съемок — состоялся зимой при двадцатиградусном морозе и пронизывающем ветре. Из глаз текли слезы и тут же превращались в лед. А летом, когда снимали картину, возникла другая проблема — невыносимая жара и духота.
Помимо физических трудностей были и эмоциональные. Так, например, в сцене побега из концлагеря не сразу смогли достичь нужного накала, и Сидоров для пущего куража решил завести нам Rammstein. В танк запихнули большую колонку — мы чуть не оглохли и сорвали голоса. Мотор ревел, музыка гремела на всю катушку. Зато все получилось.
— Не все зрители приняли картину. После ее выхода хватало критики...
— Еще бы! Тема-то святая, а мы раскрыли ее по-новому. Леша Сидоров заметил в одном интервью, что в отечественном кино произошло определенное искажение в восприятии и показе итогов войны. Фронтовые картины превратились в коллективный плач по отцам, братьям, мужьям, дедам. А Леше хотелось, чтобы главной эмоцией после просмотра «Т-34» стала гордость за то, что мы победили. Благодаря не только героизму, но и особому менталитету. Русский человек зачастую ведь принимает решения, которые никогда не придут в голову европейцу.
Некоторые упрекают: дескать, это очередная стрелялка, перенасыщенная компьютерной графикой, аналог голливудской. Но без спецэффектов снять столь масштабную картину просто невозможно.
Рад, что большинство зрителей нас поддержало. Мне до сих пор приходит огромное количество восторженных писем и картинок в «Фейсбук*» и «Инстаграм*». Людям так нравятся персонажи фильма, что они нас рисуют! В одном из последних постов девушка сообщила: «Подруга из Германии звонила. У них на «Т-34» полные залы. Причем они забиты не только русскими, полно немецких подростков. Многие переживают за советских танкистов. У нас в городе тоже был аншлаг, и в конце все аплодировали. Спасибо вам за фильм!» Ради этого, собственно, мы и работаем.
— Добронравовы часто собираются всей семьей?
— В основном — по праздникам. Стараемся видеться чаще, но все заняты. Родители еще молоды, у них достаточно насыщенная жизнь. Но когда появляется возможность, они берут к себе Варю и Василису. Скоро и Ванина дочка Вера, наверное, к ним подтянется — летом ей исполнится год.
— Как чувствует себя ваш папа? В Интернете писали, что у него якобы случился повторный инсульт.
— Инсульт был год назад. Сейчас все хорошо! Конечно, папе надо больше думать о себе и делать паузы в работе. Даже я уже понимаю, что надо себя беречь. Ресурсы здоровья не бесконечны. Артисты мало спят, часто питаются кое-как, постоянно перерабатывают. Все ведь сейчас делается в бешеном темпе! Иногда шутим, что у нас год за три идет. Если так считать, то я просто ветеран: не пятнадцать лет служу в театре, а сорок пять!
Вспомнил еще одну притчу, что-то тянет на них сегодня... Где-то услышал или прочитал, дескать, когда человек умирает, ему нужно выплеснуть всю энергию, накопленную за жизнь, чтобы душа долетела до небес и стала там ангелом или звездой. Если много работал — неважно, где и кем: рубил уголь или занимался творчеством, — накопленной мощности хватит. А если бездельничал — душа не поднимется ввысь. Так что есть стимул трудиться!
Недавно подсчитал: во второй половине прошлого года снялся в пяти кинопроектах: двух полнометражных лентах и трех сериалах. В спортивной драме «Стрельцов» Ильи Учителя, как и в «Т-34», мы опять работали вместе с Сашей Петровым. Только на сей раз я играл не друга, а антагониста его героя. Потом была военная драма «Солдатик» Виктории Фанасютиной — о маленьком герое Великой Отечественной войны, сыне полка. У меня роль его приемного отца.
Параллельно шла работа в телевизионном триллере «Технарь» и многосерийном фильме «Обитель» Александра Велединского по роману Захара Прилепина. А в самом начале 2019-го я закончил сниматься в шестнадцатисерийном проекте «Цыпленок жареный» — историческом боевике с элементами детектива, действие которого происходит в Петрограде во время НЭПа. Режиссер — замечательная Елена Николаева, оператор — волшебный Максим Осадчий. Он впервые снимал сериал. Картинка получилась просто сумасшедшая!
«Солдатик» уже вышел. «Стрельцов», думаю, появится на экранах в 2020-м, а сериалы — в следующем телесезоне. Я был рад поучаствовать во всех пяти проектах, но когда съемки завершились, с удовольствием включился в работу над новым спектаклем в Театре Вахтангова, очень соскучился по репетиционному процессу и чему-то новому.
В идеале, конечно, в жизни должна быть гармония: чтобы и работы хватало, и времени на себя и близких. Но добиться баланса трудновато. Обычно или пашешь с утра до ночи, или сидишь неделями без дела. Несколько лет назад случилась довольно продолжительная пауза, я занимался исключительно семьей и буквально лез на стену.
— А как восстанавливаетесь? Удочку в руки берете? По слухам, вы заядлый рыболов.
— Рыбалка — отдельная тема. Я не отношу себя к профессионалам, но всегда любил это дело как одну из возможностей провести время на природе. Что может быть лучше — костерок, гитарка, приятная компания! Между прочим, открыла мне глаза на настоящую рыбалку Маша Аронова. Как-то долго сидели с удочками на волжской песчаной косе, в трехстах метрах друг от друга. Я затосковал и пришел к Маше поболтать. Она вскинулась:
— Чего приперся?
— А что ты тут делаешь шесть часов одна?
— В том-то и смысл, что ничего не делаю! Отдыхаю и не думаю ни о чем. Ни о семье, ни о работе!
И я понял: рыбалка — это медитация. Полная перезагрузка и обретение внутреннего покоя. Выражаясь современном языком, у тебя нет открытых окон на рабочем столе. Ты занят только тем, что насаживаешь червяка на крючок, закидываешь удочку, ждешь, подсекаешь, вытаскиваешь...
Иногда хожу в баню один. Без компании — без «поболтать» и пивка попить. Это тоже своего рода медитация, очищение не только в физическом, но и в ментальном плане. Попарился и просто блаженствуешь, пьешь чай. Ни о чем не думаешь...
С июня продолжу сниматься. Летом намечается интересный проект, в котором должны наконец встретиться все Добронравовы — папа, Ваня и я. Но о подробностях пока говорить рановато...
Подпишись на наш канал в Telegram