Заметив среди гостей у сцены наследника британского престола, бесшабашная Ла Гулю крикнула: «С тебя шампанское, Уэльский!» И затем в лихом канкане эффектно сбила носком туфельки цилиндр с его головы. На другой день, согласно легенде, принц прислал «королеве кабаре» ящик игристого напитка...
Февральской ночью 1893 года Тулуз-Лотрек, как обычно, отправился в «Мулен Руж». Одна из танцовщиц — Нини по прозвищу Лапки Кверху — встретила у дверей, схватила за руку и радостно защебетала:
— О, Анри, почему тебя не было вчера на бале студентов художественных училищ? Ты пропустил такой скандал! Молодые живописцы притащили и своих подружек. Две из них — Манон Лавиль и Сара Браун — изрядно захмелев, начали раздеваться под музыку прямо на столе! А что с них взять — натурщицы. Им не привыкать обнажаться перед мужчинами.
— И чем же все закончилось? — поинтересовался Лотрек.
— Ты не поверишь, посетители возмутились и вызвали полицию. Красоткам выписали штраф. А мсье Оллер и мсье Зидлер ужасно ругались и объясняли, что у них приличное заведение.
С трудом отделавшись от надоедливой Нини, Лотрек вошел в освещенный зал, где уже царил вихрь бешеных эмоций, гремела музыка, хлопали пробки от шампанского и безудержный канкан сводил публику с ума. Танцовщицы задирали батистовые юбки, на каждую из которых уходило почти шестьдесят метров английского кружева, и обнажали стройные ножки в черных чулках с пикантными красными подвязками, улыбаясь и строя глазки мужчинам. Те стонали в экстазе и швыряли на сцену банкноты...
Кабаре было типично французским изобретением. Своим появлением оно обязано Наполеону III, запретившему шансонье распевать песенки на парижских улицах. Тогда и начали открываться первые ночные заведения — кабаре (от французского cabaret — кабачок), ставшие приютом для музыкантов, танцоров, фокусников.
Весной 1889 года Париж жил в предвкушении грандиозного события: открытия IV Всемирной выставки. Знаменитому организатору парижских развлечений Жозефу Оллеру и его компаньону Шарлю Зидлеру пришла в голову мысль обогатиться на туристах, устремившихся в Париж поглазеть на чудеса, главное из которых — железная башня инженера Эйфеля. Ловкие предприниматели купили у подножия Монмартра обветшалый концертный зал «Белая королева» и перестроили его под ночное кабаре.
Его отцы-основатели были личностями незаурядными. Каталонец Жозеф Оллер, респектабельный седовласый господин с аккуратной бородкой и в неизменном котелке, слыл любителем петушиных боев и гонок, а также изобретателем тотализатора. Он владел несколькими театрами, «Новым цирком», «Русскими горками» и концертным залом «Олимпия». Ворчливый краснолицый Зидлер с седыми бакенбардами был его полной противоположностью. Старожил Парижа, начавший карьеру мойщиком кож, он умудрился стать успешным антрепренером, и это несмотря на то, что постоянно пребывал в полупьяном состоянии.
«Но чем заманить в новое заведение толстосумов?» — гадали компаньоны. Ведь неподалеку — уже раскрученное кабаре «Элизе-Монмартр». До середины XIX века высокий холм с одноименным названием, известный своими виноградниками и мельницами, оставался окраиной Парижа, однако сельская идиллия потихоньку уходила в прошлое. Монмартр застраивался. Здесь можно было дешево снять мансарду или студию, поэтому его облюбовала богема — художники, поэты, актеры.
Приятель и собутыльник Лотрека художник Адольф Вийетт предложил водрузить над входом декорацию ветряной мельницы и выкрасить ее в красный цвет, намекая на располагавшийся поблизости квартал красных фонарей. Мельница и дала название новому заведению: «Мулен Руж», в буквальном переводе с французского — «Красная мельница».
В саду рядом с летней эстрадой установили гигантскую гипсовую статую слона, перевезенную из павильонов Всемирной выставки. Винтовая лестница в его ноге вела наверх, к полому чреву, в котором располагались курительные комнаты и отдельные диванные со столиками, где мужчины могли, потягивая абсент и покуривая опиум, глазеть на танцующих красоток. Блеск и шарм заведению добавлял эффектный дизайн: просторный танцзал поражал буйством красок алых плюшевых диванов и бархатных занавесей. Помещение ярко освещалось огнями рампы, люстрами и светильниками в виде стеклянных шаров.
Главной же изюминкой, которой хозяева рассчитывали привлечь публику, должен был стать набиравший популярность канкан. Зародившись в бедных кварталах Парижа в начале XIX века, он стал фривольным вариантом кадрили, которую отплясывал рабочий люд на праздниках. Изначально его так и именовали — «натуральная кадриль». Танец отличался зажигательными телодвижениями, озорным настроением — женский смех и визг были обязательным дополнением — и ускоряющимся с каждой минутой темпом.
Некий англичанин по имени Чарльз Мортон, впечатлившись безудержными плясками местных красоток, назвал это безобразие канканом, что в переводе с французского означает «шум, гам». В приличном обществе канкан считался зрелищем неподобающим, а вот для кафешантанов, опереток и кабаре — в самый раз.
Крылья «Красной мельницы» на бульваре Клиши завертелись шестого октября 1889 года, и совсем скоро новое кабаре стало сердцем ночного Парижа.
Вечерами в зале было не протолкнуться — самая разнообразная публика собиралась посмотреть на ярких танцовщиц, которых Шарль Зидлер переманил из соседних кабаре. Веселье и порок манили нищую богему, состоятельных буржуа и светских снобов. Аристократы жаждали запретных удовольствий, кокотки высматривали любовников побогаче, художники — моделей для своих картин.
На взмахи ножек разбитных девиц приходили полюбоваться и знаменитости: писатели Оскар Уайльд и Тристан Бернар, художники Жорж Сёра, Пьер Боннар и Пабло Пикассо. Не устояли перед соблазном заглянуть в «Красную мельницу» и венценосные особы: бельгийский король Леопольд II и принц Уэльский, будущий король Великобритании Эдуард VII. Кто же мог знать, что визит последнего закончится столь пикантно?
Лотрек просиживал в «Мельнице» часами. С того самого вечера, когда кабаре открылось, он стал его завсегдатаем. Здесь у Анри имелся постоянный столик. Танцовщицы в атласных корсажах, зрители, с жадностью наблюдавшие за их взлетающими юбками и дразнящими движениями ног в черных чулках — атмосфера праздника, раскованности и соблазна пришлась ему по душе. Обыкновенно он появлялся в «Красной мельнице» в сопровождении кузена — доктора Габриэля Тапье де Селейрана.
Вдвоем они составляли весьма комичную пару: худощавый долговязый Тапье и коротышка Анри, чей рост составлял метр пятьдесят четыре сантиметра. Его массивное туловище с большой головой и толстыми губами будто насадили на короткие хилые ножки. Но здесь, на Монмартре, в компании друзей и объятиях танцовщиц «Мулен Руж» он не чувствовал себя изгоем.
С карандашом в руках художник сидел за столиком и потягивая абсент, делал зарисовки, запечатлевая жизнь ночного Парижа и ее персонажей. Его гениальные наброски, портреты, шаржи и карикатуры прославили «Мулен Руж». Мало кто догадывался, что этот смешной маленький человечек в пенсне — потомок древнего аристократического рода и что его полное имя — граф Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа. Виконты Лотреки и Монфа состояли в отдаленном родстве с королем Ричардом Львиное Сердце, а графы Тулузские владели когда-то всем югом Франции.
Сегодня, сдвинув котелок на затылок, он в одиночестве потягивал абсент. Чтобы модный напиток «Зеленая фея», как прозвала абсент богема, был всегда под рукой, Лотрек заказал полую трость с отвинчивающейся ручкой, куда его и заливал. Вечер плавно перетек в ночь, когда на сцену выскочила самая яркая звезда «Мулен Руж» Ла Гулю и устроила бешеный галоп. Вспенивая нижние юбки, она бесстыдно вскидывала ножки, возбуждая публику демонстрацией кружевных панталон. «Выше, Ла Гулю, выше!» — подзадоривали поклонники.
Анри схватил карандаш, пытаясь скупыми штрихами передать ее движения и выражение капризного личика. Когда-то он был без ума от этой огненно-рыжей шумной, страстной малышки. «Боже, как вульгарна, но как чувственна!» — восклицал Лотрек. То, что она вытворяла на сцене, не поддавалось описанию.
Под занавес Ла Гулю проделала свой фирменный трюк: подобрав юбки, закружилась на месте с высоко задранной к потолку ногой, схватила себя за пятку и с душераздирающим криком упала на шпагат. Зал заревел от восторга, а Ла Гулю, вильнув напоследок бедрами и не поклонившись публике, спустилась вниз, присела за чей-то столик и по привычке поинтересовалась: «Не угостите даму?» Она любила поесть и выпить за счет клиентов, оттого получила не слишком благозвучное прозвище Обжора.
Славу «Мулен Руж» создавали его танцовщицы, каждую из которых публика знала по сценическому псевдониму: Рэйон д’Ор — Золотой Лучик, Нини Пат-ан-л’Эр — Нини Лапки Кверху, Джейн Авриль — Динамит и конечно же она, прима, экстравагантная Луиза Жозефина Вебер, или Ла Гулю.
Луиза родилась в бедной еврейской семье выходцев из Эльзаса. Мать держала прачечную, но перспектива возиться весь век в тазу с грязным бельем девушку не привлекала — она грезила танцами и иногда выступала в пригороде. Ей повезло попасться на глаза Огюсту Ренуару, который пригласил ее в качестве модели для картины «Танец в городе» и ввел в круг парижской богемы.
Она охотно позировала обнаженной и снималась ню в студии фотографа Дельме. Параллельно с этим Луиза брала уроки танцев у знаменитой Селесты Могадор, танцовщицы, придумавшей для канкана все эти шпагаты, выбросы, взмахи. Ее приметил Жозеф Оллер, и вскоре она стала одной из лучших танцовщиц его кабаре.
Партнером Ла Гулю и самым известным мужчиной-канканистом был Жюль Этьен Эдм Реноден, прозванный Валантен ле Дезоссе — Валентин Бескостный. Он страдал от гиперэластичности суставов, но физический недостаток сумел обратить в достоинство. Будучи совершенно пластилиновым, мог изгибаться как змея и выполнять любые трюки. Высокая худая фигура Валентина, неизменный черный цилиндр и непроницаемо мрачное лицо выгодно оттеняли взрывной танец его партнерши. Происходил Бескостный из семьи виноторговцев, зарабатывал на жизнь, помогая брату-адвокату. Плату за выступления в «Мулен Руж» принимать отказывался, объясняя тем, что танцует исключительно ради удовольствия.
Первую афишу, объявлявшую об открытии нового кабаре, владельцы заказали Жюлю Шере, непревзойденному мастеру рекламы. Однако узрев на плакате порхающего Пьеро и слащавых ангелочков, владельцы «Красной мельницы» потеряли дар речи. Им хотелось чего-то более современного, эффектного, вызывающего. Перед началом нового сезона обратились к Лотреку, пожелав видеть на афише своих звезд — Валентина Бескостного и Ла Гулю «в самый разгар искрометной кадрили».
Анри активно стремился покорить публику и не упускал любой возможности показать свои работы, а реклама давно превратила улицы европейских городов в выставочные залы. Париж пестрел яркими афишами, назойливо трубящими о достоинствах мексиканского шоколада, зубной пасты доктора Пьера, велосипедов фабрики «Комио» и шин «Мишлен». И он принялся за работу...
Но неожиданно закапризничала Ла Гулю.
— Я стала известна и без этого карикатуриста в шляпе, — заявила она.
— И все-таки, милочка, тебе придется делать то, что скажет мсье Анри, — сухо пресек ее возмущение старик Зидлер.
И «звезда канкана» отправилась на улицу Турлак, где размещалась студия художника. Лотрек работал увлеченно, делал углем эскиз за эскизом, искал цвет, подбирал детали. Нетерпеливая Ла Гулю ерзала на стуле, выглядывала в окно, пялилась в потолок, давая понять, что умирает от скуки. Заметив рядом с мольбертом батарею бутылок, вдруг оживилась:
— Да у тебя здесь целый бар!
— Я могу пить без опаски, невысоко падать, — усмехнулся Анри.
На сей раз хозяева «Мулен Руж» попали в точку. Оказалось, Лотрек просто создан для рекламного плаката. Минимальными выразительными средствами он набросал гротескный мир кабаре — арабеску из голов зрителей, провоцирующую позу Ла Гулю, серый силуэт Бескостного на переднем плане и как бы случайно попавший в «кадр» взлетающий подол желтого платья какой-то танцовщицы.
Первая же афиша сделала его знаменитым. Развешанная по всему городу, расклеенная на фиакрах, разъезжающих по улицам, она произвела фурор. Толпы любопытных старались расшифровать неразборчивую подпись художника: Отрек? Лотрек? На следующий день об авторе судачил весь Париж. Прохожие срывали плакаты с Ла Гулю с тумб, покупали у расклейщиков, а желающих увидеть канкан появилось столько, что кабаре не смогло вместить всех.
На рассвете хмельной Лотрек вышел из «Мулен Руж» на пустынную улицу, подозвал извозчика, но тут заметил Джейн Авриль. Кутаясь в уютное манто, танцовщица натягивала перчатки. «Жанна! — он предпочитал называть ее на французский манер. — Ты, как всегда, неподражаема. Слушай, у меня завтра гости. Без тебя не обойдусь».
Джейн нисколько не удивилась — они с Анри были большими друзьями, часто обедали в кабачке Латюиля на авеню де Клиши или в кабаре Брюана, вместе бывали в «Комеди Франсез» и «Театре либр». Ценя талант Лотрека, девушка охотно соглашалась ему позировать и нередко играла в мастерской роль хозяйки. Жанна знала, что Анри питает страсть к изысканной кухне. Мать — графиня — каждую неделю присылала сыну посылку с продуктами, и по пятницам художник устраивал для друзей званые обеды.
Он сам колдовал на кухне и подавал блюда, нарядившись то самураем, то танцовщицей фламенко. Хозяин угощал гостей перепелками в золе, дроздами в можжевельнике, диким лесным голубем с оливками, а также коктейлями собственного приготовления. Один из них — смесь коньяка с абсентом — получился таким будоражащим, что был прозван «Землетрясением».
— Конечно, Анри, приду и помогу, — улыбнулась Жанна. — Но и у меня есть просьба.
— Да, дорогая, все что угодно.
— Для дебюта в «Жарден де Пари» мне понадобится афиша...
— Считай, что она уже на тумбе.
Афиша получилась роскошной. На переднем плане Лотрек изобразил гриф контрабаса, а за ним — изящную фигурку танцовщицы. Стройной ножкой в черном чулке она эффектно вскидывала нижние юбки.
Танец был смыслом жизни Жанны Луизы Бодон. Незаконнорожденная дочь итальянского аристократа и дамы полусвета, в шестнадцать лет она сбежала из дома, с тех пор зарабатывала на жизнь сама и придя в «Мулен Руж», быстро стала звездой. Танцевала, кстати, без партнера. Сценический псевдоним на английский манер — Джейн Авриль — ей придумал Роберт Шерард, друг Оскара Уайльда.
Утонченная Жанна совсем не вписывалась в общество разбитных девиц «Мулен Руж» — дочерей торговок и прачек. Она была натурой глубокой, наделенной особым аристократизмом. Разбиралась в искусстве, обладала безупречным вкусом, отличалась мягкостью и женственностью. Товарки ее не любили, Лотрек же искренне ею восхищался. Обычно насмешливый и иронично-дерзкий, с ней он становился застенчиво-нежным. И без конца ее рисовал. Художнику нравились грустное лицо «падшего ангела» и отрешенные бирюзовые глаза.
Одной из его новых моделей стала кафешантанная певица Иветта Гильбер. Дочь старьевщика и шляпницы мечтала блистать на сцене. При поддержке Шарля Зидлера, обладавшего нюхом на таланты, Иветта получила ангажемент в «Мулен Руж». Сам Марсель Пруст упомянул о ее дебюте в колонке светской хроники журнала Le Mensuel.
Каждый вечер толпы поклонников собирались на Монмартре, чтобы послушать ее юмористические, не всегда пристойные песенки. Лотрек был покорен ее «профилем озорного лебедя-шутника» и знаменитыми черными перчатками и не пропускал ни одного выступления, сделав целую серию гротескных набросков.
Жизнь на Монмартре неслась каруселью, и Лотрек по-прежнему пропадал в «Мулен Руж», правда там уже не было Ла Гулю: красота примы быстро увяла и она покинула заведение. Анри часто дремал, примостившись на диване в зале, и все реже доставал альбом. Как-то заметил за столиком Оскара Уайльда. Художник познакомился с ним в Лондоне и был околдован парадоксальной личностью и странной наружностью писателя: размытыми чертами, очень светлыми глазами и густой шевелюрой.
Однако писатель высокомерно отказался позировать, и Анри написал его карикатурное подобие: обрюзгшую рыжеволосую тушу в голубом фраке с губками бантиком. Английский сноб и денди не простил этого Лотреку. Они даже не раскланивались, когда встречались в «Мельнице». Однако сегодня что-то заставило Анри подойти к Уайльду.
— Единственный способ отделаться от искушения — поддаться ему, — невесело заметил мастер афоризмов и пододвинул художнику пустой стакан.
— Конечно, не следует пить много, но делать это надо часто, — отозвался остроумный Лотрек и плеснул туда из трости абсента.
Вскоре Уайльда не станет. Не пройдет и года после этого, как покинет Париж и тридцатишестилетний Анри — отправится умирать в родовое поместье Шато де Мальроме близ Бордо.
Теперь уже сумасшедшие ночи «Мулен Руж» продолжались без Лотрека. В начале ХХ века сюда стали часто наведываться русские — офицеры, художники, поэты. В одном из писем Блоку Андрей Белый упоминал об атмосфере, царившей в кабаре: «Сумасшедший бред из перьев, вульгарно накрашенных губ, черных и синих ресниц. Голые ноги, бедра, руки и груди обрушились на меня кроваво-красной пеной полупрозрачной одежды».
В 1915 году здание погибло от пожара. По легенде, его сжег ревнивец, влюбившийся в танцовщицу. «Мельница» открылась вновь только спустя шесть лет, но теперь здесь ставили оперетты и музыкальные ревю. На подмостках блистала эксцентричная Черная Венера — темнокожая Жозефина Бейкер. Она обладала пластикой экзотического животного и на сцене появлялась почти обнаженной — ее украшали лишь боа из перьев, нитка жемчуга и «банановая» юбочка на бедрах.
Именно в исполнении Жозефины парижане впервые увидели чарльстон. Затем в «Красной мельнице» зазвучали голоса знаменитых шансонье Шарля Трене, Мориса Шевалье и начинающего артистическую карьеру Жана Габена — тогда он пел в оперетках. Габен и Шевалье были знакомы с Ла Гулю — растолстевшая и одутловатая, она торговала каштанами и сигаретами неподалеку. Они приглашали ее вновь подняться на сцену «Мулен Руж», но показаться публике в таком виде бывшая «королева Монмартра» не решилась.
Новое время диктовало новые правила игры: «Мельница» распрощалась с фривольным духом рубежа веков и превратилась в респектабельную концертную площадку. В шестидесятые придумали очередную изюминку — каждая знаменитость, зашедшая в культовое место отдохнуть, должна была выйти на сцену и отработать номер. Посетители «Мулен Руж» рукоплескали Иву Монтану, Шарлю Азнавуру, Фрэнку Синатре, Лайзе Миннелли, Элтону Джону, Элле Фицджеральд, Михаилу Барышникову.
В тот же период в «Мулен Руж» появился еще один зал — там разместили прекрасно оснащенную кухню. Это позволило создать новый формат кабаре «шоу+ужин», распространившийся потом повсеместно.
В наши дни шеф-повар Давид Ле Келлек предлагает посетителям блюда высокой французской кухни: фуа-гра с желе из дыни с бузиной, рагу из ракообразных, сюпрем ландской курицы, спинку трески, маринованную в сладком рисовом вине, блинчики с лаймовым соусом... И все это под традиционное шампанское. В год гости кабаре выпивают более двухсот сорока тысяч бутылок «пенного напитка».
Знаменитое кабаре не раз служило источником вдохновения для кинематографистов. Первый фильм о «Красной мельнице» сняли в 1928-м, затем последовали варианты 1934, 1940, 1944 и 1952 годов. В 1954-м появился «Французский канкан» Жана Ренуара. Стареющего импресарио в картине сыграл Жан Габен. В 2001 году на экраны вышел мюзикл «Мулен Руж» База Лурмана с Николь Кидман в главной роли. Случилось это как нельзя кстати: популярность кабаре несколько снизилась. История любви бедного поэта и танцовщицы-куртизанки на фоне зажигательных песен и танцев получила признание у зрителей и вновь всколыхнула интерес к легендарному заведению.
Вот уже сто тридцать лет крутится «Красная мельница», благополучно пережившая катастрофический пожар, две мировые войны, череду экономических кризисов. По-прежнему на зрителей лавиной обрушивается музыка, фейерверк эмоций захлестывает... И главным элементом красочного шоу остается зажигательный канкан. Восемь минут под музыку Жака Оффенбаха красотки легко и ритмично поднимают ноги тридцать два раза в минуту, падая одна за другой на шпагат, сопровождая все это фирменным визгом, а иногда по традиции сбивая шляпу с незадачливого зрителя в первом ряду...
Подпишись на наш канал в Telegram