Тяжело с одним ребенком. С двумя — легче, чем с одним, а с тремя — легче, чем с двумя. Потом вообще уже нет разницы, сколько их — пятеро, шестеро...
—Уходящий год был для вас необычайно продуктивным. Под занавес, 26-го декабря, в кино выходит «Холоп» — полнометражная картина с вашим участием. Судя по дате релиза, это нечто новогоднее?
— В картине нет новогоднего антуража, Деда Мороза и Снегурочки, но она очень яркая и веселая и в ней царит праздничная атмосфера. Главный герой — сынок олигарха по имени Гриша. Своими выходками он доводит родителей до отчаяния, и те решаются на психологический эксперимент. После специально подстроенной аварии Гриша теряет сознание и оказывается... в XIX веке, превращаясь из избалованного мажора в дворового мужика. Его всячески притесняют, даже порют, и постепенно парень меняется к лучшему. Становится человеком.
В «Холопе» много смешных ситуаций и остроумных диалогов, но это не просто комедия, а хорошая нравоучительная история, в которой помимо развлекательных моментов содержится какой-то смысл. Сейчас проблема мажоров стоит очень остро. Общество требует разобраться с ними, призвать к порядку! В реальной жизни это вряд ли получится, они все равно отмажутся. А в кино нет ничего невозможного.
Мне в этом проекте досталась роль безумного профессора, руководящего экспериментом.
— Психи — ваш конек?
— Да, это мое! Причем роли могут варьироваться от бандита до ученого, но мой герой обязательно с придурью.
— Вас это не обижает?
— Никогда не рассчитывал на роль героя-любовника. Зачастую играть отморозков гораздо интереснее, чем положительных героев. Взять хотя бы Котелка из сериала «Ростов». Он не просто бандит, а яркий исторический персонаж. И проект в целом получился достойным. Только зрители ругались, что меня убили в самом начале.
— То есть нет ролей, о которых вспоминать не хочется или стыдно?
— Когда-то я снимался у Леши Учителя в «Мании Жизели» и по лености не удосужился вникнуть в сценарий. В процессе съемок выяснилось, что мой герой, знаменитый танцовщик и балетмейстер Серж Лифарь, любил мужиков. Я покрылся холодным потом, когда это осознал. Но отказываться от роли было уже поздно, и я решил взять псевдоним. Придумал самый нелепый из всех возможных — Леопольд Роскошный. Не предполагал, что фильм будет жить так долго. Теперь уже ничего с этим не поделать...
Вообще, когда вспоминаю проект, думаю не о своей роли, а о том, как работал с каким-то цехом. В принципе, ради этого ощущения комьюнити — сообщества людей, объединенных некой идеей, — большинство из нас и занимается кино. Что такое богема? Цыганщина. И мы кочуем, как цыгане, из проекта в проект. Радостно встречаемся, передаем приветы общим друзьям-знакомым и чувствуем себя практически родственниками.
На «Холопе» была прекрасная команда. Мажора Гришу сыграл Милош Бикович — очень работоспособный парень. Скромный, нечванливый. Цеха его любят, а это едва ли не главный показатель в нашем деле. В ролях Гришиных родителей снялись Маша Миронова и Саша Самойленко, которых я знаю тысячу лет.
— А вам, многодетному отцу, приходилось когда-нибудь прибегать к кардинальным мерам, чтобы вразумить распоясавшееся чадо?
— До такого не доходило, слава богу. Наверное потому, что дети всегда с нами, под присмотром. Мне кажется, мы с Оксаной избрали очень правильную тактику. Максимально долго держим их рядом с собой, при этом сохраняя за ними право собственного устроения жизни. Вообще, когда у вас большая семья и дети еще не женились и не вышли замуж, целесообразнее быть вместе.
Две старшие дочери в какой-то момент от нас отделились. Дуся так и снимает квартиру, а Анфиса недавно вернулась домой. Открыла для себя, что жить отдельно нелегко: надо готовить, мыть посуду, убираться хотя бы раз в неделю.
— «Эксперимент» финансировали родители?
— Нет, они сами зарабатывают. Анфиса окончила РГГУ и работает у Касперского. Насколько я понимаю, занимается пиаром. Сейчас много профессий, которые с ходу не объяснить, нужно не меньше пяти предложений. И у нее работа какая-то диковинная, с непростым названием.
Дуся окончила биофак, поступила в аспирантуру, а потом трезво все взвесила и осознала, что ей это неинтересно. Сейчас работает в администрации в «Главкино» — организует съемки разных шоу.
— Варя не делала попыток отделиться? Она ведь тоже взрослая?
— Да как ей жить отдельно? Сеченовка — очень тяжелый институт. Варя сходит с ума от своей учебы. Она круглая отличница и еще постоянно практикуется в больнице, но учится на платном и не может перейти на бюджет. Сразу поступить на него не получилось, а теперь в деканате говорят — мест нет. Очень жалко. И денег, что греха таить, и дочку. Она так старается.
Варя на третьем курсе. Периодически сетует, что учиться еще долго, что все время и все силы уходят на медицину, на музыку их не остается. Она ведь поет. Я ей говорю: «Варечка, ты человек талантливый. Если станешь врачом, сможешь спасти гигантское число людей. А искусством можно заниматься и для себя, в границах, не мешающих другой реализации. У тебя с ней, слава богу, получается». Правда, Варе почему-то пока нравится травматология. Для девочек это тяжело — кости выправлять. Но у нее еще не было специализации, так что все может измениться.
Зато Вася, наш старший сын, в этом году поступил на бюджет — во ВГИК, на сценарный факультет. Мы с Оксаной были очень удивлены и обрадованы. Вася мальчик готический, замкнутый, сам по себе. Я ему неоднократно говорил: «Если собираешься на сценарный, надо писать!» Он в ответ бурчал что-то невнятное. Я понял так, что неохота и некогда, надо готовиться к ЕГЭ. Но Вася просто оказался тихушником. Пока мы с его мамой думали, что он бездельничает, смотрит что-то на своем телефончике тайно от нас, под одеялом, сын готовился, читал и писал. И поступил с очень высокими баллами без всякой волосатой руки. Я никому не звонил, ни о чем не просил. Вася никогда бы и не позволил мне вмешаться.
— Да зачем ему волосатая рука — при такой-то фамилии?!
— На фамилию во ВГИКе не особенно смотрят. Тем более на этом факультете. Сценаристы — люди очень независимые. Вообще, настоящий сценарист определяется пониманием того, будет ли человек сидеть над текстом месяц, выкидывая каждый день по двадцать страниц в корзину, или не будет. И при этом оставаться совершенно неизвестным в общей череде славы, являясь главным источником кинематографической истории. Вася все это осознает. И у него прекрасный мастер Александр Бородянский — классик советского кино. Людей такого масштаба, к сожалению, остается все меньше.
Этой осенью умер Марк Захаров, сыгравший очень важную роль в моей жизни. Когда-то, посмотрев его «Обыкновенное чудо», я решил стать кинорежиссером. Дело было в деревне. Прыгнул с тарзанки в пруд, где росли желтые кувшинки, и тут друг Андрей Васильевич Мокрецов, учившийся на класс младше в сельской школе, позвал: «Ванька, побежали, сейчас вторая серия будет!» Мне было четырнадцать.
О кончине Марка Анатольевича я узнал в Минске, где снимался в сериале «Вспышка». Так расстроился, что позабыл весь текст. С трудом отработал смену. Давно так не печалился, хотя нас ничего не связывало и встречались мы редко. Но если я находился в районе «Ленкома», всегда мог к нему зайти. Марк Анатольевич с удовольствием принимал, хотя никакой нужды в моей персоне не испытывал. Никогда не звал в свой театр — ни артистом, ни автором.
Как-то разговорились по вопросу веры, и Захаров рассказал, что долгое время ходил мимо церкви, расположенной рядом с «Ленкомом», и не обращал на нее внимания. А однажды зашел и увидел лошадь — там была репетиционная база циркачей. Он подумал: «Не должно быть в церкви лошадей». Его это покоробило не с религиозной, а с эстетической точки зрения. Марк Анатольевич обратился к Горбачеву, и храм вернули церкви...
— Что и говорить — вам повезло, уже в четырнадцать осознали свое призвание. Сейчас многие родители жалуются, что дети не могут сориентироваться. Поступают в вуз и вскоре заявляют, что не станут там учиться.
— У нас большая семья, и мы не можем себе такого позволить. Дети понимают, что нужно получить образование, а потом уже заниматься «творческими поисками». Вообще, молодое поколение смотрит на родителей и их окружение. У нас окружение так или иначе реализованное. Наши дети это видят и хотят быть такими же, насколько я понимаю.
— А какими вы хотели бы их видеть? Благополучными? Успешными?
— Порядочными. Под порядочностью я понимаю способность к жертвенности, отсутствие зависти, верность. С учетом того, что мы живем чуть дольше кошек, успех ничего не стоит. И положить свою жизнь на плаху ради каких-то призрачных достижений — безумие. Конечно, если все легко получается, то почему бы и нет. Но рваться, убиваться — нет смысла.
Если наши дети будут порядочными, их будут окружать такие же люди. И жизнь их будет гармонична и наполнена смыслом. Возможно, его нельзя будет конвертировать в деньги или повесить на стену, но ощущение того, что ты нужен миру, — уже немало.
Наши дети равнодушны к так называемому гламуру. Никто из них не задумывается о богатой невесте или богатом женихе. И не будет жертвовать собственной жизнью, чтобы стать звездой.
— Но Варе наверняка хочется стать знаменитой певицей?
— Она больше интересуется качеством исполнения. Конечно ей хочется признания, но заслуженного. Она довольно строго к себе относится. Понимает, как высока конкуренция, и работает над собой.
— А чем заняты ваши младшие — Иоанна и Савва?
— Нюша учится в одиннадцатом классе. У нее довольно много темных пятен в мировоззрении, в которые, я думаю, мы не имеем права погружаться, потому что она еще не совсем сформировалась как личность. У Нюши какой-то иной способ мышления. Иногда невозможно понять, что она говорит, о чем думает. Но в подростковом возрасте дети, как правило, все такие. Пока у нее нет какой-то ярко выраженной направленности. Нюша очень любит культуру азиатских стран и фильмы ужасов. Прекрасно учится, если не ленится.
Ей еще предстоит определиться. Мы с Оксаной не будем принимать в этом участия. Все, что могли, уже сделали. Либо сделаем потом — по хозяйственной части. А что касается личного выбора, то в этом не сможем помочь. Мне почему-то кажется, что Нюша, скорее всего, пойдет в бизнес. У нее чувствуется деловая хватка. Пока она проявляется в оптимизации пространства. Нюша легко договаривается с людьми, у нее очень подвижный рассудок и прекрасное чувство юмора. Иногда подслушиваю ее разговоры с подружкой по телефону и потихоньку хохочу. Диалоги немыслимые.
Савве тринадцать, он всеобщий любимчик, но у него такая программа в школе, что особо не забалуешь. Берем ему репетиторов, и Савва ходит гулять раз в неделю, не чаще. Оксанка помогает, учит с ним уроки. Я ею восхищаюсь. Давно сошел бы с ума на ее месте.
У Саввы чувствуется инженерная жилка — без конца что-то собирает, разбирает. Израсходовал весь скотч в доме. По-моему, растет будущий Никола Тесла. Парень постоянно смотрит на «Ютубе» какие-то опыты и повторяет. Боюсь, однажды дом сожжет или взорвет. Пока трудно сказать, что из него получится. Но он определенно практик, который любит создавать что-то материальное своими руками. Абстрактные вещи ему не так близки.
— Шестеро детей — это очень тяжело?
— Тяжело с одним ребенком. С двумя — легче, чем с одним, а с тремя — легче, чем с двумя. Потом вообще уже нет разницы, сколько их — пятеро, шестеро. У детей автономия. А ты набиваешь руку на покупке любых товаров пачками, как в военном подразделении, и ничего не боишься. Становишься докой в планировании суток. Знаешь: сейчас в школу за этим ребенком, потом — в секцию за тем. В какой-то момент дети вообще переходят на самообеспечение, самопомыв, самопоев. Складывается коллектив с определенными правилами поведения, в котором нет места жадности и эгоизму, это сразу карается. Война идет исключительно из-за вкусняшек и подзарядок. Постоянно звучит вопрос: «Кто доел мое печенье?» Все остальное делается на автомате.
— У ваших ребят, наверное, было особое воспитание — православное?
— Да я бы не сказал. Когда в девяностые в церковь пришли люди с большим количеством детей, это привело к тому, что там сложилась тусовка, практически не отличавшаяся от обычной семейной, но с периодическим посещением храма в выходные. Сейчас ребята ходят в свои храмы. Меньше, чем раньше. Но они так воспитаны, что это все равно часть их культуры, часть жизни.
Я бы хотел, чтобы у меня были детские воспоминания о том, как мы с мамой ходили в церковь на Пасху. Увы, их нет. А у моих детей — полно. В детстве мы их сначала таскали с собой как чемоданы, потому что не с кем было оставить. В подростковом возрасте, когда начались какие-то внутренние проблемы, особо не мучили. На главные праздники брали, а так они ездили в церковь когда хотели. В принципе, почти всегда. Понимали, что сделают приятно маме и папе. Любовь работала на нас.
— Значит, в подростковом возрасте проблемы были?
— А как же без них?! В переходный период любой ребенок начинает прощупывать свою сферу влияния, апробировать возможности. И волей-неволей совершает какие-то глупости. У нас, слава богу, все происходило в пределах разумного. Хотя иногда мы подлавливали детей на пивке и сигаретах. Сейчас девчонки периодически ходят в клубы со своими молодыми людьми и там наверняка выпивают. Но проблем с алкоголем нет. И никто из детей не курит.
У нас компания свободная, не ханжеская. И они видели, что бывает с теми, кто гуляет больше, чем положено. У некоторых наших друзей имеется печальный опыт, поэтому ребята относятся к алкоголю с осторожностью.
— Я-то думала, вы сошлетесь на православные ценности, мол, они помогли!
— Внешняя сторона приходской жизни сыграла свою роль. Хотя православные дети ничем не отличаются от сверстников, воспитанных вне церковной среды, за исключением ощущения какого-то особого сообщества, которое их сближает. Наши дети до сих пор общаются с друзьями, приобретенными в церкви. Несколько подружек Анфисы и Дуси замуж повыскакивали, и девчонки ходили к ним на свадьбы.
Когда бушуют гормоны, чадо вряд ли вразумишь. С этой проблемой можно разобраться только самому. И родителям объяснять детям уже ничего не нужно с тех пор, как появился Интернет. Они видели и знают больше нашего. То, что для нас когда-то стало откровением лет в двадцать, для них уже в десять рутина. Такое впечатление, что общаешься с ними с «середины курса». Большая его часть уже пройдена, и ты только вносишь какие-то уточнения на практическом этапе.
У Оксанки с детьми очень близкие отношения. Они ей больше рассказывают про сердечные дела, чем мне, хотя в принципе и так знают все, что нужно. Мы им требуемся лишь изредка, чтобы утвердиться в собственном мнении.
Вася уже год дружит с девочкой. Евдокия два года встречается с молодым человеком. У них серьезные отношения. У Анфисы и Дуси пока нет постоянных бойфрендов. Нынешняя молодежь, кстати, не такая развратная, какой ее по телевизору показывают. Наши дети чисты и постоянны в своих чувствах. Младшие еще не очень думают о таких вещах. Нюшу недавно пригласили на свидание. Она прибежала с хохотом, показала нам с Оксаной фотографию мальчика в мобильном телефоне. Мы стали его защищать: «Почему ты позволяешь себе смеяться над его чувствами?» Но она не восприняла это всерьез.
Сейчас дети взрослеют позже, чем мы когда-то. И семьи заводят позже. Человека формирует необходимость бороться за существование. У нашего поколения хватало стрессов, молодость выпала на лихие девяностые, когда постоянно что-то рушилось, и мы быстро создали связи, необходимые для выживания. А наши дети росли в кислые нулевые и стрессов не знали.
— С кем сложнее — с девочками или мальчиками?
— Да одинаково. К девчонкам всегда относишься необъективно, они папины дочки. А ребята — мамины сыночки. Мальчика лишний раз не обнимешь. Мы одного пола. А девок можно обнимать все время и целовать. Хотя они кричат, ругаются! Все время спешат куда-то. На работу, учебу. Их еще надо отловить!
— Кто-нибудь из ваших отпрысков унаследовал актерские гены? Просится на площадку: «Папа, возьми меня с собой!»?
— Пока что никто не рвется в актерскую профессию. Наверное, наши дети видят, какой это тяжелый, изнурительный и нудный труд. Именно нудный. Сыграл сцену — и ждешь, пока переставляют камеру. Опять сыграл — снова ждешь. А еще приходится целый день торчать под дождем, снегом или палящим солнцем, в грязи валяться. Иногда тебя бьют или ты имитируешь, как лупишь кого-то, и при этом держишь в голове огромное количество текста. Потом, когда приходишь домой и тебя о чем-то спрашивают, не можешь ответить. Открываешь рот, а звуки вырываются непонятные. Потому что говорить нет сил и ты уже ничего не соображаешь.
Прошлым летом я брал семью в Минск, где снимался во «Вспышке». У детей была возможность посмотреть, как делается кино. Наша поездка легла в основу одного из эпизодов сериала «Охлобыстины».
— Как вообще возник этот проект?
— Телеканал ТВ-3 предложил такой эксперимент. К сожалению, у нашего зрителя реалити-шоу часто ассоциируется с похабенью. Но в мире существуют и позитивные примеры этого жанра, где нет грязи, а есть обычная человеческая жизнь. Думаю, было бы неплохо с помощью такого шоу создать в стране культ многодетной семьи. Он мог бы стать частью государственной идеологии.
Вообще, про нашу рок-н-ролльно-православную семью снимать непросто. Никогда ни с чем подобным не сталкивался и, признаться, устал. Настоящее реалити подразумевает, что в доме наставили камер и ты живешь там как хомяк в клетке. У нас же все происходило иначе. Сценаристы придумали несколько сюжетов, которым мы должны были следовать и как-то выворачиваться из той или иной ситуации. Но все равно непросто, когда целый день перед тобой четыре камеры и звуковик. Где бы ты ни находился, куда бы ни пошел, с тобой чужие люди.
— Даже в спальне и ванной?
— Нет-нет, подсматривать мы не позволили бы. Есть вещи, которые нужно оставлять в девственной чистоте. Но это оказался очень трудоемкий процесс, многое снималось на выезде. В одной серии мы с Оксаной ездили в Париж. В другой — всей семьей в Минск. В третьей — отдыхали с детьми на Кипре.
Сначала хотели в Турцию засунуть. Я так понял, что у продюсеров были определенные договоренности, но мы категорически отказались лететь в Турцию. Что там делать — есть да на пляже валяться? В кадре есть некрасиво. А что снимать на пляже на протяжении сорока пяти минут? Как девчонки бегают в труселях?
— То есть с телевизионщиками не сразу нашли общий язык?
— Довольно долго притирались. Телевизионщики не понимали, почему у нас не складывается, я всеми силами пытался объяснить, и наконец они поняли. Дело в том, что любое художественное произведение строится на конфликте, и создатели реалити следуют данному правилу. Для них это константа. А у нас другая константа: внутри семьи не может быть события, вызывающего серьезный конфликт. Так же как в воинском подразделении, где в любой момент могут крикнуть «В атаку!» Если и случаются какие-то проблемы, они носят локальный и незначительный характер, не отменяющий основной задачи — выживания семьи.
Я даже представить себе не могу, что бы могло заставить нас скандалить. Мы всю жизнь вместе. С Оксаной выяснили отношения еще до рождения детей.
— Неужели не ругаетесь с женой?
— Ругаемся. Потому что не всегда согласны. У Оксаны сложный характер, у меня — не лучше. Но не бывает замкнутой ситуации, потому что у нас дети и деваться все равно некуда. Я не могу хлопнуть дверью и уйти, или она кинуть посуду об пол. Для нас подобное совершенно неприемлемо. Мы же несем ответственность за детей, а свои обязательства перед ними можем выполнить только вдвоем.
Если и возникают какие-то мелкие стычки, они подобны пузырькам в аквариуме. С ними легко справиться. Бывает, кто-то из детей взбунтуется, взбрыкнет, но другие его успокаивают. Все равно с семейного корабля не сбежишь.
— Раньше вы любили рассказывать об отцовском ремешке, которым охаживаете непослушных отпрысков и который у вас всегда наготове...
— Это легенда для прессы. Если дети приводят в дикую ярость, что иногда случается, уже не до ремешка. Хватаешь первое, что подвернется под руку, — чайник, утюг. Я псих и в гневе куда страшнее мамы. Но чтобы вывести меня из себя, надо очень постараться. Оксана может кричать, а через минуту все забыть и хохотать как ни в чем не бывало. А я терплю, терплю, а потом как взорвусь!
— Вы заботливый отец?
— Трепетный! Мне хочется, чтобы у моих детей было все. Чтобы они не зацикливались на такой ерунде, как джинсы и кроссовки, и жили в достатке. Богат не тот, у кого всего много, а тот, у кого всего достаточно.
Порой ребенок имеет много, а все равно чувствует себя несчастным: у друга кроссовки круче или айфон последней модели. У наших детей, слава богу, такое хорошее окружение, что подобных проблемок не возникает. За двадцать пять лет, что мы живем с Оксаной, сложился замечательный круг друзей. Они из разных сфер, с разным положением и образованием, но все прекрасные люди.
— Неужели вы с Оксаной вместе уже четверть века?
— В будущем году можно отмечать серебряную свадьбу. И те, кто в 1995-м сидел за свадебным столом, так и остались с нами.
— У вас за последнее время вышли три книги: «Улисс», «Записки упрямого человека» и совсем недавно — «Небылицы и думы», смесь иронического детектива и фэнтези. Когда и где пишете и как ухитряетесь совмещать литературное творчество со съемками в сериалах и большом кино?
— Пишу на планшете, везде, где есть возможность. Раньше занимал свободное время, остававшееся между сценами на съемках. Теперь его нет. Все рассчитано по минутам: снялись, переоделись, перешли на другую локацию. На обед дают час. За него я успеваю только поесть и созвониться с семьей.
Сейчас задумал новую книгу — роман ужасов. У нас Нюша специалист по этому жанру, смотрит все выходящие сериалы. Я ее спрашивал:
— Есть что-то действительно страшное?
Она:
— Ну, в принципе нет.
А мне хочется напугать русского читателя. Но работу над романом пришлось отложить на зиму. В этот период обычно съемки приостанавливаются и больше свободного времени.
— Активизация литературной деятельности связана с определенным разочарованием в актерской профессии, отсутствием интересного материала?
— Литература всегда была для меня землей обетованной. Я там скрывался от всего — и от себя самого в том числе. А писатель для меня был каким-то особым царским чином, практически равным волшебнику. Достаточно было сказать «В том доме жил писатель» — и сразу рисовалось что-то сказочное.
Я всегда писал. Во ВГИКе на последних курсах сочинял сценарии и все потом продал. Первая книжка у меня вышла в начале 2000-х годов.
— Говорят, многие произведения утеряны?
— Да, например «СССР» — огромный роман. Тогда все писалось на машинке, и роман существовал только в бумажном варианте. Я неоднократно переезжал с квартиры на квартиру, и многое пропало. Ничего, потом было написано тоже немало. Не жалко.
— Когда пишете, думаете о том, что книгу прочтут ваши дети? Они, кстати, читают отцовские произведения?
— Точно не знаю. Стесняюсь спрашивать. По-моему, Вася осилил один мой роман в жанре фэнтези и Варя какую-то книгу. Оксана меня не читает.
Ругаюсь: «Ну как так можно? Ты ведь жена писателя!» Но она любит другую литературу — «Жития святых», Прилепина, Водолазкина. Сейчас Достоевского перечитывает. Периодически восхищается: «Ой, как интересно! Сложные речевые обороты, но истории очень понятны. И сейчас воспринимаются совсем не так, как в юности».
— В свое время Оксана рассказывала, что вы на ней проверяете свои тексты...
— Пытаюсь. Но она ведь не слушает! Как это выглядит? Я вбегаю на кухню:
— Оксана, немедленно садись и слушай! Сейчас тебе прочитаю, что написал!
Она в ответ:
— Ага, ага. Хорошо. А теперь иди. Мне некогда.
— Вы по-прежнему живете в доме, выделенном вашей семье государством?
— Да, я его выкупил. Государство неожиданно объявило, что можно это сделать. На все про все дало полтора месяца. Я был в панике. Раньше бы сказали! Тогда бы деньги, заработанные на «Интернах», на это дело бросил. А так большую часть потратил без толку. Пришлось занимать у друзей и потом бомбить без устали, сниматься в разных проектах. На данный момент практически все отдал. Остался мизер. Слава богу, деткам есть где жить. А так нам пришлось бы съехать после совершеннолетия Саввы.
Гараж, правда, почему-то не отдали в собственность, приходится платить аренду. По-моему, начальство просто не знает, как с нами поступать. Мы попали в последнюю лужковскую программу по поддержке многодетных семей.
— Квадратных метров хватает?
— Да, слава богу. Есть еще и дача. Без дикой роскоши, джакузи и прочих наворотов, но достаточно комфортная. У меня там мехами все завалено! Я их люблю. Как-то в Сибири побывал, в Тобольске, посетил меховую выставку и не смог себе отказать в удовольствии всем шубы справить. Меня обсмеивают за то, что в шубе хожу зимой, но я не сдаюсь. Не понимаю, что в этом плохого?
— Тяжело, когда в доме много народу?
— Я к этому привык. Рядом всегда было много людей. В институте нас учили абстрагироваться от происходящего вокруг. Даже когда случаются какие-то катаклизмы, думать о своем. Многие актеры умеют отключаться в любой момент, спать между дублями.
— Вашей семье случалось переживать тяжелые времена?
— Случалось, и не раз. Мы перебивались с хлеба на воду — не только когда появились старшие дети, но и младшие тоже.
Как-то катались с Оксанкой на велосипедах. А перед этим посмотрели по телику документальный фильм о многодетной семье, где люди рассказывали, какие трудности им пришлось пережить, и признавались: «Жить не хотелось». Я спросил жену:
— Мы ведь с тобой долгое время жили довольно аскетично. Что бы нас могло так внутренне изувечить? Ты помнишь какую-то ситуацию, когда отчаивались?
— Нет, такого не было.
И это правда. Мы никогда не отчаивались. Если не хватало денег на какие-то развлечения, шли просто гулять. За разносолами не гнались, макарон с консервами вполне хватало. Бывало, и пустые ели.
— Наверное, вас спасал природный оптимизм. Многие люди создают драму буквально из ничего.
— Драма не драма, а детей кормить надо. У меня всегда было такое убеждение. Не оставалось времени на страдания юного Вертера. Я беспрерывно, как волк-падальщик, искал поживу. Писал куда попало, снимался в чем угодно. Самое главное — прокормить семью.
— Да вы, батюшка, просто любите деньги! До сих пор пашете на десяти работах, хотя тяжелые времена давно миновали!
— К деньгам отношусь спокойно. Без фанатизма. И дети у нас так воспитаны. Они очень хорошо понимают смысл словосочетания «нет денег». Когда я получал гонорары, это не спасало. Мы очень быстро и как-то по-дурацки их тратили.
Деньги никогда не были определяющим фактором в моей жизни. Слава, кстати, тоже. Первый свой приз я получил еще студентом ВГИКа, в 1989-м, причем сразу в Америке, на международном кинофестивале в Чикаго — за лучшую режиссерскую работу в фильме «Разрушитель волн». Привез «Серебряного орла», здоровую такую штуку. Произвел нужное впечатление на девчонок и навсегда забыл о гордыне. Хотя потом кем только не был, даже секретарем Союза кинематографистов. Получал разные призы, но у меня нет государственных наград. И я понимаю чиновников: Охлобыстин — мутный тип. Противоречивый. Непонятно, куда повернет. Сейчас следует политике партии, но может взбрыкнуть. Или что-то брякнуть публично.
— Да ладно! Вам же Путин что-то дарил...
— Часы. Сто лет назад. Это не считается.
— Когда дети вырастают, для родителей наступает прекрасная пора. Можно больше времени уделять друг другу.
— Груз родительской ответственности все равно давит. Мы с Оксаной не умеем жить для себя. Вдвоем за все время путешествовали всего раз — съездили пятнадцать лет назад в Венецию. Поездка в Париж этим летом не считается, она связана со съемками реалити. Телевизионщики устроили нам такое «романтическое путешествие». Сами мы в Париж ни за что не полетели бы. Как-то были — не понравилось...
— Вы ведь еще выступаете вдвоем?
— Читаем стихи поэтов Серебряного века. Это не бизнес — для души. Оксана очень хорошая актриса, и навыки ей терять не стоит. И вместе всегда работать интересно. Принимают нас хорошо. Пока далеко не ездим, выступаем в «Геликон-опере» и городах средней полосы.
— Каким себя представляете лет через десять — пятнадцать?
— Таким же, если ничего не случится. Мы не меняемся в основополагающих вещах. Можем изменять позицию в области внешней или внутренней политики, а по большому счету — какими были в пять лет, такими и остаемся навсегда. Конечно развиваемся, но ребенок внутри нас продолжает жить.
— Готовы стать дедом?
— Готов и очень хочу. Маленькие дети такие клевые! Они даже пахнут по-особенному. С удовольствием буду ими заниматься.
Уже представляю, как новое поколение Охлобыстиных вольется в нашу команду при очередном восхождении на какую-нибудь гору. Будут бегать, визжать.
— Правда ли, что вы взяли со своих дочерей обещание родить не меньше пяти детей?
— Да. Они меня тогда уговорили пойти в «Макдоналдс». Я забыл, что пост, вспомнил, когда уже ехали. Подумал, что Бог нас простит, но взял с девчонок обещание, что каждая родит не меньше пяти человек. Они поклялись. Было им тогда от семи до девяти лет, но они это помнят.
— И есть надежда, что сдержат клятву?
— Пока не знаю. Девчонки встречаются с молодыми людьми, ходят в какие-то музыкальные учреждения, гуляют, общаются, но о замужестве речи нет. Надеюсь, найдут порядочных людей, которых будут любить. Это самое главное.
— Раньше вы говорили: вот выращу детей, раздам долги и вернусь в церковь. Долги отданы, дети почти все выросли, но о служении от вас что-то не слышно. План изменился?
— Нет. Просто сроки его выполнения постоянно сдвигаются. В целом план остается неизменным: раздать долги, закончить съемки и года на два скрыться с людских глаз. Или даже на больший срок. Сидеть на даче и писать, писать. Иногда ездить в Москву. Денег писательство особых не приносит, но на хлеб хватит. У нас, православных, двести дней в году пост. И воздержание даже в удовольствие и на пользу. Сохраним фигуру и будем здоровыми.
— Значит, служение не забыто?
— Нет. Но сейчас я принесу лишние проблемы церкви, если вернусь. Она и так находится в очень неспокойном состоянии, зачем ей еще один фрик? Не знаю, почему ко мне прицепился этот ярлык. Социальных норм никогда не нарушал, вызывающим поведением и особой экзальтацией не отличался. Я многодетный отец и спокоен, как волк-падальщик.
Люблю церковь и всегда на ее стороне. Надеюсь, когда-нибудь вернусь к служению, просто сейчас это нецелесообразно. Может случиться скандал. Хотя нет никаких канонических установлений, что священнику нельзя сниматься. Но чтобы не будоражить бессовестных людей, лучше не возвращаться. Я это понимаю с печалью.
— Со стороны церкви нет никаких препятствий к вашему возвращению?
— Я же официально обратился к патриарху, когда понял, что назревает скандал, потому что не хотел навредить церкви. И он предложил, как поступить. Что я и сделал. У нас очень хорошие отношения.
Для Оксаны стало ужасной драмой, что я не служу и занимаюсь какой-то ерундой. Она истинно верующий человек, и ей больше всего на свете хочется, чтобы я был священником. Но в то же время Оксана понимает: я обречен кормить семью. А заработать проще всего на съемочной площадке.
До прихода в церковь я жил кино. Потом отказывался сниматься. Но можно отказаться от съемок, а отказаться от людей, обстоятельств нельзя. И то, что в мою жизнь пришло священство, стало в каком-то смысле «отклонением от маршрута»...
Вообще, у нас с Оксаной есть мечта: когда дочери выйдут замуж и сыновья женятся — подняться на К2, это вторая вершина в мире после Джомолунгмы. Либо мы там останемся, либо вернемся героями!
Я не умею развлекаться и отдыхать. Для меня отдых — на великах кататься, по скалам лазать с семьей. Мы любим путешествия и исторические походы. И везде лазаем по горам.
С определенного возраста дети начинают тяготиться коллективным отдыхом и постепенно «отпадают» от семьи. У всех своя работа, личные отношения. Хочется поехать с друзьями или другом, подругой. Но мы пока держимся вместе. Когда снимались в реалити, еще теснее скомпоновались. Общий заработок сплотил!
— Если бы у вас была возможность, как у вашего героя в фантастическом романе «Улисс», воспользоваться волшебными часами, возвращающими утраченные возможности и ушедших из жизни людей, кого и что захотели бы вернуть?
— Ой, я бы ничего не стал менять. Нет-нет! Есть вероятность, что в новой конфигурации мира многое было бы потеряно. А у меня и так есть все для счастья — Оксана, дети, собачка Плюха. Маленькая, ревнючая, но умилительная! С любимой бабушкой или отцом мы все равно со временем свидимся. Рано или поздно придется шагнуть за край.
Надеюсь, жизнь нас ждет долгая, наполненная смыслом, внуками и правнуками. У меня по отцовской линии все долгожители. И бабушка прожила больше девяноста лет. Мы-то с Оксанкой уж точно должны протянуть не меньше! Хотя, наверное, я буду вредным стариком, буду гундеть на молодежь...
Подпишись на наш канал в Telegram