«Дорогие Светочка Жильцова и Сашенька Масляков! Поздравляем вас с бракосочетанием. Наконец-то свершилось, мы очень этого ждали!» — письма летели со всех концов страны. Адрес: «Центральное телевидение. КВН».
Зрители упорно считали: если мужчина и женщина вместе ведут передачу, значит, и вне телеэкрана они пара. Так молва поженила Анну Шилову и Игоря Кириллова — ведущих «Песни года» и Новогодних огоньков. У нас же с Масляковым вот как получилось. Ассистентом режиссера была Светлана (не помню ее девичью фамилию). Они с Сашей поженились, и супруга взяла фамилию мужа. А я в конце каждой передачи зачитывала имена тех, кто готовил эфир. Звучало «Светлана Маслякова» — дальше, наверное, зрители уже и не слушали. Видят меня, я произношу: «Светлана Маслякова» — ну и сделали выводы. Полетели поздравительные письма. После первого посмеялись, дальше уже не обращали внимания, поскольку писем было очень много. «Мы назвали вашими именами своих детей — Светочка и Сашенька. Любви вам!» — писали нам зрители. Не станешь же всем объяснять, что мы не муж и жена.
Даже Лапин, председатель Гостелерадио СССР, как-то на летучке заметил: «А Жильцова так влюбленно все время глядит на Маслякова». Но я всегда смотрю на собеседника, в том числе и на Сашу. Позже обратила внимание — другие ведущие обращались не столько к партнеру, сколько к зрителям. Стала брать с них пример.
Мало кто помнит, что первой ведущей КВН стала актриса Наталья Защипина. Ее знали по роли в фильме «Жила-была девочка». А у меня тогда сын родился, и я сидела в декретном отпуске. Когда вышла, режиссер Белла Исидоровна Сергеева посетовала: «Эх, Светка, что ты сделала (мол, зачем родила)? А то вела бы КВН!» Но Наташа неожиданно уехала с театром на гастроли, и Сергеева пригласила меня.
Моим соведущим был Альберт Аксельрод — один из авторов КВН, медик по образованию. Передачу они придумали вместе с журналистом Сергеем Муратовым и инженером Михаилом Яковлевым. Все трое большие умницы, с ними было безумно интересно! В то время существовал телевизор КВН. Название марки авторы обыграли, превратив в «Клуб Веселых и Находчивых», оно прижилось. Примерно через два года основатели передачи ушли. Почему — не знаю.
Масляков тогда учился в МИИТе (Московском институте инженеров транспорта) и ни о каком КВН не помышлял. На роль нового ведущего рассматривали совершенно другого парня, но все же решили взять Сашу. У него очень обаятельная улыбка. Съемки проходили в Телевизионном театре на Яузе, сейчас это ТКЗ «Дворец на Яузе» рядом с метро «Электрозаводская».
Нам писали большие монологи, перед выходом на сцену Масляков стоял с одной стороны кулис, я — с другой, и оба страшно волновались, у меня так просто ноги подкашивались. Программа ведь шла в прямом эфире на всю страну, никаких видеозаписей и монтажей. Смотрели все, даже правительство. Когда победила команда Обнинска, Никита Сергеевич Хрущев воскликнул: «Молодцы, обчане!» Думал, Обнинск — это где-то на Оби. Не знаю, имела ли место история на самом деле, но мне так рассказывали.
Тексты содержали «кодовые фразы»: после такой-то должна заиграть музыка, после другой — выносят реквизит... Однажды выхожу на сцену и понимаю, что вылетело из головы название следующего конкурса — «музыкальный». Холодея от ужаса, повернулась к Саше:
— Ты, случайно, не помнишь, как называется конкурс?
А съемка уже идет! Саша шепчет:
— Нет, не помню.
Он в общем-то и не должен был знать — это ведь моя часть текста, у него свои слова. Вспомнила слово «музыкальный», объявила. А что дальше, в чем конкурс заключается? Белый лист, провал в памяти! Начала что-то говорить своими словами, но «кодовых фраз», конечно, не произнесла, поэтому музыка не заиграла, реквизит не вынесли. Команды как-то отыграли, сцену покинули под топот собственных ног.
За кулисами меня отпаивали валерьянкой, а Белла Исидоровна ругала помощников. Я подошла, упала перед ней на колени: «Моя вина... Наказывайте. Хоть убейте». Но она уже пар выпустила и никого не убила. Это единственный подобного рода инцидент в моей творческой биографии, когда думала, что умру от ужаса. Сами видите: столько лет прошло — а помню до сих пор. Хотя телезрители, между прочим, даже не заметили накладки, иначе бы непременно написали. Подмечали все!
Ведущим не разрешалось появляться в кадре в брюках — только платье, юбка с блузкой или кофточкой. И тут вошли в моду брючные ко стюмы. Мне откуда-то привезли кримпленовый темно-коричневый костюмчик, очень стильный. На свой страх и риск вышла в нем в эфир. И получила сотни писем, среди которых оказалось много коллективных примерно такого содержания: «Светлана! Мы считали вас политически и идеологически зрелым человеком, — писали возмущенные работницы завода или фабрики. — Что с вами произошло?!» Они полагали, что появляться в эфире в брюках недопустимо для советского диктора.
С прическами тоже было строго. Волосы либо гладко зачесывали, либо носили на косой или прямой пробор, мужчинам, кстати, не позволялось отпускать бороды и усы. Однажды я сделала стильную челочку, показалось, что мне идет. Вышла в эфир — и через некоторое время снова негодующее письмо, на сей раз от мужчины: «Светлана!!! Что ты сотворила с собой? Я любил тебя. Заслышав знакомый голос с экрана, бежал с кухни и целовал телевизор с твоим изображением. Зачем ты эту челку выстригла? Она не идет тебе ни с какой стороны!» Но чаще я получала письма от зрительниц, просивших прислать выкройку платья или дать адрес мастера, у которого делаю прическу: «Хотим так же, как у вас».
— А как вы — студентка института иностранных языков — оказались на телевидении?
— В институт на имя замдекана как-то прислали письмо с телевидения: мол, нужен переводчик для съемок программы «Россия в луче прожектора». Почему-то хотели студентку именно четвертого курса факультета английского языка. Я как раз училась на четвертом. Это был конец пятидесятых. Телевидение тогда не пользовалось популярностью, поскольку мало у кого вообще в ту пору имелся телевизор. К редкому его обладателю смотреть единственную программу собирались по вечерам чуть ли не всем подъездом.
Честно говоря, замдекана не очень понимала, зачем понадобились студентки. Спустя годы мы встретились и она призналась, что выбирала девочек с красивыми улыбками и зубами, ведь для телевидения это самое главное, как она полагала. Нас, примерно двадцать девушек с курса, сначала отправили на радио — слушали тембр, затем на телевидение. Выбрали меня.
Возможно, благодаря звонкому голосу. Я ведь с четвертого класса занималась в студии художественного слова в городском Дворце пионеров. В пятом доверили приветствовать XI cъезд комсомола в Кремле. Я на трибуне стояла. Поскольку роста небольшого, лишь голова торчала — мне подставили ящичек. Восемь страниц текста пришлось заучить наизусть.
Я кричала: «Ленинско-Сталинскому комсомолу...» — а пионеры подхватывали «Слава, слава!» Телевизоров тогда еще не было, но мои фотографии печатали газеты и журналы, на улицах висели портреты девочки Светы. Из «Пионерской правды» приходили, я во дворе в прятки играю — вдруг зовут на интервью. Я стала популярной, получала от солдат письма с предложением руки и сердца.
Но вернусь к телевидению. Работала в программе «Россия в луче прожектора» переводчиком. Снимала канадская группа, передача была посвящена советской эстраде, участвовали многие известные артисты: Аркадий Райкин, певица Гелена Великанова, цирковые мастера... После съемки предложили постоянную работу, оформили диктором. Я оказалась самой юной в коллективе: моложе тридцати не было не только ведущих, но и режиссеров. И все имели актерское образование, даже переставлявшие заставки перед камерами помощники. И среди них я, двадцатилетняя белая ворона.
Институт, конечно, не бросила, днем училась, а к шести вечера ехала в телецентр. Через некоторое время доверили зачитать в эфире программу передач. По-моему, у меня был стеклянный взгляд, а голова — каменная. Казалось, если кто-то подойдет сзади и тронет за плечо, рассыплюсь на тысячи мелких кусочков. Волновалась ужасно. Помню, возвращалась домой, а мальчишки с нашей улицы — Большой Татарской, вынырнув из-за угла, будто нарочно караулили, бежали и кричали вслед: «Эй, диктор второй программы!» На всю улицу сразу прославилась. Когда окончила институт, с телевидения пришел запрос, чтобы меня распределили к ним. Работала и в детской редакции, и в молодежной — именно молодежная стала снимать КВН. Остроумная передача, интересная, с хорошими шутками. В других программах советскую власть хвалили — а эта была единственной, где могли позволить и остроту. В верхах относились настороженно и не очень любили: мало кому понравится критика. Но терпели.
— «Что будет, если в Сахаре построить социализм?» — «Первые пятьдесят лет ничего не будет кроме планов, а потом начнутся перебои с песком». Это шутка из КВН шестидесятых. По тем временам невероятно смело!
— Больше остальных мне нравилась команда нефтяного института и их капитан Ярослав Харечко. Это был мой секрет. Выделять любимчиков — неправильно для ведущего, он должен быть беспристрастным. Зрители «нефтяников» тоже любили, ребята выступали под громоподобный хохот зала и часто побеждали. Проиграв однажды, ужасно переживали, один парень даже плакал. Я очень им сочувствовала, но волю эмоциям не дала.
Очень веселой была команда из Баку. В ней играл Юлий Гусман. Спустя много лет признался: «Знаешь, Света, а ведь мы все были в тебя влюблены. Но к тебе, как к Ленину, боялись подойти». Оказывается, считали строгой...
— Расхожий стереотип — будто на телевидении все друг друга подсиживают, интригуют. Как у вас складывались взаимоотношения с коллегами?
— Не знаю, что это за стереотип, — у нас была невероятно теплая обстановка. Мы и в гости друг к другу ходили — встречались и у меня, и у Валентины Михайловны Леонтьевой, и у Анны Шиловой, и у Нины Владимировны Кондратовой, которую всегда считала эталоном — интеллигентная, образованная. Ведь в эфире бывали люди самых разных профессий и статуса, и Нина всегда могла поддержать разговор. К сожалению, судьба ее сложилась трагически. Кондратова вела с ВДНХ репортаж о племенных коровах. Мне рассказывала режиссер передачи: «Почти закончили снимать, и я решила напоследок сделать крупный план — Нина обнимает буренку за шею». Та резко мотнула головой и рогом попала в глаз. Его, к сожалению, врачи спасти не сумели, поставили протез. Нина вернулась на работу, переживала, комплексовала, но вела себя достойно.
— В 1971-м КВН закрыли. Что явилось причиной?
— Одесская команда — почти в полном составе — отрастила волосы. Кто-то был даже с усами. В таком виде ребята заявились на съемки. Программа уже шла не в прямом эфире, а в записи. Председатель Гостелерадио Лапин, посмотрев, потребовал, чтобы игроки привели себя в подобающий вид. Одесситы стричься отказались. Возможно, эта история стала лишь поводом расправиться с передачей. Как бы то ни было, но КВН закрыли на пятнадцать лет. Лишь в 1986-м Саша Масляков реанимировал игру.
— Он ведь и вас приглашал вернуться — почему отказались?
— Когда КВН закрыли, мне было за тридцать. А через пятнадцать лет — и того больше. Подумала: «Что делать в молодежной передаче?» Мужчине — позволительно. А женщине, считаю, все-таки стоит соотносить ранг программы со своим возрастом.
Вела «Спокойной ночи, малыши!», «Будильник». Плясала вместе с детьми, пела песни... Читала новости на «Орбите». Игорь Кириллов рассказывал, что главный редактор Летунов замечал: «Светлана хорошо справляется, но когда выходит в эфир, мне кажется, сейчас поднимет руку и скажет как в КВН «Команды, на поле!» А вот любимый детворой всей страны «дядя Володя» Ухин из «Спокойной ночи, малыши!» катастрофически боялся новостей, запинался. Помню, не мог прочесть слова «эскорт мотоциклистов»: «Мотоси... матасо...» Думаю: ну все, пропали. Огромного труда ему стоило завершить фразу. С Володей мы вели передачу «Веселые нотки». Ребята его обожали, висли на нем как виноград, он со всеми играл.
Меня стали приглашать вести музыкальные передачи и даже правительственные концерты. В Туле, помню, юбилей города — важная дата, даже Брежнев прибыл. Я вела праздничный концерт. Надела туфли на высоченных каблуках, а полы дощатые — очень боялась, как бы каблук не провалился в щель. Один раз такое уже случалось — на КВН. Пришлось разуться и заканчивать программу босиком. При Брежневе же так не поступишь!
Генсек расположился в первом ряду с ближним окружением. К счастью, в щель не провалилась. Но случился другой инцидент: когда выходила на сцену, открывающийся занавес задел огромный динамик и тот со страшным грохотом упал. Весь девятый ряд вскочил — значит, там сидела охрана. Поняв, что ничто первому лицу не угрожает, дружно опустились в кресла.
— Расскажите, пожалуйста, про супруга. С Владимиром Ивановичем Серебренниковым вы ведь были вместе более пятидесяти пяти лет.
— Познакомились мы на Масленицу. В СССР молодежь отмечала все праздники — и советские, и языческие... Накануне у меня было плохое настроение, но подруга уговорила прийти к ней, мол, соберется хорошая компания. Перед появлением нового гостя подружка его расхваливала: и красивый, и умный, и спортсмен, и кандидат наук, и сын замминистра...
— Влюбились с первого взгляда?
— Нет, не с первого. Повстречались, потом я поняла, что появились чувства... Свадьбу играли в ресторане «Прага». Гостей было много. Я — в платье из светлого шифона, сшитом в Доме моделей на Кузнецком Мосту для «Голубого огонька». В похожих нарядах нас оказалось трое: я, сестра Володи Татьяна и ее подруга. Но нас не перепутали — я ведь уже вела передачи и меня знали в лицо.
Родные мужа ко мне относились прекрасно. Володя к тому времени защитил кандидатскую, был доцентом, преподавал в институте. Хорошо разбирался в технике. На даче, если у соседей возникали проблемы с машиной, именно Володю просили помочь.
Наверное, за годы брака у нас, как и у всех, возникали какие-то трудности, я порой излишне эмоционально на что-то реагировала. Но Володя оставался всегда сдержанным, если что-то не нравилось, мог разве что цокнуть. Ни криков, ни ругани у нас никогда не бывало. Сын учился, я ходила на собрания в школу. Знала, что он должен вырасти порядочным образованным человеком. Так и воспитывала. Кстати, в детстве Ване очень нравилась «Спокойной ночи, малыши!». Однажды речь в передаче зашла о том, что не все дети любят наводить порядок в своей комнате. Я сказала Хрюше: «Знаю двоих ребят — Ваню и Катю Серебренниковых, которые не заправляют постель и тапочки разбрасывают». Катя — это моя племянница. Ваня с ней тем вечером вместе смотрели телевизор и растерялись ужасно: как она (то есть я) смогла увидеть их неубранные постели и раскиданные тапочки? Со следующего утра и заправляли, и не разбрасывали.
— Правда, что буквально на ваших глазах родилась звезда по имени Пугачева?
— На музыкальном конкурсе «Золотой Орфей» в Болгарии в 1975-м я была ведущей от Советского Союза (каждая страна приглашала своих). Пугачеву широкая публика еще не знала. До выступления советской артистки главный приз прочили Каролу Уэйну. Британец был очень красив, обладал чудесным голосом. И тут выходит на сцену Алла с «Арлекино»... Она получила высшую награду и в один миг стала звездой.
На заключительном концерте каждый участник исполнял одну песню. Англичанин спел свою — публика вызывала его на бис несколько раз. После очередного исполнения болгарский диктор, видимо не зная, что Карол снова будет петь, объявил выход Пугачевой. Алла в этот момент находилась в лифте, который подвозит ее прямо на сцену, а там англичанин все еще поет! Что ей делать? Другая бы растерялась — а она глянула влюбленно на Уэйна и начала подпевать, не понимая ни слова. Артистично, находчиво. Даже «тру-ля-ля» в ее исполнении звучало так блистательно, что зал заревел от восторга, я думала, потолок рухнет. Сели на ступенечку на сцене, допели и обнявшись, ушли за кулисы. Зал рыдал!
Вообще, в командировки я ездила довольно часто. Седьмого ноября, например, дикторов отправляли за границу: знакомить зарубежного зрителя с советской культурой, эстрадой... В основном это были страны социалистического лагеря — Польша, Венгрия, Румыния, Болгария... На Кубу летала, во Вьетнам... А в Японии провела в командировке сначала год, потом около семи месяцев. Японцы вежливые, обходительные, никогда не повышают голоса, не раздражаются. Занималась с ними русским языком, делала передачи на русском, в стране тогда был очень высок интерес к России.
Среди моих учеников были четыре парня с телевидения. Однажды на урок пришли только трое. Поинтересовалась, где их товарищ. Молодые люди, улыбаясь, ответили, что у него умер отец. Удивилась — что же тут веселого? Спросила у русской коллеги, которая была замужем за японцем. Та объяснила: «Здесь так принято — какое бы горе тебя ни постигло, нельзя демонстрировать его на людях, чтобы своим грустным видом не портить настроение окружающим».
Помню, в нашем посольстве проходил прием. Накануне по просьбе режиссера японского телевидения достала ему пригласительный. Протягиваю, а он вдруг отказывается:
— У нас сегодня забастовка, не могу пойти.
— Но ведь прием в посольстве не работа? — искренне удивляюсь я.
В ответ слышу:
— Мы ведь на приеме будем о работе говорить? Обсуждение служебных вопросов считается работой. А у нас забастовка.
Долго привыкала к японской кухне. Когда меня впервые пригласили на ужин, подумала: «Закажу суси (у японцев нет буквы «ш»), попробую». Не понравилось — рис с сырой рыбой. Потом принесли нечто белое. Спросила:
— Это что?
Ответили:
— Сырые кальмары.
Отказалась, решив, что на сегодня, пожалуй, хватит экспериментов. Но со временем привыкла, суси даже полюбила.
Японцы говорили, что я похожа на их соотечественницу — по облику, поведению, внутренним качествам. Делали комплименты: «У вас голос потрясающий и красивые глаза». А я-то в свое время сильно переживала — глаза мне казались маленькими. Когда однажды Лев Лещенко произнес: «У тебя глаза — лучики», удивилась. Думаю: какие лучики? Они же узкие...
Пока год находилась в командировке, с мужем и сыном жила свекровь. Иван тогда учился в шестом классе. Володина мама была чудным человеком, ухаживала за моими мужчинами лучше, чем я. Когда через шесть лет снова предложили лететь в Страну восходящего солнца, Лидия Ивановна уже умерла. Говорю сыну и мужу:
— Наверное, придется отказаться. Как оставлю вас одних?
Иван к тому времени уже был студентом.
— Справимся, — заверил он, — папа берется готовить первое, я — второе.
И я полетела в Японию...
— В девяностые вы ушли с телевидения. Почему?
— Иван женился (он экономист), родились внучки Катя и Лиза. Я их редко видела и однажды осознала: семья для меня очень важна, но из-за того что постоянно работаю, многое упускаю. А ведь этого не восполнишь.
Давным-давно, когда только пришла на телевидение, думала: «Вот исполнится пятьдесят пять — сразу уйду на пенсию». Практически так и случилось. Да еще совпало с перестройкой. После моего ухода ликвидировали детскую редакцию, спортивную, музыкальную... И решили, что дикторский отдел не нужен.
Я занялась домом, дачей. У нас постоянно жили собаки, муж их всех обожал, выгуливал утром и вечером. Первого, черного шпица, завели, когда сын был маленьким. Очень красивый барбосик, на выставках медали получал. Вторую, дворняжку, подобрали в метро, бегала вся такая несчастная, забитая, страшненькая — бородатая и усатая. Постригли, привели в чувство, назвали Нюсей. Море обаяния! Умела вставать на задние лапы.
Соседи по даче ее угощали кто чем. Иногда Нюся приносила в зубах сосиску, оставляла ее на траве, гордо смотрела на нас и удалялась — то ли гордилась, что добытчица, хозяевам еду принесла, то ли просто объелась. Когда она умерла, больше не хотели никого заводить: слишком тяжело расставаться.
Но появился Рыжий — приблудился. Почти щенок. Пришел на участок, покормила его. Назавтра снова появился. Все лето приходил, видимо решил, что мы теперь его хозяева. Словно на наших с Володей лицах было написано: подбираем барбосов.
Осенью настало время уезжать с дачи. Брать Рыжего в городскую квартиру мы не планировали: и мне, и мужу лет уже было немало, а животное — это ответственность. Случись что с нами, куда бедолагу девать — снова на улицу?
Пакуем вещи, складываем в машину. А Рыжий сидит возле крыльца и мотает головой то в одну сторону, то в другую. Видимо понимал, что его оставляют, и переживал, разве что не плакал.
И мы не выдержали. Говорю: «Ну давай, Рыжий, поехали!»
И пес, явно ни разу не ездивший в машине — да и куда бы ему ездить, если родился и жил в поселке, — немедленно запрыгнул на сиденье. С тех пор минуло тринадцать лет. Но недавно не стало Владимира Ивановича — и мы с барбосом теперь вдвоем. Он воспитанный: вещи не грызет, со стола ничего не таскает. Когда говорю: «Слушай, ты мне надоел, марш с кухни» — поворачивается и уходит. Умная собака и очень ласковая.
Собратьев, правда, не любит. Едва завидит, начинает лаять и бросаться. Приходится надевать намордник. Молодым не был таким агрессивным. Ветврач объяснил, что Рыжий меня таким образом защищает. Наверное, с возрастом стал мнительным, считает, будто хозяйке за каждым углом угрожает опасность.
Меня часто навещают внучки. Кате — двадцать семь, по специальности журналист, преподает. Двадцатилетняя Лиза еще учится. Беседуем с ними о театре, литературе. А вот жизненных советов девочкам не даю. Нашу страну — СССР — раньше называли Страной Советов, но я и сама не люблю, когда что-то советуют, и другим советов не даю. Чтобы не раздражать.
Иногда звонят с телевидения, приглашают принять участие в той или иной передаче. Но я отказываюсь. Решила: «Все, что могла сказать с экрана, уже сказала».
Подпишись на наш канал в Telegram