Наревевшись, сказала себе: «Делать нечего. Теперь это наша новая реальность. Надо к ней привыкать!»
— После снятия запрета на киносъемки все артисты бросились работать. Правда многие признавались, что возвращаться к прежней жизни совсем не хочется...
— Еще бы! Несколько месяцев жили по-человечески, а тут опять надо впрягаться. У меня перед карантином был дичайший цейтнот. От постоянных переработок, недосыпа и напряжения начал дергаться глаз. Нервный тик был заметен на крупных планах, и режиссеру время от времени приходилось останавливать съемки: «Стоп! Надо пару минут подождать».
— Слишком много проектов на себя взвалили?
— Да нет, но в одном из них был очень сложный материал. Я о сериале «Теорема Пифагора». Режиссер Александр Баранов спуску не давал, и партнер был въедливый — в хорошем смысле — Егор Бероев. Параллельно я озвучивала другие проекты, проходила пробы. А потом вдруг наступило безвременье...
Ближний круг разделился на два лагеря. Одни друзья паниковали — я их называла вестниками апокалипсиса — и пытались заразить паникой меня:
— Знаешь, что я видела в новостях?! Сейчас расскажу!
— Не надо!
— Правильно, лучше пришлю видео. Не верь официальной статистике. На самом деле творится такое!..
Другие, наоборот, проявляли поразительную беспечность. Ели и пили в свое удовольствие и постоянно порывались приехать в гости. Я с трудом их тормозила.
Не знаю, как бы моя семья пережила этот период в городской квартире, а вот в загородном доме я чувствовала себя комфортно. Даже глаз наконец перестал дергаться! Хватило буквально недели спокойной жизни и нормального сна. Каждое утро поднималась в восемь и будила сына, у Вани через полчаса начинались школьные занятия онлайн.
Ваня очень страдал из-за того, что учиться приходилось по скайпу. Жаловался: «Больше так не могу! Хочу в школу». У него углубленная программа, занятия продолжались очень долго, до вечера. В какой-то момент я пожалела сына и стала делать поблажки.
На лето ему дали огромный список литературы, в основном былины и русские народные сказки. Но мы из этого списка почти ничего не прочитали — сын подсел на Жюля Верна. Убеждаю, что знание сказок и былин необходимо для общего развития, но Ване намного интереснее «Дети капитана Гранта».
В самоизоляции люди пытались найти радость в мелочах — вкусной еде, каких-то покупках. Одни запасались шмотками, другие гречкой, а я — краской для волос. Как только закрылись парикмахерские и салоны красоты, побежала в супермаркет за любимой Garnier Color Naturals — вдруг пропадет? И впервые после долгого перерыва покрасилась сама. Из-за отсутствия практики опасалась сделать что-то не так. Позвонила стилисту Евгению Седому — официальному эксперту-креатору Garnier в России и своему другу:
— Давай рассказывай секретики!
— Зайди на сайт, там все есть.
— Слушай, ты мне друг или нет?!
— Еще спрашиваешь!
— Так объясняй! Дружба — понятие круглосуточное!
Женя рассказал о некоторых приемах, позволивших нанести краску ровнее. Красилась я в любимый оттенок 10 «Белое солнце», которому не изменяю уже несколько лет. Он мне действительно очень подходит. Раньше пыталась экспериментировать с цветом волос, но оказалось, что блондинкой я больше востребована в профессии. Цвет получается стойким и насыщенным, а волосы — гладкими и сияющими благодаря питательным маслам, присутствующим в краске. Кстати, в сентябре выходит новый ролик, в котором я снялась.
Возможно, профессиональный стилист увидел бы какие-то недочеты, но мне результат показался безупречным. Когда возобновились съемки, я удостоилась комплиментов от художников по гриму.
— Куликова, где ты красилась? — удивлялись они. — Все же закрыто!
— Не поверите — дома, сама!
— Историческое событие стоило запечатлеть на видео!
Мне предлагали, но я постеснялась. Подумала, что будет выглядеть не слишком эстетично. И вообще, окрашивание волос дома в ванной, на мой взгляд, процедура интимная, а я слишком дорожу своим личным пространством. Как говорится, мой дом — моя крепость.
— Другие что только не демонстрируют перед камерой...
— Психофизика у всех разная. Возможно, и я когда-нибудь дозрею, а пока не готова к подобной открытости. Правда и на чужое личное пространство не посягаю. Не интересуюсь, кто кого бросил или избил. Самое печальное, что никуда от этого не деться. Открываешь ленту, и оттуда вываливается куча новостей подобного рода. Даже если хочешь узнать глубину Москвы-реки.
— А это зачем?
— Как-то Ваня заинтересовался, когда проезжали по мосту. Зашла в Интернет, и на меня вывалилась куча сплетен, довольно грязных и агрессивных. Накануне известная пара объявила о разводе, и на ребят накинулись с такой ненавистью! Хотя, наверное, стоило задуматься, почему рушатся отношения, а не поливать людей грязью, обвиняя во всех смертных грехах.
В сериале «Теорема Пифагора» мы как раз затрагиваем эту тему: распад прекрасной семьи, которая была счастлива долгие годы, приводит к преступлению.
Съемочный процесс проходил бурно, я частенько спорила с режиссером и своим экранным мужем. Мне пришлось пройти через развод, Бероеву, к счастью, нет. Но у его друзей был негативный опыт, и он им делился в процессе работы. И знаете, наш сценарий — просто детская сказка по сравнению с некоторыми реальными историями!
Работать было интересно. Теперь хочется посмотреть, что у нас получилось. Осенью «Теорема Пифагора» должна выйти на канале «Россия-1».
— А «Склифосовский»? Все ждут новых серий.
— Наверное, они выйдут ближе к зиме, хотя загадывать трудно. Должна сказать, что восьмой сезон кардинально отличается от семи предыдущих. В нем много натурных съемок и чрезвычайных ситуаций. Обычно в новостях показывают сухую хронику, а здесь мы увидим, что творится с пострадавшими и медиками, которые стараются им помочь. Насколько это тяжело и опасно.
А какие у нас перипетии с Максимом Авериным! Точнее у его героя Олега Брагина и моей героини Марины Нарочинской. Отношения стали жестче, в них меньше лирики и больше правды жизни. Сериал живет, развивается, мы тоже развиваемся и взрослеем вместе с ним.
По известным причинам съемки пришлось прекратить на пике. Мы все с нетерпением ждали, когда они возобновятся, и готовились. Костя Юшкевич, например, усиленно занимался спортом и добился замечательных результатов. А я, едва стало понятно, что запреты скоро снимут, начала себя ограничивать в гастрономических радостях.
— Поправились?
— Да, и прилично... Когда работаешь, все калории сгорают на нервной почве. Да и на съемках не до разносолов. На вынужденном отдыхе я успокоилась и начала прибавлять в весе.
— Тема коронавируса получила отражение в медицинском сериале?
— На площадке всюду были антисептики. Группа работала в пластиковых забралах. Артистам каждый день измеряли температуру, и мы все регулярно сдавали тесты.
Я спрашивала:
— Как можно обойтись без пандемии? «Склифосовский» всегда был отражением действительности.
— Если мы обрядим вас в скафандры и маски, зрители никого не узнают! — ответили продюсеры. — А вы — слишком дорогие артисты!
Шутка конечно. Возможно, в следующем сезоне сценаристы что-нибудь и придумают.
Во время вынужденного простоя мы с коллегами общались. Я наблюдала за их жизнью в Интернете. Максим Аверин читал прекрасные стихи. Артистки на карантине постоянно что-то готовили и тоннами выкладывали кулинарные видео. В общем, все самовыражались как могли. Видимо, скучали по публике и творческим взлетам. Чужие «выступления» смотрела с удовольствием, но сама ушла в подполье.
Многие артисты каждый день что-то выкладывают в Сети, чтобы поддерживать интерес аудитории. Но это не моя история. Соцсети для меня сродни хобби. Время от времени делюсь отдельными подробностями своей жизни с теми, кому они интересны, но не понимаю, когда от меня ждут каких-то откровений и высказывают претензии.
Некоторые почему-то считают, что знают, как я должна себя вести. Хотя я сама себя толком не знаю! Сейчас улыбаюсь, а через минуту могу заплакать. Зачастую выдаю совершенно непредсказуемые реакции. Мозг — штука загадочная. Ученые до сих пор не в состоянии объяснить, как он функционирует, а эти всезнайки с легкостью судят о других. Ну и конечно, многие хотят хайпануть, как сейчас принято говорить.
Недавно прочитала в Интернете, что моя достаточно близкая подруга, тоже актриса, утонула. Зашла к ней в «Инстаграм*». Там висел скриншот мерзкой статейки, перечеркнутый жирным крестом. «Друзья, не верьте! Я жива и здорова!» — писала «погибшая». Представляете, что пережила ее мама?
Наверное, можно было подать в суд, но это слишком сложно и имеет смысл, если троллинг ведется целенаправленно и на протяжении длительного времени. Моя подруга стала жертвой «разовой акции». Люди просто выбросили в Сеть этот фейк словно мусор.
А как я однажды «тяжело заболела»? Да-да, было и такое. Прочитав новость, тут же позвонила своей восьмидесятичетырехлетней тете:
— Валюша, все хорошо! Не верь!
— Нет, ты что-то скрываешь! Мама твоя тоже молчала до последнего!
Она умерла несколько лет назад и вправду не хотела рассказывать сестре о своей болезни.
Троллинг продолжался неделю. Как только люди, интересовавшиеся моей персоной, вводили в поисковую строку «Мария Куликова», выскакивала новость о тяжелой болезни. Потом ее потеснили другие жареные факты.
Особенно неприятно, когда не просто читаешь анонимную ерунду в Сети, а разговариваешь вживую с конкретным и вроде бы интеллигентным человеком, пытающимся тебя подловить. Иногда идешь навстречу телевизионщикам, которые просят комментарий по тому или иному вопросу:
— Ну пожалуйста, буквально пару слов! Наши зрители так вас любят!
— Если это не займет много времени и не будет касаться личной жизни...
— Да-да, конечно!
Первый вопрос обычно нейтральный, второй тоже, а третий — провокационный, с немыслимыми скабрезными подробностями. И ты понимаешь, что попала. Любой ответ на камеру работает против тебя. Если сворачиваешь разговор, тебе начинают говорить гадости, пытаются вызвать всплеск агрессии. В общем, жизнь публичного человека — это тонкий лед. Каждый шаг связан с риском.
Конечно, современные средства коммуникации — не только зло, но и благо. Сейчас самые интересные кинематографические проекты выходят на платных интернет-платформах. Этим летом я впервые снялась для такого ресурса в новом формате, непривычном для нашего зрителя и меня самой.
Во время пандемии я прошла огромное количество пресловутых самопроб. Многие артисты справедливо их не любят и считают форменным издевательством. Пробы для этого проекта были особенно сложными, потому что проходили в формате видеоконференции. Режиссер находился в одной стране, мой партнер в другой, я — в третьей. И мы вместе читали материал.
Стресс чудовищный! Когда режиссер попрощался: «Спасибо, Маша, мы вам позвоним», я разревелась! Настолько все было тяжело и непривычно. Как можно играть сложные сцены перед телефоном?! Пришлось буквально прибить себя к стулу, чтобы не выпадать из кадра, и я чувствовала внутреннюю фальшь, потому что не могла пошевелиться.
Наревевшись, сказала себе: «Делать нечего. Теперь это наша новая реальность. Надо к ней привыкать!» Стала «тренироваться» с подругой — периодически звонить и разговаривать по видеосвязи, которую терпеть не могу. Друзья говорят, что в наше время это просто смешно. А я люблю живое общение. Мне проще и приятнее поболтать по телефону, чем переживать по поводу не очень удачного видеоизображения.
— Режиссер-то перезвонил?
— Да! А плакала я не потому, что плохо все сделала. Просто уже выработала определенные навыки прохождения проб. Это не значит, что использую штампы, но обычно понимаю, как вести себя в данной ситуации. А тогда была в растерянности. То партнер заикается, то режиссер завис. Как быть — кричать, плакать, смеяться?
Возможно, если бы я не существовала на таком нерве и пришла на обычные пробы на «Мосфильм», то никого бы не заинтересовала, потому что находилась бы в комфортных условиях, в привычном амплуа. А здесь что-то во мне переключилось. Надеюсь, проект получится достойным.
К сожалению, не могу рассказать о нем подробнее. Даже название должна держать в тайне.
— Актерские навыки теряются без практики?
— Нет, это как умение ездить на велосипеде — навсегда. И я, оказавшись наконец на площадке, ничего особенного не почувствовала, будто и не было перерыва. У меня и раньше случались паузы, как у любого артиста кино. Такая уж наша доля.
Театральным актерам в этом смысле сложнее. Им, думаю, перед выходом на публику придется заново пройти многие мизансцены, вспомнить тексты. Вероятно, они почувствуют давно забытое волнение, ведь энергетика зала не сравнима ни с чем.
Я-то точно буду вся на нервах, когда мы наконец сыграем свой спектакль. До пандемии с Игорем Петренко репетировали «Будь со мной» по пьесе Александра Володина «Пять вечеров». Когда-то по ней был снят замечательный фильм Никитой Михалковым, где главные роли сыграли Станислав Любшин и Людмила Гурченко. Продюсером нашей постановки выступил Ваня Жидков. Мы практически дошли до финала, когда вдруг все остановилось. А после возобновления съемок не смогли вернуться к репетициям из-за ряда обязательств и незаконченных проектов.
Недавно Ваня звонил: «Ну что, когда продолжим работу? В январе? Или лучше в феврале?»
Решили ориентироваться на январь. Жидков, кстати, спродюсировал уже не одну успешную постановку. У него к этому талант.
— Неожиданно подумала, что Гурченко в «Пяти вечерах» тоже сорок три года, как и вам. И в этом есть что-то символическое. А вообще, сорок три — это много или мало?
— Я своего возраста не ощущаю и испытываю ужас, когда меня называют по имени-отчеству молодые артисты или водитель на съемках. Вздрагиваю, когда он спрашивает: «Мария Григорьевна, во сколько вас забирать?»
Недавно встретила знакомого и удивилась, как он изменился с годами. Позвонила подруге:
— Ты понимаешь, что мы очень взрослые?
— В смысле? У тебя опять какая-то идея фикс?
— Понимаешь, у нас нет ощущения, что стареем, потому что встречаемся через день.
— Да нормально ты выглядишь, успокойся!
— Я не в этом смысле! Мы не замечаем, как летит время!
Если бы вы знали, как мы себя ведем, когда собираемся вместе! Как громко разговариваем и хохочем! Люди в ресторанах даже отсаживаются. Нет в нас никакой взрослости. Внутренне я такая же пацанка, как в юности. Хотелось бы подольше не терять это состояние души.
— С такой-то энергией могли бы тоже стать продюсером!
— Я не создана руководить. Не умею говорить нет, даже когда люди откровенно садятся на шею. В лучшем случае могу обсудить проблему с подругой, пожаловаться, да и то постфактум, оправдывая обидчика: «Ну что с этим поделаешь? У него своя правда».
Если режиссер на чем-то настаивает, а я не согласна, конечно, выскажу свою точку зрения, но сделаю так, как он считает правильным. Потому что я на работе. Так и говорю. Некоторых коллег эта фраза «Я здесь на работе» почему-то оскорбляет: «Ах, ты здесь на работе! А мы чем занимаемся, по-твоему?!»
Еще одна серьезная психологическая проблема — постоянный страх за близких, просто на животном уровне. До рождения Вани я ничего не боялась. Прыгала с большой высоты, ныряла, садилась за штурвал легкомоторного самолета. Сейчас на такое неспособна. Немного успокоилась только во время пандемии, потому что все близкие дома, под замком и моими крыльями. Я охраняла их как большая хищная птица.
— Ваня растет, и в какой-то момент его придется отпустить.
— Придется. Но пока я об этом не задумываюсь. Хотя внушаю, как мантры, какие-то вещи по поводу наркотиков, жестокости, чтобы не наделал глупостей. «Да я все понял, мам!» — отвечает сын.
С наркотиками его просто зазомбировала. Знаете, как запугиваю? Привыкание происходит с первого же раза! Стоит попробовать, и это неминуемо закончится трагедией! Недавно стала работать в обратном направлении. Подумала, что от моих назиданий у ребенка разовьется психоз.
На самоизоляции мы с Ваньком достигли необыкновенного взаимопонимания. Он говорит моими фразами, понимает с полуслова, и я это очень ценю.
Надеюсь, в октябре все-таки съездим с ним в Швейцарию — это мой подарок сыну на день рождения. Двадцать второго августа Ваньку исполнилось девять. Я не дарю ему всякую ерунду вроде вещей и гаджетов, дарю впечатления. Заранее подобрала поездку с интересной программой — посещением шоколадной и сырной фабрик, самого крупного в Европе музея транспорта, но тур пришлось отложить.
Надежда — мощнейший стимул и духовный инструмент. Почему людям было так тяжело в период пандемии? Их пугала неопределенность, отсутствие перспективы. Артисты тоже были в растерянности. Мы не особенно можем работать «на удаленке». Некоторые пытались снимать ролики и даже сериалы, но в большинстве своем они получались не слишком удачными, надуманными. И когда наконец начались съемки, все немножко выдохнули.
Меня, правда, пугает перспектива дистанционного обучения сына, которое, вопреки заверениям чиновников, в случае новой вспышки вируса могут ввести в любой момент. Я против такой формы занятий — родителям придется часами сидеть с ребенком и быть его педагогом. Он не сможет сам заниматься онлайн, особенно маленький. К тому же не во всех семьях есть хорошая техника и связь. Да и вообще человеческое общение ничто не заменит.
Ваня обожает свою учительницу, на уроках для нее старается. В скайпе это невозможно. Она его спрашивает, а отвечают одновременно пять человек, и Ванек сразу гаснет. Понимает, что упустил ее внимание, и расстраивается. Я подбадриваю: «Эй, не кисни! Тяни руку, проявляй активность!» А он стесняется, его же учили не перебивать других, не кричать. Какой-то педагог однажды сказал нам: «Родители, вас слышно лучше, чем детей! Прекращайте шуметь!» А мы же все болеем за своих...
В этот сложный период у многих произошла переоценка ценностей, и я пришла к выводу, что надо менять свою жизнь. Не тратить время и деньги на ерунду, баловство. У меня, например, был период увлечения пафосными ресторанами. Хотя я понимала, что в любой деревне где-нибудь в Греции или Испании накормят не хуже, а может, и лучше.
Мы с подругами не любим жить в отелях. Обычно снимаем в складчину домик — чем дальше от цивилизации, тем лучше. В приморских деревнях, как правило, шикарные рыбные ресторанчики прямо на берегу, в которых готовят из того, что только что выловили рыбаки. Хозяева звонят утром: «У нас сегодня камбала, сибас. Что хотите на ужин?» Однажды в Греции замерзли вечером и попросили пледы. Нам принесли рыбацкие свитера, пледов у них нет! Это потрясающе.
Так вот, в какой-нибудь деревне Плакиас рыба все равно круче, но я зачем-то платила за нее в центре Москвы в десять раз дороже — просто за то, что ее красиво подавали в роскошном ресторане. Во время самоизоляции вспомнила, что такое вкусная простая еда, и с эстетством решила заканчивать.
Высокая кухня — это, конечно, прекрасно. Я ее оценила во Франции. В прошлом году праздновала день рождения в мишленовском ресторане в Каннах и отведала самые изысканные блюда. Впечатление было настолько сильным, что по возвращении в Москву удовольствие захотелось повторить. А чем еще можно себя порадовать, когда у тебя вал работы, а всякие женские штучки ты не любишь, как не ужином в модном ресторане с друзьями? Но я этим слишком увлеклась.
— Работы много?
— Я опять в состоянии цейтнота. Глаз пока ведет себя хорошо, но подозреваю, что может снова задергаться.
Наверное, человек должен стремиться к гармонии — не только работать, но и отдыхать. И не в том режиме, в каком я раньше работала и отдыхала! Какое было бы счастье, если бы удалось найти золотую середину! Только возможно ли это?..
Подпишись на наш канал в Telegram