Дедушка брал в руки гитару и пел. Вечера были невероятные! Друзья часто просили: «Катя, включи магнитофон! Запиши!» А я все откладывала. Казалось, еще успею. Теперь об этом очень жалею...
— Екатерина, вашему знаменитому деду — Сергею Владимировичу Образцову — в этом году исполнилось бы сто двадцать лет. Почему о нем необходимо рассказывать, как вы считаете?
— Человек жив, пока жива память о нем... Образцова хорошо помнят среднее и старшее поколения, знает и младшее — и в этом его собственная заслуга. Театр, который он создал в Москве девяносто лет назад, по-прежнему современен и любим публикой. До сих пор спектакли идут при полных залах. В том числе и те, которые поставил сам Сергей Владимирович: легендарный «Необыкновенный концерт», «Божественная комедия», «Волшебная лампа Аладдина», «Хитрый Ежик», «Кот в сапогах», «Наша Чукоккала».
Говорят: «Образцов — кукольник» — и это, конечно, так. Но его личность мощнее, чем может представляться обывателю на первый взгляд. Корней Чуковский написал о нем очень точно: «Это человек феноменального вкуса, изумительных творческих сил и, главное, единственный. Во всем мире нет другого Образцова. Он сам изобрел свою профессию, сам создал целую отрасль искусства, и его куклы, по-моему, талантливее многих живых артистов».
После Сергея Владимировича остались великолепные книги, переведенные на многие языки мира. Он писал и об искусстве, и о профессии, и об истории мирового театра, и даже о городах. Например первый раз оказавшись в британской столице, я ходила по улицам с его книгой в руках «О том, что я увидел, узнал и понял во время двух поездок в Лондон». К слову, оформление полностью дедушкино — и фотографии, и рисунки.
Как-то пришла к Тауэру. Читаю, что в Средние века высокопоставленных узников тюрьмы ночами выводили по подземному ходу в город, в пабы.
Подхожу к стражнику и спрашиваю:
— Скажите, а где тут подземный ход?
Он подозрительно:
— А откуда вы об этом знаете?!
— В книжке прочитала...
— Там теперь правительственная стоянка, проход запрещен. И вообще об этом мало кому известно!
Еще одна книга Сергея Образцова — «Театр китайского народа» — тоже уникальная. Первая в мире на эту тему.
Остались и дедушкины фильмы-спектакли, и его потрясающие документальные фильмы. «Кому он нужен, этот Васька?» не устарел и сегодня. Пятидесятиминутную картину «Кинокамера обвиняет» старшее поколение вспомнит сразу, стоит услышать название. Премьера состоялась в кинотеатре «Россия», люди валили валом. В фильме рассказывается о жителях тех стран, в которых Сергей Владимирович побывал на гастролях со своим кукольным театром. Его же голос звучит за кадром: «Упал дом, погиб один человек. А если этот человек — ваш сын, брат, ваш муж?»
До мурашек пробирает, верно? И дальше — о голодающих в Индии, о том, как несправедливо роздано людям счастье.
Сергей Владимирович великолепно разбирался в живописи, прекрасно рисовал. У него был абсолютный вкус. Однажды на блошинке приобрел картину, которая оказалась кисти Себастьяна Бурдона — любимого художника кардинала Мазарини. Теперь это полотно в Пушкинском музее. Еще одна находка дедушки — старый стол, который изначально казался абсолютно непригодным. С друзьями-художниками начали чистить и... наткнулись на новые слои: портреты офицеров наполеоновской армии!
Дедушка разбирался и в музыке, сам потрясающе пел романсы, знал их невероятное количество. Когда я училась в институте, у нас в доме часто собирались мои друзья. Все обожали, когда к нам присоединялся дедушка. Он брал в руки гитару и пел. И мама моя, Наталия Сергеевна Образцова, актриса театра кукол, тоже прекрасно пела. Вечера были невероятные! Друзья часто просили: «Катя, включи магнитофон! Запиши!» А я все откладывала. Казалось, дедушка и мама будут вечно, еще успею. Теперь об этом очень жалею...
Притом что дедушка был человеком творческим, он не отстранялся от того, что происходило в стране, живо на все реагировал. Известный факт: только он и Юткевич подписали письмо в защиту Мейерхольда. Я была свидетелем многих его телефонных разговоров, в которых Сергей Владимирович весьма бурно реагировал на настойчивые просьбы сделать что-то против совести: «Что? Написать статью о дискриминации негров в Америке? Не буду. У нас тоже существует дискриминация! Не негров — евреев. Вот не будет этого явления, тогда и о неграх поговорим».
Во время кампании против Солженицына тоже к нему обратились. Он остроумно заметил:
— Как я могу подписать, если не читал его книг? Принесите, прочитаю и немедленно подпишу!
— Как же мы вам принесем, если сочинения писателя запрещены?
— А как же я выскажусь против, если не читал?!
Или еще случай. Однажды к нему как к руководителю театра обратились свыше по поводу «неприлично» большого количества евреев в оркестре. Дескать, «фамилий неприятных слишком много. Увольте». «Хорошо», — сказал дед и составил список, в котором первой на увольнение стояла его собственная фамилия. На этом история закончилась.
— Ощущаете себя продолжателем династии?
— Благодарна своей семье за то, что мне позволили прожить собственную жизнь, без приставки «внучка». Я окончила театральный институт имени Щукина по специальности режиссер-постановщик. Дедушка сразу сказал: «Катя, я не могу тебя взять к себе в театр. Там будет нечего делать, ничему не научишься. Мы ставим один спектакль в год!» Новые постановки тогда готовили очень подробно. Теперь тоже, но все же современные нормы — три премьеры.
— Вам пришлось пробиваться через предвзятое отношение «А-а-а... Образцова... Ну все понятно»?
— Как-то еще студенткой выступала в Доме актера. Попросила объявить меня как Артемьеву, решив «спрятаться» за папиной фамилией. Вышла на сцену, а из зала послышалось: «Это же Катька Образцова!»
Поняла: никуда не деться, конечно, меня знают как внучку Сергея Владимировича. Ну и что? Я всегда шла своей собственной дорогой. Прежде чем стать режиссером Центрального театра кукол имени Образцова, успела поработать и актрисой в театре «Сфера», и на «Союзмультфильме», где сделала порядка десятка анимационных фильмов, ставила антрепризные спектакли. С замечательным артистом и другом Виталием Соломиным мы объездили всю страну.
— Екатерина, как проходило ваше общение, когда были маленькой? Можно сказать, что вы росли у деда на коленях?
— Ни в коем случае! Мы всегда жили в разных квартирах. И дедушка все время был страшно занят! Чтобы было понятно, в какой атмосфере я росла, расскажу историю семьи. Мамина мама умерла при родах. Только представьте: конец двадцатых, время само по себе крайне тяжелое, а двадцатисемилетний мужчина остается с двумя детьми на руках... Со своей первой женой, моей бабушкой, он познакомился в летнем детском лагере «Улей». Оба были педагогами. Быстро поженились.
Маме исполнилось три года, а ее брату — девять лет, когда дедушка женился во второй раз. Ольга Александровна оказалась прекрасной женщиной, но она не была нам бабушкой. Они прожили с Сергеем Владимировичем долгие годы, при этом он настолько любил первую жену, что всю жизнь хранил ее портрет. Огромная фотография моей бабушки висела на внутренней стороне дверцы секретера в его кабинете. Не знаю, была ли Ольга Александровна в курсе.
Когда мы с мамой совершили обмен, поселившись неподалеку от дедушки, он иногда заходил к нам ужинать. И начиналось:
— Кать! Сегодня утром Наталочка (так он звал мою маму) уверяла, что любит меня больше, чем тебя.
— Ой, дедушка! Мама рассказала мне! Говорит: «Скажу это папе. Хотя, конечно, я тебя, Катюша, люблю больше!»
Сейчас понимаю, что и сама никого в жизни не любила так сильно, как маму... Мы с дедушкой шутливо препирались, пока у мамы не начиналась истерика:
— Оба замолчите, отстаньте уже от меня!
Тогда дедушка спрашивал:
— Наталочка, а у нас есть утешительная?
И мама наливала ему стопку. Никогда, кстати, не видела дедушку нетрезвым, хотя он и выпивал за столом, предпочитая водку в небольшом количестве.
— Сергей Владимирович любил рассказывать о себе?
— Нет. Он постоянно смотрел в будущее и повторял: «Старый человек — это тот, кто лежит на диване и вспоминает прошлое. Молодой тоже лежит, но мечтает о будущем». Когда его спрашивали, чувствует ли он возраст, дед отвечал: «Нет, только лень тапочки доставать по утрам из-под кровати».
Иногда пересматриваю его знаменитый сольный концерт в «Останкино», ему тогда было восемьдесят, и поражаюсь: четыре часа человек не уходит со сцены и держит зал! И весь концерт люди передают на сцену записки. Дед играет номера и отвечает на вопросы зрителей. Кажется, будто и не устал совсем. Непостижимо! Это меня мотивирует. Только захочется прилечь, пожаловаться на плохое самочувствие, как вспоминаю дедушку и встаю — иду работать.
Я всегда понимала масштаб личности Образцова. При этом росла с ощущением, что неловко быть его внучкой. Единственный раз в жизни козырнула фамилией. Еще маленькой девочкой, качаясь на качелях во дворе, ляпнула, просто чтобы отстали мальчишки. Они мешали, задирались и вывели меня из себя. Я громко и четко сказала: «Знаете, кто я?»
За этот поступок мне стыдно до сих пор. Больше себе такого не позволяла. От дедушки, кстати, мне достались прямота и любовь к правде. Еще со школы привыкла бороться за справедливость. Легко могла сказать учителю: «Вы не имеете права!» Мама говорила: «Ну Катенька, разве так можно?»
— Дед вас баловал? Из зарубежных гастролей привозил подарки?
— Привозил, и он и мама тоже. Однажды были вместе на гастролях и купили мне красивое кольцо с хризопразом, камнем, приносящим счастье актерам. Часто дедушка дарил вещи, поскольку они были в страшном дефиците. Запомнился потрясающий темно-синий комбинезон из водоотталкивающей ткани. В нем можно было валяться в снегу сколько хочешь, а это для маленькой девчонки, конечно же, невероятное счастье.
— Насколько ваша семья благодаря Сергею Владимировичу была обеспеченной?
— Мы жили как все. Мама занимала деньги от зарплаты до зарплаты... Хотя материально дедушка ей помогал, особенно после того, как они с папой развелись. В советские годы все же были на окладах, которые в творческой среде небольшие. Притом что мама, ведущая актриса, играла много главных ролей. До сих пор зрители старшего поколения помнят ее Шахерезаду Степанну и фразу «Я готова». При этом она была скромнейшим человеком, ее обожала вся труппа.
Наталия Сергеевна не носила гордо звание дочери Образцова, не кичилась своим «как бы» особенным положением. Да его и не было. На гастролях жила в номере не одна, а с кем-то из актрис, работала с полной отдачей, как и остальные. Чтобы освободить своего вечно занятого отца, ходила по разным инстанциям и просила за коллег: кому квартиру пробить, кому городской телефон, кому путевку в санаторий.
Как-то мама собралась навестить своего дедушку, академика Владимира Николаевича Образцова, в подмосковном санатории и спросила, можно ли воспользоваться его служебной машиной. В ответ услышала от отца: «Наталочка, разве автобусы больше не ходят?» Сам он пользовался служебной «Волгой», только если ехал в министерство или по каким-то другим рабочим делам. В остальное время — на собственной машине.
Мама очень жалела Сергея Владимировича и всячески старалась облегчить ему жизнь. Чистила голубятню, которую держал дед, кормила его крокодильчиков. Мамино отношение к деду можно охарактеризовать одним словом — преданность. Дедушка советовался с мамой по многим творческим вопросам, они вообще буквально жили друг другом. С сыном Сергей Владимирович тоже был близок. Алексей по профессии архитектор, помогал отцу в оформлении пространства театра и книг Образцова.
— Вне работы каким было ваше общение с дедом?
— Поскольку он был человеком занятым, общение с семьей строил определенным образом. Объезжал всех нас раз в месяц. В этот особенный день мама поручала мне протирать пыль на пианино: «Катя, едет дедушка, надо прибраться».
Он навещал нас с мамой, семью своего брата, затем моего дядю со второй женой и сыном, первую дядину жену с новым мужем. Этими высокими отношениями дедушка очень гордился и радовался: «Развелись и все дружат!»
Отношения и правда были замечательными. В том числе у моих родителей после расставания. С папой, Михаилом Васильевичем Артемьевым, главным художником кукольного театра на Спартаковской, мы виделись чуть ли не каждый день.
Так вот, дедушка объезжал всю родню с визитами, а потом мы обедали в какой-то одной семье, где уже ждали накрытые столы. Разговаривали, пели...
Когда я была маленькой, боялась ночевать дома одна. Дед это знал и подшучивал надо мной:
— Катя, я сегодня ужасно спал. Приходила барабашка.
— И какая она?!
— Страшненькая. В очках.
Описывал так, что мы оба начинали хохотать.
— Екатерина, интересно, давал ли вам дедушка советы, которым вы следуете и сегодня?
— Каждый день он говорил что-то важное. Только это были не советы. Он их не раздавал. И нотаций не читал. Не влезал в мою личную жизнь. Просто о чем-то размышлял, реагировал, я не старалась специально запомнить, но его слова были настолько точны, а мысли мудры, что врезались в память.
Например вспомнила сейчас, как однажды зашла к дедушке — я тогда работала на «Союзмультфильме». Он заметил, что я не в духе, и сказал: «Катя, запомни, самое неинтеллигентное — это показывать другим, какое у тебя настроение».
Я проанализировала его слова и поняла: а ведь он сам никогда не показывал того, что творилось на душе. Мог быть задумчивым и тогда накручивал волосы на палец, или рассеянным, или погруженным в мысли, но понять, тревожит ли его что-то в данный момент, было невозможно.
Когда училась в институте, как-то пожаловалась:
— Дедушка, я так устала! Скорее бы каникулы!
— От чего тебе отдыхать, Катя?
Мне стало стыдно... Ведь он сам первый раз отдохнул так, чтобы ничего не делать, лет в восемьдесят! Поехал в Крым, целыми днями плавал, нырял — и ему понравилось! Помню, как хвастался загаром. До этого он просто не умел останавливаться! Приезжал на дачу и не в саду сидел, а писал книги или стриг траву привезенной из-за границы диковинной газонокосилкой. Любил похвастаться ею перед гостями. Вообще любил, когда в доме собирались друзья. На го?ре жене и моей маме исполнял любимый трюк с голубями. При гостях мерил температуру: «Видите — 36,6». Поднимался на голубятню, спускался — уже 39! Мама с Ольгой Александровной наперебой кричали: «Папа! Сережа! Прекрати! Перестань!»
У деда была сильная аллергия на птиц, но эффект ему нравился, поэтому и рисковал. Мальчишка!
Если бы он сидел сейчас за этим столом в пустой комнате, то увлеченно рассматривал бы рисунок столешницы и думал, почему здесь такой узор и как выпилено дерево. Ему никогда не было скучно. Вещи он делил на нужные и необходимые. Первые — нож, вилка, телефон. Вторые — для души. Он много чего собирал, в том числе «игровые автоматы» — шарманки с движущимися фигурками. Их можно увидеть в его музее-квартире.
— Правда, что другом Образцова был Чарли Чаплин?
— Они были хорошо знакомы. Дедушка выступал с сольными концертами по всему миру. Его многие знали. Первым в Москву привез сиамских кошек и... Ива Монтана, он прилетал к нам с женой, актрисой Симоной Синьоре. А еще познакомился с Джульеттой Мазиной во время ее визита в Москву в 1959 году. Когда актрису спросили:
— Что вам больше всего понравилось в Москве? — Джульетта ответила:
На девяностолетие дедушки собралось огромное число гостей. Люди ехали в Москву из разных стран и городов, а его накануне с диабетической комой увезли в больницу. Мы с мамой накрыли стол в дедушкиной квартире в Глинищевском переулке, встречали людей. И вдруг телефонный звонок — дедушка: «Как я вам завидую! Едите, уже, наверное, рюмочки подняли».
К аппарату выстроилась очередь. Индианка, японка, англичанка — буквально все сияли от счастья, слыша голос Сергея Владимировича. Жив! Его, видимо, привели в чувство и понимая ситуацию, разрешили звонить.
Мы долго сидели за столом, говорили о дедушке, а потом помню, как Хироко-сан, дедушкина переводчица, с другими женщинами мыла после вечера посуду, засучив рукава кимоно. Это было очень трогательно!
— В пору моего детства Сергея Образцова часто показывали по телевизору. А ведь он возглавлял не самый популярный театр столицы? Или я ошибаюсь?
— Театр кукол был очень популярен, все спектакли шли с аншлагами. До начала семидесятых помещение было на «Маяковке», на Триумфальной площади, по соседству с «Современником». Так вот, за билетами — и туда и туда — зрители стояли ночами. Писали на ладонях номерки. Куклы говорили правду, недаром же запрещали в свое время «Необыкновенный концерт». Помню, уже в этом здании, на Садовой-Самотечной, на премьерных показах «Таинственного гиппопотама» было полно взрослых. После одной сцены — с ленивцем — стоял гомерический хохот. Ленивец висел на ветке, а герой ему говорил:
— Висишь, Лёня?
— Висю...
— Ленишься?
— Ленюсь.
Это же было время застоя, эпоха правления Леонида Ильича...
Сейчас я готовлю проект, связанный с дедушкой. Открою вам секрет: актер Евгений Цыганов — мой брат. Его родная бабушка, тетя Софа, которую я обожала, двоюродная сестра Сергея Образцова. Выходит, мы с Женей — троюродные брат и сестра. Дедушка описал свой род в одной из книг — «По ступенькам памяти». Жили-были две сестры: Анна, мама дедушки, и Елена, мать тети Софы, — баронессы фон Ребиндер. Сироты из обедневшей дворянской семьи, воспитывавшиеся на так называемый шереметевский счет — пожертвования благотворителей.
Анна вышла за разночинца Владимира Николаевича Образцова, ставшего впоследствии академиком, именем которого названа одна из московских улиц. Елена же забеременела от небогатого татарина Абдулы, артиста, который, несмотря на безумную любовь к девушке, отказался жениться — вера не позволяла. Елена пошла к священнику посоветоваться как быть. Тот отправил ее в архивы изучить родословную и, возможно, найти кого-то из мусульман. И она нашла хана Мансура, который бежал на Русь и принял православие. Вот это — предки Цыганова. Его отец — один из сыновей тети Софы. Нам с Женей интересно сделать совместный проект, посвященный истории рода. Конечно же театральный.
— Сергей Владимирович прожил девяносто лет. Ясный ум и бодрость он сохранил до конца?
— Да. Посмотрите последнее интервью деда, которого он очень ждал, но не успел увидеть. Оно вышло на следующий день после смерти дедушки, в мае 1992-го. Там был такой вопрос:
— Вы жили в сложные времена. Родились в царской России, помните революцию, войны. Какое время считаете самым тяжелым?
— Настоящее. Не представляю, как мы будем жить теперь все отдельно друг от друга — мои друзья грузины, узбеки, армяне...
Он был мудрым человеком, прекрасно понимал реальность и принимал ее. Когда в Грузии коллеги-актеры буквально голодали, весь наш театр собирал продукты и переправлял в Тбилиси. Гречку, тушенку... Так же слали посылки после землетрясения в Ташкенте.
— Если была б возможность, о чем спросили бы деда?
— Количество вопросов — огромное! Казалось: еще спрошу, еще поговорим... И вот уже нет никого — ни дедушки, ни мамы. Но вот что интересно: практически по любому поводу я приблизительно понимаю его ответ. Многие его прогнозы оказались точны.
В своей книге «Эстафета искусств» он пишет о том, каким будет театр XXI века: «Театра не будет. А что? Зрелище!» Действительно, сегодня зрители хотят именно зрелища, психологический театр стал уделом избранных.
— Сергей Владимирович жил в трудное время. Как вам кажется, он был счастлив?
— Знаете, как он понимал счастье? Если вы пройдетесь по этапам собственной жизни, поймете, что он прав: «Счастье — это быть нужным. Почему мать невесты плачет на свадьбе дочери, уткнувшись лицом в оливье? Потому что боится быть теперь ненужной...» Сергей Владимирович безусловно был счастливым человеком. Он всем был и остается нужен.
Подпишись на наш канал в Telegram