Мой персонаж Кат в сериале «Шерлок в России» — лютый фанатик и маньяк, ставший таким из-за отношений с отцом. Готовясь к роли, я невольно вспоминал батю, все детство стоявшего надо мной с армейским ремнем. Казалось бы, что за провинность — украсть яблоко или кусок шифера, сбежать из школы — глупость ведь какая-то, но с меня за это спрашивали серьезно. И когда вырос, все равно жил с ощущением, что за любой кипеш придется отвечать. А роль Ката — это же легальное хулиганство, которое совершил первый раз в жизни!
— Первый месяц мы тусовались на одном кураже, потом в разговоре вдруг промелькнуло слово «няня». До этого моя девушка не упоминала про своих детей. «Круто!» — удивился я. Но очень здорово вошел в их компашку: одному ребенку тогда было четыре, второму — три, уже вполне сознательные человечки, многое подмечают, задают вопросы неудобные: «А где папа? И что это за Женя?» Оказалось — классно любить женщину, у которой дети! В какой-то момент приходишь к тому, что неважно, чьи они: можно своего плохо воспитать и прекрасно — чужого.
Ведь так сложилось, что к двадцати годам я уже приобрел огромный опыт в воспитании детей: в моей семье кроме родного брата было восемь неродных ребятишек...
— Очень интересно! И как же ваши родители на такое решились?
— Это было сложно. Ни я, ни брат, ни папа не были готовы — только мама. Да и она не планировала их усыновлять. Просто наша семья участвовала в большом светлом проекте по воссоединению разрушенных семей. Мама работала в Дмитрове в реабилитационном центре для детей из неблагополучных семей — вела там рисование. Ездила из военного городка Рогачево, куда папу когда-то перевели по службе из Запорожья. Мама увидела в этом эксперименте хорошую возможность для нас с братом ходить в дмитровскую школу, жить в большом коттедже... Таких там была целая деревня, в каждом доме — пример здоровой семьи, в которую подселяют детей из детдомов и интернатов. Они имели право называть моих маму и папу как им угодно, сидели с нами за столом, участвовали в нашей жизни. А рядом — огромный реабилитационный центр, где у них по часам расписаны занятия. Приходили к нам и их биологические родители — дети всегда знали, что это их мама с папой. И это очень непросто: ребенок хочет подойти, прикоснуться, но ему не позволяют сложившиеся отношения. Воссоединение, конечно, дорогого стоит! Когда эти матери-дуры со слезами на глазах обнимают своих детей... За одиннадцать лет такой работы мы восстановили восемь семей, а всего через наш дом прошло семнадцать детей.
— А вы ревновали родителей к чужим детям?
— Первые года три у меня была дикая ревность! У самого переходный возраст — тринадцать лет, а еще на всю неделю уезжал в Москву в спортивный интернат ФШМ «Торпедо». Возвращался домой на выходные, а пространство изменилось — вещи не на месте, что-то уже поломалось. Здесь хозяйничают посторонние дети! После тяжелых тренировок было только одно желание: уткнуться в мамино плечо, получить немного любви. Но там уже кто-то висел, обнимал ее, дергал за юбку, требовал к себе внимания... И я этих детей готов был перекусать. Даже преступления придумывал, как усложнить их жизнь настолько, чтобы сами от нас сбежали... И с их стороны шла агрессия, ведь у меня все равно было то, чего лишили их: сытый, одетый, а еще чем-то недоволен!
Мама вела со мной откровенные разговоры: объяснила, зачем ей этот эксперимент как женщине и какой опыт он может дать мне как молодому мужчине... Первый ребенок, который меня зацепил, — Антошка. Мы его взяли очень маленьким — в три года он толком звуков не выдавал, дети из дома малютки все с отставанием в развитии. И я увлекся: купал, гулял, читал ему книжки перед сном. Его обаяния хватило, чтобы перебить мою ревность, — Антоха меня размял. И лет с пятнадцати я уже стал помогать маме с остальными. В результате к девятнадцати годам научился ладить с любыми детьми — хоть грудного возраста, хоть буйного переходного. Как-то мама призналась, что очень хотела дочку, а папа не хотел, и она была согласна даже на не свою... Все девочки, которые у нас жили, — восхитительные. Мама с упоением заплетала им косички, готовила, шила, вязала. Это наполняло наш дом чистой, светлой, дребезжащей женской энергией.
— Как чувствовал себя папа в такой сложносочиненной семье?
— Уже через пять лет он сильно от всего устал. Начал орать и злиться на схему, которая только выглядела идеально, а в реальности мы не получали финансовой поддержки от государства: на каникулы даже в лагерь детей не могли отправить, они все время находились с нами. Родители должны были решать, что с ними делать, когда хотелось самим хоть немного отдохнуть. Ребята стали обузой. Последующие пять лет шло разрушение нашей семьи. Я в тот период отделился: был занят спортивной карьерой в Москве, а у младшего брата Артема все происходило на глазах, отчего он впал в депрессию. Неблагополучные дети тоже попали в тяжелые обстоятельства: надо было скрывать от них, что «идеальная семья» на грани краха. Три года назад отец просто плюнул на все и съехал, а мама еще год тянула эту лямку — она фанатик своего дела. Но и одна мама уже не могла подавать тот самый пример... Да и дети все выросли — ее миссия была выполнена.
Я чисто по-мужски не разделял, что батя ушел из семьи, — с детства привык маму защищать. Даже на отца лез с кулаками, когда он с друзьями зависал, а мама ждала его дома. При этом батя был авторитарным. Пока уходил на службу в военном городке, я успевал насуетить дел: разбить стекло, обстрелять снежками фуру дальнобойщика, однажды вместе с братом чуть не утоп в пруду... Получал по заслугам армейским ремешком с бляхой. Надо мной еще долго по жизни нависала эта фигура бати с ремешком...
Даже когда влюбился впервые, повел себя из-за него по-идиотски. Рита училась в колледже в вечернюю смену, однажды я предложил проводить ее после занятий. При этом сам должен был после девяти быть дома, а в одиннадцать — в кровати. И мне так сложно было подойти к отцу с этой просьбой... А когда решился, услышал в ответ: «Зачем тебе это?» — и не смог в своем молодом сознании найти аргументов, почему хочу проводить девушку. А надо было просто сказать: «В смысле зачем, пап? У меня выросли на лобке волосы, я уже взрослый мужик!» Але, почему я вообще должен это объяснять? Но был таким лохом, что позвонил Рите: «Прости, меня папа не отпускает». Рита отнеслась с пониманием, но сам я себя не простил. И это было не проходным увлечением: мы встречались пять лет, расстались только когда я поступил в институт в Москве. Оба решили не связывать себя отношениями на расстоянии, но дружим до сих пор.
Вообще, батя воспитал во мне обалденное отношение к женщине, потому что сам поступал с мамой мразотно: я ни разу не видел подаренных ей цветов, восторженных взглядов, улыбок, приятных неожиданностей... Нас окружала банальная хрень, от которой мама грустила. Мне всегда хотелось вести себя ровно противоположно — я с девушками невероятно обходителен, тактичен, мягок... Только недавно стал общаться с отцом на равных, не позволяя ему давить авторитетом, который он двадцать лет в меня вколачивал. Сейчас за чаем порой задаю ему самые неудобные вопросы, а он на них отвечает. И это не переходит в агрессию — я перестал испытывать страх перед батей.
— Но вы все же рано стали самостоятельным — сначала спортивный интернат, потом академия физкультуры. Мечтали стать известным футболистом?
— Ни о чем таком не мечтал. Футбол позволял покидать скучный военный городок, а после подмосковного турнира на меня обратили внимание московские селекционеры и пригласили в спортивный интернат «Торпедо». Для родителей это был шок, а для меня что-то грандиозное! Но на учебу я тогда забил — один футбол был на уме. Мама поняла, что теряю школу, поэтому в седьмом классе меня забрали домой и я по три часа на перекладных ежедневно катался на тренировки.
Мечтал поступать в академию МЧС, чтобы спасать людей. Мама с папой же заядлые туристы: мы в походы ходили, по лесам, по переправам лазили, узлы вязали... В 2010 году поднялся на Эльбрус в составе экспедиции, и на спуске параллельно шли с командой МЧС, которая туристическую группу итальянцев сопровождала. Я был так поражен этими ребятами, что загорелся сдать экзамены в академию МЧС. Полгода хожу по врачам, сдаю в военкомат пакет документов и жду месяц, два, но писем из академии не приходит... Звоню в военкомат, а в ответ слышу: «Извините, завозились и не успели отправить ваши бумаги». И теперь мне надо принять молниеносное решение — либо ждать еще год, либо поступать в институт физкультуры, поскольку полжизни занимаюсь футболом.
В Московскую академию физической культуры в Малаховке взяли бесплатно и дали общежитие. Там я понял, что помимо футбола есть еще огромное количество видов спорта. Целый мир, целая академия — невероятно! Один из новых друзей, Ванька Селезнев, посоветовал: «Брат, не трать время, получи тренерскую лицензию, чтобы начать зарабатывать». Родители помогли с оплатой за курсы Калашникова, и я учился, пока пацаны тусовались. Зато с моей лицензией смог устроиться в самый престижный спортклуб России!
Все там сначала меня шокировало: дорогущие машины, люди с охраной, которая их спортивные сумки носит. Дорогие часы, одежда — помпезность. Но уже через несколько лет перестал восторгаться. Мои клиенты в процессе тренировок много говорили о себе: доверяли что-то личное. И я вдруг понял, что у этих людей такие же проблемы, как у меня: непонимание с женой, кто-то обманул, какая-то несправедливость произошла... Подумал: «Стоп, а зачем тогда ворочать всеми этими миллионами, если ты все равно задаешься теми же вопросами, что и любой бедный студент?» Эта мысль мне очень понравилась.
— Наверное, среди клиентов были и актеры? Кто-то же подвиг вас поменять профессию?
— В творческую элиту я вошел благодаря другу Кирюхе Батиште, музыканту группы «Банд’Эрос». Он у меня тренировался и знакомил потихоньку со своей компанией. Сам Кира, кроме того что певец, какое-то время учился в Школе драмы Германа Сидакова. На одной вечеринке вдруг говорит: «Слушай, а чего ты в зале? Поступай тоже к Сидакову!» Ночь, странные состояния и откровения...
На тот момент я был очень успешным тренером: за пять лет наработал клиентскую базу, которая позволяла стабильно зарабатывать большие деньги. При этом не платил за квартиру, у меня не было ни одного кредита — просто кайфовал! В нашей комнате в общаге все время шла движуха: хотим — устраиваем вечеринку для студентов, а хотим — в ресторан едем или за одеждой. Я спонсирую! Но мне вдруг стало тоскливо: устал быть в системе, где просто потрошат чужие кошельки. И кому нужны красные дипломы физкультурных вузов, если моя девушка, окончившая академию на год раньше, не смогла устроиться в тот же клуб, где я работал с первого курса? Хотя занималась самым красивым видом спорта для женщины — художественной гимнастикой. Грация, баланс, гибкость — на спортсменок невероятно интересно смотреть! Разве не повод, чтобы взять в спортклуб? А еще и красный диплом... И я думал: «Зачем мне тогда этот диплом?» Не доучился каких-то полгода, хотя родители орали: «Женя, ты полнейший идиот, получи корочку!» Но я пошел против них и против системы — ва-банк.
Зайдя в школу Германа Сидакова, понял, что, возможно, ошибся: там стояли люди с кипами бумаг — перечитывали Шекспира, Достоевского цитировали. А я не готовился — только импульс чувствовал. Кирилл Батишта здесь в прошлый раз недоучился и решил: «Может, с тобой опять на курс поступить?» Приперлись вместе — очень комичные персонажи: невысокий и каланча. Я воспользовался своим умением — в любой ситуации быть предельно открытым. Сел перед комиссией и стал нести ахинею:
— Герман Петрович, я пока ждал в очереди, наблюдал, как к вам заходят ребята, — у всех мандраж, бледные лица. Сам отказываюсь себя так ощущать, честное слово! Меня Батишта сюда притащил, так что я не готов, но могу с телефона вам что-то почитать.
Повисла пауза. Сидаков усмехнулся:
— Хамство какое-то. Но... впервые так поступаю: пропускаю во второй тур. Иди готовься, спрашивать буду строго.
Что-то у меня в голове щелкнуло, и тут уже я подготовился. А третий тур — сценическое движение, я оказался в своей стихии: «Ребята, вы с вашим Шекспиром посидите в сторонке, теперь я тут первый!» Влюбил в себя преподавателя Аиду Феликсовну. И меня взяли.
На курсе были одни музыканты и ведущие: Надя Игошина (певица Ангина), Машка Ивакова, Света Светикова, Кирюха Батишта... Оказалось, все гениальные актеры! А для меня — все в новинку: обнимать людей, стоять и смотреть друг на друга, лежать лбом на полу, представляя контакт с любимым человеком... Помню, в этот момент вдруг услышал голос Батишты: «Жень, все, конечно, охренительно, но как это дерьмо поможет в жизни зарабатывать?» Да и у меня возник вопрос: чем за квартиру платить? Из зала я вскоре ушел, учился почти круглосуточно, с Юлей практически перестали видеться. А были с первого по пятый курс вместе — женщина, с которой я начал жить... Она, конечно, переживала: видела, что у меня новая жизнь, ревновала к девочкам-актрисам. Я пытался договориться: «Юль, просто перетерпи, пережди». Но однажды вечером вернулся домой, зашел в ванную и вдруг вижу: исчезли все ее тюбики и баночки. Мужская ванная выглядит очень скучно — одинокие щетка, паста и бритва... Только тогда понял, что Юлька собралась и уехала.
— Но все-таки потом встретили новую любовь?
— Да, и эта женщина подарила мне невероятный опыт. Как я уже сказал, у нее было двое детей, их биологический отец, старше меня на двенадцать лет, делал все, чтобы удалить меня из семьи. Он звонил, угрожал, потому что я просто находился рядом с его детьми. Я предлагал приехать и обсудить все за круглым столом. Но дипломатии не получилось...
Меня ждала группа людей у подъезда. Повалтузили прилично: пробили голову дубиной, травмировали колено. Я не потерял сознание, до последнего стоял. Во мне проснулась такая агрессия, что готов был идти против роты, душить всех — правда же на моей стороне! Хотя потом сложно было смотреть на ее детей: хотелось мстить их отцу — грязно. Но сдерживался: я же не паскуда — через них. Переполняло чувство ненависти, и не пугал его криминальный авторитет. Сколько раз предлагал встретиться в телефонном разговоре: «Ты же меня совсем не знаешь. Приезжай, пообщаемся, и станет ясно, что я дам твоим детям даже больше, чем ты, идиота кусок!» Но он за все пять лет так и не приехал. При этом незримо присутствовал между нами с любимой. И она металась меж двух огней: меня любила, а от него зависела финансово и морально, боялась, как бы не забрал детей.
Кроме того, ее бывший муж втягивал нас в свои криминальные проблемы: как-то закрыл вместе с детьми на даче, приставил охранников. За ним следили, и жизнь его близких оказалась под угрозой. Я лишь разводил руками и говорил ей: «Что за боевик? Тебе это нравится? По мне так мерзость тотальная — провороваться настолько, чтобы рисковать жизнью родных детей!» Наши отношения походили на остросюжетный сериал, где каждый персонаж проходит свои арки. Я вырос в этой ситуации невероятно — самые сильные свои качества прокачал. И в какой-то момент просто сделал выбор, перерос эти отношения.
Год после расставания прожил тяжелейший: не было ни жилья, ни театра, ни спортклуба, ни денег. Три месяца обитал в сидаковской школе! Тайно приходил туда — знал пароль от двери, ложился на мат, на котором когда-то учили сценический бой. Просыпался в той же одежде. Выбегал на рассвете как вор и добирался до первой кофейни, чтобы почувствовать себя человеком. В тот бездомный период было много переживаний, событий, наблюдений, которые я фиксировал в тетрадке, сидя ночью на бульваре. Или эти унизительные прятки в трубе на детской площадке, когда вдруг начинался ливень... Раньше поднимал большие деньги, а теперь перебираю мелочь на Гоголевском бульваре — и рубля не хватает, чтобы йогурт купить! Докатился! Мысли возникали: тот ли вообще выбрал путь?
— Но все-таки вы вскоре оказались на сцене «Гоголь-центра»...
— К концу третьего месяца скитаний случился разговор с Никитой Кукушкиным*.
— У нас в театре есть спектакль, и в него ищут мальчика. Хочешь? — спросил он. — Там на сцене будет восемнадцать человек — и все голые.
Моя первая реакция:
— Нет уж, браток!
Представлял, как гордо скажу родителям: «Мам, пап, я теперь в театре играю как настоящий актер!» И вот придут они на спектакль, а актер-то голый! С другой стороны, очень уж хотелось интегрировать себя в это здание.
Честно говоря, на показе перед Кириллом Серебренниковым я ставил только на фактуру — двухметровый конь с охренительным телом. И не прогадал. Через спектакль «Машина Мюллер» лишил себя сценической девственности. Но это далеко не та история, когда вечером у тебя первый секс и ты готовишься: бокальчики нальешь, свечки зажжешь, а скорее — грязный пьяный секс в подъезде. И в моей жизни столько женщин не было, сколько вагин я тогда увидел на сцене — сразу восемь, и все разные! В первый раз куражило невероятно, я падал на самые нижние этажи чакр. Ну это же невозможно, черт возьми! Вагина на твоей шее, по вагине в каждой руке, вагина перед глазами... И при этом не до возбуждения: на сцене вагина — это не вагина, бедро — не бедро, а задница — не задница. Там части тела наделяются самым разным смыслом. Идеальное у меня было театральное посвящение!
Уже пятый год сотрудничаю с «Гоголь-центром» — первым же спектаклем хорошо зарекомендовал себя перед Кириллом Семеновичем. Для меня каждое сказанное на ушко «Молодец, все делаешь правильно» — звоночек, который мотивировал. Приглашали в каждую следующую постановку: «Маленькие трагедии», «Outside», который мы показываем только за рубежом. Премьера состоялась во Франции прошлым летом, мы долго готовились. Потом подвела пандемия — не вылетели в Америку, Японию. Я в мире-то еще нигде не был, но знаю: он меня ждет. И на пробах в кино стало проще, когда в резюме появились «Гоголь-центр» и худрук Кирилл Серебренников.
— В кино спортивное прошлое наверняка помогает? Вас нередко зовут на роли спортсменов...
— Да, часто играю максимально близкие мне истории. Атмосфера в первом сериале «Молодежка» оказалась до боли знакомой: сам ездил вот так же на тренировки, спортивные сборы. После академии я практически к любому виду спорта готов, но для «Молодежки» пришлось все-таки подучиться кататься на коньках, по сюжету надо было по восемь часов проводить на льду. Спасибо большое продюсеру сериала Федору Бондарчуку: перед каждым сезоном запускал нас на месяц в тренировочный цикл вместе с профессиональными хоккеистами.
В фильме «Лев Яшин. Вратарь моей мечты» артистам из команды устроили трехмесячные тренировки с динамовской школой. А когда приехали в Крым на съемки, выяснилось, что в сценарии у нас не будет и полутора слов — я оказался в дорогой массовке. При этом вдруг осознал, что второй режиссер вообще в футболе не разбирается и мяч в кадре непонятно куда летит. Но мы понимали, что футбол в картине, по сути, никому не нужен.
На проекте «Вратарь Галактики» порадовало, что было много каскадерских трюков. Я предложил Джанику Файзиеву:
— Можно все буду делать сам?
Он ответил:
— Мне важно, чтобы ты завтра пришел на смену здоровым, а не в гипсе. Так что будем оценивать сложность каждого трюка.
В результате каскадер ни разу не выступал вместо меня. Это был невероятный кайф!
Сложно работать с хромакеем: держать в голове, где и кто из анимационных героев будет находиться в кадре, и играть с ними как с полноценными партнерами. Джаник перед каждой сценой рисовал в нашем пространстве то, что потом возникнет на экране. Мы садились в начале дня, пили кофе, и он нам показывал картинки. Я видел, как Евгений Миронов, играя с зеленой стенкой, напрягается. Артист с колоссальным опытом!
— А были роли сложные в психологическом плане?
— В вышедшем в 2020 году фильме «Бег» Андрея Загидуллина пришлось много личного из себя вынуть. Того, что давно похоронил и забыл. Входил в кадр, чтобы исповедаться перед партнером — Полиной Максимовой и через это освободиться... Будто под меня написали сценарий, чтобы проработал свою внутреннюю проблему. Такая актерская психотерапия.
Вообще, интересно наблюдать, как профессия метафизически пересекается с твоей жизнью. Мой персонаж Кат в сериале «Шерлок в России» — лютый фанатик и маньяк, ставший таким из-за отношений с отцом. Готовясь к роли, я невольно вспоминал батю, все детство стоявшего надо мной с армейским ремнем. Казалось бы, что за провинность — украсть яблоко или кусок шифера, сбежать из школы — глупость ведь какая-то, но с меня за это спрашивали серьезно. И когда вырос, все равно жил с ощущением, что за любой кипеш придется отвечать. А роль Ката — это же легальное хулиганство, которое совершил первый раз в жизни!
Моему персонажу дозволено все, даже «портить» женщину в церкви. Мне-то, Жене Романцову, даже помыслить о подобном дико. Но сам факт вседозволенности будоражит: на таком легальном вау-кураже можно многое отпустить — весь негатив, все обиды, всю ненависть. Это та самая лакмусовая бумажка, когда через профессию столько о себе узнаешь!
В конце января вышел фильм «Зоя» — про Зою Космодемьянскую. Тоже был интересный физический и психологический опыт. Лежишь в окопе — мороз, тебя снегом закидывает и уже хочется позвонить агенту: «Почему я уже два часа здесь дубею от холода?» А потом вдруг позволяешь себе приблизиться к тому состоянию, когда тридцать служивых товарищей в окопе замерзают. И понимаешь: подвиги совершают не от избыточного патриотизма, а из-за страха, что убьют тебя или твоих близких.
— В партнерш своих влюблялись? И вообще, хотели бы встречаться с актрисой?
— Когда мужчина и женщина играют любовь, между ними всегда возникает чувственная энергия. Но если честно, я на распутье... С одной стороны, нравятся девочки нашей профессии — яркие, открытые, импульсивные! При этом тебя так могут заткнуть за пояс, так обескуражить, потому что она актриса везде — в ванне, в постели, на площадке... И представляю серую офисную мышку, которую в пятницу пораньше отпускают, и можно вместе кино посмотреть, завернувшись в плед. Такие приятные вибрации, спокойные! Впрочем, думаю, в подобных отношениях мне быстро станет скучно.
Пока я просто пахарь, который готов много работать. В этих обстоятельствах у меня нет женщины, которой мог бы себя посвятить. Просто еще ее не разглядел. Наверное, мог бы быть с каждой, кто нравится, но от скуки, а не от желания прийти домой и вдохнуть женский запах. Может, во мне что-то изменится, когда появится ответственность за человека. Но и упустить время боюсь... Всегда представлял, что детей буду воспитывать молодым, а сейчас уже попадаю в когорту тридцатилетних. Кроме того, мне даже некуда женщину привести, чтобы сказать ей: «Хочу от тебя ребенка». Живу-то в съемной хате, пусть и с шикарным видом с двадцатого этажа. Одно знаю точно: я готовый отец. И неважно — своих детей или моей будущей девушки!
Подпишись на наш канал в Telegram