В судьбе Микаэла не было ничего случайного. Все его драмы, трагедии, удачи — это то, что он должен был пережить. И я верю, что наши судьбы просто обязаны были пересечься. По-другому и быть не могло...
— В детстве казалось, что со мной должно произойти нечто необыкновенное. Я всегда ждала ЭТОГО. И неслась сломя голову по жизни, будто знала куда. Пронеслась через школу, Гнесинский институт и попала во взрослую жизнь, где были работа в газете, муж и маленький ребенок...
К браку довольно скоро стала относиться как к неизбежному злу. И стремительно понеслась дальше...
В то утро я оказалась в Зале Чайковского. Накануне состоялась премьера «Музыкального приношения» Родиона Щедрина, и мне как музыкальному обозревателю дали задание: спросить у Микаэла Таривердиева, не согласится ли написать об этом в «Советскую культуру». Никаких предчувствий не было. Хотя именно в тот год вдруг появилось ощущение себя в невесомости, будто летишь, летишь, а внутри все натянуто так, что даже не ощущаешь этого напряжения.
— Вы знали в тот момент‚ кто такой Микаэл Таривердиев?
— Хотя в нашей семье (родители — университетские профессора) не было телевизора, кто такой композитор Таривердиев, я знала. Смотреть «Семнадцать мгновений весны» и «Иронию судьбы» мы специально ходили к друзьям.
После репетиции, улучив момент, подошла к Микаэлу Леоновичу. Он сказал: «Ладно. Статью напишу» и неожиданно протянул билет на свой концерт. Это был тот самый билет на тот самый рейс, который я ждала всю жизнь. Билет на полет в невесомости... У взрослых, кажется, это называется любовью. Но мы, несмотря на его солидный и мой не очень возраст, не были взрослыми и не знали тогда, что эта случайная встреча станет поворотной в нашей жизни...
А потом был фестиваль в Вильнюсе. Утром всех расселили в гостинице «Летува». Нашу делегацию везут на возложение венков к памятнику Ленину. Я спускаюсь по лестнице в холл, вдруг навстречу Таривердиев и смотрит на меня совершенно другим, заинтересованным взглядом. Именно ту встречу считаю нашей первой. Мы провели вместе весь день. И на открытии фестиваля тоже сидели рядом. На следующий день газета «Советская Литва» вышла с нашей фотографией на первой полосе — видимо, уже тогда наши лица выражали что-то такое, что притягивало взгляд.
Вечером Микаэл Леонович пригласил меня в ресторан. И там произошла замечательная вещь, значение которой я не сразу поняла. Он вдруг спросил:
— Хочешь, сыграю тебе?
Я, бросив взгляд в сторону раздолбанного пианино, почему-то испуганно возразила:
— Нет, не надо.
Оказывается, его часто просили что-нибудь сыграть, а он всегда отказывался. Страшно этого не любил, тем более в ресторане. А тут предложил сам! Пошел, несмотря на мой отказ, к инструменту и исполнил прелюдию из «Семнадцати мгновений весны». Так начались наши отношения...
— К этому моменту вы оба были свободны?
— Я — нет, он свободен. Мне было двадцать шесть, а ему — пятьдесят два. У каждого своя история. И может, поэтому мы были очень осторожны. Это ведь большая редкость, когда люди не ищут немедленных решений, им не нужен штамп в паспорте. Для обоих главной стала наша близость, которую надо беречь. И мы действительно берегли свою любовь от посторонних глаз. Я — от мужа, тоже композитора, а Микаэл Леонович — и от друзей, и даже от Миры, своей названой сестры, которой обычно все рассказывал. Странно, но так называемый подвал, в котором мы прятались от мира, давал возможность сложиться отношениям. Неизвестно еще, как повлияли бы на них посторонние люди...
Наш тайный роман длился пять лет. За это время Микаэл Леонович даже успел ненадолго жениться. Во многом — в знак протеста! Его задевало, что я замужем. Значит, и он должен быть женат... Та женщина была учительницей музыки. Она угадала характер его жизни: он ценил в доме порядок, чтобы кто-то взял на себя хозяйственные заботы, — была, так сказать, приходящей женой, очень практичной и хозяйственной. Переписывала ему ноты, выполняла поручения, готовила. Мне кажется, она очень хотела быть женой Таривердиева, но еще больше хотела стать его вдовой.
— Получается, вы могли с той женщиной столкнуться у него дома?
— Такое случалось... Я могла позвонить в дверь и встретиться с ней на пороге. Но честно говоря, нас это не сильно беспокоило. Было такое чувство, что наши отношения не имеют ничего общего с обыденной жизнью, которая развивается по своим законам. Просто мы жили по своим. Его жена не знала о наших отношениях. Мы с Микаэлом Леоновичем дружили, а его «дружбы» не обсуждались.
Странный брак Таривердиева длился чуть больше года. А разводились они год. Бесконечной чередой тянулись судебные разбирательства: дело в том, что эта женщина претендовала на раздел имущества, на которое не имела права. Кстати, она ушла от него сама, после того как Микаэл Леонович... покрестился. Но его так измотали бесконечные заседания в суде, что однажды сорвал крест с шеи и в сердцах бросил его на землю: «За что?!» Таривердиев был страстным человеком, даже с Богом у него были страстные отношения.
Во время бракоразводного процесса его жена за нами следила. Она билась на суде, пытаясь доказать, что Таривердиев — абсолютно беспринципный человек. По иронии судьбы мы разводились практически одновременно, у одного и того же судьи. Я ушла из прежнего мира с ребенком и одним чемоданом, нас с мужем развели довольно быстро в отличие от Микаэла Леоновича. Наши бывшие супруги ходили друг к другу на все заседания, пытаясь убедить судью, какие мы оба аморальные. При этом трясли магнитофонными записями наших разговоров. Я дико боялась, что у меня отберут ребенка, и по совету адвоката отпиралась от всего. Этот страх потерять сына гораздо позже материализовался...
— А зачем Таривердиеву непременно нужно было жениться?
— Потому что Микаэл Леонович, истинно тбилисский человек, считал, что в каких-то случаях он должен жениться! Причем каждый раз решался на этот шаг, когда отношения уже шли на спад. Заключал брак именно в тот момент, когда понимал, что пора расставаться. А все потому, что от него этого непременно хотели, просто-напросто требовали. Женщины жаждали поставить штамп в паспорте Таривердиева, страшно его этим доставали, а он как человек порядочный не мог отказать. Но позже все оборачивалось разводом.
Со мной — совсем другая история. В какой-то момент, когда мы уже жили вместе, он требовал этого, а я все медлила... Помня о своем и его печальном опыте, хотелось избежать штампов и официальных бумажек. Ведь по большому счету браки заключаются на небесах. Мы расписались только потому, что Микаэлу Леоновичу надо было срочно лететь в Лондон на операцию. И тут он поставил ультиматум: «Не поеду, если не распишемся». Мы даже в ЗАГС не ходили — нас расписали в Институте сердечно-сосудистой хирургии, где лежал Микаэл Леонович. Его приятель привез туда работницу ЗАГСа, и в больничной палате нам торжественно выдали свидетельство о браке. Так я стала Таривердиевой. И он страшно этим обстоятельством гордился...
Кстати, в его жизни скандал с имущественными претензиями случился единственный раз. От матери Карена, певицы Елены Андреевой, он ушел в чем был. Семь лет после этого снимал жилье. Потом шутил: «Квартирные хозяйки меня очень любили».
Если говорить о его личной жизни, то у него были разные взаимоотношения с женщинами. Он любил их, ими восхищался, презирал, но всегда галантно ухаживал. И не мог без них жить! Абсолютно не мыслил жизни без любви. У Микаэла Леоновича сложились необыкновенные отношения с матерью, которая замечательно воспитала сына. Благодаря ей состояние любви стало для него главным в жизни. Отсюда его богатая мужская биография. Таривердиев был ярким и привлекательным мужчиной, женщины его обожали. А он всю жизнь искал понимания. Но никак не мог найти... Все его многочисленные романы и женитьбы были всего лишь поиском, как он часто шутил, тихой пристани.
— Сколько же раз он был женат?
— Знаете, он даже сам этого точно не знал. Не потому, что так много, а потому, что у него было специфическое мифологическое сознание, свойственное творческим людям. Каждая женщина в его жизни наделялась чертами, которых у нее могло и не быть. На самом деле он искал не разнообразия (хотя и разнообразие ему было необходимо). Больше всего ценил в отношениях чувство абсолютного доверия. Это когда ты можешь повернуться к человеку спиной, не опасаясь получить удар ножом. А ему-то как раз нож в спину вонзали неоднократно! Для него самым тяжелым было переживание предательства. А оно повторялось. Могу сказать, что все отношения с женщинами заканчивались для него ощущением предательства.
При этом Микаэл Леонович был истинным джентльменом и никогда не рассказывал о своих победах. Мало того — никогда не отзывался о женщинах плохо, даже если они того заслуживали.
— Слышала, что в его жизни был роман, который лег в основу фильма «Вокзал для двоих»...
— Этот роман случился в шестидесятые годы. Таривердиев был отчаянно влюблен в Людмилу Максакову. Она была дьявольски красива и привлекательна, а еще — чрезвычайно свободна.
История закончилась трагически. Они ехали ночью по Ленинградскому проспекту. Максакова сидела за рулем его «Волги». На проезжую часть внезапно выскочил человек и попал под колеса. Как оказалось, пьяный. Максакова не была виновата в его смерти, в той ситуации ничего нельзя было сделать. Микаэл Леонович, не раздумывая, пересел за руль и взял вину на себя. Иначе он поступить просто не мог...
Его осудили на два года. А поскольку следствие длилось ровно два года, то в тюрьму его не посадили — освободили. Самым страшным для Таривердиева было во время разбирательства находиться в зале суда за тюремной решеткой. Его это просто убивало. В тяжелой ситуации Максакова его фактически оставила: во время последнего заседания уехала куда-то с друзьями. И тут он решил прекратить отношения. Людмила потом ему звонила, пыталась вернуть, и хотя ему было очень трудно, он проявил твердость. Микаэл Леонович никогда не менял решений после того, как их принимал. Он настолько тяжело переживал эту драму, что отнялись ноги. Мало того что отвернулась любимая женщина, так еще и одна из прежних жен явилась к его матери со словами: «Вы же понимаете, что он не перенесет тюрьмы. Умрет там. Пусть напишет завещание...»
Об отношениях с Максаковой Таривердиев вспоминал так: «Это была не любовь, а болезнь...» Наверное, Микаэлу Леоновичу при его яркости и характере необходимо было пережить такую страсть...
Прошло время. Казалось бы, все забыли об этой истории. Но Эмиль Брагинский и Эльдар Рязанов воспроизвели ее в сценарии «Вокзала для двоих». Микаэл Леонович, ни о чем не подозревая, пришел на премьеру фильма. Он был шокирован и задет. Ему казалось, что все сидящие в зале знают, по эпизоду из чьей жизни снята картина, и чуть ли не кивают в его сторону. После этой истории он отдалился от друзей-киношников и артистических компаний.
— Сам Микаэл Леонович о своих женах в мемуарах обронил: «И жены были двоюродные...» Как вы это объясните?
— Думаю, настоящей, подлинной близости у него с ними не было. Однажды Сергей Соловьев остроумно подметил: «Это была смесь Дон Жуана и Дон Кихота».
Отношения с женщинами начались у Микаэла Леоновича рано. В Тбилиси еще совсем юношей — он учился в музыкальном училище — поехал в санаторий «Дарьял». Там случайно по радио услышал симфоническую фантазию Чайковского «Франческа да Римини», потрясенный, сел за рояль и сыграл на слух все произведение. Исполнителя услышал режиссер Георгий Геловани и предложил ему написать одноактный балет. И шестнадцатилетний парень сочинил два балета, которые поставили силами хореографического училища. Премьера состоялась в Тбилисском театре оперы и балета имени Палиашвили. Это первая профессиональная работа Таривердиева. В тот период, когда молодой композитор крутился за кулисами оперного театра, у него начался роман с балериной. Об этом романе он вспоминал всегда весело, судя по всему, там никакой трагедии не случилось.
Уже восемнадцатилетним юношей он чуть не женился на племяннице Арама Хачатуряна. Возвышенные чувства... Посвящение произведений... Вскоре всей родне объявили о помолвке. Но стоило жениху уехать из Еревана, как у невесты случился роман с очень известным теперь музыкантом. Таривердиев не простил предательства и расстался с девушкой.
Именно тогда он решил податься в Москву. Самое интересное, что поступал в Гнесинский институт к Араму Ильичу Хачатуряну. Увидев на экзамене Таривердиева, тот ошарашенно спросил:
— Как ты собираешься после всего этого ко мне поступать?
Микаэл Леонович ответил:
— Если сочтете меня недостойным, то не примете.
И... стал студентом Хачатуряна.
Первый гражданский брак Таривердиева пришелся на студенческие годы. Ему казалось, что с избранницей их связывают прочные отношения, что это именно та самая тихая пристань, которую искал. Однажды уехал в экспедицию, а когда неожиданно вернулся домой, случайно нашел на столе пленки, где его возлюбленная позировала с разными мужчинами. Он собрал вещи и, не сказав ни слова, ушел. Конечно, для него это было сильным ударом.
Потом женился, уже официально, на Елене Андреевой — матери его единственного сына. Супруга была старше на шесть лет. Они встретились в Гнесинском институте. Родился Карен. Но семья все равно распалась.
— Как же его приняли в Гнесинку, ведь Таривердиев считался сыном врага народа?
— Это было в 1952 году. Тем не менее его приняли. Думаю, он не скрывал правды об отце, открыто переписывался с ним и повторял: «Я никогда не думал, что отец виноват!» Когда отца, директора центрального банка Грузии, забрали, Микаэл с мамой несколько месяцев скрывались по соседям. Чтобы выжить, продавали вещи. Родственники повели себя, мягко говоря, странно — например сестра отца, желая помочь, купила у них стулья. А племянник с матерью голодали. Семнадцатилетний Микаэл вынужден был давать уроки.
Что касается Гнесинки, талантливую молодежь тогда все же принимали несмотря на анкеты. Чтобы иметь больше шансов на поступление, Микаэл написал в заявлении, что не нуждается в общежитии. Первое время жил у тбилисского приятеля Игоря Агладзе. Ему предлагали подрабатывать тапером в ресторане, но он отказался, считая, что таким образом себя испортит. И был совершенно прав. Таривердиев предпочел разгружать вагоны на Рижском вокзале.
Кстати, о выборе. Он никогда не сомневался в том, чью сторону принять. Есть три истории из детства, которые его ярко характеризуют. В детском саду к нему, шестилетнему, подошли два пацана и заявили:
— У нас тут две команды, и мы все время между собой деремся. Ты за кого?
— Я сам по себе, — ответил Микаэл, не понимая, почему он должен быть за кого-то.
Его побили и те и другие. Но он остался верен своему жизненному кредо: всегда сам по себе, вне «команд»! Независимость — то немногое, чем дорожил.
Другая история. Совсем малышом Микаэл был влюблен в воспитательницу. И когда вдруг узнал, что предмет его любви выходит замуж, наотрез отказался ходить в детский сад.
Еще один эпизод. Он учился в знаменитой тбилисской школе № 43, в Сололаки. Ее выпускники до сих пор встречаются в Москве и поют гимн, который школьником сочинил Микаэл Леонович. Сато Григорьевна, чтобы не упускать из виду сына, работала в той школе преподавателем географии. Как-то произошел случай: директор ударил сына уборщицы так, что тот оглох. И Микаэл, выступив на комсомольском собрании, сказал, что директор должен извиниться. Его маму вызвали и пригрозили: «Либо его заберете отсюда, либо ваш сын уйдет с волчьим билетом». Таривердиев доучивался в вечерней школе...
Эти истории показательны для Микаэла Леоновича: каким был, таким и остался. Свободным, открытым, честным. И абсолютно несоветским. Никому и в голову не приходило позвать его в партию. О том, что в природе существуют трудовые книжки, он узнал в шестьдесят лет, когда предложили оформить пенсию. Таривердиев любил шутить: «Я всю жизнь принадлежал одной партии — партии Nikon!» Первый фотоаппарат ему подарил отец, и мальчик увлеченно ходил в кружок в тбилисский Дом пионеров. До конца своих дней был страстным фотографом и путешествовал, обвешанный камерами. Оборудовал специальную фотолабораторию, где проявлял и печатал снимки. Все свои и мои фотографии для паспортов делал сам. На полном серьезе повторял: «Вы можете говорить, что я плохой композитор, но не надо утверждать, что я плохой фотограф!» Однажды отправился на Кубу, единственный раз решив застраховать свои «никоны», и у него их там украли. Вернулся спокойный, уверенный в том, что деньги вернут. Но в страховой компании отказались платить, поскольку фотокамеры украли в гостинице, а этот случай страховым не считался. Вскоре Таривердиев полетел в Японию, где ему вручали премию звукозаписывающей фирмы Victor, и во время телеинтервью ведущий программы спросил про хобби гостя. Услышав о любви советского композитора к известной марке, на следующий день фирма пригласила Микаэла Леоновича на экскурсию по своему заводу. Там ему подарили целое богатство: фотоаппарат, массу объективов, щеточек, линеечек и пленок.
— Ему часто приходилось бывать в загранпоездках?
— Вы удивитесь, но он был невыездным двенадцать лет, с 1962 года. Когда они с Михаилом Каликом сделали картину «Человек идет за солнцем», их пригласили на фестиваль в Париж. Но поскольку Калик в пятидесятые годы сидел в лагере, его не выпустили, а Таривердиев один ехать отказался. Его вызывал Иван Пырьев, уговаривал поехать, но Микаэл Леонович решения не изменил. Просто не мог поступить иначе.
— Таривердиев был, безусловно, импозантным мужчиной, но все-таки внешность имел весьма необычную. Вы считали его красивым? Ну и разница в возрасте, она вас не смущала?
— Он был одним из самых красивых людей, которых я когда-либо видела. Его пластика, мимика, необычная внешность... Одним словом, Король-олень! Андрей Вознесенский посвятил ему замечательное стихотворение, где есть слова: «И профиль гениального сайгака...» Это не та красота правильности, а какая-то необыкновенность и неповторимость, абсолютная непохожесть ни на кого. По семейному преданию, их род появился в Армении с войском Чингисхана. Там явно не обошлось без примеси персидской крови. Скажу одно — он точно был огнепоклонником. Любовь к солнцу, теплу... Это присуще всем уроженцам замечательного города Тбилиси. Тяга к красоте, праздничности, яркости солнечных красок. Одухотворенная декорация жизни, как у Сергея Параджанова. Это ощущение красоты перенеслось и в его музыку.
А что касается разницы в возрасте... Я глубоко убеждена, что это не имеет значения, когда люди по-настоящему близки. Я ее, по крайней мере, никогда не чувствовала. «У меня такое ощущение, что мне по-прежнему тридцать. Почему?» — спрашивал он. А мне иногда казалось, что ему еще меньше.
— Его родители так и остались в Тбилиси?
— Они там оставались до 1974 года, потом переехали к сыну. Он тогда жил этажом ниже, но когда родители собрались в Москву, Микаэлу Леоновичу разрешили занять нашу нынешнюю квартиру, которая объединила двух- и однокомнатную. Этот дом у метро «Аэропорт» был построен для кинематографистов. Между прочим, Таривердиев никогда не хотел жить в домах композиторов. Есть такое выражение: «Композитор композитору — волк!» И оно часто оправдывается, судя по взаимоотношениям в их профессиональном Союзе.
Микаэл Леонович — одиночка, но ему всегда было чрезвычайно важно ощущение команды. Поэтому любил кино, где работали и жили семьей. Почему он был так благодарен Эльдару Александровичу? Рязанов настоял, чтобы Таривердиеву дали Госпремию за «Иронию судьбы». Эта премия стала первой официальной наградой на родине, хотя он был уже лауреатом многих зарубежных наград, в том числе премии Американской академии музыки. А ведь к тому времени Таривердиев уже четыре года являлся автором музыки к телефильму «Семнадцать мгновений весны»! Татьяна Лиознова не посчитала нужным включить его в списки награжденных. Она крайне ревниво относилась к популярности музыки своего фильма. В 1982-м, спустя девять лет, в Сочи состоялась премьера скрипичного концерта. Утром Микаэл Леонович пришел в столовую завтракать. Подходит официант:
— Сейчас по телевизору сказали, что вас наградили орденом Трудового Красного Знамени.
Он засмеялся:
— За вчерашний концерт? Уже?
Выяснилось, что это вовсе не шутка. Дело в том, что незадолго до смерти Брежнев решил посмотреть любимые «Семнадцать мгновений...» еще раз. Фильм привезли на дачу. Леонид Ильич после просмотра прослезился: «Какая прекрасная музыка! А радистка Кэт? Почет нашим матерям и разведчицам! А Штирлиц? Он просто герой!» Помощники засуетились и быстро подготовили приказ о награждении Тихонова, Градовой и Таривердиева. Самое смешное, что генсек стал названивать всем, кого наградил. Причем звонил сам, без помощников. Но доступна оказалась только Градова. Набрал ей, представился:
— Это Брежнев.
— Да пошел ты к черту! — Екатерина швырнула трубку, решив, что ее разыгрывают.
Леонид Ильич перезванивает:
— Это правда, Брежнев говорит.
Актриса рассердилась еще пуще и послала Леонида Ильича куда подальше чуть ли не матом. Брежнев ужасно обиделся. Его помощник срочно разыскал Филиппа Ермаша, председателя Госкино. Тот в ужасе бросился приводить в чувство «радистку Кэт»: «Дура, не вешай трубку! Это на самом деле Брежнев». Но обиженный генсек больше не позвонил...
Звание народного артиста Таривердиев получил в 1986 году. То, что он был обласкан властью, — один из мифов. Могу только сказать: Таривердиев жил вне существования «совка» со всеми его наградами, привилегиями и почестями. Да он и сам иронизировал по поводу разного рода почестей. Однажды мы нечаянно разбили новогодние игрушки и в шутку украсили елку его лауреатскими значками и орденами. Излишний пафос всегда коробил его. Но сказать, что награды были ему совсем безразличны, нельзя.
— Наверняка у Таривердиева имелись завистники, людей независимых во все времена несильно любят.
— Очевидно были, как у всякого знаменитого человека. Песни из «Семнадцати мгновений...» без конца исполняли по радио и на телевидении. Видимо, этот успех плохо перенесли коллеги в Союзе композиторов. Однажды Таривердиеву сказали на радио, что во французское посольство пришла телеграмма, где композитор Франсис Лей возмущен тем, что музыка из советского телефильма на самом деле украдена у него. Микаэл Леонович вначале просто смеялся. Но потом стало не до смеха. Раздался звонок из Союза композиторов: «Приезжайте, пожалуйста...» На столе секретарши Тихона Николаевича Хренникова лежала телеграмма: «Поздравляю успехом моей музыки в вашем фильме. Франсис Лей». Текст на французском, к нему прикреплен листочек с переводом. Таривердиев пожал плечами, снова посмеялся и оставив этот листочек на столе, ушел. Но, видимо, напрасно оставил, читали эту телеграмму все кому не лень.
По Москве поползли слухи: Микаэл «позаимствовал» музыку. И вот тут ему пришлось перед всеми оправдываться. На одной из встреч со зрителями из зала принесли записку: «Правда, что советское правительство заплатило сто тысяч штрафа за то, что вы украли мелодии?» Ему просто не давали прохода. Это продолжалось три месяца. Таривердиева травили звонками, вопросами, под окнами дежурили корреспонденты иностранных изданий с просьбой дать интервью. И тогда Микаэл решил сам разыскать Лея. Помогли друзья во Франции. Вскоре французский композитор прислал телеграмму в посольство: «Никаких телеграмм я не давал, никуда не звонил. Это провокация!» Позже выяснилось, что телеграмму дал известный своими розыгрышами композитор. Поговаривали, будто это Никита Богословский. Пошел на Центральный телеграф, который находится рядом с Союзом композиторов, взял международный бланк, отпечатал на машинке текст, наклеил и принес в Союз. Вот такая получилась «шутка»!
— В своей книге Таривердиев написал о вашей встрече: «Впервые я был не одинок». А какой тип женщин ему нравился?
— У него на этот счет была своя теория: «Сначала смотрю на щиколотки и только потом в глаза». А вообще, он не любил девушек в теле.
На самом деле Микаэл Леонович всегда был одинок, несмотря на присутствие в его жизни женщин. Это принципиальное ощущение, совершенно необходимое такому, как он. Есть вещи, которые могут открыться творческому человеку только в состоянии одиночества. Его музыка была пронизана тоской по любви. Он очень хотел преодолеть одиночество. Когда мы стали жить вместе, надеюсь, ему это удалось. И кстати, его музыка изменилась.
— Как человек кавказского воспитания, Таривердиев, наверное, был диктатором в семейных отношениях?
— Это не диктат. Он всегда был лидером, мужчиной, главой семьи. Ему было необходимо, чтобы женщина отдалась полностью, совершенно! Говорил: «В семье виноватым может быть только один. Неужели ты не понимаешь, что так очень удобно? Не нужно разбираться, выяснять отношения». Так мы выводили формулы совместной жизни. Виновата всегда я. А Микаэл Леонович всегда прав. И я никогда с этим не спорила.
Он не мог жить неупорядоченно. Раз в год ездил в Сухуми, где писал музыку. Каждое утро должна была убираться квартира. Таривердиев не терпел незадернутых занавесок и каждый раз благодарил, если я их поправляла. Можно сказать, был консерватором в личной жизни, любил свой дом, его атмосферу. Любил сидеть на диване в правом углу, думать, курить трубку, иногда что-то выпивать. Если работал, то любил, чтобы все лежало на своих местах: трубки — слева, ручки — справа от партитуры. И если ты принимаешь этот порядок, то в нем легко существовать.
— А что, предыдущие жены Таривердиева с этими формулами не соглашались?
— Знаете, ведь до меня Микаэл Леонович ни с одной из женщин не жил одним домом. Считалось, что он не может существовать с кем-то долго вместе. Например его жена Элла Петровна Маклакова, талантливый художник по костюмам, уезжала на выходные к себе. Ему необходимо было побыть какое-то время в одиночестве. Расстались они вот из-за чего: Кулиджанов пригласил Эллу Петровну в фильм «Карл Маркс. Молодые годы» и ей требовалось уезжать в длительные командировки. А тогда болела мама Микаэла Леоновича. Он расценил это как предательство.
— Спорный вывод...
— А для него бесспорный! Это как раз пример того, что женщина должна была раствориться в нем абсолютно! Когда мы стали жить вместе, он заезжал за мной в редакцию, без конца звонил, ждал, когда вернусь. Терпеть не мог, когда я куда-то уезжала. Его не узнавали даже близкие друзья. Значит, ему до меня попадались не те женщины.
— И у него, и у вас были дети. Как вам удалось найти с ними общий язык?
— У нас были мальчик и... мальчик. Сразу скажу, Микаэл Леонович говорил, что нам не повезло с детьми. Конечно шутил... Карен родился в 1960-м, Таривердиев ушел из семьи, когда сын был совсем маленьким. Карен на него очень похож и в то же время очень непохож. Отец много им занимался — у него практически никогда не было выходных, поскольку всегда забирал сына к себе. Но известность отца оказала на мальчика странное влияние: Карен долго искал, какому делу себя посвятить, в итоге решил стать военным. С его знанием фарси парня послали в Афганистан. Микаэла Леоновича многие упрекали: мол, как допустил, что сын оказался там, под пулями? Он отвечал: «Что я должен сказать в военкомате? Пусть сын уборщицы едет в Афганистан, а мой — нет?!» Карен в Афгане был ранен. После госпиталя по собственному желанию вновь туда вернулся. Кстати, для Микаэла Таривердиева, пацифиста в душе, то, что его сын взял в руки автомат, было если не трагедией, то большой драмой.
Сейчас Карен пишет рассказы, даже роман в письмах. По-моему, талантливо. Я старше его на три года. Наши взаимоотношения, наверное, определяются шутливой кареновской фразой: «Я тебе не пасынок, а падчерик». У нас замечательные отношения — я ведь не была причиной развода его родителей. Поэтому мы по-настоящему родные люди.
А что касается моего ребенка... Когда мы с Микаэлом задумали окончательно соединиться, решение фактически принял мой Васька. Спросили у него:
— Мы съезжаемся. Как ты к этому относишься?
Он не задумываясь ответил:
— Да!
К этому моменту у него с Микаэлом Леоновичем сложилась восторженная дружба. Могу с полной ответственностью сказать, что в жизни моего ребенка был человек, который воспитывал в нем мужчину, это — Микаэл Леонович. Некоторые люди, узнав о том, что мы съезжаемся, поражались: «С ребенком? Он с ума сошел! О чем только думает?» Не подозревали, что Таривердиев уже был для Васи кумиром. Микаэл Леонович считал: если он любит женщину, значит, любит в ней все, в том числе и ее ребенка.
— Но если вы скрывали отношения, как Таривердиев сумел подружиться с вашим сыном?
— Мы с Васей часто бывали и у него дома, и на даче. Наши жизни уже были так переплетены! Помню, однажды взяла Васю на Икшу, где взрослые жарили на берегу шашлыки, парились в бане и ходили на серфе. Вася, улучив момент, нашел спички и запалил поле перед домом. Всей компанией мы долго тушили сухую траву. Он, как и Микаэл Леонович, тогда тоже был огнепоклонником. Мой ребенок любит подражать тому, кто ему нравится. По-обезьяньи тут же перенимает манеру говорить, ходить, жестикулировать. Были случаи, когда мужу говорили: «Как сын на вас похож!» И это о белобрысом, голубоглазом Васе! Когда Таривердиев заполнял анкеты, всегда писал, что у него два сына.
— Вы сказали, что у вас был страх потерять сына и это случилось?
— Да... Когда ему исполнилось тринадцать, вдруг заявил, что уходит к отцу. Его очень перетягивала та семья. Для Микаэла Леоновича это стало тяжелой травмой, Васька всегда был родным ребенком. Нашим малышом. Мы его вдвоем «долбали» — учись, учись! А там ему устраивали праздники. В какой-то момент он пропал после школы. Выяснилось, что сын уже десять дней пропускает уроки — ходит в кино, в зоопарк... Когда мы принялись выяснять отношения, он заявил: «А я вообще хочу жить со своим отцом!» Я выскочила на кухню, следом Микаэл Леонович: «Не волнуйся. От любви не уходят. Он вернется!» А Васе сказал: «Ты сейчас совершаешь очень важный поступок. Имей в виду, сам принимаешь решение. Если уйдешь, то сюда не вернешься!» Он все время держал меня за руку, чтобы я не сорвалась, говорил: «Мы не должны позволять ему нами манипулировать». До сих пор в мельчайших подробностях помню этот момент. Как мы звоним отцу, как собираем Васькины вещи, как за ним приезжает дедушка, как мы выходим провожать его и стоим у подъезда. С тех пор у меня в сердце живет ощущение, что мой ребенок ушел от меня именно тогда и больше не вернулся...
Хотя мы виделись, общались, но он был уже другим, не моим... Сейчас мы в прекрасных отношениях, он если и вспоминает тепло о прошлом, то прежде всего о времени, когда мы были вместе. Вот почему Микаэл Леонович говорил, что нам не повезло с детьми. В результате, наши дети — оба хорошие, но другие...
Так же и с родственниками, которых у него было немало. Родными он воспринимал только двоюродного брата Эдика и его семью. Эдик хоронил отца Микаэла, который ушел вслед за матерью. Муж с тяжелым инфарктом лежал в больнице.
Таривердиев сам «назначал» себе родню. Его названой сестрой стала Мира Салганик, настоящий верный друг. Она была с ним в самые радостные и самые трагические моменты жизни. У него имелась масса теток, которых он не хотел видеть после смерти мамы. Когда те стали делить ее шубы, едва сестра умерла, он навсегда вычеркнул их из своей жизни.
— А почему вы не родили общего ребенка?
— Мы были слишком заняты друг другом... Есть какие-то законченные отношения, когда третий лишний. Нам не нужен был ребенок. Нашим ребенком был Васька, но он, к сожалению, ушел. Наверное, я больше жена, чем мать. Микаэл Леонович целиком заполнял мою жизнь, не хотелось отвлекаться на кого-то другого...
— Таривердиев довольно рано ушел из жизни — в шестьдесят четыре года. Это следствие операции на сердце?
— После операции, которую ему сделали в Лондоне, поставив искусственный клапан, Микаэл хвастался, что у него железное сердце: «Гарантия — сорок лет! — и добавлял: — Из обшивки шаттла». Операция подарила нам шесть лет жизни, а это немало... Таривердиев всегда выглядел благополучным, но жил больно. Он буквально вложил в музыку свое сердце.
В судьбе Микаэла не было ничего случайного. Все его драмы, трагедии, удачи — это то, что он должен был пережить. И я верю, что наши судьбы просто обязаны были пересечься. По-другому и быть не могло...
Для меня он был и мужем, и отцом, и ребенком одновременно. Мы могли бы прожить вместе всю жизнь, но... Раньше я им была занята по-другому: гладила рубашки, чистила трубки, варила обеды. Сегодня мне этого очень не хватает. Сейчас занимаюсь его музыкой. Для меня это признание в любви мужу...
В августе исполняется девяносто лет со дня рождения Микаэла Таривердиева.
Подпишись на наш канал в Telegram