Старший сын родился 14 октября. Выпал первый снег, ярко светило солнце, что в Питере бывает редко. Православные праздновали Покров Пресвятой Богородицы. У меня вообще все дети рождались на большие церковные праздники.
— Александра, если бы я снимала о вас фильм, обязательно включила бы вот какой эпизод. Вам 15 лет, вы в Америке празднуете выпускной в отеле, где шли съемки фильма «Красотка» с Джулией Робертс и Ричардом Гиром.
— Да, прекрасный эпизод. В моей жизни была эта сказка наяву. И вообще, даже без легендарного отеля выпускные вечеринки в американских школах очень интересно организованы — лимузины, мальчики в смокингах, в петлице бутоньерка, девочки в вечерних платьях, у каждой на руке букетик на браслете... Ну а если прибавить антураж легендарного отеля — вообще фантастика! И все это у меня было.
В Америку я поехала по программе обмена школьниками. Поездка выпала, как сектор «приз». Я училась в очень хорошей питерской гимназии с историей. Ее учениками в свое время были сыновья Пушкина, Миклухо-Маклай, дирижер Мравинский. И в советский, и в постсоветский периоды она считалась лучшей из языковых школ. Я не получала одни пятерки, в гуманитарных предметах разбиралась хорошо, в математике — плохо, поэтому сильно не рассчитывала на поездку. Но в конкурсе участвовали все. Сначала писали рефераты на английском на тему, чем нам интересна поездка в США. Потом те, кого отобрали, участвовали в собеседовании с преподавателями школ, принимающих детей. Собеседование было решающим. Пятнадцать лет — тяжелый возраст. Подросток из чужой страны. Он, конечно, говорит по-английски, но все равно это уровень еще недостаточно высокий. Довольно сложно жить и учиться в школе, где все новое. На собеседовании смотрели, насколько человек позитивен, коммуникабелен, открыт и доброжелателен. Им было важно, чтобы ребенок не замкнулся и с ним не случилось никаких кризисных ситуаций. Я была очень оптимистичной, доброжелательной и разговорчивой. Это и сработало. А дальше началась просто нереальная история. Я попала в частную школу в Лос-Анджелесе, в пригороде Пасадена. А частную школу в Америке могут позволить себе только очень обеспеченные люди. Теперь представьте, из какой реальности приехала я. Девяностые годы. Гречка и сахар по талонам. А живу в доме, который находится на Голливудских холмах. И каждый день вижу надпись Hollywood. Первые мои фотографии из Америки на фоне этих волшебных букв. В один из первых дней я пошла гулять с девочкой из семьи, в которую приехала, и она меня фотографировала возле дома на память.
— У вас половина родственников связана с театром и кино, вы смотрели голливудские фильмы и ими восхищались, неужели не появилось мысли: может быть, махнуть в Голливуд? Он ведь так близко.
— Я была еще ребенком и об этом не думала. Мне все нравилось, но я очень хотела домой, к маме. О Голливуде не мечтала. Это сейчас не отказалась бы попасть туда. Мне было бы интересно с профессиональной точки зрения. А тогда столько вокруг появилось удивительного. Новые друзья. Я до сих пор с некоторыми переписываюсь. Один парень из нашей компании стал продюсером, работает в «Нетфликсе», создает реалити-шоу. В семье, где я жила, девочка училась в последнем классе школы. Ей было 18 лет, и вся компания оказалась старше. И на каникулах мы путешествовали. Поехали в том числе и в Лас-Вегас. Играть мы не могли, но жили в этих отелях, ходили, глазели. Видели знаменитые отели с белыми тиграми, похожие на дворец Цезаря. Там каждый вечер под окнами извергался вулкан. Это было похоже на Диснейленд для взрослых, не оставляло ощущение игрушечности, фейковости. Но при этом абсолютный праздник.
Вообще, впечатления от Америки были сильными. Особенно сначала. Но очень скоро я поняла: через неделю начинаешь привыкать к этой роскоши и перестаешь обращать на нее внимание. Тебя уже не удивляет, что ты живешь в красивом большом доме, мимо ездят дорогие машины. И ты уже начинаешь воспринимать это как обыденность. То есть проходит это ощущение «вау», как у героини «Красотки», которая вошла в отель и свистнула на все лобби.
— Любопытное наблюдение. Вы с детства были философом?
— Мне кажется, да. Помню вот какой эпизод. Мне было три года. Летом мы жили на даче под Зеленогорском, где Карельский перешеек. Там красивые холмистые сосновые леса, много озер. В домиках не было водопровода, и я побежала с маленьким кувшинчиком к колонке за водой. День был солнечный. Я четко помню, как падал свет. Помню это чувство полета, когда ребенком бежишь с горки и не можешь остановиться. Помню, как пластмассовый кувшин бился от бега из стороны в сторону. Свое платье в разноцветных цветочках, которое дедушка привез мне из какой-то поездки. Я бегу, аж дух захватывает, и думаю: «Вот взрослые говорят «счастье», так это, наверное, счастье — вот это ощущение». И это так странно!
Уже ребенком я ощущала себя взрослым человеком. Мама со мной могла советоваться в каких-то своих личных вопросах как с подругой, и я ей с умным видом что-то выдавала, допустим: «Тебе же не нужно замуж, ты же не хочешь, тебе просто нужен партнер по жизни». Я помню какие-то свои взрослые мысли из детства. Если верить в то, что душа живет много жизней, то моя уже, видно, пожила.
— В 15 лет вы стали манекенщицей. Опасное занятие для девочки в начале девяностых. Петербург тогда был бандитский, как одноименный сериал. Как вы попали в модельный бизнес?
— Случайно. Для того чтобы стать манекенщицей, порой не нужно совершать каких-то особых усилий, достаточно просто вырасти. Я за лето вымахала буквально на две головы и стала 182 сантиметра. Думаю, это было самое важное обстоятельство. Если говорить о тех временах, то даже если ты не в модельном бизнесе, просто ходить по Санкт-Петербургу девочке было опасно. Все мои подружки знали: если ты идешь по Невскому, то только посередине тротуара. Возле домов нельзя — могут затащить в подворотню или подъезд, возле проезжей части тоже — могут схватить и запихнуть в машину и увезти. Такая реальность. Я к ней приспособилась. Передвигалась по Питеру в длинном черном пуховике до пола, замотанная в черную большую шаль. Друзья-мальчишки из гимназии хохотали над моим образом молодой вдовы. А я так пряталась от лишних взглядов. Если не всматриваться в лицо, можно было подумать, что идет какая-нибудь высокая тетенька или даже бабушка.
Кстати, я не была моделью, так меня ошибочно называют. Я была манекенщицей. Действительно, в Петербурге в те времена возникло много модельных агентств, но я работала в Доме мод на Невском. Он был очень консервативным. Руководили им две женщины старой закалки, с незыблемыми советскими понятиями о том, что такое хорошо и что такое плохо. В отличие от других агентств, к нам бандиты с двусмысленными предложениями не приходили.
— Знаю, у вас был шанс сделать международную карьеру модели, но вы от него отказались. Почему?
— Да, у нас были съемки для немецкого журнала «Штерн». Они готовили статью о российской моде. Отбирали одежду разных питерских дизайнеров, фотографировали девочек в их нарядах. Я с ними работала каждый день на протяжении недели. И они убеждали меня поехать за границу, расписывали, как прекрасно с моими данными у меня там сложится карьера модели. Я уже завоевала звание первой вице-мисс на конкурсе «Супермодель России 97». Немцы вообще не понимали, как можно отказываться от больших денег и от таких прекрасных перспектив. А я уже поступила в театральный институт, мне не хотелось его бросать, и поэтому я эти мысли отмела.
— То, что вы стали артисткой, было предрешено?
— Думаю, в моем случае этой судьбы трудно было избежать. Мои прадедушка и прабабушка работали в Театре комедии Акимова, там же до сих пор служит бабушка. Один дед был оператором, а другой — режиссером на телевидении... Все закладывается в детстве, а я очень много времени проводила в театре. Бабушка два-три раза в неделю брала меня с собой на работу. А чем за кулисами развлекаются театральные дети? Бродят по всяким цехам. А там волшебный запах клея, грима, красок. Там шпаги, шляпы с перьями, украшения — все это, конечно, девчонке жутко интересно. Тогда же ничего в магазинах не было, а тебе где-нибудь в костюмерном цехе давали подъюбник тюлевый, пышный, и ты в нем и с каким-нибудь веером из страусиных перьев разгуливала. Представляете, сколько девчачьего кайфа? А потом я шла в гримерный цех. Там старый жирный театральный грим, вся палитра. И можно всем этим мазаться, а потом надеть парик и нафантазировать себе волшебную жизнь.
В какой-то момент я даже рассуждала, что, может быть, стану художником-постановщиком. Все мысли кружились вокруг этого мира. В старших классах я проходила практику УПК в бутафорском цеху и наслаждалась. Научилась собирать искусственные розы, делать макеты. Мне очень нравилось все, что связано с бутафорией. Кажется, магия театра живет именно в этих художнических цехах, где задники расписывают, делают декорации. Я даже ходила на спектакли вместе с бутафорами, когда уже реквизит расставлен на сцене, осталось полчаса, и мебельщики или рабочие уже прибили тканевое покрытие (там часто натягивали ткань), и ты кисточкой подкрашиваешь сколы на деревянных досочках. Это для меня было кайфом... Но потом я поняла: стать художником не получится, ведь я даже в художественной школе не училась. А для поступления нужна была серьезная подготовка. Тогда я стала думать, что пошла бы в режиссеры. Мне быстро объяснили, что у девочки сразу после школы почти нет шансов. Тогда были такие времена.
Пока я рассуждала, куда пойти, все почему-то думали, что я непременно стану актрисой. И не ошиблись. Конечно, в глубине души мне страшно хотелось именно на сцену, и я была счастлива, когда поступила.
— Насколько я знаю, вы были звездой на курсе. Из трех дипломных спектаклей в двух у вас были главные роли — Мона в «Безымянной звезде» и Елена в «Троянской войне». На этом же курсе учился ваш первый муж Сергей Горобченко, он тоже был ярким студентом?
— Вы так громко назвали меня звездой курса. Это совсем не так. Я не ощущала, чтобы меня выделяли. Если уж пользоваться этим термином «звезда», настоящей звездой курса был именно Сергей. Невероятно талантливый и подающий большие надежды. Но вообще, ни он, ни я не задумывались о какой-то звездности: учились, жили, любили. Все было как-то гармонично сплетено. Когда родился наш сын Глеб, мы с ним, трехмесячным, ходили сдавать хвосты по фехтованию. Ставили люльку с младенцем на рояль, а сами рубились на шпагах. Когда я во время сессии явилась на зачет в срок, будучи на седьмом месяце беременности, преподаватели не дали мне сдавать сценбой и отправили от греха подальше. Я страшно гордилась, что у меня живот, а там человек.
Сын родился 14 октября. Выпал первый снег, ярко светило солнце, что в Питере бывает редко. Православные праздновали Покров Пресвятой Богородицы. У меня вообще все дети рождались на большие церковные праздники. Средний сын, Коля, появился на свет на Троицу. Младшая, Агата, тоже на Покров. Она родилась на две недели раньше, чем планировали, видимо, ни в чем не хотела уступать братьям, хоть и девочка. Как будто сказала: «Я тоже хочу родиться в праздник, как и все!» Характер у нее боевой.
— У вас никогда не стояло вопроса, карьера или ребенок?
— У меня нет. Наверное, я неправильная актриса. Когда в институте забеременела, взрослые рациональные люди меня отговаривали: «Ну ты что, такая молодая, у тебя карьера. Зачем это тебе сейчас? А вдруг ты поправишься или не справишься с нагрузкой. И как ты будешь? Зачем тебе это надо в 19—20 лет?» Потому что девятнадцать мне было, когда я забеременела, а как только исполнилось двадцать, родился сын. Но я четко знала, что хочу родить — и все! У меня не было сомнений. Ни единого. Я расстраивалась, что мне все твердят какую-то чушь. Хотелось поддержки, принятия. Только папа говорил: «Главное, как ты хочешь».
— А мама?
— Мама очень переживала. Она была в абсолютном раздрае... Я четко запомнила слова бабушки, которая маму тоже родила в том же возрасте в том же институте: «Знаешь, я за тебя рада. Это замечательно, что ты хочешь и ждешь, но мне немножко тебя жалко. Ты никогда больше не будешь свободной». Я про себя подумала: «Бабушка, какие глупости. Что, если мне надо будет куда-то пойти, разве не посидите с ребенком мама или ты?» Только потом поняла глобальный смысл ее слов: ты себе не принадлежишь, ты принадлежишь другому человеку, и это навсегда.
— А когда трое детей?
— Трижды себе не принадлежишь. Переживаешь в три раза больше. Голова и сердце заняты в три раза больше. Потому что только в одном месте закончил нервничать, начал в другом. Я восхищаюсь родителями, у которых шесть, семь, десять детей. Думаю: «Боже мой, как хватает?» Я даже не про руки и время говорю. А как сердца хватает на всех?
— Вы когда-нибудь отказывались от каких-то суперпредложений из-за того, что это плохо сочеталось с вашей жизнью, с тем, что вы мама, жена? Потому что кто-то кочует из экспедиции в экспедицию, из проекта в проект, у них две няни, три помощницы или детей берут с собой.
— Глеб тоже кочевал. Он прошел и все гастроли, и все экспедиции. Я все время его под мышкой куда-то таскала. Нужно было зарабатывать деньги. У меня есть подруги-актрисы, у которых дети, и они их так и растят. Да, много нянь, мало времени, но а как по-другому? Тебе надо их кормить, одевать, давать образование. Нет выхода. А у меня все-таки благодаря второму мужу прикрыт тыл. Я, конечно, тщеславная, как все актеры, но значительно меньше, чем другие. Если бы я была более амбициозна, то работала бы больше, и, как следствие, появлялось бы больше проектов. Но я не жадничаю. Рассуждаю так: если получилось — хорошо, не получилось — не надо, зато была возможность побыть с детьми. Я всегда хотела усидеть на двух стульях. Я же Весы, пытаюсь балансировать.
— Вы легко начали новую жизнь после развода?
— Довольно легко. Я не считала развод катастрофой. Я выросла в семье с французскими отношениями. Сейчас объясню. У Жерара Депардье был друг, у него жена-модель. Депардье в нее влюбился, увел у друга. Они пожили вместе, родили ребенка, а потом любовь закончилась, и она с этим ребенком вернулась к первому мужу. И они дальше продолжили дружить. Это все забавно. У нас в семье было не точно так же, но что-то подобное. Бабушка рассталась с отцом моей мамы, когда была ею беременна. И я привыкла, что со стороны мамы у меня два деда. Один — мамин папа, и еще мамин отчим, который был как родной. Они оба обожали и меня, и маму. Оба присутствовали в нашей жизни в полной мере и были всегда на всех наших семейных праздниках, на всех застольях. Дедушка, мамин кровный отец, потом женился, и у нас в гостях всегда были его дети от других браков и его жены. На мой день рождения собиралась толпа родственников. И все были в прекрасных отношениях.
Моя мама развелась с моим папой, когда мне было четыре года. И тоже всю жизнь они оставались в хороших дружеских отношениях. Я всегда бывала у папы, он всегда со своей новой семьей был у нас...
Я сама рассталась с отцом Глеба, когда сыну было три года. И не считаю это трагедией. Я понимаю, что в идеале нужно жить долго и счастливо и не разводиться. Но если счастливой быть не получается, отношения исчерпали себя, тянуть лямку ради детей невозможно. Они же чувствуют, если нет любви и радости, а одни мучения... Вообще, есть еще и судьба. В жизни все связано невидимыми нитями. Если бы мы не расстались с Сергеем, я бы не встретила своего мужа Николая, не родились бы младшие дети.
— Это была любовь с первого взгляда?
— В нашем случае формулировка про взгляд очень точная. Я отлично помню взгляд его ярко-синих глаз на меня. Он говорит, что я тоже сразу ему понравилась. Мы встретились на дне рождения нашего общего друга Владимира Долинского. Удивительно, Николай вообще не знал, что я актриса. Хотя тогда уже вышла «Бригада», которую, мне кажется, видели все.
Сближались мы с ним непросто. У него была личная жизнь, у меня тоже. У него дети, ровесники Глеба. Это не упрощало ситуацию. Мы к тому же совершенно разные по темпераменту. Он очень взрывной, я спокойная. Но в главных вопросах на жизнь совпадаем. И потом, никто не отменял любовь! Почему-то ее все меньше и меньше учитывают. А без нее вообще невозможна семья.
Любовь, близкие люди — это основа всего. Так я ощущаю. И так живу. Мне кажется, так же жили мои родители, бабушки, дедушки. Все равно это стержень, к которому все прилагается. Это что-то такое глубинное.
— Интересно, кем были ваши предки? Мне кажется, у вас любопытная история семьи.
— Я не составляла генеалогического древа, я к этому как-то легкомысленно отношусь. Зато моя тетя все подробно выясняла. У нас действительно семейные линии очень интересные. По папе корни идут от Волконских. По маме тоже все очень занимательно. Прадед Глеб Андреевич Флоринский служил в Театре комедии еще у самого Акимова. Его отец был дворянин, военный. А мама — рабочая на табачной фабрике. Из-за этого мезальянса переживало все семейство прадеда. Их дочь, моя бабушка Елена, можно сказать, росла за кулисами. Стала актрисой Театра комедии, а потом по предложению Петра Наумовича Фоменко — помощником режиссера, ей это очень нравилось. Продолжила работать в театральном музее и хранит историю театра до сих пор.
Мамин родной отец Валентин тоже получил актерское образование. С бабушкой они познакомились в театральном институте, учились на одном курсе. Но несмотря на диплом актера, он всю жизнь проработал на телевидении оператором, и самые лучшие семейные фотографии сделал он. Я помню очень хорошо его папу, своего прадедушку Бориса. А вот прабабушку Серафиму — смутно. Ее не стало, когда мне исполнилось три года. Вот у кого фантастическая судьба! Она была незаконнорожденной дочерью знаменитого реформатора графа Сергея Юльевича Витте. Ее мама у него в имении служила кастеляншей. Она потом, уже с ребенком, вышла замуж. Когда ее мать умерла, прабабушку воспитывал отчим. И именно он ее спас, когда она 15-летняя записалась в женский батальон смерти. Помните знаменитый фильм про женский батальон? Речь про него. Отчим запер Серафиму в комнате и никуда не пустил. Он понимал, что та погибнет.
С прабабушкой Серафимой связаны и другие исторические события, о которых снимались фильмы. Помните, во время революции молодых заключенных, юнкеров, практически мальчишек, потопили, чтобы уничтожить белую армию? Так вот, у нее была любовь — юнкер. И она моей маме рассказывала, что так и не смогла себя простить за то, что не пошла на последнее свидание со своим юнкером, потому что стыдилась некрасивых ботинок. И совсем скоро юнкеров посадили на эти корабли и затопили.
И еще третье грандиозное событие в ее судьбе. Мой дедушка, мамин папа, ходил в детский сад, когда началась война. И в один из дней детсадовцев без предупреждения посадили в эшелоны и непонятно куда эвакуировали. С ними не было никакой связи, и моя прабабушка, буквально в летнем платье и плащике, побежала его искать. И нашла только зимой где-то на севере. В Ленинград она уже не смогла вернуться. А там оставался ее старший сын, студент-первокурсник. Он жил в городе с тетками и погиб в блокаду. Вот какая судьба у одного человека.
— Сколько удивительных судеб в одной семье. Думаю, если вы еще для себя не нарисовали генеалогическое древо, сделаете это для ваших детей. Им будет интересно. Кстати, чем ваши сыновья и дочь интересуются, увлекаются? Возможно, кто-то из них решил продолжить театральную династию?
— Младшие дети у меня спортсмены. Агата занимается фигурным катанием, Коля футболом и шахматами. Что будет дальше — посмотрим. А старший сын, Глеб, учится на режиссуре в американском университете. Очень увлечен кино. Он меня и Агату уже снял в своей учебной работе «Рефлексия». За эту короткометражку даже получал призы на студенческих фестивалях. Сейчас у него авторский проект на стадии подготовки. Надеюсь, все получится.
— Прекрасно, значит, творческая линия не прерывается. А что нового у вас? Какие-то премьеры, съемки?
— В самом разгаре съемки в комедийном сериале для канала СТС. Название проекта и подробности раскрывать не могу, но история и партнеры роскошные. Очень рада этой работе. Потому что если в актерстве у меня возникает какая-то пауза, я очень сильно тоскую. Мне этого не хватает. Я грущу, у меня может испортиться настроение, я не в своей тарелке. Ну, примерно то же самое, когда я снимаюсь вдали от дома, детей и мужа. Очень по ним скучаю. Сейчас подумала, что мне очень сложно расставить приоритеты по ступенькам: что выше, что ниже. Это скорее как пазл. Если какой-то части не хватает, у тебя какая-то дырка. А если все составляющие пазла моей жизни есть, это здорово. Даже мелочи имеют значение — семейная прогулка на велосипедах или кофе с молоком, без которого не начинается мой день. Это делает меня счастливой.
Подпишись на наш канал в Telegram