Владимир Михайлович Зельдин, который встретил на сцене собственное столетие, видя меня, каждый раз интересовался: «А вы кто?» Я отвечал: «Актер, несколько лет здесь служу». Он кивал: «А, ну ладно». Однажды меня попросили проводить его до гримерной, у двери он сказал: «Спасибо, вы свободны».
— Николай Михайлович, если верить Интернету, вы сыграли сто двадцать восемь ролей в кино.
— Думаю, сегодня уже больше. Конечно, роли у меня разные, не только главные. Переиграл большое число военных, полицейских, следователей, сотрудников ФСБ, да и ролями бандитов не обижен. Жаль, что большинство режиссеров видит меня исключительно в образе брутальных мужчин. А я бы их не только не подвел, но даже удивил в роли интеллигента в очках — учителя, врача. Но пока внешность диктует стереотипы.
— Где зрители увидят вас в ближайшее время?
— В прокат вышла военная драма «1941. Крылья над Берлином» Константина Буслова. В основу сюжета легла непридуманная уникальная история. В самом начале войны в сложных обстоятельствах, когда шло отступление по всей линии фронта, нарком военно-морского флота Кузнецов и командующий морской авиацией Жаворонков предложили провести спецоперацию: в ночь на восьмое августа направили пятнадцать бомбардировщиков на Берлин. Самое удивительное — все пятнадцать экипажей вернулись живыми. Нужных самолетов у советской армии тогда не было, привлекли морские торпедоносцы. Неподалеку от Таллина, который был почти окружен немцами, построили тайный аэродром. Эта история имела большой резонанс. Константин подошел к материалу очень серьезно. Были выстроены реальные макеты двух моторных торпедно-минных самолетов и целая кинодеревня со складами, ангарами, мастерскими, чтобы ремонтировать технику. Я играл комиссара полка, у которого имеется реальный прототип. Когда начали работать, Буслов расширил линию моего героя, дописал несколько эпизодов. Есть в картине и романтическая история. Как без нее? Кстати, в массовых сценах участвовали курсанты военного училища.
Недавно состоялась премьера второго сезона сериала «Чикатило». Я играю полковника ростовского УВД, находящегося в вечном конфликте с прибывшими расследовать преступления маньяка московскими шишками. Исследование патологии — штука опасная, необходимо понимать, зачем это надо. Любое искусство должно чему-то учить, чтобы зритель что-то выносил из истории, а не просто упивался кровожадными сценами. Это удалось благодаря Дмитрию Нагиеву. Его подход к материалу вызывает уважение. До этого мы снимались в комедии, а здесь я видел, как он перевоплотился в монстра, был собран, сыграл на грани, ни разу не скатившись до узнаваемого Димы. О результате судить не мне, я не смотрел и первую часть.
В сериал «Хозяин» утвердили без проб, мне достался злодей, абсолютный перевертыш, беспредельщик, который, переодевшись в форму, грабит фуры и всех убивает к чертям собачьим.
Два года снимался, в том числе в Пермском крае, в исторической саге «Два берега», где сыграл персонажа от тридцатилетнего до восьмидесятилетнего возраста. Герои проживают жизнь, начиная с тридцатых годов до семидесятых прошлого века. Озвучания еще не было. А вот «Стражника» об офицерах Росгвардии мы уже озвучили.
До сих пор не был в эфире «Уголь» Владимира Котта. Не представляю почему. Снимали картину в городе Шахты Ростовской области, на шахтах в маленьких городах вокруг. Вот такая перспектива увидеть меня в кино.
— Из какой вы семьи?
— Мои родители не имели ни малейшего отношения к искусству. Они рабочие люди. Я родом из украинского села. Когда в советские времена под Львовом нашли большие залежи серы, там развернулась целая кампания по ее добыче. Был построен поселок городского типа Новояворовск, куда родители со мной и перебрались. Они приехали туда работать. Мне исполнилось всего три года.
— Как же у вас созрело решение пойти в актерскую профессию?
— О каком решении семнадцатилетнего юноши может вообще идти речь? В школе я занимался в драмкружке, вроде бы делал успехи, но о профессиональной актерской карьере даже не мечтал. После десятого класса пытался поступать в техникум лесной промышленности, но завалил сочинение, не давались мне русский язык и литература. Расстраивался, впрочем, недолго, случайно услышал по радио, что во Львове набирается театральная студия. Решил попробовать в нее поступить. Отправился во Львов с мамой. Нас принял директор студии. Я поинтересовался:
— Что требуется для того, чтобы к вам попасть?
— Разучить и прочесть перед приемной комиссией несколько монологов. — Что такое монологи, я вообще не имел представления. Собеседник пояснил: — Ну например монолог Гамлета.
Я усек, что требуется, отправился в свою сельскую библиотеку, взял томик Шекспира (к счастью, в советские времена библиотечные фонды не испытывали недостатка в классической литературе), разучил, вернулся в студию и прочитал хрестоматийное «Быть или не быть?». До сих пор помню его наизусть, хотя прошло несколько десятилетий.
С пением оказалось сложнее, поскольку у меня абсолютно не было слуха. А пел я Высоцкого «Если друг оказался вдруг...». Аккомпаниатор за фортепиано вошла в положение, помогала изо всех сил, чем-то я ей, видно, приглянулся. Брала аккорды, заставляла прислушиваться, пытаться их воспроизвести, но я оказался полным профаном. Тем не менее в студию меня взяли. Позволили даже отучиться восемь месяцев.
— Что же случилось?
— Армия, никакой военной кафедры при студии, как вы понимаете, не было в помине. Пришла повестка, откосить даже не пытался, пошел служить. Попал в учебно-боевую танковую дивизию. Мы стояли на границе с Румынией, в городе Сторожинец. Там выпускали сержантов, командиров отделений, механиков-водителей. Моей специализацией стал ремонт бронетанковой техники, с тех пор про гусеничную технику знаю все.
Кстати говоря, могу не только покопаться в двигателе, но и неплохо плотничаю, кладу плитку, кирпич, да и малярные работы даются мне легко. Спасибо бате — у него были золотые руки, своими навыками он с радостью делился с сыном, за что ему благодарен. У меня до сих пор хранится его рубанок, иногда беру его и вспоминаю отца, который мог смастерить буквально все: полностью построить дом от фундамента до крыши, да еще и обставить его мебелью, как бы теперь сказали, ручной работы.
Еще батя периодически отправлялся на заработки «на севера». Помню, как возвращался бородатый, заросший, с плотно набитым рюкзаком за плечами. Однажды приехал весь обмотанный шкурками соболя: вез на продажу, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Привозил вкуснейшую красную рыбу. Так что батино воспитание и рабочие навыки пригодились в армии, когда приходилось ремонтировать ходовую часть танка, коробку передач, разбирать двигатели, в оптику мы не лезли.
— Дедовщина в танковых войсках была?
— Всякое случалось. Приходилось и драться, и защищаться, и отвоевывать свое пространство. Армия многому учит в плане выживания, безусловно формирует личность, там характеры проявляются ярко. Я исключением не был, научился за себя постоять. Отслужил два года, демобилизовался в звании старшего сержанта, заместителя командира взвода. Пока выполнял воинский долг, закрылась моя театральная студия. Набор в нее оказался разовым. Надо было решать, что делать: оставаться в Львовском драматическом театре с перспективой доучиться, но всю жизнь выходить на сцену с репликой «Кушать подано», поступать в Киевский театральный институт или ехать в Москву? Несмотря на то что я тогда не очень хорошо освоил русский, «хэкал», отважился попытать счастья в столице.
Нетрудно догадаться: не поступил. Но мой педагог из Львова Алла Григорьевна Бабенко верила в меня. Она была ученицей легендарного режиссера Андрея Гончарова, в свое время поставила множество спектаклей в России. В Казанском большом драматическом театре имени Качалова в свое время тоже шли ее постановки. В конце сентября Казанское театральное училище, на мое счастье, объявило дополнительный набор, и Алла Григорьевна попросила: «Обратите внимание на этого парня». К ее мнению прислушались, меня взяли. До этого я учился на украинской классике, а здесь мне, сельскому необразованному парню, привили вкус к Чехову, Хемингуэю, хорошей литературе.
— Известно, что в театральном училище занятия продолжаются с утра до вечера. О том, чтобы где-то найти подработку, речи не идет, а на стипендию прожить сложно. Как решали неизбежно возникавшие материальные проблемы?
— Первые полгода стипендию я не получал вообще, потому что, естественно, не сдал русский язык. Я приехал в Казань в легкой курточке и, извините за интимные подробности, армейских трусах. В кошельке лежала советская десятка. Мама меня поддерживала, старалась что-то присылать, но они с отцом были людьми небогатыми, поэтому денег катастрофически не хватало. Видя это, руководство училища озадачилось, извлекло на свет какой-то указ, где говорилось, что первые полгода студенту по закону обязаны выплачивать стипендию, при этом неважно, как он сдал экзамены. Помню, ходил в департамент культуры в Казанский кремль, где мне выдали сто шестьдесят с чем-то советских рублей. По тем временам — сумму! Я был королем. Армия научила не сдаваться, обстоятельствам я не поддался, устроился дворником при театральном училище, три года махал метлой за восемьдесят рублей в месяц.
Со второго курса нас взяли в Качаловский театр, мы — студенты — бегали в массовке, очень скоро стал выходить на сцену в небольших ролях, за что тоже платили рублей восемьдесят. Позже стал получать повышенную стипендию — сорок пять рублей, поэтому с деньгами у меня было нормально.
— С чем выпускались?
— Я заразил однокурсников Достоевским. Сначала поставил самостоятельный отрывок — финальную сцену из «Идиота», где Рогожин объясняется с князем Мышкиным. А к выпуску мы сделали дипломный спектакль «Идиот», я, естественно, сыграл Рогожина. Еще выходил на сцену в роли Валера в «Тартюфе».
Вопрос, куда идти работать, не стоял, меня и еще трех однокашников сразу взяли в Качаловский театр, в котором мы со студенческих времен были вспомогательным составом. В училище я регулярно посещал исключительно мастерство, отговариваясь репетициями в театре. Но все же получил диплом. Мы начинали работать, когда театр переживал сложные времена: ушел главный режиссер, руководство возложили на трех актеров. Это было ужасно, действовали они как лебедь, рак и щука из басни Крылова. В конце концов театр возглавил замечательный Станислав Владимирович Таюшев. Он начал ставить «Мастера и Маргариту», мне поручил роль Ивана Бездомного, ставшую моим дебютом на сцене Качаловского театра. Девяностые открывали нам новые пьесы, в театре шли «Крутой маршрут», «Дальше... дальше... дальше!» Михаила Шатрова. Работы было много, мне находились роли во всех премьерах.
— Труппа, как известно, организм непростой, там сталкиваются амбиции разных артистов. Вам завидовали?
— Конечно. Доктора Астрова в «Дяде Ване» я сыграл, когда мне исполнилось двадцать восемь, хотя у Чехова он дядька повзрослее. Но режиссер видел в этой роли меня, хотя в труппе были большие мастера. Астров мне безумно нравился, наверное поэтому роль получилась.
— Пятнадцать лет вы были ведущим актером Качаловского театра, получили звание заслуженного артиста Республики Татарстан. Но в 2001-м все же ушли. Слышала, из-за конфликта с художественным руководителем Александром Славутским?
— И вспоминать не стоит, так давно это было. Многое перестало меня устраивать: и репертуар, и люди, пришедшие в труппу. Можно поступить по блату на актерский факультет, но если отсутствует талант, что ты потом станешь делать со своим дипломом? В какой-то момент количество «своих людей» в театре стало зашкаливать, что отражалось на качестве спектаклей. И я принял решение уйти, хотя был ведущим актером. Случилось это в последний день гастролей в Питере, мы сыграли «Скрипача на крыше», и я объявил, что увольняюсь. Решение было эмоциональным, конфликт с худруком — ярко выраженным, наше объяснение произошло в присутствии коллег. Я держал лицо: уходил в никуда. Худруку тоже некуда было отступать.
Театральный мир тесен. Известие о моем уходе разнеслось со скоростью звука. Уже на следующий день позвонил главный режиссер тольяттинского драмтеатра «Колесо» имени Дроздова Анатолий Афанасьевич Морозов:
— Ты еще в Питере?
— Да.
— Дождись меня, приеду — поговорим. Есть предложение.
Он хорошо представлял, на что я способен в профессии. Ставил в Казани «Коварство и любовь», где я играл фон Вальтера. Пока Анатолий Афанасьевич добирался до Питера, я успел получить еще несколько предложений. Меня позвали в Театр «На Литейном», Александр Галибин пригласил в Новосибирск, где возглавлял театр «Глобус». Так что перспектива стать безработным не грозила. Но я почему-то испугался Новосибирска, мне показалось, что это очень далеко. А Морозов был краток: «Поехали ко мне в Тольятти». Договорились, что поработаю там год. Жена еще училась в театральном в Казани, добираться к ней из Тольятти не составляло большого труда. Поехал один и в итоге сыграл у Анатолия Афанасьевича приличное количество ролей.
— Тем не менее вы ушли в Красноярский драматический театр имени Пушкина.
— Странная история. У Анатолия Афанасьевича случился конфликт с директором, и именно в тот момент со мной связался руководитель красноярского драмтеатра. Потрясающим был человеком, филологом по образованию, умным, начитанным, преданным театру. Сказал: «Ходят слухи, что в «Колесе» грядут перемены, не хотите прилететь познакомиться?» Оплатили билет на самолет, гостиницу, даже суточные. Подумал: когда еще попаду в Красноярск? Город поразил красотой, начало лета, жара, удивило огромное количество фонтанов и пальм в кадках, стоящих в скверах. Мы пообщались с директором и режиссером, он оказался питерским. Мне показали город, вечером я посмотрел спектакль и улетел назад. И тут звонит жена: «На нашем дипломном спектакле побывали директор и режиссер из Красноярска, меня пригласили в театр Пушкина». Мы еще не успели расписаться. Это был ее шанс, который не стоило упускать. В труппу брали ее, молодую актрису, а не прицепом ко мне, известному актеру. Для нее это было очень важно, так что решили ехать.
Прошел год, и, к сожалению, в Красноярском крае поменялся министр культуры. Новое руководство заявило, что театр задолжал городу много денег. Директор снимал огромное количество квартир для приезжих актеров, оплачивал нам фитнес, бассейн, чтобы не теряли форму. Кроме большой сцены там успешно действовала сцена современной зарубежной пьесы. Но нам объявили: все это к чертям закрываем, директора увольняем и вообще театр ставят на несколько лет на реконструкцию. Режиссер объявил голодовку, закрылся в кабинете. Не помогло. И тут опять звонит Анатолий Афанасьевич Морозов: «Все здорово, у меня новый директор, «АвтоВАЗ» выделяет театру большие деньги, возвращайся». Так я снова оказался в Тольятти.
— Где встретили жену, Николай Михайлович?
— В Казани. Лена — дочь прекрасного артиста, моего коллеги Феликса Пантюшина. Знаю ее с пяти лет. Будущая жена выросла на моих глазах, стала красавицей. Я не мог не обратить на нее внимания. Да и ухаживал недолго, почти сразу поженились. У нас семнадцатилетняя разница в возрасте.
— Родители Елены дали благословение?
— Дали, предупредили только: «Обидишь дочь — голову оторвем!» Когда между нами возникли чувства, я очень переживал. Думал: как посмотрю им в глаза? Но они оказались людьми мудрыми, да и мы с Леной не ошиблись, второго марта исполнилось двадцать лет как вместе.
— Вы человек успешный, много снимаетесь, а значит, часто разлучаетесь с женой. Елена — красавица, вокруг множество соблазнов. Как сохранить семью?
— Ответ простой: надо любить! Только любовь и радость, которую она приносит, держат людей вместе. Я взял в жены Елену, когда ей еще не исполнилось восемнадцати, и с тех пор никто другой мне не нужен. В сложных обстоятельствах, которые валятся на наши головы, только семья и держит на плаву, бережет от соблазнов, срывов. Легко сказать: да пошло оно все! Хлопнуть стакан и на нервной почве пойти вразнос. Но я себе такого никогда не позволю, потому что несу ответственность за трех девчонок, которых безумно люблю. Я же поздний папа, все меня предупреждали, что дети растут быстро. Но как же быстро выросли мои! Старшей, Соне, пятнадцать, Ане — двенадцать.
— Чем девчонки увлекаются? Продолжит ли кто-то актерскую династию Козаков?
— Соня пока не определилась. Хотя понимает, что уже настало время принимать решение. Про актерскую профессию думает, но я вижу, как ей страшно. Дочери серьезно занимались художественной гимнастикой, но старшая сильно выросла, стала слишком высокой для профессионального спорта, уже выше Ленки. Младшая сейчас упорно занимается танцами — народными, современными. Но это тоже пока не профессия, а просто увлечение. Мы отдавали детей в спортивную секцию, считая, что принесет им пользу. Занятия спортом дисциплинируют, даже если ребенок не достигнет высот, это все равно пригодится в жизни, научит побеждать и проигрывать. Конечно, хочется для них лучшего. В свое время я на каникулах собирал смородину, стоял возле комбайна, чтобы заработать на первые джинсы. К счастью, у моих дочек нет такой необходимости, но трудолюбию мы их научили.
— Первый брак моего одноклассника народного артиста России Игоря Бочкина разрушили актерские амбиции. Его карьера пошла в гору, а у жены-актрисы она не складывалась. Начались конфликты в семье, творческая ревность, дело закончилось разводом. Как вы справляетесь с похожей ситуацией?
— Не стану скрывать, наш брак пережил разные этапы. Когда женщина рожает, у нее меняется психика, играют гормоны. Это влияет на мир в семье. Но мы эти моменты миновали без потерь. Я не ожидал, что Ленина карьера в Москве забуксует, знал ее по потрясающим театральным работам: она способна на многое, пусть режиссеры поверят мне на слово. Ее актерская судьба пока складывается не так успешно, как моя, но надеюсь, главная роль еще к ней придет. Лена родила двоих прекрасных детей и уже в этом состоялась. А сколько несчастных актрис пожертвовали материнством в ожидании роли, а она так и не пришла, и в итоге они оказались у разбитого корыта, несчастны, одиноки?! Актерская профессия очень жестокая. Лена обрела силу и мощь в семье. Без нее я бы точно пропал. Без Ленки ничего не достиг бы в жизни, она держит меня своим присутствием, красотой, уютом, нежностью. Ей исполнилось тридцать восемь, а она до сих пор не испортилась, остается наивным, искренним, честным человеком. Когда сталкивается с грубостью, не знает, как защищаться, мне это в ней очень ценно.
— Как принимали решение перебираться в Москву?
— Мне всегда не нравился Тольятти, рабочий город, не очень комфортный для жизни. Но в театре при Морозове все складывалось для меня интересно. Морозов, несмотря на возраст, всегда оставался романтиком. В нем напрочь отсутствовал цинизм, хотя в режиссерской профессии он, как и определенная жесткость, должны присутствовать. В Анатолии Афанасьевиче был полет, хотелось мчаться с ним вместе черт его знает куда. Он умел зарядить энергией, я ему верил. Это самое главное. Нельзя не верить режиссеру, если в гримерке начинаешь сетовать: «Какое же дерьмо он поставил!» — то конец тебе, спектаклю, его создателю. Даже если кажется, что тот неправ, надо идти за ним до конца. Других вариантов нет.
Мы сделали много спектаклей, Анатолий Афанасьевич дал мне возможность поставить «Билокси Блюз», где я еще и сыграл сержанта Туми. Сам написал инсценировку, сам подобрал музыкальное оформление. А еще я поставил детскую сказку.
Потом произошел конфликт между администрацией и творческими людьми, директриса уволила Морозова, я сказал, что тоже уйду. В Тольятти мне обещали и квартиру, и звание, но посулы оказались пустыми. Когда собрался ехать в Красноярск, Анатолий Афанасьевич сказал: «Лучше отправляйся к моему брату, поговори с ним». Борис Афанасьевич Морозов уже возглавлял Театр Российской армии, видел меня на фестивале в Белгороде. Я еще в 2003 году побывал в Москве, мы встретились, поговорили. Честно признался: много чего переиграл, но сейчас у меня семья, так что важно, в какие условия ее везти.
— Квартиру получить поможете?
— Нет.
— Понятно. Ну а хотя бы общагу дадите?
— Общежития у нас тоже нет.
— На какую ставку могу рассчитывать?
Он озвучил сумму. Откровенно говоря, в Тольятти я зарабатывал больше. Смысла просто так ехать покорять Москву не видел. Но когда Анатолия Афанасьевича «съели» во второй раз, решил: Москва так Москва. Звонили и из Челябинска, и из Пензы, но я в сорок лет приехал в Москву...
— Вам и квартиру пришлось брать в ипотеку, а актерские зарплаты в Театре Армии невелики. Когда принимали решение, учитывали, будет ли у жены возможность работать в театре, сниматься в кино?
— Мы с Леной постановили так: пока я пытаюсь пробиться, для нее наступило время рожать. Пошли на это сознательно, рожала жена в Казани. Решение ехать в Москву было принято, но я как честный человек дал слово доработать сезон. Те четыре месяца были самыми тревожными, каждый вечер волновался: что происходит в Москве, дождутся ли меня?
Дождались. Договор с Борисом Афанасьевичем был таким: я заявил, что не выживу на ставку актера драматического театра, буду пробиваться в кино. В сорок лет принялся обивать пороги «Мосфильма» и Киностудии имени Горького, бегал по группам, раздавал фотографии, начинал с ерунды, не очень интересных ролей. Но дело пошло. Борис Афанасьевич понимал, что мне надо зарабатывать. Несколько раз он ставил вопрос: либо репетиции, либо кино, тогда я отказывался от проекта. Не раз возникали разговоры по поводу Ленки, но до дела не доходили. Борис Афанасьевич преподавал в ГИТИСе, ему приходилось пристраивать в труппу ребят со своего курса. Театральная карьера Лены до сих пор не сложилась, в кино, правда, иногда снимается, но не так часто, как хотелось бы. Для меня загадка, абсолютно необъяснимая, почему у кого-то актерская карьера в столице выстреливает. Я знаю столько сильных артистов, которые приезжали покорять Москву и через полгода возвращались назад в свои театры поджав хвост. Всю «классику жанра» пережил и я. Ночевал у друзей, иной раз денег не было даже на метро, и от «Киевской» до «Мосфильма» шел пешком.
— Что помогало в такие моменты не отчаяться?
— Я в этом плане, в хорошем смысле слова, злой человек. Очень амбициозный, трудности, вызов обстоятельствам меня всегда заводят. Знаю, что расшибусь, но сделаю, потому что парень из села. Дал себе слово: ни фига, ребята, я всего добьюсь! В Театре Армии дебютировал в «Гамлете», Морозов утвердил на роль Клавдия. На лицах коллег читалось: что за дядька взялся непонятно откуда? Я вышел на сцену и так вмазал первый монолог, что все сразу поняли: не все так просто.
— А с кем-то из суперстаров театра пришлось пересекаться?
— Владимир Михайлович Зельдин, который встретил на сцене собственное столетие, видя меня, каждый раз интересовался:
— А вы кто?
Я отвечал:
— Актер, уже не новый, несколько лет здесь служу.
Он кивал:
— А, ну ладно.
Однажды меня попросили проводить его до гримерной, у двери он сказал: «Спасибо, вы свободны». Принял за ассистента. С Ларисой Ивановной Голубкиной мы играли в спектакле «Волки и овцы», с Алиной Станиславовной Покровской с удовольствием играем в нем по сей день, так же как в «Одноклассниках». Мне важно, чтобы партнер меня слышал, видел, чтобы был готов к обоюдным импровизациям, чтобы мы не застывали на месте. В спектакле есть режиссерская схема, но хочется, чтобы он не превращался в монотонное повторение заезженной пластинки, чтобы удивлял зрителя. Есть партнеры, которые дома перед зеркалом все себе придумали и хоть тресни, хоть разденься догола, все равно будут долбить свое и удивляться: зачем он выкаблучивается? Голубкина и Покровская, к счастью, не такие.
— Когда актеры в сотый раз играют на сцене одно и то же, начинают порой хулиганить. В Театре Армии тоже так?
— Я иной раз пытаюсь вздрючивать себя и провоцировать партнеров, потому что нельзя, чтобы все шло по накатанной. Могу бросить свою реплику раньше, это партнера непременно встряхнет, а постановке прибавит красок. Могу поменять мизансцену, куда-то уйти или остановиться во время действия, злоупотреблять этим нельзя, но что-то слегка нарушить можно. Некоторые спектакли прошли уже по пятьсот раз, «Одноклассников» мы за двенадцать лет сыграли двести пятьдесят раз, спектакль живет благодаря выдающейся режиссуре Бориса Морозова. Ему уже под восемьдесят, смотрю и поражаюсь: насколько он энергичный. Мозги живые, мысли формулирует четко и внятно. Он продолжает бороться, переживает за классический театр, за то, чтобы сохранить наработанное поколениями актеров. Очень его за это ценю.
Мы и сегодня играем поставленный им спектакль «Мольер (Кабала святош)», где у меня заглавная роль. В ней выступали Олег Табаков, Олег Ефремов, Александр Ширвиндт, Юрий Любимов, так что груз ответственности давит. Мне эту работу помог осилить дух сопротивления. Настраиваю себя: а я сыграю по-другому, лучше! Представлю художника, который был вынужден унижаться перед властью, но та все равно привела его к разрушению. Я не показываю на сцене мэтра, уставшего от жизни, доношу до зрителей его страсть, одержимость, ревность. Многие актеры играли Гамлета — что ж, теперь отказываться от постановки этой пьесы? То же могу сказать о Мольере.
После ухода из Театра Армии Борис Афанасьевич ставит спектакли в разных местах. Мы не расстаемся. Полгода Морозов репетировал у Александра Калягина в «Et Cetera» «Стакан воды» Скриба, потом позвонил мне: «Без тебя никак, приходи играть виконта Болингброка». Что-то не сложилось у него с актером, который репетировал эту роль до меня. И я за месяц все сделал. В октябре прошлого года сыграли премьеру. Спектакль собирает полный зал, постановка пришлась по душе зрителям.
— Думаю, многие зрители открыли вас для себя по-настоящему, посмотрев сериал «Карпов», где вы играете человека сложной судьбы, полицейского, разочарованного происходящим вокруг.
— Работалось сложно, для меня было непривычным, что первый сезон снимали сразу два режиссера Игорь Ромащенко и Ваня Щеголев. Пока один делал свой блок — две серии в неделю, другой сидел на подготовке и монтаже, потом они менялись, такой вот конвейер. Второй сезон снимали другие люди, на третьем я сказал, что вообще не стану сниматься. Прочел сценарий, где мой герой, впадая в религиозный фанатизм, налысо брил головы женщинам, и решил: все, не хочу. Продюсеры напомнили:
— Ты подписал контракт.
— Моя ошибка, сделал это, не вчитываясь в сценарий. Если бы знал, что там история про детей, жертв депутатов-педофилов, отказался бы сразу.
Состоялся серьезный разговор, мы долго бодались, в конце концов моего героя выписали из сюжета на пятой серии сезона. Рад, что успел поработать с исполнителем главной роли Владом Котлярским. Он — потрясающий актер. К сожалению, и в отношении него сработал стереотип. Если актер попал в хороший фильм или сериал, у него, что называется, поперло, он, независимо от уровня таланта, приобретает клише и дальше его воспринимают лишь в этом образе. Знаю об этом не понаслышке, испытал на собственной шкуре. Раз артист лысый, значит, мент или бандит. Если актриса красивая, эффектная, значит, ее амплуа — девушки пониженной социальной ответственности. И к Владу этот штамп тоже приклеился. Котлярский умный человек, не переживает по поводу всплесков славы. К тому же у него есть антрепризные спектакли. С нами снимался молодой питерский актер, талантливый Дмитрий Блажко. Когда сериал получил высокий рейтинг, радовался:
— Колян, ну все, поперло!
Я же как в воду глядел, предупреждал:
— Ой не зарекайся.
Прошло некоторое время, звонит Дима: «Ты оказался прав, у меня полная задница». Вот такая наша судьба.
— Поскольку вы много снимались в боевиках, наверняка есть травматичные проекты?
— Бог миловал, особых травм не случалось. Самым сложным проектом был сериал «ЧС. Чрезвычайная ситуация» о спасателях МЧС. Нас постоянно тренировали ребята-каскадеры, мы входили в пожары, горели, ныряли, пробивались сквозь завалы, спускались на тросах с высоты. Словом, много чего было, в том числе авария с риском для жизни. В кадре сидели на ратраке — огромном тракторе, который утрамбовывает снег на горных склонах, там сверху есть площадка. Сидели посреди реки, как вдруг трак начал тонуть. Мы с Олей Хохловой выплыли, а в кабине остались Петя Кислов и водитель, которые стремительно погружались в воду. А там, на минуточку, шесть метров глубины... Ратрак за что-то зацепился ковшом и намертво встал. Ребятам удалось разбить стекло кабины, туда хлынула вода. Я не растерялся, нырнул и вытащил Петю, который на голову меня выше, из кабины. Адреналин зашкаливал.
Не менее сложно оказалось сниматься в «Чернобыле». Можно сказать, побывали в аду. Подводные съемки проходили в Венгрии и Курчатове, где стоят реакторы, похожие на чернобыльские. Температура воздуха в павильоне доходила до пятидесяти трех градусов, а на нас — резиновые водолазные костюмы... В них мы ползли под водой, в них же ходили.
Представляю, насколько сложнее приходилось режиссеру и исполнителю главной роли Дане Козловскому. В таком же тяжеленном костюме снимался, потом бежал к монитору, отсматривал дубль, злился на себя, что-то объяснял группе, не выдыхал ни на секунду. Своим нечеловеческим трудолюбием он вызывал огромное уважение.
— Есть ли у вас любимые режиссеры в кино?
— Безусловно, Юрий Павлович Мороз. Первая наша встреча состоялась, когда он снимал полный метр про русскую Калифорнию «Форт Росс», меня взяли, потому что был чем-то похож на Бенкендорфа. Помню, долго гримировали, два часа одевали, хотя произнести требовалось всего одну фразу. Утром прилетел в Питер, а вечером в театре «Гамлет». Сняли меня за полчаса, потом два часа разгримировывали, но на спектакль я успел.
Потом были «Инквизитор», «Теория вероятности», где мне досталась роль начальника службы безопасности казино. Юрий Павлович всегда сохраняет на площадке поразительное спокойствие, притом что обычно в последний момент выясняется: что-то не готово, не сделано. Но его настроение никогда не отражается на актерах.
Всегда снимался у него с удовольствием. Когда услышал, что Мороз готовится к работе над «Угрюм-рекой», напомнил о себе и услышал: «Да, Коль, это твой материал». Но... дальше ничего не произошло. Я осенью звонил, поздравлял его с юбилеем.
— Съемочная площадка сводила вас с молодым поколением артистов, среди них Максим Матвеев, Артем Ткаченко, Макар Запорожский, Денис Никифоров. Насколько сильно они от вас отличаются?
— Несильно, все работают на результат, а это твое лицо в кадре, которое увидит зритель. На площадке неважно, какой у тебя объем роли, предстоит сниматься десять или сорок смен. Если ты профессионал, то независимо от того, к какому поколению принадлежишь, имеешь звездный статус или нет, берешь и впахиваешь. Киношный мир тесен, процесс выстроен так, что снимать нужно достаточно быстро. В нем не заложено времени на капризы. Не можешь без них — гуляй!
— Случались ли у вас конфликтные ситуации?
— Да, не буду называть фамилию. Актриса снималась в главной роли. С утра, когда группа уже готова работать, она приходила и заявляла:
— Эту фразу произносить не буду, этого в кадре делать не буду.
Я возмущался:
— Подождите, что мне тогда отвечать героине? Там логическая цепь.
Не помогало, в очередной раз, когда она раскапризничалась, я проявил твердость: «Пошли вы знаете куда, какого черта каждый день устраиваете демарши?! Есть утвержденный текст, который я произнесу, не устраивает, отменяйте съемку!» Бедный режиссер покрылся пятнами, ему надо выполнять съемочный план. «Коль, ну ты же человек вменяемый, выручи», — умолял. Пришлось пойти навстречу.
— Мнения критиков и зрителей по поводу сериала «Зулейха открывает глаза», где вы снимались, разделились. Что ответите критикам?
— Снимался с удовольствием, хотя у меня там небольшая роль. Два раза с радостью побывал в Казани. Восхищаюсь партнершей Юлией Пересильд — просто лихая девка, ее энергия зашкаливает. Слышал, что сериал вызвал возмущение татарской диаспоры, но стараюсь такого не читать, не обращать внимания, на всех не угодишь. Работа Егора Анашкина, осилившего столь масштабные съемки, вызывает только уважение. Легко сидеть на диване и критиковать. Анатолий Афанасьевич Морозов, страстный футбольный болельщик «Зенита», в таких случаях говорил: «Ты сам бутсы надень». Когда снимается кино, никто не хочет, чтобы вышло плохо. Я был свидетелем, сколько сил Данила Козловский угрохал на «Чернобыль», и вообще вся группа, но нашелся человек, скрывающийся под именем Bad Comedian, который разнес картину в пух и прах. Мне прислали кусок, где он говорит про меня, как ему кажется, остроумно. Мне же, честно, было несмешно.
Я не завожу аккаунты в соцсетях. Слышал, что в «ВКонтакте» есть моя фан-группа, но меня там нет, поэтому не знаю, что обо мне пишут. На улице узнают. Но люди разные... Однажды пристал пьяный охранник: «Можно с вами сфотографироваться?» Отказал. Смешная история случилась в Мурманске на гастролях. Я шел из театра в гостиницу, навстречу — женщина с сумками. Думал, что упадет в обморок, увидев меня. Так эмоционально отреагировала:
— Я же вас сейчас по телевизору видела!
— Ну и что я там делал?
— Не очень хорошо себя вели.
— «Сибирь. Монамур», где у вас главная роль, получила множество фестивальных призов. Почему их вручали без вас?
— Я не большой любитель ездить по фестивалям, хотя режиссер Слава Росс звал и в Монако, и в Чили. Таких ролей хотелось бы побольше.
— Чего бы вы сами себе пожелали из того, что еще не сбылось?
— Если что-то не сбылось, значит, пока не особо требуется.
Подпишись на наш канал в Telegram