Давно мечтаем встретить человека, который расскажет нам, что ему реально подсыпали битое стекло в пуанты или резали костюмы. Мы таких историй не слышали, только в кино видели...
— Зрители приходят на балет, восхищаются мастерством артистов, но только сами исполнители знают, какой адский труд стоит за волшебной легкостью танца. Вы бы посоветовали отдать ребенка в балет?
Кристина: Знаете, самое ужасное, что дети страдают, как правило, по вине взрослых. Мы часто сталкиваемся с тем, что много частных школ открывается людьми некомпетентными. Они обещают поставить вашего ребенка на пуанты в три года. Зачастую в такие школы ходят дети довольно известных родителей, которые сами хотят немедленного результата. Хвастаются, что их чадо танцует на пуантах и крутит фуэте. Но мы всегда предупреждаем: если хотите, чтобы ваш малыш радовал маму с папой, пусть начнет с польки, с народного танца... Развивайте ребенка постепенно. Недавно подруга показывает нам запись отчетного концерта, мол, как вам моя на пуантах? Ужасно! Ребята, детей ставят на пуанты ближе к одиннадцати, и только после года серьезного обучения, когда у них сформировался скелет. В ином случае это грозит ребенку неправильным срастанием костей: голеностопа, коленного сустава, а дальше травма на всю жизнь...
Есть преподаватели, которые относятся к обучению ответственно, а есть такие, кто выпустился из училища и тут же открывает школу. Мне недавно рассказали про даму, которая открыла балетную студию в Барвихе, мол, она училась в Московской государственной академии хореографии. Мы примерно одного возраста и обязательно встретились бы там. Но я о ней даже не слышала. Если вы мечтаете о балетном будущем для ребенка, его надо подготовить. Для начала это могут быть танцы, спортивная гимнастика. Профессионалам детей отдают с десятилетнего возраста. Мы призываем: не калечьте своих малышей.
— А как вы с Игорем попали в балет?
— Я родилась в Орле, где на тот момент не было профессиональной балетной школы, только хореографическая студия. Единственная. Причем туда меня принимать не хотели: шея короткая, растяжки никакой... Но я была артистичной, и мама очень хотела, чтобы дочь танцевала. Она смогла договориться, чтобы мне дали шанс. Мама шила норковые шапки, в те времена на них был большой спрос. Кто-то из клиентов подарил ей банку дефицитного растворимого кофе, что тогда было редкостью. Вот за эту взятку — банку импортного кофе — меня и приняли.
Через три года мой педагог Ирина Евстафьевна Барашина посоветовала маме отдать меня в академию хореографии. Я вообще не понимала, куда еду, зачем десятилетнюю девочку везут в Москву и почему меня, раздев до трусиков, так досконально осматривают. В итоге из восьмидесяти человек поступили двое, в числе которых оказалась и я. Помню, мама собирала мне чемодан, а я спросила, положила ли она форму для физкультуры. «Ты вообще понимаешь, куда едешь? — удивилась мама. — Теперь вся твоя жизнь — сплошная физкультура и балет».
Занятия у нас начинались в девять утра, у одних — классика, у других народные танцы — потом пятнадцать минут перемена, чтобы переодеться и идти на общеобразовательные уроки. Дальше до шести вечера снова хореография и фортепиано. Потом час на домашние задания, ужин и отбой. Жизни за пределами интерната попросту не существовало. Но мы чувствовали себя комфортно в тесном коллективе, часто устраивали праздники, причем я всегда была старостой, постоянно организовывала какие-то концерты, вечеринки, кинопоказы...
Игорь: Я как-то спросил у мамы, почему меня отдали в балет. В юности она ходила на танцы и не раз замечала, что почти все мальчики стоят, прижавшись от стеснения к стене. И мама себе пообещала: «Мой сынок обязательно будет танцевать». Сначала она отдала меня в секцию спортивной гимнастики в Одинцово. Там посмотрели данные, попросили встать в пятую позицию — вроде бы получилось — и предложили попробовать силы в танцевальном кружке. Мне было лет шесть.
Однажды мама узнала от соседки, что в академию хореографии объявляется набор детей моего возраста. К тому времени я уже танцевал в студии при цирке на проспекте Вернадского, участвовал в концертах и даже немного там зарабатывал. Так в девять лет я поступил на подготовительные курсы, а через год удалось пройти отбор и в саму академию. Утром папа завозил меня на учебу, а вечером забирал. Я мечтал жить в интернате, но оказалось, что это недешевое удовольствие.
Кристина: Несмотря на то что родители расстались, когда мне не было еще и двух лет, оплачивать интернат помогал отец. Я сама его об этом попросила. Когда я поступала в академию, у меня родилась младшая сестра. Помню, приезжала домой, открывала холодильник, видела на полке шпроты и думала: «Нет, не буду просить. Вдруг это на Новый год». Родители отдавали все средства на мое обучение. Потом произошло обесценивание рубля, и некоторое время мы не могли оплачивать интернат. Родители нашли какую-то знакомую в Москве и попросили меня временно приютить.
— Игорь, в девяностые сверстники не особо принимали ребят, выбравших балет в качестве увлечения. Вам не доставалось за белые трико?
— Я довольно долго не подозревал о существовании трико. В студии в Одинцово мы занимались в спортивных трусиках, концертные номера танцевали в шароварах. В училище долго занимаешься в черных велосипедках. Трико надеваешь только на старших курсах. За годы в профессии я слышал миллионы вопросов о нетрадиционной ориентации артистов балета, но ирония в том, что серьезнее и сложнее профессии, на мой взгляд, не существует. Из зрительного зала кажется, что мы легко порхаем по сцене, но если бы вы знали, сколько труда и боли стоит за этой легкостью! Самое простое, что приходится делать, — надевать трико. А буллинг... он есть в любой сфере. В моем детстве чаще дразнили ребят, носивших очки. Да и потом у меня не было времени общаться с ровесниками, живущими обычной жизнью. Я приезжал в академию к девяти утра, домой возвращался в восемь вечера.
— Получается, что у вас и детства-то не было?
Кристина: Оно было, просто другое и в другой среде. Помню, уже на старших курсах все ребята разъехались по домам и я осталась в интернате одна. Сидела смотрела в окно. Напротив находилась школа. Я наблюдала за компанией мальчишек и девчонок, собравшихся во дворе, кто-то из них меня заметил. Спросили, почему сижу одна, и пригласили погулять. Я впервые познакомилась с ребятами не из балета и узнала, что существует совсем другая жизнь. Мы подружились, даже Новый год вместе встречали.
Игорь: Наши ребята играли с учениками из этой школы в футбол, и тогда единственный раз произошел какой-то инцидент — они отпускали шутки по поводу того, что мы «балеруны». Но «балеруны» крепкие ребята, и быстро поставили всех на место. Когда меня отводили в студию, я поначалу не очень понимал, что такое балет — ну танцы и танцы... Родители считали, главное — ребенок занят и не слоняется на улице. Еще был огромный плюс в том, что заходя в академию, ребенок не может свободно оттуда выйти. По сути, дети постоянно под контролем, у них строгая дисциплина.
— После окончания академии вы сами выбирали театры?
Кристина: За полгода до выпуска руководитель театра «Кремлевский балет» Андрей Борисович Петров пригласил к нему в театр. Это было заманчивое предложение, я же прекрасно понимала, что в Большой театр, о котором мечтают все выпускники, попадут только сливки, но это кладбище талантов, поскольку прорваться смогут немногие. Я в принципе входила в эти «сливки», могла бы побороться, но Валерий Викторович Анисимов, тогдашний управляющий балетной труппой Большого, был другом Петрова, и они договорились, что я пойду в «Кремлевский балет», за что им огромное спасибо.
В первый день работы Андрей Борисович вызвал меня в кабинет и спросил: «С кем ты хочешь работать? Есть Екатерина Сергеевна Максимова (для меня она — легенда) и Нина Львовна Семизорова, которая еще танцует, но уже закончила карьеру в Большом театре. Советую — иди к ней. Молодой педагог, у которого пока нет учениц, поэтому вложит в тебя все силы». И вот я уже двадцать лет работаю с Ниной Львовной. Когда начинали, мне было восемнадцать — пубертатный период и меня разнесло до пятидесяти пяти килограммов, сейчас я вешу сорок семь. Выросла довольно большая грудь. Прежде чем станцевала первую партию — Жизели, а она крестьянка и вполне могла быть пышной, Семизорова сказала: «Начнем с двоечки виллис» — то есть с небольших партий. В итоге я стала примой и в один прекрасный момент поняла, что достигла потолка в этой труппе. Знаете, когда уже не развиваешься и никто не приходит в театр, на кого можно с завистью смотреть, в хорошем смысле, соперничество ведь очень подстегивает на работу. Тогда я получила приглашение от Сергея Юрьевича Филина, который руководил балетной труппой Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Там проработала год в статусе примы-балерины. Позже Филина пригласили в Большой. Я спросила:
— Можно с вами?
Он ответил:
— Нет, но можешь прийти на просмотр на общих условиях.
Не то чтобы он не мог привести меня с собой, просто не давал гарантии того, что смогу получать только главные партии. Таких, как я, в Большом театре много. В итоге пришла на общий просмотр. Там были абсолютно все педагоги, в том числе Нина Львовна Семизорова. После того как я сделала половину урока, Сергей Юрьевич, председатель комиссии, сказал:
— Кристина, спасибо большое. Нам все понятно.
На что другой педагог ответил:
— Вам понятно, а мне нет.
Я была уже известной балериной, служила примой в двух театрах, поэтому кастинг для меня оказался очень нервным. Стиснула зубы и сказала:
— Сергей Юрьевич, спасибо за доверие, но я сделаю все до конца, — надела пуанты и закончила.
Комиссия ушла на обсуждение, через несколько минут вышел Филин: «Кретова, поздравляю, ни одного голоса против... почти». Лишь Валерий Степанович Лагунов переживал, встану ли я после примы в других театрах в двоечки-троечки. Сергей Юрьевич пообещал, что первая партия у меня будет неглавная. И действительно мне досталась роль повелительницы дриад в «Дон Кихоте», небольшое сольное выступление. А потом я просто вставила в уши беруши и работала. Доработалась до ведущей солистки Большого театра.
— Игорь, вы в отличие от Кристины практически всю жизнь служите в Большом.
Игорь: Выпускаясь из академии, я сразу поставил цель — попасть в Большой. На меня, кстати, особо никто не делал ставку как на классического танцовщика, и я понимал: роли принцев не светят, да и не очень-то и хотелось их исполнять... В общем, не сильно горел желанием танцевать принцев всяких, мне было интересно эмоциональное наполнение роли, поэтому актерское мастерство и народный сценической танец были в приоритете. Выпустился, получил пятерку и приглашение прийти на просмотр в Большой театр. Пара членов комиссии высказались против моего прихода в труппу, поскольку я был невысоким, и возник резонный вопрос: что с этим низкорослым делать? В итоге взяли в кордебалет. Через месяц дали афишную партию, притом что до меня ее исполнял заведующий балетной труппой Геннадий Петрович Янин, очень харизматичный танцовщик. Волновался ужасно, но после первого выхода получил аплодисменты от коллег и был очень тепло принят в коллектив.
На протяжении шести лет станцевал больше сорока афишных ролей, пока не перевели на сольную ставку. Спустя время, так же как и Кристина, я подумал: наверное, это мой предел. В этот момент в моей жизни неожиданно появился педагог Александр Николаевич Ветров, когда-то он был солистом в Большом, и я подумал: «Чем черт не шутит, может, стоит попробовать с ним поработать? Вдруг получится...» Я всегда был трудоголиком, но танцевать одно и то же стало скучно, захотел начать сначала, преодолеть себя, открыть новые горизонты. Десять лет мы проработали вместе и достигли цели — я стал премьером Большого театра.
— Некоторые артисты стремятся продолжать карьеру за рубежом. У вас тоже имелся подобный опыт...
Игорь: Я долго пребывал в статусе ведущего солиста, хотелось изменений, и решение уехать принял скорее на эмоциях. Плюс хотелось поддержать тогдашнюю супругу Евгению Саварскую, которая работала в кордебалете, и ей порой просто не давали выйти на сцену. Появилось предложение уехать в Венгрию, я согласился, а уже через пару недель понял: это точно не то место, где хочу работать. Да и контракт оказался не таким выгодным, как изначально пообещали. Карета превратилась в тыкву, едва мы пересекли границу. Нас заверили, что к концу сезона закончится реконструкция местного театра, в итоге его открыли только спустя три года после того, как я уволился. Но, кстати, я сразу получил звание премьера Венгерского национального балета, танцевал в неплохих спектаклях, но как-то это все казалось несерьезным по сравнению с Большим. Во-первых, маленькие сцены, помню, на первом выступлении собрал все углы. Во-вторых, Женя так и не получила хороших ролей. А мы оставили ребенка с бабушками и дедушками... Словом, скоро поняли, что игра не стоит свеч. Абсолютно не видим сына, за три месяца мы ни разу не получили зарплаты, потому что возникла проблема с нашим оформлением (деньги выплатили уже после увольнения). Решили вернуться. Я приехал в Большой, попросил о встрече с нынешним руководителем Махаром Хасановичем Вазиевым.
— Зачем приехал? — спросил он.
— Хотел бы вернуться в театр.
— Пиши заявление, с завтрашнего дня выходишь работать.
Собственно, уехал я в июле, а вернулся в октябре. Вазиев очень мудрый человек, умеет все просчитывать заранее. Я ему благодарен за понимание и поддержку.
— Русский балет действительно лучший в мире?
Игорь: Наши артисты всегда поражали публику техникой, артистичностью и харизмой. Этого не хватало европейцам, зацикленным на четком исполнении танца. Сейчас мы лидируем по-прежнему, но смотрим на зарубежных коллег, те — на нас, и естественно, обмениваемся опытом.
Кристина: У меня был шок, когда впервые вышли после спектакля в Нью-Йорке. Нас и в России после выступлений ждут поклонники, но их максимум десять человек. Там же стояла половина зрительного зала, люди скандировали браво и аплодировали. В Японии ты выходишь по красной дорожке и с двух сторон стоят фанаты, они буквально визжат, протягивают телефоны, чтобы ты на них расписался.
Игорь: Причем, красную дорожку там расстилают до пешеходного перехода, дальше мы ныряли в метро и ехали в отель. В Англии публика более сдержанная. Британцы пишут рецензии на спектакли и ставят звезды.
— Разговоры о балете всегда сопровождаются историями о битых стеклах в пуантах и продаже балерин богатым ухажерам.
Игорь: Давно мечтаем встретить человека, который расскажет нам, что ему реально подсыпали битое стекло в пуанты или резали костюмы. Мы таких историй не слышали, только в кино видели. Единственное с чем мы, как и все люди, сталкиваемся — это сплетни...
Кристина: О таких историях я тоже никогда не слышала. А вот разговоры обо мне ходили разные. Я жила в гражданском браке с весьма обеспеченным человеком, и мой первый визит в Большой театр на «майбахе» породил массу слухов. Но я никогда не афишировала свою личную жизнь. Все просто знали, что есть мужчина, от которого родился ребенок. Остальное лишь сплетни, основанные на догадках.
— Кстати, Кристина, после родов вам быстро удалось вернуть форму и сбросить лишние килограммы?
— Когда-то мой педагог заметила: «Запомни, милая, три дня перерыва равносильны месяцу бездействия. Будешь одинаково долго входить в форму». Во-первых, я ушла в декрет на четвертом месяце беременности. Во-вторых, училась тогда в ГИТИСе, где у нас преподавали исторический, классический и народный танец. Конечно, я не танцевала в полной мере, но Андрей Борисович Петров меня позже даже попросил давать уроки классического танца артистам. В принципе, вообще не помню, чтобы сидела или лежала на диване. А буквально через десять дней после родов встала к станку и уже через два месяца танцевала первый спектакль. Я тогда работала в «Кремлевском балете», там у нас был очень дружный коллектив, буквально как семья. Когда я написала утром, что вчера родила сына и отправила фотографию, ребята как раз репетировали. Кто-то крикнул:
— Кретова стала мамой!
Петров оглядел зал и удивился:
— А почему тогда она еще не здесь?
Кстати, я поправилась на двадцать один килограмм. Стыдно сказать, но едва меня привезли в палату, я первым делом не к сыну подошла, а к весам кинулась и с ужасом обнаружила, что потеряла всего одиннадцать кило. Для меня это было шоком. Когда вернулась домой и попыталась влезть в джинсы, натянула их только до колен. Срочно взяла себя в руки и меньше чем за месяц пришла в норму. Мама помогла, она была со мной с первого дня рождения Исы, взяла на себя большую часть забот, понимала, что мне нужно быстрее привести себя в форму и вернуться в строй. Балетный век очень короткий, а свято место пусто не бывает.
— Балет — это не только красиво, но и больно: травмы, переломанные пальцы, ушибы, разорванные связки...
Кристина: Как с перхотью — стряхнул и пошел дальше. С травмами мы сталкиваемся ежедневно, в какой-то момент просто перестаем замечать их. Бывает, заноет спина или колено. Раньше, если что-то заболит, пока всеми мазями не намазюкаюсь, не успокоюсь. Сейчас выпьешь таблетку и дальше пошел работать. К сожалению, у нас абсолютно нет института восстановления и реабилитации. И времени нет, потому что за спиной — очередь на твое место. При таком раскладе никто не будет заботиться о людях, которые здесь и сейчас выходят на сцену и отдают все силы, чтобы спектакль состоялся. В театре имеется штат массажистов, но записаться к ним сложно. Поэтому у нас есть свои, а еще для профилактики мы каждый понедельник ходим в баню на целый день.
У меня как-то случилась травма, колено болело так сильно, что я согласилась на иглоукалывание, хотя жутко этого боюсь. Держала ногу руками, чтобы выйти из машины. Как репетировала на следующее утро, не представляю. Танцевала на таблетках целый год. Потом полетела в Берлин к врачу, который специализировался на подобных травмах. Буквально через два месяца вышла на сцену. Это было летом, а осенью почувствовала ту же боль в другом колене. Через полгода новая операция, но на сей раз восстановление проходило долго — не до конца все почистили и когда уже собралась на следующую операцию, грянула пандемия. Мы сблизились с Игорем и удивительным образом все прошло. Наверное, любовь лечит любую боль.
Игорь: Что бы ни случилось: болит голова, нога, в личной жизни не складывается — ты обязан выйти на сцену, потому что зритель ждет. Я, например, вот уже два года просыпаюсь с болью в области ахилла. Но с утра вроде расходишься, разогреешься и идешь работать. Был момент, решил взять паузу. Больше никогда этого не пожелаю! Помню, иду по коридору и думаю: «Боже, как же хочется отдохнуть и ничего не делать». На репетиции делаю какое-то движение и понимаю, что сломал ногу на ровном месте. Сажусь, говорю спокойно: «Вызовите медсестру». Сделали снимок, перелом без смещения пятой плюсневой кости стопы. Лег на операцию в середине ноября, тридцать первого декабря я вышел на работу и уже никогда даже мысли не допускал о том, что хочу отдохнуть. У нас работа такая, да и вся жизнь: не хочешь, чтобы болело, — будь в движении. Например легенда советского балета Михаил Леонидович Лавровский заменил уже два бедра металлических. Ему восемьдесят, а он каждый день занимается и дает мастер-классы. Когда я высказываю ему восхищение, отвечает: «Если не позанимаюсь, просто умру». Вообще, артисты балета, как правило, долгожители и часто выглядят моложе своих лет. Балет омолаживает, наверное потому, что человек всегда в тонусе.
— Про ваши отношения можно сказать: «Долго запрягали — быстро поехали». Как так вышло, что только спустя десять лет дружбы возник роман?
Кристина: Все просто. Работали вместе, но личная жизнь у каждого была отдельная. У обоих — своя половинка, а мы преданные люди. Более того, я, например, после расставания с мужем три года пребывала в одиночестве.
Игорь: После того как развелся, пытался построить новые отношения, потом остался один и тогда мы еще теснее сдружились с Кристиной, но о романе речи не шло.
Кристина: Мы много лет дружили и были на одной волне. Плюс друг друга поддерживали и выручали в различных ситуациях. Помню, готовили спектакль «Зимняя сказка» с партнером, но его у меня забрали. Пришлось бежать за помощью к Игорю.
Игорь: А у меня как раз намечался хороший контракт в Казахстане, пришлось отменить. Но я, кстати, действительно хотел предложенную Кристиной роль станцевать. Мы были хорошими друзьями, пока не случилась пандемия... Я решил поехать в Сочи, хотел помедитировать. У меня там была квартира, новостройка в бетоне. Пришлось по дороге купить матрас и унитаз. Не представляете, какой прекрасный вид на море может открываться из туалета без дверей! Пока ехал, написала Кристина, поинтересовалась, как дорога. Я, недолго думая, отвечаю: «Еще десять дней отпуска, приезжай». Ну и на всякий случай купил два бокала для вина...
Кристина: Я, честно говоря, понимала — если поеду, о нас поползут слухи. Мы же от соцсетей зависим, там вся жизнь. В итоге полетела. Игорь встречал меня с табличкой «Кристина-балерина». Бежит навстречу, такой загорелый, красивый, с длинными волосами... В общем, приехали мы в Дагомыс, взяли бутылку вина и отправились на пляж. Позвонила наша подруга Оксана Федорова: увидела в соцсетях, что мы оба в Сочи, и пригласила на какое-то свое мероприятие. Она первый человек, который мне задал вопрос:
— Вы вместе?
Говорю:
— Нет! Ты же знаешь, мы близкие друзья.
С Игорем круто провели вечер: пили, танцевали, болтали и в шесть утра оказались на пляже. На следующее утро Оксана пригласила нас на яхту, где отдыхала с семьей. Тут уже я к ней подсела и призналась: «Да. Мы все-таки вместе».
Потом поехали в дендрарий, а там есть арка из цветов, как для молодоженов. Сделали совместное фото — я вся в белом, отправили снимок сестре Игоря. Она пишет: «Тебе нужна такая женщина, как Кристина». Кстати, там же нашли дерево, листья которого, опадая, словно превращаются в кожу. Мы на них написали друг другу послания и отправили по почте в Москву.
Игорь: В Сочи мы познакомились с хорошим человеком, которого называем теперь крестным. В день отъезда он сказал: «Теперь на свадьбе встретимся». А я уже на третий день понял, что Кристина — мой человек. После возвращения мы стали жить вместе, и я начал придумывать, как сделать предложение, все ведь должно быть красиво. А тут пандемия, концертов нет, соответственно — и денег. В общем, наскреб по сусекам на кольцо и составил план.
Кристина: Игорь прилетел с гастролей и предложил сделать совместную фотосессию. Попросил: «Возьми наряды и куртку». А на дворе жаркий август! Я в недоумении. Он объяснил, мол, стиль будет авиационный. Пока ехали, начала понимать, что впереди явно какой-то сюрприз, главное не испортить его своим женским любопытством. Я, правда, почувствовала аромат цветов из багажника, но о предложении даже мысли не возникло. И тут водитель спрашивает: «Ну что, не страшно?» Понимает, что я не в курсе, и замолкает. Приезжаем на взлетное поле, там нас уже ждут... Отрываемся от земли, счастливые и радостные, оператор нас снимает... Минут через десять Игорь судорожно достает что-то из кармана и читает мне на ухо четверостишие, и в конце слышу:
— Будь моей женой.
В шоке спрашиваю:
— Ты уверен?
Он показывает вниз, а там огромный плакат со словами: «Я тебя люблю. Будь моей женой».
— Свадьбу долго планировали?
Кристина: Год. Сначала хотели накопить денег, чтобы все было красиво. С ЗАГСом чуть дело не провалилось, я забыла оплатить госпошлину. Буквально за две недели до свадьбы, решила проверить время на госуслугах, а там нет нашей заявки!
Игорь: К счастью, артистов Большого театра все еще ценят в России и нам помогли. Свадьбу сыграли в особняке в центре Москвы. Расписались, а на место приехали по отдельности, чтобы я не видел подвенечного платья до выхода невесты. Для ЗАГСа сшили специальные костюмы. Вообще, в планировании свадьбы мы пошли нетривиальным путем. Танец молодых был в начале, а не как принято — в конце мероприятия. Потом произнесли клятвы. Мы решили сделать свадьбу в первую очередь для себя, а не для гостей.
— Как дети друг друга приняли вас и чем они занимаются?
Кристина: Иса прекрасно относится к Игорю. Я с ним говорила о том, что в жизни бывает всякое, люди сходятся и расходятся — это нормально. Когда Игорь пришел к нам впервые, а тогда отношений еще не было, сын спросил:
— Вы вместе?
Я удивилась:
— С чего ты взял? Мы же друзья.
— У тебя много друзей, но на ужин к нам они не ходят, — улыбнулся Иса.
Они быстро нашли контакт, и когда я сказала, что Игорь мне сделал предложение, сын, по-моему, был счастливее меня. Это была такая неподдельная детская радость за маму. Вот Левка, сын Игоря, пока не готов идти на такое же открытое общение, но, главное, не против. Мы не торопим события. Всему свое время.
Иса занимается борьбой, шахматами, решил попробовать поучиться за границей, где живет его отец. Там ему комфортнее, потому что меньше домашних заданий.
Игорь: Собственно, у нас Лев тоже не очень любит учиться, но свой гражданский долг исполняет самостоятельно, периодически напоминая, что является гением. Он в принципе отличник, даже решил изучать второй язык — японский. Параллельно занимается футболом, теперь задумался о волейболе.
— А как же балет?
Кристина: У нас это даже не рассматривается. Зато у Исы вдруг появилась тяга к музыке, решил освоить фортепиано. Когда приезжает на каникулы, мы берем ему педагога. Мечтает об инструменте, но папа у него человек кавказских традиций и настаивает на кимоно. Какой уж тут балет.
Игорь: Лев мне сразу сказал: «Пап, не интересно мне это. Сам в трико по сцене прыгай». Слава богу, у них и без этого хватает увлечений, живут насыщенной жизнью.
— Век балетного артиста короток, уже думали, чем займетесь на пенсии?
Кристина: Я уже могу быть пенсионеркой. Буквально сегодня увидела, что вход в баню по пенсионному удостоверению гораздо дешевле, чем для молодежи. Может, это счастье, что у нас пенсия ранняя, невозможно танцевать, когда песок сыплется. Естественно, готовиться мы начали заранее. Я окончила ГИТИС, так что планирую на пенсии преподавательской деятельностью заниматься.
Игорь: Я сейчас получаю дополнительное образование. Мне интересно, как устроена обратная сторона спектакля, как это можно создавать и продвигать, поэтому пошел на продюсерский факультет. Учусь в магистратуре, собираюсь еще освоить режиссуру.
Кристина: Знаете, я вот сейчас подумала — лучшее будущее, где я во всем поддерживаю мужа, который обязательно станет великим продюсером или режиссером!
Подпишись на наш канал в Telegram