«Что меня поддерживает? Может быть, это любовь к близким? Может быть потому, что я кого-то люблю, — еще живая? Я понимаю, что это такое, все еще могу играть это на сцене. В последние годы очень чувствую любовь зрителей ко мне, много вижу добра... Это меня поддерживает», — рассказывает Народная артистка СССР, актриса Московского академического театра сатиры Вера Кузьминична Васильева.
— Вера Кузьминична, всегда рады видеть вас в нашем журнале. Недавно с удовольствием перечитывала вашу автобиографическую книгу «Жизнь, похожая на сказку». Особенно интересно было узнать про ваше детство и юность. Тогда были такие трудные условия, которые наше поколение себе и представить не может...
— Действительно, наша семья жила очень скромно, ведь это 1930-е годы. Мы впятером жили в одной комнате. Подарков не было. В качестве угощения детям папа мог принести по конфете или мандарину, еще помню, как нам с сестрами на Новый год выдавали по бутерброду с сыром. Это было счастьем, потому что обычно мы ели картошку и щи. Правда, однажды я получила роскошный подарок: родители купили для меня в комиссионке старую фисгармонию, клавишно-духовой музыкальный инструмент, думая, что это пианино. Серьезно заниматься на ней было невозможно. Но я все равно была очень рада, наугад нажимала клавиши, и получалась даже какая-то музыка...
Каких-то особых праздников в те годы тоже не припомню. Уже в юности, во время войны, помню, папа купил где-то в деревне живого гусенка.
Он жил у нас в комнате под столом. Когда мы с папой приходили домой, гусь встречал нас радостным криком, потому что знал, что его сейчас покормят. И так мы к нему незаметно привыкли. Когда гусь уже стал гладким и откормленным, посмотрели мы с папой друг на друга и поняли: съесть его не сможем — жалко! Птицу пришлось отвезти в ту деревню, где папа ее купил. За гуся дали полмешка картошки.
— Вера Кузьминична, у вас было две сестры и брат. Мне показалось, самые близкие отношения сложились именно с братом, хотя между вами была большая разница в возрасте...
— Васенька был на 13 лет меня младше, но несмотря на это, всю жизнь у нас была с ним духовная связь. Я и две мои старшие сестры появились на свет в начале двадцатых годов, а Вася — незадолго до войны. Почему такая разница? Думаю, родители мечтали о том, чтобы в семье был мальчик, и решились. А время было тяжелое. Мама вечно была озабочена многочисленными проблемами и нуждой. Поэтому, когда я к ней подходила со всякими нежностями, мол, мамочка, я тебя люблю, она могла отмахнуться: «Господи, да некогда мне!» И я на нее никогда не обижалась. Братишку очень любила, нянчила его. Я ведь была еще школьницей, а сестры мои уже о романах думали, реже бывали дома... В последние годы мы не только не потеряли с Васей связь, но стали общаться ближе. Несмотря на то что мой брат по профессии строитель, он писал стихи. Мы издали его книжку, и я ее иногда перечитываю. Раза два в месяц устраивала для него домашние обеды. Часто созванивались... Мне очень его не хватает, скучаю по нему.
— Хотелось бы тепло вспомнить вашего супруга, актера Владимира Ушакова. Это правда, что ваша свадьба состоялась прямо на Новый год? Я своими глазами видела старую архивную пленку, на которой вас за новогодним столом поздравляют с недавним бракосочетанием.
— Такая запись действительно есть. Но вы знаете, она постановочная. Узнав, что мы с Володей не так давно поженились, нас попросили поднять бокалы и поцеловаться. На самом деле, отпраздновав свадьбу в общежитии театра в декабре 1956 года, мы несколько лет в ЗАГС не торопились. Лишь когда нам понадобилось это для документов, по-моему в связи с получением квартиры, расписались. Но ничего особенного по этому поводу не устраивали. Я вообще считаю, что настоящая свадьба у нас состоялась только после 50 лет совместной жизни. Вот тогда все было как положено: белое платье, кольца и большой праздник для друзей... Что касается Нового года, то у нас с мужем была традиция: в декабре мы приходили в Дом моды на Кузнецком Мосту, там продавались платья из коллекций, которые уже были показаны, и я себе выбирала что-то красивое и праздничное. Такой Володя мне делал подарок.
— Мне кажется, муж вас всю жизнь баловал... Не каждая пара может похвастаться 55 годами совместной жизни! В чем же секрет?
— Может быть, секрет в том, что он на меня был похож? Он тоже из очень простой, бедной семьи. Также мечтал о театре, как о чем-то несбыточно-прекрасном. И хорошо понимал меня, если я дома брала какой-нибудь роман и начинала писать для себя сценарий «по мотивам». Просто так, не имея никакой надежды, что я когда-нибудь это сыграю... Или разучивала пьесу, в которой мне не давали роли. У него это не вызывало удивления или смеха. Володя снисходительно относился к тому, что я не хозяйственная, и брал многие заботы по дому на себя. Прекрасно сервировал стол и даже заказал настоящий бар, и удивлял этим наших гостей. Наш дом всегда был открытым. Забегали Шура Ширвиндт, Андрюша Миронов, даже не на какой-то званый обед, а просто так. Володя из меня стремился сделать современную леди. Он хотел, чтобы я играла в теннис, умела танцевать, водить машину, научилась бы хорошо плавать. Я пыталась соответствовать, но эти занятия меня не увлекали.
— Ну водить-то вы научились, и если судить по правам, ваш водительский стаж — 65 лет!
— Это смешно! Да, вот эти права, они сохранились. Я честно отучилась в автошколе, ходила на специальную площадку, все экзамены сдала. После этого села за руль нашей машины «Победы», мы куда-то поехали, муж мне говорит:
— Тормози. — А у меня получилось наоборот. Он испугался, помог мне остановить машину и сказал: — Больше за руль не садись!
Я ответила:
— Больше и не буду.
На этом мои «успехи» закончились. Но благодаря тому, что муж водил, мы могли иногда путешествовать. Однажды Володя и Андрюша Миронов решили ехать в Ригу на гастроли на своих машинах. Помню, как это было здорово: абсолютно пустое шоссе, одна машина обгоняет другую, и мы все радостные, молодые... Муж очень любил Миронова и искренне радовался его успехам. Потому что Володя был абсолютно независтливым человеком. Андрей это чувствовал.
— Я знаю, что в вашей судьбе было много поворотных моментов, когда жизнь могла пойти совсем по-другому. В вашей книге прочла о странном случае во время войны.
— Как говорят, бог отвел... История эта связана с известным в годы моей юности актером Всеволодом Блюменталь-Тамариным. Мы с подругами им увлекались, он был невероятно популярен. И когда началась война, поклонницы иногда приезжали на его дачу под Истрой, рядом с Новым Иерусалимом, в надежде увидеть своего кумира, выполнить какие-то его мелкие поручения. Однажды одна из поклонниц мне сказала, что получила записочку от Всеволода Александровича с просьбой привезти какие-то продукты. И среди них — я это хорошо запомнила — два батона копченой колбасы. Она все это купила и говорит: «Хочешь, Верочка, поехать со мной?» Конечно же я хотела! Я его считала великим артистом. Отвезти что-то и, может быть, поздороваться показалось очень заманчивым. И вдруг мне мама говорит:
— Верочка, иди за керосином.
Я отвечаю:
— Мам, завтра куплю.
— Нет, прямо сейчас! Ни примус, ни керосинка не горят, а мне обед варить...
И мы не поехали. Я очень огорчилась. А на следующее утро по радио передали: «Наши войска оставили город Истра». И я подумала: «Боже мой, вошли бы немцы, и я бы там могла оказаться, могла попасть под пули или даже в плен». Вот судьба как-то уберегла.
— Мне кажется, в вашей жизни немало судьбоносных событий. Когда знаменитый и влиятельный режиссер Иван Пырьев взял вас, студентку, в свой фильм, ваша жизнь полностью изменилась. Потом он же, как говорили, препятствовал тому, чтобы вас снимали в кино...
— До сих пор не знаю точно, действительно ли он препятствовал этому. Видимо, это так, ведь он сам сказал мне однажды, когда на его притязания я ответила отказом: «Ты больше никогда не будешь сниматься в кино!» Но я его ни в коем случае не обвиняю. Хотя понимаю, что, наверное, по мнению людей могла бы. Вероятно, Иван Александрович вел себя так, как привык. Но я всегда думаю о нем с благодарностью. Какая была бы у меня скромная жизнь, если бы не «Сказание о земле Сибирской». После окончания училища меня, вероятно, послали бы в какой-нибудь маленький городок, в провинциальный театр. Я так ясно представляла себе эту картину. Вот за мной кто-то ухаживает, думаю, не люблю, но и отказывать боюсь, вдруг никого больше не будет. Согласна. Возможно бы, вышла замуж. Наверное, были бы дети. Нужда... Я так рассуждаю, потому что вокруг меня была такая жизнь, такие примеры. Скорее всего, так случилось бы и со мной. И если бы я не снялась в фильме Ивана Пырьева, меня бы, возможно, не приняли в Театр сатиры. Все это заставляет меня быть благодарной ему и вспоминать о нем только хорошее. Пырьев действительно подарил мне билет в счастливую творческую жизнь.
— Вы и на Плучека никогда не обижались...
— Я как раз сейчас читала про Плучека и пожалела, что при его жизни мало знала о нем. Интересная биография, выдающийся человек. Он в общем ко мне неплохо относился. Я получала много ролей, но это не те роли, о которых я мечтала. Это были современные пьесы с незатейливым сюжетом. Таких ролей в моей жизни оказалось немало. Но между мной и Валентином Николаевичем не было никаких обид. Мы с Володей бывали у него на днях рождения. Муж умел мастерски говорить тосты, и когда он их произносил, все заслушивались. Валентин Николаевич был талантливым, но, видимо, я была не его актрисой. Хотя нельзя забывать о двух моих удачных работах в его спектаклях — Графиня в «Безумном дне, или Женитьбе Фигаро» и Анна Андреевна в «Ревизоре». Они изменили ко мне отношение как к актрисе в сознании зрителей. Эти роли помогли мне поверить в себя.
— Вера Кузьминична, знаю, что в вашей жизни было и такое чудо из чудес: другая актриса добровольно отдала вам роль!
— Да, это со мной произошло, пожалуй, только однажды. Элина Быстрицкая позвонила и сказала, что у них в Малом театре уже готов новый спектакль режиссера Житинкина «Пиковая дама», где она репетировала роль Графини: «Понимаете, Верочка, я плохо себя чувствую, не могу отыграть премьеру. И я предложила вашу кандидатуру». Но надо сказать, что обо мне она подумала не случайно. До этого мы с ней работали на радио, играли в одной постановке двух матерей, потерявших сыновей на войне. Что интересно — ни она, ни я в жизни матерями не стали, но это ведь не мешало нам глубоко чувствовать трагедию этих женщин. Как мы обе плакали! Слезы текли по-настоящему, так мы прониклись этим горем. Тогда Элина Авраамовна сказала: «Вот бы нам что-нибудь сыграть вместе!» А получилось так, что я, не без страха, приняла от нее роль. Эта роль — мистическая...
— Да, есть актерское поверье, что со всеми, кто играл Пиковую даму, что-то случалось... А у вас что-то подобное было?
— Не берусь сказать, почему со мной это произошло, но было! Я уже отыграла сцену, где Графиня является проигравшему Германну с того света. Удаляясь за кулисы, я по роли дьявольски хохотала. И вот я ухожу, вдруг будто кто-то толкает меня в спину — запутавшись в платье, я просто плашмя падаю на пол. Слава богу, это произошло уже за кулисами. Понимаю: что-то с плечом, боль адская... А мне еще спектакль доигрывать и на поклоны выходить! Но как-то справилась... И потом несмотря на сильный вывих плеча, я ни одного спектакля не отменила. Помню, Олечка Аросева, с которой мы в Театре сатиры играли «Реквием по Радамесу», видя, что мне больно, гладила меня по плечу и тихонько говорила: «Терпи, Верушечка, терпи! Спектакль отменять нельзя...» Так ей хотелось играть! А режиссеру Андрею Житинкину я за эту роль благодарна, так же как и за спектакль «Роковое влечение» в Театре сатиры.
— Вера Кузьминична, вы теперь живете дружной семьей: у вас есть крестница Дарья, 11-летняя внучка Светлана. Видя, как вы с ней общаетесь, остается только жалеть, что у вас не было детей. У вас талант педагога...
— Я не уверена в этом. Мне легко с ней, но не со всеми детьми. Других-то рядом со мной не было. Когда ребенок не понимает моих уговоров, я замолкаю. Вот и все «воспитание». Внучкой я называю Свету, дочку моей крестницы Даши. И она меня зовет бабушкой. Так у нас само собой сложилось. Помню, как я была потрясена, когда ее первый раз принесли к нам в дом. И улыбочка ее, и какие-то доверчивые глазки, которые ждут, что ей скажут только хорошее. Как будто вся она — в ожидании хорошего. Муж тогда был еще жив, но уже очень болел, почти не видел. Помню, как он был счастлив. Взял ее на руки, целовал ножку, пяточку, восхищался, на глазах у него были слезы. И так постепенно Светочка вошла в мою жизнь. Я не говорила ей: «Я твоя бабушка». Просто как-то она пришла и сказала: «Бабушка». И мне это ужасно понравилось. Я почувствовала, что влюбилась в нее и она отвечает мне тем же. Сейчас Света уже перешла в шестой класс, и обычной школы, и музыкальной.
— А еще я заметила, что именно с внучкой и крестницей вы много путешествовали, объездили многие страны...
— Да, мы несколько раз бывали во Франции, в Италии, раньше зимой отдыхали в Норвегии, летом — в Хорватии. Бывало, что дня на три летали куда-то в Европу — в Вену, Прагу или Берлин. Дашеньке очень нравилось, что дочка видела другую жизнь, чувствовала красоту других стран, городов, посещала музеи, театры. В старшем возрасте я путешествовала, пожалуй, гораздо чаще, чем до этого. И благодаря Дашеньке увидела мир. Слава богу, что, несмотря на то что все мои родные уже ушли, я снова обрела чувство семьи. Потому что, если говорить о друзьях, моей единственной близкой подруги, Кати, тоже уже нет на свете... Мы с ней дружили на протяжении 70 лет, с детства, когда-то дали друг другу клятву — работать в театре. Она стала театральным критиком.
— Я заметила, несмотря на то что к вам все хорошо относятся, тесной дружбы не сложилось ни с кем из коллег. Почему так? Вы одиночка?
— Вы знаете, я некомпанейский человек. Если попадаю в какие-то компании, то по большей части случайно. Вспоминаю одну историю в связи с тем, что недавно участвовала в открытии на нашем доме мемориальной доски Ии Саввиной. Она действительно жила в моем подъезде. Однажды я возвращаюсь домой, а она идет мне навстречу такая веселая, сгребла меня в охапку и стала зазывать в гости. У нее широко праздновался день рождения сына. Я захожу, а там множество гостей — и Ия, такая ликующая, шумная, веселая... Нежная и тонкая в фильме «Дама с собачкой», в жизни она поразила меня своей открытостью, умением радоваться, любить...
Я вообще удивляюсь, как много получила любви от людей, которых мало знала. Как-то иду по Боткинской больнице, где навещала знакомую. Мне навстречу — Белла Ахмадулина, с которой я не была знакома, никогда не читала ее стихи по радио или со сцены... Но она бросилась ко мне с такой любовью! Обцеловала всю, потом сказала: «Подождите минутку, я вам подарю свою книгу». Я просто была поражена. Вот эти большие талантливые люди... Они обладают любящей душой, которая у них рвется навстречу другому человеку. И Ахмадулина, и Елена Образцова, которая все время меня хотела поднять до себя.
— Мне странно, что вы так говорите: «поднять меня до себя». Разве Образцова не была вам равной?
— Это Елена Васильевна хотела, чтобы я чувствовала себя равной. Чтобы я приезжала к ней на дачу, чтобы звонила. А я ее воспринимала как богиню. Не смела быть ближе к ней, чем считала это возможным. Так и не привыкла, да и не хотела! А началось наше знакомство так. Худрук нашего театра Александр Ширвиндт однажды говорит нам с Аросевой: «Я хочу, Верочка и Олечка, чтобы для вас был сделан спектакль». Речь шла о Романе Виктюке, принесшем в театр пьесу о двух оперных примадоннах «Реквием по Радамесу».
— А как к появлению Елены Образцовой в театре отнеслась Ольга Аросева? Она ведь считала себя примадонной Театра сатиры.
— Елена Васильевна сразу нашла подход к Оле Аросевой, когда узнала, что у нее есть собака. Как-то на репетиции Аросева сообщила, что у ее колли по кличке Коля Аросев день рождения. Своего питомца Ольга Александровна, как она сама вспоминала, обрела неожиданно. На ее глазах кто-то выбросил собаку из машины. Аросева ехала с водителем, попросила остановиться, подобрала пса и сказала: «Ты будешь Аросев!» Так трепетно к нему относилась... Узнав о торжестве, Елена Васильевна на следующий день не только принесла для собачки Оли вкусные косточки и хрустяшки, а также собачьи игрушки, но и написала для Коли стихи на открытке! Чем окончательно покорила его хозяйку! А с собачкой самой Елены Васильевны (она ее почти всегда брала на репетиции) у меня сложился неожиданный «дуэт». Как только по роли я начинала что-то петь, она тут же принималась скулить.
— Говорят, с Романом Виктюком нелегко было работать.
— Иногда нам было безумно с ним хорошо, все получалось, он кричал на весь зал: «Гениально! Божественно! Богини!» Все хохотали... А иногда на репетиции звучало то, что повторить не могу, — и тоже на весь театр. И тогда уже весь театр хохотал, потому что трансляция-то шла по громкой связи! Однажды я не выдержала... Он мне сказал, что весь монолог я должна говорить в высокой тональности. Я отвечаю, что не понимаю, зачем это нужно. Виктюк говорит:
— И не надо, просто делайте, как я вам сказал.
— Я не могу.
— Как это «не могу», делайте — и все.
У меня пропал голос на нервной почве. Репетиция сорвалась. Я подумала, что это конец, мне придется уйти. Пришла к себе в гримерку, села за столик. Подошла Оля Аросева, я говорю:
— Олечка, я, наверное, откажусь от роли.
Она ответила:
— Верочка, да ты переспи с этим горем, а завтра все изменится.
Всю ночь я не спала, тяжело раздумывая, что делать. Пришла утром в театр, иду по коридору грустная, навстречу Елена Васильевна. О произошедшем — ни слова. Подходит, обнимает меня. Смотрю, и Роман Григорьевич идет ко мне, целует ручку: «Вера Кузьминична, сейчас будем репетировать». И все. До сих пор не знаю, почему он изменил свое решение... Может быть, здесь не обошлось без влияния Елены Васильевны...
— Вера Кузьминична, у вас в Театре сатиры сейчас с большим успехом идет спектакль о вашей жизни под названием «Вера», это очень личный спектакль, в его основе - ваша биография. Каково это — рассказывать о своей жизни со сцены?
— Это непросто. Казалось бы, c одной стороны, ты можешь говорить своими словами и не нужно дословно учить текст. Но с другой — ведь я каждый раз вкладываю в этот рассказ частичку сердца, проживаю эти эмоции. И речь здесь идет не о какой-то героине, а обо мне. Я очень благодарна Александру Ширвиндту и режиссеру Сергею Коковкину, который поставил этот спектакль и много раз выходил со мной на сцену. Сейчас в спектакль ввелся молодой актер Антон Буглак. Интересный, талантливый, глубокий... Мне всегда очень приятно работать с молодежью, это всегда интересный опыт и радость для меня. Спектакль продолжает идти на Чердаке Сатиры, и я приглашаю вас на него в новом сезоне.
— Вера Кузьминична, есть вопрос, который вам наверняка надоел за последнее время. Но я его все равно задам, потому что уверена — читателям это интересно. В чем секрет вашего долголетия?
— Я не знаю! (Улыбается.) Вы видите, я ничего специально не делаю, живу как хочется. Но если задуматься, может быть, это любовь к близким? Это чувство по-прежнему со мной. Я часто думаю: «Я люблю этого человека, понимаю его. Хочу быть рядом с ним, доставить ему хоть капельку радости». Может быть потому, что я кого-то люблю, — я еще живая? Я понимаю, что такое любовь, все еще могу играть любовь на сцене. В последние годы очень чувствую любовь зрителей ко мне, много вижу добра... Это меня поддерживает. А насчет долголетия... Знаете, как-то мы с Дашей были в таком особом месте, где все загадывают желания. Нужно было пройти под аркой и в этот момент подумать о том, чего ты хочешь. И вот когда я оказалась под этой аркой, неожиданно для себя загадала: «Господи, сделай так, чтобы я могла уйти, когда уже не смогу быть такой, какая сейчас. Когда не смогу работать, выходить на сцену». Ведь дело не в количестве прожитых лет, а в том, как ты живешь...
Подпишись на наш канал в Telegram