Сейчас россияне уже не могут представить свою жизнь без дачи, а ведь когда-то их совсем не было. Да и практически во всех странах до сих пор нет — в нашем представлении. Есть понятие «жить за городом». Но для русского человека дача имеет много смыслов. Так кто же это придумал? И когда это все началось? Об этом вы узнаете из материала.
Традиция эта уходит своими корнями в петровские времена, и основоположником дачной культуры считается Петр I. Правда смысл был вовсе не в отдыхе, а наоборот. Чтобы все подданные, участвовавшие в государственных делах, были «под рукой», а не уезжали в свои дальние поместья, из которых нужно скакать две недели, царь выделил им наделы близ Петербурга. Чиновникам, получившим такой подарок, было приказано построить на участках дома и находиться в них летом. Слово «дача» идет от глагола дати, давать. Получил дачу, государев подарок, будь любезен, разведи садик, благоустрой территорию. А то не ровен час Петр наедет в гости. А делать он это любил неожиданно, по дороге во дворец в Петергофе. Поэтому первые в России дачи строились именно вдоль дороги, по которой он ездил. Вскоре дачи стали любимой забавой аристократов, которым понравилось проводить время не в душном Петербурге, а на природе. Так заложилась традиция.
В начале XIX века дачный отдых начал стремительно набирать популярность. Поскольку Петербург тогда был столицей государства, мы сосредоточимся на его окрестностях. Места царских летних резиденций — Царское Село, Петергоф — заселялись на летний сезон лицами, имеющими прямое отношение ко двору, высшими чиновниками, семьями офицеров гвардейских полков. Впрочем, «дачное движение» развивалось и вблизи Москвы. Со времени постройки Московско-Курской железной дороги Удельное ведомство, главной задачей которого было обеспечить поступление доходов на содержание членов императорской фамилии, делало ставку на развитие Царицына как дачной местности. Для повышения доходности землю сдавали в аренду, как правило, на аукционах и как можно более мелкими участками. Не каждому наем такой дачи был по карману, да и не каждому хозяева готовы были сдать жилье. Правда, и не много было таких людей, потому что большинство все-таки предпочитало уезжать в свои поместья, на курорты, а то и за границу.
Сестрорецк был местом отдыха крупной буржуазии. Дачи, расположенные вдоль Финляндской железной дороги, привлекали адвокатов, врачей, художников, профессоров, литераторов. Места вдоль Белоострова заселялись летом мелкими чиновниками и банковскими служащими. Каждый стремился находиться в том кругу, к которому привык в городе.
Кстати, именно развитие железных дорог поспособствовало распространению дачной культуры. Ведь очень многие работающие мужчины ездили в город летом. Это особая тема! Дачная жизнь была обильным материалом для юмористических журналов того времени. Но больше всего эта тема использовалась Чеховым в рассказах разного периода его творчества. Из ранних юмористических рассказов образ «дачного мужа», увешанного всякого рода покупками, сделался классическим персонажем дачной жизни.
«Выходишь из присутствия разбитый, измочаленный, тут бы обедать идти и спать завалиться, ан нет! — помни, что ты дачник, то есть раб, дрянь, мочалка, сосулька, и изволь, как курицын сын, сейчас же бежать исполнять поручения. На наших дачах установился милый обычай: если дачник едет в город, то, не говоря уж о его супруге, всякая дачная мразь имеет власть и право навязать ему тьму поручений. Супруга требует, чтобы я заехал к модистке и выбранил ее за то, что лиф вышел широк, а в плечах узко; Соничке нужно переменить башмаки, свояченице пунцового шелку по образчику на двадцать копеек и три аршина тесьмы...» (А.П. Чехов, пьеса «Трагик поневоле», 1889 год.)
Но вернемся к вопросам переезда на дачу. Горожане отправлялись на дачи на поездах, а вот мебель, как правило, перевозили на лошадях, и не только ее. Ведь в те времена, даже если дачи «снимали», они чаще всего не были укомплектованы всем необходимым. Привозили с собой все: столы, стулья, дамский гардероб, кухонную посуду, провизию... Как правило, в течение всего лета на дачу довозили ящики с какими-то необходимыми вещами, но уже на поезде, в багажном отделении. Вообще, вся эта структура работала как часы. Были носильщики, был дежурный по станции, который знал постоянных дачников. А на вокзале — обязательно буфет! Даже на небольших станциях. Недаром дачники имели манеру по вечерам «ходить на станцию», хотя никуда не собирались выезжать. Станция была центром жизни поселка. Мимо проходили курьерские поезда, во время стоянок которых на сельской платформе могли появиться дама высшего света или иностранцы. В здании вокзала можно было перекусить, посидеть за чашечкой кофе или чего-то покрепче. Просто пройтись по платформе, как говорится, людей посмотреть и себя показать. Стремясь увеличить доходы, Удельное ведомство, помимо земли, сдавало в аренду право торговли в Царицынском парке (посетителям предлагались «фруктовые и минеральные воды», пиво, чай из самоваров, кондитерские изделия и молоко). «Лицензировалась» также установка общественных купален и лодочных станций. Даже на рыбную ловлю удочками требовалось сначала выкупить «права». То есть дачникам было на что потратиться. Вообще вся светская жизнь Москвы и Петербурга летом переносилась на дачи. А в городе — скука, запустение, ни знакомых, ни концертов.
А теперь немного о том, как дачи снимали. Вот не было у них интернета и сайтов, на которых можно в интересующем тебя районе дачу найти и риелтору позвонить. Правда предвестники агентов по недвижимости все же существовали, но это — для богатых. Агента надо было снабдить деньгами и всеми инструкциями, посадить на поезд, обеспечив провизией и встречей на вокзале извозчиком, и ждать от него телеграммы. А простые люди, конечно, сначала высматривали объявления о сдаче в городских газетах. Но и это было не очень удобно. Во-первых, очень многие этими объявлениями не пользовались, для этого нужно поехать в город, прийти в редакцию, заплатить за публикацию — все это расходы. Во-вторых, прочитав объявление, человек ехал за город, а там, возможно, дачу уже сдали. Поэтому самым распространенным способом было сесть в поезд и приехать в интересующий тебя (чаще всего рекомендованный друзьями) поселок. И просто «ходить ногами» и спрашивать: «Не знаете, кто-то здесь сдает дачу? А у вас этот домик не сдается?» Позже установилась традиция размещать в окнах тех домов, которые сдаются, белые билетики.
Плату, как правило, спрашивали за все лето, а не помесячно. Лето начиналось в мае, а заканчивалось в начале октября. Сдавали иногда весь дом, а иногда хозяева занимали пару комнат. Часто сдавали флигель — небольшой домик на территории основной усадьбы. Скупой владелец, даже хорошо обеспеченный, готов был ночевать на улице, лишь бы побольше сдать, побольше получить денег. Но были среди владельцев и разумные, культурные люди, которые полноценно участвовали в жизни гостей, занимая либо верх, либо низ двухэтажной дачи... Договорившись, сразу же брали задаток. Раз сняв дачу, хозяев, как правило, запоминали, и держали с ними связь, много лет приезжали в одно и то же место.
Чем же занимались на дачах? Уж точно не физическим трудом. Для этого даже у бедных владельцев существовали садовники. Дачи строились исключительно в целях приятного времяпрепровождения, дружеских встреч, проведения спектаклей и концертов. Разводили садики, цветники, а вот огороды на дачах появились намного позже. В городе люди имели строгое деловое расписание, а на даче работать считалось грехом, особенно когда приезжали гости. Запросто проводили день в развлечениях, таких как городки, крокет. Тогда он был еще не на профессиональном уровне, для игры использовали пустыри, а деревянные молотки делали сами. Но удовольствия от этого было не меньше. Также в те годы начинал развиваться футбол, который не считался исключительно мужским видом спорта, на любительском уровне играли и дамы. Играли и в бадминтон, а еще было такое развлечение, как стрельба из пистолетов по кадушкам или по бутылкам. Оружие в те времена запросто покупали в магазине, пистолет был у каждого мужчины. Катались на лодках... Это вообще было самым популярным развлечением, без него не обходился ни один праздник. Устраивали пикники. Для этого на лошадях везли на какую-нибудь красивую поляну самовар, посуду, столы, провизию. Все это было делом трудоемким, стоящим хозяевам суеты и расходов, но пикники все равно очень любили, не жалели на них времени и сил.
Купание в водоемах не пользовалось особой популярностью у дам, в основном — у спортивных мужчин. Потому что вода в реках России, как известно, не всегда прогревается летом до комфортной температуры. Но поклонников плавания все равно было немало, и уважающие себя дамы пользовались купальнями — небольшими будками на помосте, зайдя в которую, женщина переодевалась. А потом, разумеется, не нагишом, а в специальном купальном костюме, чаще в сорочке, погружалась в воду. В Териоках, Сестрорецке и других местах, где море, что называется, было по колено, устраивались мостки, которые далеко уходили в море, и купающиеся, пройдя по ним и оставив в кабине свою одежду, спускались по лесенке в море. Загорать в то время было совсем не принято. Загар считался признаком простолюдинов. Дамы боролись за сохранность своей белой кожи и, даже просто выйдя в сад, чаще всего брали в руки кружевной зонтик, шарф, а на голову надевали шляпу или косынку. Солнцезащитных кремов тогда, понятное дело, не было. Но была масса домашних рецептов, как избавиться от веснушек, от загара.
А вот рыбалка уже тогда была излюбленным занятием дачников, тем более что в те времена рыбы в прудах было много. В ее экологичности никто не сомневался, и часто утренний улов к обеду был на столе... В некоторых дачных местах практиковался прокат верховых лошадей. Это мероприятие проводилось главным образом там, где были большие парки, а в парках — специальные дорожки для верховой езды. Но у богатых дачников, как правило, были свои лошади, и верховая езда была среди регулярных занятий.
Начали входить в моду велосипеды. Первое время дамам возбранялось на них садиться, ведь в юбке это некоторым казалось неприличным. Помните, у Чехова в рассказе «Человек в футляре» главный герой осуждает Вареньку за то, что видел, как она катается на велосипеде? На самом деле во времена Чехова это было уже привычным. Устраивались целые «походы» на велосипедах: поездки за ягодами или грибами, поездки к старым монастырям. Также у некоторых дачников стали появляться граммофоны. Романсы Вяльцевой, Раисовой, Дулькевич звучали по вечерам. Граммофоны брали даже с собой на пикники. А вот пианино было почти в каждом доме. Его как «необходимую вещь» без сомнений перевозили из города, чтобы дамы «не выходили из формы» и чтобы на встречах с друзьями петь и музицировать. Так что вечера на дачах чеховских времен — это не тишина, а скорее звуки фортепиано, раздающиеся со всех окрестностей. Чаще всего хозяйка играла в доме, а гости сидели на террасе, без которой дача была немыслима, при свете керосиновой лампы. Дочери хозяйки разливали чай, мужчины за отдельным столом играли в карты. Сохранялся привычный для господ образ жизни.
Кстати, дачный дресс-код того времени сильно отличался от нынешнего. «Надеть что похуже», появиться на улице в небрежном виде было немыслимо. Наоборот, дамы шили к лету легкие платья, привозили зонтики, шали, шляпы. Даже в сильную жару не принято было ходить с оголенными руками, а тем более ногами. Мужчины, как молодые, так и пожилые, в летнее время ни в городе, ни на даче без головных уборов не появлялись. Летний мужской костюм состоял из белой рубашки и светлых брюк с широким поясом из плотного материала. Пиджак или сюртук обязательно надевались при выходе за территорию своего дома. Так же, если в дом приходили гости, хозяин надевал сюртук. Особенно если входили дамы.
Важной частью дачной жизни были любительские спектакли, в которых участвовала не только молодежь, но и творчески настроенные люди старшего поколения. Пьесы брали в журналах, в качестве «театра» мог служить сарай, в котором устраивали нечто типа сцены, а для декораций использовали все, что попадалось под руку. Спектакли давали бесплатно, но иногда был благотворительный сбор, в пользу крестьян ближайшей деревни, например. Кстати, именно в таком театре начинал свою карьеру Станиславский. Снова обратимся к Чехову.
«Приезжаю я к себе на дачу. Тут бы выпить хорошенько от трудов праведных, поесть да храповицкого — не правда ли? — но не тут-то было. Моя супружница уж давно стережет. Едва ты похлебал супу, как она цап-царап раба божьего и — не угодно ли вам пожаловать куда-нибудь на любительский спектакль или танцевальный круг? Протестовать не моги. Ты — муж, а слово «муж» в переводе на дачный язык значит бессловесное животное, на котором можно ездить и возить клади сколько угодно, не боясь вмешательства общества покровительства животных. Идешь и таращишь глаза на «Скандал в благородном семействе» или на какую-нибудь «Мотю», аплодируешь по приказанию супруги и чахнешь, чахнешь, чахнешь и каждую минуту ждешь, что вот-вот тебя хватит кондратий. А на кругу гляди на танцы и подыскивай для супруги кавалеров, а если недостает кавалера, то и сам изволь танцевать кадриль». (А.П. Чехов, пьеса «Трагик поневоле», 1889 год.)
В дачных местах, где обитал народ попроще, еще встречались так называемые бродячие труппы — группа бедных актеров, которые на лето сбивались в артель и бродили по поселкам. Были и бродячие музыканты. И даже шарманщики! Когда шарманщик подходил к даче и начинал свой «концерт», то к нему спешила или сама дачница, или горничная, если это была богатая дача, и давала ему несколько медных монет. По дачным местностям бродило много цыганок. Они заходили в сад, в палисадник или прямо в дачное помещение и настойчиво предлагали дачникам и особенно дачницам погадать. Разумеется, они не приближались к богатым дачам, где им в лучшем случае могли сунуть кусок хлеба с кухни. Вообще, кстати, вся жизнь кипела не у парадного входа, а с черного, где с раннего утра толкались поставщики провизии. А говорила с ними экономка или кухарка.
Магазинов не было. В больших поселках могла быть лавка или трактир. Но в целом для праздников провизию заказывали в городе, а в обычные дни брали у специальных людей, приносивших товар к дачам своих постоянных покупателей. Снабжение дачников хлебом и булками производил булочник. Для этой цели у него была большая корзина, которую он носил на спине, на широком ремне через плечо. В дачной местности был не один разносчик-булочник. У каждого был свой участок обслуживания. Обход своего участка булочник делал всегда в одно время. По такой же системе работали молочницы, приносившие по желанию творог, сметану, масло. Были продавцы рыбы и мяса. Продавцы овощей. Когда наступал сезон ягод и грибов, по дачам ходили крестьяне, которые предлагали купить то, что насобирали. Свои овощи на грядке выращивали только те, кто любил работать на земле. Но не в промышленных масштабах, а ради удовольствия. Но, например, дачная местность Старое Царицыно включала в себя не только дачный поселок и прилегающую к железнодорожной станции территорию, но и архитектурно-парковый ансамбль. Средоточием жизни поселка была Центральная улица (до 1908 года — часть Царицынского шоссе), соединявшая железнодорожную станцию и Царицынскую плотину. На ней находились, говоря современным языком, все основные объекты инфраструктуры: магазин «Экономия», почтово-телеграфное отделение, сберегательная касса, аптека, «фотографическое заведение», «трактир для простолюдинов с продажею крепких напитков, нумерами, кегельбаном и биллиардами» и, главное, — известный и любимый дачниками и гостями Царицына Семейный сад Диппмана. Еще дальше, почти у плотины, размещались лодочная станция и дровяные склады.
Кстати, вы заметили, что в рассказах всех писателей XIX — начала XX века гостей непременно встречают на станции? Обычно присылают пролетку с возницей, а иногда и сами хозяева встречают. Почему это? Да потому что у дачных улиц зачастую никакого обозначения не было, либо оно было столь небрежным, что подчас даже сам хозяин не сразу находил свой дом.
«Не понимаю, как это можно не узнать своей собственной дачи, — возмущается Лаев. — Пьяная рожа... Если б я знал, что будет такая история, ни за что бы не поехал с тобой. Теперь бы я был дома, спал безмятежно, а тут изволь вот мучиться... Страшно утомлен, пить хочется... голова кружится!» <...> Но вот сквозь сон слышит он собачий лай. Лает сначала одна собака, потом другая, третья... и собачий лай, мешаясь с куриным кудахтаньем, дает какую-то дикую музыку. Кто-то подходит к Лаеву и спрашивает о чем-то. Засим слышит он, что через его голову лезут в окно, стучат, кричат... Женщина в красном фартуке стоит около... <...> «Вы у меня всех кур поразгоняли, вы подавили яйца! Поглядите, что вы наделали!» <...> — «Я — Козявкин! Тут моя дача, меня тут все знают! <...> Я уж пятый год в Гнилых Выселках на даче живу!» — «Эва! Нешто это Выселки? Здесь Хилово, а Гнилые Выселки правее будут, за спичечной фабрикой. Версты за четыре отсюда». (А.П. Чехов, рассказ «Заблудшие», 1885 год.)
Да, куры — это было очень важно, и давить их было нельзя. Потому что на даче никакой экономии не выходило. Здесь отмечались именины, дни рождения, сюда приезжали «погостить» родственники, приходили соседи. Кухня работала день и ночь. Из чего же состояло меню типичного дачника?
За лето обязательно случалось несколько званых обедов, по случаю именин кого-то из членов семьи или приезда родственников. Тогда провизию заказывали в городе, в лучших магазинах, и она присылалась с поездом заботливыми приказчиками. Быть «легким» такой обед не мог. Вот примерное меню. Начиналась трапеза с супа, на Руси первое всегда уважали. Как правило, это был борщ или щи. В усадьбе за домашним столом суп разливала сама хозяйка. К щам из свежей капусты подавались или пироги, или кулебяки. Кулебяка, как правило, была 12-слойная, с рыбой, мясом и другими начинками. За супом следовало какое-то холодное блюдо на выбор. Буженина под луком, студень со сметаной и хреном... Предлагались и кушанья из рыбы. За праздничным столом вплоть до революции «рядовым» блюдом был фаршированный поросенок или гусь, или карп. Жареная, паровая, соленая, копченая, вяленая рыба входила в ежедневное меню русского дворянина. Третью перемену блюд составляли горячие мясные закуски. На четвертую — подавали в основном жареную дичь: уток, гусей, рябчиков, куропаток. На гарнир предлагались соленые огурцы, маслины, соленые лимоны и яблоки... За обедом следовал десерт. К столу подавалось два вида пирожного: мокрое и сухое. К мокрым пирожным принадлежали: компоты, холодные кисели со сливками, ягодное суфле, бисквиты и мороженое. Эти блюда назывались мокрыми пирожными, потому что они кушались ложками. Сухие пирожные, соответственно, брали руками. Это слоеные пироги, зефиры, оладьи, миндальные печенья. Было в ходу и мороженое, и даже по большим дачным поселкам ходили специальные мороженщики, у которых можно было его купить.
Такое меню, как правило, обходилось хозяевам в копеечку. Но в традициях русского гостеприимства нельзя было подать мало кушаний. Праздничный обед из трех блюд вызвал бы недоумение. Родственники обсуждали бы его несколько лет... Второе, чего нельзя было делать, спрашивать, как надолго приехали гости. А приезжали они не на пару дней... К концу века дачи уже прочно вошли в жизнь горожан. Было немыслимым остаться на лето в городе, в темных петербургских квартирах не было, как вы понимаете, кондиционеров. Да и вообще вся светская жизнь перемещалась за город. Все стремились «на воздух». Те, у кого не было своего участка, старались его снять недорого или пожить у знакомых. Приехать «погостить» и остаться эдак на пару недель было нормой. А у близких родственников могли жить все лето!
«А вот и мы, а вот и мы, дружок! — начал господин с бачками, пожимая Сашину руку. — Чай, заждался! Небось, бранил дядю за то, что не едет! Коля, Костя, Нина, Фифа... дети! Целуйте кузена Сашу! Все к тебе, всем выводком, и денька на три, на четыре. Надеюсь, не стесним? Ты, пожалуйста, без церемонии».
Увидев дядю с семейством, супруги пришли в ужас. Пока дядя говорил и целовался, в воображении Саши промелькнула картина: он и жена отдают гостям свои три комнаты, подушки, одеяла; балык, сардины и окрошка съедаются в одну секунду, кузены рвут цветы, проливают чернила, галдят, тетушка целые дни толкует о своей болезни (солитер и боль под ложечкой) и о том, что она урожденная баронесса фон Финтих...
И Саша уже с ненавистью смотрел на свою молодую жену и шептал ей: «Это они к тебе приехали... черт бы их побрал!» (А.П. Чехов, рассказ «Дачники», 1885 год.)
Все это очень подробно описывает в множестве рассказов Чехов. Но, пожалуй, самая показательная история в отношении дач — это пьеса «Вишневый сад». Объясним почему. Все действие строится вокруг того, что имение нужно спасать. Но как? Единственный разумный план предлагает Лопахин: вырубить сад, разделить его на множество участков и сдавать их под дачи. Это начинало входить в моду, не все могли себе позволить строить большие дома и покупать просторные участки. Зарождалось то, что в советское время получило распространение: маленький надел земли, скромный домик и обязательно огород или садик.
«Лопахин: Простите, таких легкомысленных людей, как вы, господа, таких неделовых, странных, я еще не встречал. Вам говорят русским языком, имение ваше продается, а вы точно не понимаете.
Лопахин: Я вас каждый день учу. Каждый день я говорю все одно и то же. И вишневый сад, и землю необходимо отдать в аренду под дачи, сделать это теперь же, поскорее — аукцион на носу! Поймите! Раз окончательно решите, чтоб были дачи, так денег вам дадут сколько угодно, и вы тогда спасены.
Любовь Андреевна: Дачи и дачники — это так пошло, простите». (А.П. Чехов, пьеса «Вишневый сад», 1903 год.)
Как мы помним, хозяева имения вырубить сад не решились, но после их отъезда новый владелец именно это и сделал. Безусловно, он обогатился, потому что участки шли как горячие пирожки. На природу потянулись небогатые дворяне, мелкие купцы и чиновники, творческая, научная и художественная интеллигенция, приказчики, торговцы и прочие городские обыватели. Даже ставшие свободными крестьяне, отправляясь из деревни в город на заработки, сдавали на лето свои избы под дачи. У художников, например, было модно жить в простых избах. Некоторые помещики и правда, спасая имения, вырубали сады и сдавали участки под дачи. Но чаще всего такие «Раневские» продавали все имение, потому что ими было промотано все, что недомотали отцы и дети. Они нигде не служили, зарабатывать не умели.
«Вы знаете, что Ваня продал имение? Да, представьте, продал. И ему не жаль! Он построил этот дом, распланировал сад, положил столько труда и умения, он, который всегда хотел жить в деревне, — вдруг продал! Дети привыкли к деревне, — продолжала маркиза, ходя взволнованно взад и вперед по столовой. — Дети привыкли, да и я сама решительно не знаю, что буду делать в городе! Боже мой, как мы были счастливы здесь». <...> — «Что же Иван Аркадьевич теперь думает предпринять? — спросил Ильин. — Ведь не на службу же поступить? А жаль, к хозяйству у него удивительные способности. В чиновники он не годится!» (Е.М. Шаврова, рассказ «Маркиза», 1897 год.)
Сказать честно, многие и продавали имения, чтобы не идти на службу, а проживать полученные деньги. Владельцы разоренных имений до такой степени, в нескольких поколениях, привыкли не думать о доходе, что большинству из них и в голову не приходило сделать имение доходным.
Ну а как же море? Его тоже выбирали многие. Заграницу позволить себе могли не все, тем более что в те времена заграница — это была в основном Европа. Услужливой Турции, которую многие теперь величают «дачей», в наличии не было. А вот Крым был! Но добираться на русские юга было делом долгим, хлопотным и дорогостоящим. Даже сейчас скорый поезд доставляет отдыхающих за два дня. А тогда это была минимум неделя! А потом в дилижансе, по серпантину, трястись часами, чтоб доехать до курортного городка. Куда как лучше быстро приехать на свое «море». Так, на берегу Финского залива, появился в 1900 году курорт Сестрорецк. Три кита лежали в основе популярного курорта — море, целебный воздух сосновых лесов, минеральные источники и грязелечение. Удивительный лечебный комплекс был построен по последнему слову медицинской науки. Курорт обладал необыкновенным, единственным в стране закрытым плавательным бассейном, который работал и в зимнее время. А аппаратуре и медицинским процедурам могли позавидовать многие зарубежные курорты! Здесь располагались кабинеты физиотерапии, лаборатории, ванные комнаты и душевые для приема процедур. Сюда приходили заниматься гимнастикой и в бани.
Купаться в море тоже стало модно, но особым образом. Дамы нанимали специальный фургончик, который затягивали в воду лошади. Там облачались в купальный костюм и по ступенькам спускались в море. Купальные костюмы к тому времени уже вошли в обиход. Они были похожи на современные, но ноги прикрывали «шортики» до колена, а иногда были и рукава.
Но конечно, все бы не могли жить на курорте. Сестрорецк был ближе Черноморского побережья, и дачу можно было снять рядом, что стремительно вошло в моду в начале XX века.
«Лето прошло так же скучно и уныло, как и предыдущее, и хотя жили не в Царском, а в Финляндии, разницы от этого не было никакой. А по возвращении в город снова потянулись те же однообразные дни, похожие друг на друга, как старые, стертые двугривенные. <...> Каждое утро Сергей Павлович уезжал в город, недовольный тем, что его рано разбудили. Возвращался он также большей частью не в духе, обедал и тотчас же ложился отдыхать; и так было каждый день.
Вава вставала рано, ходила купаться и, распорядившись по хозяйству, гуляла в парке или сидела там с книгой. Она начала также гигантскую работу и, сидя в дождливые дни на балконе, вышивала птиц, бабочек и жучков шелками и золотом по атласу и радовалась, что работа эта притупляет мысли и утомляет глаза и руки». (Е.М. Шаврова, рассказ «Жена цезаря», 1897 год.)
Постепенно дачи перестали быть роскошью и входили в жизнь простого человека, который и придумал использовать дачу не для удовольствия, а для выращивания овощей, чтобы удешевить свой стол. Впрочем, это произошло не сразу.
Стоит немного сказать о советском периоде. Потому что дачи дворянской эпохи не перестали существовать. Появилось новое поколение «красных графов», писателей, режиссеров, номенклатурных работников, которым тоже понадобились дачи. Максим Горький предложил Сталину организовать место отдыха для писателей, где они могли бы проводить время на природе на собственных дачах. Поселок решили возвести около реки Сетунь, в Переделкине. Землю разбили на 50 участков, на которых строили дачи для самых достойных литературных деятелей того времени. В Переделкино стали въезжать первые обитатели. Надо сказать, что условия жизни в начале 30-х годов для писателей, которые шли «в ногу со временем» и считались «правильными», были не хуже, чем у дворян в чеховскую эпоху. А может быть, и лучше.
Например, в свое время я рьяно заинтересовалась историей советского писателя Александра Афиногенова. Выходец из бедной семьи, он быстро вошел в когорту советской писательской элиты. В 1927—1929 годах работал заведующим литературной частью 1-го Московского рабочего театра Пролеткульта. В начале 30-х годов Афиногенов стал одним из руководителей РАППа. В 1934 году избран в президиум правления Союза писателей СССР и назначен редактором журнала «Театр и драматургия». Его пьесы — «Машенька», «Салют, Испания!» — шли в десятках театров по всей стране, гонорары текли рекой. У Афиногенова была двухэтажная дача в Переделкино, автомобиль и все атрибуты «советских аристократов». Все было хорошо до 1936 года, когда Афиногенов вдруг впал в немилость, после того как написал пьесу о Сталине, а вождь ее раскритиковал. Ареста он ждал однозначно. С женой-то иностранкой!
Жена Афиногенова была американской коммунисткой, влюбившейся в СССР. Драматург, много ездивший за границу, покорил Дженни еще в Америке своими пламенными речами, и она переехала с ним в Россию. У них родилось двое детей. В период опалы от Афиногенова все отвернулись, кроме Бориса Пастернака. Он навещал Афиногеновых открыто, как и вдову Пильняка, как Мейерхольда после закрытия его театра... Афиногеновы чувствовали, что топор уже занесен. И тогда Дженни написала письмо Сталину, начинавшееся так: «Вам пишет американская коммунистка, любящая вашу страну. И поэтому все, что она напишет, будет правдой». А правда заключается в том, что ее муж не сделал ничего плохого, верен партии и не нужно его обижать. И... Афиногенова не арестовали. Напротив, разрешили ставить пьесы и даже поручали какие-то правительственные задания. Вот почему я так заинтересовалась этим человеком, потому что он чудом избежал «топора» и у него ничего не отобрали. Но в октябре 1941 года он оказался в здании ЦК партии на Старой площади как раз в тот момент, когда туда упала немецкая бомба. Никто больше во всем здании не пострадал. А дачу унаследовала семья писателя...
После трагической гибели вдовы в 1948 году, которая плыла на теплоходе и погибла при пожаре, дачу Афиногеновых стали считать «несчастливой». Дом отдали писателю Горбатову, и вскоре его жена актриса Татьяна Окуневская была арестована. Правда писатель отрекся от Окуневской и всей ее семьи и счастливо женился, но сам вскоре умер. Впрочем, никакие приметы не могли заставить потомков писателей отказаться от дачи в Переделкино. Это и сейчас престижное направление и уже легенда и история. А российский житель без дачи своей жизни не представляет. Дача — это его малая родина.
Благодарим музей-заповедник «Царицыно», музей-заповедник А.П. Чехова «Мелихово» и Российскую национальную библиотеку за помощь в подготовке материала.
Подпишись на наш канал в Telegram