7days.ru Полная версия сайта

Наталия Аринбасарова: «Не знаю, кого больше любила — Кончаловского или его маму»

«Мы гуляли с Андреем Сергеевичем по Венеции и вдруг встретили члена жюри из Чехословакии. Он...

Наталия Аринбасарова
Фото: Павел Щелканцев
Читать на сайте 7days.ru

«Мы гуляли с Андреем Сергеевичем по Венеции и вдруг встретили члена жюри из Чехословакии. Он подошел и сказал Андрону: «Были четыре претендентки на лучшую женскую роль — Джейн Фонда, Джули Кристи, Ингрид Тулин и Наташа, — добавил: — Присудили Наташе». А я краем уха слышу, но даже боюсь в голову брать — мало ли, может, он ошибся. У Андрона тень по лицу пробежала. Потому что если присудили приз за лучшую роль, то сам фильм его уже не получит, не могут дать два приза. Потом он выдохнул и говорит мне: «Ну, тебе это нужнее».

— Ваш папа казах, а мама полька. Как смешение культур проявлялось в семье? Или присутствовала одна культура — советская?

— Разговаривали по-русски дома всегда. У нас была огромная библиотека русской литературы: каким-то образом мама доставала собрания сочинений. И сама она очень любила читать. Мама была домохозяйкой, занималась детьми — нас пятеро: две сестры и три брата. А папа был военным, он окончил академию имени Фрунзе в Москве и получил распределение в Алма-Ату. И мы поехали всей семьей.

Дома родители нас наставляли, что надо быть честным, трудолюбивым и скромным. А мама еще всегда говорила, что мы все должны окончить школу с медалями и получить высшее образование.

Мне было лет девять, когда я бежала по улице и увидела объявление о том, что проходит набор в хореографическое училище, которое готовит артистов балета. Слово «хореографическое» я не поняла, а вот «артистов балета» воодушевило. Примчалась домой и сообщила об этом маме.

Она отрезала:

— Нет. Если ты поступишь в балетную школу, то будешь плохо учиться в общеобразовательной.

Я — в слезы. Тогда мама говорит:

— Ну ладно — раз ты так хочешь, то сама справки собирай и сама ходи на экзамены.

И я бегала собирала. В милицию сходила за справкой — почему-то она и оттуда требовалась, в домоуправление, в поликлинику. Ходила на туры, и меня приняли.

И каждый день рано утром я ездила в хореографическое училище. А мама потом приезжала ко мне на троллейбусе, она привозила в кастрюльке еду и кормила меня. И потом я мчалась в школу общеобразовательную. Это было достаточно тяжело. Проучилась год, а потом группу самых перспективных ребят — меня в том числе — пригласили показаться в Москву в хореографическое училище при Большом театре. Меня приняли, и я продолжила учиться, готовилась стать балериной. Жили мы в интернате. В Москве стало полегче, здесь же все в одном училище — и общеобразовательные предметы, и специальные.

Это был золотой век балета в СССР. Уланова, Плисецкая, Стручкова, Тимофеева, на сцене блистали настоящие звезды. К нам приходили известные артисты балета. Они переодевались в раздевалке и вставали к станку, показывали нам упражнения, репетировали с нами. Мы же вместе с ними участвовали в спектаклях Большого театра, Кремлевского дворца и Театра Станиславского. Стоишь смотришь во все глаза, слушаешь, как они дышат после того, как станцевали вариацию. Я очень благодарна судьбе за то, что в моей жизни были такая школа и педагоги.

К сожалению, во время учебы у меня обнаружили порок сердца. Стало ясно, что балет я не потяну, у артистов балета сердце должно быть здоровым.

На предпоследнем курсе у нас появился новый предмет — актерское мастерство. Занятия вел Александр Александрович Клейн. Он был танцовщиком, исполнял партию Злого гения в «Лебедином озере», служил в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Он стал выделять меня из остальных девочек, говорил: «Знаешь, а ты очень способная». Даже приглашал балетмейстеров и артистов из театра — они ставили этюды на меня персонально. И я, воодушевленная, подумала, что вот окончу училище, потанцую два года в Алма-Ате (в те годы нужно было свой диплом отработать в городе, от которого направляли учиться) — вернусь в Москву и, пожалуй, поступлю в театральное училище и стану актрисой театра.

«Когда я училась на последнем курсе, к нам в училище пришли Андрон Кончаловский со вторым режиссером Изей Ольшанецким. Андрей Сергеевич искал исполнительницу главной роли для своего нового фильма «Первый учитель» по повести Чингиза Айтматова». Наталия Аринбасарова, 1970 год
Фото: Валерий Плотников

Но когда я училась на последнем курсе, к нам в училище пришли Андрон Кончаловский со вторым режиссером Изей Ольшанецким. Андрей Сергеевич искал исполнительницу главной роли для своего нового фильма «Первый учитель» по повести Чингиза Айтматова. Им нужна была совсем юная девочка. Поэтому в наш выпускной класс они даже не заходили, а прошли прямиком к младшекурсникам. Там учились три девочки из Казахстана, и одну из них Кончаловский выбрал на главную роль. Я об этом много раз рассказывала. Второй режиссер должен был записать фамилию этой девочки, но почему-то не записал. Через несколько дней Андрей Сергеевич позвонил в училище и попросил, чтобы «маленькая девочка, худенькая, из Казахстана, которую выбрали для съемок, приехала на фотопробы на «Мосфильм». А в училище решили почему-то, будто речь идет обо мне, и отправили меня на «Мосфильм».

Я, ничего не понимая, туда приехала. Андрей Сергеевич удивился, обнаружив подмену — девочка-то не та! Но виду не подал, начал расспрашивать меня о моей жизни в балетном училище. И в итоге, видимо, решил, что я подхожу на роль Алтынай.

Но в училище предстояли госэкзамены, приехала мама из Алма-Аты — меня поддержать. Я очень успешно сдавала экзамены, все на пятерки. И вдруг приходит телеграмма от Кончаловского — а он уже находился в Киргизии, где предстояли съемки: «Срочно вылетайте на кинопробы».

Я сообщила об этом педагогам. Они стали меня ругать, мол, какое кино, когда у тебя такие блестящие результаты в балете? Дипломный номер со мной готовил Леонид Тимофеевич Жданов — премьер Большого театра, партнер Галины Улановой. Это был самый большой и сложный номер из всего нашего выпуска. Я должна была танцевать на сцене Большого — уже в афише было напечатано, и эта афиша даже у меня сохранилась.

Мама мне говорила: «У тебя уже есть профессия, поедем в Алма-Ату, будешь там завоевывать положение».

Но Кончаловский стал очень настойчиво звонить в училище — приглашал меня к телефону, кричал и ругался, что из-за меня могут сорваться съемки.

Я стала уговаривать маму: «Ну давай хотя бы на два дня слетаем на кинопробы, может, я еще и не пройду». И мама, которая всегда в такие судьбоносные моменты принимала правильные решения, согласилась. На пробах я играла сцены, в которых героиню бьют. Мама, которая все это видела, причитала: «Доченька моя, зачем это тебе нужно? В балете ты всегда была как принцесса в красивых пачках, а тут в каком-то рванье, грязная».

Когда художественный совет во главе с писателем Чингизом Айтматовым пошли смотреть мои пробы, мы с мамой сидели на лавочке во дворе студии. Я вся почему-то дрожу, мама тоже елозит по лавочке и вздыхает: «Доченька, неужели ты не пройдешь?» Ей стало ужасно важно, чтобы я прошла пробы. Когда худсовет вышел, мама мне говорит: «Лицо у режиссера мрачное, наверное, ты не прошла».

А Кончаловский подошел и сообщает: «Ну что, Наталия, мы тебя утвердили. Но у тебя такая будка, что щеки со спины видны!» — так и сказал, без обиняков.

Я тогда познакомилась с Чингизом Торекуловичем Айтматовым. Ему было всего 35 лет — а уже лауреат Ленинской премии. Причем в Киргизии его не привечали до тех пор, пока не напечатали во Франции. А французский писатель Луи Арагон написал в своей статье, что «Джамиля» — это повесть о любви более прекрасная, чем «Ромео и Джульетта». И только после этого Айтматова признали на родине.

Экзамены в училище я успешно сдала. Получила распределение в театр в Алма-Ату — слетала туда и отпросилась у балетмейстера. Он меня отпустил посниматься — чтобы я хоть немножко денег заработала. Нам в театре назначили очень маленькие оклады. Потом страшно ругался, зачем он меня отпустил, когда после съемок я не вернулась обратно.

«Из всего нашего курса, мне кажется, педагоги особенно выделяли Колю Еременко. Его все любили в институте. Коля играл во всех постановках, не только на нашем курсе, но и другие курсы его приглашали». Наталия Аринбасарова и Николай Еременко в дипломном спектакле «Красное и черное», ВГИК, 1971 год
Фото: Валерий Плотников
«Я очень успешно сдавала экзамены, все на пятерки. И вдруг приходит телеграмма от Кончаловского — а он уже находился в Киргизии, где предстояли съемки: «Срочно вылетайте на кинопробы». Наталия Аринбасарова
Фото: Павел Щелканцев

— Каким режиссером был Андрей Кончаловский?

— Ему было 26 лет, а мне 17. Есть поговорка, что «мужчины любят глазами, а женщины — ушами». Так вот он меня буквально заговорил и сразил своими историями и рассказами. Андрей был очень образованным, он к тому времени уже написал сценарий фильма «Андрей Рублев». То есть они с Тарковским его писали. Тогда Андрону было 23 года, а Тарковскому около тридцати. Сколько надо было поднять исторических сведений, узнать историю всех великих иконописцев — Феофана Грека, Андрея Рублева! Сейчас и в 50 лет человек еще считается молодым и даже начинающим и перспективным. А в 60-е годы двадцать уже считалось зрелостью.

Он мне и про Библию рассказывал, а тогда у нас в Советском Союзе она была запрещена.

При всем своем обаянии Кончаловский очень требовательный человек. И хотя был в меня влюблен, спуска не давал. На съемках мне нельзя было есть. Когда он видел у меня в руках что-нибудь съедобное, то вырывал это и съедал сам. Даже помидоры и яблоки. Морковку разрешал и капусту. А больше ни крошечки. Потому что героиня по сюжету очень худенькая, почти прозрачная.

Но я никак не худела. И Андрону почему-то казалось, будто где-то тайком от него ем.

Едем, бывало, на съемку, и слышу от него: «Так, лицо сегодня у тебя худенькое, будем крупные планы снимать». Через полчаса приезжаем на место съемки. Андрон смотрит на меня и срывается на крик: «Почему у тебя такая огромная будка, что ты съела?» А я не ела ничего.

Уже по возвращении в Москву я проходила плановое обследование у врача. И доктор мне объяснил, что это из-за сердечной недостаточности в гористой местности я опухала.

Когда в Москве фильм доснимали в павильоне, за две недели я похудела на пять килограммов. При этом полноценно съедая и завтрак, и обед, и ужин.

— Отец Андрея Кончаловского — известный писатель, автор слов cоветского гимна Сергей Михалков, мама — писательница, поэтесса, переводчик Наталья Кончаловская, брат — тогда начинающий актер Никита Михалков. Вам было сложно войти в такую семью?

— О маме Андрей Сергеевич много рассказывал мне на съемках в Киргизии. И я полюбила ее заранее, по его рассказам.

Помню, она прислала свою фотографию, там, где выступает на сцене. На обратной стороне было написано: «Я чихаю свою поэму». Мне это очень понравилось. Да еще и Андрон говорил: «Мама моя — настоящая женщина, пишет стихи, поэмы. И в то же время может унитаз почистить, не погнушается, если нужно».

Сергей Владимирович два раза приезжал в Киргизию к нам на съемки. Ему тогда было чуть больше пятидесяти. В сущности — молодой мужчина. Потом уже, когда мы были с Андроном женаты, Сергей Владимирович, бывало, хлопнет меня по попе и скажет: «О, секс-бомбочка!» Шутил так.

Никита тоже приезжал на съемки, пробыл там почти два месяца, помогал брату.

С Натальей Петровной мы познакомились уже в Москве. Я страшно волновалась перед встречей. Обула туфельки на каблучках, а уже выпал снег. Мы с Кончаловским ехали в такси на дачу Михалковых на Николиной Горе, я сидела в бигуди. Вошли в дом — они стоят: Сергей Владимирович с Натальей Петровной, Никита, еще кто-то. И на меня смотрят.

Я сказала: «Я сейчас!» — и убежала в ванную.

Целый час приводила себя в порядок. Сделала роскошную балетную прическу — мы, балетные, умели красиво причесываться, — подкрасилась. Когда я вышла, Наталья Петровна на меня посмотрела и говорит: «Ой, ну это же абсолютный Гоген!»

Пообедали, потом она меня закутала в свою огромную оренбургскую шаль, дала свои боты. И мы пошли по Николиной Горе, по всем соседям — она показывала им свою невестку. И все говорили: «Точно, абсолютный Гоген!» А там тогда жил самый цвет интеллигенции.

«Часто бывало на съемках — артисты устали, капризничают. А я могла работать и по две смены: надо — значит надо. После балета никакой труд не страшен. И Андрон тоже трудяга — у Натальи Петровны не забалуешь». Наталия Аринбасарова и Андрон Кончаловский, 70-е годы
Фото: из архива Н. Аринбасаровой

У Натальи Петровны была черная юбка в красный горох с оборками, испанская. И она часто меня просила: «Надень мою юбку и станцуй мне испанский танец».

Я надевала юбку и начинала танцевать — Наталья Петровна каждый раз приходила в восторг.

Как-то я ей рассказала историю о том, как мой папа из-за чего-то рассердился на мою сестричку Таню. Его тогда всего распирало от злости, решил ее обозвать и выпалил:

— Ну ты, тарелка!

На что Таня удивилась и спросила:

— Почему тарелка?

А папа показывает — мол, у тебя плоское лицо.

Наталья Петровна очень смеялась над этой историей. Она любила взять мое лицо в свои руки — у нее такие чудные были руки, она меня целовала и говорила: «Ах ты, блюдечко мое дорогое!» Мне кажется, что маму Андрона я любила больше, чем его самого.

Она очень хотела и просила, чтобы я ее мамой называла. Но у меня никак не получалось. Тогда она предложила: «Называй меня «матенька». А вот это у меня выходило!

И Сергей Владимирович услышал наш разговор, сказал: «А меня тогда называй папой. А если не сможешь, то называй меня Сережей, а не Сергеем Владимировичем».

Однажды мы пошли семьей гулять. Сергей Владимирович вперед ушел. Высокий, с длинными ногами, идет-шагает. А мы сзади: Андрон, Наталья Петровна и я. Андрон и Наталья Петровна начали его звать: «Сережа, Сергей Владимирович». Никакой реакции — он пилит себе по Николиной Горе.

Андрон мне говорит:

— Позови ты.

Я набрала воздуха в легкие и закричала:

— Папа!

Сергей Владимирович сразу развернулся и пошел нам навстречу.

Муж говорит:

— Вот видишь, как ему это нравится.

Вот такие были очень славные отношения.

— Не подшучивали в семье над тем, что вы — казашка?

— А вы знаете, михалковская семья, она же очень многонациональная. У Анечки Михалковой — старшей дочери Никиты — муж чеченец. У Нади был грузин. И в семье всегда относились хорошо к другим национальностям.

Сергей Владимирович очень любил Казахстан, ему нравился наш Кунаев — глава Казахстана — он тоже был высокий, очень образованный, замечательный. Сергей Владимирович общался с великими писателями разных национальностей, Чингиз Айтматов у нас бывал в гостях. Ко всем уважительное было отношение. Важна ведь не национальность, а то, какой ты человек.

— Кончаловский был представителем золотой молодежи того времени. В чем это проявлялось? Советская золотая молодежь — какой она была?

— Я настолько была далека от понятия золотой молодежи: с детства уже знала, кем я стану, приобретала профессию, трудилась.

Часто бывало на съемках — артисты устали, капризничают. А я могла работать и по две смены: надо — значит надо. После балета никакой труд не страшен.

И Андрон тоже трудяга — у Натальи Петровны не забалуешь. Он же сначала серьезно занимался музыкой, учился в консерватории, у него даже прошел концерт в зале Чайковского — на фортепиано играл с оркестром. Потом Андрон ушел в кино.

Была у нас «Волга» с оленем бирюзового цвета, вот, наверное, и все атрибуты принадлежности к богеме.

— За роль в фильме «Первый учитель» вы получили «Кубок Вольпи» — награду Венецианского кинофестиваля, означавшую мировое признание. Больше ни одна актриса в СССР не получала этой награды.

— Помню это так хорошо, как будто все происходило неделю назад. Ощущения крайне волнующие. В тот год почему-то было только три приза — «Золотой лев» за лучший фильм, «Кубок Вольпи за лучшую мужскую роль» и «Кубок Вольпи за лучшую женскую роль». Обычно бывает еще «Серебряный лев», «Бронзовый лев», а тут только три — «Золотой лев» и две актерские.

Мы гуляли с Андреем Сергеевичем по Венеции и вдруг встретили члена жюри из Чехословакии. Он подошел и сказал Андрону: «Были четыре претендентки на лучшую женскую роль — Джейн Фонда, Джули Кристи, Ингрид Тулин и Наташа, — добавил: — Присудили Наташе». А я краем уха слышу, но даже боюсь в голову брать — мало ли, может, он ошибся. У Андрона тень по лицу пробежала. Потому что если присудили за лучшую роль, то сам фильм уже не получит, не могут дать два приза. Потом он выдохнул и говорит мне: «Ну, тебе это нужнее».

«Иногда я брала Егора с собой в институт. Хотя он рос шалуном, но в стенах ВГИКа всегда себя вел идеально. Ему было там интересно». Наталия Аринбасарова с сыном Егором, 1971 год
Фото: Валерий Плотников

После объявления результатов фестиваля за мной начали охотиться журналисты. Куда бы я ни пошла, везде они. Даже на пляже. Прихожу — вдруг приехала огромная машина, оттуда выскочили фотокорреспонденты, стали вокруг меня бегать: «Натали, Натали!»

Хотя на мне был очень красивый белый купальник, я застеснялась и испугалась — легла на лежак, накрылась с головой махровой простыней и застыла.

Со мной на пляже был друг нашей семьи Джефри. Он американец, но русского происхождения — племянник Константина Станиславского, крестный нашего с Андреем Сергеевичем сына Егора. Джефри прилетел специально в Венецию меня поздравить, подарил золотой браслет.

И он говорит журналистам: «Идите сюда, я вам сейчас про нее все расскажу». И они побежали к нему.

Такая высокая планка была взята, что потом думаешь: как бы мне не опозориться в следующих работах. А не всегда хороший материал предлагают, не всегда хороший режиссер. И потом, многие режиссеры даже побаивались меня приглашать, коллеги передавали их слова: «Ну она же звезда, у нее «Кубок Вольпи». Хотя я с удовольствием согласилась бы играть. Так что мировая слава — это палка о двух концах.

— А с завистью коллег приходилось сталкиваться?

— В Москве все артисты ко мне очень хорошо относились и относятся. А вот в Казахстане артистки очень недолюбливали. Однажды одна казахская актриса сказала с обидой во всеуслышание, что, мол, только если Аринбасарова отказывается от роли, тогда режиссеры начинают рассматривать каких-то других казахских актрис. До этого я отдала ей главную роль в фильме, сценарий которого автор написал персонально под меня.

И я стала отказываться от предложений с «Казахфильма», говорила, вы сначала попробуйте актрис, которые живут в Казахстане.

В Москве после нашего с Кончаловским возвращения из Венеции шли бесконечные интервью, обо мне много писали. И даже когда я поступила во ВГИК, помню, туда приехала телевизионная бригада. Журналисты попросили Сергея Аполлинариевича Герасимова:

— Мы приехали снять Наташу, рассказать о том, как она поступила во ВГИК. Можете с ней сняться?

И он, посмеиваясь, говорит:

— Ну конечно, могу.

Как мне повезло с педагогами в хореографическом, так же повезло и во ВГИКе.

Наши мастера Сергей Аполлинариевич Герасимов и Тамара Федоровна Макарова учили нас не только профессии, но и воспитывали. Я на всю жизнь запомнила наставления Герасимова касательно выбора роли, он говорил так: «Когда вам что-то предлагают, то всегда сначала задайтесь вопросом, во имя чего вы будете творить. Если будете об этом думать, то вы никогда не ошибетесь. Если роль не нравится, то не стесняйтесь отказываться. А если роль чему-то хорошему учит, что-то привносит в вашу жизнь, то нужно соглашаться и работать».

Тамара Федоровна девочек учила манерам: как за столом себя вести, как правильно столовыми приборами пользоваться. Наставляла: «Представляете, приезжаете вы за границу и попадаете на торжественный прием. Тарелки стоят, рядом целый ряд приборов, тут важно не запутаться. Люди из Советского Союза должны оставлять о себе приятные впечатления. Должны показывать, что мы владеем в том числе и правилами этикета».

Когда мы снимали фильм «У озера», то около двух месяцев жили на Байкале. Сценарий к этой картине Сергей Аполлинариевич написал специально для всего нашего курса и задействовал всех. Я сыграла балерину Катю Олзоеву.

На съемках мастер довольно часто сам готовил. И приглашал нас всех на ужин. Когда в самый первый раз пригласил, то я пораньше прибежала — помочь.

Герасимов отказался от помощи, велел: «Стой и смотри, я все буду делать сам».

Он очень любил готовить. Его знаменитые «герасимовские пельмени» известны сейчас по всему миру, во многих странах есть такое блюдо в ресторанах — «Пельмени по-герасимовски». Каким-то непостижимым образом рецепт разлетелся и даже сохранилась отсылка к первоисточнику.

«Сергей Владимирович услышал наш с Натальей Петровной разговор, сказал: «А меня тогда называй папой. А если не сможешь, то называй меня Сережей, а не Сергеем Владимировичем». Никита Михалков, Сергей Владимирович Михалков, Андрон Кончаловский, 70-е годы
Фото: Валерий Плотников

В перерывах между съемками — а снимали летом, среди могучего сибирского леса, — Сергей Аполлинариевич любил собирать грибы.

Как-то у меня спросил:

— Наталия, а ты любишь грибы?

— Собирать нет, — честно ответила я, — а вот блюда из грибов — очень люблю.

Однажды в перерыве забегаю за дерево — стоит огромный пень, весь покрытый опятами. Я набрала полный подол этих опят, вернулась на площадку, кричу: «Смотрите, сколько грибов!» На какую-то простынку выложила. И все побежали грибы собирать. И мы на ужин собрали ведра три этих опят. Сергей Аполлинариевич их нам жарил.

— Некоторые герасимовские студентки спустя годы рассказывали о том, как якобы он в них влюблялся.

— Я об этом ничего не знаю, мне помнится, что он очень любил свою жену Тамару Федоровну. С восхищением всегда о ней говорил: «Красивее женщины земля русская не рождала!»

Любил рассказывать нам про ее «хулиганские выходки». Например, вспоминал: «Идем, еще молодые, по улице, разговариваем. И вдруг Томочка ни с того ни с сего дает пинок под зад впереди идущему мужчине. Тот оборачивается, начинает возмущаться».

«Приходилось и драться! — признавался Сергей Аполлинариевич. — Потом я ее спрашивал: «Тамарочка, а чего этот мужчина тебе сделал, за что ты его пнула?»

Она отвечала: мол, он на меня «слишком ласково» посмотрел».

«Или, — говорил Герасимов, — поссоримся, а тогда еще были извозчики, — я беру экипаж, а Тамарочка со мной не садится, еще один нанимает. И рядом едем, не разговариваем».

К студентам и студенткам Сергей Аполлинариевич относился по-отцовски, Тамара Федоровна — по-матерински. Своих детей у них не было. Из всего нашего курса, мне кажется, наши педагоги особенно выделяли Колю Еременко. Его все любили в институте. Коля играл во всех постановках, не только на нашем курсе, но и другие курсы его приглашали. У него волосы «мелким бесом» были, курчавые-прекурчавые. Так он каждое утро пораньше приходил в институт и первым делом бежал в гримерную — просил девочек щипцами ему распрямить волосы, ну не нравились ему кудряшки. И девочки ему волосы вытягивали.

— У вас родился сын Егор — трудно было совмещать учебу и материнство?

— Я еще и в кино снималась — мне, единственной со всего курса, Сергей Аполлинариевич разрешил. Я была старше остальных ребят на курсе, к тому же за плечами балетная школа.

За время учебы успела сняться в «Ташкент — город хлебный»: сценарий написал Кончаловский по повести писателя Александра Неверова. А для меня специально написал небольшую роль Сауле — девушки-чекистки, которая погибает от рук бандита, ее в повести не было. Снималась в фильме «Джамиля» — тоже по Чингизу Айтматову, в фильме «Песнь о Маншук».

Между съемками бежала во ВГИК. Там пропадала с утра до позднего вечера, иногда в ночи возвращалась домой, мы ведь репетировали наши студенческие работы. Конечно, я разрывалась.

С сыном мне помогала няня Мотя — Матрена Романовна Гладилина, чудная рыжая голубоглазая тетушка.

Иногда я брала Егора с собой в институт. Хотя он рос шалуном, но в стенах ВГИКа всегда себя вел идеально. Ему было там интересно. Однажды куда-то исчез из моего поля зрения, ему тогда было года четыре. Вдруг вижу: сын сидит на стуле за роялем, ножки у него не достают до пола. Рядом стоит моя однокурсница Наташа Белохвостикова в длинном платье — мы репетировали «Красное и черное». И Егор важно заливает ей, как он «охотился на волка». Наташа очень серьезно слушает, кивает, поддакивает — а он рассказывает и рассказывает. Увидев меня, сын страшно смутился, подманил к себе и говорит на ушко строго: «Мам, уйди отсюда». Я поняла, что мешаю ему охмурять Белохвостикову.

В самый разгар государственных экзаменов няня Мотя меня подвела — уволилась. Пришлось снова тащить Егора с собой. На экзамене по пантомиме посадила его в аудитории. Он сидел тихонечко. При этом невероятно живо реагировал на каждый номер, на его личике отражался целый спектр эмоций. И вся приемная комиссия смотрела не на нас, студентов, а на моего сына.

«Когда я уезжала в киноэкспедиции, то сын и дочь оставались дома одни. А раньше киноэкспедиции были долгими — могли длиться по месяцу-полтора... И муж мой второй — Катин папа, он как художник работал в кино — тоже мог уехать». Наталия Аринбасарова, Николай Двигубский и дочка Катя, 70-е годы
Фото: из архива К. Двигубской

После экзамена Тамара Федоровна Макарова вдруг очень громко и строго сказала: «Егор, ну-ка! Иди сюда!»

У него сразу стали такие испуганные глазенки, видимо, подумал, что чем-то провинился. Подошел, втянув голову. Тамара Федоровна говорит по-прежнему строго: «Егор, поцелуй меня!» И он ее поцеловал.

— Вам удалось сохранить добрые отношения с Андреем Сергеевичем Кончаловским после развода. Чья это заслуга, ваша или его?

— Не понимаю, когда супруги судятся, делят детей, скандалят и преследуют друг друга. Ну не получилось у вас сохранить брак — надо оставаться в человеческих отношениях, общаться, особенно если есть общие дети. У меня и со вторым мужем сложились хорошие отношения после нашего разрыва. Это для детей нужно в первую очередь. Потому что от родительских скандалов они очень сильно страдают.

Андрон через некоторое время после развода женился на француженке — Вивиан. Они поселились на даче. Егор ездил навещать отца почти каждые выходные, я никогда не препятствовала их встречам.

Однажды звонит Наталья Петровна, ее голос звучал взволнованно:

— Надо, чтобы ты познакомилась с Вивиан. И чтобы ты ко мне приезжала, а то совсем пропала.

Я стала объяснять, что учусь и работаю и у меня есть всего один свободный день в неделю — воскресенье, когда могу хотя бы привести домашние дела в порядок.

— А если Вивиан хочет со мной познакомиться, то пусть она сама ко мне приезжает, — предложила я.

— Да? А мне тоже можно приехать? Ты нас с лестницы не спустишь? — спрашивает Наталья Петровна.

Я рассмеялась и представила себе картину, как спускаю с лестницы бывшую свекровь и новую жену Андрона.

Наталья Петровна, видимо, решила, что я над ней смеюсь и повесила трубку. Я перезвонила. Берет трубку Андрей Сергеевич. Я попросила его позвать к телефону Вивиан. Говорю ей:

— Мне Наталья Петровна позвонила и сказала, что вы хотите со мной познакомиться. Но у меня совсем нет времени ехать на дачу. Поэтому приезжайте вы ко мне.

Она обрадовалась, защебетала:

— С удовольствием приеду. А то вы не приезжаете, и Наталья Петровна полагает, будто это из-за меня. Она вас очень любит.

Мы договорились, что в такой-то день Вивиан ко мне приедет. С порога опять начинает мне снова говорить о том, что «Наталья Петровна и Сергей Владимирович страшно расстроены тем, что вы не приезжаете».

«Сергей Владимирович меня вообще терпеть не может, — сообщает она. — Даже когда я вхожу в комнату, он сразу выходит». Михалков-старший почему-то думал, будто она хочет его отравить. Отчего так решил — понятия не имею.

Вивиан рассказала, что когда они с Андроном поженились и приехали ее французские родственники в Москву знакомиться, то Наталья Петровна приготовила ужин и они с Сергеем Владимировичем уехали, не остались пообщаться с новой родней.

Мы присели на кухне и начали разговаривать под коньячок, он у меня был припасен к случаю. Часа четыре проболтали. Обо всем на свете — о кино, о литературе. Она по-русски очень хорошо говорит, хотя с акцентом. И иногда с употреблением нецензурных выражений — но к месту и довольно виртуозно.

Она хороший человек, обаятельная, детей любит. Переживала, что когда Егор приезжает на дачу, то каждый раз ее выгоняет из комнаты: «Уходи — я буду с папой играть!» Она покорно выходила.

— Вы не воспринимали ее как соперницу?

— Абсолютно нет. Во-первых, они с Андреем Сергеевичем познакомились и поженились уже после нашего с ним развода. А кроме того, ведь жизнь продолжается. И какой смысл в том, чтобы злобствовать и обижаться на бывшего мужа и его новую любовь? Никакого.

Когда у меня появилось чуть больше свободного времени, я приехала на дачу. Наталья Петровна и Вивиан очень обрадовались. Мы накрывали на стол — носили посуду и блюда из кухни в столовую. На диване сидел Сергей Владимирович, он выглядел очень удивленным.

«Катя, как и Егор, очень много работает, снимает. В конце прошлого года сериал закончила. И за этот год, по-моему, три сериала сняла. Пишет сценарии, книги». Екатерина Двигубская
Фото: Ю. Феклистов

В какой-то момент подозвал меня и спросил, показав глазами на Вивиан: «Как ты можешь с ней общаться?» Я ответила, что это ради Егора. Чтобы ребенок был спокоен и не чувствовал, что, общаясь с новой семьей отца, делает мне больно. Сергей Владимирович помолчал и затем согласился: «Да, да, ты права».

И он впервые сел с Вивиан за один стол и даже пообедал. Правда, она подметила и мне потом рассказывала: «Там, где я ложкой беру салат, и Сергей Владимирович тоже берет. По-прежнему боится, чтобы я его не отравила».

Казалось бы, интеллектуальные образованные люди — и такие порой глупости себе напридумывают, что диву даешься. Я очень смеялась.

С Вивиан мы дружили много лет. Когда я возвращалась из киноэкспедиций, она довольно часто встречала меня на вокзале на своей машине. Когда Егорушке было лет десять, взяла его с собой во Францию прокатиться на автомобиле. Они вдвоем ехали из Москвы. Сын мне потом рассказывал, что на каком-то отрезке пути у них сломались фары — Вивиан пристроилась следом за каким-то грузовиком, всю ночь за ним ехала без света. Она хорошая, но шебутная, конечно. Вивиан давно во Франции живет, замужем — новый муж появился почти сразу после развода с Андроном.

— Как Сергей Владимирович и Наталья Петровна участвовали в воспитании и становлении Егора?

— Влияли, наверное, своим примером. Вот Наталья Петровна любила слушать классическую музыку на своем проигрывателе. Егор тоже с тех пор любит классическую музыку и пластинки.

Или вот такая история. Егору было пять лет, а его двоюродному брату Степе — сыну Никиты и Анастасии Вертинской — четыре. Настя снималась в фильме «Случай с Полыниным» и Степу на дачу подкинула. Они с Егором все время хулиганили и шалили. Однажды стали бороться — а потом вдруг это переросло в агрессивную драку. Их невозможно было унять. И тут вошла Наталья Петровна, посмотрела на катающихся по полу мальчишек и сказала:

— Если вы сейчас не прекратите, то я не расскажу вам, из чего сделана скрипка.

Они тут же застыли оба, открыли рты. И начали наперебой умолять ее:

— Таточка (так называли Наталью Петровну), расскажи, расскажи, из чего сделана скрипка?

Тут же драка прекратилась.

Наталья Петровна говорит мне: «Вот видишь, нужно не заставлять, не ругать, а просто заинтересовать».

Сергей Владимирович подолгу бывал в разъездах. Наталья Петровна шутила по этому поводу: «Я чаще вижу мужа по телевизору, чем наяву». И все равно они с Егором очень сильно дружили.

Когда Егор уже учился в Англии и приезжал на каникулы, то они с дедом ходили тусоваться вместе, Натальи Петровны уже не было. Сергей Владимирович спрашивал внука в шутку: «Ты девочку пригласил какую-нибудь? Тогда и для меня пригласи ее подружку».

Сергей Владимирович даже хотел оформить на Егора права на «Дядю Степу» и еще на какие-то свои стихи. Но Егор отказался: «Я не могу один этим владеть, на это имеют право все твои внуки».

— И Егор, и ваша дочь Екатерина (режиссер Екатерина Двигубская родилась во втором браке Наталии Аринбасаровой с художником Николаем Двигубским. — Прим. ред.) — разумные, востребованные в профессии люди. Они не замечены в публичных скандалах, достойно себя ведут, что нечасто встречается среди детей известных родителей. Как вы их воспитывали?

— Никаких особых секретов у меня нет. Скажу больше: когда я уезжала в киноэкспедиции, то сын и дочь оставались дома одни. А раньше киноэкспедиции были долгими — могли длиться по месяцу-полтора. Летом, бывало, иногда на весь сезон уезжала. И муж мой второй — Катин папа, он как художник работал в кино — тоже мог уехать.

Бог, наверное, помог, что с моими детьми ничего не случилось плохого. Но они у меня сознательными всегда были.

«Сейчас Маше 22 года. У нее уже прошли две персональные художественные выставки, она спектакли оформляла». Мария Кончаловская
Фото: из архива Н. Аринбасаровой

Правда, Егор признавался: «Мам, когда ты уезжаешь, у нас с Катюшкой начинается тортно-пирожный период!»

Я им готовила на неделю котлет штук по сорок. Они их съедали, а потом покупали себе тортов и пирожных и объедались.

Егор очень самостоятельный. Он умеет и постирать белье, и погладить. А как штопал виртуозно! Научился у меня. Мы в балете сами же штопали свои трико, пуанты, туфельки. И когда однажды сын увидел мою штопку, то восхитился и попросил: «Мам, я тоже хочу».

Часто говорила им обоим: «Вы — дети известных родителей, я не хочу, чтобы на вас природа отдохнула. Чтобы этого не случилось, вы должны много работать над собой», «Если ты взялся за что-то, то делай хорошо. Или не берись вообще». И «Если снимаешь кино или снимаешься, то каждый кадр делай так, как будто он последний в твоей жизни».

Однажды к нам в гости пришли Макарова и Герасимов. Причем Тамара Федоровна буквально уговорила меня их пригласить. Раза три при встречах спрашивала: «Когда ты нас пригласишь в гости? Пригласи уже».

Они по-родительски переживали за учеников и старались следить за нашими судьбами. И к ним часто ходили ученики. Я не ходила, стеснялась, мне казалось, как могу лезть к ним, это неудобно. А некоторые не просто ходили, но и что-то просили: звания, жилплощадь. А позже, когда Герасимов умер, Макарова осталась одна и надо было ей помочь, то никого рядом с ней не осталось, кроме ее ученицы Инны Владимировны Макаровой, вот она очень помогала Тамаре Федоровне. Они не родственницы, просто однофамилицы.

Так вот, я ужасно стеснялась Макарову и Герасимова приглашать к себе: жили мы с мужем и детьми в простенькой квартире без ремонта.

Но Тамара Федоровна снова при встрече — в Доме кино или где-то еще в публичных местах — настаивала: пригласи. По-моему, Пасха была. Я приготовила ужин, телятину запекала. Кате было примерно года четыре. Я несколько дней ее наставляла: «Веди себя хорошо, придет мой педагог, она такая красавица и умница, не ляпни чего-нибудь».

Они приехали, привезли нам какие-то подарочки, вручили. Сели за стол. У меня такое павловское кресло было высокое — Тамара Федоровна сидит в этом кресле, Катя вокруг вьется. С одной стороны посмотрит, с другой подойдет. Я, замерев, с ужасом подумала о том, что сейчас моя Катюшка со своей детской непосредственностью что-нибудь возьмет да ляпнет. И Катя действительно вдруг выдает, обращаясь к Тамаре Федоровне:

— А скажите, пожалуйста, кто старше — вы или моя мама?

Тамара Федоровна удивилась, задала встречный вопрос:

— А ты сама как думаешь?

— Я думаю, что вы, — деловым тоном и очень серьезно ответила моя Катюша. — Наверное, на один год.

Макарова рассмеялась, захлопала в ладоши, говорит:

— На такое я согласна!

Мне тогда около тридцати было, а Тамаре Федоровне за шестьдесят.

А Сергей Аполлинариевич, я помню, во время этого визита был не очень доволен. Потому что по телевизору футбольный матч шел, и он хотел его посмотреть, а Тамара Федоровна вместо матча его в гости потащила.

Почему-то наш курс после окончания института не собирался вместе. Хотя у некоторых выпускников принято встречаться ежегодно. Но нас жизнь почему-то развела. Лишь через много лет моя замечательная однокурсница Наташа Бондарчук решила нас собрать. Сергея Аполлинариевича уже, к сожалению, не было. А Тамару Федоровну Наташа привезла на эту встречу, во ВГИК. Мы все сели за наши бывшие парты и начали рассказывать-вспоминать.

Коля Еременко, я помню, рассказал, как на съемках «У озера» стал искать Сергея Аполлинариевича — что-то потребовалось быстро у него уточнить. Оказалось, мастер ушел по тропиночке к Байкалу прогуляться. Коля пошел к нему навстречу. «Идем обратно, Сергей Аполлинариевич смотрит на меня (Еременко же высоченный) и говорит: «Да, Никола, гордо ты несешь свою красивую голову, гордо. А вдруг шлагбаум впереди? Ты головку-то пригни. А то лоб зашибешь», — вспоминал Еременко. То есть мастер как бы намекнул ему, что в жизни приходится иногда и «пригибать головку».

«Отправляю фото внуков Андрею Сергеевичу, пишу: «Посмотри, какие растут!» Наталия Аринбасарова с внуком Тимуром Кончаловским (справа)
Фото: из архива Н. Аринбасаровой

Встреча получилась очень теплой и сердечной. Наташа Бондарчук предложила через несколько дней приехать к ней на дачу. Говорит: «Налепим пельменей, как Сергей Аполлинариевич любил».

В назначенный день я встала в пять утра, приготовила очень много разной еды. Сижу жду. Никто не звонит. И я среди кастрюль и банок заснула. Проснулась от звонка Наташи Бондарчук, она сообщает:

— Представляешь, никто не приехал.

Говорю:

— А я тут приготовила все и жду.

— Сейчас пришлю за тобой машину, — отвечает Наташа.

Она прислала машину, я со своими банками-кастрюлями поехала. Чуть позже приехали по приглашению Наташи наш друг, актер и режиссер Сережа Никоненко, Боря Токарев с женой Людой Гладунко. А с нашего курса никого. Почему — не знаю, ведь так душевно встречались в прошлый раз. Но у всех свои ситуации. Жизнь меняется, люди уходят...

— У артистов остаются роли. Какие из сыгранных ролей вы назвали бы самыми любимыми?

— Из-за внешности я могу играть только национальных героинь — бурятки, якутки, японки, башкирки... Словом, восточные женщины. Они по менталитету своему покорные, тихие, ведомые. Мне хотелось бы сыграть больше героинь. Поэтому моя самая любимая роль — в фильме «Песнь о Маншук», где я играла Героя Советского Союза Маншук Маметову.

Очень люблю небольшую, можно даже сказать, эпизодическую роль в фильме «Транссибирский экспресс». Это единственная роль в моей фильмографии, в которой я ничего не хотела бы поправить. Режиссер Эльдор Уразбаев (третий муж Наталии Аринбасаровой. — Прим. ред.) поставил мне задачу «сыграть девушку, которая помогает разведчику в поезде. И в то же время в ней отражается тоска главного героя по Родине, по любви, по жене, по родной земле».

В ответ я попросила сшить мне костюм из шифона. Художница по костюмам страшно удивилась. По сценарию героиня аульская девчонка, какой в ауле шифон?

Я объяснила свой замысел: «На экране не будет видно, что это шифон. Зато удастся передать образ и настроение героини — воздушная, приподнятая, очень поэтичная».

Они сшили. И очень хороший образ получился.

Есть очень красивый фильм-притча «Красавица в трауре» по раннему рассказу Мухтара Ауэзова. Там мне тоже нравится моя роль. «Вкус хлеба», за который мы получили Государственную премию СССР, тоже мне очень дорог. Есть и другие, конечно же, но эти самые-самые.

Сейчас мне тоже предлагают роли. Но чаще уже отказываюсь, чем соглашаюсь. Недавно, к примеру, отказалась играть шаманку, предстояла экспедиция на Север. А мне, думаю, это уже не по возрасту, тяжеловато.

Но всегда соглашаюсь играть у сына и дочери. Они оба говорят, что я у них должна присутствовать в каждом фильме как талисман. Поэтому в каждой своей работе припасают для меня какой-нибудь эпизодик. Недавно, к примеру, снялась в фильме сына «Мой папа — вождь». Это первая в его творческой биографии комедия.

Я играю старушку, которую герой Дмитрия Нагиева пытается перевести через дорогу. А ей совершенно не требуется туда — она принимается орать и упираться, но он все равно ее тащит.

Приехав на площадку на съемки, я вежливо поздоровалась. Дмитрий уже был в образе вождя. И он таким пронзительным взглядом на меня зыркнул! Такая мощная от него исходит энергетика, что мне даже стало как-то не по себе, я его побаивалась. (Смеется.)

Нагиев, конечно, в свои 56 лет находится в потрясающей физической форме. Сильный, красиво бегает и выполняет все трюки сам, без помощи каскадеров. Вообще, он актер прекрасный, я его видела и в других картинах.

Ну а у Егора очень хорошее чувство юмора. Как и у всех Михалковых. Это от деда — Сергея Владимировича.

Егор построил за городом большой дом с единым входом для всей нашей семьи. У меня отдельный вход, отдельная прихожая, кухня, гостиная, спальня, гардеробная.

«Из-за внешности я могу играть только национальных героинь — бурятки, якутки, японки, башкирки... Словом, восточные женщины. Они по менталитету своему покорные, тихие, ведомые. Мне хотелось бы сыграть больше героинь». Наталия Аринбасарова, Дарья Екамасова, Ольга Лапшина в сериале «А.Л.Ж.И.Р.», 2018 год
Фото: пресс-служба телеканала НТВ

Сын сказал так: «Мамочка, если мы вдруг надоели тебе, ты ключиком закрыла свою дверь — и можем хоть неделю не видеться. А если соскучилась — то дверь на нашу половину для тебя всегда открыта».

Все бытовые заботы Егор тоже взял на себя. А я помогаю с внуками. Старшая внучка Машенька часто говорит, что я ей многое дала. Ее мама актриса Люба Толкалина, как и я когда-то, много времени проводила на съемках и в поездках. Машенька без нее очень скучала. Когда маленькая начинала плакать — я принималась вертеть из бумажных салфеток всяких персонажей.

Говорила ей: «Вот смотри, это мама — принцесса, а это папа. Бал, и они танцуют, смотри, как обнимаются». Маша сквозь слезы смеялась.

И потом любой предмет мог послужить игре: ложку с вилкой взяли — начиналась сказка. Мне хотелось развивать в ней воображение.

Мы придумали такого персонажа — Пиктуса. Это маленький человечек, сантиметров пятнадцать ростом. Мы сочинили, что он прилетел на дельтаплане из страны Пиктусии. Этот персонаж с нами много лет жил. Маша по утрам приходила ко мне в спальню, ложилась рядом — и мы принимались выдумывать разные истории про этого Пиктуса.

Когда Маша приезжала на дачу, то первым делом спрашивала:

— А где Пиктус?

Я ей говорила:

— Да вот сидит, уже заждался тебя.

Она замечательно рисовала с детства. Как-то мы поехали с другой бабушкой, Любиной мамой, в пансионат. Внучке было годика три. Другие дети изображали на асфальте зайчиков, цветочки — а она нарисовала большое солнце, круг и лучики. А на лице солнца полосочки. Ее спросили, что это за полосочки. Она ответила очень серьезно: «А это морщинки у солнца, оно устало». Меня поразило: в три года понимает, что есть лица усталые, есть гладкие, а есть с морщинками.

Сейчас Маше 22 года. У нее уже прошли две персональные художественные выставки, она спектакли оформляла. А несколько лет назад — ей было всего шестнадцать — сделала иллюстрации к книжке «Наша древняя столица» Натальи Петровны Кончаловской — своей прабабушки. Та писала историю Москвы в стихах для детей, это очень хорошая книжка. И иллюстрации замечательные — я когда увидела, у меня прямо слезы из глаз брызнули от этой красоты. Любочка подарила иллюстрации Красноярскому музею Сурикова.

Мальчики — сыновья Егора — еще маленькие: Тимурчику шесть лет, а Маратику скоро годик. У него невероятно осмысленный взгляд — будто у школьника. И очень приветливое лицо. Рот квадратный — как футбольные ворота — все время смеется.

Отправляю фото внуков Андрею Сергеевичу, пишу: «Посмотри, какие растут!» Общаемся мы с ним крайне редко — у каждого давно своя жизнь.

— Егору Андрей Сергеевич помогает в работе, с проектами?

— Нет, и никогда не помогал. И Егор никогда с ним не советуется. Наверное, его волнует мнение отца — но он не спрашивает. Может быть, опасается критики. У них в принципе совершенно разное кино. Это и неудивительно. У следующего поколения будет свое кино — тоже интересное и талантливое, но свое.

Катя замужем, растет Тимофей. Это сын ее мужа от первого брака. Катя воспитывает его с семи лет, он ее мамой называет. Несколько лет назад — он был еще ребенком — приехали на мой юбилей, где собрались все родные. Тимофей ко мне подошел и спросил:

— Таточка (внуки меня называют Татой — так же как Наталью Петровну ее внуки называли), можно, я тебе стихотворение прочту?

— Пожалуйста, прочитай, я буду очень рада.

И он раз шесть выступил со стихотворением.

Тимофей очень талантливый и интересный мальчуган, блестяще учится, с первого класса его фото висит в школе на Доске почета. Сейчас ему уже пятнадцать. И его больше интересуют точные науки: физика, математика, электроника, недавно китайский язык начал учить. Серьезный парень.

В жизни было несколько моментов, когда меня разрывало от счастья. А вот ощущение длительного счастья — это внутреннее принятие себя, покой
Фото: Павел Щелканцев

А два года назад Катя взяла из детского дома на воспитание Настеньку. Малышке тогда еще не было трех лет, а сейчас уже пять исполнилось. Тоже мамина радость.

Спрашиваю, что подарить малышке на день рождения. Все у нее есть — платья, игрушки. Катя попросила подарить абонемент в театры. Правда уточнила, что это «дорого стоит». Я ответила, чтобы о цене не беспокоилась, — с удовольствием подарю.

Вот Настюша, мне кажется, у нас артисткой будет. Она очень обаятельная. В детском саду самая крошечная из всей группы — но на утренниках впереди всех, в центре, звезда.

Катя, как и Егор, очень много работает, снимает. В конце прошлого года сериал закончила. И за этот год, по-моему, три сериала сняла. Пишет сценарии, книги.

— Взрослые успешные дети, подрастающие внуки, возможность выбирать роли — вас можно назвать по-настоящему счастливой женщиной, Наталия Утевлевна. А что для вас счастье?

— В жизни было несколько моментов, когда меня буквально разрывало от счастья. Это поступление в хореографическое училище. Потом — известие о том, что еду в Москву учиться. Концерт на сцене Большого театра. Съемки у Кончаловского. Приз в Венеции. Рождение детей. А вот ощущение длительного счастья — это внутреннее принятие себя, внутренний покой и понимание, что ты правильно сделала и делаешь.

С возрастом такое возникает очень часто. Может быть, оттого что не хочется тратить время на негативные эмоции.

Ловлю и коллекционирую приятные моменты. Например, с удовольствием побывала этим летом в Крыму на Международном детском кинофестивале «Алые паруса» имени В.С. Ланового в «Артеке». Провела мастер-классы для артековцев, посмотрела несколько наших российских детских фильмов. Понравился «Чебурашка» — я вообще люблю сказки и чудеса. Исполнитель главной роли Сергей Гармаш — один из моих любимых артистов. Оказывается, снимается детское кино, оно живо. Я очень этому рада. Детей и подростков надо воспитывать, в том числе — с помощью доброго интересного кино.

Подпишись на наш канал в Telegram

Статьи по теме: