Мне везет работать в атмосфере любви, с хорошими режиссерами и партнерами. Мне нравится ощущение, когда я утром просыпаюсь, иду на съемочную площадку и предвкушаю: сейчас мы будем творить, работать, придумывать, искать.
— Ангелина, с весны 2022 года вы состоите в труппе столичного Театра сатиры. Служить в театре было же вашей давней мечтой?
— Да, я мечтала попасть в театр. Мне очень хотелось состоять в труппе, играть на сцене, делиться своей энергией со зрителем и получать обратную связь. Более того, о театре я грезила с института. Но, к сожалению, не сложилось.
Во всех театральных вузах педагогами и мастерами создается культ театра. Ты непременно после выпуска должен играть в спектаклях. А если не хочешь, то это очень странно. Помню, мои сокурсники, которых взяли в труппу, ходили по институту очень важные и спокойные. Будто смотрели на всех свысока. (Улыбается.) Не знаю, как это объяснить, но ребята очень сильно отличались от тех, кого в театр не взяли. Да и после выпуска к актерам, которые не попали в труппы, почему-то относятся с пренебрежением. На протяжении всей моей карьеры в кино в разных картинах каждый второй партнер спрашивал: «А в каком театре ты служишь?» И когда я отвечала, что ни в каком, отношение ко мне немного, но менялось. Они как бы с осуждением говорили: «Ну как же так?!» И я почему-то пыталась объяснить им, что много работаю в кино, у меня много проектов, как бы оправдать себя. Я ходила на пробы, и мне часто говорили: «Вы не служите в театре, жаль, это очень важно для артиста». Я стояла и кивала. А сейчас думаю: «Боже мой, для актера важно быть просто хорошим артистом, а для театров еще и востребованным». Я перестала переживать по этому поводу, когда заметила, что довольно много хороших и успешных актеров не служат в театре.
— Почему же вы сразу после Щепкинского училища не пошли работать в театр?
— Я не знала, как туда попадают. В институте нам об этом не рассказывали. Помню, однажды сказали: «Вы должны показываться в театры». И у всех вопросы: куда идти, что показывать? Кто-то с курса договорился о просмотрах. И эти показы оказались огромным стрессом. Наверное то, что испытала , сравнимо разве что только с ЕГЭ. Потому что именно тогда казалось, что решается судьба: если ты не наберешь баллы, то твоя жизнь закончится. В ТЮЗе так на меня вообще накричали: «Как ты посмела прийти и показывать какую-то ерунду!» (Улыбается.) Я тогда плакала и не понимала, за что они так ведут себя со мной. Да и то, что тебя оценивают, выбирают из других кандидатов, было мне неприятно. В Театре Российской армии я очень хорошо показалась. Мне назначили дополнительную встречу, на которую я не смогла приехать. Выглядело это так: мне звонят и говорят, что завтра нужно появиться в театре. Я им объясняю, что нахожусь на съемках за границей, и прошу перенести встречу на день. На что мне в очень грубой форме ответили: «Да вы вообще кто такая, чтобы мы еще думали, когда с вами встретиться. Снимаетесь? Ну и снимайтесь в кино». Для меня это было большим ударом, шоком. Я тогда позвонила своему педагогу Алексею Владимировичу Дубровскому, и он мне сказал: «Все, значит, снимайся. Придет время, когда тебя позовут в труппу».
И это время настало! Сначала по контракту я играла в Московском драматическом театре имени Ермоловой в спектаклях «Дачники» и «Господин Слуга». А в том году меня пригласили еще и в Театр сатиры. Я недавно позвонила своему педагогу и рассказала об этом, и он ответил: «А я тебе говорил, что так и будет!»
Но какое счастье, когда мечты исполняются! Я каждый раз с большим трепетом выхожу на сцену. Больше всего мне, конечно, нравится обмен энергией со зрителем. Вы только представьте: на тебя смотрит больше тысячи человек, они ждут, что ты им подаришь какие-то эмоции. И самый большой катарсис происходит в конце, когда вы все вместе уже прожили одну огромную историю — со слезами, со смехом, с тяжелыми моментами, — и вместе же выдыхаете. Зал хлопает, встает, он тебе благодарен! Ты делишься своей энергией, зрители — своей. И вы ее как шар друг другу кидаете: они тебе, а ты им.
— Но ведь театр отнимает большую часть жизни. У вас съемки идут нон-стоп, как же вы согласились войти в труппу?
— Других вариантов не было. Мне сказали, что актер, играющий у них на сцене, должен состоять в труппе. Я очень хотела попасть в театр, поэтому долгих раздумий не было. Большое спасибо нашему художественному руководителю Сергею Ишхановичу Газарову за то, что мне пошли навстречу и позволили продолжать сниматься. К моменту вступления в труппу я знала, что ближайшие полгода буду на съемках. Сейчас я приезжаю только на свои спектакли. Что будет дальше, не знаю, для меня это до сих пор большой вопрос, как получится совмещать кино и театр. Я слышала от своих коллег жуткие истории, когда руководство театра не отпускало актера на съемки. Но с другой стороны, есть много актеров, которые состоят в труппах и снимаются. Посмотрим! (Улыбается.) Мне нравится сцена, я люблю выкладываться на все сто процентов. Надеюсь, получится найти компромисс.
— Почему вы не остались в Театре имени Ермоловой?
— Я оттуда и не уходила. А в труппу вступить мне не предлагали. Самое интересное, несколько человек потом спрашивали: «Если ты хотела там работать, почему не пришла и не спросила?» Честно, я не знала, что так можно. Я вообще не понимала всей этой системы. Поэтому с Театром Ермоловой я до сих пор работаю по контракту.
Эксклюзивная история! (Смеется.) У меня еще был опыт работы в детском спектакле. Я раньше этого очень стеснялась и никому не рассказывала, а сейчас вспоминаю этот этап с большой благодарностью. И я очень рада, что он был в моей жизни, и именно в непростой момент.
После выпуска я часто ходила на пробы, снималась в сериалах, но в большие картины не утверждали. Всю ту зиму сидела практически без работы, не понимая, что делать. И у меня началась депрессия...
В этот период кто-то из одногруппников написал, что нужна девушка в детский новогодний спектакль «Барбоскины». Я откликнулась. С этой постановкой мы объездили много городов. Мне всегда казалось, что сыграть в детском спектакле проще простого. Но это не так. Во-первых, мы давали полноценное представление с песнями и танцами, у каждого артиста была своя роль. Во-вторых, дети — очень внимательные зрители, их невозможно обмануть. Ребенок на тебя смотрит и включен в происходящее на сто процентов. У нас был смешной момент, причем он повторялся практически в каждом городе. По сценарию на сцене мы играли семью собачек — детей и их родителей. И в самом начале представления по замыслу что-то происходит, и родители исчезают. И мы, артисты, играющие детей, начинаем их искать: где они и куда пропали? И вот мой первый спектакль, и 400 малышей изо всех сил начали кричать: «За елкой, за елкой ваши родители!» И ты стоишь на сцене, понимаешь, что они правы, родители действительно ушли за елку, но продолжаешь играть: «Где же наши родители?» И сидит ребенок в полутора метрах от тебя и со слезами на глазах и слюнями у рта пытается докричаться, что за елку они ушли, почему же я не слышу? В тот момент я просто развернулась ровно на 180 градусов к заднику и начала дико смеяться. Тогда я не понимала, как продолжать играть. (Смеется.) Конечно, вспоминаю то время с большой теплотой. Хотя проработала в этой постановке всего месяц.
— Ангелина, как вы выходили из депрессии?
— Мама меня вытаскивала из этого состояния, спасибо ей большое. И постепенно я стала выкарабкиваться.
Я три месяца сидела без работы, меня никто не хотел снимать, в театр не попала... А потом мама зашла в комнату и стала спрашивать:
— Чего ты хочешь?
Сначала, в конфликте с собой, я ответила, что хочу свой самолет. (Улыбается.) Но после сказала:
— Сниматься в хороших картинах.
Дальше она снова задала вопрос:
— А как туда попасть?
Отвечаю:
— Хорошо пройти пробы.
Мама продолжила:
— А что для этого нужно?
И все! С тех пор на кастинги я стала ходить максимально подготовленной, ведь там надо быть сильной и уверенной. Тогда никто не сможет запутать и напугать. Не всегда на кастинге дружелюбная обстановка, из-за переживаний пробы могут не получиться.
Были прослушивания, на которых режиссеры и кастинг-директора буквально устраивали мне экзамен, проверяли мои знания в области театра и кино. И если я не знала какого-то режиссера или не прочитала какую-то книгу, то со вздохом говорили: «Деточка, а где ты вообще училась и чем занималась?» Одному режиссеру на встрече я так и сказала: «Почему-то я чувствую себя как на экзамене».
Сначала я пыталась себя оправдать, говорила, что все детство и юность занималась профессионально бальными танцами, балетом, ходила в музыкальную и художественную школы, и у меня просто не было времени на чтение книг вне школьной программы. А режиссер парировал: «Ну, раз ты занималась балетом, расскажи, как зовут режиссера такой-то постановки или какой композитор написал...» — и на мое молчание продолжал: — Ой, ваше поколение ничего не учит, ничего не знает». Трудно передать, что я тогда чувствовала. Неприятно, конечно, это все было. И с тех самых пор, чтобы не попадать в такие неловкие ситуации, стараюсь в свободное время как можно больше прочитать, посмотреть, изучить, узнать.
К пробам я готовлюсь очень основательно. Если позволяет время, смотрю известные работы режиссера, который меня пригласил. Стараюсь понять, как он снимает, на чем расставляет акценты, как в его картинах играют актеры. Раньше я была уверена, что только режиссер за все ответственен: что и как нужно играть, а ты просто воплощаешь его идеи. Но сейчас думаю, что намного лучше еще и самой предлагать варианты сцен. И у режиссера будет не только свое видение, но еще и твое, и история может получиться намного интереснее. На пробах я играю так, как будто это полноценные съемки. А как люди узнают, как я работаю на площадке, если не покажу это во время кастинга? Так же основательно я готовлюсь к самопробам. Мне звонят и говорят: «Ну где же твои пробы? Присылай быстрее!» А я не могу записать их за полчаса. Мне нужно максимально продумать сцену, персонажа, выставить правильно свет. Один раз я делала самопробы пять часов. А мне потом говорят, что у них актриса за полчаса пробы записала. Я думаю: «Ну, молодец!»
— От многих проектов отказываетесь?
— Когда у меня много работы, то на пробы не хожу. У меня просто нет времени. Да и подводить никого не хочу. Недавно меня пригласили на кастинг в очень классную картину. Я пришла, но честно сказала, что скорее всего не смогу сниматься, так как буду занята. А на пробы пришла, чтобы познакомиться, потому что мне очень интересны и материал, и режиссер.
— На какие съемки вы шли с удовольствием каждый день?
— Практически на все. Мне везет работать в атмосфере любви, с хорошими режиссерами и партнерами. Мне нравится ощущение, когда я утром просыпаюсь, иду на съемочную площадку и предвкушаю: сейчас мы будем творить, работать, придумывать, искать. Было, к сожалению, несколько случаев, когда я попадала в негативную атмосферу. Я не понимаю, как люди могут повышать голос и кричать на окружающих. Когда кто-то называет актера профнепригодным, переходит на личности, у меня внутри все сжимается. Недавно в одном разговоре меня спросили:
— А ты что, к такому не привыкла?
Я отвечаю:
— Нет, со мной так никто не общался: ни в школе, ни в институте, ни на съемках в других картинах.
Пару раз на площадке кто-то себе позволил мне сказать: «Ты все делаешь не так! Что с твоей речью? И что вообще ты здесь забыла, и где ты училась?» В такие моменты я думаю: «А зачем вы меня взяли? Если вы не хотите работать с актером, он вам не подходит — не работайте». Помню, я тогда позвонила своему агенту и спросила: «Мы можем уйти?» По контракту это было невозможно. И весь период съемок я пыталась наладить отношения, делала это с открытым сердцем, но, увы, не получилось. Этого должны захотеть обе стороны, а не только я.
— Какой партнер вам особенно запомнился?
— Максим Матвеев. Мы познакомились на съемках сериала «Триггер». Я очень переживала, потому что Максим для меня был какой-то суперзвездой. По сюжету он играет моего старшего брата, у нас много совместных сцен. И в самый первый съемочный день он подошел, обнял меня и Влада Тирона, который играл его помощника, и сказал: «Ну что, ребята, будем работать!» Я была в шоке. Он просто одной этой фразой снял все барьеры, перешел сразу на «ты». Максим шутил, что-то рассказывал, помогал. В наших жизнях неожиданно появился старший товарищ. Максим дал мне совет, который я использую по сей день: перед каждым рабочим днем серьезно заниматься речью. И огромную скороговорку я выучила благодаря ему.
Несмотря на свою занятость, Максим всегда найдет время, чтобы помочь хотя бы советом. Так, я недавно обратилась к нему за помощью. У меня было всего 15 минут, чтобы принять решение. И я написала ему СМС: «Максим, можно я тебе позвоню, очень срочно нужен совет». Он мне пишет: «Я на площадке, через полчаса перезвоню». Я ему пишу: «У меня нет полчаса, тогда ладно, в другой раз». Тут же Максим нашел время, позвонил и помог. Я тогда подумала: «Вот это человек!»
— Ангелина, а как вы попали в сериал «Триггер»?
— Это тоже удивительная история. В первый раз пришла на пробы сразу после выпуска. Мне сказали говорить строго по тексту. Было сложно, я нервничала, и получилось не совсем то, чего от меня хотел режиссер. В общем, я сильно расстроилась. А потом пригласили на пробы еще раз, но уже с другим режиссером. Он предложил мне сыграть, жуя жвачку в кадре. А для актера это огромная помощь. Когда ты нервничаешь, вся энергия уходит в твой стресс. То есть ты приходишь на пробы, 10 процентов выдаешь, а 90 процентов — нервничаешь. Когда ты, к примеру, жуешь, то 50 процентов стресса уходит в этот процесс, а на остальные 50 процентов делаешь то, что нужно. Эти пробы прошли довольно легко, было интересно. (Улыбается.)
Потом меня пригласили на парные пробы. И вот я прихожу и вижу своего сокурсника Влада Тирона. Я словно вытащила счастливый билет! Мы только окончили институт, играли вместе в выпускном спектакле «Дневник Анны Франк», там у нас в сцене отношения, которые мы должны были играть и в «Триггере». На курсе мы были хорошими приятелями, Влад замечательный человек.
Помню, захожу в комнату, вижу Тирона и начинаю смеяться. Я никак не могла собраться, не могла поверить, что он здесь и мы с ним вместе играем. На этих пробах было так весело, так легко, рядом близкий человек, с которым четыре года училась. И мы вот уже несколько лет работаем вместе.
— Но не всегда везет на дружественных партнеров...
— Да, к сожалению. Нас в институте учили, что работать надо не на себя, а на партнера. Когда ты в кадре и работаешь с партнером, ты должен думать не о том, как выглядишь, как сказал, как заплакал, а о том, чего ты хочешь от оппонента, о его реакции. В жизни, например, мы повышаем голос, чтобы другой человек нас услышал и сделал то, что мы хотим. Так же надо работать и в кино. Есть актеры, кому все равно, и они играют на себя. Это ужасно. Я так не могу. Не могу играть, если мой партнер — «стена». В таких случаях я либо иду к режиссеру и спрашиваю, подходит ли моя реакция на действия партнера. Либо пытаюсь пробить партнера энергетически, чтобы он выбрался из своей скорлупы.
— В одном интервью вы упомянули Юрия Борисова, отметив его высокий профессионализм. Он как раз из тех актеров, которые играют на партнера, думают о его реакции...
— Юра уникум в профессии. Мы с ним знакомы на протяжении почти всей моей актерской карьеры. Он выпускался из мастерской Владимира Михайловича Бейлиса и Виталия Николаевича Иванова в Щепкинском театральном училище, а я как раз туда поступила. Юра часто был у нас на занятиях, общался с нами, подсказывал.
Рада, что мне выпала возможность с ним поработать в сериале «Мир! Дружба! Жвачка!». Он полностью погружает себя в обстоятельства. Продумывает про своего персонажа все до деталей — откуда, почему, зачем. Знает про него все. А до этого проекта вместе пробовались в другую картину. Я тогда вообще не понимала, как надо проходить пробы. Мне сказали, что сейчас будем снимать сцену, в которой я должна заплакать. А я не знала, как это сделать. Юра ко мне подошел и сказал: «Не волнуйся. Ты справишься». И он начал так на меня кричать в кадре, что слезы сами потекли.
— Как вы относитесь к советам партнеров на съемочной площадке?
— Я стараюсь не советовать, потому что сама ненавижу, когда мне дают советы. Для этого на площадке есть режиссер. Если у меня есть какие-то идеи, я подхожу к режиссеру и озвучиваю их. Я не позволяю себе говорить актеру, как ему играть. Хотя в начале моего актерского пути мне часто давали непрошеные подсказки. Я даже радовалась этому. (Улыбается.)
— Однажды вы сказали фразу: «Каждая новая роль открывает во мне какие-то неожиданные качества». Что вы имели в виду?
— Для меня это было огромным открытием! Люди многогранны, но в силу обстоятельств или воспитания мы в себе это прячем. Меня довольно строго воспитывали, и все свои грани, которые не одобрялись в обществе, я скрывала. Долгое время я не могла позволить себе совершить что-либо в порыве — просто потому, что в данный момент этого хочу. В голове возникала мысль: «Что подумают люди?» Я всегда себя корила за излишнюю эмоциональность и порой агрессивность. А сейчас все свои стороны — и хорошие и плохие — берегу. Может произойти ситуация, когда какая-нибудь моя черта, которая сидит внутри, мне пригодится.
В жизни, на мой взгляд, я довольно воспитанный коммуникабельный человек, во всех конфликтах стараюсь найти компромисс, понять, разрешить ситуацию полюбовно. Но, к примеру, моя героиня Ирина в сериале «Сестры» совсем другая — властная, деловая, расчетливая девушка, которая делает то, что хочет, у нее всегда на первом месте только ее мнение, другого не существует. И я присвоила себе эти качества. (Смеется.) Теперь при необходимости использую их в реальной жизни. Говорю себе: «Надо решить проблему, «включаем» Иру». Был случай в отеле, когда у меня был ранний выезд, и я попросила собрать с собой завтрак, на что последовала пауза «с уточнениями» длиною в час. И у меня внутри проснулась Ирина: «В смысле, прошел час?!» Я звоню и начинаю разбираться. Через пять минут вопрос решился в мою пользу. А если бы Ирина «не включилась», то я бы, возможно, не позвонила, было бы неудобно тревожить людей, думала бы, что не права. Когда я представляю, что это делаю не я, а персонаж, мне это помогает.
Кстати, недавно у нас были съемки с настоящим паровозом. И вот во время съемочного процесса стою рядом с ним и думаю: «Вот бы побывать внутри!» Но меня останавливала моя тактичность, ведь на площадке 200 человек актеров массовых сцен и съемочная группа, а я буду залезать в паровоз! А потом подумала: «А что бы сделала Галина, моя героиня? Она волевая и сильная женщина, точно поступила бы как хочет». Я решила действовать как она: сообщила всем о своем намерении и, не услышав возражений, направилась к паровозу, поднялась, зашла, поздоровалась с машинистами, сказала, что мне просто интересно посмотреть. И все! Ничего не случилось. Вот так мне помогают мои роли, то есть я вытаскиваю из себя те стороны характера, которые обычно прячу.
— У вас большой спектр ролей. А есть то, что вы еще не сыграли и очень бы хотели?
— Я недавно пробовалась на роль плохой избалованной девушки, и у меня не получилось. Не знаю, как это сделать. Я даже задала вопрос Любе Аксеновой: «Как ты играешь стерв?» Ведь Любе, в жизни милейшему, очень доброму и дружелюбному человеку, в кино хорошо удаются роли подлых девиц и негодяек. (Улыбается.)
— В каком-то интервью вы сказали, что одна из самых сложных для вас ролей была в сериале «Екатерина. Самозванцы»...
— На тот момент в моей фильмографии не было исторических картин. Самым сложным оказалось учить текст, но я с этим справилась. Режиссер Дмитрий Владимирович Иосифов всем нам очень помогал. С «Екатериной» мы были в экспедиции, работали по 12 часов на площадке, потом еще часа два все вместе сидели со сценарием и разбирали сцены на следующий день. Это был хороший опыт. После этой картины, на мой взгляд, я выросла в профессиональном плане. Иногда шучу, что на ней меня просто научили работать. Но если серьезно, меня действительно стали приглашать в интересные картины, начался какой-то новый виток в моей актерской жизни.
— А правда, что вы можете отказаться от съемок, которые проходят зимой?
— Обычно не спрашивают, хотят актеры работать в холод или нет. К тому же часто погоду не предугадать. Но был случай, когда я даже на пробы не пошла в картину, которая должна была сниматься зимой на натуре. Холод меня просто вводит в ступор, я не могу не то что играть, а просто говорить. Часто на площадках твердят: «Актрисы мерзнут во имя творчества!» Я с этим раньше соглашалась, а после болела. Смотрела потом работу и видела, что у меня рот не открывается от холода. А по кадру непонятно — мерзнет актриса или нет, но почему-то стоит Ангелина и что-то сквозь зубы говорит. А вопросы-то ко мне потом: что у актрисы с дикцией? Я сейчас очень серьезно к таким ситуациям отношусь.
— Ангелина, а правда, что в профессию вы попали случайно?
— После школы мне хотелось танцевать, и я планировала поступать в РГУФК. Но мои родители — педагоги по бальным танцам — сказали, что танцевать у них я и так смогу, и посоветовали получить еще и другую профессию. Так как я люблю рисовать, думала стать архитектором, но так и не нашла своего мастера и педагога, который поставил бы мне руку. Для поступления в институт необходимо рисовать по канонам. Мама очень нервничала, и мне нужно было выбрать хоть что-то, чтобы она успокоилась. (Улыбается.)
Моя одноклассница, с которой мы сидели за одной партой, готовилась к поступлению в театральный вуз. Я попросила у нее контакты педагога, пришла к нему и просто сказала, что хочу быть актрисой. Он меня спрашивает:
— Знаешь стихи?
— Нет!
— Петь умеешь?
— Нет!
Он не понимал, зачем я здесь. Единственное, прочитала ему отрывки из «Ромео и Джульетты», которые я выучила для городского конкурса. И только через неделю он мне позвонил: «Приходи!»
Куда поступать, я толком не знала, поэтому просто ходила в те вузы, про которые от кого-то слышала. В один пришла, смотрю — очередь, я и развернулась. В другом мне сказали: «Приходите завтра утром». Я просыпаюсь и понимаю, что идти никуда не хочу. И не пошла. Еще был один институт, но я туда тоже не пошла, потому что меня брали в «Щепку». Но даже на первых курсах не до конца понимала, чего же я хочу. Хотя я выкладывалась, все старалась делать максимально хорошо. Но у меня было ощущение, что через полгода брошу институт.
— Почему ваш педагог называл вас «злой волчонок»?
— Моя любимая история. У нас на курсе училось много фанатиков, людей, вовлеченных в профессию, которые прочитали все тома Станиславского, ходили на все модные спектакли, разбирались в режиссерах. Я совсем в этом ничего не понимала. И сразу попала в группу изгоев. Одни студенты ходили такие важные, начитанные и эрудированные, а мы небольшой компанией ребят сидели в тени.
На наш курс набрали очень много студентов. И нам постоянно говорили, что часть из нас отчислят. Я помню, ко мне подходили сокурсники и говорили: «Что ты стараешься, тебя все равно выгонят». И самое печальное, что я тоже была в этом уверена. Но не отчислили.
На первом курсе нам дали отрывки, мы должны были их разобрать и самостоятельно подготовить к показу. Помню, как все рьяно принялись за работу, что-то придумывали, репетировали. Я на это смотрела и не понимала, что происходит. Они друг другу помогали, объединялись в свои творческие группы, такие все идейные. Я их ненавидела за это. (Смеется.)
И вот настал день показа. Стою за кулисами и думаю: сейчас пройдет показ, мама посмотрит, мы выйдем из здания, и я больше сюда не вернусь. Закончатся наконец мои мучения, даже вспоминать об этом не буду. После показа нас собрали в нашей аудитории для обсуждения работ. Наш преподаватель Римма Гавриловна Солнцева говорила о чем-то серьезном, о каких-то актерских моментах, все ее внимательно, открыв рты, слушали. Из ее речи я не поняла ни слова. Сидела на самом заднем ряду, мечтала, чтобы уже это закончилось и я ушла с мамой отсюда навсегда! И вот Римма Гавриловна говорит: «Сегодня из тридцати пяти человек было всего десять живых людей на сцене». Она называет этих ребят, и среди их имен слышу свое. И весь курс поворачивает в мою сторону головы. Было очень неожиданно. А мастер продолжает: «Да-да, это я про тебя, злой волчонок». И я вылезла из-за кресел, посмотрела на нее, а она мне улыбнулась.
И с тех пор, на все четыре года, Римма Гавриловна меня взяла под крыло. С кем-то была на «вы», с кем-то очень жестко разговаривала, но она, видимо, знала, что я ранимый человек, и со мной всегда общалась мягко. Когда у меня случались какие-то сложности, вызывала к себе и говорила: «Давай рассказывай, что происходит».
Римма Гавриловна всегда говорила, что актер должен быть многоплановым. И для меня очень важно, чтобы каждая моя героиня отличалась от предыдущей. Я хочу, чтобы они были разными. Самой интересно искать в каждом персонаже что-то новое. И я нахожу. Помню, когда училась в институте, мне предложили отрицательную роль в короткометражном фильме. Я позвонила агенту и сказала: «Я такого никогда не играла! Но мне интересно попробовать!» И у меня по сей день продолжается эта история: не знаю, как это сыграю, но хочу попробовать. Думаю, поэтому у меня очень много разных ролей в кино.
— Римма Гавриловна потом видела вас на экране?
— К сожалению, вскоре после моего выпуска ее не стало. Это огромная потеря, я много лет не понимала, а как же дальше. У нее я могла всегда спросить совета и что-то рассказать. В первые годы работы в кино моим главным внутренним цензором была Римма Гавриловна: что она сказала бы, если бы посмотрела мою работу. Она всегда говорила, что нужно быть честным в первую очередь перед самим собой. И я всегда следую этому правилу: должна быть честной перед собой и людьми, с которыми работаю.
— А сейчас есть человек, которому вы доверяете, с которым советуетесь?
— Есть режиссер, которому я очень доверяю, к чьему мнению прислушиваюсь. Он очень категоричен и всегда рубит сплеча. Иногда бывает тяжело и больно его слушать. Но я понимаю, что он искренне хочет, чтобы у меня все получилось.
— В детстве вы были очень заняты дополнительным образованием: бальные танцы, балет, рисование, музыка. Родители не боялись вас перегрузить?
— Они об этом, как мне кажется, не думали. (Улыбается.) А мы с братом не жаловались. Для нас такой ритм был нормой, мы не знали, что можно жить по-другому. Я помню, что из дома с утра выходила с огромным количеством сумок, чтобы после школы сходить на рисование, на хореографию или музыку. Уроки мы успевали делать в промежутках между секциями, иногда в автобусе. Кстати, я частенько видела ребят, которые тоже делали уроки в автобусе. Домой мы приходили в восемь или девять вечера, ужинали, делали уроки и ложились спать. От такого режима я очень сильно уставала. Помню, как в десятом классе засыпала на уроках. И просыпалась от того, что билась головой о парту. (Смеется.) Учителя будили, спрашивали, почему я сплю. А я честно отвечала, что тренировалась, потом рисовала, потом делала уроки. Я же не гуляла и не развлекалась. Мне казалось, что жить в таком ритме — это нормально. Я так учусь, мой брат так учится, мои друзья тоже в таких же условиях. А про тех, у кого график был более свободным, я думала: «Это как-то странно, ими, наверное, родители не занимаются».
— Зато ваша трудоспособность помогает вам в работе...
— В кино без самодисциплины невозможно. Причем это касается всех из киносъемочной группы. В среднем все работают шесть дней в неделю по 12 часов минимум. А еще случаются параллельные съемки в других проектах. Так и работаешь семь дней в неделю в мороз, холод, дождь, жару, по ночам...
— Как вы восстанавливаетесь после длительных съемок?
— Весной, в выходной день, у меня брали интервью. И на этот вопрос я ответила: «Для отдыха главное — сменить сферу деятельности». И я рассказывала, что восстановиться мне помогают занятия английским языком, танцы, бассейн. Сейчас, работая продолжительное время без выходных, я бы ответила совсем по-другому. Когда сильно устаю, я просто лежу как бревно 24 часа. Вот, например, две недели назад в единственный выходной я не могла встать с кровати. Лежала и думала: «Я хочу есть, но лежать я хочу больше, чем есть». (Улыбается.)
— Родители, наверное, вами невероятно гордятся?
— Они радуются за меня. Причем, насколько я понимаю, их радует не то, что у меня есть работа, а то, как я совершенствуюсь в профессиональном плане. Они много хорошего говорят о моей игре, о моем росте. Недавно состоялся разговор с папой, из которого я, к своему большому удивлению, узнала, что для него, оказывается, очень важно, что меня пригласили в театр да еще предложили главную роль. Папа отметил: «Значит, тебя ценят как профессионала». Родители следят за моими успехами. Меня очень умиляет, когда мама снимает на телефон мою героиню на экране телевизора, а потом переводит камеру на сидящую рядом меня. Она 10 раз, если не больше, приходила смотреть постановку «Господин Слуга» в Театре имени Ермоловой, где я играю.
— Поддержка в семье очень важна...
— Да, а еще любовь, внимание и доверие. У нас в семье есть негласное правило: отмечать все праздники с семьей. В подростковом возрасте, конечно, это немного напрягало. Иногда хотелось встретить Новый год или день рождения с друзьями. А родители говорили: «Да, пожалуйста, но в другой день, а именно сегодня мы будем вместе». Мы часто всей семьей играли в настольные игры. Мама говорила: «Давайте соберемся и поиграем». И я про себя думала: «Ну, вы серьезно? Какие игры с родителями?» А сейчас я за эти настольные игры готова сорваться откуда угодно.
Я всегда знаю, что могу обратиться к родителям за помощью, рассказать о проблемах и тревогах, могу просто поговорить, и я никогда не получу от них осуждение или оценку. В прошлом году у меня была тяжелая ситуация, я не знала, как мне быть. Долго думала, стоит ли родителям об этом рассказывать. А почему нет? Они самые близкие и родные люди, почему не могу с ними поделиться своими переживаниями? Я все рассказала, и мы все вместе стали думать, что делать. Главное, что я пришла, и мы все вместе решим вопрос. Они мой тыл.
— Кто вам дал такое красивое имя — Ангелина?
— Маме приснилось это имя. Хотя в детстве оно мне казалось очень странным. Я помню, что меня обзывали гелевой ручкой, гелем для душа, гелевым шариком. А когда стала постарше, обзывать перестали. Друзья между собой называют меня Ангелом. Это очень приятно.
Подпишись на наш канал в Telegram