Бывают актеры способные, бывают талантливые, а иногда случаются — великие. Инна Чурикова, с ее невероятным диапазоном дарования, несомненно была именно такой. Сегодня с «Караваном» своими воспоминаниями об Инне Михайловне делятся люди, которым посчастливилось с ней работать. Александр Збруев выходил с Чуриковой на сцену «Ленкома», режиссер Дмитрий Барщевский снял ее в картине «Московская сага», а Валерий Янклович сотрудничал с Чуриковой, продюсируя ее спектакли.
Найти слова, чтобы рассказать о масштабе таланта Инны Чуриковой, очень сложно. Они должны соответствовать его наивысшей степени. Просто сказать об Инне Михайловне: «прекрасная, гениальная», было бы слишком банально, она оставалась совершенно особенной актрисой. У меня сложилось о ней ощущение как о человеке с другой планеты.
Когда она соглашалась играть какую-либо роль, начинала тщательно над ней работать, то становилась подробной. Никогда не делала и шага по сцене без того, чтобы заранее не понять, почему она совершает такой шаг. До такой степени глубоко существовала в своих ролях, знала про своего персонажа, может быть, даже значительно больше, чем автор, написавший пьесу. Точнее, не знала, а чувствовала больше, чем вкладывал в драматургию автор.
У нее разыгрывалась фантазия, она на полную мощь включала свою интуицию. При этом оставалась крайне требовательной к себе и партнерам. У меня всегда было понимание, что она могла все, ну или очень, очень многое.
Конечно же, счастье Инны Чуриковой заключалось еще и в том, что она в свое время встретилась с замечательным режиссером Глебом Панфиловым, который в общем и распахнул для нее ворота в творчество, открыл их широко, чтобы она легко через них прошла. Нет, наверное, не совсем легко, наверняка им пришлось преодолевать трудности, особенно поначалу. Но позже Инна, снявшись в нескольких фильмах мужа, блестяще сыграв там главные роли, взошла на олимп, где и пребывала всю свою жизнь.
Она никогда не понижала планку, не играла хуже того, что уже успела показать. Наблюдать за тем, что она творила на сцене, было всегда интересно, потому что Инна никогда не повторялась. Каждый ее спектакль смотрелся по-разному, Инна буквально затягивала зрителей в воронку своего таланта, на сцене от нее невозможно было отвести глаз. Конечно же, ей повезло служить в самом замечательном театре «Ленком», где каждая премьера становилась событием театральной жизни. В этот театр приходили особенные зрители, по достоинству ценившие то, что мы делаем. Многие из них стремились увидеть, что же за великая, прекрасная, замечательная актриса-инопланетянка здесь работает. Нередко люди звонили в театр, расспрашивали о новом спектакле и под конец неизменно задавали вопрос: а играет ли в нем Чурикова? Зрители ее очень любили.
По-моему, благодаря кинематографу Чурикову знали все. И конечно, ее первые картины были просто удивительными. Я начал с того, что она встретилась с замечательным режиссером Глебом Панфиловым. Не ошибусь, если скажу, что совместная успешная работа в кино сблизила их и по-человечески. Инна вышла замуж за Глеба, они прожили вместе всю жизнь, продолжая снимать яркие картины. Кроме того, в театре «Ленком» Панфилов поставил несколько спектаклей, где замечательно играла Инна. В одном из таких — «Гамлете» — я встретился с ней на сцене: Чурикова играла Гертруду, мне досталась роль ее короля Клавдия.
Оказалось, с ней необыкновенно интересно работать, потому что она была очень чувственной, улавливала малейшее движение партнера, любую смену его настроения. Для Инны всегда было очень важно, с кем предстоит играть на сцене или в кино. Я знаю, что были даже случаи, когда она отказывалась от хорошей яркой роли, узнав, что ее партнером будет такой-то. Это касалось и актрис. Если ощущала, что эти люди не совпадают с ее видением роли, спектакля, не соглашалась в нем играть. И это притом что все актеры по определению жадны до новых ролей.
Правда такое случалось редко. Чаще всего Инна все-таки находила связь с партнерами, даже с теми, к кому можно было бы относиться по-разному, но она концентрировалась на человеческих качествах актера, которые требовались для этого спектакля, и играла потрясающе.
О ее Гертруде остались самые замечательные впечатления. Глеб Анатольевич поставил очень хороший, искренний, глубокий, по-настоящему шекспировский спектакль, который оценили не только театральные критики, но и зрители. В нем участвовали и Олег Янковский, и Саша Абдулов, и многие талантливые артисты. К сожалению, он не так долго шел, потому что в театре в свое время случился пожар, и очень дорогие костюмы актеров, занятых в спектакле, сгорели. Восстановить их, к сожалению, было крайне сложно, это требовало времени. Но работа Инны в нем осталась совершенно незабываемой.
В каком бы спектакле она ни появлялась, всегда находила что-то новое, невиданное, не говоря уж о том, что все роли исполняла на высочайшем уровне. Во время спектакля была всегда очень сосредоточенна, поэтому мало общалась с другими.
До последних дней она выходила на сцену в театре «Ленком», а потом Глеб Анатольевич поставил для Инны спектакль «Аудиенция», где она воплотила на сцене английскую королеву Елизавету. По сюжету она принимает премьер-министров, обсуждает с ними насущные проблемы страны, мира, их личные тревоги. В постановке было занято немало прекрасных артистов, но по окончании спектакля поймал себя на том, что в памяти, в голове, в чувствах самые яркие и незабываемые впечатления оставила Инна. Если честно, на сцене я тоже смотрел главным образом на нее, а не на ее партнеров. Она была очень хороша и свою последнюю роль играла просто удивительно. Если бы ей уже тогда не было так трудно выходить на сцену, спектакль продолжал бы еще очень долго жить. Те, кто не успел посмотреть «Аудиенцию», много потеряли.
Инна редко давала интервью, тем не менее о ней все знали, потому что интересовались этой бесконечно большой актрисой.
В жизни Инна была скромна, мила, улыбчива, хотя хорошо знала, что она из себя представляет, понимала, что ее таланту подвластно многое. Ее очень недостает, сегодня таких актрис просто нет, притом что я за свою жизнь пересмотрел множество спектаклей и в других театрах, и за рубежом. Но Инна остается единственной и неповторимой. Инопланетянка, что можно к этому прибавить?..
Моя жена и постоянный соавтор сценарист Наталья Виолина прочитала роман Василия Аксенова «Московская сага» и, перевернув последнюю страницу, сказала:
— Никогда в жизни не читала ничего более неровного. Есть потрясающие по глубине сцены и герои, а местами — невероятная небрежность. Но в целом это очень близкий нам и родной материал. Прекрасная основа для сериала.
Был летний день, мы сидели на даче в Переделкине.
— Ты думаешь, надо узнать у Аксенова о правах? — спросил я.
— Думаю, что надо.
Аксенов в ту пору — в 1998 году — жил в Вашингтоне, преподавал в американских университетах. Его женой была Майя Кармен, до Аксенова бывшая замужем за знаменитым режиссером-документалистом Романом Карменом, с которым я когда-то работал и у которого окончил аспирантуру. С Майей Афанасьевной мы были давно знакомы и дружны. Узнать их американский телефон не составило труда — у нас много общих знакомых. И вот Аксенов на проводе. «Да, права свободны, — сказал он. — Через пару месяцев я буду в Москве».
Так в 1998 году был подписан договор на экранизацию «Московской саги». Договор по-голливудски жесткий: мы получали право вносить в роман любые изменения. Фактически речь шла о создании киноверсии по мотивам романа: у нас было собственное отношение к событиям и героям.
Ядро творческой группы сложилось так. Мы объединились «ближним кругом»: автор сценария — моя жена, я — режиссер-постановщик, сын Антон Барщевский — генеральный продюсер, дочь Дарья Виолина — кастинг-директор. Короче, «семейственность». Абсолютно сознательное решение, события романа вплотную примыкают к истории жизни нашей семьи. И главной темой фильма мы определили понятие «семья». Семья как маяк в кромешной мгле, как пристань, как спасение в трудные времена от жестокости и несправедливости мира.
И было логичным, что фильм о семье снимала тоже семья. Между нами было полное взаимопонимание, чистый пример, когда близкие люди смотрят не друг на друга, а все — в одну сторону. Предложения по актерам на ту или иную роль могли быть сделаны любым из нас, но обсуждали и утверждали мы сообща. Кого-то по результатам проб, кого-то без них, наверняка и сразу. В итоге в фильме снималось 23 звезды и несколько десятков актеров в ролях второго плана. Забег был долгим — два года. Тому, кто хоть однажды имел дело с таким «коллективом», понятна роль кастинг-директора.
Мы не должны были утверждать у Аксенова актеров, но нередко с ним это обсуждали. Юрия Соломина на роль главного героя профессора Градова он принял безоговорочно. Да и у нас не было сомнений, пробы не потребовались. А ППЖ маршала Градова Тасю и его сына Бориса Аксенов впервые увидел прямо на съемочной площадке. Познакомился с ними и сел к плейбэку. Актеры сыграли пару дублей. Василий Павлович был счастлив: «Именно такими я их и видел, когда писал!»
Когда-то мы сняли фильм об Александре Блоке к его столетнему юбилею. Роль Зинаиды Гиппиус в нем прекрасно сыграла Елена Соловей. Потом она уехала в США, мы не виделись много лет, и вот начинается «Сага»...
Нам приходит в голову, что давно пропавшая с наших экранов талантливая и любимая зрителями актриса могла бы вернуться в роли Мэри Градовой. Не будем рассказывать о непростом и небыстром процессе вызова Лены на пробы в Москву — обе стороны сделали много, чтобы это сложилось — и вот Соловей здесь. И становится ясно, что она продолжает жить в образе «рабы любви». То же нездешнее очарование, романтичность, женственная капризность, а героиня у нас другая. И впереди у нее несломленная твердость, немереные силы, способные удержать на плечах все беды и испытания, выпавшие на долю градовского клана. Для того чтобы Мэри сыграла Соловей, надо было бы написать другую роль. А между тем специально для Инны Чуриковой, с которой мы уже тогда крепко дружили и которую считали великой актрисой, была придумана и написана роль, которой нет в романе. Она должна была играть женщину-ученого, нечто вроде Марии Склодовской-Кюри, близкой подруги профессора Градова — в романе этот персонаж мужчина, ученый физик Пулково.
В нашей киноверсии он должен был стать женщиной, смолоду влюбленной в Градова, отказавшейся от личной жизни и посвятившей себя науке и градовской семье — Инне эта роль очень нравилась. Уже были придуманы детали образа, внешний облик, костюм. И вдруг... Вдруг мы предлагаем:
— А что, если вы сыграете Мэри Вахтанговну?
— Я?! — ошеломленно спрашивает Инна. — Почему я?!
— Потому что вы можете все.
— Но это всех удивит: Чурикова взялась за роль грузинки.
— Не грузинки, а полугрузинки.
— Неважно, пусть полу. Но должен быть какой-то аргумент, какая-то сцена, про которую смогут сказать: «Да, это должна была сыграть Чурикова».
Так были написаны три сцены, которых также нет в романе. Инна их прочла и согласилась. А роль Пулково снова стала мужской, и ее сыграл Андрей Смирнов.
Многолетняя работа в кино привела нас к выводу: чем крупнее актер, чем значительнее его личность, тем легче с ним работать. Увенчанные славой и регалиями, получившие все мыслимые награды и звания, обожаемые зрителем, в лицо узнаваемые толпой, они сохраняют внутреннее достоинство, которое не позволяет дурно вести себя не только с режиссером и партнерами, но и с любым членом съемочной группы. Они понимают, как хрупка жизнь и как изменчива слава.
Когда-то великую итальянскую актрису Анну Маньяни на склоне лет спросил журналист:
— Чему вас научила жизнь?
Она коротко ответила:
— Мужеству.
Думаю, так могли бы ответить и наши герои, которых сыграли Соломин и Чурикова. Потому и отношения между ними складывались соответствующие. А что касается других партнеров... Вы знаете, это была Семья. Все были объединены особой атмосферой дома в Серебряном Бору, где тон задавала Мэри Вахтанговна. Все чувствовали себя членами градовского клана. Была необъяснимая родственность в отношениях, царивших в этом доме. Клан мужественно противостоял безжалостному миру, в котором были войны, репрессии, жестокость, предательство... В круг семьи были вовлечены все: домработница, шофер, оперуполномоченный, а заодно и съемочная группа. И как ни странно, по прошествии стольких лет до нас то и дело доходят сигналы, что не прекращается перекличка между всеми причастными к «Саге».
Великие актеры знают, что режиссер должен умереть в актере. Но прежде, чем он это сделает, актер должен насквозь проникнуться мыслями, эмоциями, болью, которые режиссер хотел бы ему «ретранслировать». И только тогда он сможет стать живым персонажем. Но кем именно — знает только режиссер. Потому что, если каждый, даже гениальный артист будет выстраивать роль самостоятельно, картины в итоге не будет. В лучшем случае зритель увидит одну мощно сыгранную роль. А это не тот результат, к которому стремится Большой артист. Кино — коллективное дело, и результат в нем зависит от всех и от каждого. Инночка так ко мне и относилась: как к режиссеру, которому она доверилась. Прибавьте к этому, что мы были дружны не один год, стало быть, одинаково понимали главное в жизни. Когда бы ни встречались, мы никогда не могли наговориться. Этот ненасытный интерес друг к другу помогал не только жить, но и работать вместе.
Конечно же, Чурикова предлагала и что-то свое. Я всегда очень внимательно ее выслушивал, в чем-то соглашался, что-то не принимал. Но всегда — всегда! — снимал «актерский» дубль. После того как артист делает то, чего я жду от него, он имеет право на свою версию. И не единожды в монтаж мог войти не мой, а «актерский» дубль. Это значило, что он меня убедил, и это ничуть не задевало моего честолюбия. Я же говорю: кино — дело коллективное.
Роль Мэри Вахтанговны Градовой — это роль Главы клана. Мы ничего не знаем о собственном прошлом Мэри, мы встречаем ее на пороге преклонных лет. Из контекста фильма следует, что она всегда была Женой. Вот так — с большой буквы. Матерью троих детей, хранительницей очага, гостеприимной хозяйкой большого и светлого дома. Такой мы видим ее в день празднования 25-летия серебряноборской дачи. Нет, все же не дачи — поместья. Нет, уже не поместья, но еще не дачи... Именно Дома, который отчаянно пытается сохранить в новой жизни вечные ценности. Инна так и сыграла эту роль: вместе со временем и обстоятельствами она менялась, все больше отдаляясь от того образа, в котором была в начале фильма. Но именно она устояла под всеми ударами судьбы, сохранила семейный круг. В последней сцене фильма она выходит в сад к мужу. «Родная... ты в светлом платье, как когда-то давно»,— говорит Градов обрадованно. А она ему смущенно, но твердо: «Дети в доме. Нехорошо, если они будут расти в печали». Минуты спустя профессор Градов уйдет из жизни. Уйдет с покоем в душе и сердце — жизнь в его Доме продолжается.
Сложностей профессионального свойства для Чуриковой не существовало. Она актриса безграничного диапазона. Я не скажу ничего нового: она могла играть все! От высокой трагедии до фарса. Иной вопрос — какие силы на это уходили. Знаю, что роль Мэри Вахтанговны была прожита и пережита Инной очень глубоко. Дело в том, что многое в ее судьбе было взято из жизни: мама Наташи, моей жены, была репрессирована как жена врага народа, пять лет провела в АЛЖИРе — Акмолинском лагере жен изменников родины. Инна была знакома с Лидией Михайловной, относилась к ней с глубоким уважением и подлинным интересом. Они часто подолгу беседовали. Многие факты ее биографии были включены Наташей в сценарий «Саги», стали частью судьбы Вероники Градовой, невестки Мэри Вахтанговны. И для того, чтобы сыграть сцену обыска и ареста Вероники, надо было прочувствовать все, пережитое этой женщиной в реальности. Инна и пережила: она сыграла один дубль. На второй не было сил... Он и вошел в картину. Помню, я не мог дать команду «Стоп. Снято!» — перехватило горло. Съемочная группа рыдала у плейбэка.
Муж Инны Михайловны, знаменитый режиссер Глеб Панфилов, никогда на площадке не был. Я не знаю, обсуждал ли он с Инной сценарий, ее роль. Наша частная и профессиональная жизнь были разделены. Мы вместе встречали Новый год, говорили о чем угодно, кроме работы. Думаю, это был момент этический — не вмешиваться в чужую картину. 3a 20 лет до «Саги» я снимал в творческом объединении «Мосфильма», которым руководил Сергей Бондарчук, художественный фильм «Две главы из семейной хроники». Бондарчук был в творческом отпуске — сам что-то снимал. В объединении его заменял Панфилов. Как было тогда принято, я предложил ему посмотреть актерские пробы. «Не стоит, — мягко возразил Глеб. — Это ваш выбор и ваша ответственность. Зачем же я буду вмешиваться?» Я был приятно удивлен: многие рады были бы оказать на режиссера давление, проявить власть. Ведь власть страшная сила, манящая. Надо обладать сильным характером, чтобы устоять, не поддаться. Глеб и есть такой человек. Он всегда точно знает, чего хочет. И уж этого он умеет добиваться бескомпромиссно и до конца. Человек, у которого есть собственные убеждения, не нуждается в утверждении своего авторитета.
Сын Инны и Глеба Иван снялся в двух крошечных эпизодах, просто появился на экране. Я наблюдал их отношения в жизни. Когда мы познакомились, Ване исполнилось 12 лет. Это был умный, живой, темпераментный мальчишка, ему было все интересно. Он совершенно не кичился маминой славой, которая тогда была в зените. По-моему, он даже не сознавал ее, что является редкостью для детей знаменитых родителей. Наверное, получал правильное воспитание в семье.
Позже он встретится со своей мамой на съемочной площадке в фильме Панфилова «Без вины виноватые». А потом станет продюсером театрального проекта «Аудиенция». Но мы их знали только в частной жизни.
Да, вот еще что нас объединяло: собаки! Любовь к этим потрясающим существам. Когда-то у нас одновременно были спаниели: наш — английский с русским именем Паша, у Инны — Глеба — Вани — русский с английским именем Джек. И ушли они почти одновременно... Потом были другие собаки, а сейчас остались без Инны три корги, которые выходили с ней на сцену...
Насколько серьезна и вдумчива была Инна в работе, настолько смешлива в жизни. Она из породы женщин-хохотушек. Могла «завестись» без причины с пол-оборота, и уже было не остановить! Невероятно умна, хорошо образованна, с тонким чувством смешного. Самоиронична. О своих проблемах, невзгодах почти всегда рассказывала сквозь смех. Внимательно всматривалась в людей, многое понимала и запоминала. Потом это переплавлялось в психологические детали актерского существования, которые так потрясали зрителей. На удивление по-доброму относилась к коллегам, никогда ни о ком плохо не говорила. Мне кажется, зачастую была даже чрезмерно терпима. Если у кого-то что-то не получалось, скорее сопереживала, а не злорадствовала. К возрасту относилась мужественно, бесстрашно. Понимала, что найдет себе место в других годах, обстоятельствах и амплуа. Обожала хорошо одеваться. Особенно любила шляпы! Умела их носить, выглядела в них свободно и естественно. Думаю, это очень помогло ей в работе над образом королевы. Она и была, по выражению Сергея Николаевича, «Королевой российской сцены».
После выхода «Московской саги» прошло без малого двадцать лет... Все эти годы мы не только общались с Инной и Глебом, но, пожалуй, сдружились еще теснее, теплее. Инна родилась 5 октября, моя жена — 7-го. Мы много раз совместно отмечали их дни рождения. До глубоких холодов на верандах стояли корзины цветов: у Инны — от меня, у Наташи — от Глеба. Гостей Инна принимала нечасто, но широко и щедро. В доме много людей не бывало, но если Инна оказывалась в большом обществе, где были не только знаменитости, но и простые смертные, она всегда уделяла им внимание, понимая, как важно обыкновенному человеку быть замеченным «самой Чуриковой».
Даша Виолина сделала фильм о фильме, о съемках «Московской саги». Главные герои говорят в нем о своей работе. Там звучит много теплых слов в наш адрес, в том числе и от Инны Чуриковой. «Сага» укрепила наши человеческие отношения.
Последние месяцы прошлого года Инна болела. Были отменены спектакли. Мы не виделись долгое время. Правда, по телефону Наташа с Инной по-прежнему говорили часами, далеко за полночь. И вот перед самым Новым годом звонок: Иван прилетел в Москву и приглашает приехать к ним на дачу. «Мама просит собрать гостей. Очень узкий круг, она слаба. Но была бы рада, если бы вы приехали». Второго января мы были на Николиной Горе. Сверкала елка, суетились собаки, стол был празднично накрыт. Глеб и Ваня встречали гостей. Не было только Инны. «Она обязательно спустится!» — уверяли они. Все вместе мы ждали этого часа полтора. Потом Глеб сказал: «Инночка просила всех сесть за стол и выпить за Новый год». Сели. Пили за ее здоровье. Пили за творчество и новые роли, ведь Инна не раз тяжело болела, не раз ломала руки-ноги, но всегда поднималась. Мы были уверены, что так будет и теперь. Но назавтра была больница... А потом мы увидели ее под высокими сводами храма Христа Спасителя...
В «Московской саге» Инна Чурикова поет романс, специально написанный для нее Александром Журбиным на слова Осипа Мандельштама. Там есть строка: «Кто может знать при слове расставанье, какая нам разлука предстоит». Пророческие слова...
Я подружился с Инной Чуриковой 20 лет назад, хотя и до этого был лет десять знаком шапочно. Я тогда жил в Америке, мы с партнером Марком Кроллом устраивали там гастроли российских артистов. Однажды привезли постановку «Старая дева», где главную роль блистательно иcполняла Инна. Спектакль прошел с огромным успехом, мы много общались, разговаривали. И в какой-то момент у Инны родилась идея: «Ребята, а почему бы нам не продолжить сотрудничество, не поставить новый спектакль? Приезжайте в Москву, может, вместе найдем подходящую пьесу». Предложение показалось интересным, и вскоре мы с Марком оказались в Москве, встретились с Инной и предложили поставить бульварную коммерчески успешную пьесу «Tout paye?, или Все оплачено». Она ее прочла и сказала: «А знаете, мне стало любопытно, способна ли я играть в таком проекте».
Инна познакомила нас с директором «Ленкома» Марком Борисовичем Варшавером, которому идея тоже понравилась. В свою очередь, он убедил художественного руководителя Марка Анатольевича Захарова в том, что наш проект обещает быть интересным и коммерчески успешным. Так благодаря Марку Борисовичу мы приступили к работе и с тех пор выпустили уже 33 спектакля.
Чурикова поставила условие:
— «Tout paye?, или Все оплачено» должен поставить по-настоящему артхаусный режиссер.
Мы поинтересовались:
— Может, ты имеешь в виду кого-то конкретно?
— Слышала по радио репортаж о театральном фестивале имени Чехова, там очень хвалили спектакль по Чехову. Его поставила режиссер из Эстонии, фамилии которой я не запомнила. Вот бы ее найти, тогда, пожалуй, мы смогли бы сделать этот спектакль.
Естественно, мы сразу же помчались в Эстонию, стали искать, кто поставил эту пьесу, и вдруг выясняется, что это вовсе не женщина, а достаточно молодой режиссер Эльмо Нюганен, который имеет свой очень успешный театр в Эстонии, оборудованный по последнему слову техники: там пять сцен, где идут спектакли для аудитории от двадцати до пятисот зрителей. Мы посмотрели грандиозную постановку Эльмо «Три мушкетера», где герои натурально въезжали на сцену на лошадях. Встретились, предложили поставить спектакль. Нюганен спросил:
— А кто будет участвовать?
— Чурикова, Янковский, Збруев...
— Дальше можете не продолжать, я все бросаю и еду.
Он пригласил в качестве сценографа удивительного художника Андриса Фрейберга, к сожалению, уже покойного, работавшего главным художником Латвийского театра оперы и балета, и не менее талантливую художницу по костюмам Кристину Пастернак. Все съехались в Москву.
Актеры отнеслись к Эльмо осторожно, они постоянно работали только с Марком Захаровым. А тут вдруг пришел другой человек, к которому они поначалу присматривались. Но репетиции шли успешно, я, много лет работавший в Театре на Таганке с Юрием Любимовым, впервые увидел, что режиссер никогда не кричит, задачи объясняет спокойно, а дело движется. Вроде бы всем все нравилось, и вдруг мой друг Саша Збруев, с которым мы знакомы лет пятьдесят и на которого я особенно рассчитывал, собрался уходить из спектакля:
— Мне непонятно, чего этот режиссер от нас добивается!
Олег сказал:
— Нет, мне интересно, я не брошу эту работу.
Вмешалась Инна:
— Саш, не бузи, давай доведем дело до конца. Ты, наверное, не замечал, но именно так ты воспринимаешь любую пьесу. В работе ты напоминаешь мне скорпиона, который сам себя кусает за хвост.
И Саша сдался. Ему действительно поначалу всегда все не нравится, потому что он не капризный, а очень дотошный актер. В этом спектакле у Збруева в итоге получилась самая интересная работа.
Во время репетиций у Янковского со Збруевым нередко случались актерские стычки, перепалки, и Инна становилась на сторону то одного, то другого, всегда старалась разрядить обстановку, чтобы они, не дай бог, не поссорились.
Для меня стало открытием, что артисты, десятки лет проработавшие вместе, никогда не были близки в жизни. Просто приходили на репетиции, отрабатывали, не всегда в одних и тех же спектаклях, и разбегались по домам. Инна потом мне признавалась, что, проработав столько лет бок о бок с Олегом и Сашей, не знала, что они за люди. Мы тесно общались, я открыл в ней потрясающее качество: она была очень активным человеком, ей постоянно хотелось узнавать что-то новое, ей все было интересно. Она буквально вцепилась в меня, расспрашивала: «Ты столько лет был связан с Таганкой, расскажи про Любимова. А каким человеком был Высоцкий, с которым ты дружил?» Я с удовольствием отвечал на ее вопросы, а Инна оказалась удивительно внимательным слушателем. Она вообще любила больше слушать, чем говорить.
Однажды стали считать, сколько же ролей Инна сыграла в театре. Оказалось, не так много — десять или чуть больше. Я поначалу не мог поверить! Всю жизнь там прослужить и сыграть так мало. Но такова судьба актрисы: если бы не ее работы в кино, не знаю, была бы у Чуриковой такая популярность и любовь зрителей. Сейчас уже не спросишь, что для нее было главнее — театр или кино, встреча с Марком Захаровым или с Глебом Панфиловым.
Выдающиеся актеры, конечно же, с течением времени внесли в пьесу много своего. Когда позже мы приехали на гастроли в Эстонию, позвали Эльмо посмотреть свой спектакль. Он сидел в зале, внимательно наблюдал за действием, по окончании пригласил к себе в гости в загородный дом. Принимал нас тепло, разговаривали душевно, прощаясь, Нюганен сказал: «Очень хороший спектакль, но только не мой». Спектакль до сих пор собирает полные залы в «Ленкоме», хотя уже нет Инны, нет Олега, да и Саша его не играет. В нем сегодня заняты Дмитрий Певцов, Андрей Соколов, Евгений Герасимов, Анна Якунина... Но спектакль был так крепко сколочен, а артисты так бережно к нему относились, что он держится в афише по сей день.
Инне понравилось с нами работать, предложила: «Давайте сделаем вместе что-то еще». Искали-искали материал и нашли пьесу «Лев зимой». Инна прочитала, сказала:
— По-моему, я фильм такой видела.
— Да, конечно, наверняка ты видела картину с Кэтрин Хепберн.
— Давайте в этом случае пригласим поставить спектакль Глеба.
С Панфиловым началась серьезнейшая работа. «Лев зимой» играли сотни театров, пьесу ставили выдающиеся режиссеры, в том числе Андрей Кончаловский в Америке, который позже снял телефильм. Андрис Фрейберг работал над сценографией, вместе с Кристиной Пастернак мы искали на развалах старую обувь. Где-то в критической рецензии я прочитал слова «Аквитанская львица». Сразу родилась идея назвать так наш спектакль. Посоветовался с Инной и Панфиловым, и Чурикова просто вцепилась в название, сказала, что оно подсказывает, как решить роль.
Глеб Анатольевич оказался человеком строгим, требовательным, но на актеров никогда не повышал голос. У него к работе был другой подход, более кинематографический, что ли. Он долго и подробно разбирал текст пьесы. Во время репетиций с Инной не просматривалось ни малейшего намека на семейственность, складывалось впечатление, что она с Панфиловым как актриса с режиссером вроде бы только что встретилась. Это приятно поражало. Я поработал во многих театрах и в столице, и на периферии, видел, как актрисы, жены главных режиссеров, порой вели себя как голливудские звезды. Да и когда дочь Марка Захарова заходила в театр, у окружающих не оставалось ни малейших сомнений, что нас почтила своим присутствием звезда. А Чурикова демонстрировала по отношению к мужу абсолютное послушание. Если она и спорила с режиссером, то только по делу, по вопросам, касавшимся ее роли.
Мы пошили Инне дорогие костюмы, но они ей не понравились, хотя над ними работала потрясающе талантливая художница. И Инна обратилась... нет, не к нам, а к режиссеру Панфилову, и попросила: «Я играю королеву, мне бы хотелось выглядеть по-другому. Можно, я приглашу своего костюмера, пусть она пошьет мне платья?» Панфилов пришел к нам, продюсерам, со словами: «Понимаю, что это для вас лишние расходы, но Инна просит другие костюмы. Можете ли вы пойти ей навстречу?» Я подошел к Чуриковой:
— Инн, ну сказала бы нам, мы бы, конечно, тебе не отказали.
— Как я могу действовать через голову режиссера? Он должен это утвердить.
Вот такие отношения их связывали, когда они работали вместе. Если Панфилов перерабатывал текст, и у Чуриковой он уменьшился, она, конечно же, отстаивала свои актерские позиции, но во многих случаях слушалась режиссера. Спектакль получился и имел успех.
Наше общение стало еще теснее. Звезда планетарного масштаба Чурикова в жизни оказалась простой и необычайно домашней женщиной. Однажды под Новый год играли спектакль в Донецке, там хороший театр. Для меня было совершенно неожиданно, когда Инна попросила: «Пойдем в магазин». Нас на гастролях насчитывалось восемнадцать человек. Каждому из восемнадцати Инна искала подарок и каждому нашла. Причем выбирала вещь в соответствии с тем, что она подметила в своем коллеге. Про каждого актера, актрису, сотрудника постановочной части, одевальщицу, бутафора она знала что-то такое, что определяло ее выбор. Когда уселись за стол, Инна подошла к каждому и сделала подарок, перед нами, продюсерами, выложила кусок сала и горилку с перцем. И за свое чувство юмора немедленно удостоилась аплодисментов.
«Tout paye?, или Все оплачено» мы возили на гастроли в Америку. Янковского уже не было с нами, на его роль ввелся Андрей Соколов. Инна серьезно заболела. Спектакль оказался под угрозой, но Чурикова не разрешила отменять гастроли. В Америке все куда-то ездили, что-то смотрели, где-то гуляли, а Инна лежала в номере, к ней каждый день наведывались врачи. Но ни одного спектакля она не сорвала. Конечно Инна получала неплохой гонорар, но это были не те деньги, ради которых можно жертвовать своим здоровьем. Ее съемочный день стоил в десять раз дороже, чем выход на сцену в спектакле. Я оценил, что она в нас поверила, увидела что-то помимо рабочих качеств, и был ей бесконечно благодарен. Ее интересовала не только наша продюсерская работа, Инна расспрашивала, кто были наши жены, почему мы разведены, как это случилось, как и почему мы оказались в Америке, чем здесь занимались. Когда услышала, что в Нью-Йорке живет Елена Соловей, попросила: «Можете организовать мне с ней встречу?» Я не был лично знаком с Леной, но через общих приятелей достал ее телефон, позвонил. Соловей, как только услышала, что с ней хочет повидаться Чурикова, сразу же откликнулась. Часа три они общались, причем не где-то в удобном месте, а в микроавтобусе, который вез нас на очередной спектакль. Мне было неудобно интересоваться, давно ли они знакомы. Судя по тому, как буквально не могли наговориться, как заинтересованно Чурикова слушала Елену, давно. Рад, что мне удалось устроить эту встречу.
Инну интересовала жизнь эмигрантов, она попросила: «Пойдем на Брайтон-Бич». Я сам бывал там редко, но с Инной пошел. Она с удовольствием прошлась по магазинам. Публика там своеобразная — ну, прибыла к ним какая-то артистка, много их тут ходит. Но к Инне отнеслись исключительно по-доброму. Конечно же, ее узнали, к ней проявляли внимание: «Инна Михайловна, как вы, что здесь делаете?» Интерес к ее жизни был искренним и неподдельным, это чувствовалось. Такой уж у Чуриковой был имидж, ее любили.
Однажды вечером она сказала:
— Поведи меня куда-нибудь.
— Ну, хочешь в «Русский самовар»?
— Конечно.
Пришли в легендарный ресторан и обнаружили, что он перестал быть тем русским клубом, где собирались известные люди. Раньше он принадлежал Михаилу Барышникову, Иосифу Бродскому и Роману Каплану. К Ромке приходили друзья, там было приятно провести время, просто попить чаю, поговорить. Вечером появлялись Иосиф, Миша. Кто бы ни приезжал в Нью-Йорк из России, какие бы артисты, писатели, все непременно посещали «Русский самовар». Позже ребята его продали каким-то выходцам из Узбекистана, проживающим на Брайтон-Бич. Атмосфера ресторана изменилась, в него стал ходить достаточно разнообразный люд. Посмотрели меню, из русского я обнаружил в нем пельмени, предложил: «Давай их закажем». Инна согласилась. Она выглядела расстроенной, была немножко разочарована, потому что не вызвала у публики интереса. Принесли пельмени, и вдруг какая-то женщина направилась к нашему столику:
— Инна Михайловна, можно с вами сфотографироваться? А не дадите ли вы автограф?
— Конечно, конечно, давайте снимемся.
Инна даже немножко оживилась, сделали фотографии. Та женщина подошла к своему мужу-американцу, стала что-то говорить по-английски и показывать на Инну. Потом она объяснила, что сказала ему: «Это великая русская актриса». И вдруг американец встает из-за стола, идет к нам и говорит: «Вы знаете, я видел ваш фильм «Мать». Мне очень понравилось, вы прекрасно там сыграли». Для меня это было откровением. Оказывается, когда-то Чурикова с Панфиловым в Нью-Йорке участвовали в Неделе российского кино, где представляли свой фильм. И тот молодой человек его посмотрел. Они сидели в ресторане большой компанией, американец рассказал друзьям, что это известная русская актриса. И все сразу к нам подтянулись. Английский Инна не знала, да и я, честно говоря, владею им не очень, но русская жена взялась переводить разговор. Инна заметно повеселела, приободрилась, целый час провела в беседах. Она слушала их, рассказывала о том, как снималась в «Матери», была открытой и доброжелательной. Я наблюдал за ней со стороны: ей было все интересно про жизнь случайных знакомых. Чурикова была настолько талантливой и великой, что звездная болезнь прошла мимо нее. И это несмотря на то, что ее ценили не только как гениальную актрису.
Инна участвовала в жюри премии «Триумф», которую учредила Зоя Богуславская, у премии была солидная денежная составляющая. Чурикова часто рассказывала, как от ее голоса порой многое зависело. Гордилась: «Я ни разу в жизни не солгала себе, меня нельзя было подкупить личным отношением к тому или иному режиссеру, актеру, писателю, всегда оценивала их по гамбургскому счету — либо это здорово, либо плохо». Хотя в своем театре к артистам она относилась очень бережно, да и не только к ним. Инна трепетно относилась к людям, которые ее обслуживали, они становились ее близкими друзьями. С ней работала одна и та же одевальщица, которой Чурикова постоянно что-то дарила. В последние годы у нее появилась своя отдельная гримерная, а на гастролях этого не было. Инна просила меня: «Не уходи, пока я переодеваюсь, расскажи мне что-нибудь о городе, стране».
Ее выход на сцену в «Tout paye?, или Все оплачено» был позже, чем у Янковского и Збруева. Она просила обязательно к ней зайти. Предлагала: «Давай попьем с тобой чайку». Долгие годы работая в театре, неоднократно бывал свидетелем того, как артистка требовала у обслуги: «Ну-ка принеси мне чай!» Инна обычно произносила: «Будьте добры, не могли бы вы нам налить по чашечке чая». К людям она относилась уважительно, хотя ее ранг позволял требовать: ну-ка подай-принеси!
В театре Инна ни с кем не конфликтовала. Это редчайший случай, а может быть, и единственный в моей практике. Если ей что-то не нравилось, позволяла себе сделать человеку корректное замечание. Не было такого, чтобы разразился скандал, потому что ей не так подали костюм, принесли не то, что она просила. Чурикова вела себя сдержанно, с большим уважением относилась к тем людям, которые работали с ней в спектакле, я имею в виду и актеров, и технический персонал.
Збруев и Янковский были такими же, Саша и сейчас, слава богу, в добром здравии. Для меня было удивительно, что у артистов космического масштаба не существовало никаких райдеров. Поставят в гримерную чай с сушками, и хорошо. Инна никогда не требовала отдельную машину, даже боялась ездить одна, хотела, чтобы ее всегда кто-то сопровождал. Помню, гастролировали по Прибалтике, часов шесть добирались из Таллина в Ригу на машине, чуть не заплутали, устали. Инну тогда поселили в гостинице, а Янковского и Збруева — в гостевом доме русского культурного центра. Не прошло и часа, как Инна позвонила: «Слушай, я не могу находиться здесь одна, давайте или вы ко мне, или я к вам перееду». Ей требовалась компания знакомых людей. Если после спектакля ее приглашали на ужин, Инна никогда никуда не ездила одна.
Эта троица жила театром. Каким же удовольствием было наблюдать, как азартно они готовились играть в «Женитьбе», как обсуждали, что будут делать в той или иной сцене, как советовались друг с другом. Но их дружба была исключительно театральной. Домами они не дружили, в гости друг к другу не ходили. Каждый оберегал свою «крепость».
После ухода Инны Панфилов хочет восстановить «Аквитанскую львицу» в память о любимой женщине, с которой провел всю жизнь. Он ищет актрису на роль королевы, я предложил несколько имен, но решение пока не принято. Глебу Анатольевичу трудно, травма очень глубокая, да и не так много времени прошло. А вот «Ложь во спасение» он восстанавливать не хочет, считает, что поставленный им спектакль должен остаться творческим памятником Инне. Не так давно в театре открыли мемориальную грим-уборную Чуриковой, все там оставлено так, как было при Инне, туда пускают зрителей. Поклонники ее не забывают...
Подпишись на наш канал в Telegram