«Мы, конечно, все умрем от усталости, но я считаю, чем больше детей, тем лучше. Они единственный способ полноценной реализации. С этим не сравнится ни наука, ни творчество — ничто вообще. Потому что это все частное дело, а в рождении и воспитании детей есть нечто высшее».
— Иван Иванович, сейчас мир стремительно меняется. Что нового произошло в вашей жизни, а что осталось прежним? Например, вы сыграли в продолжении «Холопа», который выходит на экраны в первый день нового года, а Клим Шипенко за это время первым снял фильм в космосе, стал режиссером, можно сказать, межгалактического масштаба. Изменилась ли как-то в связи с этим работа над вашей картиной?
— Шипенко профессиональный человек, он прекрасно умеет организовывать съемочный процесс, поэтому почти никак. Работать было в целом очень приятно и комфортно, как и раньше. Творческая группа осталась практически неизменной, все мастера своего дела и при этом великолепные люди.
Произошло, правда, недоразумение: съемки нового «Холопа» начались позже, чем изначально планировались, и из-за этого у меня несколько графиков наложились друг на друга. Я как раз в «Полярном 3» начал сниматься, другие три проекта уже были в работе, и тут еще сверху меня прихлопнули «Холопом 2». Короче, пятилетка за три дня! А я же не могу подводить людей.
— Вы, конечно, проходили через многое, но как выжить при таком нечеловеческом графике?
— Только упование на Бога и ответственность перед комьюнити меня держали. Если бы что-то со мной случилось, я подвел бы и оставил без зарплаты огромное количество коллег. Это непозволительная роскошь. Я в кино уже 43 года, с 13 лет.
— Внушительный срок! С тех пор многое изменилось? Что вы чувствуете сейчас, спустя столько лет, когда вновь погружаетесь в съемочный процесс?
— Юношеское наивное ощущение, что ты принимаешь участие в сотворении чуда, никуда не делось. Но оно теперь уравновешивается профессионализмом и пониманием конечной цели.
Изменилась техническая составляющая, конечно. Прежде снимали на пленку, а ее надо было проявлять, поэтому процесс занимал куда больше времени. Вот, предположим, закончились съемки эпизода или кадра, и все с замиранием сердца ждали, что скажет второй оператор. Он священнодействовал с рамкой и кинокамерой, разглядывал получившееся, смотрел кадры на просвет на небо и выносил вердикт: соринка или все же нет. Если соринка — нужно переснимать. В этом для меня всегда присутствовал некий мистический компонент...
Сейчас, мне кажется, отношение к кино несколько изменилось в общем-то. Раньше у актеров, вне зависимости от заслуг, возраста и играемой роли, сохранялось крайне пиететное отношение к происходящему — в большинстве случаев. Для молодого поколения на первый план выступили деньги, популярность. Поколение постарше, кто снимается, имеет более высокие гонорары и вообще какие-то сбережения, может себе позволить роскошь по-прежнему работать на искусство. Теперь горят творчеством только процентов пятьдесят актеров. Раньше таких было 80, ну, 90.
— Но все равно прекраснее всего кино?
— Да. Это маленькая вселенная. Очень редко тот, кто даже случайно попадает в кино, оттуда куда-то уходит. Дело не только в каком-то внешнем выхлопе типа престижа, славы, премьер, заработка и тому подобных вещей, но и в общении внутри среды. Наверное, прежде всего в нем. Мы всякий раз попадаем в свой особенный мир. Нас связывают общие интересы, истории, знакомства.
Я вот на каждой картине обязательно встречаюсь как минимум с двумя-тремя человеками из разных сфер, с которыми мне уже доводилось работать. Предположим, недавно столкнулся с двумя девчатами-гримерами, с которыми встречался до этого последний раз в дремучем 1993 году, во время съемок «Приюта комедиантов». Мы были ужасно рады друг друга видеть! Теперь они уже вовсе не девочки, а взрослые дамы. Подумать только, как нас жизнь носила. Такое ощущение, будто мы прилетели на космолетах из разных вселенных и вдруг встретились на межгалактической станции, где заправляются ядерным топливом. И так постоянно.
Да, в киношной семье живут-то, может быть, не все дружно, совсем как и в обычной, но это все-таки действительно семья!
— И этот особый мир оказывает какое-то особое влияние на личность человека? Как отличить киношника среди всех остальных? Есть какая-то профдеформация?. Может, нечто неуловимое, которое вы, уже побывав в этой среде, чувствуете, как радаром, даже если никогда не знали человека?
— Я навру, если скажу, что прямо настолько тонко чувствую коллег! Другое дело, что происходит у них внутри. Для нас весь мир — локация. Из какого бы цеха ни происходил киношник, оказываясь в том или ином месте, он порой автоматически прикидывает, что и как там можно было бы снять, даже оценивает, удобно ли здесь работать 24/7. Это, конечно, не носит патологический характер, но все-таки у очень многих присутствует.
— На этот раз вы снова встретились в галактике «Холоп» с Милошем Биковичем, Марией Мироновой, Александром Самойленко.
— Да. У нас там компания классная собралась. Они профессионалы и вообще дико комфортные люди. Мы с ними в очень теплых отношениях, почти родственных. Такое случается с людьми, работающими в одной отрасли десятилетиями. Возникает нечто большее, чем профессиональная или даже дружеская связь.
Я вот созванивался с Сашей, заказал ему чапан, халат узбекский. Простой, дешевый, но самый лучший на свете. Они выглядят как стеганые одеяла, но зато невероятно комфортные. Саша же родился в Ташкенте и периодически ездит туда к друзьям, и мне что-нибудь да привозит. У меня тоже с этим городом связано очень много. Меня там рукоположили в священники, сын Вася там родился. Он у нас Василий Алибабаевич. Куда бы нас ни заносила жизнь, мы всегда мотались туда всем табором: в Среднюю Азию — так в Среднюю Азию...
— После съемок первого «Холопа» Маша Миронова стала мамой, она была с младшим сыном на площадке?
— Маша периодически приезжала с ним, но это, конечно, нелегко — с пупсами на съемках работать. Правда, она такая стальная птица. Мы, старая гвардия, скованы из древнего металла, из какого ковали олимпийские мечи. Сей материал диковинный не ломается, не сгорает. И у нас есть запас крепости. Бывало, довольно часто Маша сама из Москвы в Псковскую область на автомобиле пригоняла. Туда пилить часов десять без перерыва. Но водить она любит, как Ксанка моя.
— У Милоша Биковича тоже большие перемены в жизни. Он и его возлюбленная готовятся стать родителями.
— Да-да, слава Богу! Я невероятно рад за него, потому что он как человек абсолютно заслужил счастье и возможность любить и быть любимым. Наконец-то снялся вопрос семейной жизни, и Милош может полностью погрузиться в творчество.
Он словно из моего поколения, из стальных птиц! Работает на творчество, то есть для него вопрос заработка на 25-м месте стоит. Милош очень тщательно выбирает материал. Я ни одной картины с ним не видел ерундовой. Чего о себе сказать, к сожалению, не могу. Но здесь ничего нельзя угадать наверняка. Иной раз ты снимаешься, кажется, все прекрасно — и сценарий великолепный, и режиссер харизматичный, и актеры расчудесные, все сделано в срок, почти идеально... Смотришь, а на монтаже вдруг — опа! — выходит чушь какая-то...
— Но вашего «Холопа» зрители полюбили. Там все как на подбор — и актерский состав, и режиссер, и сценарий роскошные. И роль у вас интересная. Ваш персонаж, чудаковатый психолог, пользуется весьма странными и жесткими приемами. Какие самые экстравагантные методы воспитания детей вы использовали когда-либо? А вы их использовали, сто процентов!
— Ну, ремень-то не считается экстравагантным?.. Хотя уже считается. И зря, кстати! Иной раз с помощью ремня можно достичь того, чего обычно добиваются десятью походами к семейному психологу, да и то не всегда. Конечно, я не сторонник...
— Уже не сторонник...
— Да. Но вот лично я, когда был ребенком, то лучше бы выпороли, чем со мной не разговаривали неделю.
— Вас пороли?
— Бывало. Меня бабушка прямо проводом от утюга по ляжкам стегала, если я убегал с ребятами на шоссе, где меня могла сбить машина. И правильно делала...
Ремень, но редко. А так не припомню, чтобы пользовался какими-то необычными способами воспитания. Я лишь пытался делиться тем, что мне нравилось и любовь к чему хотел передать моим детям. Но не упорствовал. Они сами сначала с опаской, но с интересом, а потом уже с чистым удовольствием ходили со мной на концерты классической музыки, на орган... Еще в тир, мы туда вместе захаживали. Они все у меня любят стрелять. Вася даже занимался стендовой стрельбой, как и я в детстве.
Мы всегда с ними общались на равных, но без фамильярности. Дети должны все-таки слушаться родителей! Это тысячелетиями апробировано. Однако и мы не настаивали на каких-то вещах, которые человек должен решать самостоятельно. Например, не пытались доминировать над ними в вопросах личной жизни, пристрастий в одежде, кинематографе. Напротив, мы всегда поощряли это их право выбора.
— А у кого эта свобода била абсолютно через край? Кто из ваших детей всегда был самым экстравагантным?
— Судорожно вспоминаю, значит, не было чего-то ослепительно-яркого. Обычные девчата, ребята. Состояли в каких-то подростковых бандах, которые заседали в «Макдоналдсе».
— В бандах?!
— Ну, это я утрирую, конечно, все несерьезно. Просто у них, как и у многих, была своя молодежная тусовка. И я никогда не вмешивался в их личную жизнь, так как считаю, что человек должен здесь сам принимать решения. Я ничего не могу им посоветовать, ведь любят не за что-то, а вопреки чему-то. Это всегда зона парадокса, и туда вмешиваться — чушь сплошная, нравится тебе или нет. Взять, к примеру, нас с Оксаной. Я даже не знаю, чем ей интересен. Ни как писателя, ни как кинематографиста она меня не воспринимает. Я теряюсь в догадках и пока очень надеюсь, что важную роль в ее выборе сыграл фактор моего поистине непостижимого личного обаяния. Вряд ли это корысть, потому что Ксанка девка бескорыстная, комсомолка — тугая коса... Так что ничего, кроме личного обаяния. Хотя, честно говоря, это странно. Я себя каждое утро вижу в зеркале, когда умываюсь, и уж не знаю, что вообще во мне можно было найти.
— Когда девчонки привели будущих мужей, что-то в вас екнуло? Допустим, если бы это был, на ваш взгляд, совершенно неподходящий человек, неужели вы с Оксаной не сказали: «Дочь, ну ты чего?»
— У меня одна из дочерей однажды привела жениха-театрала. Мы с ним сели за стол. И как-то так случилось, что у нас был праздник. Я налил ему стакан водки. И себе стакан. Мы выпили. И он опал, как озимый. Я сказал: «Дочь, не потянет он тебя». Она обиделась, хотя это просто шутка была, всего лишь хулиганство, старческое хулиганство родителей, не более того. Но того парня мы больше не видели.
— А как дела обстоят с выбором работы, учебы?
— Ну, здесь их тоже никто не принуждает. Варя, например, училась на медика, недавно окончила Сеченовку с красным дипломом, но дальше по врачебной стезе не пошла, решила музыкой заниматься. И это меня печалит. Я периодически бурчу: «Варь, ты талантливый человек, а значит, разумеется, талантлива во всем. По крайней мере, именно так гласит народная мудрость. Ты представляешь, какое количество людей ты бы спасла?» Она отвечает, что страсть как хочет музыкой заниматься, ничего не может с этим поделать.
И действительно записывает свои песни. Сейчас и в ВК, и на «Ютубе» наконец-то свою страничку сделала. Они сняли с Георгием Батариели, Дусиным мужем, уже два клипа — «Славься» и «Дураками». Он режиссер. У Вари дома и студия небольшая. Сама организовала. Она вообще фанатик этих всех приборов звукозаписывающих. В таких тонкостях разбирается и слышит такие интонации, которые моему уху недоступны.
— Она действительно очень музыкально одаренный человек.
— Да, правда. Варя горит музыкой, она мелодист хороший, у нее интересные тексты. Она у меня начитанная, как и все дети, и, естественно, это не могло не сказаться на уровне ее песен. У нее, кстати сказать, хорошая уже набрана аудитория. Варя заслуживает этого. Она много работает и, думаю, реализует себя в музыке.
— Может быть, она пишет для кино или выступает в каких-то клубах?
— На одной из платформ ей предлагали пойти музыкальным редактором, но она как человек ответственный, реалист отказалась, поскольку понимает, что, если начнет этим заниматься, то никакой речи о собственном творчестве уже быть не может. И ей показалось, что овчинка выделки не стоит. Наверное, она права...
— Старшие дочери нашли себя в материнстве, я так понимаю?
— Дуся действительно сейчас полностью посвящает себя Еве, но как только внучка чуть подрастет и появится больше свободного времени, вновь займется администрированием, правда, не в «Главкино», как раньше. Они вместе с мужем создали киношную компанию, продакшен, и Дуся там генеральный продюсер.
А Анфиса сейчас хоть и в материнстве вся, но продолжает работать в партии Захара Прилепина. Ее там все любят, она очень хороший организатор, так что, наверное, пока останется с ними. Правда, она по-прежнему не теряет надежды, как это ни странно, в актерской деятельности как-то реализоваться, но не зацикливается на этом. Сейчас как-то самостоятельно занимается актерским мастерством.
— Внуки часто у вас гостят? Что вы вообще испытали, когда они родились? Допустим, Олег Янковский был абсолютно фанатичным дедом. А какой вы?
— Да, действительно, Олег Иванович был дедом фанатичным, а я обычный дед. Не очень фанатичный, но ответственный. Если мне поручают внуков, я ими занимаюсь. Правда, они пока в основном с родителями остаются. Те сами не наигрались еще и пока не могут довериться нам полностью. Но я думаю, все кончится тем, что внуки и внучки окажутся у нас, как это заведено.
Вообще, есть в появлении детей нечто мистическое. Я всегда воспринимаю это словно какое-то чудо. Так забавно, когда ты в маленьком существе, которое от тебя отделено уже целым поколением, видишь какие-то проявления себя самого. Минимальные, но все же...
— Сколько вы хотели бы внуков?
— Как можно больше! Мы, конечно, все умрем от усталости, но я считаю, чем больше детей, тем лучше. Они единственный способ полноценной реализации. С этим не сравнится ни наука, ни творчество — ничто вообще. Потому что это все частное дело, а в рождении и воспитании детей есть нечто высшее. Ты словно воспаряешь над своей отдельной жизнью, выходишь на глобальный, надличностный уровень.
— Бабушки с дедушками обычно балуют внуков... Как думаете, вы будете ограничивать их в чем-то, направлять на «путь истинный» так же, как и собственных детей? Или не сможете отказать им ни в чем?
— Конечно, бабушки с дедушками часто необъективны, им все кажется, что внучатам недостает любви. Но я сторонник жесткого японского подхода, когда до определенного возраста, 5—7 лет, взрослые — рабы детей, а потом наоборот. Естественно, когда дети уже начинают самостоятельно ориентироваться в пространстве и делать выводы, их уже отпускать нельзя. Мир многообразен, и нельзя одновременно познать все без вреда для себя. Поэтому имеет смысл пользоваться опытом своих родителей, а уж тем более прародителей.
— Вы сами пользовались?
— Я не особо, потому что довольно рано стал самостоятельным. Кроме того, среда, в которой я рос, была очень семейной, во всяком случае, люди были значительно ближе друг другу, нежели сейчас. В те времена, когда я был дитем, все взрослые считали, что они отчасти мои родители, и не стеснялись меня корректировать. Еще огромную роль играли пионерские лагеря. Мне там безумно нравилось. Я вообще существо общественное, однако в силу обстоятельств сейчас тоже несколько атомизирован, как и большинство людей в современном мире. Дело в том, что у меня съемки, на площадке я окружен минимум 5—10 человеками, и дома пытаюсь отдохнуть, побыть хоть немного один. Правда, мне мало это удается.
— Своих детей вы когда-нибудь отправляли в лагерь?
— Не было необходимости, да у нас и так настоящий табор дома. И киносъемочная группа в придачу. Мы воистину богема, цыгане. К тому же детский период у них выпал как раз на время, когда детские лагеря, если и были, то больно уж экстравагантные.
— Кстати, о молодом поколении киношников. Как дела у Василия, который учился во ВГИКе?
— Недавно окончил сценарный факультет. Уже две картины снято по его сценариям. Он трудолюбивый парень, эрудит, еще фору мне даст. Правда, пока творческие дела отложил на потом, сейчас в армии побудет. Вася очень организованный человек, у него все по плану. Он доучился, как и хотел, и почти сразу сдал документы в военкомат.
— Волнуетесь за него?
— Нет. Это должен пройти любой мужчина. Армия помогает лучше и быстрее разобраться в человеческом обществе, развивает способности сосуществования в нем. Она помогает понять, где надо подстраиваться, а где нет, когда можно идти на компромисс, а когда нельзя. В обычной светской жизни на это уходят десятилетия, а в армии — год-два, потому что там ты все время так или иначе находишься в экстремальной ситуации, где от тебя мало что зависит.
— Как дела у другого вашего сына, Саввы? В детстве он хорошо играл на балалайке и устраивал концерты — всегда был готов выступить перед гостями.
— Да. Видите, моя любовь к музыке все же передалась безо всякого насилия. Савва с Нюшей тоже в детстве ею увлекались. Нюша на домре играла. Истинно-истинно богемная мы семья, я вам говорю!
А Савва, действительно, парень талантливый. Очень жалко, что не пошел дальше по музыкальной части. Он поступил на IT-технологии в колледж, не захотел получать высшее образование. Ну а вскоре после окончания планирует пойти в военное училище, чему я бесконечно рад.
— Вот это поворот! А у вашей самой младшей дочки Нюши как жизнь складывается? Где она учится?
— В РУДН, изучает четыре языка: китайский, испанский, французский и английский. Нюша у нас полиглот, и всегда такой была. В далеком детстве работала нашим личным переводчиком в заграничных поездках.
— Но большая часть вашей семьи так или иначе связана с кино. По моим подсчетам, им может заниматься 7 из 12 человек, если считать Варю, которая могла бы записывать свои клипы и создавать саундтреки к фильмам, и Анфису, которая хочет попробовать себя в актерстве.
— Да, у нас получается свой мафиозный клан. Так вышло. Я совершенно этого не ожидал, ничто не предвещало. Дуся, например, орнитологом хотела стать. Я пальцем не пошевелил, чтобы кто-то из них оказался в кино. В творчество, как и в веру, можно прийти только самостоятельно. Бывают, конечно, какие-то династийные истории, но это, скорее, исключение и уж точно не наш случай.
— А чем отличается клан Охлобыстиных от других семей?
— У нас всех есть жизнерадостность, жадность до жизни. Мы веселые и хулиганистые немного. Еще азартные очень. Когда приезжаем куда-то, нам необходимо, чтобы рядом находились скалы, на которых можно повисеть над пропастью!
— Кстати, как поживают ваши друзья лихие? Что прожитые годы привнесли в ваши отношения? Что изменилось?
— Возраст дает только новые темы. Раньше мы много обсуждали, предположим, компьютеры или бои, а теперь к этому прибавились еще и грыжи. Старперские темки появились, и они не менее занятные, чем молодежные, я вам скажу. Безусловно, что-то закономерно исчезло из зоны наших интересов. Мы люди женатые, и уже никаких тетеревиных токов не предвидится, я надеюсь. И прекрасно! Не дай Бог человеку, находящемуся в уже солидном возрасте, влюбиться в молодого. Это, должно быть, очень тяжело.
Еще что нового? Все мы люди живые, нам свойственно меняться с возрастом. Гарик Сукачев, например, всерьез увлекся яхтами. Совершенно неожиданно. Он теперь наш местный, тушинский капитан Джек Воробей, после того как его извлекли из ловушки Дейви Джонса. У него целый культ яхты. Уж не знаю, откуда это взялось, но он точно не понтуется.
Или вот я, предположим, большую часть жизни был заядлым мотоциклистом и автомобилистом. У меня практически все марки машин были. А теперь я к этому охладел, предпочитаю, чтобы меня Оксана возила. Поэтому мы с Гариком больше о своих байкерских делах почти не разговариваем.
— Есть какие-то увлечения, которые конкретно вы пронесли практически через всю жизнь?
— Да. Я вообще связал жизнь с тем, что мне нравится: в кино снимаюсь, пишу...
— А как же любовь к режиссуре? Вы же специально учились, мечтали, по-моему, даже встать в один ряд с Тарковским. Хотите что-то снять?
— Нет. Я плохой режиссер — иногда нужно себе говорить правду. В режиссере должны органично сочетаться творческое и административное. Первое во мне есть, но администратор я никакой. Вот снял фильм «Арбитр», получил все необходимые призы, чтобы похвалиться перед девчонками в баре, ну, на этом все и закончилось. Я понял, что режиссура меня убьет. Слишком утомительно. В какой-то момент я абсолютно забывал о творческой составляющей, и непонятно тогда, зачем я вообще работал.
Вот мой однокурсник Федя Бондарчук и актер великолепный, и режиссер прекрасный. Так что у кого-то есть, у кого-то нет. Когда мы учились с Федей, я бы никогда не сказал, что из него выйдет столь эффективный менеджер, но вот, видите, это проявилось с течением времени. И, кстати, довольно скоро после института. А я не могу организовывать большие группы людей.
— Тем не менее вы согласились преподавать студентам актерское мастерство в ИСИ, даже набрали свой курс и теперь отвечаете за судьбы более чем 60 человек...
— Я отказывался до последнего, однако в итоге таки подобрали магические слова. Подчинили меня своей воле, произнеся сакраментальное: «общественная необходимость», «гражданский долг»...
Я надеюсь, что все будет хорошо. Не очень понимаю, как физически смогу быть мастером курса, придется, видимо, от съемок от каких-то отказываться. Но я восхищен молодежью, собравшейся у меня. Они прекрасны, у них огромный потенциал, и я ни за что не смогу их бросить. Я набрал харизматиков. Они готовы не работать, а служить, как это и должно любому актеру, человеку искусства. Человек искусства себе не принадлежит, он принадлежит своей аудитории. Задача художника заключается в том, чтобы передать представления определенной аудитории о мире. Это надо понимать. Недаром называется — храм искусства. И мы в этом храме священнослужители. Моей задачей будет помочь студентам встретиться с самими собой. Когда они это сделают и примут себя такими, какие есть, целиком и полностью, то станут органичными, как звери. Именно такие актеры больше всего и нужны людям. Только таким и верят.
Ну а я попытаюсь всеми возможными и невозможными способами сделать так, чтобы они учились бесплатно или хотя бы пристроить на работу, которая не будет отвлекать их от основного дела... Вообще, это сущее безобразие. Очень много талантливых и откровенно одаренных детей не может себе позволить получить высшее образование просто из-за финансовой несостоятельности родителей. Я приложу все силы, чтоб хоть немного исправить эту вопиющую несправедливость. Ну и, конечно, буду будить в своих учениках их маленькие юные горячие сердца, чтобы те пылали прям как доменные печи, как ядерные реакторы!
— Вы хотите повлиять на современный кинематограф?
— В общем и целом — да. Я надеюсь, что как раз это новое поколение, сегодняшние 17-летки, сделает его иным. Просто мне кажется, что последнее время кино, за редким исключением, выполняло лишь опции развлекательно-площадного балагана. В нем, так же как и в современном социуме в целом, царил культ экономического благополучия. Кино никуда не звало за собой, не предлагало задуматься о смысле жизни: хрюкнули, пукнули, посовокуплялись — и прекрасно, и достаточно! Мне как человеку, естественно, все, касающееся чувственной составляющей, очень близко, иначе бы дети не родились. Но ведь не на одном этом мир строится...
Мы вновь стали животными. Просто вместо банана у нас банковская карта. И мы потеряли смысл существования человека на земле как таковой. А когда идеалов, высшей цели нет, происходит стагнация, топтание на месте, довольно характерное для нынешнего кинематографа... Теперь, правда, времена другие, и я искренне надеюсь, что молодежь и люди в целом будут задавать себе больше серьезных вопросов. Тогда и они сами, и мир вокруг них, и кино, вероятно, изменятся в лучшую сторону. Хоть на некоторое время...
Конечно, идиллия не вечна. Потом снова все испортится. После духовного возрождения, расцвета культуры и науки люди устанут, начнут искать изъяны в себе и окружающих. Появятся нигилисты, затем экономические целесообразники, и в конце концов разразится война... А потом снова праздники!
Все движется по спирали. Жизнь бесконечна, и главное в ней любовь. А любовь — это когда ты готов в любое мгновение пожертвовать всем ради объекта своей любви. И объектом этим не может быть ни машина, ни яхта, ни даже собачка. Только человек!
Подпишись на наш канал в Telegram