«На третьих «Сватах» я влюбилась в Федора. Мы с ним в кадре все время лежали в койке, и я без конца готовила для него. Это же главные признаки семейной жизни, как тут не влюбиться? В него нельзя не влюбиться, он обладает удивительным обаянием, там, где Федя, — там смех. Я очень переживала, кокетничала, делала себе маски, очень старалась хорошо выглядеть. Зря я, конечно, открылась ему, вот эта выпендрежность актерская меня и подвела».
— Татьяна Эдуардовна, оказывается, вы не Кравченко вовсе?
— Да у меня вообще с фамилиями чехарда была. Фамилия моего отца Токарев, но я его никогда не видела. Я была незаконнорожденным ребенком. Он умер, когда мне был всего месяц. Потом в детском саду я стала Карлаш, по маме. Позже мама вышла замуж и меня удочерил отчим Эдуард Семенович Яковлев. Я стала Яковлева, под этой фамилией и поступила в институт. Следующей моей фамилией стала фамилия мужа — Лавинская, которая появилась в конце четвертого курса. К моменту, когда я пришла в театр «Ленком», я уже развелась и снова стала Яковлевой.
Это был 1976 год — тогда блистала актриса Ольга Яковлева, начинала свой путь Марина Яковлева. И тогда Марк Анатольевич Захаров сказал: «Яковлевых много, надо поменять фамилию, чтобы вас пресса не путала. Какие еще есть в роду?» Фамилия Карлаш Захарова не устроила — говорил, нерусская. А фамилия моей бабушки Кравченко ему понравилась. «В правительстве много хохлов, и вы скорее получите звание», — пошутил он. Звание, кстати, дали не скоро... Мне тоже понравилась эта идея, правда, я не видела свою бабушку Александру Павловну, но от мамы знаю, что она была учителем и моя мама ее очень любила. Так я стала Кравченко. Отчим тогда очень обиделся на меня, но я ему объяснила, что актеры вообще берут иногда псевдоним, зато у меня осталось его отчество, хотя могла поменять на Васильевну, по отцу.
— Фамилию-то вы поменяли, но вас все равно часто путали с другими актрисами?
— Видимо, потому что я тогда была не очень узнаваема, а актрисы одного со мной амплуа уже стали успешными. Меня часто путали с Мариной Голуб, она тогда хорошей поступью шла по телевидению, у нас с ней типажи похожи. Такой же типаж был у Светочки Крючковой, она училась во МХАТе одновременно со мной. Света довольно рано стала звездой — после «Большой перемены». Таня Догилева, с которой мы дружили, после первого же фильма проснулась знаменитой.
Они уже стали большими актрисами, в то время как я, снимаясь много, все никак не выстреливала. Из значимых работ тех лет были фильмы «Опасно для жизни!» Гайдая или «Васса» Глеба Панфилова. Сейчас эти ленты чаще показывают по ТВ, чем тогда.
Но мои работы были не звездные, просто не было такого хита, чтобы я стала сразу знаменитой. А в театре вообще были единичные роли.
— А почему Марк Захаров, взяв вас в свой театр сразу после института, не сильно баловал вас работой?
— У режиссеров есть свои личные симпатии к женскому типажу. Инна Чурикова в кино была музой для своего мужа Глеба Панфилова, Ольга Яковлева была музой Эфроса в его театре. Музой Марка Анатольевича была дочь Саша. И после ее прихода в театр все идеи постановок были для нее. Хотя она не была мне конкуренткой в смысле амплуа, но выбор пьес в театре был, что называется, не в мою пользу. Захарова любит говорить, что десять лет в массовке была, но это не так. После прихода Саши в театр были отодвинуты все звезды, даже Лена Шанина — звезда спектакля «Юнона и Авось», «Тиль», «В списках не значился». С другой стороны, Захарова можно понять. Это его театр, что же, он не сделает карьеру родной единственной дочери? Тем более что в свое время он не взял в театр жену-актрису из соображений щепетильности. В связи с этим у Захарова и не было таких крупных, бытовых, что называется, актрис. Была одна Шурочка Дорохина, которая тоже ничего не играла.
Первую главную роль Марк Анатольевич дал мне в спектакле «Мои Надежды». Был очередной праздник советской власти, и Михаил Шатров написал пьесу «Мои Надежды» — про ткачих. Типичная производственная пьеса. А Захаров очень талантливо делал из таких средних пьес настоящие яркие спектакли, и они получались не такими ужасными, как могли бы быть в других руках. Я подумала тогда, что теперь у меня будут главные роли, но нет, не тут-то было. В «Жестоких играх» потом был опять эпизод, как бы яркая краска в моем лице. Потом уже спектакль «Женитьба». И вдруг Инна Михайловна захотела играть мою роль Феклы в этом спектакле. Меня это, правда, не сильно ранило, мне просто очень нравилось выходить и играть.
— Татьяна Эдуардовна, каким вы вспоминаете «Ленком» тех лет?
— Я была молода и всему радовалась — и в массовке стоять, и ситуации, и коллективу, любовалась, как играют Евгений Павлович и Инна Михайловна. И конечно, все это была школа. Компания у нас в «Ленкоме» была прекрасная — Абдулов, Проскурин, Янковский. Сейчас молодежь непьющая, они все больше в фитнесы ходят. А мы после спектакля обязательно собирались, обсуждали, выпивали, конечно, но не в ущерб работе, все было весело и интересно. Захаров сильно боролся с алкоголизмом. Злые языки говорят про меня, что я пьющая. Если бы это было так, я бы 47 лет не выдержала в театре, просто физически не потянула бы. Раньше это задевало, сейчас меня эти сплетни вообще не интересуют. Возраст, видать...
В тот период я подружилась с Татьяной Ивановной Пельтцер, она тоже тогда пришла в театр. Конечно, я с пиететом к ней относилась, вдыхала воздух, которым она дышала. В пьесе Шатрова у нас обеих была первая работа. В день ее рождения Шатров купил торт и буквально заставил меня поехать к ней домой, поздравить, хотя по телефону я это уже сделала, а лично стеснялась. Она же глыба! А я девочка из Донецка. И я заехала к ней благодаря Михаилу Филипповичу и вышла через три дня... Ей было одиноко в театре, мне тоже. Я же только от маминой юбки, а тут на меня обрушилась избыточная свобода, так вот она начала курировать меня: где была? что делала? Я ей вместо дочки была. Однажды она пригласила меня вместе встречать Новый год у нее дома. Встретили, а потом она пошла к Ольге Аросевой в картишки поиграть, а меня дома оставила. Потому что я так и не научилась играть в преферанс, а у них с Аросевой это было любимое занятие. Кстати, с Ольгой Александровной Аросевой мы потом тоже сблизились, она очень нежно ко мне относилась.
Так вот, она ушла, а я сижу, смотрю телевизор. А там мой любимый фильм «Тот самый Мюнхгаузен» с моим любимым артистом Олегом Янковским. И так мне захотелось выпить шампанского! А Татьяна Ивановна любила пить водочку с лимончиком, поэтому шампанского у нее в доме было море. Взяла я бутылочку, открыла ее, пробка бухнула и куда-то улетела. Поискала ее, но не нашла. Выпила бутылку и спокойненько уснула. Просыпаюсь, вижу — надо мной стоит Татьяна Ивановна и держит эту пробку! Оказывается, улетела она прямо к двери и Пельтцер наступила на нее, как только вошла в квартиру. Хорошо, не упала. Я кинулась извиняться, но Татьяна Ивановна только рассмеялась и сказала: «Молодец! Так держать!» Она была остра на язык, я ее за это даже побаивалась. Но этим конфузом я еще больше ее к себе расположила. С ней общаться было приятно и очень поучительно, обогащало меня как личность.
— Не было желания выйти замуж за режиссера или продюсера с целью сделать карьеру?
— Так я и вышла замуж за директора картины Гербачевского, и что? Он мне заявил: «Не будешь сниматься в кино и работать в театре, тогда буду жить с тобой». Он был директором картин на «Ленфильме», и, казалось бы, мне и карты в руки, а получилось наоборот — он захотел посадить меня дома. Я его очень сильно любила, родила от него дочь, но бросить профессию не могла. Пожили всего три года и расстались. Причина расставания очень простая — полное отсутствие любви с его стороны, о чем он мне под конец прямо и сказал. Больше я замуж не выходила. Да, честно говоря, и цели такой у меня не было — делать карьеру через постель. Я благодарна Захарову за то, что он меня взял в театр. Я ему никогда не изменяла, всю жизнь работаю здесь. Захаров отличался от других режиссеров тем, что у нас в театре невозможна была ситуация, как, например, с Валентином Плучеком, о котором писали, что актрисы получали роли через постель. Плучек и предупреждал Захарова, когда тот стал главным режиссером, чтобы был «аккуратнее с артистками».
— И вот наконец без всякой мужской поддержки случился сериал «Сваты». Народ ставит знак равенства между вами и вашей Валюхой. На сколько процентов вы — это она?
— Еду сейчас в такси, и водитель задает мне этот же вопрос. Это ВИП-такси, там интеллигентные ребята работают. «Актеров же подбирают так, чтобы они были похожи на героев?» — спрашивает водитель. Я говорю: «Конечно, 70 процентов успеха истории в том, что режиссер приглашает актеров, похожих на героев его замысла». Я так же, как моя героиня, люблю всех вкусно и обильно накормить, поплакать люблю, пошутить люблю, детей люблю. После первой серии сценаристы постепенно стали писать текст уже конкретно под меня, а вначале... Спросила продюсера и сценариста Андрея Яковлева: «Как тебе в голову пришло, что это должна быть я?» Я-то сразу поняла, что это моя роль. Он говорит: «Я посмотрел спектакль». Кстати, сейчас редко кто из режиссеров ходит по театрам для выбора актеров, вместо них агенты ходят. А он пришел в театр и посмотрел «Шут Балакирев», я там играла Анисию Кирилловну Балакиреву, вот сегодня тоже буду играть. И пригласил меня на роль. Так же он увидел Федора Добронравова в спектакле у Райкина и решил вот так соединить нас. Не было даже проб. Мы просто вместе почитали текст, он снял это, и вот получился такой тандем. Мы с Федором сразу подружились.
— Фильм снимался много лет. Можно было устать друг от друга...
— Наоборот, на третьих «Сватах» я влюбилась в Федора. Мы с ним в кадре все время лежали в койке, и я без конца готовила для него. Это же главные признаки семейной жизни, как тут не влюбиться? В него нельзя не влюбиться, он обладает удивительным обаянием, там, где Федя, — там смех. Я очень переживала, кокетничала, делала себе маски, очень старалась хорошо выглядеть. Зря я, конечно, открылась ему, вот эта выпендрежность актерская меня и подвела. Теперь журналисты все время спрашивают, что было между нами. Ничего не было между нами, хотя я была не против, потому что была не замужем, но он оказался прекрасным семьянином. Вы не представляете, как он любит свою жену Ирочку, у них два прекрасных сына, оба — замечательные актеры. Но сейчас я ему благодарна, что он не пошел навстречу моей прихоти. Потом мы стали дружить и с Ирочкой. А самое главное, что все это легло на роль, там ничего не надо было изображать в этом смысле.
— А с другими актерами сериала отношения в жизни тоже складывались, согласно сценарию?
— Представьте себе, так получилось и с Люсей Артемьевой. Конфликт между Олей и моей героиней был заложен в тексте, и в жизни начало складываться так же. Люся пришла в проект, когда уже сыграла таксистку в одноименном сериале, и вела себя как звезда, — мы же все падки на эту популярность. А мы кто были? Ни Федя, ни я, ни Васильев звездами не были. Она вела себя как примадонна. Люся стала менять мизансцены по своему усмотрению, могла на себя повернуть камеру так, чтобы у нее был фас, а у меня профиль. Допустим, мы должны идти вровень на камеру, а она отставала специально, чтобы я к ней поворачивалась и выглядела не в лучшем ракурсе. Я тоже не лыком шита, потом я потом сама стала отставать, и однажды получилось, что мы вообще встали, а должны были идти... И тогда я высказалась: «Что я, подыгрывать ей сюда пришла, что ли?» Мы никогда с ней не дружили, но она работала в нашем театре, мы всегда здоровались — и вдруг такое поведение... Андрюше приходилось находить с ней общий язык, потому что Люся, конечно, тоже подходила на свою роль и приносила свои идеи — актриса она, безусловно, хорошая. Но надо признать, что наш конфликт тоже сыграл в пользу фильма.
— Атмосфера на съемках была такая же веселая, как в сериале?
— Вообще, мы снимали «Сватов» с семи часов утра до двенадцати ночи, очень плотный график был. Личной жизни там не было, и все смешное, что могло случиться, все это видно на экране, все попало в кино.
Единственное из того, что зрители не видят и что запомнилось, — это наши посиделки с раками. Их там где-то рядом разводили, и мы потом подсчитали, что за время съемок съели 300 кило раков! В фильме снималась актриса, у которой муж был датчанин. Он просто обалдел от того, как вкусно Федя варил раков, и тот подарил ему уникальный рецепт их приготовления. И все это, конечно, употреблялось с пивом, но ровно в пять утра мы с Федором вставали и устраивали утренний заплыв, чтобы эти вечеринки не откладывали никакого отпечатка на следующую съемку. И все это происходило под песни Феди. Как он поет! Когда-то участвовал в музыкальном шоу, ему даже Образцова сказала, что хочет с ним спеть. А сыновья его как поют! Последних «Сватов» в Грузии сняли. Сейчас идут какие-то сериалы, вроде похожие, но, поскольку диалоги не так талантливо написаны, общее впечатление не то. Там же сценаристами были ребята из КВН, они спецы по диалогам. А то, что продюсер сериала Андрей, который тоже Яковлев, случайность ли это? Божий промысел...
— Татьяна Эдуардовна, вы себе нравитесь на экране?
— Нет, я себе не нравлюсь на экране. Сейчас почему-то все операторы снизу снимают, а с возрастом ты лучше выглядишь, если сверху снимать. Мне с детства не внушали, что я хорошенькая, а сейчас смотрю на себя в молодости, думаю: «Ну ничего была все же».
Я мало себя люблю и вообще не понимаю, что значит себя любить. Люблю больше свою дочь, природу, Бога. Я оборачиваюсь и благодарю своего ангела-хранителя — со мной по молодости могло случиться все что угодно. Этот безудержный провинциальный донецко-шахтерский темперамент давал о себе знать. Я попадала в такие ситуации, что если бы меня сверху не охраняли, то... Сейчас понимаю, что мне повезло сохраниться, и благодарю за это Бога. Я — продукт времени, тогда все ярко жили, тем более актеры.
Но вообще-то, я не знаю, какой у меня характер. Разный...
— Кстати, о темпераменте. Ваши образы могут быть непонятны, если не знать, кем был ваш биологический папа...
— Именно это, кстати, сказал мне режиссер Георгий Шенгелия, когда мы выпивали после съемок его фильма «Ехай!». Мы там играли с Володечкой Ильиным. Мне эту историю рассказала мама. Мой биологический отец был сибиряк, шахтер. Во времена Сталина он сидел в лагерях. Конвоиры проводили «естественный отбор», видимо. Развлекались так: в яму с медведем бросали заключенных. Кто выживет — молодец! И вот однажды они побили отца и бросили в яму. А тот со своим отцом ходил в свое время на медведя. И ему удалось этого медведя ударить в пасть кулаком, а другой рукой задушить: крупный был мужчина. Так и выжил.
— Мне кажется, эти гены определили ваше амплуа. Вам оно нравится? Или хотели бы его поменять?
— Знаете, мне нравятся мои роли, я люблю всех своих героинь. Помню, был фильм «Грибной дождь» на «Ленфильме» (я там много снималась, пока замуж не вышла за директора Гербачевского). И там мне надо было целоваться с Володей Гостюхиным, играть любовь. Это было ужасно для меня. Актрисы-героини, которые играют любовь, запросто целуются, а мне это было тяжело, хоть и была молодая и симпатичная. Я тогда подумала: да пропади оно пропадом! Я не люблю целоваться в кадре, да и в жизни тоже. Не знаю почему, неорганично — и все! Хотя любить люблю. Поэтому хорошо, что у меня нет эротических сцен. Ты же видишь себя, чувствуешь. Это же ужасная трагедия для актера — заблуждаться на свой счет. Я недавно слушала интервью Марины Нееловой. Ее после института брали в БДТ, она говорит: «Ну куда я на эту большую сцену пошла бы, я бы там просто потерялась». И пошла в «Современник», и оказалась там на месте. А Света Крючкова подходила по габаритам под БДТ, она и Аксинью там в «Тихом Доне» играла, и все там переиграла такого же плана. Точно так же я со своими крупными параметрами в «Ленкоме» смотрелась неорганично, конечно. Понятно было, что я не героиня, но характерные роли русских баб Захаров все давал мне. У меня не было конкурентов в «Ленкоме», в этом плюс моего амплуа. Наталья Гундарева, например, хотела поменять амплуа. Я никогда не хотела.
— Наталья Гундарева стала жертвой этого желания, долгие годы борясь со своей фигурой...
— Она хотела совсем уйти от этой пухлости, чтобы расширить диапазон своих ролей. Я с Наташей играла в ее последнем фильме «Криминальное танго». На картине были два продюсера, которые потом поссорились, начались проблемы с деньгами, и фильм не вышел. Это были 90-е годы. И когда мы встретились на озвучании, помню, она все время пила кефир и уже совсем худая была, ей это очень нравилось. Я никогда этого не хотела. Моя мама собирала портреты женщин во время войны. Они же не были худыми. Вот такие у всех мордахи, у меня даже коллаж был из таких женщин. Такой был типаж во время и после войны — плотненьких женщин, похожих на меня. Я соответствую своему амплуа, поэтому вопрос про похудеть почти никогда для меня не стоял.
Единственное, что я хотела, — это петь. Захаров спрашивал: «У вас низкий голос, вы поете?» Я говорю: «Нет, к сожалению». Если бы я еще пела... А Наташа, кстати, пела...
— Татьяна Эдуардовна, как вообще вы решили стать актрисой?
— Мама хотела стать актрисой, но побоялась. Видимо, и мне передалось это желание. Сколько себя помню, я мечтала сниматься в кино. В школе тогда был предмет рисование, и однажды нам задали нарисовать свою будущую профессию. Так я нарисовала киношную пленку и в одном из кадров — себя. Вот откуда это в четвертом классе? Это тоже Божий промысел... И я не просто мечтала — была уверенность, что я добьюсь. Мне главное было говор исправить, а через много лет для «Сватов» мне пришлось его снова восстанавливать — такая ирония судьбы. У меня кличка была в институте Таня — Отбойный Молоток или Таня-Шахта — очень упорная была. Мне повезло, что в Донецке у меня был приятель, который давал запретные книги читать, Набокова, например, — образовывал меня. Я тогда много читала, и дома была большая библиотека. Это, конечно, тоже помогло мне поступить. Читала Джека Лондона, Ромена Роллана, а уже в институте смотрю — москвичи читают Платонова. И начала ходить в библиотеку, читать другую литературу. Сейчас больше читаю духовное, Ткачева, например. Когда была пандемия, я перечитала всего Бунина.
— Бунин не навеял желание сыграть что-то драматическое?
— Мне очень нравятся комедийные роли, люблю, когда зрители в зале смеются. И все это мне подходит. Я бы, конечно, не отказалась сыграть Вассу Железнову, к примеру, но, думаю, никому не придет в голову мне это предложить. Мне сейчас очень нравится играть антрепризы. Если нравится роль, я играю, нет — отказываюсь. Вот мы с Олесей Железняк с неизменным успехом играем спектакль «Под одной крышей» и «Сирену и Викторию».
— А кто ваши любимые партнеры в антрепризах?
— С Сашей Панкратовым очень люблю играть. Мы с ним скоро еще замутим историю, наверное. Он тоже с чувством юмора, его тоже зрители любят. Обычно ползала за меня, а ползала за него. Конечно, я хотела бы с Федькой играть, но он боится, что у зрителей будет ассоциация со «Сватами». Думаю, зря боится. Но это его дело, он играет антрепризы с другими актерами.
— А со Станиславом Садальским вы больше не играете?
— Это была чудовищная ошибка. Меня уговорили — давайте попробуем. Вот, попробовали. Меня подкупила пьеса. Сейчас на стариков мало пишут, а тут такая хорошая пьеса была — спившаяся актриса, бывшая звезда, и им, как бывшим звездам, предлагают сыграть антрепризу. Так мы и не сыграли эту историю, потому что он вне текста нес безумную отсебятину. Там от пьесы вообще ничего не осталось. Садальский всегда таким был, но я терпела, сколько могла, потому что деньги же всегда нужны. Есть города, в которые его вообще не пускают, потому что он такое несет со сцены!.. При этом залы не заполнялись. Вот с Панкратовым у нас полные залы, а с ним нет. Я в нем уже не вижу даже актера, считаю, что ему помощь нужна. С Таней Васильевой они тоже расстались со скандалом. Опасно с ним. На этот спектакль он вместо меня ввел Богданову... Садальскому отдыхать уже надо.
— Если говорить о ваших партнерах в жизни, а не на сцене...
— Мой первый брак был студенческий, там была страсть. Я была влюблена в него, впрочем, как почти во всех мужчин, которые у меня были. Лавинский был очень интересный, и у него, кроме меня, было много девушек. Я тогда окончила институт, и, чтобы остаться в Москве, мне нужна была прописка. Я ему честно об этом сказала. И они с его мамой, можно сказать, рискнули — прописали меня в своей квартире. В то время же было сплошь и рядом, что таким образом провинциалы оттяпывали квартиры у москвичей. После того как мне уже дали общежитие и отношения у нас уже были не очень, я тут же выписалась из их квартиры. Поблагодарила его маму за прописку, даже сделала ей подарочек. С ним мы нормально расстались и продолжали общаться. Даже после моего второго развода он к нам приезжал, хотел Анечку научить рисовать.
Со вторым мужем, Анечкиным отцом, мы расстались плохо и не общаемся. Как отец он оказался тоже никудышным. Правда, Аня в интернете, наверное, как-то с ним коммуницирует — не знаю.
— В свое время СМИ долго обсуждали ваш роман с Андреем Леоновым. Как вы сейчас вспоминаете эти отношения?
— Я рада, что этот роман был в моей жизни. Это одно из самых светлых моих воспоминаний. Андрюша тогда был очень молодой, романтичный и, видимо, очень влюбленный. Я немного старше была. Неизвестно, во что бы это вылилось, если бы мы остались вместе, потому что это была одна романтика, никакого быта. А быт, как известно, разрушает многие отношения. И к тому же его родители были против. Но это были очень чистые и красивые отношения. Сейчас я очень рада, что у него все сложилось в творчестве — и в кино, и театре.
— Татьяна Эдуардовна, вы теперь одна. Вы жалеете о ком-нибудь из своих мужчин?
— Ни о ком не жалею. Моя мама всегда мечтала в старости иметь мужчину, с которым можно погулять по парку. Я — нет. Я сейчас абсолютно довольна своим одиночеством. Я не стала ни для кого музой. Может быть, не тех мужчин выбирала, для кого могла бы быть музой.
И вообще, в нашей среде нет ни настоящей любви, ни дружбы — это все театр. Может быть, у кого-то есть. Но я по молодости отдавалась этим отношениям, и всегда получала только пинки, и поняла, что тут даже не надо пытаться искать душевности. В нашем мире витает конкуренция — или я просто неправильно понимаю дружбу. У меня есть дочь, и я дружу с дочерью. Я могу предстать в негативе перед Анечкой, она меня не осудит, не будет укорять, только поможет мне, поддержит. Я к ней отношусь так же.
— Значит, вы — счастливая мама?
— Я счастливая мама. Я люблю свою Анечку. Конечно, в подростковый период у нас были недопонимания, тем более что я актриса. Но я умею извиняться и часто извиняюсь перед ней. Я совсем не авторитарная. Мне помогали ее растить — соседи, друзья. Анечка очень высокая была, ее дразнили часто. Как-то учительница звонит мне: «А что с Аней?» Говорю: «Как? На уроках, я ее проводила». Оказывается, она пыталась избежать этого буллинга, убегая с уроков. И тогда я перевела ее в коммерческую школу и купила ей аттестат. Потом она поступила на дизайн на платное отделение. Если ты хорошо учишься, через год тебя переводят на бюджет. Аня пропустила три дня занятий и принесла справку о болезни.
Руководство придралось к этому, и они приняли решение оставить ее на платном. Она возмутилась такой несправедливостью и ушла из института. Жалко, конечно, но разве это главное? Анечка очень чуткая, скорее она за меня больше переживает, чем я за нее, и очень благодарная, всегда говорит: «Мамочка, спасибо тебе за все». Меня больше волнует, что Анечка детей не хочет и ее молодой человек тоже, а я хочу внуков. Они любят собак. Вот сейчас поеду на дачу, они меня там ждут. Есть у меня, конечно, чувство вины перед ней, что семьи нет. А она говорит мне: «Мамочка, не переживай, я сильно не пострадала от отсутствия отца, от того, что неполная семья была».
— Ваша семья в детстве была полной, но не слишком счастливой. У вас же непростые отношения с вашей мамой?
— Я считаю, что недополучила в детстве любви, внимания, ласки. Хотя хорошо училась, особых хлопот не доставляла. Меня не за что было лупить, но мама находила за что... Она сама страдала, потому что была ребенком жертв репрессий, ее отца репрессировали. У нее тоже было тяжелое детство.
С другой стороны, когда ей было уделять мне внимание, если она много работала и еще ей надо было свою личную жизнь устраивать? Время такое было, в нее все пальцем тыкали, что родила незаконнорожденную. Потом появился Эдик, который женился на ней, но все время попрекал: «Я взял тебя с твоим крокодилом». Это про меня. Он меня удочерил. У них появился общий ребенок, моя сестра. Конечно, она пользовалась большим вниманием и любовью, чем я... Я не знала, что он не родной отец, пока однажды случайно не нашла документы о его отказе от удочерения. Он написал это во время ссоры с мамой, они уже часто ругались.
В доме все время был крик, ор на ровном месте. Если бы я не уехала из дома в 17 лет, все кончилось бы психушкой. Отчим не верил в меня, говорил: «Посмотри на себя в зеркало, какая ты актриса?» Мама же купила мне путевку в Москву (она работала тогда в профсоюзе) и сказала: «Поезжай, попробуй». Но когда я поступила, была удивлена очень, недоумевала. Возможно, она просто мне завидовала, что у меня получилось то, что ей не удалось. Говорила: «Я бы лучшей артисткой была, чем ты». Самым тяжелым было то, что она укоряла меня моим рождением, что если бы не я, то ее жизнь сложилась бы иначе. Это было болезненно, я же не виновата, что она меня родила.
Я, конечно, очень благодарна ей за свою жизнь, ведь она могла бы принять и другое решение... Сейчас маме 93 года, она уже давно живет в Москве. Я ее забрала из Донецка, сейчас как бы она жила там одна? Я ей помогаю материально, молюсь за нее, и с сестрой у нас хорошие отношения. Считается почему-то, что дети должны быть благодарны родителям. А родители разве иногда не должны быть благодарны детям, если они этого заслуживают? Я думаю, что она и не гордится мной, и благодарности не испытывает, по крайней мере, этого не чувствую. Даже Эдик, кажется, больше мной гордился. Моя мама стала прототипом образа Валюхи в «Сватах», я скопировала ее манеру общения и привычки. Но она с этим принципиально не согласна, считает, что она баронесса по происхождению и эта простая Валюха не может иметь к ней отношения. Я всю жизнь стараюсь находить ей оправдания, ведь она моя мама...
— В интернете ходят слухи о том, что Немирович-Данченко имел какое-то отношение к вашей семье....
— Это все очень преувеличено. Немирович-Данченко, женившись на баронессе Корф, приезжал в места, где жили Карлаши — родичи моей мамы. И в один из своих приездов он увидел маленького Ивана, моего дедушку по матери, и сказал: «Из тебя учитель получится». Он, кстати, потом и стал учителем. Как бы Немирович-Данченко предрек дедушке дорогу. Это я знаю со слов мамы. Вот и вся история.
— Вы читаете все, что про вас пишут в интернете?
— Нет, конечно. Если все это читать, то можно сойти с ума. Того же Садальского. Мы как-то ехали в поезде с Садальским, заходит Коля Цискаридзе и говорит ему: «Почему вы пишете ложь?» Тот промолчал. Утром Коля мне говорит: «Извините, что я так набросился на Станислава». Я отвечаю: «Это вы меня извините. Я же не знала до этого, что он пишет в своих соцсетях». А Садальский мне говорит: «Мне рейтинги нужны, я на этом зарабатываю». Коля озвучил эту историю на интервью с Меньшовой. Садальский обо всех пишет гадости. И не только он зарабатывает на хайпе. Есть даже ютуб-канал, который сообщает о кончине знаменитых людей, только для того чтобы люди кликали, а они на этом зарабатывали. Про меня тоже сообщали эту «новость». Я-то считаю, что это хорошая примета, дольше проживу...
— Татьяна Эдуардовна, не жалеете, что слава пришла к вам так поздно?
— Знаете, в юности мне дали книгу по хиромантии на одну ночь, и я увидела на своей ладони, что у меня будет популярность, но поздняя — после 50 лет.
Я даже рада, что популярность ко мне пришла поздно. Звездная болезнь мне уже не грозила. Я не могу жаловаться на судьбу. Ну не стала сразу звездой, и слава богу! Потому что это очень чревато — вот так быстро взлететь. Падать больно. Мне все нравится в моей судьбе. Я сейчас с удовольствием езжу с антрепризами. Люди ходят, потому что любят меня. «Сваты» сыграли большую роль в этом. «Сваты» — это подарок мне и всем участникам и зрителям. Это жизнеутверждающий сериал, там нет злых персонажей. Еще и потому, наверное, любят, и в этом мне повезло, что я плохих людей не играла ни в кино, ни в театре. Только пьющих, но это же меня и объединяло с моими зрителями. Конечно, в молодости хочется, чтобы узнавали, чтобы не путали. Мне Пельтцер еще говорила: «В каждом возрасте есть своя прелесть». И действительно, сейчас отошли все переживания по поводу «звезда — не звезда», «узнают — не узнают». Какие-то страхи ушли — например, боялась летать самолетами, сейчас равнодушна. Мне приятно, что я уже все спокойно оцениваю. Гармония в душе не всегда, но чаще, чем в молодости. Я благодарна Господу за все, что в моей жизни было. Еще благодарна за то, что мне подарили старость...
Подпишись на наш канал в Telegram