«Нам, балетным детям, казалось, что все остальные люди в мире — неудачники, только мы можем чего-то достичь. И поэтому уходить было очень страшно. Я не хотела учиться, не хотела становиться балериной, но получить клеймо неудачницы, которая не смогла, не достигла, было страшнее всего».
— Маргарита, назовите три самых важных решения, которые вы приняли за последний год.
— Не назову, важных решений за этот год я не принимала. К серьезным переменам в жизни всегда подхожу постепенно, хотя я авантюрный человек, люблю все новое. Единственное, поменяла киноагента, который был со мной на протяжении семи лет. Знаю, что в профессии все зависит от меня, а не от агента, но все же я в предвкушении каких-то изменений и нового витка моего творческого пути.
— Считаете себя капитаном своей судьбы?
— Не могу сказать однозначно. Знаю точно, что если буду лежать на диване и рыдать, ничего не произойдет. Пробовала — не вышло. С другой стороны, не стоит брать во внимание влияние каких-то внешних сил, кто во что верит — в Бога или Вселенную. Когда получается довериться, убрать страхи и контроль, я чувствую какую-то поддержку.
— Маргарита, в вашей фильмографии более 30 картин, и среди них есть очень достойные: «Регби», «Наследство», «Непослушник 2», «Толя-робот». А какой работой вы сами больше всего дорожите?
— Я дорожу почти всеми работами. В моей фильмографии есть только пара картин, которые я никогда не упомяну. Если бы тогда знала, каким будет результат, ни за что не согласилась бы в них сниматься. У меня есть возможность выбирать проекты. Конечно, я не могу годами сидеть и ждать главных ролей... Но и не соглашусь на что-то посредственное только ради денег.
Сериал «Регби» считаю удачным. Но проект, по моему мнению, недооценен. Он мог бы стать одним из главных сериалов сезона и иметь продолжение, но не стал. Все мы знаем, особенно по последним картинам, что огромный процент успеха зависит от бюджета, вложенного в пиар проекта. В случае с «Регби» этого не произошло. У нас в основном работало сарафанное радио, что, конечно, является большим плюсом и говорит о настоящей любви зрителя.
После «Регби» появилась узнаваемость, популярность. Ко мне часто подходили подростки и говорили: «Настя, можно тебя обнять?» Так звали мою героиню, и почему-то всем хотелось ее обнять. Это было очень трогательно. А был случай, когда одна девушка меня обняла и не хотела отпускать. Чувствовалось, что в моей героине Насте она хочет найти какую-то поддержку. Мне кажется, это ценнее, чем просто фотография в копилку.
К слову, несмотря на мою выросшую популярность, после «Регби» в плане новых предложений по съемкам было затишье. А вот после сериала «Толя-робот» на меня обратили внимание режиссеры, узнали, что есть новая актриса в российском кино.
— В одном интервью вы сказали, что сериал «Регби» стал для вас самым сложным проектом. Почему?
— Я целый год готовилась к этой роли, была полностью погружена в нее. Мне нравится находиться в контакте со своим персонажем на протяжении долгого времени, поэтому и люблю сниматься в сериалах. Я как будто со стороны наблюдаю за живым человеком, анализирую его поступки, цели, желания. С каждым днем понимаешь его все больше, находишь общее, и он становится тебе родным. Так появляется любовь.
В «Регби» у меня было 110 съемочных смен. Я, конечно, не превратилась в Настю, но заметила, что начала говорить словами моей героини, реагировать и двигаться, как она. И избавиться от этого было довольно сложно. А еще непросто было сниматься в холодную погоду, когда на улице минус десять, дует сильный ветер, а ты вынужден быть на поле по 12 часов. Конечно, по мере возможности меня старались утеплить, но все это в какой-то момент переставало работать, и я не чувствовала то ног, то рук, а один раз у меня в кадре замерзло лицо. Я произношу монолог и понимаю, что не двигаются ни губы, ни подбородок, ни язык. Помощник режиссера говорит в рацию: «У Риты замерз рот, отогреваем рот Риты». Мне дали горячий чай, я массировала губы руками.
За время съемок лечила горло пять раз. Выходила на площадку с температурой 38, пила антибиотики. Помню, как рыдала накануне сложной сцены. Мне казалось, что я выйду на смену — и все, упаду. На улице было минус 27 градусов, я болела, а предстояло сниматься в осенней одежде. Режиссер говорил: «Рита, мы тебя утеплим». А я звонила маме и плакала в трубку: «Я боюсь умереть, я только боюсь умереть». Но потом выходила на площадку, снималась и не умирала. Мама писала мне сообщения, звонила, переживала. А я ей потом перезванивала и спрашивала, что случилось. Вот всегда у меня так происходит: вначале очень сильно боюсь, а во время съемок меня отпускает. Мол, уж раз пришла сюда, надо работать и не думать ни о чем.
— Вы попали во вторую часть фильма Владимира Котта «Непослушник 2». Как вас принял сложившийся коллектив?
— Я ходила на премьеру первого «Непослушника», и от просмотра осталось хорошее впечатление. А летом вдруг раздается звонок и мне предлагают сняться в продолжении. Очень хотелось поработать с Владимиром Коттом, так что я согласилась сразу. Признаюсь, получила огромное удовольствие от процесса. Я знала, что Котт отличается от многих режиссеров, которые эмоциональны, выплескивают много энергии на съемочной площадке. А Владимир даже в самой патовой ситуации все решает максимально быстро, спокойно и тихо. Не помню ни одного момента, когда бы на его лице отразились тревога, недовольство или разочарование. Он говорит: «Дайте мне 37 секунд». Стоит, внимательно смотрит, и через 37 секунд появляется решение проблемы. На площадке очень комфортные условия: ты не отвлекаешься на посторонние вещи, не нервничаешь, концентрируешься на работе. Это необычно. Как правило, режиссеры находятся в творческих муках.
Коллектив довольно хорошо меня принял. Было полное ощущение, что я со всеми давно знакома. Мы часто все вместе сидели за обедом, общались. Юрий Кузнецов рассказывал про свою актерскую жизнь, про съемки и встречи с интересными людьми. Конечно, когда ты снимаешься с такими актерами, надо пользоваться моментом. Юрий Александрович очень внимательный человек, у нас с ним было не так много сцен, но он считал важным со мной познакомиться и пообщаться.
— Вы были очень хорошей гимнасткой, показывали высокие результаты, но ушли из профессионального спорта. Почему?
— У меня действительно были очень высокие результаты, я почти всегда оказывалась на первых местах. Ирина Винер взяла меня к себе в команду в юношескую сборную. Но потом нам с мамой сказали, что с пятого класса мне нужно уйти в экстернат и три года посвятить только гимнастике. С 15 лет я должна была уже участвовать в Олимпиаде. Я, конечно, очень этого хотела и мечтала о серьезных соревнованиях.
Я занималась с Екатериной Сергеевной Сиротиной, она довольно известный в мире тренер по художественной гимнастике. Екатерина Сергеевна ставила большие творческие номера, в которых участвовали девочки разного возраста, в том числе и гимнастки из первого эшелона — на тот момент действующие чемпионки мира и Европы. Мы занимались в одной группе с Маргаритой Мамун, Настей Назаренко, я знала Алину Кабаеву.
Но потом Ирина Винер дала мне другого тренера, и это стало большим стрессом. Новый тренер была во мне не сильно заинтересована, потому что вкладывала силы в другую гимнастку, с которой занималась много лет. А потом мама узнала, что происходит на сборах: девочек не жалеют, заставляют тренироваться с высокой температурой и тому подобное. Очень много случалось жестких историй.
А у меня тогда уже начались проблемы со спиной. Мы поговорили, мама мне объяснила, что сейчас, пока я юна, проблемы со здоровьем не столь очевидны, но с возрастом ситуация ухудшится. И предложила найти какое-нибудь похожее занятие, не такое травмирующее. Наверное, если бы я продолжала тренироваться с Екатериной Сергеевной, не ушла бы из спорта и мама бы меня поддержала. Но тут я решила: «Хорошо, давай попробуем».
Когда мне сейчас задают вопрос про «потерянное детство», я искренне удивляюсь, потому что ни за что бы не променяла гимнастику на игры во дворе с ребятами. (Улыбается.) Но, увы, серьезные нагрузки здоровье не укрепляли, скорее наоборот.
У меня была хореограф на гимнастике, которая считала, что я очень одаренная, мне нельзя это забрасывать. Она предложила пойти в Академию хореографии (бывшее Хореографическое училище при Большом театре). Это одна из лучших мировых школ балета, которая готовит звезд. Конкурс был сумасшедшим, дети приезжали со всего мира. Я сказала, что к творческому конкурсу буду готовиться сама. Просто пришла со своей любимой песней Элтона Джона, мне ее поставили, и я начала танцевать то, что умела. Это было очень странно для приемной комиссии. Но меня взяли, и я проучилась там пять лет.
— И артисткой балета вы тоже не стали...
— Да, я ушла из академии. Мои причины делятся на очевидные и неочевидные, которые я поняла чуть позже. Из очевидных — рост. Я высокая, а самая высокая балерина Анастасия Волочкова ниже меня на два сантиметра. И у нее были большие сложности с поиском партнеров. В моем классе все мальчики были на полголовы ниже меня. Из неочевидных: балет — это вообще не то, чем бы я хотела заниматься всю жизнь, я не горела этим делом.
Поначалу мне было очень интересно, я с восторгом смотрела спектакли в Большом театре. Казалось, вот он —божественный мир, где на сцене происходит общение между людьми и Богом. А оказалось, все совсем не так. Я стала замечать то, что происходит за кулисами. И некоторые ситуации травмировали мою детскую психику. Все мои иллюзии относительно балета постепенно разрушились, и мне уже стало не так интересно этим заниматься. Еще два года я себя уговаривала учиться в балетной академии.
— Почему же сразу не ушли?
— В академии в твою голову закладывают убеждение, что если ты вдруг не смог в балете, то жизнь кончена. Нам, балетным детям, казалось, что все остальные люди в мире — неудачники, только мы можем чего-то достичь. И поэтому уходить было очень страшно. Я не хотела учиться, не хотела становиться балериной, но получить клеймо неудачницы, которая не смогла, не достигла, было страшнее всего.
И тут мне повезло: я сильно выросла! На следующий год начинались дуэты, мальчики должны были поднимать девочек. А как они меня поднимут, если я всех их выше? И я подумала: «О, то есть я не неудачница, я просто высокая». И под таким веселым предлогом, абсолютно счастливая, ушла из балетной академии. Мы с мамой думали, чем заниматься дальше. И решили пойти туда, куда я хотела с самого детства, — в театральную школу.
Первые полгода мне было очень сложно. В академии нас приучили к жесткой дисциплине, даже волосы не разрешали собирать в хвост, только в пучок. А здесь, наоборот, нужно было раскрепоститься, раскрыться.
— Спортивное прошлое помогает вам в карьере актрисы? Если да, то как?
— Оно и помогает, и мешает. В спорте важна нацеленность на победу, но в творческой профессии соревновательный момент только мешает. В кино нет первых мест, но я сама себе их рисую. Каждый кастинг для меня — соревнование. Раньше мне казалось: если я не получила роль, значит, проиграла. Начинала копаться в себе: что я сделала не так, почему взяли другую актрису? Но так не должно быть. Мы все настолько разные, что быть в каком-то соперничестве и сравнении странно. Особенно сейчас, когда выбирают в основном из-за типажа.
Но брать волю в кулак и идти до конца меня, конечно, научил спорт. Это и в съемках, и в периоды затишья настраивает на нужный лад.
— Ваши подруги — актрисы. А тут конкуренция есть?
— Несмотря на то что из-за спорта я всегда была в атмосфере конкуренции, с подругами такого никогда не было. Мы радуемся успехам друг друга, сообщаем о кастингах. Наоборот, смотрю на их шаги в профессии и чему-то у них учусь, беру себе что-то на заметку. На самом деле все мы разные, и человеческий фактор играет большую роль. Режиссер тоже выбирает сердцем — подойдет ли ему актриса. Здесь как в любви — не всегда можно объяснить, почему мы полюбили именно этого человека.
— Кто первым заметил ваши актерские способности? Как после гимнастики и балета вы пришли к мысли о театральном вузе?
— Я первая заметила в себе актерские способности. (Улыбается.) Не была артистичным ребенком на районе, не ставила спектакли перед родственниками. Просто знала, что буду актрисой.
Когда я была совсем маленькой, всем говорила, что стану голливудской звездой, но сначала — олимпийской чемпионкой, ведь я тогда уже занималась гимнастикой. Потом план изменился. Сначала — танцевать в Большом театре, а после этого стать актрисой. То есть в голове всегда была мысль об актерстве. Не везде я дошла до тех целей, которые себе изначально ставила. Ну и слава богу.
— Родители поддерживали вас в желании стать актрисой?
— Всегда поддерживали. Иногда так сильно, что пытались найти ходы, которые могли мне как-то помочь, на что-то повлиять. (Улыбается.) Но для меня важно самой всего добиваться, чтобы никто не вмешивался. Я хочу быть интересной и ценной в профессии сама по себе, а не потому, что мне кто-то помог.
— Как готовились к экзаменам в театральный вуз?
— В 10-м и 11-м классах я училась в театральной школе, где с нами занимались педагоги из ГИТИСа. А перед самым поступлением готовилась с преподавателем из Щукинского училища. Елена Валентиновна немного подкорректировала мою программу для поступления. Мы нашли материал, который не просто мне нравился, а раскрывал меня комиссии, в котором было понятно, что меня волнует, о чем я хочу сказать.
— Маргарита, в какие театральные вузы вы поступали?
— Во все, но мечтала учиться в ГИТИСе. Во время учебы в школе нам разрешали ходить на экзамены и дипломные спектакли. Я была восхищена постановками актерско-режиссерского курса Евгения Борисовича Каменьковича и яростно хотела поступить именно в ГИТИС. Когда меня скинули со второго тура, каким-то образом договорилась с выпускниками, чтобы они меня выписали из тех, кто уже был на прослушивании, и я прошла бы еще раз. Но меня снова скинули со второго тура. Помню, пришла в школу, села рядом с охранником и рыдала. Он ходил в буфет и приносил мне пирожки. И не мог понять, почему я так близко к сердцу это воспринимаю, никто же не умер. (Улыбается.)
Поступление в Школу-студию МХАТ было странным. На втором туре приемная комиссия не успевала посмотреть всех абитуриентов, так много их было. И в 11 вечера запустили в аудиторию оставшихся 20 человек, среди которых была я. На выступление давали по полминуты. Выглядело это так: выходишь, начинаешь читать стихотворение, и тебе, послушав две строчки, говорят: «Спасибо, следующий». Никого из этой двадцатки не взяли в следующий тур. Сказать, что я расстроилась, это ничего не сказать. Я не сразу пошла домой, а каталась в пустом троллейбусе по Москве и тихо плакала, глядя в окно. Выглядело очень кинематографично. (Улыбается.)
— В итоге вы поступили в Щепкинское училище. Помните тот момент, когда увидели свою фамилию в списке счастливчиков?
— В «Щепке» случилась неприятная ситуация. Сначала мне сказали, что я поступила, но потом перепутали документы и сообщили, что в списке счастливчиков меня нет. Это был удар. Начались разбирательства. Оказалось, что в списке поступивших я есть, просто что-то напутала администрация. Но эта ошибка стоила мне двух дней страданий: я сидела дома, ни с кем не разговаривала, не ела, а ждала разрешения этой ситуации. Больше я никогда в жизни так не нервничала, как во время поступления.
— Слышала, что в театральных институтах достаточно агрессивная, токсичная атмосфера...
— У меня есть две близкие подруги с курса, ни с кем больше отношения не поддерживаю. У нас, в принципе, курс не особо был дружным. Токсичной атмосферы не было, но конкуренция была, даже между мальчиками и девочками. Почти каждый хотел быть самым творческим и гениальным на курсе. (Улыбается.) Кто-то ломался, не выдерживая напора, и уходил. Кто-то заигрывался в «быть самым лучшим на курсе», но дальше этого никуда не ушел, в профессии ничего не добился. У меня был свой круг общения. Мне было все равно, кто про меня что подумает. Я могла прогуливать учебу, а могла и самозабвенно репетировать, с большим интересом погружаться в работу. Бывало, что ночь проводила в институте, мы репетировали, что-то изучали, были в поиске новых творческих идей. Все шло от внутреннего желания, заставлять себя что-то делать через силу не получалось. И сейчас я выбираю только те проекты, которые мне нравятся и где есть огромное желание сниматься. Я просто не хочу никого обманывать, в первую очередь себя.
— Вы родились и выросли в Москве, окончили московский театральный вуз. А как оказались в труппе Александринского театра в Санкт-Петербурге?
— В Александринском театре я оказалась случайно. Хотя говорят, что в таких местах случайно не оказываются. (Улыбается.)
В тот год, когда мы оканчивали «Щепку», Александринский театр объявил набор актеров. Мы с однокурсниками посидели, подумали и решили, что нам надо всем курсом туда ехать. Дело в том, что у нас 80 процентов ребят были из регионов. И, по сути, им все равно, где жить и работать — в Питере или Москве. И вот после дипломного спектакля мы все вместе отправились на поезде в Питер. Признаюсь, я поехала просто за компанию. Переезжать никуда не собиралась: у меня в Москве семья и друзья. Но на конкурс пошла, чтобы попробовать свои силы и обкатать программу перед просмотрами в московских театрах.
Около 600 человек пытались в те дни попасть в труппу. Я не стояла в этой километровой очереди на просмотр, пришла к театру ближе к вечеру. Сказала, что провела в очереди весь день, показала билеты на вечерний поезд в Москву, и меня пропустили. Мы все выступили со своими номерами и уехали обратно. А потом вдруг звонок: «Здравствуйте, это вас беспокоят из Александринского театра». Я не поняла, почему мне звонят, подумала, может, забыла там что-то... И вдруг слышу: «Валерий Владимирович Фокин приглашает вас на второй тур». Тут я уже как-то более серьезно на все это посмотрела: Фокин? Надо ехать, когда я еще ему покажусь? В общем, меня взяли в театр. Перед подписанием договора надо было пообщаться с Валерием Владимировичем лично. Помню, захожу в его огромный, невероятно красивый кабинет с дубовым столом. И он спрашивает: «Ну что, ты остаешься в Питере, будешь работать в театре? Мне нужен ответ сейчас». Именно так. В этом красивом кабинете я стояла и думала, как интересно у меня жизнь складывается, какие приключения! Я сказала да.
Родители меня поддержали. Мама помогла с переездом, а в выходные дни они приезжали ко мне в Санкт-Петербург в гости. Это стало для них одним из любимых времяпрепровождений — приехать в выходные в Питер. Сейчас говорят, что очень скучают по тому времени. Я не скучаю, но очень рада, что оно было. Помимо работы, которая мне на тот момент нравилась, я впервые жила одна в съемной квартире, полностью распоряжалась своей жизнью и несла за нее ответственность. За очень короткий период повзрослела, стала самостоятельной.
В Александринском театре я прослужила четыре года. И честно скажу: в плане актерских навыков это время мне дало больше, чем четыре года обучения в институте. Да, было сложно. Я все время моталась между Питером и Москвой. Пыталась усидеть на двух стульях: сниматься в кино и играть в театре. Но Фокин требовал, чтобы на первом месте стоял театр. И тут у нас возник конфликт интересов. В результате Валерий Владимирович вызвал меня к себе и спрашивает:
— Ты же в кино хочешь?
Я ответила:
— Хочу, но театр люблю.
А он:
— Успеешь. Может быть, мы еще встретимся.
И отпустил. Мы с ним расстались на очень хорошей, позитивной ноте.
— Сейчас работа в театре вас привлекает?
— Нет, работать там пока желания нет. Если бы был вариант разовых спектаклей... А так числиться в труппе означает оставить свои желания при себе и выполнять указания руководства: играть все, что дадут, быть в постоянном доступе для театра. Это мне не очень интересно. Наверное, я устала от системы балетной академии, что должна жить по какому-то регламенту, и снова «служить» мне не хотелось. В кино у меня есть выбор и режиссера, и материала — и я не могу сказать, что не происходит развития. Хороший актер должен постоянно совершенствовать свое мастерство.
— Маргарита, какую роль вам легче сыграть — комедийную или драматическую?
— Драматические роли, в принципе, легче. Сначала разбираешь персонаж, потом погружаешься в него и играешь. В комедийных ролях, помимо разбора роли, нужно быть смешной, но при этом не стараться быть смешной. Когда стараешься, попадаешь в штампы, а это всегда неинтересно. Смешное в человеке либо есть, либо нет. У меня бывают смешные проявления, и когда они совпадают с ролью, меня утверждают. Но думаю, что режиссеры, говоря о комедийных актрисах, точно не ставят меня в первые ряды. (Улыбается.)
— Помните, как впервые увидели себя на экране?
— Да, это был сериал «Толя-робот». Считаю его своим кинодебютом. Во время съемок я ощущала огромную ответственность: и масштаб проекта, и серьезная тема, и уровень команды — режиссер Алексей Нужный, Александр Паль, мой партнер, с которым у нас любовная линия, Елена Валюшкина, которая играла мою маму. Очень волновалась, что у меня что-то не получится. Переживала все время, пока не отсняли сериал до конца.
Когда его стали показывать на ТНТ, перед каждой серией очень сильно нервничала. Я вроде его смотрела, но создавалось впечатление, что нет. Потом приходилось пересматривать, чтобы оценить свою работу. Вообще, осознание того, что в данный момент сериал смотришь не только ты, но и другие люди во всей России, вводило меня в ступор. Мне казалось, что зритель оценивает мою работу.
Я смотрю все картины, в которых снимаюсь. Для меня это работа над ошибками. И мне важно, как получаются проекты в целом. Важно, чтобы мои фильмы или сериалы увидели близкие мне люди. Вся моя семья всегда смотрит, поддерживает, друзья честно говорят о своих впечатлениях. Очень приятно, когда коллеги и режиссеры других проектов высказывают свое мнение о моих работах.
На экране воспринимаю себя нормально. Я не очень критична, но и не радуюсь каждому своему появлению. (Улыбается.)
— Критика обижает?
— Никаких серьезных отрицательных слов в мою сторону никто никогда не говорил. И хейта не было. Есть наглые люди в интернете, которые могут что-то неприятное написать в мой адрес, но это никогда не касалось творчества. К нему ни у кого претензий, видимо, нет. (Улыбается.)
— Чьи слова, оценка вашей работы были для вас самыми дорогими?
— Безусловно, слова режиссера важны для меня. Но мы снимаем кино для зрителей, и на первом месте для меня их оценка. Я всегда чувствую, есть ли отклик на мою работу: люди обсуждают проект, задают вопросы о моем персонаже.
— Какой партнер за всю вашу кинокарьеру вам особенно запомнился?
— Я очень люблю своих партнеров. И с Олегом Гаасом, и Сашей Робаком, и Юрой Колокольниковым, и Александром Палем я бы с удовольствием встретилась на площадке еще раз.
Из-за неопытности сильно переживала перед встречей с Сашей Палем. Он тогда прогремел, все о нем говорили. Первая встреча на пробах вышла не такой, как я себе представляла, была какая-то неловкость. Но потом начались съемки, и все стало хорошо. Саша отличный партнер, актер со своей органикой, за ним очень интересно наблюдать.
И с Александром Робаком я тоже испытывала волнение перед встречей. Александр — взрослый, маститый актер, а нам нужно было сыграть лучших друзей. У нас не было времени на близкое знакомство и перестройку, и расстояние от «Здравствуйте, Александр!» до хлопка по плечу и по-свойски сказанного «Здорово, братан!» пришлось пройти за пять минут.
С Еленой Валюшкиной, как я уже говорила, мы встретились на съемочной площадке в фильме «Толя-робот». На Елену можно просто смотреть и учиться актерскому мастерству.
Когда шла на пробы сериала «Регби», не знала, кто будет моим партнером. На эту роль из всех наших актеров представляла Олега Гааса. И как же я была рада, когда на пробах встретила именно его! Это было попадание на сто процентов.
— Как вы вообще относитесь к советам коллег на площадке?
— Не люблю, когда на площадке они дают советы. Могу послушать, взять что-то на заметку, но обсуждать свою роль с другим актером не готова. Конечно, бывают моменты, когда партнер со стороны видит что-то важное и может подсказать деликатно. Например, когда советует Робак, который точно знает побольше, чем ты, хочется прислушаться. Впрочем, у меня нет такого: вот, звезда мне посоветовала, и это обязательно нужно выполнить. Я слушаю, анализирую и только если понимаю, что предложение правильное, интересное, принимаю его. Есть коллеги, которые просто очень любят советовать. Я вежливо благодарю за помощь и делаю по-своему. Обсуждать мою роль и делать замечания должен режиссер, он главный на площадке. Люблю людей, включенных в свою работу. Казалось бы это должно быть правилом, но нет.
— На что вы готовы ради съемок, а на что никогда не пойдете?
— Да мне на многое интересно пойти ради роли. (Улыбается.) Наверное, никогда не стану сниматься в сценах, где могут причинить вред моему здоровью. Я всегда оцениваю риски. С постельными сценами, к слову, больших проблем нет. Есть, конечно, ограничения, но я готова их обсуждать. Если соглашаюсь сниматься, если мы обсудили с режиссером все нюансы, то на съемочной площадке я буду чувствовать себя максимально комфортно и уверенно.
Я не соглашаюсь на роли типа «девушка главного героя», когда за этими словами больше ничего нет. Или когда «просто стерва», ни с чего, без объяснения. И при встрече с режиссером я понимаю, что ему не хочется углубляться.
— Маргарита, представьте, к вам подходит режиссер и предлагает сыграть любую известную женщину. Кого бы вы выбрали?
— Их много. Очень хотела бы сыграть Клеопатру. Мне нравится в ней сочетание женственности и силы. Несмотря на количество информации, многое нужно будет дофантазировать с режиссером. Это исторический персонаж, но элемент сказки все равно присутствует.
— Когда вы в последний раз были счастливы? Счастливы на все сто, абсолютно всепоглощающе?
— Ой. Вопрос счастья — это вопрос гармонии. Я много тревожусь за будущее. Вот когда уходят тревоги, чувствую себя счастливой. Нужно понять, что все тревоги — это то, чего не существует. Поэтому быть счастливой можно хоть сейчас, главное, договориться со своей головой. (Улыбается.)
— Профессия «актер» — это лотерея? Считаете себя везунчиком?
— Везунчиком никогда себя не считала. Все победы даются мне с трудом. Очень хочется выиграть в лотерею, но это пока пустые мечты. (Улыбается.) Но если вдруг что-то в моей жизни произойдет без моих усилий, надеюсь, у меня хватит смелости сказать: «Да, я абсолютно ничего не делала, это просто подарок свыше, благодарю сердечно».
— Вы когда-нибудь стояли перед сложным, судьбоносным выбором?
— Не помню такого. Как будто всегда в голове есть уже решение, главное — не обмануть себя и вытащить его наружу. Бывали неправильные решения, но они приводили меня туда, где я должна быть сегодня. Вообще, рефлексии по поводу прошлого у меня никогда не было. Никогда ни о чем не сожалею. Даже глупые поступки зачем-то были нужны.
Подпишись на наш канал в Telegram