Фильм Карена Шахназарова «Мы из джаза» уже 30 лет пользуется большой любовью у зрителей. Но мало кто знает, с какими трудностями пришлось столкнуться его создателям.
История Кости Иванова, которого выгоняют из одесского музыкального техникума за любовь к джазу, а он собирает группу и, несмотря на все перипетии, остается верен своей любви, мгновенно завоевала признание зрителей, когда в 1983 году фильм «Мы из джаза» вышел на экраны. Однако изначально сюжет у картины должен был быть совершенно иным.
Режиссер Карен Шахназаров хотел снять историю о молодом Леониде Утесове. На эту мысль его натолкнула телепередача, где Леонид Осипович пел и рассказывал про советский джаз в 20-е годы. Шахназаров позвонил своему другу сценаристу Александру Бородянскому и предложил: «Саша, давай про утесовский джаз-банд сделаем кино?» Бородянский идею поддержал, и они принялись собирать материал для сценария. Друзья обратились напрямую к Утесову. Он их вежливо выслушал, а затем заявил: «Да не было у нас никакого джаза. И нечего про это фильм снимать!» Шахназаров и Бородянский были огорошены таким заявлением, ведь необычная судьба Леонида Осиповича замечательно трансформировалась в сценарий. Он родился в веселом и музыкальном городе Одессе в многодетной семье небогатого коммерсанта Вайсбейна. С детства занимался музыкой, рано начал выступать на сцене.
После поездки в Париж в 1928 году создал джазовый коллектив, который благодаря сотрудничеству с композитором Исааком Дунаевским быстро завоевал успех. А музыкальная комедия «Веселые ребята», вышедшая на экраны в 1934 году, сделала из Утесова, как теперь говорится, суперзвезду.
Шахназаров и Бородянский недолго ломали голову над резким отказом знаменитого советского джазмена. Поговорив со специалистами, выяснили, что Утесов к джазу как к искусству имел весьма опосредованное отношение. В юности он брал уроки игры на скрипке, был гимнастом, куплетистом, замечательно пел на эстраде, но не знал нот, не играл на музыкальных инструментах. Сценарист и режиссер решили, что Утесов предпочел отказаться от дальнейшего сотрудничества, чтобы не разрушать легенду.
В поисках сюжета Шахназаров и Бородянский нашли «отца» советского джаза Александра Варламова. Он был уже весьма пожилым человеком, но стоило друзьям обмолвиться о цели своего визита, как у старика загорелись глаза, и он принялся рассказывать истории, многие из которых вошли потом в фильм.
Над сценарием было решено работать в Одессе, колыбели российского джаза 20-х годов. Как вспоминал потом Бородянский: «Мы просыпались часов в десять-одиннадцать, покупали вино, выпивали и часа в два дня начинали писать. Потом в восемь вечера шли на море купаться. Снова пили вино и писали до трех часов ночи». От своей работы друзья были в восторге. Через две недели готовый сценарий они принесли на «Мосфильм» с полной уверенностью, что редакторы высоко оценят их труд. Но сценарий чуть ли не единогласно был признан ужасным.
Свое горе Шахназаров с Бородянским залили в ресторане Дома кино, а наутро, протрезвев, снова сели за пишущую машинку. В итоге работа продлилась год, было написано восемь вариантов сценария и внесено бесчисленное количество поправок. Почему они не бросили это, казалось бы, безнадежное дело? Потому что для молодого режиссера Шахназарова это был последний шанс закрепиться в профессии.
Его первый сценарий, написанный в соавторстве с тем же Бородянским, не приняли к постановке. Предложили снимать картину по пьесе Леонида Зорина «Добряки», которая Шахназарову была не близка, но выбирать не приходилось. Неудивительно, что фильм оказался, мягко говоря, слабоват. «Все так неудачно складывалось, что я стал подумывать о том, чтобы закончить свой путь в кино», — рассказывает о тех временах Шахназаров.
На «Мосфильме» решили дать Шахназарову еще один шанс — разрешили снять фильм про джаз. И даже утвердили на роли тех актеров, которых хотел режиссер. Видимо, потому, что в большинстве своем они были из категории, как теперь бы сказали, лузеров. В случае провала картины руководители студии могли развести руками: от этой компашки мы другого и не ждали. Судите сами: Александр Панкратов-Черный пять лет ждал возможности снять свою первую картину. После его дебюта один чиновник поклялся своим партбилетом, что это последний фильм новоявленного режиссера. Ни денег, ни жилья в Москве. В «Мы из джаза» Панкратов-Черный сыграл случайно. По просьбе режиссера пришел помочь другому актеру и неожиданно попал в образ гораздо точнее Николая Еременко и Леонида Ярмольника, пробовавшихся на роль Степана Грушко.
Роль Кости Иванова должна была достаться Дмитрию Харатьяну. Однако появился Игорь Скляр, который тоже очень подходил в компанию неудачников — только что из армии, родом из Курска, никаких перспектив, несмотря на успешный дебют двумя годами ранее. Николая Аверюшкина на роль барабанщика Жоры нашли совершенно случайно. Шахназаров пришел на дипломный спектакль в Музыкальное училище имени Октябрьской революции присмотреть актрису на женскую роль. Но встретил Николая, который показался ему невероятно смешным, и спросил: «Ты на барабанах умеешь играть?» Тот, не задумываясь, выпалил: «Конечно, умею!» — хотя до этого ни разу в жизни не держал в руках барабанные палочки. Он тоже, что называется, не имел ни кола ни двора: после развода жена выставила Николая на улицу.
Немного другая ситуация складывалась у Петра Щербакова, которому достался саксофонист императорского двора Иван Бавурин. Петр Иванович был талантливейшим характерным актером, виртуозным исполнителем ролей чиновников и ответственных партработников, он играл чуть ли не в каждом выпуске киножурнала «Фитиль». Однако на центральные роли его не приглашали уже много лет. И в этом тоже была проблема.
На главную женскую роль Карен Шахназаров пробовал Любовь Полищук и Ирину Понаровскую. Но досталась она совсем еще юной Елене Цыплаковой. Сомнений в том, что Лариса Долина споет свои партии, не было ни у кого. Она — единственный профессиональный музыкант из актерской команды. К тому же Шахназарову казалось, что Долину будет легко загримировать под мулатку.
Сложность заключалась в том, что певица на момент съемок была на шестом месяце беременности. Лариса лежала в больнице на сохранении, и врачи отпустили ее только под личную ответственность режиссера. Шахназаров сам приезжал за Долиной на машине. У нее отекали ноги, кружилась голова и ныла спина, чтобы выйти на площадку Долиной приходилось собирать всю свою волю в кулак. Гримеры трудились над Ларисой по шесть часов, но грим ложился неровно, поэтому у кубинской певицы Клементины Фернандес лицо местами покрыто пятнами.
В какой-то момент на «Мосфильме» спохватились, что в картине нет ни одного известного актера, и потребовали ввести звезд на роли второго плана. Если с Бориславом Брондуковым и Леонидом Куравлевым проблем не было — они оба играли в комедии «Афоня», сценаристом которой был Бородянский, то Евгений Евстигнеев поначалу наотрез отказывался сниматься у начинающего режиссера, да еще в эпизоде.
Но Шахназаров нашел к нему подход: во-первых, Евстигнеев очень любил джаз, а во-вторых, актеру приписали в ведомость 16 съемочных дней вместо трех, чтобы заплатить приличный гонорар. Но в день съемок денег в кассе не оказалось, афера не прокатила, и молодому режиссеру пришлось оправдываться. «Да хрен с ними, с этими деньгами!» — перебил его Евстигнеев. Он уже загорелся ролью, придумал, как будет играть своего Папу — вора в законе, у которого было мало слабостей, но одна из них — джаз. И играл Евгений Александрович вдохновенно. В сцене банкета в ресторане «Парадиз», где его Папа отмечал 50-летие «трудовой деятельности», прямо в момент съемок, под музыку, неожиданно для всех Евстигнеев начал отбивать такт вилкой и ножом на обеденных тарелках.
Шахназаров не стал останавливать съемку, сказав: «Прекрасно, давайте так все и оставим!»
Но если в Одессе съемки шли гладко, то в Москве случилось непредвиденное. На вокзале, когда нарядные и веселые главные герои встречали героиню Долиной Клементину Фернандес, джаз играл из динамиков на всю катушку — по сценарию все четверо должны идти по платформе, пританцовывая. Отрепетировали, приготовились к команде «Мотор!», но тут к режиссеру подошли люди в штатском: «Это чем вы здесь занимаетесь?» — «Мы? Ну вот, кино снимаем. А что здесь такого?» — удивился режиссер. «Как — что? Утром умер Леонид Ильич… Страна скорбит. Немедленно сворачивайтесь!» Шахназарову пришлось срочно звонить главе «Мосфильма» Николаю Сизову.
Тот недолго думая ответил: «Зачем отменять? Продолжайте, только музыку потише сделайте…»
С музыкой у Карена Шахназарова на этих съемках вообще были сплошные проблемы. Начнем с того, что ни Скляр, ни Панкратов-Черный, ни Аверюшкин, ни Щербаков толком не умели играть на музыкальных инструментах. Панкратова-Черного даже ничему научить было невозможно, потому что у него нет ни слуха, ни голоса, ни чувства ритма. А ему нужно было играть на банджо и трубе, исполнять куплеты и бить чечетку! В итоге вместо ног Панкратова-Черного на крупных планах снимали ноги профессионального чечеточника Владимира Кирсанова. А в куплетах «А ну-ка, убери свой чемоданчик» и «Прости-прощай, Одесса-мама» звучит голос оператора картины Владимира Шевцика.
Его тембр идеально совпал с тембром актера.
К моменту премьеры никакого оптимизма по поводу судьбы своей картины Карен Шахназаров уже не испытывал. Но ажиотаж был такой, что в Доме кино картину показывали сразу в двух залах. «Фильм потрясающе приняли, — вспоминает режиссер. — После премьеры, естественно, был банкет. А я тогда жил у родителей. На следующий день отсыпался. Днем меня будит мать и говорит: «Слушай, там какой-то тип названивает, говорит, что Евтушенко. Третий раз уже звонит». А надо понимать, что слава Евгения Александровича Евтушенко в то время была фантастической, зашкаливающей. И вот я беру трубку и слышу: «Я хотел только сказать, что был вчера на вашей премьере. Поздравляю, потрясающий фильм...» Наговорил еще массу приятных слов и повесил трубку.
Я был совершенно ошарашен».
Успех был ошеломительным. По опросу журнала «Советский экран», фильм «Мы из джаза» был признан одним из лучших фильмов 1984 года. В прокате его посмотрели 17,5 миллиона зрителей. 26 стран купили картину. Лента получила с десяток самых разных премий.
Сегодня Карен Шахназаров снова отдает дань уважения джазу — сидит в жюри конкурса «Большой джаз» на канале «Культура». Но когда его спрашивают, не хочет ли он снова снять музыкальный фильм, режиссер неизменно отвечает: «Эта картина отражала состояние моей души 30 лет назад. Мы все были молоды, в Одессе стояла теплая погода, мы работали как одержимые, купались ночи напролет. Я был в разводе, какие-то девушки вокруг нас все время были, мы с ними любовь крутили...
Теперь я другой и повторить чувство радости от жизни, которое тогда испытывал, уже вряд ли смогу».
Подпишись на наш канал в Telegram