В доме был лифт, но я пошел пешком. Каждая ступенька как год, соединяющий прошлое с настоящим. Я видел ее по телевизору в 1976 году. Красивая, яркая, черноволосая женщина пела романс. Мелькнула мысль, что она приедет в наш город, войдет в квартиру, сядет в наше самодельное зеленое кресло и будет смотреть на меня небесными глазами. Когда мысль достигла сознания, я подивился невозможности события. Она вошла в избранный круг известных людей, которые где-то парят, плывут над мирской жизнью, не пересекаясь с ходом обычного, тем более провинциального бытия. Прошло 33 года с момента, когда я увидел ее выразительное лицо на экране телевизора «Рекорд». Ее образ был спрятан до времени у меня в памяти. Никогда не думал, что буду подниматься по серым ступенькам к ее квартире в июне 2009 года. Звук моих шагов таял под потолком. Под подошвой скрипел песок. Незнакомые запахи забирались в нос. Дверь открыла женщина лет сорока в желтой блузке и коричневых брюках. Белые с желтыми прядями волосы были коротко острижены и торчали в стороны, но, видимо, так было задумано. Она вопросительно смотрела на меня. «Я к Алле Николаевне Баяновой». — «Да-да, мне звонили, — сказала она, — проходите». Я прошел по коридору в комнату. Алла Николаевна сидела в кресле возле круглого стола, покрытого скатертью. Я все еще надеялся, что кресло обито зеленой тканью. Но нет. На ней было длинное синее платье с белыми кружевными отворотами на воротнике и рукавах. На шее бусы из круглых бирюзовых камней. Платье с блестящей нитью, вокруг распространялось слабое сияние. Она была одета будто перед концертом. Макияж, алая помада на губах. Недлинные завивающиеся волосы тщательно уложены. Я не видел ее много лет, и, конечно, это было уже другое лицо. Меня охватила печаль. Она улыбнулась, когда я представился. Но брови оставались крепко сжатыми. Я все еще напряженно всматривался в лицо, мне казалось невозможным, чтобы та совершенная форма, которая меня поразила в молодости, могла исчезнуть. Она должна быть спрятана где-то тут, как клад под землей. «Я об этом не думаю», — вдруг сказала она. «О чем?» — спросил я, и две мысли одновременно возникли у меня в голове. Первая была о том, сможем ли мы говорить, а вторая была короче и звучала как «не может быть», и от нее пошел легкий морозец по спине. «О прошлом, о молодости...» «Не может быть, — продолжал думать я, мне стало неловко от того, что она будто прочитала мои мысли. — Это просто совпадение», — успокоил я сам себя. «В том плане, что я не сожалею, — продолжила она, — конечно, я иногда вспоминаю, отсюда смотрю на себя, но та, молодая, была не я, а я только сейчас подхожу к себе». «Ничего себе», — мысленно присвистнул я. Тут было несколько истин, которые я чувствовал интуитивно, но не мог еще сформулировать. От того, что есть эти истины, мне стало хорошо. Щемящая жалость ушла. Сказано: познайте истину. Я еще не познал, но даже вероятность познать окрылила. Я с нетерпением ожидал чего-то еще более важного. «Вот тут, — она приложила руку к груди, — возле сердца есть такой комочек. У вас он тоже есть, он есть у каждого человека. — Она замолчала. Я терялся в догадках. Она подняла на меня глаза: — Мне кажется, мы с этим рождаемся. Бог дает это каждому при рождении, ну, или позже, но в детстве — обязательно. Это то, для чего мы живем, оно никуда не девается. Оно все время здесь. Но оно свернуто в клубочек». Я не очень понимал, о чем она, но внутри начинало пульсировать что-то очень жгучее, уже проносились какие-то искры, смутные образы, лица, какие-то высказывания, цитаты, которые я не мог ни прочитать, ни понять. До разгадки оставалась одна короткая мысль, но я не в силах был ее ухватить. Я спросил: «Вы имеете в виду счастье? Это счастье?» Она задумалась так глубоко и надолго, что я стал бояться, что она забудет и не ответит, потому что так бывает: вдруг забываешь, начинаешь внутри метаться, ворошишь память и не находишь. Ибо, возможно, то, что она говорила, пришло не из ее опыта или знания, а сию минуту залетело из какого-то тайного места, которое сейчас закроется и — все. И ни я, ни она так ничего и не узнаем. Но она продолжила: «Счастье там тоже есть». Новая загадка. «Неужели это?..» Вдруг пришла холодная мысль, я не хотел произносить слово, вместо этого ворвался Владимир Высоцкий, исчез, едва обозначившись, но успел спеть мощно, хотя и беззвучно: «Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони». Подумалось, что именно пушинкой и именно ураган. «Счастье есть, но это больше», — повторила она. «Хорошо, — сказал я, думая зайти с другой стороны, — а как это развернуть, вытащить оттуда?» — «Тут вот что...» Она не договорила, замерла, ушла в себя. «Все», — подумал я. Вдруг она стала петь: «Тает луч вечернего заката, / Синевой окутаны цветы. / Где же ты, желанная когда-то? / Где же вы, забытые мечты? / Только раз бывают в жизни встречи, / Только раз судьбою рвется нить. / Только раз в холодный зимний вечер / Мне так хочется любить». Она спела до конца. Ушла вертикальная морщина на лбу, глаза вспыхнули, кожа порозовела, на мгновение проступил тайный лик молодости. Она заговорила: «Но это надо не связками, не горлом… это сердцем, если вы сердцем споете, то это будет». — «Так это любовь?» — «И любовь там тоже есть. Но это больше». Она так это произнесла, будто мы подошли к чему-то такому огромному, что для ответа уже нельзя найти подходящего вопроса. Она прожила еще два года и умерла в 2011 году. Официально ей было 97 лет. Но говорили, будто на самом деле ей было сто.
Согласно вокалотерапии мы поем звук АЙ и массируем безымянным пальцем линию сердца в обе стороны. Когда вы начнете петь АЙ, вы поймете, как петь его непрерывно в течение минуты (рис. 2, рука Аллы Баяновой. Желтые стрелочки указывают линию сердца, а красные — направление движения безымянного пальца). Укрепим сердце и вдруг раскроем тайну, которая так и ушла вместе с Аллой Баяновой. Обратите внимание на фигуры звезды и зонта (рис. 2, синий), они обозначают достижения и славу.
Подпишись на наш канал в Telegram