Именно в России Патрисия Каас в прошлом году начала свое мировое турне. А вскоре знаменитая Мадемуазель Блюз вновь порадует многочисленных российских поклонников новым музыкальным спектаклем «Кабаре», где Каас воплощает лучшие традиции французского шансона. В Париже нака-нуне очередных гастролей в Россию с Патрисией встретился корреспондент «7Д».
— Патрисия, вашу любовь к России не охладило даже, мягко говоря, не самое удачное выступление на «Евровидении» в Москве, где вы заняли скромное восьмое место.
Для многих появление на этом музыкальном конкурсе признанной звезды, наряду с откровенными дебютантами, оказалось полной неожиданностью.
— Конечно, я расстроилась, что заняла всего лишь восьмое место. Но ведь этот конкурс — игра, а в любой игре всегда рискуешь быть побежденным. Зато во Франции шесть миллионов зрителей, почти 40 процентов аудитории, в этот вечер смотрели репортажи с «Евровидения» — такого не было никогда! Ведь Франция не выигрывала с 1977 года. И если мне предложат вновь участвовать в таком состязании, я с радостью соглашусь и снова буду петь только на французском. Мне кажется позорным на международных конкурсах артисту петь не на своем родном языке, а почему-то обязательно на английском.
— Помню, много лет назад в Брюсселе вы мне сказали, что никогда не выступаете в день смерти матери.
А тут финал «Евровидения» пришелся как раз на этот самый день, 16 мая…
— Так уж случилось. Приходит время, когда даже вдовы снимают траур. Я потеряла маму, когда мне исполнилось двадцать лет, и была в тот момент на одном из своих первых турне. И с тех пор действительно на протяжении двадцати двух лет в день ее смерти старалась никуда не выходить из дома, зажигала свечку перед ее портретом, покупала букетик цветов… И я по-прежнему испытываю боль и тоску по маме, отцу, брату, ушедшим в мир иной. Но я не привыкла демонстрировать публично свои эмоции.
Никто никогда не видел и не увидит моих слез. Не забывайте, мое детство прошло в рабочем поселке, отец был шахтером. Что такое шахтерский труд и горняцкий быт, рассказывать, думаю, не стоит. К тому же я с пятнадцати лет сама зарабатываю, практически каждый вечер выступаю. Только будучи очень сильным человеком можно выдержать такой образ жизни. Хотя это вовсе не значит, что я женщина бездушная и бесстрастная. Просто у меня есть возможность на сцене выплеснуть все свои эмоции, все, что накопилось в душе.
— Во французской прессе вас порой называют «фатальной женщиной». Откровенно феминистский альбом «Сильный пол», ну и конечно же многочисленные любовные истории… Тогда же в Брюсселе вы меня познакомили с вашим другом — бельгийским композитором Филиппом Бергманом…
— Как быстро летит время!
Лет десять прошло с тех пор, как мы расстались. А пробыли вместе шесть лет. Вместе готовили мои гастроли, диски, путешествовали по миру — ведь Филипп стал моим продюсером. Согласитесь, для состоявшегося певца, автора-исполнителя, кем Филипп уже был, когда мы с ним познакомились, такое удаление от света рампы требует полного самоотречения. И он самоотверженно пошел на это. Хотя одновременно еще и раскручивал на эстраде другую маленькую звездочку, начинающую певицу. Только не подумайте, будто я ревнивица, нет! Но, сознаюсь, эти маневры по соседству, достаточно успешные надо сказать, мне не очень нравились. Впрочем, Филипп писал для меня песни с такими красноречивыми названиями, типа «Я все оставил ради тебя», и мне это было как бальзам на сердце.
Я начала подумывать о том, чтобы родить Филиппу ребенка. Но все время откладывала из-за жесткого графика гастролей. Думаю, ощущала себя еще не совсем готовой для такого важного поступка. Не хотелось быть матерью-кукушкой, передоверяющей ребенка многочисленным боннам. Так или иначе, но случилось то, что должно было случиться. Месье Филиппу надоело пребывать в тени моей славы. И это вполне объяснимо. Хотя в некоторых изданиях написали полную ерунду — мол, Бергман попытался возродить собственную карьеру, пользуясь мной, так сказать, в качестве ширмы. Конечно, это глупость. Просто я почувствовала, как между нами растет отчуждение. Особенно ставшее заметным в конце 1999 года, после серии моих триумфальных выступлений в парижском концертном зале «Зенит», а потом в одном из отелей-казино Лас-Вегаса...
Расставшись с Филиппом, я шесть лет достаточно уединенно жила в Швейцарии. Мне надо было полностью поменять атмосферу, окружение. Если хотите — надо было излечиться…
— И вам помог в этом Жан-Жак Гольдман…
— Это мой друг в самом чистом и невинном смысле этого слова и профессиональный советчик. Гольдман по праву считается одним из самых великих современных французских музыкантов. Он и отличный певец, и автор многочисленных эстрадных хитов, некоторые из которых я исполняю, и гитарист-виртуоз. Человек-оркестр! Редко в мире шоу-бизнеса коллеги умеют так дружить. Или вы принципиально не верите в дружбу между мужчиной и женщиной?
— Дружба — это прекрасно, но ведь и без любви жить непросто. И вскоре в вашей жизни наряду с мужчиной-другом появился и возлюбленный?
— Признаюсь, у меня было больше любовников, чем об этом известно журналистам или публике. Я страшно любопытная, а каждый новый мужчина — это загадка, которую так увлекательно расшифровывать. Впрочем, это вовсе не значит, что меня легко соблазнить. Если мне неинтересно с мужчиной, я вряд ли окажусь в его объятиях. Но между нами говоря, я давно не верю в истории о любовниках, которые сгорали от страсти друг к другу на протяжении всей жизни и умерли в один день.
— Ну хорошо, и все-таки расскажите о своей любви к Клоду Жану, французскому театральному артисту и манекенщику.
— Клод — мое не более чем мимолетное увлечение трехлетней давности. Именно тогда я сказала в одном из интервью, что на первое место в своей жизни ставлю публику, а не мужчину. Могу повторить эти слова и сейчас. И дело не в том, что мужчины приходят и уходят, а публика остается. Просто с годами я поняла, что любовь не должна превращаться в разрушительную страсть. Нельзя этого допускать. Любовь — это диалог в полутонах, построенный на недоговоренностях, тайно нарушенных запретах… Мне кажется, что проблема большинства любовных пар состоит в том, что партнеры почти никогда не любят друг друга с одинаковым накалом. Кто-то всегда любит сильнее, кто-то — не так сильно. Как же добиться гармонии? Наверное, чтобы уметь полноценно любить другого человека, нужно прежде всего научиться любить саму себя. Так вот, если раньше, в молодости, я была уверена, что самое прекрасное доказательство страсти — преданность, то теперь полагаю, это взаимное уважение.
Небольшой, теплый огонь горит гораздо дольше, чем высокое, яркое пламя.
— И вы нашли этот заветный огонь у Янника Аллено, шефа знаменитого ресторана при парижском отеле «Мерис»? Это он теперь, как говорят в голливудских фильмах, «мужчина вашей мечты»?
— Мы с Янником познакомились на одном из светских раутов в Париже и начали встречаться. Сразу же решили не скрывать нашей связи. Янник подарил мне уверенность в себе. Сильный, внимательный, он был сама галантность. А как он готовил! Какими десертами меня соблазнял! Недаром в знаменитом справочнике Мишлена, а это что-то вроде кулинарной Библии, его ресторану присуждены три звезды.
Невероятный престиж! Сотворив для меня какое-то из своих излюбленных кухонных шедевров, Янник наблюдал, как я с восторгом поедаю это чудо, и таял от удовольствия. Торт из шоколада, который так и называется «Шок Аллено», — это вообще нечто! Люди заранее резервируют в «Мерисе» места, чтобы отведать этого яства. А Янник готовил его только для меня одной прямо на моих глазах! Я становилась свидетельницей творческого процесса, а это, согласитесь, всегда приятно… Но Янник, с раннего утра до позднего вечера пропадающий на работе, естественно, хотел, чтобы дома его встречала заботливая жена. Подавала уютный халат, тапочки, чай, включала телевизор… Но у меня же постоянные репетиции, записи, гастроли. Из семи месяцев, что мы официально были с Янником вместе (до мая нынешнего года), в реальности виделись постоянно только в течение трех.
Мне очень жаль, но такая женщина, как я, не создана для семейного бытия. А, как я уже убедилась, настоящий мужчина никогда не согласится полностью посвятить себя карьере жены, подчинить женщине свое «эго». А не настоящего мужчину, слабака, мне и заведомо не надо… Несколько месяцев рядом с Янником я провела словно в нирване, но хорошее не длится долго. Теперь мое сердце опять вакантно.
Не будучи созданной для семейной жизни, я тем не менее люблю домашний уют, меня приводят в восторг эсэмэски «Я люблю тебя» во время гастролей и нравится, когда меня дома ждут. Но проходит время, и я начинаю уставать от присутствия другого человека в моей квартире. Не могу представить, как можно постоянно просыпаться рядом с кем-то. Я же все время в окружении людей, в толпе, поэтому нуждаюсь в одиночестве.
И оно мне по душе. Наверное, я все-таки не роковая женщина! К тому же я уже пережила так называемый кризис среднего возраста. Если раньше мне было приятно, что меня считали секс-символом, то теперь смотрю на себя совсем иначе. Потому что с годами стала более уверенной в себе.
— Случайно, не уверенность ли в себе подвигла вас на участие в такой масштабной рекламной кампании у нас в России?
— Вы правы — раньше я крайне редко даже во Франции соглашалась на рекламу. Но компания «Л’Этуаль» стала спонсором моего турне в России в прошлом году и благодаря этим деньгам мне удалось порадовать зрителей в самых богом забытых местах России и бывшего Советского Союза, в глубинке.
Что же касается рекламы чая «Липтон», то мне поступило предложение сразу же после «Евровидения». Причем записывать ролик нужно было сразу на трех языках — французском, русском и украинском. Выяснилось, что вроде бы одни и те же слова по-русски и по-украински звучат совсем иначе. И мое непонимание почему-то очень расстраивало организаторов: «Как же так? По-русски вы это сказать можете, а по-украински нет!» (Смеется.)
— А как вам удается сохранять такую прекрасную физическую форму?
— Перед постановкой «Кабаре» я очень много занималась современными танцами. Иначе конечно бы отставала на сцене от профессиональной танцовщицы Стефани Пиньон. Каждый вечер, выкладываясь на сцене так, как я это делаю, не поправишься. Я ем все, отдавая предпочтение мясу.
Любимое блюдо — панированный эскалоп с жареным картофелем. С удовольствием вожусь на кухне для друзей, которым очень нравятся мои фирменные супы и салаты (особенно мне удается салат с огурцом). Для себя же одной готовить не люблю. В крайнем случае, отварю яйцо. Ну и, сколько себя помню, всегда занималась спортом.
— А как вы относитесь к алкоголю?
— Практически не пью, хотя хорошо переношу спиртное — наверное, сказываются здоровые родительские гены. Если где-то и перебираю свою норму, так это исключительно в России… Концерты у вас начинаются очень рано — в семь, семь тридцать вечера. Поэтому после концертов мы обычно отправляемся всей командой ужинать в ресторан. В Европе, где спектакли даются поздно, я ужинаю перед выступлением.
Порой эти посиделки превращаются в состязание по потреблению спиртного между командой технического персонала и музыкантами. И вот однажды — кажется, в 2004 году — после моего первого концерта в Государственном Кремлевском дворце мы отправились в ресторан, и началось соревнование. К счастью, пили не водку, а красное вино — правда, разных марок, все время мешая его, — и я решила поддержать музыкантов, которые сперва проигрывали. С моей помощью в итоге они победили, но утром я встала совершенно больной. Весь день ела один рис, с ужасом думая о вечернем выступлении в том же Кремлевском дворце. Когда вышла на сцену, старалась держаться за подставку для микрофона. К тому же на всякий случай в разных укромных уголках сцены мои друзья расставили ведра — если станет совсем худо. Слава богу, обошлось!
— Это правда, что ваша кочевая жизнь закончилась?
— Да, после сорока пришлось все-таки бросить якорь. Я обосновалась в Париже, в престижном 8-м округе, неподалеку от резиденции Николя Саркози. Но это просто совпадение. (Смеется.) А еще я купила домик на юге Франции, в Провансе. Когда у меня образуются как минимум три свободных дня, я сажусь в поезд и уже через три часа наслаждаюсь тишиной и природой. Я не очень люблю море, но вот синее безоблачное небо поднимает мне настроение, дает новые силы. С годами — я сужу по себе — все больше нуждаешься в том покое, который способна дать нам только природа. Будучи по матери немкой, я знаю, где и когда женщина должна затормозить и остановиться. Я не расчетлива, но разумна.
— Это наверняка отразилось и в вашей парижской квартире?
— Я с детства неплохо рисую и поэтому сама занималась дизайном. Все 10 комнат выдержаны в черно-белых тонах с непременным присутствием красного цвета. Это для меня цвет любви, жизни, крови, наконец… У меня никогда не было собственного дома, своей квартиры, и только сейчас я осознала, что обживать свои личные апартаменты — это настоящая каторга. Правда, сладкая, ведь ты работаешь на себя.
— А по магазинам вы любите ходить?
— В последнее время я заглядываю только в магазины, где продается мебель, различные аксессуары — словом, все, что нужно для декора квартиры. У меня большой гардероб, я люблю красивые вещи, но одежда никогда не была для меня самоцелью.
Иногда ловлю себя на мысли, что мне лень идти и подбирать туфли к новому платью. И тогда я себе внушаю: жизнь коротка, каждую минуту может произойти что угодно, пока у тебя есть возможность, надо этим пользоваться. После чего бегу стремглав в магазин и покупаю порой то, что мне совершенно не нужно.
— И тогда вы отдаете опрометчиво купленную вещь сестре, племянницам…
— В нашей семье пять братьев (один из них уже умер) и две сестры. Я из них самая младшая. Раньше они и относились ко мне соответственно, как к самой маленькой, а значит, наиболее ранимой. Теперь же я забочусь о старших. Я постоянно отдаю сестре одежду, но берет она только самые простые вещи — джинсы, пуловеры, шарфы. Платья и пальто? Никогда.
Сестра живет в маленьком провинциальном городке, где все у всех на виду. Стоит, скажем, ей, матери троих детей, появиться в одном из моих вечерних нарядов, как соседи посмотрят косо и заговорят, что в ее доме что-то не так… А мои племянницы совсем на меня не похожи — они крупные и кругленькие, им не до моих одежд.
— У вас много друзей?
— Настоящих друзей много не бывает. К тому же я не самый веселый и общительный в мире человек. Как написала недавно одна берлинская газета: «Даже когда Патрисия Каас улыбается, в ее взгляде все равно живет грусть».
— А кому вы звоните, когда вам худо?
— Своему продюсеру Сирилю Прийору.
Мы знакомы уже двадцать пять лет. Он был у изголовья моей матери, когда она умирала. Тогда мама сказала Сирилю: «Заботься о Патрисии!» Много лет назад, когда он был менеджером одной рок-группы, мы влюбились друг в друга и четыре года прожили вместе. После расставания остались не только друзьями, но и деловыми партнерами. Хотя каждый из нас сегодня живет своей жизнью, у Сириля семья, любимая дочка… Обычно я без сожаления расстаюсь с моими бойфрендами и умею сохранять с ними хорошие товарищеские отношения. Понимаю, что сейчас ребенка заводить мне уже поздновато. И с этим, наверное, ничего не поделаешь. Но я счастлива, что служу французской песне, она для меня — не профессия, не ремесло, а главная страсть в жизни… А жизнь, что и говорить, порой пишет такие истории, которые не увидишь даже в кино.
Подпишись на наш канал в Telegram