«Я помню мальчика — искреннего, открытого, с которым мы познакомились и подружились в 1993-м. Ходили в кино, болтали о девчонках. В 1996-м он меня пригласил в свою команду. «Зима-холода», «Улетай» и другие хиты Андрея того времени при мне появились. А потом все изменилось...» — рассказывает певец, композитор и музыкальный продюсер Александр Яковлев.
— Каким был шоу-бизнес 90-х, по которому зрители ностальгируют теперь? И как вы попали в «Ласковый май»?
— Это почти сказочная история. Как и зарождение в целом «Ласкового мая», который к концу 80-х стал самой популярной группой в СССР. При практически полном отсутствии конкуренции. Нет, и другие коллективы действовали: «Цветы» Стаса Намина, и «Верасы», и «Песняры», и другие ансамбли. Те же «Комбинация», «Мираж». Но чтобы на сцене дети под танцевальную музыку «рвали зал» — такого ранее не случалось на советской эстраде. При этом, если вдуматься, никакого особого секрета-то нет. Самые активные поклонники поп-музыки в любом поколении — так было и остается — девочки 14—18 лет. В этом возрасте появляется первая влюбленность и кумиры. Если ты как артист попал в их сердце, то они твои навеки. Они приводят за собой на концерты подружек, старших братьев и сестер, родителей… Сейчас этим «девочкам» по 50+. И они с огромной любовью вспоминают времена своей юности и «Ласкового мая». Этим как раз объясняется неудержимая ностальгия по песням девяностых и нулевых.
Вживую я впервые увидел «Ласковый май» в 1987-м. Один музыкант из нашего города — а я вырос в Казани — пытался создать аналогичную мальчиковую группу. Он собрал несколько юных музыкантов, в их число попал и я. Повез нас в Москву, в КЗ «Олимпийский». Там проходила концертная программа «Белые розы белой зимой». Шоу было популярнее даже знаменитых «Рождественских встреч Пугачевой». Сами представьте: тридцатитысячный зал, несколько дней подряд! И каждый раз в зале аншлаг. Нашему казанскому продюсеру хотелось, чтобы мы напитались этой атмосферой. Правда, сидели мы где-то на галерке, на верхних ярусах. На более «козырные» места не хватило средств. Шатунов и остальной «Май» прыгали на сцене где-то совсем далеко внизу. Но общая атмосфера впечатляла. Я думал о том, что хорошо бы попасть работать сразу в основной состав группы, минуя казанский коллектив.
Впрочем, идея бойз-бэнда в Казани как-то сама собой сдулась. А через некоторое время в наш город приехал «Ласковый май». Не с Шатуновым в качестве солиста, а с Володей Шурочкиным. Незадолго до того вышел восьмой альбом «Мая» — «Гудбай, беби» — и стал самым хитовым на тот момент.
Я отправился на концерт, а затем прорвался за кулисы. Выглядел подходящим для сцены персонажем: длинные волосы, манеры артиста. Будучи учеником музыкальной спецшколы, я часто выступал в качестве пианиста. Правда, на филармонических камерных концертах. Но очень хотел себя попробовать и в эстрадном жанре.
В общем, саксофонист и продюсер «Ласкового мая» Михаил Томилин пригласил меня приехать в Москву к ним в студию на прослушивание. Я поехал. После прослушивания все тот же Томилин мне сказал: «Завтра в восемь утра, аэропорт Шереметьево. Давай паспорт, возьмем тебе билет. Летим на гастроли». Так начался мой путь в шоу-бизнесе. А первая фраза, которую услышал в аэропорту в свой адрес, прозвучала от одного из музыкантов группы: «Эй, а ну-ка, возьми мое железо!» Он хотел, чтобы я понес его чемоданы с инструментами. Не потому, что ему было тяжело нести. Проверял реакцию, можно меня подчморнуть или нет. Через подобный опыт проходят многие молодые музыканты. Но, повторюсь, я вырос в Казани. Через много лет город моей юности «воспоют» в сериале «Слово пацана. Кровь на асфальте». Ведь не соврали, все так и было. И я был закален в пацанских разборках. Но теперь моей задачей было не отстоять свои понятия, а прижиться в коллективе. И я не нарывался, а мягко съезжал: «Прости, у меня своих вещей полно. Но в следующий раз обязательно помогу».
— Фанаты Шатунова и остальных артистов «Ласкового мая» до сих пор убеждены, что все участники коллектива вышли из детдома. А вы выросли в счастливой полной семье.
— Моя мама, Лидия Александровна, заслуженный работник культуры Татарстана, папа, Валерий Иванович, является академиком, профессором кафедры народных инструментов Казанской консерватории. То есть лишь некоторая часть коллектива — самый первый состав — были действительно воспитанниками детдомов. Остальные — из вполне благополучных семей и часто с хорошим образованием.
— Удалось ли вам общаться с главными фигурами проекта — Юрием Шатуновым, Андреем Разиным и автором первых хитов Сергеем Кузнецовым?
— С Разиным и Шатуновым виделись несколько раз, это были короткие знакомства. Андрей производил впечатление уже небожителя. Некоторые его сейчас осуждают. Я считаю Разина гением. Раздавал кассеты с песнями тогда еще никому не известного «Мая» продавцам в ларьках на рынках и вокзалах. Потому что это были самые проходные, людные места. Платил продавцам по пять рублей за то, чтобы эти песни звучали безостановочно. «Давал на лапу» начальникам поездов дальнего следования — чтобы песни звучали и в вагонах на всем маршруте. Самых несговорчивых проводников добивал последним аргументом: «Это же дети-сироты поют!» А организуя первые концерты и эфиры «Ласкового мая» на телевидении, представлялся племянником Горбачева. Это тоже известный факт. Чиновники из страха перед генсеком давали «зеленый свет».
Создание нескольких составов «Мая» также стало очередной придумкой Разина. Группа мегапопулярна, артистов хотят видеть и слышать по всему Союзу — значит, дадим зрителям такую возможность. Не было никакого обмана. Все знали, что у «ЛМ» несколько составов, они формировались под конкретных солистов.
Мы занимались «сенокосом», то есть чистым заработком. Я поначалу получал 50 рублей за концерт, выступая как участник основной программы. Затем подняли до 100. При 10—20 концертах в месяц выходили весьма приличные суммы. Продюсеры не обижали ни нас, солистов, ни музыкантов. Среднестатистические зарплаты по стране тогда составляли 120—130 рублей.
— Какое впечатление на вас произвел Шатунов?
— Хороший парень, доброжелательный. Не выстраивал дистанции между собой — всесоюзной звездой — и остальными. Кузнецов тоже щеки не надувал. С ним мы общались достаточно часто. Хотя к тому времени он уже покинул группу и вернулся в родной Оренбург. Я несколько раз бывал у него в гостях, был знаком с его мамой Валентиной Алексеевной — бодрой, волевой и жестковатой. По словам Сереги, она работала директором дома отдыха в Медногорске Оренбургской области. Одна воспитывала сына. Отец то ли умер, то ли ушел из семьи.
Жили Кузнецовы, как сейчас помню, на первом этаже многоэтажки. Квартира большущая, трехкомнатная. И совершенно «убитая», почти без ремонта. Я полагал, что автор таких популярных песен должен зарабатывать космические деньги и совершенно точно жить в более комфортных условиях. Но Сергей не выглядел обиженным. Говорил, что получает определенную сумму от концертов всех составов «Мая» за исполнение его песен. Сумма, как и вся предложенная Разиным бизнес-модель, как я понял, его устраивала.
К сожалению, он крепко выпивал. Валентине Алексеевне почему-то не удавалось повлиять на сына. Не думаю, чтобы он пропивал все заработанное. Столько невозможно пропить. По-моему, вкладывал деньги в свои новые проекты — «Мама», «Чернила для пятого класса» и еще какие-то. Вокруг него постоянно пацаны тусили. Мечтал написать вторые «Белые розы». Мы об этом много говорили. Когда я уже ушел из «Мая» и стал выступать сольно, Кузнецов пытался писать и для меня. Сбрасывал мне демоверсии своих новых песен. Но среди них не оказалось ни одного потенциального хита. Впрочем, такие песни и не рождаются каждый день. И его новые проекты проваливались. Сергей не смог, к сожалению, ни сохранить заработанное, ни капитализировать свой талант автора.
— Артисты любят вспоминать забавные случаи из гастрольной жизни. Что веселого происходило с вами?
Первая кассета «Ласкового мая» стоила 30 рублей. Деньги же от ее продажи пошли на достаточно странные вещи. На них были приобретены ящик мороженого и пара дешевых часов. Одни из них презентовали солисту Юре Шатунову, и певец хранил их всю жизнь.
— Куда бы ни приезжал «Ласковый май», все стояли буквально на ушах. Гуляли мы страшно. Каждый день новые девчонки, они сами приходили к нам в гостиницы. Такой образ жизни по силам только молодым. Происходили и истории криминального характера, в 90-е это было сплошь и рядом. Как-то нас после ужина в гостинице поймали бандиты. Потребовали: «Давайте кассу (то есть вырученные за концерты деньги) и девок из вашей подтанцовки».
Дело происходило, кстати, в Казани. Мы сказали нет! Тогда они загнали нас на верхний этаж в гостинице и заперли всех в одном номере, перерезав провода местного телефона. Караулили снаружи у закрытой двери в ожидании нашей капитуляции. Я придумал единственный выход: выбирался из гостиницы по балконам. После третьего этажа балконы закончились, пришлось прыгать. Приземлился в позе эмбриона на клумбу, разбил подбородок о колени. Но хотя бы обошлось без переломов. Добежал до отделения милиции, оно находилось в паре кварталов от отеля. Объяснил ситуацию. Оказалось, сын замначальника двумя часами ранее был у нас на концерте. Уже через полчаса бандиты лежали лицами в пол на первом этаже гостиницы. А старший опергруппы говорил мне: «Мы их подержим. Но потом будем вынуждены отпустить, не имеем права по закону держать дольше. Так что у вас есть два часа…» Мы быстро собрались и смотались из города.
Разное случалось. Как-то под Томском ломается пазик — автобус, на котором передвигались и перевозили аппаратуру. Декабрь. Мороз. И нам пришлось толкать его до ближайшего населенного пункта километров пять. Вспоминается история в Ташкенте. Мы выступали в местном цирке. Из арены организаторы концерта соорудили танцевальный партер для зрителей. А коллектив расположился там, где обычно размещается цирковой оркестр. Перед концертом ужинали. Узбекская кухня, надо сказать, мясная и очень жирная. Вкусно, но мой желудок, например, такое не усваивает. Я об этом помнил, поскольку ранее бывал в Узбекистане и успел помаяться с животом. Поэтому на этот раз не притронулся к местным яствам.
На концерте, исполнив свою часть программы, я отошел вглубь сцены. После меня пел Шурочкин. Вдруг его лицо стало страдальчески-умоляющим. Он знаками показывал, что петь больше не может. Зря отведал узбекской кухни перед концертом! Я, выскочив, продолжил петь под фонограмму. А Вова убежал решать свои внезапные проблемы. Зрители вообще не заметили подмены, продолжали танцевать и визжать. Ведь звучали их любимые песни. Моя самая любимая — «Розовый вечер». Сейчас бы сделал ремикс. Но не очень понимаю, у кого запрашивать разрешение. Разин зарегистрировал бренд в Америке. А кто владеет правами на эти песни в России, мне непонятно.
— Как вы начали работать с Андреем Губиным?
— В 1993-м я тусовался на музыкальной студии в районе метро «Динамо». Делал там аранжировки и пел. Студии были местом притяжения музыкантов в Москве. Как клуб по интересам. Там и работали, и общались. Тусили, вместе ходили в бани и выпивали. Из «Ласкового мая» я к тому времени ушел. Впрочем, группа почти развалилась. Появилось много похожих коллективов — «Сладкий сон», «Маленький принц» и другие. Публика жаждала новых песен и кумиров. Так было и остается: одни кумиры сменяют других, это жизнь...
Однажды к нам в дверь постучали. А запирались мы накрепко: студии тогда часто обворовывали. Я открыл. На пороге стоял совсем юный мальчишка. Он по-простому сказал: «Здравствуйте. Меня зовут Андрей. Я хочу записать свои песни здесь на студии. Денег на запись у меня нет. Но есть компьютер…»
Он назвал компьютерную марку, которая стоила огромных денег. Тогда многие работали по бартеру. Руководитель студии Леша Исаченко сразу согласился: «Конечно, запишем!»
Записали первую — «Мальчик-бродяга». Песня хорошая. И Андрей был классным. Спокойный, рассудительный. По-моему, у него отсутствовало профессиональное музыкальное образование. Как, кстати, и у Юры Шатунова. Но они брали другим: искренностью и свойскостью. Казались не суперзвездами, а мальчишками из соседнего подъезда. Это подкупало публику.
При этом Андрей ведь из обеспеченной семьи. Его отец Виктор Викторович занимал должность вице-президента Российской товарно-сырьевой биржи. Это как сейчас президент, к примеру, «Сбербанка». Я не раз бывал вместе с Андреем в офисе его отца. Огромный кабинет, высота потолков под 10 метров. Стены завешаны дорогущими картинами. Виктор Викторович любил поговорить об искусстве, живописи — в которой я вообще не разбираюсь, поэтому предпочитал больше молчать. Был я знаком и с мамой Андрея, и с сестрой Настей. И Лизе он меня представил — той девочке, которой посвящена известная песня. Они тогда встречались. Мы подруливали к ее дому на Андрюхиной крутой иномарке. Андрюха выглядел козырным парнем.
Его песни стали крутить на телевидении: Губин попал туда благодаря компании «АРС» Игоря Крутого. Артистов уже раскручивало телевидение, а не ларьки и поезда. В какой-то момент Андрей стал, пожалуй, одним из самых востребованных исполнителей в нашей стране. Но, к сожалению, он не прошел испытание славой.
— В каком смысле?
Андрей Губин в юности мечтал быть журналистом, но потом решил стать музыкантом и подал документы в училище имени Гнесиных. После первого курса его отчислили из-за прогулов. Свою карьеру Губин начал, не имея музыкального образования. Это не помешало ему записать множество хитов и видеоклипов, которые слушают и по сей день. В 90-х его фото не сходили с обложек журналов. Губин является не только исполнителем, но и автором песен для звезд шоу-бизнеса — Жанны Фриске, Кристины Орбакайте, Юлии Беретты.
— Попробую объяснить. Я помню мальчика — искреннего, открытого, с которым мы познакомились и подружились в 1993-м. Ходили в кино, болтали о девчонках. В 1996-м он меня пригласил в свою команду. «Зима-холода», «Улетай» и другие хиты Андрея того времени при мне появились. А потом Губин пошел вообще по другой траектории, появились сомнительные компании... Притом что, кстати, в самом начале своей звездной карьеры Губин ведь вообще не употреблял спиртного и не курил. Даже когда на студии собирались музыканты и кто-то доставал бутылку, Андрюха незаметно, по-английски исчезал. Но, когда ощутил себя звездой, многое изменилось.
— Сам Губин в интервью сетовал, что у него никак не складывалась личная жизнь. Как думаете, почему?
— Я был знаком с некоторыми из его девушек. Уже упоминал Лизу. Была Люся — танцовщица его коллектива. Встречался с Ксюшей из Hi-Fi. Затем появилась Женя… Начиналось каждый раз одинаково: с его восторженных рассказов о том, что наконец «встретил ту единственную…» А заканчивалось срывом артиста. Непонятным ни для кого из его ближнего окружения.
Заезжаю за Андреем. Он открывает дверь. В комнате рыдает Люся, он тогда был с ней. «Пошли!» — мрачно говорит мне Губин и первым выходит из квартиры с дорожной сумкой. «Нам вообще-то на гастроли ехать, — напоминаю я, — а Люся у нас танцовщица». — «Заменим!» — роняет он.
Позже беседую с Люсей. Она снова плачет, говорит, что вообще ничего не понимает. Еще вчера были идеальные отношения. Ни ссор, ни тем более измен. А утром Андрей проснулся будто не с той ноги, довел до истерики. И уехал. А потом еще из коллектива уволил.
С Женей я до сих пор дружу. Она была личной помощницей Андрея в какой-то период: вместе и работали, и жили. Умница, абсолютно неконфликтная, сейчас трудится в киноиндустрии на высоких позициях. Губин и с ней умудрился рассориться и расстаться. Возможно, он намеренно себя накручивал — по-другому новые песни не рождались? Он так и не смог создать семью, которая бы его устроила.
Обижал и музыкантов. Мог, к примеру, заменить в коллективе гитариста или барабанщика: взять нового, не сообщив об этом прежнему. Просто так решил! И в аэропорт перед вылетом на гастроли прибывали сразу оба — новый и «бывший»… Какое-то время я исполнял функции администратора команды. И разруливать все эти форс-мажоры, вызванные не внешними обстоятельствами, а очередными срывами артиста, было непросто. Но для Андрея люди в принципе перестали что-либо значить. Это неправильно, надо ценить тех, кто рядом.
— А себя вы считаете счастливым артистом?
— Я, наверное, все-таки не артист по сути своей, а организатор. Или же перерос стремление быть на сцене и на виду. Создавал успешные собственные бизнес-проекты. Музыка оставалась в моей жизни, но перетекала в статус хобби. И звездой успел себя почувствовать. С сольным проектом «ЯК-40» в нулевые гастролировал по стране. Под хит «Девочка-луна» зрители отрывались так же активно, как во времена «Ласкового мая». Аранжировку делал Сергей Жуков из «Руки Вверх!» по моей просьбе. Классный музыкант, мы общаемся и сейчас.
С сольниками я проехал всю страну, был два раза в больших турах в Европе. Получил «Золотой граммофон» за песню «Не уходи». А чуть раньше «Знаешь, знаешь» стала хитом, повсюду звучала.
Публика начинает воспринимать и любить артиста по конкретным хитам. Складывается образ. Мой образ выходил надрывным и страдающим. Для таких песен нужен определенный склад характера. А я по природе веселый, жизнерадостный чувак. Чувствовал, что меня прямо физически стали затягивать «серые» состояния лирического героя. Я даже в какой-то степени стал понимать Губина с его необъяснимыми срывами. Популярность, как и большие деньги, всегда стресс. Психика либо выдерживает, либо дает сбой. Я сказал сам себе: «Стоп!» — и перестал быть сольным артистом. Это мой личный выбор.
Спустя некоторое время, задавая себе вопрос, а чего сам-то хочу, пришел к созданию GRAND MELODY ORCHESTRA («Оркестр Яковлева»). Исполняем народные и классические произведения и песни в современной обработке — танцевальные, драйвовые. В оркестре родилась и идея детского международного музыкального конкурса народных исполнителей «МиР — Музыка и Развитие». В СМИ его называют нашим русским «ЭтноВидением». Мы успешно провели уже три сезона. Отсняли народный мини-мюзикл в кинопарке «Москино» с новыми звездами и звездочками. Песня «Ох, не будите меня, молодую…» в нашем исполнении уже вовсю звучит в модных столичных клубах. Готовлю два проекта, это будет классический кавер-бэнд и диско-бэнд.
— Из исполнителей-народников вышел и суперизвестный сейчас певец SHAMAN. С ним вы работали на старте его карьеры. Каким он был тогда?
— Это было 11 лет назад, в 2013-м. Программного директора «Русского радио» Романа Емельянова пригласили в качестве судьи-наставника в «Фактор А» на телеканале «Россия». Уже он предложил мне стать музыкальным продюсером в проекте. Ярослав Дронов, в будущем певец SHAMAN, стал одним из участников. Тогда он учился в Музыкальной академии имени Гнесиных. Его педагогом была Раиса Саед-Шах — грамотная, мудрая вокалистка. И он от природы сильный вокалист. Мне сразу понравилось сочетание в его голосе ноток народного пения с академическим, как раз на подобных вещах возникает уникальный формат.
— До сих пор ходят слухи, что, мол, Пугачева нарочно не пустила талантливого парня на сцену из боязни конкуренции.
— Пугачева абсолютно ни при чем. Ему не хватало «мяса». Смотрелся несколько писклявым, не матерым. В отличие от, например, Ромы Бехметьева, выступавшего в проекте под псевдонимом Рим. Даже Юлия Самойлова — она позже представляла Россию на «Евровидении-2018» — выглядела более самодостаточной, чем Ярик тогда. Он не очень понимал, что именно как артист может и хочет нести со сцены. Но был целеустремленным. Это, пожалуй, главное качество исполнителя. Затем идут профессионализм и отсутствие вредных привычек.
Ярослав Дронов — мультиинструменталист. Он играет на фортепиано, бас-гитаре, флейте, гитаре, гармони, балалайке, но больше всего ему нравятся ударные. Сценический псевдоним SHAMAN музыкант взял в 2020 году. В этом же году певец изменил свой образ и заплел дреды. По словам Ярослава, когда он выступает на сцене, на волю вырывается его сущность с мощной магической энергией.
Мы общались и вне конкурса, пересекались на студии композитора и продюсера Игоря Матвиенко. Ярик туда приезжал пообщаться на профессиональные темы. У него была своя рок-группа «Час пик». Как-то показал нам с Антоном Беляевым свои новые песни, созданные в составе группы. На наш взгляд, это было слабовато, мы честно ему об этом тогда сказали.
Проект SHAMAN «выстрелил» после того, как им занялась Елена — жена Ярика. Он рассказывал мне о знакомстве с нею. Она гениальный маркетолог и продюсер, без ее участия Ярослав навряд ли бы стал звездой. А с нею пазлы сложились. И теперь те смыслы, которые он несет как артист, соответствуют ему и визуально, и внутренне. Хочется пожелать Ярославу удержаться на звездном пьедестале на многие годы.
Подпишись на наш канал в Telegram