«Как рассуждают многие мужчины, увидев меня? Симпатичная девочка, с привлекательными формами, снимается в кино, так почему бы и нет?..» — рассказывает актриса Екатерина Вилкова.
«Теперь мой парень — Федор Бондарчук!» — с гордостью и восторгом рассказывала я всем знакомым. Конечно, люди были поражены, не догадываясь поначалу, что я имела в виду фильм «Свадьба по обмену», в котором Федор Сергеевич Бондарчук играет бойфренда моей героини Сонечки — самовлюбленного телеведущего.
Она мечтает выйти за него замуж. Но киногерой думает только о собственной популярности, и назло ему барышня выходит замуж за первого встречного — героя Максима Матвеева (исполнитель роли Фреда в фильме «Стиляги». — Прим. ред.), который ей совсем не нравится… С Максом мне всегда очень просто работалось — он как-то очень тонко чувствует меня. А вот перед Федором Бондарчуком первое время я тушевалась, такой мандраж был... Слишком уж знаменитый он человек и в киноиндустрии, и в светской жизни. Но при ближайшем рассмотрении Федор Сергеевич оказался совершенно незаносчивым и некапризным. Работал с нами в самую жару, когда горело Подмосковье и в задымленной Москве нечем было дышать. В то время как друзья Бондарчука писали ему эсэмэски и присылали видеоролики с прекрасных экологически чистых островов, он героически продолжал сниматься с каким-то молодым режиссером Димой Грачевым и какой-то непонятной артисткой Катей Вилковой.
Наблюдая за этим, я страшно ругала себя за свои капризы, за вечную жалость к себе, за внутренний истеризм. Твердила: «Бери пример, учись! Перед тобой взрослый, состоявшийся мужчина, которому по большому счету это кино вовсе не надо. Но сегодня он — артист и, значит, работает как профессионал — приходит вовремя и делает все, что нужно, ни на что не жалуясь. А ты — мелочь еще, не пойми что в этой жизни сделавшая, — ленишься, бесконечно опаздываешь, да еще и ноешь постоянно: ах, как же я устала, ох, как мне тяжело, я даже позавтракать не успела…» Да-а, многому я научилась на этих съемках… Теперь с нетерпением жду выхода картины в прокат 21 апреля. Не знаю, получилось ли у меня убедительно сыграть свою Соню — девушку, которую не устраивают такие парни, как Максим и Федор Сергеевич.
(Смеясь.) Слишком сложно заставить женщин поверить в то, что при общении с та-а-акими мужчинами это вообще возможно.
— Катя, а были ли мужчины, оставившие яркий след в вашей реальной, а не киножизни?
— Первое чувство посетило меня сразу после поступления в Нижегородское театральное училище. Он четверокурсник, уже почти настоящий артист — ну и что, что с кукольного отделения, а я, только что окончившая 9-й класс, — еще никто, но я его полюбила. Он привлекателен, играет на гитаре и поет песни Земфиры. Я смотрю на звезды и загадываю единственное желание: «Чтобы я всегда была с Антошей!» А он смотрит на меня немножко свысока, но все-таки иногда общается со мной.
Возьмет за руку, отведет в сторонку и скажет: «Нельзя произносить «торты, шарфы». Запомни: «торты, шарфы, банты» — только так!» Я слушала затаив дыхание, и мне казалось это высшим проявлением любви. Если видела, что Антон поднимается по лестнице на второй этаж, бежала сломя голову по другой, лишь бы успеть «случайно» с ним столкнуться в коридоре и сказать: «Привет!..» Часами мерзла на автобусной остановке, чтобы, «неожиданно» увидев его, воскликнуть: «Ой, а как ты тут оказался?!» — после чего — будто бы невзначай по пути — проехаться вместе. В результате дождалась серьезного разговора: «Кать, ты замечательная, потрясающая, но пойми: ты для меня можешь быть только другом...» (Со вздохом.) Не видел Антошечка во мне женщину. Хотя относился нежно, жалел меня, пытался все мне объяснить, чтобы не ранить, не обидеть.
Конечно же я страдала, рыдала и продолжала загадывать желания на звезды и проглатывать счастливые билетики в транспорте. А однажды утром увидела в училище однокурсницу Антоши в его свитере. Все стало ясно. Моя первая девичья любовь завершилась…
А настоящая любовь пришла ко мне, когда я уже училась на старших курсах. Встретила ее в компании моей приятельницы — студентки экономического факультета Нижегородского университета. Он однокурсник этой девочки, прекрасный принц по имени Геннадий. Свечение от него шло во все стороны. Для меня он сразу стал Геночкой… Как-то очень быстро у нас возникла взаимная симпатия, и закрутился сумасшедший роман. Отношения были официальные, открытые, развивающиеся в правильном ключе: дети встречаются, потом они должны стать женихом и невестой, потом пожениться, нарожать кучу детей…
Встречались мы уже больше года, и все бы хорошо, но тут Геночка засобирался ехать в Москву сдавать экзамены в магистратуру Высшей школы экономики. А меня с собой — поступать в высшее театральное училище — не позвал. Честно сказал: «Не могу я взять на себя такую ответственность». Как сейчас понимаю, испугался: а вдруг я не поступлю, но и обратно не захочу возвращаться — и что он будет там со мной делать? При всем при этом, конечно, мне говорились слова любви, меня заверяли в вечной преданности…
Я тогда уже играла на профессиональной сцене: пожилому худруку Нижегородского драматического театра взбрело в голову поставить «Гамлета», а поскольку молоденькой артистки в труппе не было, воплощением его фантазии в образе Офелии оказалась я — 17-летняя студентка последнего курса...
Узнав об отъезде любимого, я задумалась: как мне теперь быть? Оставаться в театре? Зачем? Уже сейчас, не окончив училище, я играю здесь Офелию — вершину мечты любой актрисы. Что ждать потом? Постепенно буду становиться старше, в труппе появятся новые молоденькие девочки, которым я, осознав, что старею, готова буду горло каблуком перерезать... А возможно, это сейчас мне кажется, что я так думала? Не знаю. В любом случае, мне там стало безумно скучно. И поскольку я только что окончила театральное училище с красным дипломом, решила получить по своей профессии высшее образование. Осталось выбрать, куда ехать поступать. К моменту отъезда Геночки решила твердо: куда едет он, туда отправлюсь и я.
Тем более и девчонки с моего курса направились поступать в столицу, целым отрядом.
Вот я с ними и затесалась. Где жить? У кого-то в столице обнаружилась подруга. О, здорово, все едем к ней! Приехали: однокомнатная квартира, а там — она с мужем и ребенком, и вот, здрасте, еще и мы вдесятером. Ничего, разместились. И побежали по всем нужным вузам. Где пройдешь тур, там и радость… Я прошла в три института, из которых выбрала Школу-студию МХАТ. Зачислили меня на второй курс, который вели Сергей Иванович Земцов и Игорь Яковлевич Золотовицкий… Страшно поначалу было очень: никого же на курсе не знаешь. И мамы с папой нет рядом. Это как ходить по канату или стоять на краю крыши здания. Когда знаешь, что есть страховка или что ты привязан, — одно ощущение, а когда тебя ничего не держит…
Вот так же было со мной в Москве — ощущение, что я осталась без страховки… Первыми, кого увидела из сокурсников, были соседки по комнате Юля Галкина и Анечка Бегунова — теперь мои лучшие подружки. К счастью, они обе — состоявшиеся актрисы, работают в театрах, много снимаются… Вскоре девчонки уже знали все про моего Геночку и были в курсе любых мельчайших деталей наших отношений. Понимали: это любовь, это Ге-но-чка! (С улыбкой.) А он только мотал мне нервы.
Геночка тоже поступил в свою магистратуру. Казалось бы, все сложилось замечательно, жить бы да радоваться, так ведь нет. Оказавшись в незнакомом городе, парень вообще растерялся. Ему как мужчине было еще страшнее, чем мне, ведь приходилось крутиться самому. Он метался между учебой, хозяйством и попытками устроиться на работу.
В общем, занимался собой. Постепенно стал отдаляться от меня. Поначалу мы все-таки находили возможности для встреч: и из общаги кто-то уходил, чтобы мы остались наедине, и бесконечные прогулки, провожалки были, и у подъездов топтались часами. То есть вся эта прекрасная романтика любовных свиданий присутствовала. Естественно, все разборки происходили на улице или в кафе. И все они душераздирающие, со страстями. В памяти такая картинка: я бегу, на меня падает снег, слезы льются по щекам, перемешиваясь со снежинками. И все это очень красиво, и заводит еще больше... Но постепенно вместо встреч начались какие-то дурацкие созвоны. А я-то продолжала оставаться девочкой, которой нужно внимание, хоть какая-то поддержка, да просто ласковое слово. Но Геночка был занят своей жизнью и никакого тыла мне не обеспечивал.
Короче, все у нас стало разлаживаться… Я просто убивалась от переживаний. А он потихонечку начал делать попытки завести разговоры о том, что, может, нам стоит некоторое время повременить со встречами. Но как только я улавливала с его стороны такую опасность, тут же заливалась слезами, и ему становилось меня жалко. Девчонок своих я просто изводила, потому что ревела каждый вечер. По любому поводу ревки устраивала. Из серии: «Я ему сказала: «Целую» — а он повесил трубку и не сказал: «Целую…» А-а-а, что мне теперь делать?!» Сначала они искренне переживали за меня. Но в конце концов я их допекла. Увидев меня с мокрыми глазами, они говорили: «Все, Вилкова, достала. Иди пореви где-нибудь в другом месте…»
Перед Новым годом мы вместе с Геночкой поехали домой.
На машине нашего общего товарища из Нижнего. Я везу родителям первый большой подарок — утюг, который удалось купить на сэкономленные деньги. Полторы тысячи он стоил! Сашка сидел за рулем, я — на заднем сиденье, Геночка устроился на переднем. Я чувствовала: что-то не так — всю дорогу он со мной не разговаривает. Приезжаем. А у Геночки должен был быть день рождения. И, представляете, он не приглашает меня. Я звоню ему, поздравляю, а он так холодно-холодно со мной разговаривает. Почувствовав, что любимый решил меня бросить, я тут же сама и сподвигла его на это — сказала в сердцах: «Я все поняла, наверное, нам надо расстаться. Да?» Он промямлил что-то невразумительное. Задыхаясь от слез, я прокричала в трубку: «Помни одно: я буду ждать тебя всю жизнь! Ты всегда можешь на меня рассчитывать...» Не думаю, что у него на тот момент появилась другая девушка.
Вероятно, просто в тот период я — со своими слезами, с разборками, которые все время ему устраивала, с желанием постоянно быть вместе — стала ему в тягость. По сути своей я не супернавязчивая, просто, когда уровень связи начинает падать, а потом теряется, я впадаю в панику. Вероятно, это и отпугнуло его. Но разве это правильно? Мальчик ведь должен защищать свою девочку, давать ей какую-то уверенность...
Вернувшись в Москву, я сказала девчонкам: «Всё, нет больше Геночки». Они радостно поаплодировали и поставили черту: «Слава богу!» Я заплакала. Хорошо, что была пора экзаменов, это меня и спасло — я окунулась в подготовку и на страдания времени не осталось. Немного отойдя от переживаний, в какой-то момент я вдруг представила себя Жанной д’Арк и решила: «Теперь стану сильной женщиной, и ты все равно будешь мой!..»
В течение двух месяцев мы с Геночкой только изредка созванивались, обмениваясь ничего не значащими фразами. Однажды мне надо было передать ему какую-то бандероль из Нижнего. Встретились. Отдавая пакет, я держалась прекрасно: мол, все у меня в жизни хорошо, я потрясающе сдала экзамены, и вообще я девица успешная, свободная и независимая. А Геночка сам человек очень успешный, честолюбивый, у него прямо в крови — доказать всем, что он лучший. И от меня все время добивался такого же самоощущения. И тут вдруг впервые — наконец-то (!) — он увидел во мне уверенность сильной женщины. Я не ною, общаюсь с ним совершенно спокойно, с легким высокомерием. Видимо, такое мое преображение его очень привлекло. Спрашивает: «Проводить?» — «Нет, — отвечаю гордо, — сама поеду, на метро».
И уехала. Со следующего же дня от Геночки начались звоночки типа: «Привет. Как ты там? Я соскучился». А у меня внутри все дрожит: о-о-о, круто! Но продолжаю выдерживать характер. Час икс наступил недели через две — мы договорились о встрече… Долго репетировали сцену этого рандеву с Галкиной — в душе, пока терли друг другу спины. Мы всегда ходили в душ втроем и, натирая друг другу спинки, все обсуждали. Прекрасное было время. Когда я стала жить отдельно, меня прямо бесило, что некому спину ни потереть, ни кремом намазать. (Смеясь.) Большой минус одинокой жизни… Так вот, мы с Галкиной все разложили по полочкам: что я скажу Геночке, что он мне ответит. Моя главная задача — оставаться стойкой, сильной и не покупаться ни на какие его посулы. Галкина прямо вдалбливала мне: «Катя, надо быть железной, неприступной и ни в коем случае не возвращаться к слезам». — «Хорошо, Юль.
А если он скажет что-то обидное?» — «А ты ему словом в ответ врежь...» И мы продолжали репетировать: я была в роли Геночки, а она играла меня, что было гораздо смешнее, чем я в образе своего возлюбленного.
И вот наконец состоялась эта знаменательная встреча. Геночка прямо с ходу начал: «Я соскучился. Постоянно думаю о тебе, пойми: мне просто нужна была пауза». При этом даже цветов не принес. Зато купил мне плюшевую овцу. (Хохочет.) Достаточно забавную. Мы с подругами потом долго это вспоминали: подарок на воссоединение пары — овца! Оправданием может служить только то, что он не принес ее с собой. Я сама, увидев на витрине, сказала, что хочу эту игрушку. Он купил ее и вручил мне: «На, тебе подарок».
По крайней мере, не так обидно… (Вздохнув.) Недолго я смогла удержаться в отрепетированной роли неприступной дамы. Произнеся пару фраз из Юлькиного урока, тут же размякла, вся моя сила воли сошла на нет… Когда мы с Геночкой появились на пороге нашей комнаты, Галкина хмуро посмотрела на меня, тоном строгой матери сказала: «Ах ты такая-сякая!..» — и хлопнула дверью. Пришлось отправить моего возлюбленного восвояси. После чего мы с Юлькой поговорили, и она сказала: «Ну ладно, только больше ты мне не плачься!» Честно говоря, с той поры плакать я стала гораздо меньше. Наоборот, начала чаще попрекать Геночку и пенять ему на его скверное поведение. Но и он стал вести себя чуть иначе... Мы умудрились просуществовать вместе еще около года. А потом все как-то само собой рассыпалось. В моей жизни появилось кино.
И если раньше все мои интересы заключались только в Геночке, то теперь у меня появились другие приманки.
Меня утвердили на роль Софьи Голицыной в сериал «Сатисфакция». Приезжаю на съемочную площадку, а там полсотни человек мужчин и только три женщины: я, буфетчица и ассистентка по артистам. Даже вообразить не могла, что артистам уделяется столько внимания: все тебя просто обхаживают — и художники по костюмам, и оператор, и режиссер, и партнеры, а у меня ими были Андрюша Ильин — по роли брат моей героини — и Витя Раков — возлюбленный. При этом историческая тематика — середина ХIХ века, Мураново, природа, лето, платья с корсетами. Какая-то фантастика! А режиссер картины Миша Шевчук со мной еще отдельно репетирует, уделяет мне много времени, учит премудростям съемочного процесса — я же вообще не знала, как вести себя перед камерой, куда говорить…
Очень скоро мне стало казаться, что я весьма интересная женщина. И неглупая — меня же не только внешней заботой окружают, со мной беседуют, невзначай что-то подсказывают, слушают внимательно. На самом-то деле это просто этика кино, но тогда я об этом не знала... В это время Геночка мне постоянно звонил, и почему-то все его расстраивало: и то, что у меня хорошее настроение, и то, что я с восторгом рассказываю о своих коллегах, и то, что сама ему не звоню. Может, ревновал? Не знаю. А мне и правда было не до него — слишком много вокруг интересного… Однажды приехала со съемок на день раньше, а Геночке об этом даже не сказала. Сама удивилась: «Что это со мной?..» Через пару дней мы встретились, чтобы отметить очередную годовщину отношений.
Зашли в кафе, сидим, спокойно болтаем, я рассказываю что-то про съемки, и вдруг Геночка резко встает и уходит взвинченный. Звоню потом — не берет трубку. По дороге домой я все думала: «Боже мой, как ты можешь так вести себя со мной?! Я же люблю тебя!» Всю ночь эти мысли не давали мне покоя, а наутро… от них не осталось и следа. Само понятие «люблю тебя» отсеклось от меня в один миг. Почему? Я так и не смогла себе этого объяснить… На следующий день Геночка пришел со взглядом победителя: дескать, я обижен, ты об этом знаешь и сейчас начнешь извиняться. А я смотрю на него и думаю: «Не хочу я перед тобой извиняться. Готова только сказать: прости, если что-то было не так, и… до свидания!» Мне стало окончательно понятно: находиться рядом с этим человеком я больше не могу. Вот ведь как бывает… Единственное, что смогла сделать для Геночки, — постаралась как можно мягче сформулировать свое бесповоротное решение расстаться с ним.
Потом он, конечно, периодически возникал еще на моей орбите, но моя страсть к нему испарилась навсегда…
С годами я стала очень недоверчивой. Пусть мужчина понравился, но мне сложно решиться даже на то, чтобы поцеловаться с ним, не говоря уж об остальном. Недостаточно мне просто симпатии, я должна человеку поверить. Понимаю же, как рассуждают многие мужчины: симпатичная девочка, с привлекательными формами, снимается в кино, так почему бы нет?.. И все же в моей жизни были влюбленности. Крайне редко мне нравились ровесники, больше привлекали мужчины старше меня. Вероятно, это объясняется тем, что взрослые люди более терпимы и терпеливы.
— А из-за чего происходили расставания с вашими избранниками, почему разрушались отношения?
— Я сама пытаюсь понять, анализирую это. Наверное, все-таки главная причина в боязни ответственности с моей стороны. Я боялась замужества, рождения детей, создания полноценной семьи. Казалось, что не нагулялась еще. Всякий раз думала: «Неужели это уже все?» И кроме того, все-таки не до конца я была уверена в людях, с которыми была рядом. Вот из-за этого каждый раз потихонечку и расставалась. Не то чтобы бросала, нет. Просто подсознательно как бы доводила ситуацию до разрыва. Иногда начинала вести себя так, что мужчина уходил сам. Порой я переживала, мне становилось одиноко, но не убивалась, не ревела, и у меня не возникало вопроса: «Как же я буду дальше жить?» А это свидетельствовало о том, что, наверное, не в секунду произошло наше расставание, очевидно, давно все копилось.
— Верно ли, что сейчас вы все-таки решились на создание семьи: вы же собираетесь замуж за Илью Любимова — актера, сыгравшего, в частности, одну из главных ролей в сериале «Не родись красивой»?
— А можно я пока не буду об этом ничего говорить?
Видите ли, в жизни каждого человека есть темы, которые на каком-то этапе не хочется обсуждать ни с кем, даже с близкими подругами. Страшно спугнуть, сглазить. Тем более если речь идет о двоих — когда между людьми все слишком тонко, слишком трепетно. Когда не хочется даже облекать отношения в какую-то форму слов. Отчасти это можно сравнить с болячкой, как бы странно это ни звучало. Когда болеешь, ведь тоже нет желания говорить ни о том, что болезнь прогрессирует, ни о том, что она отступает.
Вот и тему, которую вы затронули, мне сейчас просто невозможно комментировать. В жизни ведь все так хрупко. Уверена: все женщины меня очень хорошо поймут.
— Ну а на такой вопрос можете ответить: вы сейчас пребываете в каком состоянии: в любви или в ожидании любви?
— (С улыбкой.) Я в состоянии невесты.
Подпишись на наш канал в Telegram