«Мы слетели в кювет и там еще два раза перевернулись. Скоро пришла помощь — кто-то вынул потрескавшееся лобовое стекло и вытащил папу наружу. И мы слышим: «О, Иннокентий Смоктуновский! Берегись автомобиля!» — вспоминает дочь актера Мария.
Папа родился в деревенской семье в Татьяновке Томской области. Помимо него у родителей было еще пятеро детей. Тут не забалуешь. Когда папе исполнилось четыре года, их семью раскулачили.
Спасаясь от голода, Смоктуновичи (именно это была настоящая фамилия папы) перебрались в Красноярск. Там жила родная сестра папиного отца — тетя Надя. Муж тети Нади работал механиком на заводе, и вот однажды он принес с работы красивый велосипед для Иннокентия. Папа страшно гордился подарком. И хотя велосипед был взрослым и совершенно не по размеру для мальчика, папа садился под раму, изгибался и так ездил. Однажды его послали в магазин за хлебом. Пока папа стоял в очереди, велосипед украли. Это было ужасное горе, он жутко переживал. И даже став взрослым и знаменитым, папа часто видел во сне тот велосипед — будто он весь хрустальный, переливается всеми цветами радуги, искрится…
А потом началась война. Ушел на фронт папин отец — мой дедушка.
Папа вспоминал, как провожал его, бежал за грузовиком... Больше они не виделись. Дед пропал без вести в 1942 году. А в 1943-м папу и самого призвали на фронт. Он попал в самое пекло — на Курскую дугу. Потом их часть перевели на Украину, где папа попал в окружение, а затем и в немецкий плен. Его плен длился всего один месяц и четыре дня, но, конечно, это было ужасное время. Их кормили какой-то баландой, в которой плавали кишки и испражнения животных. И это еще хорошо, если кормили, а то просто оставляли голодными. Папа болел и дистрофией, и дизентерией. Их, обессиленных, часто перегоняли из одного лагеря в другой. И вот однажды во время такого перехода папа бежал. Это вышло случайно. Пленных вели через мост, и папа, мучившийся жаждой, попросил конвоира, указывая вниз: «Вассер, вассер» («Воды, воды»).
Немец кивнул — мол, давай. Папа спустился, кое-как пробил ботинком лед. Пока возился, пока сделал несколько глотков воды, его группа уже прошла — вместе с тем конвоиром, который отпустил папу на реку. И он просто притаился под мостом, по которому все шли и шли пленные. Вдруг на лед стал спускаться другой охранник. Папу скрывала от него опора моста. Вот-вот его бы обнаружили — немцу оставалось сделать всего несколько шагов. И тут немец поскользнулся, выругался и пошел обратно. Затаив дыхание, папа дождался, чтобы колонна скрылась из виду, и, совершенно обессиленный, пополз к ближайшей деревне. Постучался в избу и, когда ему открыли, упал без сознания. Местные женщины папу выходили, подлечили, откормили. Хотя рисковали быть расстрелянными за укрывательство сбежавшего военнопленного. Позже отец примкнул к партизанскому отряду, который со временем слился с действующей армией.
Освобождал Польшу, Германию, в том числе Берлин… Самый страшный бой, в котором ему довелось участвовать, произошел в Польше: из 125 человек отряда в живых осталось только четверо. Один из них — папа.
Его дважды представляли к медали «За отвагу». Одну он получил, а со второй вышла заминка в неразберихе войны. Папе и еще одному бойцу дали задание вброд перейти протоку Днепра, доставить важные документы. А протоку обстреливали немцы! Напарника сразу ранило, тот упал в воду и утонул — спасти его папа не смог. Держа над головой документы, он пошел дальше. Несмотря на шквал огня, ему удалось дойти до нужного места. И только спустя почти полвека, в 1992 году, награда пришла к папе.
Однополчане добились! Они сами принесли медаль на спектакль «Мольер» в МХТ — на финальных аплодисментах вынесли ее на сцену и прикрепили папе прямо на камзол Людовика XIV. Папа был просто счастлив! Кстати, его медали иногда использовала мама: когда спорила с ним, доставала награды и предъявляла. Мол, помнишь, через что прошел? Почему сейчас капризничаешь?
После войны папа вернулся в Красноярск и поступил в театральную студию при местном драматическом театре. Но его испытания не закончились. Ведь все, кто побывал в немецком плену, были под подозрением в измене Родине. Папе еще повезло — ему просто поставили в паспорте штамп «39». Это означало запрет на проживание в 39 самых крупных городах Советского Союза. А многих бывших военнопленных сажали в лагерь, а то и расстреливали.
Отец договорился с одним своим другом, тоже побывавшим в плену: раз в два месяца они посылали друг другу телеграмму с текстом: «Дядя Вася, чувствую себя хорошо». Это был знак, что оба еще на воле. Однажды папа такое послание не получил. Стал наводить справки и узнал, что друга забрали. В этот же день Иннокентий Михайлович собрался и уехал из города. В Норильск. То есть сам себя сослал. Кстати, в Норильском драматическом театре, куда папа устроился, он познакомился с ссыльным Георгием Жженовым. Они потом всю жизнь общались и вместе сыграли в фильме «Берегись автомобиля». В Норильске директор театра попросил папу сменить фамилию. Шла кампания по борьбе с космополитизмом, а фамилия Смоктунович (вообще-то — белорусская) звучала подозрительно по-еврейски.
Папа не хотел, но иначе бы он лишился работы. А уезжать из Норильска было уже некуда, разве на Северный полюс. Так папа стал Смоктуновским.
Прежде чем стать известным актером, папе пришлось поскитаться по разным театрам и городам. После Норильска он работал в Махачкале. Там папа познакомился с актрисой Риммой Быковой. Он ничего нам о ней не рассказывал, не вспоминал. Слышала, что они вместе прожили около года, вместе переехали из Махачкалы в Сталинград. Знаю, что позднее Быкова тоже оказалась в Москве и играла в столичных театрах. Но с папой они не пересекались.
В столицу папа решился перебраться в 1955 году. Ему было уже 30 лет. Поселился у Леонида и Риммы Марковых — те однажды увидели его на махачкалинской сцене, оценили уровень дарования и надоумили ехать в Москву.
Папа стал показываться в разные московские театры, но везде говорили: «Да, вы интересный актер, хороший, но извините, у нас штат переполнен». Но Софья Гиацинтова — художественный руководитель Театра имени Ленинского комсомола пригласила папу работать на «разовые» роли. Однажды папа должен был сыграть танкиста в спектакле «Годы странствий». Ему выдали комбинезон, который оказался велик. Отец отправился в пошивочную — переделывать костюм. И там судьба свела его с будущей супругой, моей мамой, Суламифью Михайловной. Она работала тогда заведующей пошивочным цехом. Мама была красавицей: стройненькая, с копной каштановых волос. И очень серьезная. Папа говорил, что его покорила именно ее серьезность, особый взгляд на жизнь.
Папа влюбился и стал носить маме букетики ландышей, фиалок. В пошивочном цеху было жарко от постоянно включенных утюгов, и он просил разрешения открыть форточку, садился на подоконник и любовался мамой. Когда папа сделал ей предложение, многие отговаривали маму: «Человек без нормальной работы, без жилья, зачем он тебе нужен?» Но мама была очарована Смоктуновским. После свадьбы они поселились в комнатке, в которой жили ее родители и брат Алик. Вскоре у папы появилась и постоянная работа: у мамы в цеху работала портниха, которая обшивала на дому актрису Марину Ладынину. А та, как известно, была замужем за директором «Мосфильма» Иваном Пырьевым. И вот таким образом артисту Смоктуновскому удалось попасть на аудиенцию к Ивану Александровичу, который входил в худсовет Театра-студии киноактера.
И он дал указание взять папу в штат театра-студии.
Папа начал сниматься в кино. В 1956 году на экраны вышла картина «Солдаты», где он сыграл свою первую «звездную» роль — нескладного, интеллигентного математика Фарбера, ушедшего на войну лейтенантом. Тем временем в Ленинграде режиссер Большого драматического театра Георгий Товстоногов задумал постановку «Идиота» Достоевского. Шли репетиции. И вот на одной из них Товстоногов вдруг закричал на весь зал: «Глаза!» — «Что глаза, Георгий Александрович?» — спрашивают помощники. «У него его глаза!» — «У кого чьи глаза, Георгий Александрович?» — «У этого актера из фильма «Солдаты», который играл Фарбера.
Как его фамилия — Свистуновский, Смоктуновский? У него глаза Мышкина!» Так было решено, кто будет играть главную роль в «Идиоте». Оставалось только разыскать малоизвестного московского актера Смоктуновского…
А папа в это время снимался на киностудии «Ленфильм» в фильме «Шторм». Роль была возрастная, и папа приходил на съемку раньше всех, чтобы ему сделали старческий грим. Поэтому его сосед по гримерке — артист БДТ Евгений Лебедев — ни разу не видел папу без грима. И вот однажды папа при Лебедеве снял с лица специальную пленочку, создававшую эффект морщин. И Лебедев воскликнул: «Так это вы играли в «Солдатах»? Вас же ищет Товстоногов!» И папа переехал в Ленинград, а вместе с ним и мама. Ей пришлось оставить работу в Москве и полностью посвятить себя заботам о муже и сыне — ведь у них уже родился мой старший брат Филипп.
На премьере «Идиота» присутствовал внук Достоевского.
Он зашел за кулисы и сказал: «Иннокентий Михайлович, вы гений!» На спектакль нельзя было достать билеты. После одного из представлений овации длились 44 минуты. Папу вечно ждали на служебном входе поклонницы. Бывало, даже отрывали пуговицы с его плаща. Это был триумф! Но вот отношения Смоктуновского и Товстоногова не складывались. Режиссер ревностно относился к успеху папы в роли князя Мышкина, и через три года папе пришлось уйти из БДТ. Позже он снова оказался в Москве. Работал в Малом театре, куда его пригласил Михаил Царев, сыграл роль царя Федора Иоанновича в спектакле, режиссером которого был Борис Равенских.
Когда папе поступило предложение от кинорежиссера Григория Козинцева сыграть Гамлета, он хотел отказаться. Папе казалось, что нет ничего живого в этом образе. Но мама сказала: «Надо соглашаться. У тебя есть прекрасный помощник». — «Кто?» — «Шекспир». И папа обложился переводами «Гамлета», стал изучать английский, чтобы прочесть пьесу в подлиннике, занялся фехтованием. Но тут Бондарчук пригласил его на роль князя Болконского в «Войну и мир». Можно было совместить съемки, но Козинцев, как папа писал в своих воспоминаниях, «истерически не соглашался». Папа признавался: «Если бы Бондарчук предложил Пьера, то я бы отказался от Гамлета». В итоге он сыграл датского принца. Фильм получился гениальным. Британская киноакадемия включила его
Интересно, что в фильме папа носит медальон — такая деталь костюма. Но это был его личный медальон с фотографией папиного отца, моего деда.
А вот когда папу пригласил Рязанов на фильм «Берегись автомобиля», мама была против. Мы жили на даче под Ленинградом, и однажды туда приехал Эльдар Александрович. Папа был простужен, раздражен. И предложение сыграть Деточкина его не воодушевило. К тому же мама высказалась против: мол, дайте человеку отдохнуть. Но Рязанов проявил настойчивость. Наш дом он буквально взял в осаду! Приезжал каждый день и уговаривал: «Иннокентий Михайлович, мы создадим вам голливудские условия. Нужен доктор — будет доктор. Хотите жить с семьей во время съемок — пожалуйста!
Вы получите водительские права — мы пригласим вам инструктора по вождению». Папа не выдержал натиска и уступил. Но Рязанов не поверил: «Пишите расписку». Папа написал: «Обещаю, что буду сниматься у Рязанова в «Берегись автомобиля». Во время съемок папа, как и было обещано, научился водить машину. После нескольких занятий инструктор сказал: «Ну вот, Иннокентий Михайлович, вы уже освоили азы вождения, и теперь вам уже можно получать права и ездить. Но с условием: в 200 метрах перед вашей машиной должен ехать мотоциклист, а в 200 метрах за вами — еще один». — «Зачем?» — спросил папа. «Затем, Иннокентий Михайлович, что первый мотоциклист будет кричать в рупор: «Он едет, товарищи, осторожно!» А второй тоже в рупор объявит: «Товарищи, ура, он проехал, можно продолжать движение спокойно». Папа действительно поначалу водил неуверенно.
Хотя и купил после съемок «Волгу» — такую же, как в фильме. Однажды мы на ней перевернулись. Это было, наверное, году в 1982-м. Мы уже переехали жить в Москву. Папа повез нас на Николину Гору, на пикник. И на обратном пути газанул на подъеме в горку. Дорога была скользкой, машину занесло, мы слетели в кювет и два раза перевернулись. Все остались целы, папа только рассек лоб зеркалом заднего вида. Но было очень страшно! Скоро пришла помощь — кто-то вынул потрескавшееся лобовое стекло и вытащил папу наружу. И мы слышим: «О, Иннокентий Смоктуновский! Берегись автомобиля!»
Папу многие при жизни называли гением, и некоторые артисты даже боялись с ним играть. Знаю историю, как режиссер Сергей Соловьев хотел пригласить папу на эпизодическую роль в свой фильм «Егор Булычев и другие».
Папа обрадовался, он любил играть в классике. Но Михаил Ульянов, который был утвержден в фильм, загрустил: «Придет Кеша, дунет, и я исчезну». И режиссер взял на ту роль другого артиста. Помню, как Олег Николаевич Ефремов спрашивал: «Иннокентий, как ты думаешь, я хороший актер?» — «Ну, конечно, Олег, ты очень хороший актер». — «А какой же тогда актер ты, Кеша?» — «Ну, Олег, я актер космический», — честно отвечал папа.
Несмотря на то что Смоктуновский обожал работу, он был заботливым отцом. Смутно помню один момент. Мне девять месяцев. Только что сделали прививку от оспы, и у меня не заживала ранка, я плакала. И папа брал меня на руки и ходил со мной. Я замолкала. Как только он меня опускал в кроватку, я опять начинала плакать.
И ему пришлось так двое суток со мной ходить. Он и в школу нас с братом водил, и задачки с нами решал по математике, и плавать учил... А как он читал на ночь «Винни-Пуха»!.. Папа очень любил, когда я играла на фортепьяно. Иногда вставал рядом и под музыку читал Пушкина. Получалось красиво. Он мечтал, чтобы мы с братом стали артистами. Мой Брат Филипп учился в свое время в Театральном училище имени Щукина и даже снимался в кино. Но стал литературным переводчиком. А я пошла в хореографическое училище. И папа в интервью на вопрос: «Чем вы гордитесь?» — стал отвечать: «Тем, как моя дочь крутит фуэте». Когда мне в училище велели сидеть на диете, он из солидарности тоже отказывался от белого хлеба, от сладостей. А однажды папа, волнуясь за меня, пришел ко мне на очередной экзамен. Я сама увидела его случайно, бросив взгляд в окно балетного зала.
Он стоял на газоне и смотрел вверх, стараясь разглядеть меня. А когда я подошла к стеклу, стал бурно жестикулировать — подбадривать. Тут и комиссия заметила нашу пантомиму. Председатель открыла окно: «Иннокентий Михайлович, поднимайтесь!» Присутствие папы помогло — я очень хорошо сдала экзамен…
Со временем у нас завелся новый член семьи, которого папа тоже полюбил всем сердцем, — кокер-спаниель. Сначала папа был против, я его еле уговорила, с условием, что сама буду заниматься собакой. Но, как это бывает, нянчиться с псом стали родители. Жан-Батист Поклен де Мольер Джус — так назвал папа нашего пса. И Жан был очень ему предан. Помню, как он перед дверью ждал папу со спектакля и с визгом подпрыгивал, когда тот приходил домой.
Еще папа любил обучать собаку разным вещам. Например, переходить дорогу только по команде «Можно!». Но самое поразительное, что он научил нашего пса… говорить! Протягивал кусочек колбаски и произносил: «М-м-м». Добившись от собаки, чтобы та воспроизвела этот звук, папа продвигался дальше: «Ма-а-а...» И так терпеливо, день за днем. В итоге Жан очень отчетливо произносил «Ма-ма».
Однажды, в 90-х годах на гастролях в Америке, папа пожаловался продюсеру Натану Слезингеру, что в Москве становится опасно гулять по вечерам с собакой. И Натан подарил папе газовый пистолет. Мы тоже были на тех гастролях вместе с папой. Когда пришла пора собираться домой, папа меня спрашивает: «Машенька, а куда мы положим пистолет?
В чемодан или в ручную кладь?» Почему-то мне показалось, что надо в ручную кладь. Мол, если у нас спросят, везем ли мы оружие, мы сразу достанем и покажем. Но в итоге нас с этим пистолетом арестовали на границе. Мы даже не успели о нем никому сказать — папину сумку просветили, а там… Тут же появились полицейские, спрашивают: «Вы сами паковали вещи или вам кто-то помогал?» Отвечаю на всякий случай: «Да, мне помогали». Оказывается, это только укрепило их в подозрениях: так обычно отвечают террористы. Вместо самолета мы отправились в полицейский участок. Нас выручил российский консул. Он приехал и объяснил, что вышло недоразумение, что это знаменитый русский актер и его семья, они не могут быть террористами. Из Штатов нам удалось улететь только через три дня. А пистолет, конечно, у нас отобрали.
В свое время папа написал книгу воспоминаний под названием «Быть!».
Там он вспоминал себя маленьким: «Часто поздним летним вечером на пологой крыше погреба я лежал, радостно замирая под властью звездного неба, и Млечный Путь неотступно манил в хрустальную глубину и обещал в конце усилий, познаний и труда приобщить к вечному мерцанию». Жизнь папу не обманула. В честь Смоктуновского названа планета № 4926.
Летом 1994 года папа скоропостижно умер от третьего инфаркта. Как же тосковал Жан! Каждый вечер ждал папу у дверей, будто бы тот вот-вот придет из театра. Когда на прогулке пес видел кого-то в пальто и шляпе, как обычно ходил папа, — замирал. Внимательно изучал и, поняв, что в очередной раз обманулся, принимался скулить.
Жан пережил папу на четыре года. Ну а мы живем светлой памятью об отце…
Подпишись на наш канал в Telegram