По утрам я бегу на кухню варить для жены кофе. Оказалось — мне так не хватало этого простого занятия! Наташка спит, я смотрю на нее и не понимаю: за что судьба вновь подарила мне счастье? Всего четыре года назад думал, что буду доживать век бобылем. Но в мою жизнь неожиданно ворвалась Она — двадцатилетняя пигалица в чужих рваных джинсах.
Наташу я впервые увидел на занятиях. Она стала моей студенткой в Санкт-Петербургском институте гуманитарного образования, там есть актерский курс, правда платный, так что народу у нас немного и, конечно, больше девчонок — восемь, а парней всего двое.
Однажды Наташа вместе со старостой курса Аней Мещеряковой зашли в мою гримуборную в Театре имени Комиссаржевской. Не знаю, почему у меня с языка сорвались слова, о которых тут же забыл: «А я на тебе, пожалуй, женюсь!» Вспомнили мы про этот случай уже накануне свадьбы. До сих пор загадка, что это было — мистика или судьба. Наверное, именно тогда впервые между нами проскочила искра. И началось сближение: постепенное, не такое, как принято у теперешней молодежи.
Мой интерес к Наташе возник из-за поэзии. Помню, требовал от студентов учить любимые стихи любых авторов: «Главное, чтобы вам нравилось. Тогда и запоминаться станет лучше, и с выражением будете декламировать». Читали студенты все неплохо, но Наталья — как-то особенно душевно. Вдруг спрашивает:
— А Бродского можно?
— Ты и Бродского знаешь? — удивляюсь я.
— Да, его особенно люблю!
Я был поражен: это редкость, когда Бродского внятно и хорошо читают. У него мысль бывает длинная... Но Наташа смогла. Она так чувствовала, о чем писал Бродский, что я невольно замер. А однажды, краснея, Наташа спросила: «Можно я вам свои стихи покажу?» Стихи у нее оказались талантливыми.
Иначе не дано: коль глух ты к Миру —
Мир глух останется навек к тебе!
Хоть пей святую воду, ешь просвиру
И отпускай грехи свои себе,
И жертвуй на святой алтарь ягненка,
Танцуй, молись и кланяйся потом,
Роди, взрасти и воспитай ребенка,
Деревья насажай, воздвигни дом...
Но если глух ты к Миру, сердце черство
И Вера без полива, без страды,
То все твое насущное упорство
В итоге гниль дает, а не плоды...
Мы стали чаще общаться и не заметили, как перешли на «ты». Гуляли по центру города, говорили обо всем, нам было легко и очень интересно вместе. Вскоре я почувствовал, что Наташа проявляет ко мне женский интерес. И попросил ее притормозить: «Куда ты торопишься?! Что ж у вас за поколение такое: сбежались и тут же разбежались!» Вот баба Поля моя, помнится, говорила: «Ванечка, этот сорт картошки — скороспелка. Ее надо быстро съесть, иначе испортится, для хранения на зиму не годится». Я не хотел, чтоб наше чувство оказалось такой скороспелкой, поэтому порывы Наташи сдерживал. Понимал: если это что-то серьезное, оно к нам со временем придет, а если нет — растает как дым.
Но наши чувства не улетучивались, а делались все ярче, и настал момент, когда я признался ей: «Знаешь, ты ведь заново пробуждаешь во мне мужчину». Потому что после развода с Натальей Николаевной в 2011 году мне долгое время никто не был нужен. «Ну что ж, — сказал себе, — пора завязывать с любовью...» И завязал на несколько лет, а считал — что навсегда. Слишком тяжело переживал развод, хотя сам отпустил Наталью Николаевну. Как только между мной и супругой появилось отчуждение, напрямую спросил: «Ты что-то скрываешь?» Выяснилось, что в Интернете она нашла Андрея, свою юношескую любовь, у них снова возникла взаимная симпатия. Открылась мне и ждет, что скажу. А я ответил: «Ты свободный человек! Я сам способствовал развитию в тебе такого мышления. Так что имеешь полное право уйти». Мы пошли в ЗАГС, и нас, несмотря на наличие двоих детей, совершенно спокойно развели.
Естественно, я страдал. Друзья говорят, эти три года был каким-то тусклым, скучным. И пока не встретил свою пигалицу, считал, что все еще люблю Наталью Николаевну. А потом пришло время, признался ей:
— Я ведь могу снова жениться...
По-моему, «бывшая» за меня обрадовалась:
— Если возникло что-то серьезное, поздравляю!
И не отказала себе в желании познакомиться с Наташей — вот что значит женское любопытство! Кажется, она осталась довольна моим выбором.
...В тот день, когда мы впервые поцеловались, я сказал Наташе:
— Наше будущее — непростой вопрос. И если ты действительно хочешь быть со мной, пойми — это тяжкий крест! Тебе когда-нибудь придется за мной ухаживать, я уйду первым! Могу обещать тебе только семь лет.
Почему семь? Верю, что есть семилетний цикл в жизни людей. Раз в семь лет все обновляется. Подсчитал тут недавно, что у меня уже идет тринадцатый семилетний цикл — это приличный срок. Но Наташа с моими планами на будущее категорически не согласилась.
— Семь лет мне мало! — заявила она.
— А дальше будет зависеть от тебя! — говорю.
Ну а если серьезно, жена полностью разделяет мои тревоги о будущем. Иногда прошу:
— Роди мне доченьку.
А она:
— И как мы будем жить? Сам говоришь — семь лет. А дальше что?
— А дальше у вас будет доброе имя и вы станете славно продолжать семейную актерскую династию! Не бойся.
Но она пока опасается. И это хорошо. Опять же, мой принцип — не торопиться — проявился и в этом вопросе. Поспешишь — людей насмешишь. Мы и так своей свадьбой всех насмешили: и Питер, и Москву, и Россию, и уже за границей пишут про нас. Но по большому счету нам с Наташей все равно. Это пена, она опадет, а семья останется.
Конечно, на такой необычный союз все вокруг реагировали бурно. Когда мы пришли в ЗАГС Адмиралтейского района подавать заявление, в дверях собралась большая часть коллектива. На меня, мягко говоря, смотрели с удивлением. Ведь в 2001 году я туда же привел другую Наталью, Николаевну. А тут — и невеста еще моложе, и разница в возрасте у нас уже побольше. Увидев всеобщий интерес, спросил у работниц ЗАГСа: «Скажите, пожалуйста, вы регистрируете душевные браки?» Они заулыбались и закивали. Поверьте — я не лукавил. Наш брак действительно сердечный, душевный, дружеский, уважительный. Хотя и ссоры порой вспыхивают: у Натальи волевой характер и важен даже не предмет спора, а кто одержит в нем верх. В шутку называю эти бои «ристалищем извилин». Но и ссориться с ней тоже приятно. Не зря же говорят: милые бранятся — только тешатся.
Поняв, что влюбился, сразу обозначил серьезность своих намерений. И как только мы первый раз вместе появились на людях, представил Наташу как свою невесту. Виктор Абрамович Новиков, худрук нашего Театра имени Веры Комиссаржевской, чуть со стула не свалился, услышав это. И его жена Лариса Романовна на меня та-а-ак посмотрела! Когда привел Наташу на юбилей режиссера Семена Спивака, там все гости тоже о нас узнали, я ничего не скрывал. Наташа возмутилась:
— Зачем? А вдруг ничего не получится?
— Никаких «вдруг» не может быть. Вдруг бывает только пук! Я сказал тебе — поженимся, значит, поженимся!
Наташа еще до свадьбы поведала мне об одном своем активном обожателе. Но я был спокоен: она имеет право на восхищение, Наташа его достойна. А уж с кем захочет быть — пусть сама делает выбор, ведь мы свободные люди. Все тогда ей и выложил. Мол, в любой момент ты можешь меня оставить. А она посмотрела серьезно: «Ты полагаешь, в моих интересах убить тебя раньше времени?» В тот момент еще раз убедился — любит! И решил пригласить ее домой, познакомить с родней.
Сейчас я живу в одной квартире со вдовой моего сына Андрюши Маргаритой и внуком Кириллом. Свою жилплощадь оставил предыдущей жене Наталье Николаевне и сыновьям Ване и Феде. Какое-то время я занимал комнату у бывшей тещи. С Галиной Дмитриевной, мамой Натальи Николаевны, у нас полная любовь и взаимоуважение. Это даже в театре прозвучало: я однажды пришел и сказал администратору, что мне понадобятся два места, и если можно — хороших.
— А кто придет? Мы их знаем? — стали расспрашивать.
— Придут теща и ее сестра! В общем — две тещи.
Потому что Людмила Дмитриевна, старшая сестра Галины Дмитриевны, тоже стала мне родным человеком, называю ее боевой подругой.
— Как так — две тещи?! — удивились в театре.
Я им:
— Одна законная, другая гражданская.
Все хохотали.
Так вот: пожил у бывшей тещи, но потом решил, что не хочу ее стеснять, и переехал к Маргарите с Кириллом. В этом доме мы жили когда-то с моей покойной женой Кирой, мамой Андрюши. Туда и привел Наташу. Мои домочадцы сидят за столом и ждут настороженно. Напряжение просто в воздухе висит. А я и говорю: «Это моя будущая жена. Прошу к ней относиться соответственно. А теперь выдохните, откроем шампанское и познакомимся». В итоге Маргарита приняла Наташку как родную. А Кирюша даже хвастает, какая молодая у него бабушка.
Да и мой Воробушек успокоился: раз уж Ваня сказал, что все сложится хорошо, так и будет. К слову, мне очень нравится, что Наташка зовет меня Ваней. Вот Наталья Николаевна мне «выкала». И официально так: Иван Иванович. Папой называла иногда, после рождения мальчиков. А когда юная жена первый раз вдруг сказала: «Вань!» — так приятно стало. Потому что «вы» — это какая-то... я бы ее не назвал преградой, но все-таки занавесочка в отношениях. А потом Наташка узнала, что меня в детстве звали Ванюшкой, с ударением на первом слоге. Так баба Поля ко мне обращалась. И теперь супруга зовет: «Ванюшка, тебя к телефону!»
Я же ее по-разному называю. Помню, когда она растрепанная, в чужих не по размеру джинсах ворвалась в аудиторию, скомандовал: «Гаврош, иди сюда!» Так что она у меня и Гаврошка, и Севастопольский воробушек. И Натуля. Это только ее имя, а если я Наталью Николаевну случайно Натулей назову, жена молнии глазами мечет. Но, конечно, она понимает всю меру моего уважения к бывшей супруге и благодарность ей за детей. И здесь у нее нет никакого неприятия.
Тем не менее взаимная ревность у нас порой присутствует. И разыгрываются такие бури! Мне кажется, что на нее кладут глаз чуть ли не все мужчины вокруг, а она кокетничает. Наташка отвечает: «А разве ты не видишь взгляды, которые на тебя даже толстые тетки бросают?!» Ну не вижу — я же подслеповат.
А если уж говорить о том, кто как принял наше решение пожениться, то признаюсь — разговор с будущей тещей вышел непростым. Я позвонил Светлане Евдокимовне в Севастополь, когда у нее был пик неприятия наших отношений.
— Иван Иванович, остановите это, пока не поздно! — строго отчеканила мама Наташи в трубку. — Знаю я свою дочку.
А я:
— Нет, вы ее совсем не знаете. И давайте не торопиться с выводами. Пройдет время — и мы к вам в гости еще приедем.
Она засмеялась, и лед немного подтаял. Конечно, понимаю ее: мама Наташи знала, что Иван Иванович Краско — руководитель курса, а тут такой поворот. Наташка ей когда-то кусочек моего спектакля «Тише, афиняне!» по телефону пересказала. И Светлана Евдокимовна восхитилась: «Ого, вот это да!» Мой Воробушек ведь долго скрывал наши отношения: боялся маме признаться. Но я настоял, и она обо всем узнала. Убеждал будущую тещу:
— Подождите, должно пройти время.
— Да у вас все тяп-ляп, театральщина.... — грустно выдохнула она.
— А я отношусь к тем актерам, которые театральщину ненавидят! И на сцене стараюсь не играть, а быть.
Будущая теща не знала, как у нас все целомудренно. Однажды случилось, что Наташке стало негде жить, и ей предложили койку в мужском общежитии. Я вспылил:
— Ребенок! Это что еще такое? Ты согласилась?!
— А что мне остается делать?
— Но тебя там могут обидеть, пристать!
— Я сама кого хочешь обижу!
— Будешь ночевать у меня. В моей комнате стоит лишь одна небольшая тахта, но это не значит, что буду распускать руки.
Сказано — сделано. Она переехала ко мне. Так мы и делили этот маленький диванчик, но ничего «такого» себе не позволял. Однажды Наташка даже посетовала:
— Господи! Рядом спокойно спит совершенно живой мужик...
Я лишь отшутился:
— А раньше мертвые, что ли, были?
В общем, до свадьбы мы были жених и невеста по-честному. А в последнюю ночь она у подруги ночевала, чтобы соблюсти ритуал. Для нас обоих было важно то, что мы друг перед другом чисты. Да, она была замужем, я женат, у нее были бойфренды и поклонники, но все это прошлое. Теперь есть только мы двое.
Вот Наташа говорит, что я неромантичный. На самом деле романтики во мне море, просто я не показушник. Перед свадьбой ворчала: «Ты даже предложение как следует не сделал». И тогда решил любимую удивить, срежиссировав сцену в метро. Выходим из вагона на платформу, там, где переход со станции «Площадь Восстания» на «Маяковскую». Я становлюсь на одно колено и говорю:
— Сударыня, будьте моей женой!
Вокруг люди, меня узнают, кто-то в шоке застывает. А Гаврошка прыснула в кулак:
— Побежали отсюда, дурачок!
Было понятно, что она ответит согласием. Свадебное платье приобреталось в строжайшем секрете — так захотела Наташа. Когда я ее увидел в ЗАГСе, обомлел. Наряд сидел восхитительно! В принципе на ней все сидит хорошо. Какую одежду ни примерит в магазине, будто на моего Воробушка сшито. А мне сначала купили обычный костюм: пиджак, брюки, планировалась и бабочка. Я взмолился: «Только не бабочка! Терпеть их не могу». Бабочку заменили на обычный галстук и бутоньерку.
Но костюм так и не надел, ведь поженились мы девятого сентября, а восьмого — день начала блокады Ленинграда. Для меня это важная дата. Решил удивить невесту и в ЗАГС приехал в форме морского офицера — в молодости служил во флоте. Вышел, Наташа широко улыбнулась. «А знаешь, почему так оделся? Вернулся в свои юные годы, чтобы тебе соответствовать!» — объяснил я. Не хотел смотреться старым дураком, и в итоге все вышло замечательно. Правда, мои друзья-моряки были ошарашены видом жениха.
Свидетелями на свадьбе выступили подруга Наташи Анечка Мещерякова и худрук нашего театра Виктор Абрамович. Кольца мы заказали особые, их сделал ювелир из наших прежних обручальных колец. Добавили немного золота, чтобы были шире, и выгравировали надпись — слова царя Соломона «Все проходит». На самом деле в них нет ничего грустного. И это не намек на скоротечность жизни. Просто советую Наташе смотреть на кольцо, когда мы ссоримся, чтобы она быстрее остывала. Как уже говорил — стычки у нас не по вопросам быта, а по вопросам бытия, поэтому иногда установить истину непросто.
Наталья совершенно небытовой человек. Она не меркантильна: например, спокойно восприняла, что мы не поехали в свадебное путешествие. Собирались в Венецию — посмотреть этот красивый город, посетить могилу Бродского... Но настолько плотно оба заняты в театре, что выкроить даже пары дней не получилось. Так что медовый месяц пришлось отложить. Пока довольствуемся тем, что проводим вместе редкие выходные. Когда они есть — это счастье. Вдвоем выбираемся погулять, ездим на дачу, ходим в театры, в кино. Не на современные блокбастеры — нового «Терминатора» не смотрели, ходим на хорошие фильмы.
Иногда жена колдует на кухне. Однажды поддел:
— Ты меня прокормить не сможешь!
Она тут же завелась:
— Еще как cмогу!
Пошла и приготовила мясо так, что я пальчики облизал. А еще она делает очень вкусный рулетик-яичницу. Добавит туда чего-нибудь — сыра, овощей — ой как интересно! Или салат у нее какого-то совершенно удивительного вкуса, но в то же время очень приятный. Она особым образом подбирает ингредиенты, специи, и все очень хорошо получается.
Готовить Наташа умеет, но ей жалко времени на это занятие: жена пропадает на репетициях в студенческом театре СПбИГО, который она пытается поднять вместе с однокурсниками. Там есть небольшой зальчик на шестьдесят мест, моя гордость — сделан он по моему проекту. Между прочим, у ребят уже шесть спектаклей и к ним приходит народ...
Из хозяйственных дел больше всего супругу удручает процесс мытья посуды, хотя ради семьи она жертвует собой. Однажды на даче ей пришлось целый день возиться с горой грязных тарелок — гостей было много, а условия не городские: кранчик с холодной водой во дворе. И Наталья молча все перемыла. Я вполне спокойно отношусь к тому, что жена не зациклена на кухне. Кулинария сегодня не проблема, для меня это не главное. Кафе есть почти в каждом доме, да и сам я неплохо готовлю. На мой взгляд, семья держится совсем не на быте. Когда же из пустяка делают трагедию, придираясь к обеду или рабочему беспорядку, — это мелочно! Потом у таких людей начинается дележ имущества. Моя Наташа категорически против подобных вещей. Любит повторять:
— Мне ничего от тебя не надо!
— Как так ничего?! Ты ж сама забрала мои руку и сердце.
Супруга смеется:
— Хитер!
К слову, после того как мы с Наташей поженились, разговор об имуществе все же однажды зашел. Недавно я решил построить дом в Вартемягах — деревне, где родился. И мой сын Ваня вдруг спросил:
— Папа, а ты строишь большой дом?
— Почему спрашиваешь?
— Хотелось бы, чтобы у меня там была отдельная комната.
Я пообещал.
— А у Феди? — не унимался сын.
— И у брата будет.
— А если мама к нам приедет? — продолжал допытываться Ваня.
— И для мамы будет комната.
Сын засиял. А потом вдруг выпалил:
— А эта дача достанется твоей новой Наташе?
Вот такой недетский вопрос. Пришлось отвечать:
— Сынок, не волнуйся, вы у меня на хорошем счету. Я вас никогда не оставлю.
Парень успокоился. Ваню и Федю обожаю — и всегда помогаю им. Надо отдать должное их матери: она деликатна. Перед тем как что-то попросить, уточняет: есть ли такая возможность? Стесняется. Мне кажется — зря. Это же мои дети, и они навсегда останутся моими. К слову, юная жена относится к ним с большой любовью, они общаются не только лично, но и по Интернету. Наташка умница, она говорит:
— Я у тебя на третьем месте. На тебе Ваня и Федя, это первое. И второе — твой театр, твоя работа.
Отвечаю:
— Ну почему же, ты на всех трех местах. Ты — тоже мой ребенок, я тебя вырастил, имей это в виду!
— А вот и нет — сама росла! — ворчит Наташа.
У нее развито чувство самостоятельности, оно даже мужское. Очень умная, волевая, решительная девушка. Вспыхивает как спичка, и тогда доказывать ей что-то бесполезно. Я ухожу: «Когда остынешь, продолжим разговор». Но в одном она со мной абсолютно солидарна. Наташку вопрос денег вообще не волнует. И слава богу! Ведь на тот свет с собой ничего не возьмешь. Поэтому копить стоит только для детей, а самому жить скромно.
Я стараюсь активно участвовать в жизни Вани и Феди, часто вижусь с ними. Вот Ваню на днях проводил в столицу на танцевальный конкурс, Наталья Николаевна была на работе — не могла. Сын занимается бальными танцами и делает успехи. Только пока актерского мастерства ему не очень хватает: не прочувствовал изнутри, что такое быть кавалером, я ему объясняю, но он скептик. С характером парень — никого не слушает. Точно знаю: никогда не будет улыбаться, если ему не хочется. И фотографироваться не любит. Придут журналисты, а он хмурится: «Пап, надоело все это». А Федя у меня музыкой занимается, но чего он в этом добьется — говорить пока рано.
Конечно, я хочу еще раз стать отцом. Но настаивать на этом не могу. Думаю, Наталья вскоре сама созреет и все-таки родит мне дочку. К женщине всегда относился как к святому существу и считаю, что каждая непременно должна стать мамой. И если уж глобально смотреть — от женщин зависит судьба человечества! Обожаю беременных мадонн. Могу подойти и поцеловать такую даму в животик. Особенно если она гармонично выглядит, у нее нет никакой обиды на мир, а в глазах выражение счастья. Женщина есть женщина — для меня она инопланетное существо, не похожее на мужчину ни в чем. У нас с Наташкой тоже единство и борьба противоположностей, по закону диалектики. Но ведь без двух полюсов невозможно существование Земли.
В главном же наши взгляды совпадают. Мы оба считаем, что секс — далеко не самое важное в семейной жизни. Страсть — это проходящее, вспышка. А вот если между супругами нет взаимного уважения, дружбы, то брак несостоятелен. Он не может быть надежным и прочным. Я все думал: что такое любовь? И вывел для себя формулу. Любовь — это если есть объект внимания, которому посвящено все твое существо. Вот такие чувства, а вовсе не плотские удовольствия.
Лично я, когда люблю, способен мысленно наградить человека самыми идеальными качествами! И это тоже некая иллюзия, как у Пушкина: «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!» Вот и Наташу превозношу. Хотя знаю и отрицательные черты ее характера. Она не только вспыльчивая, но и самоедка. Наташа — Скорпион, а я — Дева, непростое сочетание. И потому перед свадьбой объяснил, что в силу уже сложившегося характера не могу быть и не буду подкаблучником. А она засмеялась и ответила, что я гений. Наташа вообще это любит повторять. «Не кидайся такими словами! — отвечаю. — Я отлично знаю, чего стою. Гении — Иннокентий Смоктуновский, Фаина Георгиевна Раневская, Георгий Товстоногов». Она о них много знает. Наташка вообще по развитию и кругозору обогнала свой возраст. Я с улыбкой замечаю, как она растет, меняется.
А для того чтобы соответствовать молодой жене, держу себя в форме. Во-первых, делаю дыхательную гимнастику. Во-вторых — специальную разминку для ног по утрам, это спасает от шаркающей стариковской походки. И в-третьих — собираюсь бросить курить, хотя смолить как паровоз начал с театрального училища. Однажды даже отравился «Астрой», много выкурил — так нервничал, репетируя роль.
Правда, пару раз я завязывал. Один раз после инфаркта, а другой — благодаря гипнозу. В девяностые у меня был курс в театральной академии, вечерние занятия. Студенты говорят: «А можно пораньше закончить? Будет программа Кашпировского, хотим бросить курить». Я тоже решил посмотреть. Он обычно в конце сеанса, начинал отсчет: пятнадцать, семнадцать, девятнадцать... И вещал: «Если вы ощутите какое-то неприятное чувство, бросьте эту гадость, курение ничего хорошего не дает». Ребята тогда острили: «Как же, Иван Иванович бросит!» Прошло две недели, и вот — очередная передача, Кашпировский ни слова не говорит о курении. Но ночью, лежа в постели, вдруг явственно ощутил, как из меня выходит никотиновое облако, дым. Причем так реально! Подумал: «На кой фиг мне все это нужно?!» И как отрубило! С утра жена Кира ушла на работу, а Юлька, дочь моя, говорит:
— Пап, покурим?
— А я не курю!
— Как это?! Вчера еще курили вместе.
И я ей рассказал, что со мной произошло. Дочь при мне закурила ради эксперимента, а у меня — никакого желания. В театре сигареты свои раздал ребятам. Так что Кашпировский — не пустое дело.
И год я не курил. А потом сидим со свояком Мишкой на даче, водочки выпили, показывают по телевизору, как Ельцин выступает перед Верховным Советом, ему предлагают присесть, а он: «Ерунда!» Он тогда на «Волге» столкнулся с «жигулями» и повредил бедро. Мы за демократию с Мишкой переживаем, и я вдруг говорю:
— Дай-ка мне сигарету!
— Ты чего?!
— Ну дай попробовать.
Затянулся — и как будто не бросал. И тут узнаю из прессы, что Кашпировский уехал в Польшу, в Гданьск, на постоянное место жительства. Так что гипноз закончился, увез он свои чары. По секрету скажу: сейчас с сигаретами завязать решил не я один, ведь Наташа тоже порой покуривает. Но если мы надумаем родить, то для здоровья ребенка придется это дело бросить.
Кто-то хорошо сказал: уединение человеку необходимо, а одиночество — мука. Союз с Наташкой для меня благо и спасение. Бытовые вопросы мы решим: в конце концов продадим дачу, я сейчас много снимаюсь — заработаю на отдельное жилье и на жизнь нашей будущей дочке. А если родится мальчик — пусть! Все равно буду рад. Это же продолжение меня, а значит, даже уйдя из этого мира, я останусь рядом с женой навсегда.
Только когда мы с Иваном Ивановичем подали заявление в ЗАГС, я решилась рассказать всю правду маме. У нее был шок, на свадьбу она так и не приехала. Знаю: пройдет время и все страсти вокруг нас улягутся. По большому счету какая разница, сколько кому лет? Ведь ни сердце, ни душа не имеют возраста.
Расскажу немного о себе. Я родилась в Джанкое, но совсем не помню этот город. В Севастополь мы с мамой переехали, когда мне было два года. Там-то я и заболела театром. Еще школьницей пришла в детско-юношеский клуб «Данко», была активным ребенком, перепробовала много занятий: плавание, футбол, рисование и даже вокал. Но больше всего понравилась театральная студия. Я поняла, что у меня есть возможность созидать, вызывать и взращивать в людях добрые чувства — именно так хочется сказать, высокими словами. И еще нравился наш командный дух: мы редко ссорились, делали одно дело.
Пять лет в театральной студии пролетели незаметно, я окончила школу и задумалась, куда поступать. Хотелось стать драматической актрисой, но в Севастополе театрального вуза не было, а в Симферопольском филиале Института имени Поплавского — только режиссерский факультет, к тому же платный. Сумма для нас с мамой была неподъемной. В итоге поступила в Севастопольский индустриально-педагогический колледж, где мальчики учились инженерным профессиям, а девочки — филологии и педагогике.
Я окончила колледж с хорошими отметками, а потому после получения диплома автоматически перешла в Глуховский национальный педагогический университет. Еще в колледже познакомилась со своим первым мужем — Романом. Он очень хороший парень. Ласковый, заботливый, и тем для разговоров у нас было много. Я уважаю военных, а Рома был офицером, окончил Нахимовскую академию в Севастополе. Но служить он не остался, не захотел идти во флот по контракту. Для того чтобы сделать карьеру и получить хорошее место, нужны были связи, а Рома их не имел, не принадлежал к династии моряков. И он устроился на производство инженером-электриком.
После колледжа еще раз задумалась: не попробовать ли поступить в Симферополе, хотя бы и на режиссерский факультет. Но муж сказал то же, что и мама: у нас нет таких средств. Я пошла в педагогический вуз, но все равно не оставляла мечты стать актрисой.
У Ромы было другое видение нашего будущего. Он все время тянул меня за границу, рассказывал, как там хорошо, отслеживал программы по получению гражданства для эмигрантов, ходил на разные курсы. Мы могли бы легко уехать, но я не хотела этого, потому что люблю Севастополь, несмотря на ощущение, что это замкнутое пространство, из него нет выхода. Но если представить карту мира как тело, то Севастополь — это мое сердце, а Питер — это легкие, здесь я свободно дышу.
...По документам мы были женаты три года, но ушла я от него раньше. Это Роман в итоге привез меня в Петербург: он нашел здесь хорошую работу. Осознание, что мы стараемся выжить в мегаполисе, какое-то время нас сближало. Но что-то внутри постоянно говорило, что жизнь «как у всех»: дом, работа, дом, работа — не мой сценарий. Муж очень расстраивался, что у нас не клеится. А склеиться и не могло: ведь для него мое творчество было чем-то несерьезным. «Пописываешь стихи — молодец!» — но не более того. Помню, написала стихотворение и посвятила его Ромке. Он поблагодарил да и забыл. Мы не ходили в кино, в театры. А мне все время хотелось выйти на улицу и крикнуть: «Люди, опомнитесь! Вы не видите мир вокруг! Любовь — это самое важное! Созидайте! Растите внутренне! Читайте нормальные книги!» Рома действительно хороший человек, он старался для семьи, но такое существование меня не устраивало. Конечно, в неудавшемся браке виноваты мы оба, и претензий после развода было много у обеих сторон.
После ухода от мужа я встретила Олега — он на девятнадцать лет старше меня. Великолепный музыкант, окончил консерваторию. С женой они давно были в разводе, и вскоре я к нему переехала. Он в 2012 году помог мне поступить в Санкт-Петербургский институт гуманитарного образования на театральный факультет. Удивительный человек! Тонкий, мудрый, порядочный. Мы были вместе два года, но в итоге тоже расстались. Я не могла работать, много времени уделять отношениям, так как училась порой по двенадцать часов, плюс бесконечные репетиции в праздники и выходные. И Олег просто устал. Понимаю его: трудно одному тянуть семейную упряжку, можно и надорваться.
В институте на занятиях я увидела Ивана Ивановича. Он был такой задумчивый, постоянно смотрел в пол. Проблемы со зрением у него уже тогда были, но в пол он смотрел специально — не хотел перебивать впечатлением от внешности «юного дарования» впечатление от его актерских способностей. Выступление я начала со стихов Рождественского и не думала, что дадут дочитать до конца. Но выслушав «Идут обыденные дожди...», Краско сказал: «Любопытно».
Сложно понять, когда я влюбилась в Ивана Ивановича. Это чувство постепенно выросло из другого: нежности и желания позаботиться о нем. Вот приходит человек в театральный зал. Ты знаешь, что он одинок, приносишь ему чашечку кофе, чистую пепельницу, помогаешь надеть пальто, подаешь шляпу, подворачиваешь воротничок... И чем чаще это делала, тем больше возникало смелости и откровенности между нами. Я стала привязываться к нему. Было неважно, как на меня посмотрят однокурсники, потому что никто даже представить себе не мог, что между нами появится что-то серьезное и создастся семья. И я тоже не думала и не рассчитывала на это, помогала от души. Искренне люблю заботиться о людях, и если чувствую, что кто-то действительно нуждается в помощи, не пройду мимо. Мне же это ничего не стоит — а человек будет спасен.
Конечно, поняв, что влюбляюсь, стала себя останавливать: «Господи, как это возможно?! Он же старше на целую жизнь». А подруга Аня говорит: «Да что такого? У него жена была молодая. Какая разница, если человек любит?» Но я не знала, есть ли у меня шанс на взаимность, хотя мы стали чаще встречаться. Помню, был поворотный момент: я репетировала с другим мастером, с Лосевым. Вдруг вошел Иван Иванович, направился прямо к сцене и поцеловал меня в губы... Как бы приветственным поцелуем. И прошло-то всего три секунды, а в моей голове это длилось вечность! И все вокруг поплыло, как в замедленном кино.
Потом мы читали Бродского, я показала ему свои стихи, он похвалил. А еще мы много репетировали, у меня была главная роль в его спектакле. Это оказалось сложной работой. Роль страшная — матери, которая потеряла семерых сыновей на войне. По пьесе она была из-за Днепра, и у меня украинский акцент, поначалу выиграла на этом. Появлялась в финале, когда большая часть спектакля уже прошла. А Иван Иванович обычно приходил немного заранее, сидел в зале и ждал, пока все выйдут на сцену. И я стала сидеть с ним рядом, иногда ребят поторапливала. Один раз пришла первой из студентов, Иван Иванович уже был на месте, и мы с ним разговорились «за жизнь». Прочла ему свое последнее стихотворение. Написала специально для него, но, конечно, об этом не сказала. Он похвалил и отвернулся, а я вдруг почувствовала, что он думает: «Черт, мне-то никто не посвящал таких стихов!» Тут же нашлась:
— Иван Иванович, могла бы написать стихи о вас, но субординация... Нехорошо как-то...
— Ты же поэт! Какая субординация?! — рассмеялся он.
И я поняла: дверь открылась. Потом сидела и полночи размышляла: «Как бы отобразить свою любовь, чтобы он не подумал, что восхищаюсь им только как мужчиной? Я же люблю его и как мастера, гения, человека. А то он решит еще, что я больная какая-то!» И сочинила очень нежное стихотворение. Принесла на репетицию, это было в пятницу. Он прочел и пообещал: «Во вторник поговорим». Во вторни-и-ик! Ждать субботу, воскресенье и понедельник! Вся извелась и вечером в субботу решила позвонить сама.
— Иван Иванович, здравствуйте, это Наташа из института...
— Волнуешься, девочка?
— Да!
— Правильно, что волнуешься...
И закрутилось. Мы долго скрывали от всех наши отношения. Ваня все спрашивал: «Ты понимаешь, какой крест на себя берешь?» А я не могла иначе. Я дала ему надежду и не могла его убить. Мне и самой было страшно. И у меня тоже был шок. Постоянно мысленно разговаривала с его старшим сыном: «Андрюша, мне ничего от твоего отца не надо. Лишь бы он был счастлив».
А первое свидание у нас было назначено публично. Он в институте при всех ребятах сказал: «Сударыня, а что вы делаете сегодня вечером? Не хотели бы пойти со мной на «Врага народа» в БДТ?» И подругу Аню позвал, одну меня было как-то неудобно. Просто в жар бросило от такой решительности. В театре было здорово: во-первых, спектакль — это гениальная постановка Льва Додина. Во-вторых, мы в антракте пошли в буфет, взяли кофе с тортиком. И тут Иван Иванович при всех стал отламывать торт ложечкой и кормить меня. Я опять «поплыла»: как будто вытащили из тела и поставили в стороне наблюдателем. Вижу, как все смотрят, шушукаются, говорят про нас: «Ой! Кормит с ложечки, господи, кто эта девица?» Не хотелось в тот вечер с ним прощаться.
Потом мы начали вместе гулять по городу, я обожаю это времяпровождение. А когда стала всерьез изучать его биографию, пересматривать все его фильмы, увидела, какой он красавец был в молодости. Мне очень спокойно с ним. Он обнимает, и я чувствую себя защищенной. Он дал опору, основу, научил жить по-другому, никого не бояться, отстаивать право на свое мнение. Никогда не говорил: нужно делать так и так, просто я была рядом и невольно менялась.
Кстати — пышной свадьбы совсем не хотелось. Все это дым. Я пришла в ЗАГС в красивом наряде лишь потому, что хотела порадовать Ваню и доказать: можно отлично выглядеть и за небольшие деньги. Но скромной свадьбы не вышло: на нас налетели толпы папарацци. Чуть не расплакалась, они так мешали сосредоточиться на церемонии и насладиться моментом! Слава богу, что наши гости — казаки — помогли сделать «коридор», а то бы нас с ног сбили. Мы обменялись кольцами, внутри которых выгравировано: «Все проходит» и поцеловались. Иван Иванович считает, что это я придумала так написать. На самом деле мысль пришла в голову обоим. Ему фраза грустной не кажется, а мне слегка — да. Но жизнь вообще невеселая штука. Я встретила свою любовь, понимая, что потеряю его раньше, чем уйду сама. А вообще можно считать надпись проявлением нашего своеобразного юмора. Мы сами себя развлекаем в этой жизни, пытаемся подбодрить друг друга. И фраза тоже должна ободрять: «Все проходит, пройдет и это».
...Мой Ванюшка очень наивный человек. Я понимаю его желание, чтобы у нас был малыш, и тоже хочу ребенка, но где мы с ним поселимся? Ведь живем в «коммунальной» (спасибо, что семейной!) квартире. Если зайти к нам в комнату, можно увидеть такой творческий бардак! Интервью, репетиции, съемки идут нон-стоп, нет времени вить гнездо. А ребенку надо выделить место не только в комнате — в жизни. Ведь он не игрушка. Здоровье малыша — тоже большая статья расходов. Я должна понимать, что смогу сама его обеспечить хотя бы медицинской помощью, а лекарства у нас недешевые. Да и Маргариту с Кириллом (это жена и сын Андрея, с которыми мы живем) беспокоить не хочу. Они заслужили право на тишину и уют.
Мне двадцать пять лет. Грустно, конечно, что до сих пор не мама, но ради комфорта близких можно и потерпеть. Я вообще очень рада, что стала частью такой большой семьи. Маргарита сразу приняла меня, мы можем вдвоем по ночам сидеть на кухне и говорить о своем, о женском. В доме часто все вместе пьем чай. Недавно приезжал Ян — старший сын Андрея, который живет за границей. Мы каждый вечер собирались, ужинали и делились историями, у Ивана Ивановича просто богатейший жизненный опыт. А рассказчик он какой! Мне было интересно и то, что рассказывает Ян, и как дела в школе у Кирилла. Когда родные делятся своими новостями, это здорово.
А вообще мы с Ваней очень занятые люди. Поэтому дай бог, если он меня дождется дома после репетиции или я его. Если ты выкладываешься на все сто, то приходишь и валишься спать. Встречаемся мы обычно, когда вместе завтракаем.
Ваня мне по утрам приносит кофе. И каждый раз говорит: «Санкт-Петербург, господа!» Это слова из его первой роли в театре БДТ. Он играл проводника, шел по вагону и кричал: «Санкт-Петербург, господа!» И смотрел при этом в сторону Иннокентия Смоктуновского, который сидел с газетой, хотя Краско строго-настрого запретили глазеть на звезду. Но голова сама поворачивалась!
Иногда Ваня начинает будить меня жутким бормотанием:
— Быр-быр-быр, быр-быр-быр! Гуся, вставай!
— Прекрати! Я не могу!
— Сколько у тебя еще есть времени поваляться?
— Ну дай минут двадцать!
— Ладно, поспи.
А сам идет на кухню и включает радио, он всегда его слушает. Утро было моим самым ненавистным временем суток. А теперь я люблю его, потому что просыпаюсь с Ваней. И так хорошо, тепло лежать эти двадцать минут и знать, что он здесь, рядом, войдет сейчас ко мне с чашкой в руках.
Я очень счастлива. Осознание этого пришло не сразу. Но если представить, что сердце — мешок, то так хотелось бы засунуть туда мужа, завязать и носить с собой. Потому что мне его не хватает катастрофически. Всегда. Даже когда он рядом.
Редакция благодарит за помощь в организации съемки Гранд Отель Эмеральд.
Подпишись на наш канал в Telegram