Если в Сережиной жизни появится другая женщина, не думаю, что сочту это предательством. И уж точно не стану разрушать нашу жизнь.
В 2006 году, после выступления на зимних Олимпийских играх, закончилась моя спортивная карьера. Мне было двадцать семь лет, на счету десять золотых, шесть серебряных и три бронзовые медали с Олимпийских игр, чемпионатов Европы и мира. И при этом я не имела ни малейшего представления о жизни вне спорта. Я человек активный, так что начала жадно глотать эту «реальную жизнь» даже не столовыми ложками, а просто суповыми половниками. Не скажу, что она показалась такой уж сладкой. Но ее солоноватый привкус не принес разочарования, он бодрит меня и делает сильнее. Сейчас я «играю в команде», окружена теми, кого люблю. И для них готова на многое.
Не перестаю удивляться, как грубо, по-хамски некоторые журналисты вмешиваются в мою личную жизнь. Приписывают несуществующие любовные романы, выдумывают истории о скандалах и разводе с мужем Сергеем Михеевым. Я понимаю, такая в шоу-бизнесе тенденция: если ты появляешься на экране, у тебя «в комплекте» должны быть одежда от ведущих модных брендов и роман с крутым мужчиной. И если другая известная персона спит с миллиардером, видимо, считают, что и я поступаю соответственно.
Конечно, и у меня есть дорогие вещи, в том числе кольца и меха, но я не бегаю, как многие, по редакциям и не кричу: «Эй, смотрите, у меня новая шуба из шиншиллы!» Ценности, которыми я дорожу, — это здоровье и спокойствие моей семьи. Их не купишь за деньги, не обменяешь на бриллианты, не получишь в подарок.
Не люблю жить напоказ. Не люблю хвастаться, считаю, что это неприлично. А еще высокие доходы и пустая болтовня о предметах роскоши могут у кого-то вызвать зависть и даже злость. Так зачем будить в людях эти чувства, направлять их на себя? Да и надо понимать, что в жизни все временно. Сегодня у тебе есть счета в банке, слава, престижная работа, а завтра, вполне возможно, останутся лишь воспоминания.
Твердо знаю одно, этому научили меня мои родители: деньги нужно заработать своим трудом, а не пройти через сорок четыре кровати, чтобы на сорок пятой встретить мужчину, который будет тебя содержать. Я не из богатой семьи — не достались по наследству алмазные прииски и нефтяные скважины.
Отец — педагог в колледже, преподает до сих пор, мама до выхода на пенсию работала инженером на автокомбинате. И первые свои деньги я заработала еще ребенком, в двенадцать лет.
Мы с мамой приехали погостить в Израиль, где жили бабушка и дедушка. В России в то время еду продавали по карточкам, а там изобилие — любые овощи, колбасы, соки. Глаз не могла отвести от пакетиков с жевательными конфетами, шоколадками, жвачками. Так хотелось все это попробовать, ну просто до слез. Мой двоюродный брат в то время работал на заправке. Посмотрел, с каким вожделением засматриваюсь на разноцветные сладости, и предложил:
— Что ты дома сидишь? Пошли со мной. Заработаешь деньги, купишь себе чего захочется.
— Как это «заработаешь»? Я же школьница.
— Молча. Берешь скребок, ведро. Машина подъезжает — подходишь, стекла моешь.
Хозяин — человек глубоко верующий, женского персонала у него не было: запрещено, не принято. А я была маленькой, худенькой, волосы убери — пацан пацаном. Мне выдали джинсы, рубашку мальчиковую в клетку, кепку натянули на нос, серьги из ушей вытащили. В пять минут и следа не осталось от московской девочки.
Помню, как в шесть утра мы с братом выходили из дома и пешочком шли через весь город на нашу заправку. На небе еще светят звездочки, а я уже стою со скребком и ведерком, жду, когда подъедет первая машина. По пять часов в день мыла стекла и мечтала: «Вот закончу работу, получу деньги, пойду в супермаркет и куплю что-нибудь необыкновенное». И мама, кстати, не брала денег у родных, хотя они и рады были оказать нам помощь, а работала по ночам посудомойкой. Зато мы обе чувствовали свою пусть небольшую, но все-таки независимость, а это очень приятно.
У меня уже тогда характер был жесткий, умела добиваться своего. И мучительно однообразный «день сурка», на котором ломаются многие спортсмены, не был для меня испытанием. Дело в том, что у фигуристов, ориентированных на большой спорт, жесткий график. Встаешь затемно, собираешься, едешь на тренировку. Разминка в зале, тренировка на льду, затем растяжка в зале и хореография. Приезжаешь домой, поешь, обязательно поспишь — и вперед на вторую тренировку.
Опять разминка, занятия на льду, общефизическая подготовка или хореография. Возвращаешься домой и в десять тридцать ложишься в кровать, спишь. Все. По-другому не бывает.
Когда пришло время готовиться к чемпионатам мира и Олимпиадам, все стало еще напряженнее. Не смотрела фильмов, не читала книг, не слушала музыки, каждое мгновение было посвящено только предстоящим соревнованиям. Я была наивной, воспринимала жизнь как гонку за медалями, а свое место — только на пьедестале почета. Верила, что в спорте побеждает сильнейший, что все зависит только от моего упорства и старания, и каждый раз шла на лед словно на амбразуру.
В 2002 году на Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити пришло первое серьезное разочарование, я поняла: профессиональный спорт лишь на малую часть — соревнование достойных. В первую очередь это большой бизнес и политика.
В женском одиночном катании на золотую медаль претендовали я и три американские спортсменки: Мишель Кван, моя основная соперница, молодая Саша Коэн и совершенно неприметная Сара Хьюз. Я еще не понимала, что из платья вылезу, через голову перепрыгну — все равно буду второй. Объяснение очень простое. В случае победы американка отправится в большое турне по всем штатам, а патриотически настроенный народ будет валом валить на ее выступления, выкладывая деньги за дорогостоящие билеты. Она же станет «лицом» спортивной одежды, обуви, напитков и принесет кому-то миллионы долларов. А если выиграет Ира Слуцкая, девочка из России, кто и сколько на ней заработает?
К тому же наши фигуристы и так получили все медали: Леша Ягудин — золото, Женя Плющенко — серебро, золото в парном катании ушло к Елене Бережной и Антону Сихарулидзе, серебро в спортивных танцах — Ирине Лобачевой и Илье Авербуху. Даже из политических соображений никогда на Олимпийских играх все медали не достанутся одной стране.
Олимпийской чемпионкой стала Хьюз, так получилось, что первые две американки ошиблись на выступлениях и «вытянули» ее. Я знала, что выступила лучше Сары, и пыталась добиться справедливости. Твердила представителям федерации:
— Ребята, ну посмотрите еще раз записи выступлений, убедитесь, что я права.
В ответ получала:
— Это не твое дело!
Мне и сейчас обидно, когда ради бизнеса золотые медали отдают девочкам-однодневкам. На следующий год, кстати, Хьюз заняла шестое место на чемпионате мира. Это было ее последнее выступление.
Я сильно переживала, что не стала первой на Олимпийских играх. Но уже в следующем, 2003 году поняла, что в жизни могут быть куда более серьезные проблемы. Сначала неожиданно заболела мама. Мы поехали с ней в Санкт-Петербург, где проходил финал Гран-при. Ночью в гостинице у нее случился сильный почечный приступ. Слава богу, все обошлось. А через несколько месяцев тяжело заболела я. Сначала не понимала, что со мной происходит, ноги отекали так сильно, что не могла от боли спать по ночам. Дошло до того, что муж на руках носил меня из спальни в ванную комнату.
Пришлось лечь в больницу. Врачи диагностировали серьезное заболевание сосудов. Как только почувствовала себя лучше, принялась выяснять:
— Когда смогу выйти на лед?
— Да ты что? Забудь о спорте навсегда. Ты свое откатала.
Они не знали, с кем разговаривают. Я же упертая. К тому же гормональная терапия давала замечательные результаты.
Тайком от всех убегала на тренировки. Каталась, а из глаз слезы градом. Помогала себе заклинанием: «Я обязательно вернусь в большой спорт, я не все сделала». И добилась своего — на следующий год поехала на чемпионат мира в Германию. Заняла девятое место.
Конечно, нашлись добрые люди, которые сказали: «Это ее предел. Выше не поднимется». А я знала, что еще буду первой. Не в моих правилах сдаваться. В итоге вышла победительницей на чемпионате мира в Москве и седьмой раз стала чемпионкой Европы.
И все же как бы ни старалась оттянуть момент своего прощания с большим спортом, рано или поздно он должен был наступить. Все чаще стала задумываться о выборе новой профессии и поступила в Высшую школу кино и телевидения «Останкино». Чуждо все было. И удивительно. Прихожу на первое занятие по специальности и получаю задание: «Вот стол, вот камера, вот текст. Садись и читай». Села, положила руки на стол, и тут же острый ноготь преподавательницы вонзился мне между лопаток. Больно. Я подскочила на стуле:
— Что такое?!
— Кто так сидит перед камерой? Держи спину прямо!
На занятиях в «Останкино» не ценят студентов за былые заслуги. Для педагога я была не чемпионкой мира по фигурному катанию, а всего лишь обычной неумехой. Выпрямилась до боли в пояснице и подумала: «Господи, что за недоразумение? О чем она говорит? Я — спортсменка, разве я могу сутулиться?» Оказалось, что могу. Держать спину катаясь на льду и сидя перед камерой — совершенно разные вещи. Теперь у меня уже выработалась привычка примоститься на краешке стула. Маленькая хитрость, помогающая держать спину идеально прямой.
В то время телевидение еще не занимало всех моих мыслей. Большую часть жизни по-прежнему посвящала спорту: тренировалась, ездила в турне, на соревнования. Ненадолго возвращалась в Москву, сдавала зачеты и улетала на следующее выступление.
На Олимпийских играх в Турине наша сборная опять была лучше всех. Получили три золота и бронзу. В Россию вернулись национальными героями и тут же отправились в большой тур по стране. Зрители встречали нас с распростертыми объятиями, заваливали цветами. Возле гостиниц милиционеры натягивали железные цепи, ограждающие нас от безумствующей толпы почитателей. Доходило до смешного. В Ростове после выступления вышла на поклон, смотрю — народ на трибунах пальцами показывает и смеется. Не пойму, что происходит, а оказывается: какой-то мужчина присел на корточки у меня за спиной и целует мои коньки.
Вернулась в Москву, думала, хоть здесь отдохну от нездорового внимания публики и журналистов. Не тут-то было: за мной, словно за диким зверем, началась беспощадная охота. Утром выхожу во двор с собакой погулять и прямо кожей чувствую — кто-то следит. И на самом деле, стоит старая серая иномарка с грязными номерами, пыльными стеклами. Подошла поближе, и тут же водитель раз — и прилег, спрятался. Вечером возвращаюсь со съемок, машина все еще стоит. Откуда я знаю, кто меня поджидает? Если журналист, бог с ним. А вдруг маньяк? Звоню участковому:
— Леш, около моего подъезда какой-то мужик в машине сидит. Караулит.
— Спокойно. Сейчас проверю.
Через десять минут отзвонился, сказал, что увез подозрительного типа в отделение милиции. В другой вечер уже пять машин около подъезда и в каждой по журналисту с фотокамерой. Ждут, когда и с кем приеду.
Дошло до того, что в прессе начали обсуждать мои... щеки. Писали: я увлекаюсь сладостями, перестала следить за собой. На самом деле грушевидная форма моего лица — результат лечения сосудистого заболевания гормонами. С их помощью эта неизлечимая на сегодняшний день болезнь загоняется в стадию ремиссии. А гормоны, как известно, часто ведут себя непредсказуемо, вызывая тот или иной побочный эффект.
По большому счету меня не волнует, нравится ли мое лицо журналистам. Куда отвратительнее история о моем якобы любовном романе с Костей Хабенским. Один из журналистов выдумал, сотни подхватили. А почему бы и нет? Я вроде не страшная, вроде не дурная, вроде успешная. Вполне подхожу для светских сплетен.
Почти восемь лет прошло с первой лживой публикации, а газетчики по-прежнему спрашивают:
— У вас действительно был роман с Хабенским?
Отвечаю:
— Нет. Мы просто хорошие друзья.
Не знаю, верят или нет, мне все равно. Моя совесть перед мужем чиста.
У Сережи и в мыслях не было устроить скандал и обсуждать эту сплетню. Только однажды, после совсем уж наглой публикации, у него взыграла мужская ревность. Тогда мы сели и цивилизованно поговорили. Возможно, кто-то рассчитывал, что Сергей поведет себя иначе: кулаком по столу, ножом в сердце. Нет. Мы, слава богу, умеем находить общий язык.
У меня иммунитет, меня хоть фотоаппаратом, хоть скрытой камерой снимай, что угодно обо мне придумай — не напугаешь и не растопчешь, жизнь закалила так, что сама кого угодно затопчу. Задевать сердца и души моих родных и близких я никому не позволю.
Мы с Сережей женаты уже пятнадцать лет. В первые годы даже не любовь была, а страсть безумная. Вплоть до того, что на стенах лифта в доме, где мы тогда жили, карандашом писали друг другу любовные послания. Кто выходил из квартиры первым, тот и запечатлевал слова любви. А тот, кто ехал вторым, должен был найти их и стереть. Однажды, помню, Серега ушел на работу. Я — за ним. Беру ластик, захожу в лифт, ищу послание. Нет ничего! Как? Забыл? Разлюбил? Спустилась на первый этаж, вызвала другой лифт, их у нас два — грузовой и пассажирский. Слава богу, нашла. Значит, любит! Помнит! Такие вот были у нас маленькие секреты.
Радовалась даже тому, что по утрам расстаемся, потому что знала: наступит вечер и мы снова встретимся. Хвостиком за Сережкой ходила. Куда он, туда и я. Если муж вдруг исчезал из моего поля зрения, выпытывала у него: «Ты сказал, что пошел погулять с собакой на двадцать минут. Прошло полчаса. Где был?» Выяснялось, что собака поводком за дерево зацепилась и Сережа ее освобождал.
Потом начала понимать: если не давать мужу проходу, приставать со своими «ути-пути» и «ми-ми-ми», он от меня в два счета с ума сойдет. И перестала.
Опять же раньше то и дело звала Серегу в театр:
— Давай посмотрим «Вишневый сад».
— Не хочу, неинтересно.
— Да ты что?! Ты не прав. Надо идти.
Сначала настаивала, а потом бросила: мой муж — настоящий мужик, у которого есть личные интересы, хоккей например. Он молодец, несмотря на занятость (Сережа руководит нашим семейным бизнесом), находит время заниматься любимым спортом. И мне это нравится, в рамочке на моем письменном столе даже стоит фотография его команды.
Не открываю тайком Сережин компьютер, чтобы проверить, над чем он работает. Не изучаю записную книжку в телефоне мужа. Не спрашиваю, кто в два часа ночи отправил ему эсэмэску. Я уважаю его личное пространство.
Даже если в Сережиной жизни появится другая женщина — он сейчас как раз в том возрасте, про который говорят: «седина в бороду, бес в ребро», — не думаю, что сочту это предательством. И уж точно не стану разрушать нашу жизнь до основания. Но при этом уверена: если судьбой суждено расстаться, значит, так и будет. А то, что построено на крови и костях, никогда не принесет счастья. От надоедливых и беспардонных жен, кстати сказать, чаще всего и уходят.
Да и какой смысл ревновать? Ну появится у него другая — и что я смогу сделать? Какой смысл биться головой о стену? Или набрасываться на мужа с кулаками: «Ах ты, гад!» Это раньше отчаянно переживала каждую нашу размолвку, а сейчас, после пятнадцати лет совместной жизни, когда мы по-настоящему сроднились, стала намного спокойнее.
Да мне, честно говоря, и некогда устраивать сцены. Просыпаюсь в пять утра. В семь уже вхожу в проходную «Останкино». Два часа занимает подготовка утреннего выпуска новостей на Первом канале. В девять иду гримироваться, в десять — первый эфир. Потом перерыв, подготовка новостей, в четырнадцать часов — следующий эфир. Опять подготовка новостей, и третий эфир в восемнадцать часов. В двадцать один час, в лучшем случае, с учетом пробок на дороге, я дома, с мужем и детьми.
Артему — семь лет, Варе — четыре, не маленькие уже ребята, а я до сих пор не могу поверить в чудо их появления на свет. В тот злополучный год, когда заболела васкулитом, врачи предупредили: «Не хотим вас пугать, но существует большая вероятность, что у вас не будет детей». Страшные слова. Не хочется вспоминать, что тогда пережила.
Через четыре года я забеременела. Виктор Иванович Аниканов, врач нашей команды, очень дорогой мне человек, устроил в Центр акушерства, гинекологии и перинатологии имени Кулакова, в отделение невынашивания беременности. Вели меня три врача-акушера: Анна Очан, Ирина Анатольевна Стадник и Вера Михайловна Сидельникова, заслуженный врач России. У Веры Михайловны рожали даже те, на ком остальные врачи поставили клеймо «бесплодна». Можно было подумать, что ей помогали какие-то высшие космические силы.
Благодаря докторам моя беременность прошла без осложнений. Я даже работала в «Ледниковом периоде», пугала съемочную команду своим огромным животом. Они со мной как с писаной торбой носились, а я шутила: «Не беспокойтесь: я родилась на коньках. Что конек, что каблук — без разницы».
Пришлось ложиться в больницу — там мне сделали плановое кесарево сечение, поскольку при моей болезни запрещено самостоятельно рожать. И на свет появился наш Артем, потрясающий мальчишка.
Мы с Сережкой мечтали о втором ребенке, девочке, даже высчитывали дни, чтобы получилось наверняка. Забеременела, но на этот раз не спешила к гинекологу, у меня уже был опыт, что нужно делать, как себя вести. Наконец собралась на прием, взяла телефон, чтобы позвонить Вере Михайловне, договориться. Одновременно взглянула на экран телевизора, он у нас дома постоянно фоном работает. А там срочный репортаж: «Сегодня утром на Ленинском проспекте лоб в лоб столкнулись две машины. В результате аварии погибла врач Вера Михайловна Сидельникова...» У меня просто руки опустились. Как могло получиться, что из-за чьей-то безответственности из жизни ушла замечательная женщина, врач Божьей милостью?! Не только для меня, для всей нашей страны это страшная трагедия.
Мою вторую беременность вели Ирина Анатольевна Стадник и Лейла Владимировна Адамян, замечательные доктора. В четыре руки принимали Вареньку, доченьку мою золотую.
Для меня нет ничего счастливее времени, проведенного с детьми. Если удается приехать с работы пораньше, ужинаем всей семьей. Когда они уже в постелях, читаю им стихи, рассказываю сказки или забавные истории собственного сочинения. Если возвращаюсь после десяти и ребята уже спят, а у нас строгий режим, несусь в детскую посмотреть на их сладкие мордочки.
В те дни, когда нет эфира, не валяюсь в постели до полудня. Встаю рано утром, везу Варю в садик или Артема на хоккей. В выходной еду с ними в парк или в театр на утренний спектакль. Если вечером стоит выбор пойти на светскую вечеринку или остаться дома, выбираю второе. Разве можно предпочесть детям презентацию сумок или часов, пусть даже украшенных черными бриллиантами?
Меня часто приглашают на разные мероприятия, но я выбираю только те, где смогу почерпнуть что-то полезное для ума или души. Например, с удовольствием хожу на цирковые шоу, которые устраивают Эдгард и Аскольд Запашные. Не только потому что люблю их всем сердцем, но и потому что они делают качественные и профессиональные представления. У Аскольда просто какой-то мегамозг, выдающий на-гора огромное количество оригинальных мегаидей! Смотришь и воодушевляешься.
Я люблю учиться, это мое сильное качество. Оно помогло мне и после завершения спортивной карьеры. Не задавалась вопросом: «Ой, а что мне теперь делать? Я ничего не умею, всего боюсь». И когда продюсеры Первого канала пригласили вести телешоу «Звезды на льду», сразу же согласилась.
Моим соведущим был Женя Плющенко, человек, которого знала уже много лет, с которым объехала половину земного шара. У нас были ровные доброжелательные отношения, и от нашей пары никто не ждал подвоха. Но оказалось, что я настолько привыкла находиться на льду в гордом одиночестве, что даже встать рядом с Женей было для меня сложно. Часто выслушивала упреки: «Ира, что ты все время отодвигаешься? Встань поближе, а лучше обопрись Плющенко на руку». Так и делала, а про себя думала: «Я на льду — королева. Зачем мне за кого-то держаться?» Понятно, что с такой установкой многого не добьешься. Пришлось преодолевать свое зазнайство, учиться работать в паре.
Были у нас с Женей и общие проблемы. Не знали, как стоять перед камерой, как смотреть в глазок объектива. Не умели складно говорить, даже не все слова могли выговорить с первого раза. Лишний раз убедилась на собственном опыте: на одних теоретических знаниях, даже полученных в школе «Останкино», далеко не уедешь.
Постепенно мы втянулись в процесс съемок, даже почувствовали удовольствие от работы. Да и общая атмосфера на проекте была очень приятной, все друг другу радовались, в ладошки хлопали. В отличие от спортивных соревнований, где каждый сам за себя, в «Звездах на льду» царила очень дружеская обстановка.
В «Ледниковом периоде» меня пригласили принять участие в соревнованиях, предложив в партнеры Гедиминаса Таранду, замечательного артиста балета, хореографа. Признаюсь: смутило, что Таранда плохо катается. Привыкла на льду полагаться только на себя, а в этом случае становилась полностью зависимой от неопытного партнера. Да и времени на репетицию дали катастрофически мало — всего один день. А потом подумала: «Ничего страшного, справимся. Заодно получу новые знания» — и согласилась.
Помню, как Таранда первый раз вышел на лед. Так смешно переставлял ноги, что мы с тренерами смеялись до слез. Гедиминас не обиделся, у него прекрасное чувство юмора. Хохотал вместе со всеми. Учились мы оба: Таранда — не падать на льду, а я — новой технике катания. Одиночница оттолкнулась коньком, половину катка проехала, а тут — держи его за руку, аккуратненько поворачивай, подтягивай, разворачивай, помогай вовремя остановиться.
Когда Гедиминас немного освоился, возникли новые сложности. Дело в том, что у фигуриста во время скольжения ступни завернуты внутрь, колени полусогнуты, а у танцовщика — ступни вывернуты наружу, колени выпрямлены. Если Таранда по привычке ставил ногу в третью позицию, надо было как можно быстрее его отпустить, иначе убился бы сам и меня покалечил. Без падений все равно не обошлось, я и головой вниз летала, и Гедиминас всем телом на меня падал. За время тренировки все успели: и повеселиться, и поругаться. Зато поддержки Таранда выполнял безукоризненно. И как танцовщик классно все отыгрывал. В итоге откатали свой номер прекрасно. А он у нас был сложный, мы ведь покусились на классику, исполнили пародию на «Белое адажио» из «Лебединого озера».
Настя Заворотнюк, с которой мы вели очередной «Ледниковый период», каталась лучше Гедиминаса, но не очень уверенно. Однажды предложила: «Ир, давай договоримся. Когда буду к тебе подъезжать, подставляй локоточек, чтобы я могла за него зацепиться». Так и делала. Но и это не помогало. Выставлю руку, а Настя мимо проедет. В другой раз обопрется на меня, я не устою и мы вместе вывалимся из кадра. Приходилось каждый раз актерски обыгрывать ситуацию, это нас и спасало.
К этому времени уже чувствовала себя перед камерой более или менее спокойно, все-таки появился опыт. К тому же я три года отучилась в Российской академии театрального искусства на актерском факультете, даже играла в спектаклях «Удачная сделка, или Сватовство» и «Антигона — Vsegda», в сериале «Жаркий лед». Но все равно той уверенности в своих силах, с которой выходила на соревнования по фигурному катанию, я не ощущала.
Даже сейчас, после трех лет работы ведущей спортивных новостей, у меня во время прямого эфира потеют ладони. Никогда не знаешь, какая непредвиденная ситуация произойдет в студии. Сколько раз на экране суфлера вместо какого-то слова появлялся набор строчных и прописных букв (последние служат дикторам подсказкой — на них надо делать ударение). Настоящая «абвгдЕйка». После эфира может выясниться, что это была фамилия иностранного футболиста, впервые «засветившегося» на российском телевидении. Тут же принимаюсь заучивать ее наизусть, чтобы в следующий раз произнести без запинки.
Есть, конечно, и свои маленькие хитрости. Одной из них меня научила актриса Катя Гусева. Мы с ней подружились на проекте «Звезды на льду», она каталась в паре с фигуристом Романом Костомаровым. Катя, посмотрев на мою работу в студии, спросила:
— Хочешь, подскажу, как выглядеть на экране профессионально?
— Еще бы.
— Смотри на гостя влюбленным взглядом.
— Кать, это как?
— Считай его реснички.
Попробовала — действительно помогает!
И все же работа не является для меня самым главным в жизни. Люблю свой дом. И дети, и Сергей тоже. Строили мы его долго, три года. Начали, когда я забеременела сыном, а въехали, когда родилась дочь. Зато сделали все так, как нам хотелось. К тому же мне посчастливилось: период обустройства пришелся на время декрета и я впервые за долгое время была полностью свободна. Вот уж порадовала свою душеньку по полной программе! Ездила по строительным рынкам, выискивала обои, керамическую плитку, карнизы, светильники. Не сосчитать, сколько килограммов тканей привезла из Иерусалима. Мне еще в Москве привиделись кухонные шторы, сшитые из нескольких частей: в центре однотонная жеваная материя, а по бокам цветная, с бисером и блестками. Купила такую на арабском рынке. Принесла портнихе. Как же я ее замучила! Шить не умею, а объяснить свою задумку надо. До сих пор поражаюсь, как она смогла меня понять и выполнить заказ!
И вот занавески готовы. Настает торжественный момент водружения на карнизы, а окон пять, и все в виде эркеров. Я встала посередине кухни и принялась командовать домочадцами: там подтяните, там опустите. За два часа мозги всем вынесла, но все-таки добилась своего. Такой характер — пока задачу не решу, никому спуску не дам.
Были моменты, о которых неловко даже вспоминать. Однажды подошла к малярам:
— Я бы хотела зелененькую комнатку. Под цвет люстры.
— Ладно, ждем краску.
Привожу из магазина десять маленьких баночек с образцами цвета, отдаю малярам: «Красьте полосами по стене. Я потом посмотрю и решу, на каком оттенке остановимся». Пошла погулять, возвращаюсь — вся комната в полосочку.
— Выбирайте.
— Этот — слишком темный... Этот — слишком светлый...
Культурно, ложечкой, всех поедала, поедала, а я — женщина беременная, спорить со мной нельзя.
— Так что берем?
— Не знаю...
Через несколько часов маляры от меня с ума сошли. Наверняка думали: «Вот задолбала!» Наконец я скомандовала:
— Закрашивайте все белым цветом.
— Каким?
— Белым! Когда высохнет, начнем все заново.
В итоге по капле добавляли зеленую краску в белую, искали нужный оттенок. Сделали вариантов двадцать, пока нашли то, что нужно.
— Вот такой намешайте.
— Да вы что? Как мы его сделаем? Опять по новой краску разбавлять?!
— Придется.
Довела строителей до безумия. Сейчас думаю: разве стоило так людей мучить?
Отдельная история, как строили трехметровую кровать. В нашем с Сережей предыдущем доме (мы его купили уже готовым, а потом продали) верхний этаж был оформлен как лофт. Мне нравилось, что там много света, воздуха. Когда строили новый дом, захотела такой же этаж — с деревянными полами, каменной стеной, железными навесами крыши. Решила, что получится идеальное место для детского спортивного уголка. Можно будет положить на пол маты, соорудить турники, лазилки. В противоположном конце поставить проектор, телевизор, диваны. Все мечты воплотили.
По окончании строительных работ расставили мебель, повесили лампы, сделали детский уголок, и тут мне на ум пришла новая идея — построить в широкой нише трехметровую деревянную кровать. Сказала об этом строителям. Они выслушали и покрутили пальцем у виска, типа: слышь, девочка, ты уж иди роди наконец и возвращайся нормальной. Но все равно сделали — со мной ведь не поспоришь. Зато теперь когда к нам приезжают гости, чуть ли не дерутся за право спать на верхнем этаже.
А как сильно мы с Сережей ругались по поводу дизайна! Причем у него есть художественное чутье, а я в этом плане — полнейший профан. И все равно требовала, чтобы было по-моему, люблю командовать. Правда, с Сережей это не всегда получается, он умеет дать отпор. При этом никогда не кричит в отличие от меня.
Я вообще вспыльчивая, завожусь в три секунды. Начинаю бегать по дому, ругаться. А Сережка молчит, и это очень напрягает. В итоге получается, как он задумал. А еще муж — аккуратист, любит порядок. А я то и дело вношу хаос. Приеду поздно вечером из турне, чемодан посреди дома вытрясу, новый соберу, и рано утром снова в путь. А через день получаю от мужа нагоняй: «У тебя опять все везде валяется». Я тоже аккуратная, но иногда нет ни времени, ни сил прибрать.
В чем моя сильная сторона, так это в вопросе воспитания детей. Строга и непреклонна. Мало кто здесь может со мной сравниться. Когда беру детям няню, спрашиваю с нее сполна. Предварительно выясняю подробности биографии, обсуждаю условия предстоящей работы вплоть до самых мелких нюансов. Обязательно уточняю:
— Вы все поняли? Вас все устраивает?
— Да.
— Отлично. Тогда приступайте к работе.
Тем не менее из пяти нянь, которые побывали в нашем доме, только о нынешней и о той, что занималась детьми, когда они были в грудном возрасте, могу сказать добрые слова. Остальные вели себя самым неподобающим образом. Судите сами. Приезжаю домой в начале двенадцатого и слышу детский смех в родительской спальне. Думаю: «Что такое? Уже ночь, ребятам спать положено». Вбегаю в комнату и вижу: горит ночничок, Артем с Варварой прыгают на кровати, а рядом на банкетке спит няня. Я к ней. Трясу за плечи:
— Что здесь происходит?
— Ой, наверное, я уснула!
Пришлось отказать ей от дома. Спящая царевна нам не нужна.
Следующая няня оказалась еще более странной. Проработала полгода, попросила дать денег в долг — не вопрос, возьми. Через две недели пришла с новой просьбой:
— А можно зарплату за три месяца вперед?
— Пожалуйста.
Летом собрались всей семьей поехать на море, сообщили няне, что она едет с нами. Женщина обрадовалась, все-таки новая для нее обстановка, отдых, впечатления, и тут же спросила:
— Можно дочку возьму?
— Да, конечно, бери.
Понимаю: на родине у нее остался ребенок, естественно, что она скучает.
Возвращаемся из отпуска домой: «Ой, мне надо на два дня уехать, дочку к маме отвезти», — сообщает няня. Что делать — отпускаю, даже при том, что в ее отсутствие придется перестроить весь рабочий график. Является через две недели: «Простите, что задержалась. Так получилось». Что на моем месте другой человек сделает? Потребует: «Возвращай долг, собирай чемодан, и до свидания». Я не стала скандалить, надеялась, что образумится. Проходит еще полмесяца.
— Дайте зарплату!
— Так, подожди, ты деньги за три месяца вперед брала? Брала. Ребенку мы билет на море оплатили? Оплатили. Ты отработала неделю из месяца. О какой зарплате идет речь?
Няня заявила, что мы нехорошие, зверски ее обманули. Потом схватила свой чемодан и собралась умчаться в неизвестном направлении. Что делать, когда человек, который живет в твоей семье, оскорбляет тебя и собирается уйти с долгом? Другая на моем месте заживо бы ее на участке закопала. Я не такая. Отпустила с миром.
Деньги она так и не отдала. Зато поехала устраиваться к моим знакомым. Пришлось преподать урок. Я рассказала друзьям о ее поведении. Они отказали этой женщине. Чувствую ли я свою вину перед ней? Конечно нет. Надо было ценить то хорошее, что мы делали, а не держать нас за богатых дураков.
Другая няня решила, что она хозяйка в нашем доме. Но я не буду терпеть помощницу, которая указывает мне или моей маме:
— Там штаны детские грязные, постирай, а?
Пришлось ответить:
— Нами командовать не надо. Если что-то не устраивает — до свидания.
Няня покидает наш дом даже в том случае, если мои дети подходят ко мне и говорят: «Мама, она нам не нравится».
Спрашиваю у очередной помощницы:
— Артем сказал, что вы его отшлепали. Почему?
— Уроки не хотел делать.
— Неправда. Моего ребенка не надо заставлять учиться, он плачет, когда его с больным горлом в школу не пускают.
Я наперечет знаю проказы своих детей. Если они не правы, так и говорю: «Ребята, не держите меня за глупую». И сыну-школьнику, даже если он просит, не кладу в карман по пятьсот рублей на день, чтобы он накупил себе сладостей. Отказала Артему в мобильном телефоне — мал еще. А до того, что у других детей в классе уже «шестые» айфоны, мне дела нет.
Я не зверь и не изверг. И Артем, и Варя живут в реальном мире. Учу их, что деньги с неба не падают, а зарабатываются трудом. Они знают, что у меня в день три эфира, видят, что работаю с утра до ночи. Что умею и гвозди вбивать, и полки вешать, и стены красить. Артема учу быть мужчиной. Серега заливает в гараже цементный пол, тут же говорю сыну: «К папе, быстро. Давай помогай». Мои мужчины вместе построили спортивный уголок, вместе посадили на участке деревья и кусты. Сережа утром выходит на улицу делать зарядку — Артемка следом. Старается походить на отца, и я довольна этим.
Варя еще маленькая, но и у нее есть свои обязанности по дому: убрать игрушки, полить цветы, помочь к приходу гостей накрыть на стол.
Искренне бесит, если люди живут за мой счет, пытаются как-то меня использовать. И не важно, идет ли речь о работе или дружеских отношениях. Сколько раз было такое: прихожу на встречу, а минут через пять этот новый знакомый достает мобильник, набирает номер и без тени смущения сообщает приятелю:
— Эй, Вась, привет. Я тут с Иркой Слуцкой сижу...
— Слушай, — я с такими людьми не церемонюсь. — Ирка Слуцкая будет у тебя в следующей жизни. Адьос! — встаю и ухожу.
Наглецов приходится учить.
А сколько раз мне предлагали реабилитировать чужой бизнес, совершенно не считаясь с моими интересами. Довольно известный человек предложил стать «лицом» его компании и вложить в нее свои деньги. Я поинтересовалась:
— А какая у меня будет доля?
— Ну, тридцать процентов тебе, остальное мне.
— Подождите, это же нечестно!
— И что?
В принципе ответ очевиден: «А ничего». Так и сказала. Кто-то должен «притормаживать» подобных людей.
Или приезжаю в качестве участницы на ледовое шоу, а мне заявляют:
— Ой, а мы забыли вам сказать, что пригласили другую спортсменку.
— Как? Мы же с вами договор подписали.
— Извините, но у нее ставка ниже.
Я не вступаю в бессмысленные споры. Разворачиваюсь и уезжаю. Подруги удивляются: «Ира, почему ты не устроишь скандал? Ты слишком мягкая». Нет, я не мягкая. Постоять за себя ох как могу! Просто не люблю конфликтовать и делить одну лавочку с посредственностью.
Давно поняла: мужики — не амбразура и работа — не амбразура. Надо гибкой быть. Где-то прогнулась, как орешник, где-то выпрямилась и стоишь, как столб сосновый. И если на тебя давят, ты прогибаешься, прогибаешься, а потом как рогаткой выстрелишь, всех врагов — хоп! — на лопатки положила и опять стоишь одна посреди поля: хорошо!
Искренне горжусь тем, что в прошлом году открыла собственное дело: две школы фигурного катания — в Подольске и в Иваново. В планах открыть еще несколько катков. Школы коммерческие, деньги идут на зарплату тренерам, бухгалтерам, оплату аренды. Чтобы не чувствовать себя профаном в бизнесе и не зависеть от посторонних людей (разве что от моего директора Олега, надежного и умного человека), поступила в магистратуру Российского государственного социального университета, учусь на управленца. В планах защитить докторскую диссертацию.
Может быть, я рано начала задумываться о старости, но понимаю: пройдет время, дети вырастут и улетят из родительского гнезда. И мы останемся с Сережкой вдвоем. Дай бог, что останемся. Сейчас у нас в доме постоянный бедлам: один кричит, другой смеется, третий дурачится. Иной раз раздражаюсь: «Все, надоели, замолчите, уйдите!» А потом сижу и думаю: «Вернитесь. Покричите. Дайте мне этого нерва!» К счастью, я вовремя поняла: счастливой «одиночницей» можно быть только в спорте, а в жизни надо крепко держаться за своих «партнеров» — детей, мужа, родителей. В семье смысл нашего существования.
Подпишись на наш канал в Telegram