Мешает ли мне характер? Бывает. Наверное, в каких-то ситуациях стоит промолчать, чтобы лишний раз не осложнять себе жизнь. Но я не могу этого сделать, не получается. У меня, как и у всех Шиловских, обостренное чувство справедливости, такая уж у нас порода. Сейчас мы крепко держимся друг за друга. Но жизнь семьи не всегда была гладкой. Случались непонимание и даже полный разрыв отношений. Что поделать, Шиловские — люди с характером.
Вот, например, мой дедушка, известный актер и режиссер Всеволод Николаевич Шиловский, девять лет не общался с моим папой, режиссером и сценаристом Ильей Шиловским. Мама Ильи и моя бабушка актриса Нина Семенова, бывшая жена Всеволода Николаевича, служила в Театре Гоголя, играла в кино. Она была красавицей, однажды даже конкурировала с Людмилой Чурсиной за роль Инки-эстонки в фильме «Два билета на дневной сеанс». Дед утверждает, что у нее были проблемы с алкоголем, из-за этого их брак распался. Они развелись, когда моему отцу исполнилось четыре года.
По большому счету ребенок оказался никому не нужен. Родители моего отца занимались собственной жизнью. Всеволод Николаевич вскоре женился, у него родился другой сын. Мать же Ильи не нашла ничего лучше, как отдать его в детский сад на пятидневку, а потом в интернат, где он проводил всю неделю кроме воскресенья. Папа рассказывал мне, что ни разу не встречал Новый год с родителями, его всегда — и летом, и зимой — отправляли в пионерский лагерь. Никогда не ездил с ними на море. Рассказы отца о своем детстве кажутся мне чудовищными.
Порядки в интернате были хуже, чем на зоне. Отец всеми силами оттуда рвался, но родители были заняты собой и не хотели его забирать. Он им попросту мешал. А когда наконец мечта Ильи сбылась — его выгнали из интерната и он пошел учиться в обычную школу, моя бабушка, не справляясь с воспитанием сына, сдала тринадцатилетнего ребенка в психиатрическую больницу. Там с психами и уголовниками он провел три месяца. Дедушка рассказывал мне, что не знал, где на самом деле находится Илья. Бывшая жена уверяла Всеволода Николаевича, что отдала сына в лесную школу. Когда он приехал проведать Илью и увидел, куда тот в действительности попал, по его словам, попытался забрать сына, но по каким-то причинам это не вышло.
Когда папе должно было исполниться восемнадцать, его мама решила подать на алименты и разослала исполнительный лист на все студии страны, где снимался Шиловский, не поставив его в известность. Сумма получилась внушительная. Всеволод Николаевич был в ярости, потому что деньги на сына бывшей жене давал. Дедушка почему-то решил, что Илья имел к этому отношение, и обиделся. Они не общались девять лет и помирились, когда мне исполнилось три года. Помню, мы с мамой и папой пришли в Дом кино, которым тогда руководил Всеволод Николаевич. Там состоялось мое знакомство с дедушкой.
С самого рождения я была настолько окружена вниманием и любовью своих родителей, что мне безумно жаль папу. Постараюсь сделать все, чтобы мои будущие дети избежали его участи.
Кстати, по поводу блата — ни я, ни папа в профессии никогда не прибегали к помощи Всеволода Николаевича. Все наши творческие достижения — исключительно наша личная заслуга. И еще заслуга моей мамы: папа вытянул счастливый билет, когда ее встретил. Мама — дочь военного. Родители считали, что она должна связать будущее с земной профессией, к примеру стать преподавателем. И мама поступила на филологический факультет. Но она мечтала стать актрисой и решилась попытать счастья во ВГИКе. В тот год мастерскую набирал Сергей Александрович Соловьев. Мама ему понравилась, прошла все туры. Но однажды в коридоре института перед ней появился молодой человек весьма экстравагантного вида: с волосами до середины спины и в длинном пальто. Представился: «Я режиссер, ищу актрису для своего театра «Китч». Мама посмотрела на него недоверчиво, мало ли кто подходит и представляется режиссером. Но молодой человек протянул визитку, на которой было написано «Илья Шиловский — режиссер, драматург», и сказал: «Жду вас в моем театре».
Когда дома мама объявила, что вскоре станет студенткой ВГИКа, ее родители отреагировали однозначно:
— Туда идут одни прошмандовки! Мы тебя не пустим!
Разразился скандал. Тогда мама сказала:
— Ах так?! Хорошо, ни в какой ВГИК я не пойду, стану актрисой немедленно.
И позвонила папе: «Илья, я готова у вас работать!» Так она попала в театр.
С папой оказалось сложно, мама и сейчас вспоминает: отец в работе был просто одержимым, импульсивным, порой очень жестким. Но за талант, безумную энергию, которой он заряжал окружающих, за то, что с ним интересно, прощалось все. Первую свою пьесу «Казарма», о дедовщине в армии, отец написал в восемнадцать лет. Он рассказывал, что когда пришел ее литовать в главное политическое управление, начальник заявил: «Таких авторов надо расстреливать». Шел восемьдесят восьмой год. Позже Илья Шиловский создал свой театр «Китч», спектакли которого шли на сцене Театра Маяковского и «Ленкома». Его лучшим другом и ведущим актером театра был Михаил Епифанцев, старший брат Володи Епифанцева, с последним папа до сих пор дружен. А их отца, легендарного Георгия Семеновича Епифанцева, он считает своим наставником. Судя по спектаклям, которые я видела в записи, Михаил был не менее талантливым, чем брат. Трагическая случайность очень рано вырвала его из жизни.
Когда папа впервые встретился с мамой, он был несвободен. Первый раз женился в восемнадцать лет — на красивой девушке, по большой любви. Но тесно общаясь с мамой каждый день, он все больше и больше очаровывался ею. Мама — нежная принцесса с позитивным взглядом на мир, который она старалась не менять даже в сложных, порой критических ситуациях, не могла оставить его равнодушным.
В три с половиной года я неожиданно влюбилась в папиного брата Пашу, он вернулся из Америки, где учился. Папа и Паша виделись лишь в далеком детстве, когда однажды проводили лето в одном пионерском лагере. Больше им общаться не дали. Паше был двадцать один год, он казался мне настоящим принцем, необычайно красивым, веселым, жизнерадостным! Мы сразу полюбили его всем сердцем, он часто у нас бывал. Паша стал человеком, который объединил нашу семью. Именно он впервые собрал на папин день рождения всех, включая свою маму Наталью Киприяновну. Они с папой и сегодня лучшие друзья. Брат продюсировал его первый фильм «Нас не догонишь», во многом Пашина заслуга, что последние двадцать лет в семье Шиловских царят любовь и понимание.
Вообще, у меня замечательные родители. Они вложили в дочь все, что могли. Без их помощи я вряд ли сумела бы добиться таких результатов. Мама пожертвовала своими интересами, чтобы в полной мере дать мне раскрыться. Растила без нянь, постоянно была рядом. Мне придется приложить много усилий, чтобы стать такой матерью. Про себя понимаю, что в данный момент это невозможно, иначе придется просто уходить из профессии. Папа же постарался дать мне то, чего у самого не было в детстве. Мы и сегодня очень близки, а его советы бесценны.
Но все-таки моя творческая карьера началась благодаря маме. Каждую неделю мы с ней ходили в театр. И однажды попали к Борису Покровскому на «Сказку о попе и работнике его Балде». Едва действие закончилось, всех детей пригласили подняться на сцену, попеть, потанцевать. Видимо, я делала это лучше других, поскольку к маме обратилась с предложением педагог детской студии при театре Елена Львовна Озерова: «Не хотите отдать вашу девочку к нам?» А меня и до этого тянуло на сцену. Сама собирала у подъезда бабушек-дедушек, объявляла: «Выступает народная артистка России Аглая Шиловская!» — и начинала петь. И вдруг такое предложение!
В пять лет меня перевели в Большой театр, где я стала играть дочку героя Зураба Соткилавы в опере «Прекрасная мельничиха». Бедная мама привозила меня, сдавала с рук на руки помрежу и потом четыре часа ждала на улице. Родителей в театр почему-то не пускали, зимой ей приходилось отогреваться в ЦУМе.
Однажды после репетиции одновременно со мной из театра вышел Соткилава. Мама прошептала восторженно:
— Глаша, ты знаешь, кто это?!
— Знаю, дядя Зураб.
Тут Соткилава обернулся к нам:
— Глаш, я что-то запамятовал, завтра собираемся в час или в два?
— В два, дядя Зураб!
— Ну тогда до завтра!
У мамы просто челюсть отвалилась: ее маленькая дочка запросто общается с народным артистом! Соткилава мне очень нравился. Сломя голову бежала на сцену с криком «па-а-а-па!», а Зураб Лаврентьевич брал меня на руки, сажал на плечи, и мы пели арию. Кстати, по окончании спектакля роскошные букеты цветов, которые дарили Соткилаве поклонники, доставались мне.
В шесть лет родители нашли для меня школу под названием «Класс-Центр». Там преподавали не только общеобразовательные предметы, но и музыку, актерское мастерство. Я была влюблена в свою школу, замечательные отношения сложились с директором — Сергеем Зиновьевичем Казарновским. Осваивала сразу два инструмента — фортепиано и флейту, кроме того занималась джазовым вокалом и танцами. С точными науками, химией и математикой у меня всегда было не ахти. Но родители ставили условие: пятерки по русскому и литературе должны компенсировать «трояки» по этим предметам. Когда училась в восьмом классе, Казарновский на базе школы стал ставить детский мюзикл, чтобы потом поехать с ним на гастроли в Америку. В нем участвовали взрослые актеры и несколько детей, среди которых оказалась и я.
Репетиции шли несколько месяцев и продолжались до поздней ночи. Меня привозили домой полумертвой, я тут же засыпала. Единственное, на что как-то хватало сил, — занятия музыкой. Ни на какие другие предметы их уже не оставалось. А тут еще и учительница математики пришла к Казарновскому жаловаться, что она Шиловской в четверти выставит двойку. Директор вместо поддержки обрушился с упреками: я его подвожу, он меня в Америку не возьмет. Когда сказала об этом родителям, те только обрадовались, что в зимние каникулы дочь покатается на лыжах, а заодно подтянет математику. Я была нужна Казарновскому, и он быстро сменил гнев на милость, взяв с меня слово, что по приезде разберусь с двойкой.
Но когда мы вернулись из Америки, пришлось разбираться со здоровьем: я загремела в больницу с острым перитонитом. Меня, можно сказать, вытащили с того света. Лежала в реанимации вся в трубках. Мама с папой страшно волновались и уговорили врачей разрешить мне пользоваться мобильным телефоном, чтобы постоянно быть с ними на связи. Дело в том, что отец в тот момент снимал свой дебютный фильм «Нас не догонишь», а мама в нем играла.
И вот лежу в реанимации, и вдруг звонит раздраженный Казарновский:
— Ты где?! Ты же обещала исправить оценки по математике, а сама снимаешься у отца! Не появишься в школе в ближайшие дни — выгоню!
— Сергей Зиновьевич, я в реанимации...
Но он бросил трубку. Я разревелась, прибежали врачи, чуть не убили моих родителей: «Вы же клялись, что никто не потревожит ребенка!»
Конечно, мама предупредила классную руководительницу, что дочь лежит в больнице. Но та не передала это директору школы, а к нему пришла учительница математики, возмущенная тем, что Шиловская до сих пор не исправила оценку. Казарновский знал, что мой отец снимает фильм, решил, что я «забила» на учебу, играю в кино, и возмутился. Отец ему тут же перезвонил, произошел разговор на повышенных тонах.
Когда выписалась, отношения с Казарновским испортились окончательно. Он продолжал считать, что я его обманула, и дал указание спрашивать с меня по полной программе. В конце учебного года в дневнике в графе «математика» я не увидела никакой оценки. После операции со здоровьем у меня были большие нелады, и пришлось ехать долечиваться. Кстати, перед отъездом пришел внушительный счет за мое обучение в школе в следующем году, который родители оплатили.
Каково же было наше удивление, когда в конце августа мы получили уведомление, где говорилось, что Аглая Шиловская отчислена за неуспеваемость по математике. На вопрос «На основании чего вы приняли такое решение?» внятного ответа директор не дал.
Первого сентября вместе с родителями пришла в школу, куда охрана по приказу Казарновского пыталась меня не пустить. Надо знать моего папу: дело наверняка закончилось бы дракой и милицией, если бы там не оказалось представительницы РОНО. Расспросив о ситуации, она вызвала нас и директора на заседание. Первого сентября я все-таки попала в класс, нам дали задание: «Опишите, как провели лето». Я написала, но классная демонстративно разорвала мой листочек и выкинула в мусорное ведро, заявив, что Шиловская здесь по-любому учиться не будет.
На заседании представители РОНО не могли понять: если Аглая такая плохая, почему участвовала во всех спектаклях, играла главные роли, ездила на гастроли? Увидев, что в моем дневнике нет оценки по математике, они приняли решение: я должна в двухнедельный срок сдать экзамен их комиссии. Если получу «удовлетворительно», продолжу обучение. Казарновский был в ярости, но ему объяснили: это не его частная школа.
Представители РОНО оценили мои знания по математике на удовлетворительно. И тут директор всерьез разозлился: настраивал против меня одноклассников, давил на моих преподавателей, заставлял их отказываться от занятий со мной — они сами мне об этом говорили, но вынуждены были подчиниться, так как зависели от директора. Понимая, что со мной поступили непорядочно, учителя втайне продолжали мне помогать, присутствовали на занятиях. Все экзамены по музыкальным предметам в конце года я сдала на отлично и сразу забрала документы из школы.
Казарновский в приватном разговоре уговаривал меня остаться, но я не могла ему простить всего, что произошло. Не простила до сих пор. Время прошло, а я все пытаюсь понять: почему взрослый человек устроил травлю ребенка? Может, потому что родители перед ним не унижались, не пришли и не покланялись, дед ни разу не явился в школу? Честно говоря, и сегодня не знаю ответа.
Школу я окончила экстерном и в пятнадцать лет поступила в Щукинское училище. Стала студенткой музыкально-драматического курса Евгения Князева и Владимира Тартаковского. Дедушка вообще не догадывался, что я поступаю в театральный, и узнал об этом на своем юбилее в Доме кино.
На курсе была самой младшей, ребята в основном оказались взрослыми, многие с высшим музыкальным образованием. К сожалению, Евгений Владимирович, действующий актер и ректор «Щуки», не мог уделять нам много времени. Владимир Исидорович, директор театра оперетты, тоже был занят проблемами своего театра. Реально с нами занимались другие педагоги — замечательные Нина Игоревна Дворжецкая и Михаил Петрович Семаков. Неожиданно старшим преподавателем назначили Марину Александровну Швыдкую. Именно этот, на мой взгляд, мало годный для преподавательской деятельности человек создавал мне проблемы на протяжении всех студенческих лет.
Причина вполне объяснима: ее актерская карьера, мягко говоря, была не слишком удачной, а я, пятнадцатилетняя сопля, уже на первом курсе стала сниматься в кино, Тартаковский пригласил на роль Мерседес в мюзикл «Монте-Кристо». Все это Швыдкая переживала с трудом, но главное было не в этом. От ее педагогического «таланта» часто хотелось просто «вскрыться». Однажды перед генеральным прогоном «Монте-Кристо» ко мне подошла режиссер Алина Чевик:
— Я позвала твоего педагога Швыдкую, пусть на тебя посмотрит.
— Зачем?! Кого угодно, только не ее!
Я не ошиблась, после прогона Марина Александровна высказалась:
— У тебя руки не Мерседес! Походка не Мерседес! Тогда дамы так не ходили!
— Откуда вы знаете, как ходили дамы в том веке? — спросила я.
Наш дальнейший диалог привел к тому, что уже не смогла сдержаться и просто отправила ее по известному адресу.
На третьем курсе Владимир Петрович Поглазов поставил мне отрывок из «Безотцовщины» Федора Абрамова. Было сложно, но все получилось. Присутствовавшая на экзамене Швыдкая не решилась перечить хвалившим меня маститым педагогам. Но потом не удержалась, подошла: «Меня ты не взяла! Знаю, как ты плакала: глаза «звездочкой» мазала! Обязательно расскажу об этом Князеву».
Я не выдержала и сама пришла к нему в кабинет:
— Евгений Владимирович, давайте сыграю вам свой отрывок. Швыдкая и вас введет в заблуждение, ославит меня на весь институт. Как быть?
— А тебе не все равно? Если ты знаешь, что все сделала по-честному, не надо никому ничего доказывать!
Запомнила эти слова на всю жизнь, с тех пор иду своей дорогой и никому ничего не доказываю. А Марина Александровна и сейчас руководит очередным курсом. Честно говоря, не завидую ее студентам.
Когда училась на первом курсе Щукинского, к нам приехали ассистенты Станислава Говорухина в поисках актрис для картины «В стиле JAZZ». Меня и еще нескольких девчонок позвали на встречу с режиссером. Я была на седьмом небе от счастья, поскольку «Место встречи изменить нельзя» — любимый фильм родителей, они знают его наизусть и просто говорят цитатами оттуда. Кастинг-директор Лидия Сергеевна, моя крестная в кино, предупредила: «Станислав Сергеевич — товарищ не особо говорливый, бери все в свои руки». Ну я и взяла! Пела, музицировала, играла, мы сошлись на любви к джазу. В общем, сразила режиссера своей непосредственностью, он даже мою героиню превратил из художницы в музыканта. Под занавес Говорухин спросил:
— Сколько тебе лет?
— Пятнадцать.
Он так и обалдел.
— А что еще умеешь?
— На роликах катаюсь.
В общем, Говорухин утвердил меня на роль младшей сестры. И в самом начале фильма я заезжаю в квартиру на роликовых коньках.
Запомнила первый съемочный день. Я приходила, смотрела на свою экранную сестру Ольгу Красько и подмигивала ее ухажеру по фильму — симпатичному поляку Михалу Жебровскому. Говорухин обратил внимание на мой загар и тут же придумал сцену в душе.
— Раздевайся, мойся!
— Я должна папе позвонить.
Папа как услышал, чуть с ума не сошел: «Что?! Этого не было в сценарии!» В общем, нашли мне дублершу, хотя зрители думают, что это я на экране стою в душе голая.
Сниматься у Говорухина было счастьем! Каждый день в три часа мы прерывались на обед. Станислав Сергеевич часто брал меня с собой в ресторан ЦДЛ. Я заслушивалась рассказами Говорухина и при этом сметала все, что было на столе. Станислав Сергеевич не жалует худышек, но даже он в какой-то момент сказал: «Ты с этим поаккуратнее!»
У Оли Красько сложились с режиссером не самые теплые отношения. Говорухин бывал ею недоволен, Оля его тоже невзлюбила и не хотела сильно напрягаться. Я обалдела, когда заметила, как она что-то закапала себе в глаза перед съемками сцены, где ее героиня плачет. У меня тоже был эпизод в фильме, где требовалось рыдать. Очень боялась, что у меня не получится, и поделилась сомнениями с Говорухиным:
— Станислав Сергеевич, а если я не заплачу?
— Пока не заплачешь, мы отсюда не уедем!
Я посмотрела на многочисленную киногруппу, представила, как они будут из-за меня сидеть до ночи в поле, где шла съемка. И зарыдала сразу, как только встала перед камерой. Слезы так и лились по щекам, успокоилась лишь часа через три. Глянула на себя в зеркало — лицо опухшее. Но была так горда, что справилась! Позвонила папе, поделилась радостью. У меня было три съемочных дня, но осталась в Одессе на целых две недели. Я была несовершеннолетней и ездила на съемки вместе с мамой. Тогда мне казалось, что она там лишняя. Хотелось ощущать себя взрослой, самостоятельной. Но прошли годы, и сегодня в моем райдере значится пункт, что меня на съемках сопровождает мама. Только она способна справляться с моими неврозами и депрессиями.
Мама настолько позитивная и компанейская, что сразу же нашла общий язык даже со Станиславом Сергеевичем, хотя он человек очень непростой. Они сошлись на любви к истории, литературе. При этом оба умели красиво выпить и закусить. К сожалению, это почему-то раздражало Елену Яковлеву, которая играла мою маму. Она не упускала случая съязвить в адрес моей настоящей мамы по поводу и без. Но та не обращала внимания.
Каждый день большой компанией мы отправлялись ужинать в ресторан. Однажды Говорухин решил сыграть со мной в игру: он называл меня Аглая Ильинична и на вы, а я его — Стасик и на ты. К нам за столом присоединился продюсер Сергей Члиянц. У него глаза полезли на лоб, когда я громко попросила:
— Стасик, передай мне соль, пожалуйста! — а Говорухин ответил:
— Да, конечно, Аглая Ильинична!
В какой-то момент забылась и назвала Говорухина Станиславом Сергеевичем. Он так обрадовался:
— А-а-а! Проиграла! Аглайка, сгоняй за вином!
— Почему я должна это делать? Позовите официанта, пусть принесет!
Яковлева услышала и сказала, что в моем возрасте она бы уже триста раз сбегала.
— Ну а я не побегу!
Потом как-то позвонила Елене Алексеевне и пригласила на свой спектакль «Монте-Кристо». В ответ услышала: «А кто это? Аглая? Простите, что-то я вас не помню. Где мы с вами виделись?» Я оценила «шутку». Когда через несколько лет мне, уже известной актрисе, позвонил устроитель ее юбилейного вечера в Театре Ермоловой с предложением поучаствовать в празднике, ответила примерно в том же стиле.
Начав сниматься в комедии Рената Давлетьярова «Моя безумная семья», поняла, в каких эксклюзивных условиях мы находились у Говорухина. Здесь смены начинались в семь утра и длились до глубокой ночи. Леонид Ярмольник с Машей Шукшиной играли моих родителей. Покойный, к сожалению, Андрей Панин с Анной Ардовой — родителей Вани Стебунова. Когда познакомилась с Андреем Львовичем Ургантом, поняла, откуда у его сына Вани такое чувство юмора. По части шуток они постоянно соперничали с Ярмольником. Пусть Леонид Исаакович на меня не обижается, я его тоже очень люблю, но юмор Урганта был сногсшибательным. Он невероятный мужик, я его обожаю!
Не могу не признаться: слухи о нашем романе со Стебуновым были сильно преувеличены! Его придумали пиарщики для раскрутки фильма. Мы с Ваней лишь посмеивались над этим.
С детства я постоянно была занята делом, у меня не оставалось времени на развлечения. Очень по этому поводу расстраивалась и завидовала сверстникам, которые ходили по клубам и всячески веселились. Папа на мои завывания и просьбы отпустить «клубиться» говорил: «Давай посмотрим через несколько лет, где будешь ты и где они, кто кому тогда станет завидовать?» То, что имею сейчас, результат долгих лет серьезного труда. Многие говорят, что мне повезло. Но я считаю: человеку везет, если он получает что-то случайно, незаслуженно. Я же все заработала сама, затратив на это очень много сил. И то, что Владимир Исидорович Тартаковский доверил мне в семнадцать лет главную роль в мюзикле «Монте-Кристо», где моей героине Мерседес во втором акте тридцать восемь, — не везение, а шанс, который я смогла использовать, потому что была готова к серьезной работе.
Еще один шанс представился, когда послала свои записи на Первый канал и попала на шоу «Голос». Сама бы никогда в жизни туда не отправилась. На этом настоял папа: «Ты должна!» И я послушалась, хотя было очень страшно: у меня главные роли в суперпопулярных мюзиклах, если вдруг провалюсь — позор!
Кастинг проходила на общих основаниях, в очереди на предварительное прослушивание просидела часов шесть, не меньше. Решение принимал главный продюсер музыкальных и развлекательных программ Первого канала Юрий Викторович Аксюта, который даже не подозревал, что я внучка Всеволода Шиловского. Спела песню, он спросил:
— Чем занимаетесь?
— Актриса. Пою в мюзиклах «Граф Орлов» и «Монте-Кристо».
— Что-то я вас там не помню, — и пристально так посмотрел, а я ответила достаточно нагло:
— Ну, видимо, вы на мне не были, иначе запомнили бы!
Аксюта рассмеялся. Ему понравилось, как я спела, и он пропустил меня на «слепые» прослушивания.
Дали список песен, я остановилась на House of the Rising Sun. До меня ее выбрали шесть человек, и почти всем отказали. Поначалу сидевшее передо мной жюри пыталось с ходу завернуть и меня:
— Девушка, поймите, это сложная вещь, явно не ваш репертуар.
Я настаивала:
— Дайте хотя бы спеть, а потом решайте.
С кислыми лицами согласились. Когда закончила, один из них достал мобильник и позвонил Аксюте: «Юрий Викторович, у нас проблемка. Вот послушайте». А потом обращаясь ко мне: «Давай пой снова». Аксюта послушал и разрешил мне исполнить эту песню на «слепых».
Приехала на съемки в девять утра, а очередь до меня дошла в девять вечера. Двенадцать часов стресса: ломило все тело, ноги, плечи. К тому же перед самым выступлением сильно захотелось в туалет. А на мне комбинезон на пуговичках — расстегнуть непростое дело. Только зашла в кабинку, вбегает девочка, кричит: «Аглая, на сцену!» И вместо того чтобы послать всех на фиг, я рванула за ней. Естественно, была абсолютно рассредоточена. Помню коридор, в конце — двери. Стою и думаю: как же хочется оказаться дома под одеялом!
Я ни разу так не боялась сцены. Конечно же, волновалась, когда семнадцатилетней выпускала «Монте-Кристо», но до такой степени плохо не было. А тут состояние на грани обморока. Во время выступления оркестр сильно замедлил темп, я себя не слышала. По гамбургскому счету, конечно, облажалась. Когда позже смотрела свое выступление, поняла, что сама бы к себе не повернулась. Это точно! Я вообще свой самый большой критик, редко собой довольна.
Меня поразило другое. Обычно как бы неудачно ни выступал конкурсант, сидящие в креслах наставники старались быть предельно вежливыми, толерантными. Их главной задачей было не обидеть конкурсанта. Позже люди, работавшие на проекте, признали: такой уникальной грубости, которая прозвучала в мой адрес, им слышать не доводилось. На Диму Билана, пафос выступления которого сводился к тому, что на проекте мне делать нечего, зла не держу. Но теперь, когда он стал сниматься в кино, тоже очень хотелось бы спросить: что он забыл на съемочной площадке? Пелагея, неизвестная до «Голоса» персона, к тому же абсолютно никакая вокалистка с минимальным диапазоном, почему-то сразу перешла со мной на ты и менторским тоном заявила, что у меня не было ни одной чистой ноты и ужасные низы. Подытожил «душка» Градский, сказав, что когда я пою, ему хочется выключить магнитофон. Уже уходя, услышала еще одну его реплику: мол, пела она ужасно, но красавица, ей бы сниматься в кино. Лишь джентльмен Леонид Агутин был явно не в восторге от наезда других наставников, он промолчал. Мне стоило больших усилий не расплакаться и не послать их всех куда подальше. Я не против замечаний, но не в такой же форме!
Вскоре после «Голоса» мы столкнулись с Градским на дне рождения Леонида Якубовича, который я вела вместе с Александром Олешко. В перерыве ушли с Олешко за кулисы, где стояли наши стулья и можно было отдохнуть. С удивлением обнаружила на своем стуле Градского. Глядя на меня снизу вверх, он даже не подумал уступить мне мое же место. Олешко галантно предложил свое, и я села рядом с мэтром.
— Помните, — говорю, — вы советовали мне в кино идти? Так я уже несколько лет снимаюсь.
— Да я и тогда знал, в каком говне ты снимаешься!
Наверное, так Градский, считающий себя специалистом и в области кино, оценил фильмы Станислава Говорухина, Сергея Соловьева и других достойных режиссеров, в картинах которых мне посчастливилось работать. Ну и еще надеюсь, что его жене Марине, которая училась на платном курсе моего деда, повезет больше — она будет сниматься в одних шедеврах.
До «Голоса» не знала, что такое депрессия: как можно сидеть и грустить? А тут наступило полное опустошение. Расклеиться окончательно не дали родные. Мы друг за друга горой, если кого-то из семьи задели, остальные готовы загрызть обидчика. Дед, папа, Паша, я — все такие. Это порода Шиловских.
Неделю после «Голоса» проплакала, и тут раздается звонок: приглашают принять участие в проекте Первого канала «Театр Эстрады». Сначала казалось, это не мое. Дело в том, что я актриса так называемой «школы проживания». А в этом проекте нужно было больше показывать, изображать, «лепить образ». Посоветовавшись с родителями, решила рискнуть. И первый же образ, который мне предложили, был Алла Пугачева. Подумала: умирать, так с музыкой, и согласилась на «Маэстро».
Председатель жюри Геннадий Викторович Хазанов вначале скептически среагировал на фамилию Шиловская, видимо считая, что меня взяли на проект по блату, как внучку Всеволода Николаевича. Пришлось его в этом разубеждать своими работами. Судьбоносным для меня оказался номер, где я сыграла уборщицу на радио, которая пела разными голосами. В Интернете он собрал уже больше девяти миллионов просмотров! Шоу «Театр Эстрады» стало для меня своеобразной репетицией. Думаю, посмотрев его, Юрий Викторович Аксюта и принял решение пригласить меня в проект «Точь-в-точь».
Но и тут не обошлось без серьезных испытаний. Накануне съемок первой программы с моим участием, как назло, заболела желудочным гриппом. А мне предстояло воплотить очень сложный образ Дженнифер Лопес. В этом номере я должна была буквально летать по сцене, зажигательно танцевать, бить в барабаны, да и вокально песня была непростой.
За кулисами шоу всегда дежурили врачи, мне померили давление: восемьдесят на сорок. Состояние полуобморочное, бледная, тошнит... Легла на диван и думаю: «Поеду-ка домой». Позвонила папе:
— Я такси вызвала, возвращаюсь.
— Почему?
— Мне очень плохо. Ты же не хочешь, чтобы я умерла на сцене?
Папа спокойно ответил:
— Передай трубку врачу.
Доктор поговорил и возвращает телефон мне, там папин голос:
— Деточка, врач сказал, твоей жизни ничто не угрожает. Так что делай что хочешь, но ползи на сцену. Такой шанс дается раз в жизни. Ты будешь потом очень жалеть, если его не используешь.
Делать было нечего, поплелась «использовать шанс». Мне предоставили отдельную гримерную, чтобы никого не заразила. Образ Лопес не стал шедевром. Для меня главным было, что смогла преодолеть себя, выступить. Кое-как собралась, спела и станцевала, даже по барабанам колотила. Голова кружилась, все болело, однако довела номер до конца. Получила, правда, четверки. Но папа ободрил: «Если ты способна на такое, когда болеешь, представляю, как выступишь здоровая!»
Поскольку «Точь-в-точь» — конкурс, отношения между участниками складываются не всегда просто. Хотя с мужчинами на проекте они у меня были отличными. Главным открытием стал Стас Костюшкин, человек неимоверной доброты. Мы подружились с Родькой Газмановым, Оскаром Кучерой. Всегда поддерживали друг друга. С девушками конкуренция была более острой. Например с Азизой мы прекрасно общались до той поры, пока я не стала догонять ее по баллам. Шли почти вровень, перед предпоследним туром я опережала ее на одно очко. Но, наверное, для проекта было нужнее, чтобы победила она. Уверена, я сделала Елку лучше, чем те номера, за которые мне ставили пятерки! Но... получила две четверки и заняла лишь второе место.
Когда Азиза почувствовала реальную конкурентку, ее тон резко изменился. На Суперсезоне «Точь-в-точь» директор Азизы встретила меня оригинальной фразой:
— Ой, а ты-то что здесь делаешь?
— Полы пришла помыть! А вы тут по какому поводу?
Доброжелатели мне цитировали Азизу, удивлявшуюся, мол, зачем позвали Шиловскую, такую ужасную вокалистку?! А ведь в глаза она продолжала мне улыбаться. Это было омерзительно. Если не люблю человека, то просто не стану с ним общаться — зачем? Теперь с Азизой у меня нет никаких отношений.
А вот с Полиной Гагариной, напротив, почти сразу подружились. Она, как и я, окончила театральный институт, Школу-студию МХАТ. Кто-то считал Полину вздорной и зазвездившейся, а она всего лишь жутко устала, ведь мало того что участвовала в сложнейшем проекте, так параллельно еще готовилась к «Евровидению»! На запись «Точь-в-точь» Гагарина приезжала полумертвая. Не представляю, как она выдерживала такую нагрузку. В Суперсезоне я изображала Полину и сразу же отослала видео на ее мобильный. Она посмотрела и перезвонила: «Молодец, мне понравилось!» Было очень приятно!
Интересная штука жизнь. Вот моя мама чуть не поступила на курс Сергея Соловьева, а через двадцать лет мне довелось сыграть главную роль в его картине «Ке-ды». И как после этого не верить в судьбу?
Соловьев впервые увидел меня в картине Говорухина и, по его словам, с тех пор не оставлял мысли снять Шиловскую. Я вручала Станиславу Сергеевичу приз на «Золотом Орле», играла на фортепиано и пела «Если все не так, если все иначе». Говорухин остался доволен, сказал: «Это моя ученица и любовь моя!» И тут появляется Сергей Александрович, прямо на сцене вцепляется в меня и говорит: «Вот же она, я ее искал! Думал, куда пропала? А она тут поет!» За кулисами обменялись телефонами, Соловьев сказал: «Ты нужна мне срочно!» Потом мы сидели у него дома, долго обсуждали будущий проект — музыкальный фильм, но все сорвалось.
Через некоторое время уехала на съемки «Вурдалаков» по повести Алексея Толстого. Постановщик картины Сергей Владимирович Гинзбург теперь один из моих самых любимых режиссеров. Кино получилось, как мне кажется, дорогим, мощным и захватывающим, возлагаю большие надежды на этот фильм. Съемки проходили в Крыму на фоне прекрасной природы, даже сорокаградусная жара и полученная травма не смогли испортить впечатления. В первой же нашей любовной сцене с Костей Крюковым лошадь наступила мне на ногу! Гигантский синяк, стопа распухла... Слава богу, обошлось без перелома. Крюкову повезло меньше: у него обнаружилась страшная аллергия на шерсть, Косте пришлось постоянно пить таблетки, поскольку сцен с животными масса. И вот снимаюсь я в «Вурдалаках», вдруг раздается звонок:
— Аглая, это Сергей Соловьев! Ты где?
— В Крыму.
— А где в Крыму?
— В Каче.
— Жди, через три часа буду у тебя!
Приехал с букетом белых кустовых роз — откуда-то прознал, что я их обожаю, — и привез сценарий «Ке-ды», коротенький, на пятнадцати страницах. Я прочитала минут за сорок и не поняла, про что он. Но мы с папой посоветовались и решили: у такого мастера, как Соловьев, надо сниматься в любом случае, это станет неоценимым опытом.
Сергей Александрович в своем профессиональном подходе сильно отличается от тех, кого я называю Васями Печкиными. Приходишь на пробы к такому режиссеру, и первые вопросы: где учились, где снимались? Я один раз не выдержала: мол, если вы меня приглашаете, то хоть бы в Интернет залезли, там об актерах есть вся информация! На это он мне раздраженно ответил: у меня времени нет, вас много, а я один! Соловьев сразу принял меня такой, какая есть, не пытался изменить. Мне показалось, что по психотипу мы схожи с его любимой актрисой Таней Друбич. Обе ничего не играем в дурном понимании этого слова. На экране стараемся выглядеть органично и естественно.
Во время съемок Соловьев мне доверял, но случалось и недопонимание. Мне казалось, что актеры для Сергея Александровича всего лишь краски, которые он, как художник, выдавливает из тюбиков, смешивает, не особо интересуясь их мнением по этому поводу.
В Крыму мы начали снимать в конце октября, было уже достаточно холодно. А Соловьев выбрал для моей героини легкие сарафанчики. Говорю:
— Сергей Александрович, вы с ума сошли? Видели, как холодно на улице?
— А мы быстро все сделаем!
— Я за пять минут могу заболеть воспалением легких и умереть. Если вам на меня наплевать, подумайте хотя бы о картине, кого вы снимать будете?!
Мама за меня вступилась: «Она девочка молодая, еще не рожала, ей нельзя простужаться». Соловьев сидит недовольный, не желает ничего понимать. Я снималась в джинсах и свитере, но после каждого дубля говорила, вся трясясь от холода: «Круто было бы, если б я сейчас надела платьице!» Соловьев поворачивался к маме: «Какая же у тебя, Светка, нудная дочь!»
Сына моей героини играл восьмилетний мальчик Даня из бахчисарайского интерната для детей с психическими отклонениями. Выстраивать с ним отношения было очень тяжело. Я сделала все, чтобы найти контакт, и Даня в конце концов меня принял, даже начал называть по имени. И тут Сергея Александровича посетила очередная «гениальная» идея:
— Ты должна ударить Даню.
— Мы так не договаривались! В сценарии этого не было. Я бы не согласилась сниматься!
Соловьев настаивал.
— Хорошо, — говорю, — давайте снимать дублера. Здоровый ребенок хотя бы будет понимать, что происходит, а Даню трогать не стану.
Не бью детей, тем более больных и без причины! Только вошла к нему в доверие и вдруг начну лупить! Как объясню Дане, за что? Но Сергей Александрович просто зациклился, разругались в пух и прах.
Группа разделилась: одни считали меня взбалмошной, капризной звездой, которая создает проблемы на съемочной площадке, другие — героиней. Ничего героического я в своем поступке не видела, просто как нормальный человек отказалась бить больного ребенка. Слышала, что помреж подходила к девочке из Бахчисарая, которая работала в буфете, и предлагала триста долларов, если та снимется на общем плане вместо меня. Думаю, деньги были для нее совсем не лишними, но она тоже отказалась. Я потом пожала ей руку и поблагодарила. В результате эпизод так и не стали снимать. С Соловьевым мы расстались не в конфликте, но и не в таких теплых отношениях, как с Говорухиным.
К счастью, в моей насыщенной творчеством жизни нашлось место любви. Федор Воронцов — актер, служит в Театре Вахтангова вместе с родителями, заслуженными артистами Михаилом Ивановичем Воронцовым и Еленой Ивочкиной. Так что у них тоже актерская династия. Мои родители назвали меня Аглаей в честь героини Достоевского. Мне кажется хорошим знаком, что имя-отчество моего молодого человека такие же, как у моего любимого писателя Федора Михайловича Достоевского.
Мы встретились в Щукинском училище, Федор учился на курс старше. Дружили, собирались одной компанией. Федя мне нравился, но он рано женился, а женатые мужчины для меня табу, я не разрушаю семьи. На моих глазах у него родился сын, на моих глазах Федя развелся, переживал, мы стали теснее общаться. И вот, несмотря ни на что, пять лет уже вместе.
В начале наших взаимоотношений возникли серьезные проблемы. С пятнадцати лет я уже снималась, работала в театре, получала приличные деньги и хотя была несовершеннолетней, мечтала быть самостоятельной. А отец требовал, чтобы в одиннадцать вечера возвращалась домой как штык. Мне же хотелось оставаться с Федором, и однажды я ушла к нему. Конечно, был дикий скандал, но в результате, когда родители поняли, что у нас все серьезно, отпустили.
Пока мы с Федором живем в гражданском браке и хотим узаконить отношения, только когда появятся дети. Мои родители ведь тоже поженились после того, как мама забеременела. Тем более что медовый месяц у нас с Федором уже был, на Мальдивы мы съездили. Там, глядя на меня и Федю, персонал отеля постоянно повторял: «Honeymoon» — а мы и не отрицали.
Принято считать, что актерская профессия очень эгоистичная, даже эгоцентричная, не имеет пола. Обычно говорят: «Актриса — больше, чем женщина, а актер — меньше, чем мужчина». Федор в этом смысле совсем не актер. Он во многом идет мне навстречу, старается не ревновать, а радоваться моим успехам, переживает за меня, понимая всю сложность нашей профессии. При этом Федор как-то органично вписался в нашу семью и очень подружился с моим папой. Не каждый мужчина выдержал бы мою тесную связь с отцом. Он очень сильно поддержал меня после «Голоса». Когда приехала в расстроенных чувствах, сразу подарил кота, Кунжут с нами уже два года.
Бывает так, что проекты у меня идут один за другим и на быт, честно признаюсь, времени совсем не остается. Федя помогает, не предъявляет претензий, если что-то не помыла или не успела приготовить. Он принимает меня со всеми моими недостатками и сложным характером. Я очень привязалась к его сыну Матвею — он часто живет у нас и считает своей семьей.
Очень хочется поработать вместе с Федей и отцом. Сняться в фильме папы — моя давняя мечта! Он знает меня лучше всех, понимает, как раскрыть. Сценарий давно написан, но пока нет возможности его реализовать. Папа неудобный режиссер, потому что не всегда может вместиться в рамки продюсерского кино. Рада, что он владеет профессией сценариста и может писать хорошее кино хотя бы на бумаге. Надеюсь, что и как режиссеру ему тоже повезет.
А еще мечтаю построить загородный дом с бассейном, чтобы мы там все вместе жили, творили, отдыхали. Хочу как можно больше времени проводить со своей семьей. Как ни странно это прозвучит из уст молодой актрисы, но семья для меня все-таки важнее профессии.
Редакция благодарит за помощь в организации съемки интерьерный салон премиум-класса «Флэт-интерьеры».
Подпишись на наш канал в Telegram