Купив свою первую записную книжку, я не знал, что за ней последуют вторая, десятая, сотая. Не предполагал, какое число красавиц оставит там свои телефоны, сколько знаменитостей украсят страницы автографами, рисунками и стихами...
В какой-то дождливый осенний день я, промокший питерский подросток, забрел в книжный магазин, чтобы немного согреться. Там приобрел карманную записную книжку. Ее обложка пахла дерматином, а линованные в клеточку страницы призывали отобразить на них что-нибудь эпохальное. Купив свою первую записную книжку, я не знал, что сделал себе подарок на всю жизнь. Что за первой такой книжкой последуют вторая, пятая, десятая, сотая. Не ведал, какое количество идей для фильмов и книг, сюжетов для сценариев и рассказов будет записано там моим убористым почерком. Не предполагал, какое число красавиц оставит там свои телефоны, сколько отечественных и мировых знаменитостей украсят страницы автографами, рисунками и стихами.
Кого там только не будет! От моего учителя великого режиссера Льва Кулешова до кандидата в президенты Франции Марин Ле Пен. От всемирно известного музыканта Мстислава Ростроповича до нобелевского лауреата поэта Иосифа Бродского. А еще — записи, пожелания и трогательные ремарки Елены Сергеевны Булгаковой, Наташи Богуновой, Вики Федоровой, Лиды Федосеевой, Анатолия Папанова, Ролана Быкова, Леонида Куравлева, Юрия Любимова, Карена Шахназарова, Сергея Соловьева, Александра Градского... Поэты Сергей Михалков, Леонид Дербенев, Александр Шаганов написали стихи. Михаил Боярский вспомнил наше детство, проведенное в одном доме. Александр Розенбаум отметился веселой шуткой. Знаменитые художники Илья Глазунов, Анатолий Зверев, Михаил Ромадин заполнили странички своими рисунками. Алла Пугачева расписалась кровью, София Ротару оставила на память ноготь с мизинца, Константин Эрнст прядь волос, а Никас Сафронов фрагмент своей картины...
Всех перечислять долго. Причем про каждого я могу рассказать какую-нибудь захватывающую историю. И не одну...
Начну, пожалуй, с книжки под номером 152. На ее первой странице оставил свой рисунок президент Российской академии художеств Зураб Церетели. Я попросил его что-нибудь изобразить, и Зураб Константинович нарисовал шеренгу сердец, уходящую в перспективу. «Это любовь. Без любви нет жизни», — пояснил Церетели.
К очередному юбилею я должен был сделать о нем двухсерийную телевизионную картину. И решил снять фильм-монолог, рассказанный самим художником. Церетели категорически отверг мое предложение.
— Я по-русски с таким грузинским акцентом говорю, что для фильма никак не годится, — обескуражил меня батоно Зураб. — Возьми хронику, кацо, напиши текст, озвучь хорошим актером, — наставлял он.
— Кто это будет смотреть два часа?! — сопротивлялся я.
Мы начали вспоминать фильмы о художниках. И тут меня осенила идея, показавшаяся спасительной:
— В ленте о Пабло Пикассо художник рисует на стекле, установленном перед объективом камеры. И зритель видит весь процесс творчества — от первого мазка до последнего завитка на авторской подписи. Давайте и мы сделаем стержнем фильма создание картины!
Зураб согласился. Честно говоря, я еще кое-что придумал, только решил сделать ему сюрприз. При прощании оказалось, что Церетели тоже заготовил для меня «подарочек» — заявил, что может выделить для всех наших съемок всего один час. Причем завтра с шести до семи утра, когда он будет рисовать очередной натюрморт. Оказалось, что каждый день художник начинает с того, что становится за мольберт. Это у него вроде утренней зарядки.
На следующее утро ровно в шесть наша съемочная группа в полном составе ждала мэтра в его огромной мастерской. Уже был поставлен свет, налажен звук. Операторы с камерами расположились вокруг мольберта. Он появился в новом джинсовом халате, крепкий, бодрый, энергичный. Несколько раз с легкостью отжал спортивную штангу и подошел к мольберту. Поставил на стоявший рядом столик кувшин с тремя подсолнухами, выдавил краски на палитру, взялся за кисть...
Тут я ему говорю:
— Не нравится мне этот натюрморт...
Церетели возмутился:
— Ты кто? Я — Народный художник, президент Академии! Кого учить вздумал?!
— Зураб Константинович, ну можно, что-то предложу? — попросил я.
— Давай, только быстро! — недовольно пробурчал он, взглянув на часы. — Тоже мне, критик нашелся... Что ты можешь хорошего предложить?
— Настя! — позвал я.
Из-за ширмы появилось воздушное создание девятнадцати лет от роду с изумительной точеной фигуркой и чуть вьющимися пшеничными волосами. Скинув с плеч халатик, оно предстало во всей своей нагой красе и потупив зеленые глазки, робко спросило:
— Куда мне встать, Зураб Константинович?
Пораженный Церетели молчал почти целую минуту, а потом закричал на своих помощников:
— Кто такой маленький холст принес? Тащите большой — два метра на полтора! Я буду ее портрет писать. В полный рост!
Он поставил модель возле кувшина с подсолнухами, попросил ее зафиксировать позу и провел кистью первую линию на холсте. Вместо отведенного часа он писал Настю целую неделю. Его секретари едва успевали отменять по телефону запланированные встречи. К мастеру пришло вдохновение. Красота в очередной раз доказала, что она — страшная сила...
В один из перерывов я тихонько попросил девушку расспросить Зураба Константиновича, откуда он родом, как стал художником, с какими трудностями сталкивался, с кем дружил, какие музы его вдохновляли... План удался. Церетели принялся живописно рассказывать обнаженной красавице о своем житье-бытье, а нам это и было нужно. Камеры и микрофоны фиксировали каждое его слово. Истории сыпались одна за другой.
Например о дружбе с Высоцким. В конце 1970 года поэт пригласил его на свадьбу с Мариной Влади. Своего жилья у Володи тогда не было, торжество отмечали в небольшой съемной квартире. Проходило оно скромно. Андрей Вознесенский и Всеволод Абдулов принесли шампанское, Юрий Любимов — большой торт. Марина Влади с изумлением смотрела, как жена Митты выставляла на стол приготовленные дома салат оливье и другие закуски. Высоцкий, лежа на диване, что-то наигрывал на гитаре.
Увидев такую сцену, Зураб, человек широкой души, сделал новобрачным царский подарок — свадебное путешествие в Грузию, куда они и отправились на следующее утро. Медовый месяц, проведенный в гостеприимном тбилисском доме Церетели, поездки в горы, роскошные пиры, кавказские тосты и песни — все это походило на сказку. Володя и Марина были счастливы...
Потом Зураб рассказал еще одну занятную историю, связанную с Высоцким. Володя купил за границей «мерседес» и перегнал его в Москву. Они отмечали это событие в ресторане московского Дома кино, обеденный зал которого оформлял, кстати, именно Церетели. В какой-то момент Высоцкий предложил опробовать машину на ходу — съездить на ней в Ленинград, благо там сейчас белые ночи и питерские друзья приглашали его приехать с гитарой.
Сказано — сделано. Поэт и художник, предвкушая веселое путешествие, покинули ресторан и помчались к невским берегам.
Едут час, другой. Зураб спрашивает:
— Володя, скоро Ленинград-то?
— Мы сколько проехали? — прикидывает Высоцкий. — Километров около ста... Значит, впереди еще шестьсот!
— Сколько-сколько?! — воскликнул пораженный Церетели и тяжело вздохнул — он тогда плохо представлял себе, что такое российские просторы.
— Ничего, домчимся! Главное, что нас там ждут! — успокоил его Володя и выжал педаль газа.
В Ленинград добрались часам к четырем утра. Нашли нужный дом, поднялись на пятый этаж, нажали кнопку звонка. Когда на пороге появился заспанный хозяин, Высоцкий ударил по струнам и услышал в ответ: «Володя! Мы тебя вчера ждали, а сейчас все уже по койкам разбрелись, спят...»
Обиженный поэт обратился к Церетели: «Извини, Зураб, нас здесь не поняли». Они сели в «мерс» и помчались обратно в Москву. Так за один день друзья преодолели полторы тысячи километров! «Это было самое длинное ралли в моей жизни», — смеялся Зураб, рассказывая байку.
А потом последовал рассказ про Л.И. Брежнева. Однажды для его новой резиденции из Италии привезли какую-то уникальную мебель, обитую розовой кожей. Обошлась она казне не в одну сотню тысяч долларов. Узнав об этом, Брежнев возмутился: «Я что вам, арабский шейх? Немедленно уберите!»
Оказалось, что убрать с глаз долой диваны и кресла можно, а вот списать такую большую сумму затруднительно. Мебель повисла на балансе Управления делами ЦК КПСС. Вопрос вынесли на заседание политбюро. Управляющему делами грозила серьезная кара. Тут слово взял Эдуард Шеварднадзе: «Я знаю только одного человека в нашей стране, который официально заработал несколько миллионов долларов. Это скульптор Зураб Церетели. Он много ездит по миру, оформляет советские посольства в разных столицах, получает зарубежные заказы, ставит памятники. Давайте попросим его выкупить эту злополучную мебель. Так мы от нее избавимся».
Церетели вызвали в ЦК, озвучили предложение. Он ответил: «Вообще-то я не член партии. Но если такая солидная организация просит, то я эту мебель покупаю».
А вот история про первого российского президента. В конце декабря 1991 года перестал существовать Советский Союз. На новогоднем приеме в Кремле Церетели подошел к Ельцину и спросил:
— Где в Тбилиси будет располагаться посольство России?
— Какое еще посольство? Зачем? — изумился Борис Николаевич.
— Ну как же? Россия и Грузия — теперь независимые друг от друга государства. Они должны обменяться послами, а у послов должны быть свои резиденции.
— Ты уверен? — насупился Ельцин и даже отставил в сторону бокал с выпивкой.
— Но вы же подписали Беловежские соглашения!
— Д-а-а, — почесал затылок президент. — Это мы как-то не продумали, понимашь...
Тогда Церетели говорит:
— Я хочу сделать подарок стране, которую так люблю. Свой трехэтажный дом в центре Тбилиси отдаю России под посольство!
А через некоторое время Российская Федерация сделала художнику ответный подарок — Зурабу отдали здание посольства Западной Германии в Москве. Оно как раз пустовало после создания единого немецкого государства. С тех пор старинный особняк на Большой Грузинской улице стал московским домом Церетели. Там всегда сервированы столы для гостей. Сад украшают скульптуры русских царей. Там же находилась и мастерская художника, в которой мы снимали наш фильм.
Через несколько дней создание портрета Насти подошло к концу. Зураб отступил на пару метров от мольберта, прищурил глаза и удовлетворенно произнес:
— Ну вот, кажется, получилось! Отдам на выставку в Манеж. Потом покажу в Париже.
Вся наша съемочная группа собралась у законченной работы. Только Настя продолжала стоять по ту сторону холста. Она была единственной, кто не видел, что же в итоге вышло. Каждый день после позирования девушка скрывалась за ширмой, одевалась и уходила из студии.
— Зураб Константинович, — робко попросила она, — можно мне тоже взглянуть?
Мэтр рассудительно произнес:
— Вообще-то художники обычно не показывают натурщицам свою работу, но ты так старалась, столько часов выстояла... Можешь посмотреть.
— Быстро, камеры в руки! — шепнул я операторам. — Лицо Насти крупно снимайте! Лицо!
Она накинула халатик и, трепеща в ожидании чуда, подошла ближе. Взглянула на холст, и внезапные слезы брызнули из ее глаз.
— Нравится? — спросил президент Академии художеств Церетели.
— Да-а-а... — дрожащими губами прошептала Настя и бросилась к двери.
Пару лет назад на кинофестивале в Китае я встретился с Лидой Федосеевой-Шукшиной. В харбинском ресторане под ароматное сливовое вино мы уплетали копченую уточку с ананасом, трепангов в имбирном соусе и вздыхали по родному ВГИКу, где проходили наши золотые студенческие денечки. Запись Лиды в моей книжке начиналась так: «...радостно было... вспомнить встречи на студенч. аудитории в спектаклях режиссер. ф-та... по Гоголю и Шукшину...» А вспомнить действительно было что. Мы ведь даже играли с ней на одной сцене. В нашу режиссерскую мастерскую Лида попала случайно.
На втором курсе я ставил «Ревизора», где был еще и художником, и исполнителем главной роли, но случилось ЧП — моя партнерша-однокурсница, изображавшая городничиху, вдруг ушла в декрет. Спасла положение Тамара Федоровна Макарова, преподававшая нам актерское мастерство, — она привела на замену выпускницу актерского факультета красавицу Лиду Федосееву. Спектакль прошел с большим успехом, зрители, набившиеся в аудиторию, сидели на полу и висли в дверных проемах. Среди почетных гостей были Лиля Брик, Виктор Шкловский, Жорж Садуль. Заведующий кафедрой Сергей Герасимов, чье имя теперь носит ВГИК, поставил мне в зачетную книжку оценку «шесть» при пятибалльной системе — «отлично +1».
После этого Лида стала звездой нашей мастерской. На следующем, третьем курсе она снова играла вместе с нами в спектакле. И вот это вышло уже не случайно. Мы подготовили спектакль по произведениям Шукшина. А в жизни Лиды произошли тогда важные события. Еще во ВГИКе она успешно снялась в нескольких фильмах, а значит, могла выбирать себе роли и диктовать какие-то условия.
Когда ее взяли на главную роль в фильме «Какое оно, море?», Лида попросила режиссера Бочарова заменить партнера. Утвержденный на эту роль Василий Шукшин еще в институте показался ей совсем невзрачным. По вгиковским коридорам фланировали иные кумиры — щеголевато одетые Тарковский, Кончаловский, Шпаликов. Именно на них заглядывались молодые актрисы, а не на деревенского парня Васю, который топал по «Академии киноискусства» в кирзовых сапогах и гимнастерке, подпоясанной солдатским ремнем.
Интриги Лиды против Шукшина не дали результата. Его никто заменять не собирался. Федосеева подумывала, не отказаться ли ей от роли. Она поделилась сомнениями с Макаровой, которой очень доверяла. И получила неожиданный ответ. Тамара Федоровна говорила о Шукшине в превосходных степенях: талантливый актер и режиссер, подающий надежды писатель! Ты, Лида, просто его не разглядела...
Дальше в дело вмешался случай. Когда они ехали на съемки в Крым, их купе в вагоне оказались соседними. Как это водится в съемочных группах, киношники, коротая дорогу, устроили совместное застолье, балагурили, пели. Когда Лида затянула свою любимую песню «Калина красная», все затихли. И неожиданно только один Шукшин начал ей подпевать.
Ни Василий Макарович, ни Лида не могли представить тогда, какую роль сыграет эта песня в их жизни. Она даст название самому пронзительному и самому знаменитому фильму Шукшина, в котором Федосеева сыграет главную роль.
Но вернемся к крымским съемкам. Они продолжались все лето. Шукшин и Лида жили в Судаке в разных местах, но в свободное время вместе обедали, ходили загорать. Вася за ней трогательно ухаживал, но не более того. Федосеева была замужем, а Шукшин женат. Только их взаимная симпатия росла. Лида рассказывала, что однажды Василий Макарович, сидя на пляжном лежаке, вдруг прижал руку к сердцу и тяжело вздохнул.
— Что случилось? — озабоченно спросила она.
— Крабик под рубашку заполз и сердце мне грызет, — пошутил Шукшин.
Он уже не казался ей грубым и неотесанным. Она была удивлена тем, с каким вниманием он относился к своим племянникам-крестникам, которые приехали в Судак на отдых вместе с Васиной сестрой. Мальчишки никогда не видели моря, и Шукшин сделал им подарок.
После завершения съемок он уехал к родным на Алтай, а она вернулась в Ленинград, где жила ее семья. Прошло еще несколько месяцев, и актеров, снимавшихся в фильме, вызвали в Москву на озвучание ролей. На второй или третий день совместной работы в темном кинозале Шукшин загадочно произнес: «У меня для тебя сюрприз». Он повез Лиду в Свиблово, один из отдаленных московских районов, где показал только что купленную в новостройке, еще необставленную квартиру. И сказал как отрезал: «Вот здесь мы с тобой будем жить». Он был мужчиной, который принимает решения.
А в это время руководитель нашей мастерской Лев Владимирович Кулешов решил поставить силами студентов режиссерского курса спектакль по произведениям Шукшина. У Василия Макаровича только что вышла первая книжка рассказов «Сельские жители». Шукшин загорелся этой идеей, ему очень хотелось увидеть на сцене своих героев. Он предложил кроме рассказов инсценировать и не опубликованную тогда сатирическую повесть «Точка зрения». Лида Федосеева, естественно, была задействована там в одной из главных ролей. В целом постановка выглядела довольно экзотично: жителей алтайского села играли два негра, сириец, монгол, грузин, армянин и несколько коренных москвичей.
Только я оказался не у дел. После успеха в «Ревизоре» меня стали приглашать на кинопробы разные киногруппы и наконец утвердили на большую роль в фильме «Прощай» Одесской киностудии. Поэтому пока мои однокурсники репетировали в занесенной снегами Москве, я загорал в теплой Ялте. Когда же явился на экзамен, оказалось, что все роли давно распределены, показаться кафедре не с чем, а значит, мне грозит двойка по актерскому мастерству и неминуемое отчисление из ВГИКа.
Я поделился своей бедой с Шукшиным, и он предложил выход. В повести «Точка зрения» был использован оригинальный драматургический ход: одну и ту же историю женитьбы актеры разыгрывали дважды. Сначала как образцовую и стерильную «комсомольскую свадьбу», а потом как сатирический фарс с пьянкой и мордобоем. Василий Макарович предложил мне сыграть резонера-рассказчика, связывающего и комментирующего эти события. А образ сочинить самому на основе ехидных и остроумных авторских ремарок, взятых из повести. Роль, которую я написал, Шукшин одобрил. И мы с Лидой снова оказались на одной сцене.
Кстати, профессор Кулешов предложил Федосеевой продолжить обучение на нашем курсе и получить диплом режиссера. Но Шукшин был категоричен: «Режиссер по сути своей — диктатор, поэтому в одной семье двух режиссеров быть не должно!»
После премьеры Василия Макаровича все поздравляли с первой театральной постановкой. Он немного смущался. Лида говорила, что Шукшин вообще был сдержан в проявлении чувств и начисто лишен сентиментальности. Свою жизнь в деревне он описывал как довольно жесткое существование. Чтобы отправить сына на учебу в Москву, его мать продала корову. В столице деревенскому провинциалу тоже пришлось хлебнуть лиха. Пока он не начал сниматься, жить было не на что. Однокурсники, отпрыски знаменитых московских семей, держались с ним высокомерно. Москва не принимала чужака. Брак с дочерью писателя Анатолия Сафронова был скоротечным и закончился громким разводом.
А в Федосеевой он нашел родную душу. Часами говорил с ней, хотел больше узнать о ее жизни. Однажды она рассказала про свою подругу — глухонемую от рождения девушку. Эта история так запала в душу Шукшина, что он написал сценарий замечательного фильма «Ваш сын и брат», где предложил Лиде сыграть эту трагическую роль. Но она отказалась — не хотела разговоров о том, что связала свою жизнь с режиссером, чтобы сниматься у него в фильмах. Однажды Шукшин спросил, знает ли она азбуку глухонемых. Лида тут же продемонстрировала несколько жестов.
— Что ты сейчас сказала? — спросил он.
— Когда-нибудь узнаешь, — улыбнулась она.
Это были слова «Я тебя люблю». Вслух они говорили это друг другу очень редко. Прожили вместе десять лет — до самой смерти Василия Макаровича.
Личность этой великой женщины вызывает яростные споры. Она — легенда мирового кинематографа, которую боготворили миллионы поклонников. Ею восхищались и ее проклинали. За ней ухаживали Гитлер и Эрих Мария Ремарк. Картины Рифеншталь побеждали на европейских кинофестивалях. Знакомством с Лени гордились Генри Форд, Уолт Дисней, Энди Уорхол, Мик Джаггер... Ее любили и ненавидели. Держали в психушке, бросали в тюрьму. Она была отлучена от профессии. Но вопреки всему снимала кино, фотографировала и выпускала книги, которые становились мировыми бестселлерами.
Однажды на закрытом просмотре в Госфильмофонде я увидел два ее непревзойденных шедевра — «Триумф воли» и «Олимпия». Был потрясен и навсегда запомнил это имя. С тех пор мечтал с ней познакомиться, а если повезет, то снять о Рифеншталь фильм.
Когда в эпоху перестройки открылись границы, направляясь на машине к родственникам во Францию, я решил заехать к Лени в гости, чтобы обсудить возможность съемки биографической картины. Нашел ее дом в маленьком городке Пёккинг под Мюнхеном и явился туда с букетом цветов. Мне открыл молодой человек и попросил подождать.
Я знал, что фрау Лени находилась в преклонном возрасте, ей было тогда восемьдесят семь лет, поэтому ожидал, что сейчас выкатят на коляске немощную старушку. Велико же было мое удивление, когда со второго этажа по лестнице легкой походкой навстречу мне спустилась улыбающаяся дама. Она была в легком красно-белом платье и туфлях на высоком каблуке.
Первым делом Лени обратилась к молодому человеку, которого я принял за слугу (а это был ее муж): «Хорст! Что за вино ты поставил на стол? Неси шампанское, ко мне в гости приехал русский режиссер!» Так началось наше знакомство, которое продолжалось больше тринадцати лет. Незадолго до ее столетнего юбилея мне удалось снять документальный фильм «Тайна Лени Рифеншталь», построенный на основе большого и откровенного интервью.
Ее судьба — захватывающий сюжет для авантюрного романа. Это не просто долгая и насыщенная жизнь. Она прожила как минимум пять жизней, в каждой из которых были стремительные взлеты и тяжелые удары. В юные годы Лени так упорно занималась танцами под руководством бывшей звезды русского балета Евгении Эдуардовой, что вскоре сама стала знаменитой балериной. Она с успехом выступала на сценах ведущих театров Германии, но серьезная травма положила конец танцевальной карьере.
Это был первый поворот судьбы, но не последний. Пришлось искать новое применение своим артистическим способностям. Лени начала сниматься в кино и довольно быстро стала популярной актрисой, конкурировавшей с самой Марлен Дитрих. Рифеншталь прославилась в картинах про покорение гор, про борьбу человека со стихией. Среди ее поклонников были известные актеры, режиссеры и упомянутый выше знаменитый писатель Эрих Мария Ремарк. Ее танец в картине «Священная гора» очень понравился Адольфу Гитлеру. Однажды он пригласил ее на свою виллу, но очаровательная Лени ловко ускользнула из его объятий. Все ее мысли были заняты красавцем-актером, партнером по новому фильму «S.O.S. Айсберг».
А в начале тридцатых Рифеншталь неожиданно дебютировала как режиссер. Фильм «Голубой свет» принес ей премию Венецианского кинофестиваля. Вскоре Гитлер пришел к власти, стал рейхсканцлером и пригласил Рифеншталь для серьезного разговора. Он предложил ей снять картину о съезде национал-социалистической партии. А теперь подумайте, есть ли что-либо более унылое, чем собрание делегатов, рядами сидящих в зале и слушающих нудные политические речи? Фильм на такую тему заранее обречен на неудачу. Но Лени взялась за эту картину и сняла шедевр.
Уже начальные кадры фильма завораживают зрителя — с пронизанного солнечными лучами неба на грешную землю спускается самолет с Гитлером. Все это снято масштабно, смонтировано под красивую музыку и производит должное впечатление. (Я надеюсь, что читатели не заподозрят меня в симпатиях к нацистскому вождю. Говорю сейчас только о мастерстве режиссера.) Лени Рифеншталь стала снимать этот документальный фильм с голливудским размахом. Как в настоящем блокбастере, на смену одному поражающему воображение эпизоду следовал другой. Для фильма были специально построены масштабные декорации, задействованы невиданные тогда скайлифты с взлетающими к небу камерами, многотысячные массовки, отрепетированы парады, поставлены ночные факельные шествия, сшиты сотни костюмов. В распоряжении режиссера была съемочная группа из ста семидесяти человек, тридцать пять кинооператоров, военные прожекторы, рельсовые операторские краны, специальные автомобили и даже дирижабли.
Рифеншталь создала кинематографическую симфонию движения народных масс, подчиненных воле вождя. Надо сказать, что пафос фильма не был направлен на агрессию или подготовку к войне. Наоборот, речь там шла о подъеме экономики и ликвидации безработицы. А теперь представьте, какой эффект это зрелище произвело в Германии и остальном мире в 1935 году, когда кино действительно было главным из искусств. Рифеншталь получила мировое признание. Позже Муссолини и Франко упрашивали снять фильм о них. Лени отвечала: «Я не буду больше снимать политическое кино».
Я расспрашивал ее, как была устроена жизнь в Третьем рейхе, как жили его вожди. Она поведала мне такую историю. Гитлер, уже будучи хозяином Германии, пригласил ее однажды в Мюнхене к себе домой. Одна из комнат его большой квартиры была заставлена живыми цветами. Там находился мраморный бюст юной девушки: «Это моя племянница Гели. Моя первая любовь. Совсем молодой она покончила с собой». Потом он стал жаловаться на одиночество. «Вот сегодня Рождество, — говорил Гитлер. — Все жители Германии сидят у домашних очагов, отмечают праздник в кругу семьи. А знаете, как провел его я? Целый день катался с шофером по автобану...»
Еще она рассказывала про свои отношения с Геббельсом. Он был маленьким, уродливым, колченогим, но не пропускал ни одной юбки. Однажды в ложе оперы их места оказались рядом. Возможно, это было подстроено. Прямо во время спектакля Геббельс полез ей под платье. Рифеншталь вцепилась ногтями в его руку, расцарапала ее до крови. Геббельс, не привыкший к отказам, пообещал отомстить. Тогда Лени пожаловалась Гитлеру. Тот отчитал своего министра и приказал ему не приближаться к Рифеншталь ближе чем на десять метров. Поэтому когда она приходила что-то обсудить с Геббельсом в министерство пропаганды, ей ставили стул у самой двери. А министр находился за столом в дальнем углу своего огромного кабинета и злобно сверкал глазами.
Очередная ее картина, «Олимпия», была посвящена Олимпийским играм в Берлине 1936 года. По творческим открытиям и масштабности она превзошла «Триумф воли». Как известно, на берлинских Играх четыре золотые медали завоевал темнокожий американский атлет Джесси Оуэнс. Это явно шло вразрез с нацистской теорией о превосходстве арийской расы. И когда Оуэнс выигрывал, сидевшему в ложе Гитлеру это явно не нравилось. Фрау Лени сняла реакцию фюрера и несмотря на яростные протесты Геббельса включила эти кадры в свой фильм.
Интересно, что американский десятиборец Гленн Моррис во время награждения подозвал стоявшую у камеры фрау Лени, разорвал на ней блузку и начал целовать на глазах у семидесятитысячного стадиона.
— Что же вы сделали? — поинтересовался я у Рифеншталь. — Дали ему пощечину?
— Нет, пошла в министерство иностранных дел, продлила ему визу, и мы провели вместе три чудесных дня! — рассмеялась она. — Я делала что хотела и никого не боялась.
В 1939 году началась война. До самого ее окончания фрау Лени снимала романтическую мелодраму «Долина» и не вмешивалась в политику. Она даже не была членом нацистской партии. Но после разгрома Германии ее арестовали, конфисковали материал последнего фильма. Друзья от нее отреклись. Некоторое время Рифеншталь лечилась в клинике нервных болезней. Потом ее судили. Никакого криминала трибунал в деятельности Лени не нашел, но она больше не могла работать в кино. Для Рифеншталь это было самым страшным наказанием.
И все-таки она нашла выход. Этому способствовало ее увлечение Африкой. С фотоаппаратом и кинокамерой она совершила несколько путешествий на Черный континент. Жила в диких племенах нубийцев, обитающих в Судане. На африканском материале Лени выпустила фотоальбом «Нуба — люди, пришедшие с другой звезды». Эта книга имела огромный успех.
В возрасте шестидесяти семи лет она нашла себе спутника жизни — двадцатипятилетнего Хорста Кеттнера, который был ее кинооператором. Казалось, можно на время забыть о неудачах. Но во время очередной экспедиции Рифеншталь попала в авиакатастрофу и повредила позвоночник. Она страдала от невыносимой боли, пока случайно не заметила, что боль проходит, когда она принимает ванну.
Это наблюдение привело к неожиданному решению. На Мальдивах она впервые погрузилась в Индийский океан с аквалангом и камерой для подводных съемок. Причем сертификат аквалангиста получила в возрасте семидесяти одного года, хотя обычно после шестидесяти лет его никому не выдают.
«Я приехала с таким молодым любовником, что никому в голову не пришло спрашивать, сколько мне лет», — кокетливо похвасталась Рифеншталь. За последующие тридцать лет она совершила вместе с Хорстом Кеттнером более двух тысяч погружений. Результатом стали фильмы и альбомы «Коралловый рай» и «Подводные впечатления». Лени с гордостью показывала мне свою монтажную студию, оборудованную в подвале ее дома в Пёккинге, где были собраны фантастические по красоте кадры подводного мира.
Наша последняя встреча происходила накануне ее столетия. Я принялся уговаривать фрау Лени отметить юбилей под водой возле какого-нибудь экзотического острова. Идея ей понравилась. Этим диалогом и закончились съемки нашего фильма.
На прощание она вложила в мою записную книжку свою фотографию с надписью «Алексу Стефановичу с любовью, Лени Рифеншталь».
Подпишись на наш канал в Telegram