Режиссер вдруг спросил: «Что бы вы сказали сегодня пятилетней Яночке?» И тут произошел взрыв — я так рыдала, что напугала съемочную группу. Наверное подумали, что какая-то ненормальная! Вернулась в общагу и на эмоциях рассказала обо всем по телефону маме. Расплакалась и она: «Почему же ты до сих пор молчала?!»
В популярном сериале «Дневник доктора Зайцевой» я играла главную героиню. Снимали сцену, где возлюбленный моей Саши Макс Майоров рассматривает ее фото из семейного альбома. Исполнитель роли Илья Любимов должен был увидеть какую-то фотографию и сильно удивиться. Камера на него, я сижу на стуле за кадром, подыгрываю. Режиссер шепчет: «Мне нужно, чтобы у Ильи зрачок расширился. Давай!» И я вспомнила знаменитую сцену допроса из «Основного инстинкта», где Шэрон Стоун в короткой юбке переложила ногу на ногу, ну и повторила ее. Любимов бросил взгляд. Хмыкнул.
Когда съемка закончилась, режиссер взял под локоток: «Что ты такое сотворила? У Любимова глаза просто из орбит вылезли!» Мне по сей день за это перед Ильей неловко! Но такова актерская натура — если режиссер дал задание, хоть убейся, но выполни. В реальных обстоятельствах умерла бы со стыда, но команда «Мотор! Камера!» снимает все запреты. Ты переносишься в другой мир, где можно все. Уверена, если бы встретилась с Ильей при других обстоятельствах, между нами могло бы случиться большее. Он прекрасен! Но мы познакомились на площадке фильма, работали вместе, а это святое. Снялась уже в двух десятках фильмов и никогда не заводила романов на площадке. Мне непросто было пробиться в Москве, слишком много сил и эмоций на это положила, чтобы крутить хвостом на съемках. Ну вот такая ответственная уродилась!
Я поздний ребенок. С папой мама встретилась как в кино — в круизе по Черному морю на теплоходе «Адмирал Нахимов», который позже затонул. Она сбежала в отпуск от несчастной любви. Не искала новых знакомств, хотела просто забыться. Да не тут-то было: в соседней каюте оказался мой будущий папа!
Он сразу выделил ее из толпы и стал ухаживать, но был совсем не в мамином вкусе. Значительно старше, за плечами — брак, развод и две дочки. Мама недоумевала: «Зачем мне такой «хороший»? У него же вставные зубы!» Но папа не сдавался, покорил интеллектом. А еще он оказался прекрасным танцором. Мама говорила: «Чувствовала, что в танце он ведет меня как настоящий мужчина». Круиз подошел к концу, мама знакомство продолжать не планировала и спокойно вернулась в Днепропетровск, но в первый же рабочий день папа дозвонился в ее строительный институт. Маму искали по всем этажам:
— Лавренко! Юрмала на проводе!
— Какая еще Юрмала?!
Он находил свою Ларису всегда и везде, хотя мобильных еще не изобрели. В итоге заманил в гости и покорил окончательно. Мама перебралась к нему в Латвию в скромный дом, похожий на дачную постройку, и вскоре забеременела. Яной меня назвал папа, хотя в крещении я Иоанна, что в переводе с древнееврейского — Милость Божья. Хочется думать, имя дает мне защиту в сложных ситуациях.
В мои пять лет СССР распался. В обретшей независимость Латвии родители в одночасье потеряли работу. Растерялся даже мой надежный, никогда не унывавший папа. Просто не представлял, что ему, русскому, делать. Ехать в Россию — но куда? Кто его семью там ждет? Мама вспоминает: «Лежу на кровати, смотрю в потолок и плачу. У нас маленький ребенок, но его не на что кормить и одевать...» Папины дочки от первого брака (с младшей у нас разница лет в пятнадцать) подали идею:
— Лариса, идите торговать.
У них была точка на вещевом рынке в Риге. Мама испугалась:
— Не могу!
В Советском Союзе торговля ведь считалась занятием неуважаемым.
Но делать нечего... Одолжила у родной сестры сто долларов — сумасшедшие по тем временам деньги — и накупив кипятильников, утюгов, фенов, отправилась в Польшу. Как ни странно, мама благополучно все это продала и закупила детские вещи разных размеров: «Если не продадутся, Яне будет что носить несколько лет».
Набив одеждой знаменитые клетчатые сумки, которые были верными спутниками всех челноков, мама поехала торговать. Только не на рижский рынок, где боялась встретить знакомых, а в Тукумс, другой латвийский город. И все равно шок, конечно, был: «Стою на базаре, слезы текут — стыдно!» Рыдающую «продавщицу» заметили товарки, все поняли без слов и помогли ей, дело пошло. Во времена СССР папа сопровождал туристические группы в Европу. Но потом этот бизнес закрылся, он купил машину и помогал маме возить товар.
Родители готовили меня к жизни в Латвии, отдали в местный детский сад. В моей группе все были латышами, кроме одной девочки, Ксюши. Мы сразу же нашли друг друга. Естественно, в пятилетнем возрасте не разбирались в политических реалиях. Зато наша воспитательница была буквально заточена на ситуацию в стране. Если слышала, что разговариваем по-русски, подскакивала и больно шлепала. Меня она ненавидела еще и за то, что не спала днем, а просто лежала в кроватке с открытыми глазами. Эта фашистка — извините, по-другому не скажешь — любила акции устрашения: выстраивала детей у шкафчиков с одеждой и схватив меня за ухо, водила мимо них. Мол, с каждым, кто не станет спать в тихий час, будет то же самое!
Так я получила первую психологическую травму. Родителям ничего не говорила. Думала, раз взрослый человек меня наказывает, значит, я виновата, ведь взрослые всегда правы. Если расскажу, и дома тоже начнут ругать. Детская память вытесняет плохое, но где-то в подсознании боль продолжает жить. И нужен только спусковой крючок, чтобы она выплеснулась наружу. Что и случилось на одном из первых в моей жизни кастингов.
Режиссер вдруг спросил: «Что бы вы сказали сегодня пятилетней Яночке?» И тут произошел взрыв — я так рыдала, что напугала съемочную группу. Наверное подумали, что какая-то ненормальная! Вернулась в общагу и на эмоциях рассказала обо всем по телефону маме. Расплакалась и она: «Почему же ты до сих пор молчала?!»
Когда пришло время идти в первый класс, меня приняли в первую в Юрмале частную школу. Конкурс был сумасшедшим. Педагоги проверяли уровень IQ, мой оказался на высоте, тем не менее родителей предупредили: меня оставят, только если догоню детей, уже отзанимавшихся до этого год в подготовительном классе. И я не только их догнала, но и перегнала. Стала отличницей.
Девчонкам это не понравилось: начали травить, зажимали в коридоре, задирали, высмеивали. Я снова оказалась белой вороной: в детском саду — из-за языка, в школе — из-за того, что пришла со стороны. Больше других старалась Вика Доля, прессовала меня по полной. Но я не собиралась становиться жертвой вслед за героиней фильма «Чучело». Училась лучше всех в классе, а Вике дала понять, что не боюсь ее, и к концу года та сдалась. Вдруг позвала встать рядом на линейке. Не люблю конфликтов, не приемлю жизни в постоянном стрессе, так что когда мне протянули соломинку, я за нее ухватилась. Мы начали разговаривать, сблизились, Вика оказалась человеком незлым, просто избалованным. После школы жизнь нас развела, потом снова соединила, и вот дружим уже двадцать с лишним лет.
Викуха недоучилась, ушла после одиннадцатого класса (в Латвии учатся двенадцать лет). Она влюбилась в футболиста, которого отправили играть в Швецию. Поехала за ним в Стокгольм, там они вскоре и разбежались. Вике осталась машина. Жить негде, языка не знает. Днем учила шведский, ночью развозила почту. Познакомилась с парнем, родила двоих детей. Вика оформила вид на жительство, перевезла к себе из Латвии родителей и младшую сестру Николь. Этим летом я натаскивала Николь для поступления на подготовительные курсы в Школу-студию МХАТ, она там занимается. Вот как все связалось!
Однажды Вика заявила: «Хочу научиться играть на гитаре». Причем когда Доля что-то напевала, я просила ее умолкнуть — это невозможно было слушать. Но она побарахталась и, что называется, обрела свою стезю. Собрала в Швеции группу, назвала ее InSammer. Там играют сириец, румын и пацан из Сочи. Она нашла продюсера в Москве, хотя коллектив базируется в Стокгольме. Вика — солистка, автор текстов, музыки и идейный вдохновитель. Вы скоро о ней и ее рок-группе услышите — это будет бомба! Вот такая у меня подруга. А как известно, скажи, кто твой друг...
Что касается меня, то еще в школе я стала участвовать в конкурсах чтецов. На республиканском заняла четвертое место, призовые распределились среди латышей.
В начале одиннадцатого класса пошла в театральную студию, располагавшуюся в чердачном помещении здания в старой Риге. Очень скоро убедилась, что актерская профессия — то, чему хочу посвятить жизнь. Объявила родителям:
— Получу аттестат и поеду в Москву поступать в театральный!
У них вытянулись лица:
— Ты хорошо подумала? Там все только по блату, а у нас в Москве никого нет.
Но я была настроена решительно.
Не знала, что надо подготовить специальную программу, на свой вкус что-то выучила. Очень хотела попасть к Райкину, он набирал курс в Школе-студии МХАТ. Пришла на прослушивание, Константин Аркадьевич увидел меня и засмеялся: «Какая ты интересная! Ну, почитай!» Я начинаю свою дурацкую заготовку. Он послушал и говорит: «Программа у тебя, конечно, ужасная! Бегом в библиотеку, возьми «Леди Макбет Мценского уезда» — это твое. Характер свой покажи. И приходи на следующий тур!»
Все так и сделала, выучила отрывок. На втором туре абитуриентов запускали в две двери. Откуда мне было знать, что за одной сидел Райкин, а за другой — его супруга Елена Бутенко? Она сразу и зарубила. А у меня не хватило смелости зайти к Константину Аркадьевичу и напомнить: «Я, как вы советовали, подготовила отрывок из Лескова. Можно прочесть?»
На прослушивании во ВГИКе я имела нахальство читать финал «Записок сумасшедшего» от женского лица. Педагог Юрий Борисович Ильяшевский сказал: «Такой наглости я еще не встречал, ну, приходи на второй тур». А что, разве так нельзя? Неведение мне помогало! А еще красное платье и мой козырь — флейта.
Играть научилась в музыкальной школе — это был хитрый ход родителей. Загружена я была по полной: английский, немецкий, французский, занималась танцами, информатикой. Зная, чем грозит подростку жизнь в курортном городе, папа следил, чтобы у дочери не оставалось свободного времени. Так возникла музыкальная школа. Мне хотелось учиться по классу фортепьяно. Сказали:
— Нет свободных мест, иди на флейту.
Я воспротивилась:
— Не хочу!
Потом родители признались: «Мы специально все подстроили». В пятилетнем возрасте у меня обнаружилась страшная аллергия на многие продукты, началась астма, надо было развивать легкие. И они подговорили директора музыкальной школы отправить меня на флейту, о чем я потом нисколько не жалела.
После первого тура во ВГИКе вернулась домой, но дозвонившись в институт, выяснила, что второго вообще не планируется, Владимир Грамматиков добирает только иногородних студентов в уже почти сформированную мастерскую. Примчалась, понравилась мастеру, он решил мою судьбу. Но тут меня ждал сюрприз: обучение иностранцев стоит огромных денег. В учебной части спрашивают:
— Ты вообще откуда?
— Мама с Украины, папа русский, а я родилась в Латвии.
— Какая же ты иностранка? На бюджет мы тебя взять не можем. Обучение будет стоить три тысячи долларов в год как для «коммерческой русской».
Пошли навстречу! Звоню маме:
— Осилим?
— Столько потянем.
К тому моменту «челночный бизнес» мамы перерос в два магазина одежды, да и папа потихоньку стал ей помогать.
У Института кинематографии свои преимущества: рядом учатся операторы и режиссеры, им нужно снимать учебные работы, в которых они задействуют актеров-студентов. Я встала перед камерой гораздо раньше, чем ребята из театральных институтов. На первом и втором курсе был такой предмет, как озвучка — фильмов, мультиков. Приобрела очень полезный навык.
В дипломном спектакле «Последние» по Горькому я играла старшую сестру Надежду — суку коварную. В «Трех сестрах» досталась роль Ольги. А еще педагог по сценической речи Юлия Георгиевна Жженова приобщила нас на третьем курсе к поэтам Серебряного века. Так родился литературный спектакль, где звучали стихи Рильке, Цветаевой, Пастернака. А я исполняла, можно сказать, смертельный номер: в течение тридцати пяти минут в одиночку рассказывала со сцены историю Черубины де Габриак.
Это пример потрясающей мистификации! Однажды в Коктебеле простая учительница начальных классов, к тому же хромоножка, показала свои стихи великолепному поэту Максимилиану Волошину. Тот был впечатлен, но сказал Елизавете Дмитриевой: «Как-то они совсем не сочетаются с вашей внешностью». И тогда они вместе придумали этот самый персонаж — Черубину де Габриак. Литературный Петербург сошел с ума от ее стихов, пытались искать автора, но безуспешно. Когда правда все же вышла наружу, от Дмитриевой отвернулись почти все, даже самый страстный поклонник ее творчества Николай Гумилев, кстати, знавший Дмитриеву. Все посчитали, что такая мистификация сродни предательству. Дошло даже до дуэли между Волошиным и Гумилевым. Черубина пережила настоящую трагедию.
Это была крутая работа — конечно же благодаря Жженовой. Я играла спектакль самозабвенно и в итоге получила студенческую премию «Золотой лист» на вгиковском фестивале. Ближе к выпуску подошла к Ильяшевскому, который хорошо ко мне относился:
— Юрий Борисович, я переиграла немало серьезных ролей — леди Макбет, мать Гамлета Гертруду, Машу и Ольгу из «Трех сестер». Дайте мне уже сыграть дуру, поставьте легкую комедию!
Ильяшевский отвел в сторонку:
— А куда твои глаза спрятать? Дур у нас и без тебя хватает, так что не обессудь!
Тогда я сама собрала ребят и мы самостоятельно поставили дипломный спектакль — «Дураков» Нила Саймона. Ох и оторвалась я в роли Зубрицкой! Актерская судьба благоволит ко многим моим однокурсникам. Аня Михайловская служит в Театре Моссовета, Влад Канопка — звезда сериала «Молодежка», Женя Лапова сыграла главную роль в фильме «Крым», Валя Лукащук — в «Школе» у Гай Германики.
Я попала в кино в конце второго курса. Во ВГИК пришли ассистенты Карена Шахназарова, искавшие молодых актеров в «Исчезнувшую империю». Нас просто записывали на камеру, я выскочила с занятий по сцендвижению в черном трико, быстренько рассказала о себе и убежала. Вскоре мне позвонили, попросили подъехать на «Мосфильм». А там выясняется: встреча-то, оказывается, с «самим», да еще у него в кабинете!
Захожу, Шахназаров с седыми волосами и густыми бровями почему-то напомнил мне филина. И вдруг замечаю на стене свою фотографию: ее сделала подруга на мое восемнадцатилетие, я там смеюсь, чему-то радуюсь. Шахназаров говорит: «Меня всегда поражает открытая эмоция — она и пугает, и притягивает. Хотел взять тебя на роль девчонки главного героя, такой разухабистой, но ты слишком молоденькая. Беру другую актрису, но тебя упускать не хочу. Специально придумаю эпизод». И не обманул!
Больше во время учебы не снималась, хотя сериалы предлагали постоянно. Но в голове царила сплошная пионерия. Казалось, что я должна сначала окончить институт и не распыляться на проекты сомнительного качества. Нас, таких идейных, было человек восемь, с ними потом и поставили «Дураков». А Анечка Михайловская, которую люблю, уже поступала с главной ролью в сериале за плечами и не прекращала сниматься все время учебы, в «Кадетстве» к примеру. Я на такое смотрела свысока: недостойно это актера. Я тут Шекспира и Чехова играю, какое «Кадетство»?! Так пролетело четыре года.
Когда приходишь в институт, чувствуешь себя звездой — Марлен Дитрих, не меньше, а выпускаешься никем. Тебя одолевают мысли: ничего не знаю, не умею, что делать? Мы показывались в театры. Жаль, что Владимир Александрович Грамматиков не очень-то в этом содействовал. Сами звонили, узнавали, где показы. А это уже другой коленкор, нежели когда за тебя просит мастер. Где-то нас вообще отказывались смотреть. А был это 2009-й, годом раньше в стране бомбанул очередной кризис. Показались всем курсом в Театр Моссовета к Хомскому. Тот похвалил, но сказал: «Нам некуда вас брать». Оставил Анечку Михайловскую. Ей повезло — актриса такого же типажа ушла в декрет. Я показалась еще в пару мест и поняла: дохлый номер!
С таким настроением продолжать поиски было бессмысленно. Труба! Ни работы, ни денег. Родители подкидывали, конечно, но нельзя же вечно на их помощь рассчитывать.
Не представляла, что делать. Скиталась по друзьям. Моя знакомая, прекрасная девочка, работавшая на «Золотой маске», услышала, что мне негде жить, и предложила:
— Уезжаю на месяц, вот тебе ключи.
— Но ты же меня почти не знаешь!
— Знаю, что ты актриса. Бери!
Всеми правдами и неправдами удалось продлить студенческий билет, это обеспечивало льготный проездной. Но и за него нужно было платить триста рублей в месяц. Помню, как брела в своих малиновых резиновых сапогах по Охотному Ряду, под ногами жижа. Шла и радовалась: сейчас сяду в автобус, хоть проездной есть, поборемся еще! Отчаяния не было.
Иногда подрабатывала аниматором. Официанткой не устраивалась, хотя объявления на глаза попадались, казалось — предам профессию. Понимала: чтобы не впасть в депрессию, нужно чем-то заниматься. Снялась в короткометражке студента высших режиссерских курсов. Услышала от него, какие там лекции, и стала на них просачиваться. Дурила голову вахтерше: «Валентина Петровна, вы что, меня не помните, я же тут учусь!» Чувствовала, что это нужно для мозгов, для души, чтобы ощущать себя включенной в процесс. Так я попала к легендарной преподавательнице Паоле Дмитриевне Волковой, которой, к сожалению, уже нет с нами. Потрясающее впечатление, удовольствие для интеллекта! В течение года прослушала весь ее курс. Дураки, платившие десять тысяч долларов за обучение, на этих лекциях вообще не появлялись, а я ходила!
Восемнадцатого декабря 2009 года в семь утра раздался звонок. В трубке мамин голос: «Папа умер...» Лететь самолетом дорого, рижский поезд уходил в семь вечера, я взяла билет в плацкартный вагон. Чтобы не сойти с ума, весь день заполнила делами. Съездила в общежитие, продала одной девочке калорифер — так у меня появилось полторы тысячи рублей, метнулась на «Черкизон», купила маме пальто. Собрала вещи, рядом с Рижским вокзалом жил мой однокурсник Тимофей, до поезда оставалось время, заглянула к нему. Он увидел мое лицо, спросил:
— Что с тобой?
— Мне сказали, что папа умер.
Просто произнести «папа умер» почему-то не получилось.
— Ясно! — и налил мне стакан вина.
Тут я наконец заплакала. Тимофей проводил на поезд, попросил проводницу присмотреть, протянул недопитую бутылку. Повезло с попутчиком, простым парнем, при котором не требовалось сдерживаться, делать вид, что все хорошо. Пока добивали бутылку, я ему все вывалила. Так и скоротали ночь. В Риге меня встретил любимый человек, отвез к маме. Понимала, что ее надо поддержать, а значит, осушить слезы. Занялась организацией похорон, поминок, все должно было пройти четко. Держалась до тех пор, пока не увидела папу в гробу...
Ему исполнилось всего шестьдесят пять. Что за возраст?! Папа был гипертоником, врачи даже выдали ему специальный браслет, где был указан диагноз, чтобы в случае чего скорая могла оказать квалифицированную помощь. Естественно, отец его не носил. Он же мужчина в расцвете лет! Жил на полную катушку, ни в чем себе не отказывал. Таблетки принимал, лишь когда наступал край! Тогда глотал горсть и забывал о давлении до следующего криза. Накануне съездил в жаркую Грецию. Звал маму, но та не смогла: «У меня родители лежачие, все может закончиться в любой момент» — и отправилась в Днепропетровск. Из-за этого они даже разругались. Из Греции отец вернулся с сумасшедшей одышкой. Оказалось, серьезные проблемы с почками, потребовался диализ. Папе объяснили: ничего страшного, больница рядом с вашим домом, два раза в неделю по два часа будете лежать и решать кроссворды или читать газету. Он испытал шок и так себя накрутил, так испереживался, что в итоге все закончилось инфарктом. Ушел у мамы на руках.
Я осталась в Риге, поддерживала маму. Думала так: ну все, Яна, побыла артисткой и хватит. Теперь решай, чем будешь заниматься в Латвии, посуду мыть или квартиры убирать? Возвращаться в Москву не собиралась. И тут пишет однокурсник, что нашли сцену для нашего спектакля о поэтах Серебряного века. Я ответила: «Ребят, без меня!» Но друзья не отступили: «Нет тебя — нет спектакля. Ты что, кинешь вот так восемь человек? Возможно, мы и не заработаем больших денег, но к нам может прийти режиссер, кастинг-директор, да кто угодно. Это наш шанс!» Надавили на комплекс отличницы, и я отправилась в Москву.
Снова жила у подруги, раз в месяц выходила на сцену театра «АпАРТе», спектакли шли с успехом. После каждого нас ждали зрители, подходили, благодарили. К лету нашлась работа аниматором в ресторане на Рублевке, играла фею. Оплата почасовая, завелись деньжата. Сняла комнату в «трешке» на улице Цандера.
В редкий выходной села и задала себе вопрос: Яна, ты все еще хочешь быть артисткой? И честно ответила: хочу. Несмотря на то что в России снимают сериалы низкого качества? Но я ведь могу выложиться в них по полной программе, продемонстрировать все, на что способна. Буду актрисой, буду! Не поверите, как только все это в голове разложила, позвонила мой агент: «Яна, запускается проект «Дневник доктора Зайцевой», предлагают главную роль, но придется потолстеть». Потолстеть, побриться налысо, похудеть — я была на все готова!
Полгода меня мурыжили, не утверждали. Чтобы набрать вес, пошла в магазин спортивного питания, купила углеводно-протеиновые коктейли для качков. Это оказался наилучший вариант: оставалось лишь полтора месяца, а денег на еду не было. Пила эти коктейли и плакала, переставляя ремень на джинсах еще на одну дырочку. Физическое состояние было нелучшим. Но несмотря на то что гормоны дали сбой, ощущала себя безумно сексуальной, невероятно мягкой, женственной. Из-за веса не волновалась, а вот по поводу того, что продюсеры полгода не могли принять решение, переживала. Каждую неделю ходила на пробы как на работу.
С кем конкурировала, до сих пор не в курсе — ни разу не пересеклась с другими актрисами. Понимаю, продюсерам надо было хорошо подумать, прежде чем утвердить на главную роль вчерашнюю студентку. Правда в таком случае и гонорар можно платить раз в десять меньше, чем звезде. И тут поддержал любимый человек: «Все, не могу больше видеть тебя на нервах, едем в Рим». Уехали на четыре дня. Редкая возможность была от души поесть пиццы и пасты. Я и наворачивала! И ловила восторженные взгляды итальянцев — блондинка, к тому же пышная! Жила в свое удовольствие, наконец-то ни о чем не думала. Возвращаюсь в Москву, еду в метро, звонит агент: «Янка, мы победили!» Я чуть сознание не потеряла! Пассажиры забеспокоились:
— Девушка, вам нехорошо?!
— Нет, мне очень хорошо!
Когда на бешеной скорости скатывалась по эскалатору, на меня смотрели как на сумасшедшую.
И вот первый съемочный день. На роль моего возлюбленного утвержден Илья Любимов. Сняли первый дубль. Режиссер отвел в сторонку:
— Ян, ты же понимаешь, если между вами не будут высекаться искры, не возникнет химии, никому не будут интересны такие герои! Сделай так, чтобы Илья в тебя влюбился!
— Как влюбился?! У меня уже есть близкий человек, а Любимов женат на Кате Вилковой!
— Я тебе не про реальную жизнь говорю, установи с ним контакт, заинтересуй собой.
Весь первый сезон старалась произвести на Илью впечатление. Любимов — актер востребованный, параллельно он снимался еще в одном проекте, играл в Театре Петра Фоменко, да и семья требовала внимания. А надо было, чтобы он приезжал на площадку с горящим глазом. И я этого добилась! Илья человек верующий, воцерковленный, а я увлекаюсь эзотерикой. Сколько же мы дискутировали по этому поводу! Любимов на многое открыл мне глаза, объяснял: «Все то, что кажется тебе плохим в церкви, идет от людей. Человек слаб, не имеет отношения к великому замыслу». Хорошо говорил, убедительно, мудро. И не упускал возможности похвалить перед продюсерами: «Яна прекрасно сыграла сцену, пройдет еще немного времени, и она наберет больше обаяния». Я была счастлива! Вообще повезло с партнерами — и Елена Сафонова, и Александр Феклистов, и Алена Яковлева относились ко мне по-доброму.
График съемок на «Докторе Зайцевой» был адским, работала шесть дней, потом один выходной. «Натура» пришлась на лето, стояла жара. Вес стекал с меня быстро. На площадке постоянно подкармливали, боясь, что не смонтируемся: артистка зашла в кадр толстой, вышла худой. После первого сезона обратилась к врачам, стала чувствовать поджелудочную железу, эндокринолог посадила на диету: никакого сладкого, никаких углеводов. Хотела и алкоголь отнять, но я взмолилась: «Не курю, сладкого не ем, оставьте хотя бы сухое вино!» Месяца два ушло на то, чтобы организм перестроился. Во второй сезон вошла худющей. Посыпались предложения однотипных с Зайцевой ролей. Я отказывалась: «Нет, ребята, не хочу больше поправляться и завивать свои прямые как палки волосы. Их сожгли так, что пришлось отрезать! Не зовите больше на такие роли».
Мне продолжает везти на партнеров. Только что снялась с Мишей Пореченковым в шестнадцатисерийном проекте для Первого канала, у него пока рабочее название — «Потапов и Люся». Играем любовный треугольник с ним и Катей Олькиной. Пореченков — главный опер, я — криминалист. Мы пара, работаем и живем вместе. Естественно, у нас с Мишей были откровенные сцены, и это уже не «Доктор Зайцева» для подростков, а взрослый сериал про взрослые отношения. Мне там нужно было и в белье пройтись, и поцеловаться. Я занимаюсь спортом, у меня неплохая фигура, но переживала, как все получится.
Сериал будет начинаться с постельной сцены. И вот мы с ним обнимаемся, имитируем страсть, звучит команда «Стоп!», пауза, Миша заявляет:
— Сегодня я буду требовать актерские дубли! Хочу повторить!
— Миша, дурак!
— Нет, хочу еще раз!
Естественно, играя в кадре любовь, включаешь женские чары, просто не доводишь ситуацию до предела, даешь партнеру надежду, а потом ее забираешь. Не дай бог, он примет твои эмоции, столь необходимые в актерской работе, за непристойное предложение! Так что и с Пореченковым пришлось четыре месяца, пока шли съемки, не расслабляться, оставаться для него интересной, но не переходить грань.
Поскольку знаю латышский, сразу сказала: «Буду звать тебя Лачукс, это значит Мишутка». Если кто-то думает, что съемки любовных сцен — сплошная романтика, разочарую: все это безумно смешно. Ну не получается у Пореченкова принять красивую позу перед камерой. Я ему:
— Да ты как Лачукс!
— Да ты сама как Лачукс!
И начинаем хохотать. Миша очень хороший, душевный.
Дорожу сериалом «Квест», где работала вместе с Павлом Прилучным и Агатой Муцениеце. Приехала к маме в Ригу, зачекинилась в соцсетях. Вот она, волшебная сила Интернета! Через пару дней звонят из съемочной группы: «Хотим, чтобы вы попробовались». Выяснилось, что продюсеры и режиссеры не могут прийти к консенсусу, какой должна быть главная злодейка. Она прямо вселенское зло, у нее нет имени, зовут просто Координатор. Сначала хотели снимать латышскую взрослую актрису, потом актрису со шрамом через все лицо. И тут увидели, что я в Латвии. Продюсер сказал: «Мы знаем ваши роли, актерские данные, но так как мнения разделились, нужно доказать, что Координатор — это вы». Пошла к костюмерам за черной курткой. Гримера попросила: «Зачешите волосы назад, сделайте что-то строгое, чтобы все видели мой гордый профиль». Возвращаюсь на площадку, где сидит ареопаг, принимающий решения.
— Начнем?
— О, мы тебя не узнали!
Читала монолог из последней серии, в котором полно словечек вроде «тетродотоксин». Один из слушателей просит: «А сыграй как уставший кризисный менеджер, крутой, но без пафоса». Делаю. Другой говорит: «А сыграй ее немного сумасшедшей». Я подошла, лизнула его в щеку. Они остались довольны: «Достаточно, отправляем пробы на канал».
Я уехала есть мамин борщ, а на следующий день уже снималась. Жила дома, у меня там своя машина, спокойно приезжала на площадку, вершила зло и удалялась. «Квест» — один из любимейших моих фильмов.
Сериал «Дом детских голосов» недавно прошел по телевидению под названием «Так поступает женщина». Снимали два года назад в Питере, я сыграла суррогатную мать. Познакомилась с Витей Добронравовым. Когда озвучивали, уже в Москве, он подвозил меня домой. Пробовались на другой проект на главные роли, оба слетели. Он сидит за рулем и расстраивается:
— Надоело, что не утверждают в хорошие картины!
— Вить, та же фигня! Доходишь до последнего этапа и слетаешь.
Так и подружились. Рада, что сегодня Витя — ведущий актер Театра Вахтангова. Посмотрела спектакль «Бег» в постановке Бутусова, он там блистает. Добронравов, что называется, поймал волну.
Снялась недавно в восьмисерийном проекте для НТВ «Линия огня», это мужская история про наших доблестных пожарных, будет и детективная линия. Я играю адвоката, придумала образ сродни главной героине из «Дьявол носит Prada». Она холодная, говорит очень тихо. Попросила режиссера:
— Можно в конце каждого разговора она будет произносить «Это все»?
— Да, мне нравится!
Я очень старалась! Адвокатша — полная моя противоположность, для меня это роль на сопротивление. Главного героя играет Леша Барабаш.
Накануне первого съемочного дня праздновала свой день рождения. Пять лет никого не собирала, а тут захотелось всех увидеть. Погуляли на славу. Поспать удалось пару часов, утром села в поезд до Ярославля, с поезда сразу на площадку, где у нас было несколько «разговорных» сцен с Барабашем. По роли напустила на себя строгость, Барабаш тоже не солнечный зайчик. Заволновалась: я его не чувствую, не понимаю, как он ко мне относится! Мне же это важно знать и еще важно понравиться оператору. А я не отошла после дня рождения и только что закончившегося проекта для ТВЦ «Любимая». Чуть не впала в панику, но вовремя себя одернула: Ян, займись своей сценой, потом разберешься, кто и как к тебе относится! Отработали смену, вместе с Лешей вышли с площадки, он со мной тепло заговорил, оказался нормальным парнем.
Случайно узнала, что у Леши за плечами много браков. Услышала, как он разговаривает с актером Павлом Новиковым, который, как и Барабаш, из Питера. Тот выяснял: «Какая у тебя по счету жена — четвертая или пятая?» Уловила эту фразу краем уха и не удержалась: «Ребят, у вас в Питере так принято — на всех девушках жениться?» В другой раз вижу их вместе и говорю:
— Вот стоят питерские интеллигентные мужчины.
Они оборачиваются и отвечают:
— Нет, мы просто питерские обаятельные подонки!
Так что отношения сложились добрые, надеюсь, это проявит экран.
Несмотря на то что меня окружает множество достойнейших мужчин, на работе я, как уже говорила, романов не завожу. С Вадимом мы познакомились в той самой чердачной театральной студии, мне было шестнадцать, ему — двадцать шесть. Первое время просто дружили. А влюблена была в выпускника моей школы. Но я училась в Москве, он — в Питере. Два года моталась к нему, одалживала деньги у однокурсников, бежала на Ленинградский вокзал, ночь в поезде, день с ним, потом снова ночь в поезде. На занятия приходила невыспавшаяся, отношения развивались сложно. Это была мучительная драма, в итоге мы расстались.
В один из приездов к маме в Ригу позвонила Вадиму, встретились, и меня вдруг прорвало, рассказала ему о своей несчастной любви. Он же друг! Вадим выслушал и говорит: «Значит, нет больше никаких препятствий тому, чтобы нам быть вместе». Прежние отношения переросли в любовь, которая продлилась восемь лет. Это тоже был роман на два города. Вадим предлагал выйти за него замуж. А я не понимала, зачем мне штамп в паспорте — чтобы не ходить налево? Но если я кого-то люблю, и в мыслях нет ему изменять. К тому же мы долго не могли определиться, в какой стране собираемся жить.
Он очень меня поддержал, мы вместе пережили детективную историю с потерей квартиры в Юрмале. Нам не разрешали ее приватизировать, и папа пошел по судам, дошел до Верховного, который вынес решение не в нашу пользу. Дом был совсем не престижным, но стоял на первой линии у моря. Объявились хозяева, которым он принадлежал до национализации. Сами они не показывались, от их имени выступала энергичная дама, по моему мнению, настоящая аферистка. Когда папы не стало, давление на маму усилилось. Приходили люди, пытались ее выставить. Просто какие-то лихие девяностые! А я не могу приехать, полным ходом снимаюсь во втором сезоне «Зайцевой», у меня ночные смены. Просила: «Трубку не бери, двери не открывай, звони Вадиму, он поможет».
Долго искала адвоката, который согласился бы представлять наши интересы. Как только узнавали, что речь идет о недвижимости в Юрмале, отвечали: «Не хотим лишиться лицензии!» Но нашелся один, который взялся за наше дело. Он сказал: «Общайтесь со всеми только заказными письмами». Маме угрожали: «Отключим воду!» Адвокат писал в ответ: «Не имеете права, водопровод принадлежит не вам, а городу». Так продолжалось какое-то время.
Когда получила гонорар за второй сезон «Зайцевой», начали подыскивать маме новое жилье, но оно оказалось неподъемным. Россияне, которые скупают недвижимость в Юрмале, чтобы оформить вид на жительство, взвинтили цены. За тридцать тысяч долларов, что мы скопили, можно было купить лишь халупу. Но нам повезло, нашли все-таки подходящую квартиру в двух остановках от центра Юрмалы. Маме она понравилась. Средств на покупку не хватало, и тогда включился Вадим: «Я сам поговорю с этой аферисткой. Раз выгоняет вас, пусть выплачивает компенсацию. Она бизнесвумен, должна понять свою выгоду. В вашем восьмиквартирном доме с ней боретесь только вы, съедете — и она быстро все обтяпает». Пошел и сказал:
— Заплатите столько-то, и нас здесь не будет.
Дама обрадовалась:
— Согласна!
Так решился квартирный вопрос. Теперь мама живет в четырехкомнатной квартире в деревянном доме постройки 1912 года. Ей принадлежит небольшой кусок приусадебного участка. В квартире есть печь, которую в холодное время надо было разжигать ежедневно. Она мучилась-мучилась, и в этом году мы провели газовое отопление. Я помогала, давила на рабочих. Мама говорила:
— Может, не стоит разговаривать с ними так жестко?
— Мам, иди в комнату, не вмешивайся! Хочешь зимой жить с теплыми батареями?
— Хочу!
— Тогда доверься мне!
Иногда приходилось мешать латышский с русским матом, иначе ничего не получалось! Зато теперь я спокойна: мама живет в тепле. Она до сих пор работает, открыла небольшой магазинчик одежды рядом с домом.
Много сложностей мы пережили вместе с Вадимом. Он, как и я, человек творческий — дизайнер интерьеров, параллельно руководил своей музыкальной группой. В какой-то момент потерял и группу, и дизайнерское бюро — мировые финансовые и экономические передряги касаются и Латвии.
Четыре года из восьми, что были вместе, Вадим провел в депрессии. Уговаривала попробовать организовать что-то здесь, в России. Я тоже решаю свои проблемы, мне тоже нужна поддержка, мужское плечо, на которое можно опереться. Хочется, чтобы рядом был человек, который в случае чего забьет в стену пресловутый гвоздь. Поскольку сама постоянно колотилась в поисках заработка, становилась все более брутальной. Вадиму это не нравилось. На языке вертелось: «Будь мужчиной сам, тогда я стану леди, как-то расслаблюсь». Но разве могла это произнести, ударить любимого человека по больному?
Перед новым, 2014 годом я уехала в Лос-Анджелес на актерские курсы Иваны Чаббак. С Вадимом договорились, что после моего возвращения он переедет ко мне. В Америке все сложилось. Ивана заставила играть на английском, помогла освоить новые актерские приемы. Она потрясающий психолог, видит людей насквозь. Чаббак «прокачала» меня как человека. Я поняла, что больше не хочу отношений с Вадимом. У меня не хватит любви, терпения и мудрости, чтобы поддержать его на новом месте, в новых поисках, ведь он в них уже столько лет! Позвонила и попросила: «Не надо меня встречать». Вернулась домой двадцать девятого декабря. А на следующий день прошла пробы на два новых проекта и получила роли.
Сейчас я независима, хочу пожить для себя, спокойно подумать о будущем, понять, что нужно от жизни мне, а не кому-то другому. Могу расправить крылья и посмотреть по сторонам. Я не о том, чтобы пуститься во все тяжкие, а про ощущение внутренней свободы. Могу позволить себе кому-то понравиться, даже пойти на свидание, ведь так давно не ходила! А новая любовь? Я ее не ищу, всему свое время. Да и не нужны мне скоропалительные романы. Нужен мужчина на всю жизнь!
Редакция благодарит за помощь в организации съемки мебельный салон «Стелс».
Подпишись на наш канал в Telegram