В новом сезоне «Проекта «Анна Николаевна» моя героиня только и делает, что появляется в костюмах для ролевых игр: меня стало на экране больше, а одежды на мне меньше.
— В сериале «Капотня» я первый раз в жизни играю сотрудника полиции. Меня и раньше звали пробоваться на такие роли, но я пугала режиссеров тем, что знаю о предмете больше них самих: мол, написали ерунду, в жизни все не так... И меня не утверждали. Никто не хочет видеть актрису в роли консультанта — не умничай, просто сыграй, что написано! И я перестала связывать свой личный полицейский опыт с кино.
Случай, о котором не могу вспоминать без слез: люди написали заявление, что у них из подъезда украли несколько колясок. Мы с коллегой оказались в настоящих трущобах — я даже не подозревала, что у нас почти в центре Хабаровска есть такие места. Заброшенные и обгоревшие частные дома, горы мусора... Набрели на притон под открытым небом, где была куча почти беспризорных детей. Младшие сидели в украденных колясках! Их родители-наркоманы нарожали и спихнули на старших детишек.
Для нас ситуация патовая: ты должен пропажу вернуть владельцам, а сам понимаешь, что у этих ребят вообще ничего нет. Они хотели создать своим братьям и сестрам хоть какой-то уют. Я осознала тогда, что это не частный случай, а система, которую никогда не смогу исправить. Скорее у меня наступит профдеформация, когда станет плевать на такие душераздирающие истории...
— В институте МВД вас к такому не готовили?
— Институт — все же всегда искусственная жизнь, студенческая романтика, она не имеет отношения к реальным будням в профессии. При этом мы считались рядовыми в штате МВД: шел стаж, получали зарплату плюс стипендию — я зарабатывала даже больше, чем мама-педиатр. Жила с ней, но никаких личных денег мама мне не давала. Я за свой счет ездила в отпуск в Китай, накопила на фотоаппарат-мыльницу...
Уклад в институте был казарменным: мы охраняли территорию, картошку чистили, перемывали посуду за всем курсом в сто пятьдесят человек. Было сложно и физически, и морально — отмывать всю эту дрянь с грязных тарелок, выливать помои, вытирать полы. Выходили из столовки все сальные и грязные, а в пять утра надо было явиться, чтобы столы к завтраку накрыть.
Проходили и учения. В казарме жили только мальчики, а девочки дома, но в четыре утра мог разбудить звонок: «Климова, сигнал «тревога»!» Вскакиваешь и мчишься в институт на построение. Опаздывать нельзя, да еще нужно успеть собрать вещмешок, который должен быть полностью укомплектован. Если у тебя сухпаек испортился или батарейки в фонарике не работают — дадут наряд. Все надо проверить.
Три раза в неделю проходила боевая подготовка: самбо, кросс, марш-броски с автоматами в противогазах. Мне психологически страшно было брать в руки боевое оружие, хотя стреляла я хорошо и мне это нравилось. За несколько лет до нашего поступления был случай, когда один парень убил студента, а потом сам застрелился. Зная такие вещи, чувствуешь ответственность. Да и резиновый пол весь в дырках от пуль.
Еще в то время были в моде наращенные ногти, так что когда мы первый раз собирали-разбирали пистолеты, по ним текла кровь — пальцы раздирали до мяса. Обычно я приходила после института и падала от усталости, хотя физическая подготовка у меня была хорошей.
— Вы же мастер спорта по художественной гимнастике, значит, привыкли к дисциплине с детства. Почему не пошли после школы в спорт?
— Мама хотела, чтобы я стала олимпийской чемпионкой. А я ленивая и всегда больше экономила силы, чем растрачивала. Дети на тренировках старались, а я просто стояла и ждала, пока на меня тренер посмотрит. Не могу сказать, что занимала только первые места: за четвертое, например, мама меня ругала. Но ведь если из ста — не так уж и плохо. Однако мне внушали, что это полный провал!
Гимнастика была основной частью расхода в нашем семейном бюджете. Могли бы еду покупать, а мы экономили на всем и шили мне купальники для соревнований. Мой самый первый был очень красивым — из бархатного отреза бутылочно-зеленого цвета. С пайетками, узорами. До этого я носила «поколенческие», которые переходили мне от девочек постарше. Мой купальник был счастливым, я довольно часто в нем побеждала. Есть фото, на нем мне десять лет и я только что переболела ветрянкой: стою в своем зеленом купальнике на пьедестале. Вся в зеленую крапинку, с медалью на груди!
Конечно, в школе я в результате проводила меньше времени, чем в спортивных залах. И жалела себя, когда школьные друзья начали гулять, ходить на первые свидания, тусовки, а я каждый день после уроков тащилась на эту дурацкую гимнастику. Потом поняла, что у меня детство было интереснее, чем у других: я же ездила на соревнования по России и даже в Китай.
Во многих школах поддерживали спортсменов и гордились ими. Но не в нашей — всех, кто пропускал уроки, приравнивали к бездельникам. Когда я появлялась после соревнований, любой учитель тут же вызывал меня к доске, а я месяц тренировалась с восьми до восьми и приходила домой полуживой... Но вместо того чтобы войти в положение, мне показательно ставили жирную двойку. А если учитель тебя не уважает, то и дети за ним повторяют.
Когда я выходила к доске, все начинали ржать — это было шоу. Особенно потешался один отличник, который в одиннадцатом классе неожиданно за мной начал приударять: подарил куклу полутораметровую, провожал. Он был из хорошей семьи, и мама хотела, чтобы мы продолжали общение, но я, наверное, злопамятный человек — так его и не простила за приколы.
В школе в какой-то момент сказала: «К доске не выйду, ставьте мне сразу двойку». Тогда учительница вызвала маму, дома она плакала, переживала, что никто не готов нас поддержать. У меня начался бунт: в школе врала про соревнования, на гимнастике про контрольную, а сама шла в кино на утренний сеанс или просто шарахалась по городу. Но ближе к концу учебы самой уже хотелось что-то себе доказать — и я получила звание мастера спорта.
А школу как ненавидела, так до сих пор и ненавижу. Уже после института МВД услышала историю от моей одноклассницы, которая пришла к одной нашей учительнице, стала рассказывать про весь выпуск. При этом упомянула, что я окончила институт с красным дипломом, а учительница на это махнула рукой: «Климова? Да ну, она диплом купила!» Ее пророчества, что я никуда не поступлю, буду шататься, сопьюсь и стану шлюхой, вдруг не осуществились! Разве легко признать свою ошибку?
При поступлении звание мастера спорта мне очень помогло: в институт физкультуры меня готовы были взять без экзаменов, но это учитывалось и в эмвэдэшном вузе. Я выбрала его, потому что там платили зарплату, что для нашей семьи было важно.
Однако красный диплом на распределение никак не повлиял. Нас было всего четверо, кто окончил институт на отлично, на вручении дипломов нам жали руки начальники города и края, руководство из МВД пообещало: «Нам такие люди нужны!» Но это оказались просто слова: я попала в свой обычный непрестижный районный отдел полиции, в очень враждебную среду.
Начальник был довольно странным мужиком — терпеть не мог женщин в отделе розыска. Постоянно материл меня и жаловался, как ему не повезло с такой сотрудницей. Он просто не знал, что мне можно поручить. У меня даже не было стола: приходила на службу и старалась не мешаться под ногами. В итоге на меня повесили всю бумажную работу, как на секретаршу. А еще самую грязную: сторожить вонючих бомжей в обезьяннике, брать у них отпечатки пальцев. Горячие батареи рядом с бродягами усиливали аромат, который я теперь узнаю из тысячи.
Пару раз, правда, выезжала «на трупы»: то парень бросился с крыши от неразделенной любви, то одинокий мужчина скончался в ванной... Но все это я воспринимала легче, чем ту ситуацию с украденными колясками. Мне казалось, что проживаю не свою жизнь, поэтому и сбежала в Москву.
— Родители легко отпустили?
— Для меня до сих пор загадка, как мама разрешила уехать на другой конец страны. Думаю, она видела, что меня не остановить, и втайне рассчитывала, что вернусь. У папы я разрешения не спрашивала.
Он от нас ушел, когда мне было лет тринадцать, и меня это не удивило — у родителей были натянутые отношения. Для сестры Даши папин уход стал более сильным ударом, она младше меня на пять лет. Но в целом мы не очень-то замечали отцовское присутствие, не помню, чтобы он нами когда-нибудь занимался, куда-то водил. У папы было очень много работы, дежурства в больнице — он анестезиолог-реаниматолог. В свободное время — свои друзья, увлечения, а потом и женщина появилась.
Когда мама узнала, что папина любовница беременна, родители наконец расстались. В новой семье появился мальчик, папа даже оставлял его с нами, когда со своей новой женой ездил отдыхать. Я говорила:
— Мам, зачем согласилась?
А она:
— Мне же несложно.
Ребенок, конечно, ни в чем не виноват, но как брата мы его не приняли, хотя папа очень этого хотел. Видимо, он понял, что не умеет обращаться с детьми, и вторая жена была ему под стать, вот и решили своего ребенка спихнуть на нашу маму, чтобы он общался с нами, брал пример. Мы были против этого. В результате брат рос как трава, пропускал школу. Он был трудным подростком — видимо, старался доказать что-то родителям или себе. Потом проблемы стали куда серьезнее.
Несколько лет назад мы с отцом из-за него поругались. Я уже переехала в Москву, и папа хотел, чтобы брат первое время пожил у меня:
— Это твоя кровь, твой братик.
Я ответила:
— А мы не твоя кровь? Думаешь, я забыла, как ты нас бросил и ушел в другую семью?
Отец обиделся. Другая жизнь у него тоже не сложилась — и тут как будто все ему стали обязанными. При этом он частично оплачивал учебу сестры в институте, но когда я уехала в Москву, ни разу мне ничем не помог.
— Вы поехали «в никуда» или все же подготовили почву?
— На разведку ездила еще когда училась — думала, что стану моделью. В Хабаровске я ходила в модельную школу, состояла в агентстве, участвовала в показах, конкурсах красоты. Кстати, была «Мисс Дальневосточный юридический институт». Тогда же объявили кастинг на конкурс «Топ-модель по-русски». Я в институте соврала, что заболела, — у нас ведь казарма, просто так не прогуляешь, а сама купила билет и отправилась в Питер, потом в Москву.
Приехала в мохнатой шубе, как из деревни. Но меня взяли, и тут пришлось уже придумывать диагноз посерьезнее — заплатила врачу за справку, что у меня панкреатит. Однокурсницы мне звонят: «В какой ты больнице? Хотим проведать». А я в Москве на съемках! Всех дурила, не знаю, как меня не отчислили, когда шоу вышло.
На шоу я поняла, что одна из другого города. В паспортах у девчонок — вся Россия, но они уже давно живут в Москве. Только мне семь верст не крюк... Я была чистой, непорочной, доверчивой девчонкой — верила, что нам хотят помочь, но ведущая шоу Ксения Собчак быстро опустила меня с небес на землю.
У меня не было особо крутых вещей — одна очень короткая джинсовая юбка и прозрачная маечка. Лучшее из гардероба. А москвички отслеживали тренды... И Ксения говорит: «Ты правда считаешь, что в этом хорошо выглядишь?» Очень обидно было. И все шоу оказалось про другое: поскандалить, дать кому-нибудь «по щам», тогда за тебя будут держаться. В результате продюсеры решили, что я не очень яркая личность для проекта, и быстренько слили.
Однако желание переехать в Москву не отбили. На очередном конкурсе я познакомилась с девчонкой из Магнитогорска, которая потом в Москве стала работать стюардессой. Когда я приезжала, останавливалась у нее. Однажды, правда, ее вызвали в рейс и мне пришлось ночевать в аэропорту. Потом на очередном кастинге познакомилась с молодым человеком и уже через полгода переехала к нему в Москву.
— В Хабаровске остались какие-то отношения?
— В институте встречалась с одногруппником. На курсе было сто пятьдесят человек, из них всего двадцать девочек, так что поклонников хватало: иногда на лекции приходит СМС, а ты не понимаешь от кого... У мальчиков же не было возможности выбирать — они жили в казарме, поэтому им приходилось довольствоваться только нами, вот и ухаживали наперебой. Тому первому парню родители даже сняли квартиру в городе, но пожить мы в ней не успели. Расстаться было моим решением — поняла, что будущего у нас нет.
Ближе к окончанию института встречалась с другим однокурсником, но он был родом из Петропавловска-Камчатского и после выпуска вернулся туда по распределению. Сначала мы друг к другу ездили, потом я нашла ему очень хорошую работу в Хабаровске, он ходил на собеседование. Думала — останется, но он решил, что не хочет переезжать в Хабаровск, а я не хотела на Камчатку. Так и не договорились, хотя до сих пор общаемся, дружим.
В общем, я уже знала, что такое отношения на расстоянии, когда встретила в Москве Алексея Караулова — тогда он работал редактором в журнале «MAXIM». Познакомились на кастинге очередного конкурса «Мисс MAXIM», где я попала в десятку финалисток. С тех пор с Алексеем общались, потом договорились встретиться, съездили вместе в Таиланд. И дальше я моталась между двумя городами, пока наконец не осталась у Леши.
Для меня это первый опыт совместной жизни. Были и какие-то притирки поначалу, но в целом ужились. Кстати, оба в результате пришли в кино: я стала актрисой, а Леша сценаристом. Сейчас мы вместе пишем сценарий — научно-фантастический. Творим по разным углам квартиры, чтобы не разругаться.
— А как кино пришло в вашу жизнь?
— Я же снималась в рекламе как модель и однажды попала на съемку рекламы с Пашей Волей. Ролик был костюмированным: Паша в наряде царя, а мы — девчонки, одетые в русские народные костюмы, пытаемся его удивить холодцом. И мне так понравилось сниматься, еще и заплатили хорошо!
Потом меня пригласили в еще один ролик: «Сможешь завтра в Таиланд полететь?» А я всегда за спонтанные поездки! В Бангкоке мне дали шикарнейший номер — гигантский, с бассейном. На съемках надо было просто посидеть на скамейке и обрадоваться, когда Сергей Светлаков преподнесет подарок. И все, снято! «Вот это жизнь!» — подумала я.
Стала ходить на кастинги, сниматься в массовке, эпизодах. Однажды оказалась на площадке полного метра «Форт Росс: В поисках приключений» Юрия Мороза. Сначала должна была просто постоять на ресепшене без слов, но режиссер решил немного расширить мою роль. Появился текст, правда потом меня переозвучили: объяснили, что у меня есть говор. Это обидело — стала заниматься речью с педагогом из Щукинского. Больше не переозвучивали.
Юрий Павлович тогда сказал:
— Как жаль, что ты не актриса!
— Как это? Актриса! — наврала неожиданно для себя самой. И продолжила: — В Хабаровске окончила Институт культуры.
— Да? А какой у тебя был дипломный спектакль?
— «Мастер и Маргарита», — ляпнула я.
Режиссер улыбнулся и дал свою визитку, но я не понимала, что с ней делать, и благополучно потеряла. Через полгода меня нашли и пригласили на «Мосфильм» на встречу. Юрий Павлович спросил: «И для чего я тебе визитку давал? Почему не написала? Мы тебя всюду искали. Даже пробовать не буду, знаю, что ты все сделаешь», — и утвердил на роль репортера в сериал «Инквизитор». Так с легкой руки Юрия Мороза я начала сниматься в кино. На площадке делала вид: мол, все знаю и умею, хотя режиссер явно догадался, что я авантюристка.
— И тогда вы все-таки решили получить актерское образование?
— Для театрального вуза я была уже «пожилой» — двадцать четыре года, поэтому никуда не брали. От отчаяния даже писала в соцсетях девчонкам помоложе с моими именем и фамилией, просила одолжить паспорт за деньги — меня все послали. Потом хотела купить поддельный паспорт через даркнет — даже деньги уже перевела, но на то там и мошенники, чтобы меня кинуть.
Тогда попросила сестру, чтобы она якобы потеряла паспорт, а сама отдала его мне, и собиралась поступать как девятнадцатилетняя Даша, а не Маша... Но проблема в том, что после школы сдают ЕГЭ. Я уже готова была и его результат представить в приемную комиссию, но афера не потребовалась: меня взяли в «Щуку» на вечернее отделение.
Тоже, правда, не без приключений: на прослушивание забыла паспорт. Ввалилась в приемную комиссию:
— Что делать?
Меня отчитала сотрудница института:
— Как вы на поступление приходите?
Я завела привычную волынку:
— Просто я из далекого Хабаровска, специально приехала!
Она отправила меня за документами. Я обернулась за час, вбегаю на прослушивание — а там сидит та самая женщина, что меня отругала. Хотя, может, Людмила Сергеевна Ворошилова и обратила внимание на бедолагу из Хабаровска благодаря моему нытью.
Человеком она оказалась непростым — кто-то с курса сам ушел, кого-то отчислила. Но молодых ломать проще, чем взрослых, — я сопротивлялась. Педагоги меня за это не очень любили, размазывали самолюбие по полу. Я ругалась, подбирала сопли и потом просто тихо плакала где-нибудь в уголке. Обычно щукинцы пробуются в Театр Вахтангова, но наш мастер помогать нам не собиралась: «Вы все бездарности и даже не мечтайте о легендарной сцене!» Мы были предоставлены самим себе. С курса мало кто остался в профессии.
— Но у вас начались съемки еще во время учебы. Как мастер это воспринимала?
— Ей это явно не нравилось, но из института меня не выгнали. Поначалу давали только эпизодические роли — и тут случались забавные моменты. Один раз играла девушку легкого поведения и должна была обнаженной проплыть в бассейне частного дома. У меня были бежевые плавки и наклейки на сиськи это все потом затерли. Спрашиваю: «Бассейн теплый?» Заверили, что да. Камера, мотор! Ныряю и понимаю, что холодно как в проруби! А я должна красиво плыть, наслаждаясь водой. Думаю: «Если сейчас заору и вылезу, все равно заставят снова плыть». Тела уже не чувствовала, сердце несколько ударов пропустило... На берегу мне объяснили: специально обманули — боялись, что откажусь лезть в воду.
На съемках сериала «Трасса смерти» костюмер выдала мне очень дорогое пальто и предупредила: «Только не испачкай раньше времени». Потом-то я должна была в нем умереть и упасть в осеннюю грязину, но сначала — быть красивой. И вот режиссер говорит: «Давай отрепетируем — ты падай, а я поддержу». Я как подстреленная начинаю падать, а он поскальзывается — и падает на меня. Прямо в грязь! Как же костюмеры матерились, когда меня чистили!
— Илья Куликов оказался вашим режиссером, а вы его актрисой?
— Наше общение началось с «Полицейского с Рублевки в Бескудниково», где у меня было два съемочных дня — я опять играла проститутку. Мне кажется, для режиссера важно, чтобы человек был адекватным, и Илья понял, что со мной можно работать. И уже в «Мылодраму» позвал тех, в ком был уверен.
Под Сережу Бурунова вообще писался весь проект. Забавно, что все привыкли видеть его веселым, но за кадром он Пьеро — печальный, грустный, задумчивый. Хотя мы же оба щукинцы и очень душевно вспоминали наших общих учителей.
Подружились с Аней Котовой-Дерябиной, правда не сразу вспомнили, где виделись раньше. Потом поняли: Аня когда-то вела тренинги для актеров и я к ней ходила. Сейчас иногда видимся, гуляем, пьем кофе.
— В этом сериале юмор на грани... Съемки, наверное, были веселыми?
— Съемочная группа у Куликова кочует из проекта в проект, и у них есть уже свой юмор для посвященных — шуточки, матюки. Каждый раз, когда мы разбирали сцену, много смеялись, потом пытались все сделать серьезно. У меня даже сохранилось видео, где Куликов показывает Бурунову, как следует онанировать и подскочить, когда босс заходит. Все очень любят такой дурацкий юмор.
Во втором сезоне есть сцена, где мы подставляем одного из генеральных директоров канала: герой Бурунова трахает резиновую куклу, а видео потом выдает за секс с директрисой. Вся группа куклу за сиськи щупала, по попе шлепала — в итоге подарили оператору, который к ней больше всех проникся.
У мужчин всегда подобные штуки вызывают оживление. Снимали скетч: на площадку принесли силиконовую женскую попу и оставили ее на стуле. Приходим, а ей кто-то пальцем булку проткнул и не признается! Это была целая интрига — кто попу испортил...
Меня смутить сложно: частенько играю в сценах эротического характера. В новом сезоне «Анны Николаевны» моя героиня только и делает, что появляется в костюмах для ролевых игр: меня стало на экране больше, а одежды на мне меньше. Еще, чтобы разнообразить сексуальную жизнь, моя героиня приносит мужу пакет со взрослыми игрушками. Я в перерыве стала их разглядывать — интересно же! Целая куча мужиков меня окружили и стали просвещать, что и для чего используется.
Кстати, забавное наблюдение: если у актера постельная сцена с эпизодницей, он потом даже не вспомнит, с кем обнимался и целовался. Когда-то встретились с Сергеем Горобченко в сериале «За счастьем» — так и произошло. И за другими партнерами такое замечала. У них даже мысли нет, что где-то уже виделись!
— После «Мылодрамы» вас стали звать на более интересные роли?
— Было очень жаль, что проект закрыли — не договорились с Сережей Буруновым. Хотя планировались третий и четвертый сезоны, даже полный метр... Но без Сергея это невозможно. Мы, конечно, расстроились, когда об этом узнали. Для меня проект стал родным, он дал мне большой старт, возможность стать из эпизодницы актрисой, которая претендует на главные роли. Сейчас у меня планируется много премьер: «Капотня», «Пищеблок», «Любовь в нерабочие недели», «Убить босса», второй сезон «Проекта «Анна Николаевна»...
На выбор продюсера часто влияет мода на актера. Стоит засветиться в хорошем проекте — тут же на тебя повышается спрос, а до этого никому не был нужен. Продюсерам кажется, что эпизодники вообще не артисты, а что кто-то из них может вырасти в главного героя — эти мосты не работают. Ну или почти... Мне все-таки удалось пройти по этому пути.
Подпишись на наш канал в Telegram