«Инна Макарова вспоминала: «Работы у меня хватало, жила я в постоянных разъездах. Актерская профессия нелегкая, да порой и опасная. То на огромной высоте танцуй, как в фильме «Высота» (мне, как и Рыбникову, полагались дублеры, но мы ими пренебрегали, Коля тоже сам исполнил трюк с водружением флажка на трубу под песню «Не кочегары мы, не плотники...»), то в ледяной реке тони... Тонули мы, кстати, вместе с Мордюковой, с которой с тех пор сдружились куда ближе, чем когда-то в студенческие времена...» — рассказывает главный редактор Анжелика Пахомова.
С Инной Макаровой мы познакомились в 2011 году, когда я пришла к ней на интервью. Возможно потому, что мы с ней земляки, сразу же возникла взаимная симпатия. Постепенно стали общаться, и иногда я могла забежать на чашечку кофе в ее квартиру на «Киевской». Инна Владимировна, несмотря на преклонные года, тогда все еще жила одна, хотя и находилась под постоянными заботой и присмотром дочери, актрисы Натальи Бондарчук. Но она сама обслуживала себя и как бы подчеркивала свою самостоятельность. Подойдет к зеркалу, наденет шляпку и заявит: «А я сейчас пойду в ателье!» Придумывала себе какие-то дела... Во время наших бесед актриса рассказывала о своем детстве. Ее перевезли из маленького городка в столицу Сибири в три года, поэтому она всегда считала Новосибирск своим родным городом. Сейчас это миллионный мегаполис, а в начале 30-х годов город состоял из тихих улочек, двухэтажных домиков со своими огородами.
«Я родилась в городе Тайга Кемеровской области. Папа и мама — оба писатели, так что с детства я была погружена в творческую среду. Сибирский климат дал мне закваску на всю жизнь! Я всегда была очень выносливой, ловкой. Кедровые шишки в тайге лучше многих собирала. А ведь это ремесло особое, нужно сначала на кедровую сосну залезть... Я была еще маленькая, когда родители перевезли меня в Новосибирск. Это — моя вторая родина. Тогда город имел совсем другой вид: тихие улочки, деревянные домики, огороды... Мама устроилась заведующей литературной частью в местном театре, а отец — диктором на радио. Но произошла трагедия, нелепый несчастный случай, который до сих пор не укладывается в голове. Во время работы в студии он засмеялся, запрокинув голову, и ему в рот попала какая-то частица — видимо, штукатурки, — упавшая с потолка. И папа ее случайно вдохнул. Причем не придал этому значения. Но инородное тело в легких сделало свое дело. Когда его обнаружили, оказалось поздно. Папе не исполнилось еще и 35 лет, когда он умер. И я ужасно тосковала по нему. Тем больнее для меня было обнаружить, что его могилы больше нет. Пока я работала в Москве, старое новосибирское кладбище на Березовой роще снесли. Приезжаю, а там — парк с каруселями. Единственное, что мне удалось отыскать, — березу, под которой, я помню, была его могила...»
Удивительную историю снесения старого кладбища на Березовой роще я знаю не понаслышке, как журналист писала об этом. С начала века, можно сказать, с основания города и до 1960 года на том месте было городское кладбище, а при нем — храм Успения Пресвятой Богородицы. Во время войны кладбище особенно сильно уплотнялось, ведь в Новосибирске находилось много госпиталей, и тут закончили свою жизнь многие бойцы. Но с 50-х годов кладбище практически не использовалось, хоронить стали далеко за городом. Правительству пришло в голову превратить место захоронений в парк, причем сделано это было неделикатно. Церковь, которую прихожане стойко защищали, была тайно снесена, буквально ночью. (Сейчас она восстановлена.) А кресты выкорчеваны и «сданы на переработку». Конечно, те, кто прослышали про такую перспективу, заранее позаботились о перезахоронении родственников. Но Инна Макарова редко приезжала в Новосибирск. И была шокирована такими переменами.
Надо заметить, что в годы войны Новосибирск выполнял роль культурной столицы, потому что сюда частично эвакуировалась и киностудия «Мосфильм», и, например, Ленинградский академический театр имени А.С. Пушкина, который разместился в здании театра «Красный факел», где мама Инны служила завлитом. В городе было много театральных студий, выходил журнал «Сибирские огни». Здесь оказались многие актеры, например актриса Лидия Смирнова.
«В Новосибирске закипела жизнь, — вспоминала Инна Владимировна. — Туда было эвакуировано множество заводов и несколько театров, там были устроены госпитали. Из нас, девочек-подростков, сколотили бригаду, мы выступали перед ранеными. Страшные они были, с ног до головы в бинтах... А ты поешь, веселишься — отвлекаешь их как можешь. Еще я играла в спектаклях местной драматической студии. И, видимо, с успехом, потому что там меня заметил приехавший в Сибирь актер Николай Симонов. Сказал: «Тебе в Москву надо!» Но, как оказалось, мне надо было вовсе не в Москву. Я решила поступать во ВГИК, а он эвакуировался в Алма-Ату. И там Герасимов набирал курс. Это был его знаменитый военный курс, его еще называют «курс молодогвардейцев»: Сергей Бондарчук, Людмила Шагалова, Евгений Моргунов, Клара Лучко... И я. Несколько недель, на перекладных, в условиях войны, я добиралась в Алма-Ату. Приезжаю, а набор уже практически закончен. Многих отсеяли. Но на меня Сергей Аполлинариевич сразу обратил внимание: «Фамилия? Макарова? Еще одна Макарова! А сможете ли вы оправдать эту фамилию?» Его супруга, Тамара Федоровна, сразу отнеслась ко мне по-доброму. У всех было ощущение, что нас приняли в большую, дружную семью. А вскоре мы переехали в Москву...»
Отношение к Герасимову и Макаровой у Инны Владимировны, так же как и у многих других их учеников, было поистине божественным. На кухне у актрисы висел большой плакат с изображением учителей, которых она всегда называла уважительно, по имени-отчеству. Макарова подчеркивала, что именно Сергей Аполлинариевич сделал из них, девчонок и мальчишек, с минимальным опытом приехавших из сел и городков, настоящих артистов. А Тамара Федоровна завершила их образование тем, что давала уроки хорошего тона, сервировки стола, движения. Сама она завораживала своими царственными жестами, смотрелась как настоящая аристократка, да, впрочем, ею и была. Глядя на нее, ученикам Герасимова хотелось расти, развиваться, становиться изысканными, культурными, образованными. Немногие вокруг могли вызывать такие чувства, ведь учились в годы войны!
«Условия, в которых мы в 1944—1945 годах жили и учились в Москве, сейчас трудно себе даже представить, — рассказывала Макарова. — Это были деревянные бараки на станции Лосиноостровской, которая тогда выглядела как деревня. Отопление печное, удобства на улице. Раз в неделю мы с девчонками ходили в баню. Кино в то время снималось не в таком большом количестве, как потом, в пятидесятые. Но мы почему-то были полны надеждами, что нас тоже когда-нибудь ждет слава. Помню, один раз тайно провели настоящий спиритический сеанс. Написали на большом листе бумаги буквы и цифры. Принесли блюдце. И почему-то это блюдце стало двигаться. Я клянусь, мы все это видели! Конечно, сначала мы спросили, когда закончится война, и вышло число — 1945. Потом задали следующий вопрос, волновавший нас всех: «Мы будем сниматься в кино?» Из букв, на которые показало блюдце, сложилась фраза: «Булат перестанет сражаться, и вы будете даже сниматься». Я прекрасно запомнила эти слова... Ведь так все и получилось: после того как закончилась война, весь наш курс Герасимов задействовал в съемках «Молодой гвардии» по роману Фадеева.
Каждого из нас Фадеев сам утверждал на роль. Про меня сразу сказал: «Любка Шевцова — это она!» Потом мы приехали в Краснодон. Набежали родственники знакомиться — вот мама такой-то, папа такого-то... Представляете, увидеть мать убитой девочки, которую ты будешь в кино играть! Но с их стороны мы почувствовали огромную поддержку... Особенно Нонна всех очаровала, она ведь казачка. Бегает босиком, косы толщиной с руку! Недаром Герасимов тогда вдруг обомлел от красоты Нонны, влюбился и стал звать ее замуж...
Мы могли бы удивиться или даже возмутиться — Герасимов ведь был женат на Тамаре Федоровне, которую мы прекрасно знали, которая о нас заботилась, словно вторая мать... Но не возмутились и не удивились. Просто потому, что наше отношение к нему, к Учителю, не предполагало никакой критики! Мы его просто боготворили. И страшно боялись огорчить. Помню, в какой-то момент наша однокурсница Люда Шагалова говорит: «Надо образумить Нонну! Чего она морду воротит?» И действительно, она попыталась было приступить к Нонне с упреками: «Зачем расстраиваешь Сергея Аполлинариевича? Эх ты!» Но Мордюкова — человек свободолюбивый, живущий сердцем. Не было у нее любви к Герасимову — значит, не было, и говорить тут больше не о чем. Тем более что она уже дружила тогда со своим сверстником Славой Тихоновым. И как-то, я не помню как, но постепенно эта история сошла на нет. Никто ни о чем Герасимова не спрашивал. А он просто вырвал из сердца Нонну, не подходил больше».
После выхода на экраны «Молодой гвардии» жизнь пяти исполнителей главных ролей изменилась. Инна благодаря яркой роли оказалась в центре внимания, горячие танцы ее Любки Шевцовой всех покорили (Макарова их потом исполняла на всех концертах и приемах). Актриса получила высшую на тот момент награду — Сталинскую премию, причем рассказывают, что Макаровой вождь выписал ее собственноручно. Как неоспоримый факт в жизнеописаниях актрисы преподносится и то, что Сталину Инна очень нравилась, что он оказывал ей знаки внимания. «Не знаю, с чего это взяли, — оправдывалась Инна Владимировна. — Нет, я не могу ругать Сталина, потому что в эти годы, самые для меня счастливые, получила все. Но я с ним никогда в жизни не общалась! Вождя видела только один раз, издалека, когда мы проходили по Красной площади мимо трибун. Я даже запрыгнула на спину товарищу, чтоб хорошенько его разглядеть. Но это был восторг молодости, и только...»
Что касается самой премии, наградные 100 тысяч рублей были распределены между многими актерами и создателями фильма. На долю Инны пришлось несколько тысяч — все равно огромная сумма! Она не представляла, куда ей девать столько денег. До недавнего времени пара новых чулок была пределом ее мечтаний. Инна предложила деньги родителям, но те отказались, посоветовали купить что-то для себя. И тогда она исполнила свою давнюю мечту — купила шубу, первую в жизни. Достать такую вещь в 1948 году было нелегко. Сначала Инну привели в закрытый магазин, где распродавались вещи репрессированных. Но узнав, откуда это все, она не стала ничего покупать, обратилась к Тамаре Макаровой, своей неизменной покровительнице и наставнице, и получила доступ в сотую секцию ГУМа. Кроме шубки там же прикупила и вечерние платья, которые стали очень нужны. Например, для шикарного банкета в «Метрополе», устроенного в честь молодых лауреатов. Сервировка стола была чудовищно сложной, 12 столовых приборов! «Слава богу, что во время учебы Тамара Макарова учила нас обращаться с вилкой и ножом, и я не ударила в грязь лицом перед высокими иностранными гостями, которые тоже были приглашены, — вспоминала Инна Владимировна. — При этом думала я на приеме только об одном — как жалко, что нельзя есть бесконечно, в запас. Это были годы, когда приходилось потуже затягивать пояса, жили мы впроголодь...»
Не секрет, что тема первого супруга актрисы, режиссера и актера Сергея Бондарчука, прошла через всю ее жизнь. Инна Владимировна меньше вспоминала о нем в средние годы, но в старшем возрасте говорила о Бондарчуке так, будто все, что между ними произошло, было лишь вчера. Вероятно, происходила переоценка прошлого, приходила мудрость. Она уже ни в чем не осуждала его, не оценивала его поведение. Просто вспоминала и была благодарна за то, что такой человек был в ее судьбе.
«Сережа Бондарчук стал за мной ухаживать далеко не сразу, — вспоминала Инна Владимировна. — Мы вроде учились вместе, потом снимались вместе, и ничего особенного между нами не было. Мне даже в голову не приходило рассматривать Бондарчука в качестве жениха: на несколько лет старше меня, слишком серьезный, с войны пришел... Так что, когда он вдруг стал оказывать мне знаки внимания, я даже немного робела.
Ухаживали в те годы известно как — ведь некуда было пойти, нечего надеть, да и денег в кармане вечно не наблюдалось. И Сережа просто провожал меня до того места, где я снимала жилье. Рассказывал всякие интересные истории. Мы долго ничего себе не позволяли, кроме поцелуя в щечку на прощание. Он относился ко мне бережно, я же девчонка была совсем. Ну а потом Сережа предложил пожениться. Я отказывалась, ведь вся жизнь открывалась передо мной, хотелось сниматься, ездить... Я говорила: «Давай подождем. Давай просто сначала поживем вместе». Но Сережа был очень влюблен и настаивал на свадьбе. Помню, Тамара Федоровна, узнав, что мы вместе, строго сказала ему: «Смотри! Береги нашу Инну!» Так он в ответ подхватил меня на руки и сказал очень серьезно: «Я буду!»
Ну а когда я согласилась стать его женой, Сережа спохватился: «Мы должны еще попросить благословения у твоей мамы». Я удивилась: «Ну вообще-то так уже никто не делает. Но если хочешь, можешь написать ей». И он сел сочинять письмо, что заняло у него немало дней. Бондарчук изорвал и смял кучу бумаги, как будто писал какой-то сценарий. Все подыскивал нужные слова... Но на маму его письмо большого впечатления не произвело. Она не обрадовалась, так скажем. Потому что считала, что после оглушительного успеха в «Молодой гвардии» мне нельзя останавливаться, отвлекаться на семью — надо работать... Но мы с Сережей все-таки поженились. Свадьбы не играли — тогда это не особо принято было. Люди вообще часто не расписывались, какие тут свадьбы, кругом разруха, жить — и то негде. Тогда считалось, что если парень с девушкой поселились под одной крышей, значит, муж и жена.
С жилищной проблемой, традиционной для всех молодых пар того времени, мы мучились недолго, хотя какое-то время даже в Театре киноактера нам приходилось ночевать. Но друзья надоумили: «Ты же лауреат! Сходи в Моссовет!» Я не любила просить, но пошла... Говорю: «Мне работать надо, а прописки нет. А прописки нет, потому что жилья своего нет...» И сразу же нам с Сережей дали не то что комнату, а однокомнатную квартиру! По тем временам это была большая роскошь».
Надо отметить, что Инна Владимировна очень рано познала и славу, и относительный достаток, потому что одна из главных ролей в «Молодой гвардии» вознесла ее на недосягаемую высоту. Это была настоящая узнаваемость и народная любовь, ведь фильмов тогда выпускали — по два-три в год. А тут только закончилась война, и на экран перенесли историю живых людей, которые только недавно жили и совершали подвиги. И неудивительно, что Макарова получила квартиру. Могла получить и больше, если бы не была от природы скромным человеком.
«На то, чтобы обустроить жилье, ушло еще несколько лет, — продолжала рассказ она. — Сережа очень много денег тратил на книги, покупал их на толкучке. Помню, у нас в доме не хватало посуды, но книги в шкафу были очень редкие... Хозяйством Сережа не занимался, но зато мог смастерить любую мебель. Буквально — что угодно! Руки у него были золотые, да и любил Сережа это дело. На инструмент, кстати, тратил не меньше, чем на книги. Совсем не тот случай, когда гения не волнуют «мелочи жизни»...
В 1950 году у нас родилась дочка Наташа. Как и следовало ожидать, Сергей оказался замечательным отцом. Если, конечно, не считать, что дома бывал редко — он ведь как раз в это время снимался в фильме «Тарас Шевченко». Но зато когда возвращался, сразу же бросался к дочке. Сережа умел общаться с маленькими детьми. С Наташей они и рисовали, и мастерили, и играли... И все было хорошо до тех пор, пока его популярность не стала набирать обороты. И тогда нас захотели поссорить...»
О расставании с Бондарчуком Инна Владимировна всегда вспоминала с сожалением. Она считала, он сам позже понял, что это решение было неверным. Но, пожалуй, самым важным было то, что она сама сумела пережить это расставание и не сломаться, не отчаяться, продолжать жить и успешно действовать в профессии. Она была по-настоящему успешна и независима. И это мне всегда нравилось в актрисе больше всего. Однажды рассказала про ухаживания одного известного актера. «И вы не пожалели, что не приняли их?» — спросила я. «Если я смогла расстаться с Бондарчуком, то и о других плакать не стану», — ответила она гордо.
Инна Владимировна была из тех актрис, кто искренне любил все свои роли. У нее не было «нелюбимых» партнеров или тех, кого она не почувствовала, она их так не оценивала. А, например, к Алексею Баталову относилась с искренней нежностью.
«Леша Баталов, мой партнер по фильму «Дорогой мой человек», тоже в то самое время потерял первую свою семью — всего несколькими месяцами позже меня, — вспоминала Макарова. — Все происходило у меня на глазах. Помню, я смотрела на Лешу и удивлялась: человек женат, имеет маленького ребенка. А держится как холостой, мало того — как неопытный мальчишка. Однажды мы ехали за город, где снималась известная сцена на крыше с голубями. Алеша подсаживался в автобусе то к одной девушке, то к другой и у всех спрашивал: «Ну, расскажите мне что-нибудь про любовь!» Его постоянно распирало от каких-то волнений и чувств...
Потом я собралась на несколько дней в Москву. И Баталов передал через меня жене Ирине небольшой подарок. Я созвонилась с ней, она пришла встречать меня на перрон. Из нашего короткого разговора выяснилось, что Ира от Алеши уже давно ушла, и если он об этом не знает, то только потому, что слишком редко бывает дома и вообще очень мало семьей интересуется...
Трудно актерам с семейной жизнью... И времени на нее слишком мало, и соблазнов слишком много».
Впрочем, соблазны — это про кого угодно, но не про Инну Макарову. Много лет после развода с Бондарчуком она упорно отвергала ухаживания партнеров по фильмам и даже высоких чиновников. Именно поэтому актриса считалась в Госкино «благонадежной», и ее часто отправляли на заграничные кинофестивали. Понимали, что она не устроит танцы на вечеринке в посольстве и не заведет роман с иностранцем.
«Я всегда знала, что нельзя размениваться. И лучше быть одной, чем с тем, кого ты не любишь, — говорила она. — Кстати, эта мысль была мне очень дорога в фильме «Девчата», куда меня пригласили играть Надю, которая собирается замуж за своего Ксан Ксаныча. Изначально по сценарию она ведь ближе к финалу его бросает, тем самым показывая, что выбранный не сердцем, а умом человек не может дать счастья. Но когда был готов монтаж, я узнала, что эту сцену убрали без объяснения причин! Я так расстроилась, что не пошла на премьеру. Я же не знала тогда, что фильм так полюбит народ... И, помню, все думала: без самого главного сюжетного поворота у моей героини, получается, никакого характера, никакой истории.
Работы у меня хватало, жила я в постоянных разъездах. Актерская профессия нелегкая, да порой и опасная. То на огромной высоте танцуй, как в фильме «Высота» (мне, как и Рыбникову, полагались дублеры, но мы ими пренебрегали, Коля тоже сам исполнил трюк с водружением флажка на трубу под песню «Не кочегары мы, не плотники...»), то в ледяной реке тони... Тонули мы, кстати, вместе с Мордюковой, с которой с тех пор сдружились куда ближе, чем когда-то в студенческие времена... А дело было так. На съемках «Русского поля» понадобилось на тракторе заехать в Волгу. Местные жители предупредили: «Тут в реке еще с войны от бомбежек осталось много рытвин — ямы глубокие. Далеко не заезжайте — провалитесь!» И вот Нонна завела трактор и уверенно, задним ходом, повела в воду. Камера работает, съемка идет, мы в кабине. Только Нонка, смотрю, побелела вся. «Инка, — говорит, — я не могу его остановить!» Еле успела я надавить на нужный рычаг — хоть машину и водила к тому времени, а все-таки трактор не «жигули», сразу не разберешься. Открыли мы дверь, вода хлынула ледяная. Осень же. Кое-как добрались мы с Нонкой до берега. Нам сразу налили по стакану самогона — тем только и спаслись. А что делать? Такая работа».
Обычно, когда я приходила к Инне Владимировне, ее супруга, хирурга Михаила Перельмана, не было дома. По словам актрисы, каждый день он вставал рано утром и в 8 часов уходил в медицинский университет, где заведовал НИИ фтизиопульмонологии. Он был фтизиатром высочайшего, мирового уровня! И, что самое удивительное, и после 80 лет оставался так же активен и работоспособен, пожалуй что только перестал оперировать сам. Инна Владимировна уважала работу мужа и никогда не сетовала на его занятость. Она привыкла, что весь день проводит одна. Но, очевидно, для нее крайне важным было то, что муж каждый день приходит домой вечером, это была ее поддержка и опора, прежде всего духовная.
«История моего второго замужества началась с болезни, — рассказывала она. — У меня открылась астма. Сначала я отнеслась к этому легкомысленно. Даже таблетки, которые мне прописали, быстро бросила пить: оказалось, что я от них полнею. И уж конечно я проигнорировала предупреждение врачей, что мне нельзя находиться ни на морозе, ни на жаре. Включили меня в делегацию советских артистов для поездки в Египет — я и поехала. А там — жара 50 градусов и воздух очень влажный, дышать нечем. И тут у меня начались такие приступы, что я уже не знала, как до возвращения домой дотянуть. В результате все закончилось тем, что я упала в обморок, и меня увезли в больницу. Мои коллеги уехали домой без меня.
Ну а когда мне наконец удалось добраться до Москвы, я стала искать хорошего врача по легочным заболеваниям. Мне посоветовали Михаила Перельмана. Так мы с Мишей и встретились. Причем уже не первый раз. Много лет назад, еще в Новосибирске, он студентом работал в госпитале, куда я приходила к больной матери. Мы с ним даже познакомились, но тогда я не обратила на него особого внимания. Прошло 30 лет, и вот мы встретились, чтобы уже не расставаться. Никакой романтики у нас не было. Оба слишком увлечены своей работой, да и дома бывали мало. А когда встречались, о нежных чувствах не говорили... По праздникам муж всякий раз выдает деньги и говорит: «Купи себе какое-нибудь украшение». Только один раз, когда мы вместе прожили уже 40 лет, я его спросила: «Миша, ты меня любишь?» А он махнул рукой и как-то небрежно произнес: «Да люблю!» Помню, я несколько дней думала над его ответом, мне все казалось, что он как-то не так сказал... Сейчас, когда Миши не стало, я поняла, что он имел в виду. Просто это был не тот вопрос, который вообще стоило обсуждать. Конечно, он меня любил!»
Кстати, по словам Инны Владимировны, именно Перельман предсказал исход жизни Сергея Бондарчука. Врач консультировал в Центральной клинической больнице, видел медицинскую карту режиссера. Пришел домой, рассказал Инне Владимировне: «Я смотрел его карту, дело плохо, нужна операция». Однако Бондарчук не прислушался к советам врачей, он спешил в Италию, где шли съемки «Тихого Дона». А сама Макарова уже не общалась с ним на том уровне, чтобы что-то советовать. Вскоре Бондарчука не стало... Между ним и Макаровой действительно оставалась мистическая связь. Ведь даже памятник Бондарчуку сделала... Макарова. Конечно, однофамилица актрисы.
«Звонит мне Нонна. И, как всегда, говорит: «Инка, хочешь похохотать?» Это была ее обычная манера, Мордюкова же обожала смешные истории, — рассказывала Инна Владимировна. — «Ноник, конечно хочу». Оказалось, на этот раз Нонна ездила на их общую с Бондарчуком родину — в Ейск. «Представляешь, они там ему памятник поставили, — говорит Нонна. — А на постаменте надпись: «И. Макарова». Оказалось, что это скульптора так зовут — Ирина Макарова. Что ж, мне нравится такое совпадение. В конце концов, было время, когда И. Макарову Сережа любил больше всех на свете...»
...Как-то я между делом позвонила Инне Владимировне и по голосу сразу же поняла, что что-то случилось. «У меня умер муж... — объяснила она без всяких слез и истерик. — И я сейчас чувствую себя неважно». Это было в ее духе. Она никогда не причитала, не паниковала, сохраняла благородную сдержанность в горе. И я подумала, что она это как-то переживет. Но, кажется, это был тот случай, когда при жизни «неромантические» отношения казались ровными и спокойными. А после ухода одного из партнеров оказались необходимыми, незаменимыми. Следующий наш разговор был уже совсем на другой ноте, Инна Владимировна явно сдала. Объясняла: «Я не понимала, что без Миши моя жизнь будет совсем другой...» Да и не ожидала она, что мужа не станет, ведь он до последнего дня работал. В последние годы Инна Владимировна уже не общалась с внешним кругом по телефону. По признанию близких, у нее слабела память, и она начала «видеть» вокруг себя умерших людей: родителей, Бондарчука... Может быть, это и неплохо. Если сознание человека неспособно выдержать потери, то лучше пусть его смягчат видения. Инна Владимировна прожила огромную, достойную, интереснейшую жизнь. Я счастлива, что краешком моя жизнь соприкоснулась с ней, она оказала на меня огромное влияние. Поэтому я написала эту статью, чтобы вспомнить ее. Чтобы ее не забывали.
Подпишись на наш канал в Telegram