«Связь с родителями не прерывалась, они надеялись, что семья воссоединится, писали письма, слали посылки из Америки. Но в конце тридцатых Мейерхольд попал в немилость, на театр начались гонения, труппа находилась в зоне пристального внимания. Сагал советовался с Мейерхольдом, как поступить. Тот сказал: «Не говори никому, что твои родители в Америке, не отвечай на их письма, не ходи за посылками, в анкетах пиши, что родители умерли». Железный занавес опустился, связь с родными прервалась», — рассказывает дочь актера Даниила Сагала Наталья.
Любую публикацию сегодня можно найти в интернете, а я предпочитаю, проходя мимо газетного киоска, купить журнал в красивой глянцевой обложке с портретами популярных актеров и почитать их рассказы о творчестве, жизни, успехах и разочарованиях. Меня особенно трогают истории актеров, режиссеров, писателей старшего поколения. За их воспоминаниями стоит история нашей страны, просматривается большой труд, который далеко не всегда награждался аплодисментами, а главное, личности авторов. Поэтому сразу отозвалась на предложение «Коллекции Каравана историй» рассказать о моем отце, народном артисте РСФСР Данииле Сагале, и делаю это с большим волнением.
Я родилась и живу в одном из самых красивых домов Москвы — высотке на Котельнической набережной. Не так давно в нашем лифте можно было встретиться с великой Галиной Улановой, прекрасными Мариной Ладыниной, Лидией Смирновой, Кларой Лучко. В 1953 году мой отец получил квартиру в этом доме — по тем временам дворце! Ордера на квартиры подписывал всесильный глава НКВД Лаврентий Берия.
В те годы Даниил Сагал был очень популярен, много снимался в кино, был ведущим артистом Центрального академического театра Советской армии, выступал на эстраде. Спектакли заканчивались поздно, когда он возвращался домой, я уже лежала в постели и изо всех сил старалась не уснуть, дожидаясь его. Папа заходил в комнату, садился возле меня и непременно запевал песню «Ой, цветет калина в поле у ручья». Это мои первые детские воспоминания об отце. Уделять мне много времени он тогда не мог, поскольку постоянно работал.
Даниил Львович родом из Днепропетровска (тогда он назывался Екатеринославом). Его отец, мой дед Лева, работал там простым маляром, бабушка Роза трудилась портнихой, обшивала всю семью, где росло четверо сыновей, — у отца было два старших брата и один младший. Сводить концы с концами семье становилось все труднее, и в 1923 году дед в поисках лучшей жизни отправился в Америку. Тогда это было в порядке вещей, он планировал найти там работу, устроиться и со временем перевезти семью. Такая возможность представилась лишь в 1930-м. Конечно же, бабушка Роза намеревалась перебраться в Нью-Йорк, где обосновался дед, всей семьей. Но к тому моменту жизнь старших детей сложилась: один сын стал горным инженером, другой преподавал литературу в школе. А Даниил Львович уже служил в труппе у Всеволода Эмильевича Мейерхольда. В Америку с бабушкой уехал лишь младший сын Борис, которому тогда исполнилось всего семь.
Как отец поступил к Мейерхольду? Это целая история. Театром будущий народный артист заболел еще в школе, стал заниматься в драмкружке. Он ярко сыграл героя в школьном спектакле под названием «Чудо гипноза», после чего к нему подошла классная руководительница, учитель естествознания, и высказалась так: «Дорогой мой, вы так играете, что, не дай бог, станете артистом!» Эта профессия, по мнению далеких от искусства людей, не считалась серьезной. Отца тогда избрали председателем учебного совета школы, с тех пор ни один праздничный концерт, ни одно школьное мероприятие не обходились без его участия. Во время торжественных линеек он выходил вперед и декламировал стихи. Делал это прекрасно.
Тем не менее, когда окончил школу, пошел работать в типографию. Надо было помогать маме Розе содержать семью. Но, отстаивая долгие смены за печатным станком, Даниил Львович не оставлял мечты стать актером. Осуществляя ее, поступил в городскую театральную студию Пролеткульта. Днем работал в типографии, вечера проводил на репетициях самодеятельного театра. Дух свободы, который исповедовали пролеткультовцы, пугал столичное начальство. Постепенно студии стали закрываться по всей стране. И тогда Даниил Львович решился отправиться в Москву, чтобы получить там актерское образование. Читал литературу, расспрашивал знающих людей и сделал вывод: учиться стоит либо у Станиславского, либо у Мейерхольда. Показалось, что условный, далекий от реалистичности театр последнего ближе ему по духу. Так в 1928 году отец подал заявление с просьбой принять его в студию при ГосТиМе (Государственном театре имени Вс. Мейерхольда). До экзаменов поселили в общежитии, отец гулял по Москве, которая произвела на него неизгладимое впечатление. Для себя решил: «Если не примут, поеду в провинциальный театр, добьюсь того, что стану выходить на сцену». Мейерхольд находился тогда за рубежом, экзамены прошли без него, Даниил Львович их благополучно сдал. Всеволод Эмильевич вернулся, самолично отсмотрел новых соискателей, забраковал почти всех девушек, а восемь юношей, в числе которых был и отец, стали его учениками.
Отца он очень любил, со второго курса стал занимать в спектаклях театра, который располагался тогда в здании Концертного зала имени Чайковского, где все было перестроено по проекту Мейерхольда. В пьесе «Клоп» доверил сначала роль продавца шаров, а потом и пуговичного разносчика, кричавшего: «Из-за пуговицы не стоит жениться, из-за пуговицы не стоит разводиться! Нажатие большого и указательного пальца, и брюки с граждан никогда не свалятся». На репетициях часто присутствовал автор пьесы Владимир Маяковский. Он очень трепетно относился к своим текстам и нередко вмешивался в ход репетиций. Однажды обратился к Даниилу Львовичу:
— Молодой человек, подойдите. Как ваша фамилия?
— Сагал.
— Так вот, Сагал, послушайте, как это надо произносить.
И сам начал читать монолог.
— Все поняли? Давайте!
И Даниил Львович, что называется, дал! Мейерхольд, сидевший в зале за режиссерским пультом, прокричал: «Хорошо! Молодец!» Отец признавался, что после этого месяц ходил счастливым. По окончании студии его приняли в труппу театра. Всеволод Эмильевич похлопотал, и начинающему артисту предоставили комнату в коммуналке, где он долгое время жил. А когда папа заболел, написал письмо в Горздрав: «С покорнейшей просьбой к вам. Положите, пожалуйста, в больницу молодого артиста театра моего имени Даниила Сагала, которому, как установили, требуются лечение и операция». И отца немедленно положили в больницу, к счастью, операция не потребовалась.
Даниил Львович много играл в спектаклях Мейерхольда. Критики отмечали его Скалозуба из «Горе уму» по Грибоедову, дворянина Григория Смирнова в чеховском «Медведе», шарманщика в «Мандате» Николая Эрдмана.
Связь с родителями не прерывалась, они надеялись, что пройдет некоторое время и семья воссоединится, писали письма, слали посылки из Америки. Но в конце тридцатых обострилось противостояние Сталина и Троцкого, Мейерхольду припомнили поставленную им пьесу «Земля дыбом», которую он посвятил «героическому вождю и организатору Красной армии» Троцкому. А на тот момент звание вождя мог носить лишь один человек — отец народов Иосиф Виссарионович. Мейерхольд попал в немилость, на театр начались гонения, труппа находилась в зоне пристального внимания НКВД. Отец советовался с Мейерхольдом, как поступить. Тот сказал: «Не говори никому, что твои родители в Америке, не отвечай на их письма, не ходи за посылками, в анкетах пиши, что родители умерли». Железный занавес опустился, связь с родными прервалась.
В 1939 году Всеволода Эмильевича арестовали, под пытками он подписал признательные показания и стал врагом народа. Через несколько месяцев Военная коллегия Верховного суда приговорила его к расстрелу, в феврале 1940 года приговор привели в исполнение... Жуткая участь постигла его жену Зинаиду Райх. Отец считал ее великой актрисой, вместе они играли в «Медведе». После ареста мужа она стала забрасывать письмами своих знаменитых друзей, в том числе за границей, просила заступиться за Мейерхольда. Отправила гневное послание и отцу народов. Вроде бы там содержались слова «Что вы понимаете в искусстве? Мы же не вмешиваемся в вашу политику». Это было трагической ошибкой. Ночью к ней вломились неизвестные, убили ее, показательно изрезали все тело ножами, выкололи глаза. Преступление так и не было раскрыто, хотя многие предполагали, что это дело рук спецслужб...
Театр закрыли, отец остался без работы. К счастью, каток репрессий по нему не проехался. Он тогда много снимался в кино.
В фильме «Ущелье Аламасов» играл одержимого молодого ученого Дындыпа. Там его партнером был бывший мейерхольдовец Иван Иванович Коваль-Самборский. Съемки проходили в пустыне Каракумы, группа жила в юртах, куда заползали тарантулы, боялись их смертельно. Через несколько месяцев Коваля-Самборского арестовали и отправили в ссылку. В 20-х годах он имел неосторожность поехать в Германию, задержался там на несколько лет, снимался в кино. В годы войны отец случайно встретил его в городе Фрунзе, куда того сослали. Иван Иванович горько посетовал: «Я убежал от фашистов в СССР, но лучше было бы удрать в Париж!»
В 1937-м произошла встреча, ставшая для отца в каком-то смысле исторической. Марк Семенович Донской начал экранизировать биографическую трилогию Горького и утвердил Даниила Львовича на роль Цыганка в «Детство Горького». По сюжету подкидыш Ваня Цыганок, прозванный так за смуглую кожу, живет в доме Кашириных, помогает по хозяйству, отличается доброжелательностью, любит детей. Отец на экране развернулся: пел, танцевал вприсядку. Жизнь Цыганка обрывается трагически. Дядья главного героя, испугавшись, что глава клана оставит ему наследство, просят безотказного работника отнести на кладбище огромный дубовый крест, толкают его, крест придавливает героя насмерть. Отец сыграл эту роль так, что зрители обливались слезами, глядя на экран. Он стал своеобразным талисманом Донского, режиссер снял его в девяти фильмах. Не каждый актер может похвастаться таким отношением к себе известного мастера.
Тогда же отец получил главную роль в эксцентрической комедии Александра Медведкина «Веселая Москва», играл молодого архитектора, который, выполняя сталинский план реконструкции города, изобретает «живую» модель Москвы. Фильм получился острым, сатирическим, насмерть перепугал тогдашнего председателя кинокомитета Семена Дукельского, который потребовал переименовать картину. Но название «Новая Москва» не спасло, лента легла на полку. Правда, до этого неделю собирала полные залы кинотеатров. Но возмутила посмотревшего ее влиятельного сталинского партийного деятеля Андрея Жданова, потребовавшего картину запретить. Даниил Львович там тоже пел, старался это делать во всех своих фильмах. Даже если пение не было прописано в сценарии, уговаривал режиссеров разрешить ему что-нибудь исполнить. Про эту работу отца успевший ее увидеть Марк Бернес сказал: «Если бы картина своевременно вышла на экран, моя популярность поющего актера померкла бы рядом с твоей».
На полку лег и «Закон жизни», где отец сыграл пламенного секретаря комсомольской организации мединститута: он разоблачает морально разложившегося секретаря обкома, который соблазнил юную девушку и бросил ее с ребенком на руках. Тема была непопулярной. Зато с успехом шли «Боксеры», где отец, игравший главного героя, демонстрировал свои спортивные навыки, которые получил в труппе Мейерхольда. Всеволод Эмильевич взращивал актеров «синтетических».
А вскоре началась война, киностудии были эвакуированы. В Ашхабаде Марк Донской экранизировал роман Николая Островского «Как закалялась сталь» и доверил отцу роль матроса Жухрая, отчаянно бившего немцев в период Гражданской войны. Картина прозвучала как нельзя актуально. Отец не только ярко сыграл патриотическую роль, но и в составе фронтовых бригад ездил на передовую, читал перед солдатами, отправлявшимися в бой, стихи, пел, показывал отрывки из фильма. Фронтовая многотиражка написала: «Будем бить немцев так, как их бил матрос Жухрай». За эту деятельность Даниила Львовича и Ивана Переверзева наградили грамотами Верховного Совета. В тот момент он встретил маму, тоже актрису, но, выйдя за него замуж, она посвятила себя семье.
Даниил Львович был в хорошем смысле социальным артистом. Ему прекрасно удавались роли партийных руководителей, военных. Крупные черты лица как нельзя лучше ложились на кинопленку. Его лицо украшали совершенно необыкновенные глаза. Удивительный тембр голоса добавлял мужского обаяния.
Когда в 1943-м деятели культуры начали возвращаться в Москву из эвакуации, его, популярнейшего артиста кино, сразу же пригласил на работу в Театр Советской армии главный режиссер Алексей Дмитриевич Попов, ученик Станиславского и Немировича-Данченко. Он делал на него ставку как на молодого героя. Даниил Львович очень скоро стал ведущим артистом труппы. Он играл Ржевского в «Давным-давно», Жадова в «Доходном месте», Глумова в «На всякого мудреца довольно простоты». Был убедителен в ролях партийных руководителей, привносил в них свою мужскую харизму, делал акцент на любовных романтических перипетиях роли. Не будет преувеличением сказать, что отец своим присутствием на сцене вытягивал откровенно слабые пьесы, навязанные театру Главным политуправлением Советской армии. Такие, к примеру, как «Степь широкая». Тем не менее за этот спектакль он получил Сталинскую премию. А как фантастически красиво носил он военную форму, как она ему шла! Складывалось впечатление, что на сцену вышел настоящий генерал, настолько органичен отец был в ролях военных. Он застал золотой период Театра Советской армии, сделал многое для того, чтобы зрители туда пошли.
Легендарный спектакль «Учитель танцев» накрепко связан с фамилией другого народного артиста — Владимира Михайловича Зельдина. Но мало кто помнит, что роль Альдемаро начинал репетировать отец. И долгое время играл ее в первом составе. Даниил Львович всегда относился к себе крайне требовательно, поэтому, посчитав, что не вполне соответствует внутреннему настрою, мелодике этой роли, однажды сам ушел из спектакля. Успешная постановка осталась без главного героя. Театр в панике стал искать замену, кто-то вспомнил, что в Театре транспорта (теперешнем имени Гоголя) работает молодой выпускник производственно-театральных мастерских при Театре МОСПС Зельдин, который хорошо двигается и поет. На экраны уже вышла картина «Свинарка и пастух», где Владимир Михайлович блеснул в роли чабана Мусаиба. Так он появился в Театре Советской армии, составив его славу и гордость. Зельдин с отцом играли множество спектаклей в очередь: и «Юстину», и «Якорную площадь», и «Океан», и «Давным-давно». В «Ринальдо идет в бой» отцу досталась очень выигрышная роль эдакого хулигана, гарибальдийца цыгана Кьерикуццы. В пьесе этот герой не пел, но разве отец мог такое допустить? Он сам подобрал репертуар своему герою, нашел подходящие образу песни, заказал перевод слов с итальянского и практически сам сделал свою роль. Даниил Львович любил этот спектакль, замечательно его играл, в 62 года с юношеским задором бил чечетку. Зельдину досталась роль самого Ринальдо, а позже он тоже стал играть Кьерикуццу в очередь с Даниилом Львовичем. Они относились друг к другу с большим уважением и всегда как-то мирно сосуществовали. Хотя характер у Даниила Львовича был взрывным, он оставался человеком прямым и эмоциональным.
Как вспоминали коллеги отца по театру, в работе он был необыкновенно требователен не только к себе, но и к партнерам. Во время репетиций нередко возникали конфликты, если кто-то опаздывал, или являлся не в форме, или позволял себе репетировать вполноги. Отец был в этом отношении человеком непримиримым. Он был примером трепетного отношения к театру и профессии, которой себя посвятил. Так о нем отзывался Алексей Дмитриевич Попов. Повторюсь, он очень любил папу. Когда тот на пару лет в начале пятидесятых уходил в Театр Ленинского комсомола, где Иван Берсенев предложил ему интересную роль, Попов отложил постановку шолоховской «Поднятой целины» и специально ждал отца. В роли Давыдова он видел только Даниила Львовича и не ошибался. Его сценической партнершей стала Нина Сазонова, блеснувшая в образе Лушки. Папа сыграл бывшего моряка, направленного партией в казачий хутор для организации колхоза. Не каждый артист умел убедительно играть партийных руководителей, это было не так-то просто. А отец умел и очень этим гордился. Он искренне верил во многое из того, что говорили его герои с экрана и со сцены.
Когда на Котельнической набережной построили знаменитую высотку, отец оказался в числе выдающихся людей, которые получили там квартиры. Кандидатуры военных, ученых, деятелей культуры утверждались на самом высоком уровне. Наша семья въехала в двухкомнатную на тринадцатом этаже.
Кинокарьера отца развивалась удачно и после войны. Достаточно вспомнить «Сельскую учительницу», где он сыграл ссыльного революционера, пронесшего любовь к героине Веры Петровны Марецкой через всю жизнь. Или военную драму «За тех, кто в море», где отец очаровывал зрителей в роли благородного морского офицера и конечно же прекрасно, задушевно исполнял романс «Гори, гори, моя звезда», перебирая струны гитары. У него был очень красивый голос, который ложился на пленку. Одним из первых среди драматических артистов Даниил Львович запел на эстраде, наряду с Марком Бернесом. Зрителям пришелся по вкусу особый шарм его исполнения.
В «Судьбе барабанщика» по повести Гайдара Даниил Львович сыграл отца главного героя. А на роль Сережи пробовался в паре с ним юный артист Гена Сайфулин. Но сняться вместе им не посчастливилось. Правда, судьба распорядилась так, что через много лет Геннадий Рашидович, заслуженный артист РСФСР, ученик Анатолия Эфроса, стал моим мужем. Они были большими друзьями с папой. Но об этом позже.
Естественно, отец очень нравился женщинам, которые пересматривали его спектакли по нескольку раз, приносили цветы, ждали у служебного подъезда. Мне вспоминается такая история. Я, 16-летняя девица, стояла с отцом в его гримерной. Вдруг дверь распахнулась, на пороге появилась какая-то женщина. Окинув меня недоброжелательным взглядом, она произнесла:
— Теперь, Даниил Львович, понятно, какой тип женщин вам нравится!
Отец чуть не задохнулся от возмущения:
— Это моя дочь!
Я не стала тогда уточнять, кто это был, что за отношения их связывали. Влюбленные в отца дамы никогда не нарушали покой нашей семьи, не доставляли волнений маме. Она была главной женщиной его жизни, надежным тылом, они прожили вместе 56 лет.
После войны во взаимоотношениях Советского Союза и США наступило потепление. Советские фильмы стали показывать в американских кинотеатрах. И вот однажды бабушка Роза пошла на картину «Непокоренные». Марк Донской снял ее по повести Бориса Горбатова о геноциде еврейского народа, действие разворачивалось в украинском городке, оккупированном немцами, где подпольщики пытались спасти людей от уничтожения. В 1946 году фильм был показан на кинофестивале в Венеции и удостоился приза международного жюри критиков как один из лучших художественных фильмов. Роль одного из подпольщиков сыграл отец. Когда бабушка увидела его на экране, не смогла сдержаться, крикнула на весь зал: «Это же мой сын Даня! Я ничего о нем не слышала целых 17 лет». И зарыдала так, что просмотр остановили. Она еще не знала, что два ее старших сына не вернулись с войны. В зал вышел владелец кинотеатра, предложил приходить на любую картину бесплатно и подарил афишу. Знаем точно, поскольку об этом писали американские газеты, сохранились вырезки. И бабушка ходила смотреть на сына множество раз, и каждый раз плакала.
«Непокоренные» получили международное признание, а на родине в пятидесятые отцу пришлось столкнуться с проявлениями антисемитизма. Даниил Львович должен был выступить с концертом в парке культуры и отдыха в Минске. В последний момент его перенесли в один из санаториев, что заметно сократило число зрителей. Через некоторое время он получил письмо, где директор парка сообщал: его уволили за то, что афишировал выступление артиста с еврейской фамилией. Отец пробовался в картину на Одесской киностудии, но его не утвердили. Директор Горский отчитал режиссера: «Кого ты приглашаешь? Это же не еврейская картина!»
В 1946 году в Театр Советской армии пришла телеграмма на английском, в ней сообщалось о смерти отца Даниила Львовича. Прошло несколько лет, прежде чем его вызвали в особый отдел и показали переведенные статьи из американских газет, где его мама рассказывала о потрясении, испытанном ею в кинотеатре при виде сына, и об истории нашей семьи. Так отец узнал, как сложилась судьба его младшего брата Бориса. Он окончил Школу драматического искусства Йельского университета, его учебу оплатил симпатизировавший молодому человеку меценат.
А папа огреб кучу неприятностей. Когда, вернувшись в Театр Советской армии, чтобы сыграть в «Поднятой целине», стал заполнять анкету и в графе «родители» по привычке написал «умерли», кадровик не без ехидства попросил указать место их захоронения, что называется, «исправить неточность». Понимая, что с такой родословной в режимный театр не примут, а главное — уплывет прекрасная роль Давыдова, отец решился на отчаянный шаг: пошел на Лубянку в приемную КГБ. Приняли не сразу, сославшись на то, что у сотрудников перерыв. Наверное, поднимали документы. В конце концов к отцу вышел полковник, пригласил в кабинет, спросил:
— Даниил Львович, что заставило вас к нам обратиться? Что случилось?
— Если я напишу в анкете, что имею родственников за рубежом, не примут в Театр Советской армии, никогда не выпустят за границу.
— Напишите все по-честному, обещаю, ничего вам за это не будет. А начнут придираться, голову тому человеку снесем.
Так отец легализовал родных.
Забегая вперед, скажу, что Борис пошел по стопам брата, стал актером, играл в небольших бродвейских театрах в Нью-Йорке, одним даже руководил, снимался в эпизодических ролях. Понимая, что большой кинокарьеры в Нью-Йорке ему не светит, Борис вместе с мамой перебрался в Лос-Анджелес, где предложил свои услуги сценариста и режиссера одному кинопродюсеру. Тот дал ему задание разработать несколько тем, остался доволен способностями Бориса и заключил с ним пятилетний контракт. В дальнейшем Борис Сагал в качестве режиссера сотрудничал с крупными голливудскими студиями Metro-Goldwyn-Mayer, Paramount, телекомпанией NBC. Он стал одним из постановщиков популярного телесериала «Коломбо», а за сериал «Богач, бедняк» был номинирован на престижную телевизионную премию «Эмми».
Конечно же, бабушка Роза и Борис пытались связаться с Даниилом Львовичем. Это у них получилось лишь в начале шестидесятых, когда наступила хрущевская оттепель. Они стали переписываться и в 1965 году родные приехали в Москву. Бабушке уже было за восемьдесят, Борис превратился в роскошного голливудского небожителя. Он совсем не говорил по-русски, бабушка ему переводила. Двухкомнатная квартирка родителей не произвела на них ни малейшего впечатления: «Как вы тут живете в такой тесноте?» Объяснить им, что дом считается престижным, было просто невозможно. В Лос-Анджелесе у Бориса имелась просторная вилла. Зато заокеанских гостей поразило здание Театра Советской армии в виде огромной пятиконечной звезды. Масштабы театрального пространства, на котором играл Даниил Львович, потрясли их до глубины души. В Америке таких театров не было в помине. Отец возил их на «Мосфильм», они побывали в гостях у Марка Донского. Тот приглашал Бориса приехать с картиной на Московский международный кинофестиваль. Чудесные десять дней пролетели быстро, Борису надо было возвращаться к работе. Он предложил отцу:
— Переезжай ко мне, будешь сниматься в Голливуде.
— Не могу, я — народный артист.
— А что это значит?
— Как что? Народный артист.
— Я понял. А что это тебе дает? Давай я хотя бы куплю тебе хорошую машину.
— Зачем? У меня же есть «Волга».
Расстались на том, что отец будет приезжать в Америку, станет видеться со своей семьей. А семья оказалась большой.
Борис там женился, у него родились пятеро совершенно потрясающих детей. Все они состоялись в жизни. Близнецы Лиз и Джин стали балеринами, Джозеф и Кейт — актерами, Кейт прославил популярный сериал «Женаты и с детьми», Дэвид занимал высокий пост на киностудии Warner Brothers.
Через короткое время Борис прислал отцу приглашение приехать в гости в Америку. Загранпаспорта тогда хранились в ОВИРе, и спецслужбы решали: давать человеку разрешение на выезд или не давать. Отца не выпускали, хотя он обращался за разрешением много раз. Помню, мне тогда тоже отказывали семь раз. Не выпустили, даже когда умерла бабушка.
Во второй раз Борис с новой женой, актрисой Мардж Чэмпион, побывал в Москве в 1980 году. На сей раз с ними постоянно работал переводчик. Борис недоумевал: «Данчик, почему так происходит, почему ты не можешь просто побывать у меня, посмотреть, как я живу, как работаю, так же как я приехал к тебе?» Ну как ему было объяснить особенности советских реалий? Борис снова звал отца перебраться в Лос-Анджелес насовсем. Папа ответил: «Я — артист. Что я там буду делать?» Конечно же, он остался.
Прощаясь, Борис пообещал: «Я сделаю все от меня зависящее, обойду все инстанции и добьюсь, чтобы тебя наконец отпустили ко мне просто в гости на две недели». К сожалению, это была их последняя встреча. В мае 1981-го в папиной квартире раздался звонок из американского посольства, ему сообщили, что Борис трагически погиб. Он снимал сериал «Третья Мировая война» в Орегоне, неподалеку от Портленда. Возвращаясь со съемок на вертолете, приземлился, вышел и каким-то нелепым образом попал под лопасти хвостового винта. Врачам не удалось его спасти, Борису тогда исполнилось 57 лет... Для отца смерть брата стала ударом: он наконец-то обрел родного человека и снова его потерял...
За рубеж отец выезжал, артисты Театра Советской армии много гастролировали с концертами по Западной группе войск — в ГДР, Венгрии. Коллега отца Федор Чеханков вспоминал, как Даниил Львович решал вечную проблему советского человека за границей, а именно где поменять лишнюю десятку, чтобы привезти подарки родным. Перед отъездом всех предупреждали: никуда не ходите, это опасно. И, обращаясь в банк, артисты тряслись, что попросят паспорт, после чего они непременно станут невыездными. Один Даниил Львович ничего не боялся, приезжая в какой-то город, подходил к полицейскому и спрашивал: «Где здесь находится центральный банк?» Смелым был человеком.
Так же смело, рубанув сплеча, решил вопрос с поездкой в Америку. Главное политическое управление армии снова начало вставлять ему палки в колеса. Отец настаивал, тогда прозвучало предложение: хотите ехать — увольняйтесь из театра. И Даниил Львович в сердцах бросил заявление об уходе.
Была и еще одна причина, по которой он покинул театр, несмотря на то что посвятил ему большую часть своей творческой жизни. Туда пришел в качестве главного режиссера Борис Морозов, ученик предыдущего руководителя театра Андрея Попова. Он стал репетировать «Врагов», в одной из ролей занял отца. Тот сходил на несколько репетиций и с присущей ему прямотой заявил постановщику: «Это не Горький». За что лишился роли. Он был не из тех людей, которые могли промолчать, чтобы не навредить себе, на собраниях труппы тоже высказывался, порой резко. Сообщал нам с мамой: «Слушаю, что они там несут, а сам готовлю речугу!» Конечно же, не всем это нравилось.
Так в 1989 году мы с отцом, уволившимся из театра, полетели в Лос-Анджелес. Билеты оплатили его племянники, все они встречали нас у трапа самолета. Принимали отца очень тепло, нам наняли переводчика, поскольку дети Бориса не знали ни слова по-русски. Мы останавливались в их домах, все имели собственные виллы, все оказались небедными. Их очень интересовали наши семейные корни, и отец об этом с удовольствием рассказывал. А еще, не зная английского, попросил написать ему русскими буквами слова популярной песни «Хелло, Долли!», заучил их наизусть и спел для американской родни под бурные аплодисменты.
Во второй раз приехав в Америку, мы побывали в гостях у вдовы Бориса Мардж Чэмпион, которая принимала нас в их роскошном доме в Бостоне.
Отец не мог сидеть без дела. Служа зависимой актерской профессии, он был способен оставаться независимым. Отрепетировал сольную концертную программу, выступал с ней в разных залах, у него было много знакомых администраторов, эстрадных авторов, с которыми он работал, предлагал идеи. Ему не удалось в полной мере осуществить их в начале пятидесятых, хотя Даниил Львович и участвовал в концертах, к примеру, в престижном Колонном зале Дома союзов, вместе с Марией Мироновой, Александром Менакером, Лидией Руслановой, Клавдией Шульженко... Исполнял и советский, и американский джазовый репертуар. Но когда начались гонения на так называемых микрофонных певцов, когда одна из главных газет страны разразилась фельетоном, где клеймила Марка Бернеса и обвиняла отца чуть ли не в низкопоклонничестве перед Западом, Даниил Львович вынужден был свернуть концертную деятельность. Он вернулся к ней лишь в конце восьмидесятых. К слову, учил моего мужа: «Гена, вот поедет Театр на Малой Бронной на гастроли по российским городам, договорись заранее с «Росконцертом», пусть организуют там твои творческие встречи со зрителями. Вы приезжаете, а весь город уже уклеен твоими афишами».
С Геной они сильно подружились. Мы поселились неподалеку от родителей, на Таганке. Когда у нас родилась Настя, Геннадий Рашидович шел гулять с коляской на Котельническую набережную, непременно поднимался к родителям, вел долгие беседы с отцом, они всегда были друг другу интересны. Всю нерастраченную нежность папа обратил на внучку. Мы тогда много работали. Гена был плотно занят в театре, я, став лауреатом Всесоюзного конкурса артистов эстрады, часто концертировала, читала сатирические монологи. Дочь мы оставляли с моими родителями. Иногда, возвращаясь поздно вечером после работы, заставали такую картину: папа с мамой заснули, а между ними на их кровати посапывает, видя четвертый сон, наша Настя. Когда она подросла, папа стал брать ее на актерские тусовки, а еще любил звонить ей на пейджер, хотел знать, чем занимается любимая внучка. Неудивительно, что Настя связала свою жизнь с искусством, окончила продюсерский факультет ГИТИСа, сегодня успешно работает.
Не могу не дать слово мужу и дочери.
«Знаю, как трудно самому в одиночку поставить спектакль. Даниил Львович в свои почти девяносто лет проявил чудеса самоотдачи творчеству. Нашел пьесу «Игра в джин», партнершу — прекрасную актрису Нину Агапову, придумал оформление, костюмы, музыку, афишу. Они с успехом играли этот спектакль в ВТО, в разных Дворцах культуры, ездили с ним на гастроли. Нина Федоровна уважала и боялась Даниила Львовича как режиссера, по прошествии времени при встрече с нами вспоминала о нем с почти родственной теплотой.
Было такое понятие «советский человек». Может, если бы Даниил Львович в свое время уехал с семьей — отцом, младшим братом и мамой, стал бы американским человеком. Многое зависит от среды. Но, повидав своих американских родственников, принимавших его тепло и искренне, купив подарки внучке, жене, зятю, Даниил Львович упаковал чемодан и сказал Наташе: «Поехали домой!» А домом его был Советский Союз, его страна, его родина.
Он был одержим творчеством. До конца жизни не прекращал заниматься любимым ремеслом, выступал с творческими вечерами. Разумеется, на концертах собирались зрители, которые его помнили и любили. А песня «Так будьте добры» стала просто народным шлягером. Недаром его ценил Леонид Утесов, приглашал петь со своим оркестром».
«Очень забавно, что мой дедушка, чистокровный еврей, всегда казался мне образчиком русского человека. В детстве считала, что есть два русских богатыря — Сагал и Кобзон. Для меня дед оставался примером абсолюта актерской профессии. Когда я была подростком, мне казалось, что сидя на даче в беседке, он просто бубнит что-то себе под нос. Подходила, спрашивала: «Дедуль, у тебя все в порядке? Ты говоришь сам с собой». Он недоуменно смотрел на меня и отвечал: «Почему с собой? Я репетирую».
Жалел ли отец, что ушел из театра? Конечно жалел. Однажды признался Владимиру Михайловичу Зельдину: «Мне не стоило этого делать, нужно было бы вернуться и попроситься назад». Зельдин не мог не согласиться: «Даниил Львович, с этим театром связана ваша судьба, ваш актерский рост, зря вы так поторопились».
Мама ушла раньше, мы стали жить вместе с ним. Возвращались с Геной домой и слышали за закрытыми дверями его комнаты какое-то бормотание. Недоумевали: с кем это он разговаривает? Оказалось, он учил роль короля Лира, мечтал когда-нибудь ее сыграть, в 90 лет строил планы на будущее...
В 2009 году в Центральном доме кино и Центральном доме работников искусств мы отмечали 100-летний юбилей Народного артиста РСФСР, лауреата Государственной премии Даниила Львовича Сагала. Об отце говорили актеры, режиссеры, писатели и его ближайшие коллеги Владимир Зельдин и Федор Чеханков, которых уже нет с нами... Когда мы будем отмечать очередной день памяти Даниила Львовича, не обойдем вниманием и его замечательных друзей-артистов. Если по телеканалу «Культура» показывают фильмы с его участием, всей семьей собираемся у экрана, смотрим и вспоминаем...
Подпишись на наш канал в Telegram