«Москва буквально кипела, когда я выходила замуж за Данелию. Как так? Данелия, который за 26 лет так и не женился на Любови Соколовой, женится?! На ком? Она кто? Но все его друзья наш брак одобрили. Как сказал Гия Канчели: «Ну вот, наконец к тебе пришла судьба». Данелии был 51 год».
— Галина Ивановна, мы встречаемся с вами почти сразу после вашего дня рождения...
— А у меня их два — 25 февраля и 13 марта.
— Как это?
— Я родилась 25 февраля, а записали меня 13 марта. И по традиции в феврале мы празднуем мой день рождения с родственниками, а в марте — с друзьями, коллегами. И все помнят, 13 марта — это день встречи друзей, день весны и Галин день рождения. Не знаю, почему так получилось, но в те годы такая путаница случалась.
— У вас сейчас был не рядовой день рождения, а красивая круглая дата...
— Не хочу про это говорить.
— То есть вы из тех женщин, которые свой возраст скрывают?
— Да, скрываю. И совсем не потому, что кто-то узнает мой возраст. Просто я сама не хочу знать, сколько мне лет.
— Ну, в наше время скрыть такие вещи сложно — открываешь интернет, и...
— А там неправильно написано, куча ошибок и про Георгия Николаевича, и про меня. Но меня это не волнует — пусть думают, что хотят.
— Галина Ивановна, вы не только актриса и режиссер, вы — галерист со стажем. Вашей галерее «Пан-Дан» уже больше тридцати лет. Если посмотреть на вашу жизнь глазами художника, в каком стиле было бы интереснее о ней рассказать?
— В абстрактном. В реалистическом было бы слишком долго. У меня такая бурная жизнь, с такими невероятными приключениями! Она начала необыкновенно складываться буквально с моего приезда в Москву. Моя биография — это...
— Приключенческий роман?
— Да! Мне все говорят: пиши книгу! Ну не удивительно ли, что с Данелией мы познакомились, когда мне было девятнадцать? Я была студенткой театрального училища имени Щукина, а он — молодым, но уже известным режиссером. Он обратил на меня внимание (это было на Московском кинофестивале), а я ему заявила: «Вы мне не нравитесь, оставьте меня в покое!» Представляете?! Никогда бы не подумала, что пройдут годы, и Данелия станет моим мужем. И что проживем мы с ним вместе почти сорок лет!
Невероятно, но судьба нас сводила постоянно. Я даже как-то брала у него интервью, когда работала на радио. Он, когда меня увидел, опешил: «Опять ты!» Но, кстати, это наше давнее знакомство однажды чуть не помешало мне. Это произошло, когда я ушла из театра и поступала во ВГИК на режиссерский факультет. В тот год курс набирали Георгий Данелия и Игорь Таланкин. И когда Данелия увидел меня, он сказал:
— Я тебя к себе не возьму!
А я ему:
— Подумаешь! Не очень-то и хотелось! — И я поступила, меня взял к себе на курс Игорь Васильевич Таланкин.
Так что знакомы мы с Данелией были, получается, всю жизнь.
Но судьбу решила одна наша случайная встреча на «Мосфильме». Это было, когда я уже окончила ВГИК. Увидела Георгия Николаевича и ужаснулась: я его еле узнала. Он тогда очень сильно болел, только вышел из больницы, страшно исхудал. Весил 42 килограмма, можете себе представить? Просто тень, а не человек! И во мне проснулась мать Тереза. Решила, что только я могу ему помочь. И повела Данелию к Джуне, поскольку мы с ней дружили.
— А вы к ней как попали?
— Нас познакомила моя приятельница-пианистка. У меня после аварии было сотрясение мозга, голова все время кружилась. И приятельница привела меня к Джуне, чтобы она меня полечила. Джуне я понравилась, и она решила, что я должна ходить к ней каждый день. Ну я и ходила, долго ходила. А потом привела к ней Андрея Тарковского, которому было очень интересно посмотреть, что же за феномен эта Джуна. И какое-то время мы бывали у нее с ним вместе. А однажды Андрей сказал:
— Джуна, ты ничего со мной не сможешь сделать, у меня у самого такая энергетика...
Она ему говорит:
— Ну покажи! Вот у меня сейчас болит голова. Можешь помочь?
Он загорелся, говорит:
— Могу! Садись.
И начал делать всякие пассы над ее головой, лечить своей энергетикой. И представьте, вытащил! У нее прошла головная боль.
Когда я привела к Джуне Георгия Николаевича, очень надеялась, что она ему поможет. Я же видела, знала, что она действительно может исцелять людей. Но, увы, с Данелией у нее ничего не получилось. Наверное потому, что Джуна была бессильна воздействовать на такую мощную энергетику, какая была у Тарковского, у Данелии.
— Зачем же вы тогда ходили туда?
— Мы ходили к Джуне, как ходят в клуб, — пообщаться. У нее дома всегда было много интересных людей. Кого там только не было — просто фантастика! Перед тем как я привела к ней Данелию, у нее был Феллини. Представляете?
— А у Георгия Николаевича было много друзей?
— Знаете, друзья — это же очень близкие люди, их всегда мало. Гия Канчели, Юрий Рост, Резо Габриадзе, Евгений Примаков, Андрей Петров, Буба Кикабидзе — вот те люди, с которыми Данелию связывали многие годы дружбы. С кем-то он виделся и общался часто, с кем-то — от случая к случаю, поскольку друзей разделяли расстояния. Вот Юрий Рост живет этажом выше, поэтому частенько к нам заглядывал, а уж когда Данелия болел — так каждый день приходил. Вообще, Данелия умел дружить — у него был удивительный круг близких друзей. А в широком смысле слова — так весь Советский Союз, можно сказать, были его друзья. Сколько писем ему приходило! Как любили и до сих пор любят Данелию! Мне постоянно об этом говорят самые разные люди.
— А когда вы вошли в жизнь Георгия Николаевича в статусе супруги, как восприняли вас его друзья?
— Замечательно! Чего не скажешь о недругах. Было и такое, что ему звонили и говорили: «Ты сошел с ума! Да она такая-растакая, да у нее ребенок, да зачем тебе это нужно?» Кстати, Гия Канчели, когда мы с ним познакомились и пообщались (а это случилось, когда я приехала к Данелии в Одессу, где он снимал «Слезы капали»), потом сказал Георгию: «Чего тебе еще надо? Женись! Посмотри, какая женщина!»
— Но Данелия же вообще был не любитель жениться?
— Да, с актрисой Любовью Соколовой он прожил много лет и так на ней и не женился, даже несмотря на то, что у них был сын — Коля.
А первый раз Георгий Николаевич женился, можно сказать, на спор. Девушка, за которой он ухаживал и которую провожал домой, как-то сказала ему: «Я знаю, почему ты на мне не женишься». Задела его. Он говорит: «Я не женюсь, потому что ты дочь министра?!» Тут же позвонил в дверь и с порога заявил ее отцу: «Я хочу жениться на вашей дочери!» И женился. Потом родилась дочка Светлана, Лана. Но брак тот долго не продлился. И после развода жена даже запрещала Данелии видеться с дочерью. Они стали общаться позже. Мы с Ланой, кстати, уже очень много лет дружим. Когда Георгий Николаевич нас познакомил, Лана очень тепло ко мне отнеслась, и потом была первой, кто хотел, чтобы случился наш брак с Данелией. Ну и отец Георгия, Николай Дмитриевич, тоже очень обрадовался, когда мы поженились. Мамы Георгия Николаевича тогда уже не было в живых.
Когда я переехала к Данелии, то его отец буквально ходил за мной хвостиком по их огромной квартире — куда я, туда и он. Все что-то рассказывал, показывал, ему хотелось со мной общаться. А мне было интересно его слушать. Но продолжалось это недолго, месяца через четыре Николай Дмитриевич умер. И когда к нам на его поминки пришло человек сто, я поняла масштаб личности этого человека. Он же был главным инженером Метростроя Москвы, генерал-майором. Его очень уважали и ценили.
— Галина Ивановна, а как вы думаете, почему на вас Данелия женился?
— Он сказал, что влюбился первый раз в жизни. Пришел домой и признался Соколовой: «Люба, я влюбился». Как, в какой момент он это понял, я не знаю. Он столько лет меня знал, и не было у него этого чувства ко мне, как мне казалось. А потом что-то изменилось, мы стали общаться довольно близко, он часто приезжал ко мне домой, пел, играл на гитаре, учил играть на ней моего сына Кирилла. На съемочной площадке его группа удивлялась: никогда раньше они не видели Данелию таким (это мне потом рассказали). Он даже мог иногда уйти со съемок, поручив доснять сцену второму режиссеру: «Слушай, сними сцену, у меня свидание».
— Как же вы могли назначать свидание во время съемок? Это же святое для режиссера!
— Да нет! Просто Данелия мог пропадать на съемках до ночи, а тут — не мог, бежал к Гале. И вот в один прекрасный день он пришел ко мне и сказал:
— Давай руку! — и надел мне кольцо. — Это мамино, — пояснил он. — Хочу, чтобы оно было у тебя.
Я удивилась:
— Хорошо, — говорю, — спасибо.
А потом нам надо было куда-то ехать, мы вошли в лифт, и Данелия спохватился:
— Ой, совсем забыл! Выходи за меня замуж!
— Внезапно!
— Да, Данелия был такой. Ну конечно, я согласилась. Потом мы поменялись квартирами: Коля, его сын, уехал в мою (у меня была большая двухкомнатная кооперативная квартира). А я переехала к Георгию, в его родительскую.
— Георгий Николаевич был дружен с родителями?
— Он их очень уважал. Одна лишь история о том, как мама Георгия Николаевича — Мери Ивлиановна Анджапаридзе — фактически настояла на том, чтобы Данелия жил с Любовью Соколовой, когда у них родился сын, многое объясняет. Ведь это именно она забрала Соколову с ребенком из роддома, и благодаря ей Люба вошла в их семью и осталась на много лет. Мери Ивлиановна была женщиной с сильным характером. А иначе не могла бы стать режиссером. Она работала на «Мосфильме», была лауреатом Государственной премии. С отцом Георгию Николаевичу тоже вряд ли возможно было быть именно в дружеских отношениях: Николай Дмитриевич был человеком довольно авторитарным, закрытым. К сыну он был очень требователен и настроен весьма критически. «Ну кто его, этого дурака, возьмет, — говорил он маме Георгия. — Где он сможет учиться? азве что во ВГИКе».
— Но Георгий Николаевич окончил архитектурный...
— Правильно. Так вот он и поступил тогда в архитектурный. И окончил его. И работал по специальности. А знаете эту историю, как он поступил на режиссерские курсы? Как-то они с приятелем вышли в обеденный перерыв прогуляться, наткнулись на пьяного мужика, который спал с газетой в руках. А там крупно информация о том, что «Мосфильм» объявляет набор на режиссерские курсы. Так закончилась карьера Данелии-архитектора и замаячила судьба Данелии-режиссера.
После окончания режиссерских курсов его взяли работать на «Мосфильм». И первой его картиной стала экранизация повести Веры Пановой «Сережа», которую он снял вместе со своим сокурсником Игорем Таланкиным. Им велели пригласить на главную роль Сергея Бондарчука. Они отправили ему сценарий и были уверены, что он откажется. Ну кто они такие? Молодые начинающие режиссеры. А Бондарчук с Ириной Скобцевой незадолго до этого прогремели в ролях Отелло и Дездемоны в фильме Сергея Юткевича. Но когда они пришли к Бондарчуку, то были ошарашены его ответом:
— Мы согласны.
— Кто «мы»? — не поняли Георгий и Игорь.
— Мы с Ириной.
И Данелия с Таланкиным пришли в ужас. Ну какой Бондарчук — директор совхоза? А утонченная красавица Скобцева — жена директора совхоза? Выходя от Сергея Федоровича, они громко обсуждали это, не подумав, что он мог их услышать. А он услышал! Но, к счастью, все обошлось, и это не помешало их дальнейшей совместной работе.
И Бондарчук со Скобцевой прекрасно сыграли свои роли. Но когда фильм был закончен, его почему-то посчитали неудачным и дали ему низкую, третью категорию. А потом картину посмотрела Вера Панова, и ей она очень понравилась. А слово Веры Пановой тогда значило очень много. Фильм быстренько перевели в другую, более высокую категорию, о нем заговорили, пошла молва, что на студии молодые режиссеры сняли прекрасный фильм. И всем, кто его смотрел, он нравился. Закончилась эта история тем, что «Сережу» отправили на Международный кинофестиваль в Карловы Вары, где он получил главный приз — «Хрустальный глобус». Фильм завоевал зрительские сердца, а Данелия сразу из разряда молодых перешел в разряд известных режиссеров. А его следующая картина — «Я шагаю по Москве» по сценарию Геннадия Шпаликова — принесла Данелии поистине какую-то небывалую, всенародную любовь.
— И вот такому именитому, всенародно любимому режиссеру вы заявили на первой встрече, что он вам не нравится?
— А я всегда говорю, что думаю. Такой характер. Я еще добавила тогда, что вообще не понимаю грузин.
— Это почему же? — спросил Данелия.
— А потому, — говорю, — что не могу понять, где они говорят правду, а где произносят тост.
Ну то есть где просто говорят красивые слова. Я, кстати, этого и до сих пор не понимаю.
— Данелия, поди, удивился дерзости какой-то девчонки?
— Виду не показал.
— А кто тебе нравится? — спросил он.
— Висконти, — говорю, — нравится. Чухрай...
Данелия мне потом всю жизнь это припоминал.
— Еще бы! Любого мужчину зацепит, а уж известного режиссера, да еще грузина...
— Ну, обошлось, как видите. А тогда мы спустили на нет эту тему и еще долго разговаривали о разном. Потом пошли гулять, и закончилось все тем, что втроем поехали к нам с подругой. Данелия захмелел, и мы его уложили спать на диван. А мы с подругой легли поперек узкой кровати, чтоб хоть как-то на ней уместиться. Утром просыпаемся — нет Данелии! А дверь закрыта. Как это может быть? Выглянули в окно, а рядом с ним — пожарная лестница. Ну, теперь понятно!
— Помните, в «Иронии судьбы» Ипполит с грустью говорит: «Мы перестали лазать в окна к любимым женщинам...» Ан не перестали! Хотя в вашем случае было наоборот — от вас в окно удрали...
— Да, он нас тогда удивил! А вечером мы с подругой опять пошли в этот клуб. И Данелия снова там. И опять подходит ко мне, приглашает танцевать и говорит:
— Давайте познакомимся!
— А чего это мы будем знакомиться? — говорю. — Вы же со мной ночевали сегодня, со мной и с моей подружкой.
И тут его как ветром сдуло. Стыдно стало. Оказывается, Данелия уже успел расхвастаться, что провел ночь у двух очаровательных блондинок. И мой приятель, который все слышал, мне это рассказал, когда я туда пришла.
— Смешная история, прямо в духе комедий Данелии. А Георгий Николаевич, наверное, был потрясающим рассказчиком?
— Замечательным! Но он был человеком неразговорчивым, и с ним было довольно сложно.
— Как это может сочетаться?
— А очень просто. Когда он рассказывал о кино, о том, как снимает, что его волнует, что ему хотелось бы сделать, — мог говорить часами. А вот все, что оставалось за рамками кино — какой-то быт, обыденная жизнь, — ему это было неинтересно, он как-то замыкался в себе и становился немногословен.
— Говорят, Тарковский тоже был очень непрост в общении?
— Да, он был сложным человеком. Хотя мне с ним было очень легко. Мы гуляли по городу, и он рассказывал много интересного — и о Москве, и о своей работе. Мне запомнилась одна история о том, как он потерял сценарий «Андрея Рублева». Тарковский ехал в такси на деловую встречу — надо было показать кому-то сценарий. Он вышел у гостиницы «Националь», такси уехало. И Андрей обнаружил, что забыл сценарий в машине. А тот рукописный! В единственном экземпляре! Сел он на бордюр в полном ужасе, думает, что же теперь делать. Сколько он так просидел в растерянности — не помнит. И вдруг подъезжает такси, выходит водитель и несет ему этот сценарий!
Вообще, Андрей был интересным человеком, очень интересным. Но жестким, даже жестоким, я бы сказала. Меня это в нем поражало. Приведу лишь один пример. Он собирался снимать «Ностальгию». А у его любимого актера Анатолия Солоницына, которого Андрей снимал во всех своих фильмах, обнаружили онкологию. И на главную роль в «Ностальгии», которая изначально писалась на Солоницына, Андрей искал другого актера. Мне это казалось предательством с его стороны по отношению к Солоницыну. «Я не могу снимать Толю, — говорил он, — а вдруг он посередине картины умрет?» Такая холодная рациональность меня тогда потрясла. И я ему сказала: «Ты — человек-лед».
— Ну, как режиссер, вы могли бы его понять. Кино — дорогостоящий производственный процесс, и случись то, чего опасался Тарковский, фильм мог бы вообще не состояться.
— Нет, тогда не могла понять. Молодая была, не понимала.
— Вообще, у вас был просто невероятный круг общения!
— Да. Я притягиваю талантливых людей.
— Каким образом?
— Не знаю, это свыше. Это непонятно никому. Мне все задают вопрос, как девушка, которая приехала из Минска, у которой в Москве не было никого — ни родных, ни знакомых, все время оказывается рядом и общается с такими интересными, талантливыми, известными людьми? А я не знаю, они как-то сами притягиваются. Даже иностранцы. Марсель Марсо, знаменитый на весь мир французский мим. Казалось бы — ну как мы могли познакомиться?
— И правда, как?
— Марсо приехал в Москву на гастроли. А мой приятель Виктор Горохов писал сценарий документального фильма о нем. И Виктору надо было встретиться с Марселем.
— Пойдешь со мной? — спросил он.
— Ну конечно!
Вот так мы и познакомились с Марсо.
— Это Галина, начинающая актриса, — представил меня Виктор.
— А вы придете вечером на мой спектакль? — спросил Марсель. — Приходите! Я буду вас ждать.
— Спасибо, — говорю, а сама думаю: как это он будет меня ждать?
Подхожу к театру, опаздываю, как всегда, и вижу: Марсо нервно ходит взад-вперед у служебного входа — ждет меня! Ему уже на сцену пора, а я опаздываю.
— Нереально!
— Ну да. Посмотрела я спектакль, а после него Марсо засыпал меня цветами. В общем, стали мы с ним дальше общаться. И однажды он сказал:
— Выходи за меня замуж.
А я говорю:
— Не могу, я же учусь в театральном, мне надо закончить учебу.
Он говорит:
— У меня своя школа, будешь у меня учиться.
— Нет, — говорю, — не могу.
Знаете, как я любила Щукинское училище, как держалась за него! Это же мечта моя сбылась, когда я в него поступила. Я очень им дорожила.
К слову, однажды я привела в «Щуку» Марселя на творческую встречу с нашими студентами. Никто, конечно, не знал, что он за мной ухаживает, мы оба сделали вид, что просто знакомы. Марсо провел интереснейшую беседу, много нам показывал, объяснял. Это было событие, которое в «Щуке» потом еще долго вспоминали.
А спустя еще какое-то время случилась совсем невероятная вещь, которая тоже много шуму наделала в училище. В учебную часть для меня пришла телеграмма от Марселя Марсо. Он написал, что прилетает в Москву и будет ждать меня в холле гостиницы «Украина» в такое-то время. Я тогда снимала квартиру и жила то в одном, то в другом месте, поэтому у Марсо не было моего адреса. Но он нашел-таки выход, как сообщить мне о своем приезде. Ну, я, как водится, опять опаздываю, прихожу в «Украину». Марселя нет. Администратор гостиницы говорит: «Марсель Марсо просил вам передать, что будет ждать вас у Ростроповича». Можно подумать, что я знаю, где живет Ростропович! А поскольку прошло много времени, а меня все не было, Ростропович позвонил в учебную часть нашего училища — отыскать Галю Юркову. Представляете, какой переполох был в училище: Марсель Марсо через Ростроповича ищет студентку первого курса! В конце концов попала я к Ростроповичу. И там тоже забавный эпизод был. У Ростроповича, как известно, жена — Галина Вишневская, домработница тоже была Галина, а тут еще и я — Галина. Марсель пошутил: «У вас что, другого имени в стране нет?»
Потом Марсо писал мне письма, присылал фотографии. Еще раз приезжал в Москву на гастроли. Мы вновь увиделись — я пришла к нему за кулисы. Он спросил, как я живу, вновь позвал меня замуж. А я говорю:
— Да я уже замужем, у меня и ребенок есть.
— Эх ты, — говорит, — я так тебя ждал!
А потом с ним случилась беда: буквально на сцене произошло прободение язвы, представление сорвалось, его увезли в Боткинскую больницу, где сделали операцию. И когда стало можно его посещать, к нему пустили только посла Франции, его сына Батиста и... меня. Вот почему, скажите? А потому, что «просто я работаю волшебником».
— Вы общались на французском?
— На английском. Он у меня плохой, но на бытовом уровне хватало.
— Вы сохранили письма Марсо?
— Да, они у меня сохранились.
— Галина Ивановна, а почему вы расстались с первым мужем?
— Мы оба учились в «Щуке», были однокурсниками, но в разных группах: я — в актерской, он — в режиссерской. И ревновали друг друга страшно. На этой почве и разошлись. Мы же юные были, глупые, поженились на втором курсе, и вскоре у нас родился ребенок.
— И вам удалось совмещать материнство с учебой?
— Да, и это еще одна интересная страница в моей жизни. Я договорилась в Театре имени Вахтангова, там было актерское общежитие — целый дом в переулке рядом с театром и «Щукой». И нам дали одну квартиру, в которой мы жили, пока не окончили училище. Это очень облегчило жизнь!
Частенько во время моих занятий коляска с сыном стояла возле входа в Щукинское, и все, кто был свободен, за ним приглядывали, качали эту коляску. А когда надо было Кирилла перепеленать, на помощь приходили гардеробщицы. В учебной части мне тоже шли навстречу — даже расписание подстраивали так, чтоб я могла покормить ребенка. Сын полка! Сейчас, когда я прихожу в «Щуку», у меня просто мурашки по коже — такая ностальгия по тому времени!
— Какое амплуа у вас было в училище?
— Героиня, конечно. После окончания Щукинского меня взяли в Театр имени Маяковского, но проработала я там недолго, года два, и ушла.
— Почему? Вы же так мечтали о театре!
— Я поступила во ВГИК, на режиссерский факультет. А перед этим, уходя из Маяковки, послала подальше худрука, Гончарова. Он был такой хам! Как только приходил в театр, начинал орать на всех. Не кричал только на Джигарханяна, Немоляеву и Лазарева. Всех остальных обижал, унижал, оскорблял — это был кошмар какой-то!
— Вы на очном отделении учились во ВГИКе?
— Конечно. Мы приходили в девять утра и уходили в час ночи. А еще я была старостой группы. Во-первых, была старше многих однокурсников — у меня же это было второе образование. А во-вторых, я была для них как мама. Тогда на режиссерский факультет почти не принимали женщин. Считалось, что режиссер — это мужская профессия, слишком тяжелая работа.
Училась я хорошо, получала повышенную стипендию. Сына Кирилла брала с собой на занятия, мы садились с ним на последние ряды — надо же было его как-то спрятать. Так он и рос — в актерско-режиссерской среде. Но когда пришло время выбирать профессию, не пошел по этой части, а стал художником. И у него сложилось все замечательно. Кирилл известен, его картины есть в Третьяковке, в разных музеях страны и даже у королевы Великобритании.
— Галина Ивановна, чем еще вам ВГИК запомнился?
— Да всем! Там была такая интересная, активная жизнь! А после занятий, в промежутках между ними, показывали кино: в большом зале всегда шел какой-нибудь фильм — нас просвещали, мы должны были видеть все лучшее, что есть в мировом кинематографе. А как увлекательно было учиться делать монтаж! Нам, например, давали куски из фильмов Данелии и предлагали склеить эпизод. Вроде что тут сложного? Но ни у кого не получалось.
Я спрашивала у Данелии:
— Какая у тебя есть хитрость? Почему не удается склеить эпизод из твоего кино?
А он мне объяснил:
— Потому что вы не видите того, что делаю я. Я делаю пропуски и склеиваю так, как это вижу, а не просто взял — и склеил действие.
— Как он относился к вашим режиссерским работам?
— Ему всегда нравилось то, что я делаю. Он очень меня уважал. Помню, снимала я фильм «Француз» и заболела, простудилась. Переживала, что из-за болезни не успею уложиться в сроки производства фильма. И Данелия сказал: «Я смонтирую тебе эпизод, чтобы ты не волновалась, что простаиваешь». И сделал это. Я, конечно, не выдержала: пару дней полежала и побежала в монтажную. Посмотрела, что он сделал, и все перемонтировала.
— Не так! Все должно быть не так! — сказала ему.
Он улыбнулся:
— Сдаюсь! Никогда больше не притронусь к твоим работам.
Но после «Француза» я самостоятельно сняла только «Божью тварь», Данелия отговорил меня дальше снимать фильмы. Шли девяностые, это было плохое время для кино. И я стала помогать Данелии, пошла к нему вторым режиссером.
— Но сам-то он снимал! Что же вас отговаривал?
— Да он вообще не хотел, чтобы я снимала. Когда мы поженились, сказал: «Все, работать не будешь».
— Хотел засадить вас дома?
— Да. Я говорила ему:
— Ты хочешь меня булавкой пристегнуть к дивану, чтобы я сидела.
— Да, мне так спокойно, — отвечал он.
— Но ты же со мной совсем не общаешься! — возмущалась я.
Он же был молчун, почти все время проводил в своем кабинете, работал, читал, рисовал (он великолепно рисовал!), а когда выходил, то тоже зачастую был погружен в свои мысли.
— Ну и что? — возражал он. — Когда я знаю, что ты дома, мне хорошо.
Но потом я объявила ему забастовку, и мне разрешено было снять «Француза». А сценарий фильма написали Сергей Бодров-старший и Георгий Данелия. Неплохо?
— Да у вас и в фильме «Шутка» неплохая компания...
— Да, Смоктуновский, Виторган, Шакуров, Ярмольник.
— Как вам удалось собрать такую блистательную звездную команду?
— Не знаю, они мне верили. И им очень нравилось со мной работать, даже Смоктуновскому. Я ему дала на съемках кота, и он ходил с ним по коридорам и сам мурлыкал. Смоктуновский же разговаривал, как будто мурлыкал. По сюжету действие разворачивалось в НИИ. И мы снимали в настоящей лаборатории, да еще какой! У Збарского, где Ленина бальзамировали. Нам разрешили там снимать с условием, что мы ничего не будем трогать. Мы старались.
— И после работы с такими великолепными актерами вы вдруг ушли в мультипликацию. Почему?
— В то время Георгий Николаевич увлекся и начал снимать мультипликацию, ну и я, как обезьяна, тоже. Сначала был «Колобок». Потом — мультсериал «Лелик и Барбарики», 15 серий. Все дети очень любили этих Барбариков. А Георгий Николаевич снял тогда потрясающую, сложнейшую анимацию «Ку! Кин-дза-дза».
— Галина Ивановна, среда киношная, театральная может быть, как теперь говорят, весьма токсичной. Амбиции, зависть, злые языки ее щедро подпитывают. Вам доставалось?
— Еще как! Мне всю жизнь очень много завидуют. И даже сейчас, после ухода Георгия Николаевича. Казалось бы, я столько для него делала, столько его лечила, закодировала от алкоголя. Пол-«Мосфильма» закодировала. Я же была очень деятельной девушкой. Это я нашла в Феодосии доктора Довженко, который кодировал от алкоголя. И убедила Данелию, что он должен к нему поехать. И они поехали — Вадим Юсов, наш знаменитый оператор, Юра Кушнерев, второй режиссер Данелии, и Георгий Николаевич. Потом, через какое-то время, Юра раскодировался, потому что ему это было не нужно, как он считал. А Юсов и Данелия не пили всю жизнь. Но злые языки и этого мне не простили.
Хотя я понимаю, почему вызывала все эти негативные чувства. Во многом все шло от сочувствия Любе Соколовой. Но разве я виновата, что он так и не женился на ней, прожив столько лет? Разве это я виновата, что она ушла из дома, когда Данелия признался ей, что влюбился и хочет жениться? Я тут вообще ни при чем, я ничего не предпринимала, чтобы все так произошло. Но Москва буквально кипела, когда я выходила замуж за Данелию. Как так? Данелия, который за 26 лет так и не женился на Любови Соколовой, женится?! На ком? Она кто? Но все его друзья наш брак одобрили. Как сказал Гия Канчели: «Ну вот, наконец к тебе пришла судьба». Данелии был 51 год.
— А Георгий Николаевич как на это реагировал?
— Он говорил мне: «Не обращай внимания. Плевать, что там говорят. Я знаю, что делаю!»
— В фильмах Данелии грусть и смех всегда рядом. У вас с ним было одинаковое чувство юмора?
— Оно не могло быть одинаковым, потому что Данелия был особенным человеком. У него была антилогика. Если это плохо, он говорил: «Как хорошо». Он был неповторим, как и его чувство юмора. Мог, например, подарить мне букет цветов, а потом, встретив какую-то знакомую женщину, взять у меня из рук цветы и подарить ей. И сказать мне: «Но ты же их уже поносила».
Я обожала его иронию. Помню, как-то раз ему сказала:
— И вообще, я люблю худых, высоких, стройных блондинов.
На что он тут же парировал:
— Вот поэтому ты за меня и вышла! — И мы оба расхохотались.
Или показывают по телевизору один из его фильмов.
— Будешь смотреть? — кричу ему из другой комнаты.
— Нет, — отвечает, — я его уже один раз видел.
И это его потрясающее чувство юмора как-то удивительно сплеталось с его редкостной замкнутостью. Можно много смешных моментов вспомнить на этот счет. Например, приходит дочка Лана в гости:
— Папа, здравствуй.
— Здравствуй, Ланочка, иди на кухню к Гале, попейте чаек! — вот и вся встреча дочки с папой.
И сколько раз мы так сидели с Ланой на кухне, пили чай, а Георгий Николаевич в это время преспокойно занимался своими делами в кабинете.
С внуками он общался примерно таким же образом. К его внучке Алене, Колиной дочке, мне буквально пришлось его приручать. Я приводила ее к нам домой и создавала все условия, чтобы Данелия с ней общался.
— Почему? Ему неинтересно было с детьми?
— Наверное. Когда мы поженились, он сказал: «Только никаких детей». Это его первое условие было. Хотя моего сына Кирилла он обожал и даже иногда им занимался. Ну, просто Кирилл ему был интересен. А вот Ланой он никогда не занимался, хотя, по правде говоря, это была не его вина. Может, если бы бывшая жена не запретила ему навещать дочку после их развода, все было бы иначе? В последние годы Данелия подружился с нашим средним внуком, Микой.
— Это сын Кирилла?
— Да, Георгий Николаевич считал Кирилла своим сыном. А уж когда умер молодым его родной сын Коля...
— Данелия тогда дал фамилию Кириллу, когда не стало Николая?
— Нет, сразу. Когда мы поженились, Данелия сказал: «Фамилия у всех будет одна». И тут же сделал усыновление и фамилию Данелия Кириллу. Хотя Коле, который с рождения жил с ним, он дал свою фамилию, лишь когда сын учился в шестом классе. До этого Коля носил фамилию мамы — Соколов.
— Почему?
— Знаете, как бывают матери — не матери, так бывают и отцы — не отцы. Вот Данелия такой отец — не отец. То есть в глубине души он, конечно, любил и Лану, и Колю. Но это никак не проявлялось в его поступках, он как-то всегда был в стороне от своих детей. И вообще, Данелия не любил помогать своим.
— Не любил?
— Нет, совершенно. Но в то же время он помог очень многим людям — кому-то выбил квартиру, кому-то помог с работой, кому-то — деньгами. Это для него было самое простое — дать денег. Той же внучке своей, Алене, которая после смерти отца жила с бабушкой, он постоянно помогал — приносил деньги, а вот что дальше делать, совершенно не понимал, не умел он обращаться с детьми.
Это только Мика смог установить с Георгием Николаевичем какой-то невероятный контакт. Бывало, зайдет к нему в комнату, поздоровается и молча стоит, смотрит на него. А Данелия сидит в кресле, смотрит на Мику и тоже молчит. И так могло продолжаться минут по десять — пятнадцать! О чем они оба молчали? Неизвестно. Катя, мама Мики, заглядывает в комнату:
— Георгий Николаевич, наверное, он вам мешает?
— Нет, Катя, мы разговариваем, не мешай!
Ну как вам это нравится?
Данелия и Мику, как в свое время Кирилла, учил играть на гитаре. И Мика не только заиграл, но и стал сам музыку писать.
— А кто учил Данелию играть на гитаре?
— Никто не учил, все сам, и он играл на всех музыкальных инструментах.
— На всех?
— Абсолютно. Он прекрасно играл на гитаре, на флейте, на пианино. Когда учился в архитектурном институте, играл в студенческом оркестре на барабанах. Потом даже стал коллекционировать барабаны, и каких только у него не было!
Георгий Николаевич был очень музыкальным человеком. И всегда знал, что он хочет от музыки в своих фильмах. Как он изводил Гию Канчели, требуя от него все новых и новых вариантов! Как-то, когда они снимали «Не горюй!», Канчели не выдержал и сказал:
— Все, я больше не могу! Не буду ничего делать! Я вам не подхожу!
А Данелия так спокойно:
— Почему не подходишь? Очень даже подходишь. Смотри, какой хороший этот вариант. Только здесь, пожалуйста, поменяй, и тут — тоже. Вот так сделай.
Гия говорит:
— Да почему ты сам не напишешь музыку?
— А я нот не знаю.
Вот весь Данелия в этом.
— В быту он был такой же дотошный? Все хозяйство, конечно, было на вас?
— Естественно, на мне. Но он умел жарить мясо. И варить кофе. Он говорил, что когда-то на Кубе варить кофе его научил сам Рауль Кастро. И с тех пор по утрам это был такой ритуал в доме. Данелия приходил на кухню, ставил рядом с плитой стул, потому что кофе он варил очень долго. Брал джезвочку, отмерял точное количество кофе, водички, сахара, ставил на минимальный огонь и садился рядом, терпеливо выжидая результата. То и дело он заглядывал в турку: все ли так? Что-то там колдовал, добавлял каплю холодной воды, чтобы пошла хорошая пенка... В общем, у меня никогда не хватало терпения варить кофе так, как Данелия. У меня все просто: огонь побольше, и, как только кофе начинает закипать, — снимаю: готово. И роскошный кофе получается. Но я принципиально не занималась этим, мне хотелось, чтобы Данелия хоть что-то в доме делал. Он мне однажды за это попенял:
— Вот ты мне даже кофе сварить не можешь.
А я говорю:
— Почему не могу? Могу. Но только ты такой не хочешь. Ты ж у Рауля научился, с тобой кто сравнится?
— Смех смехом, но, думаю, мало кто мог похвастать тем, что его научил варить кофе Рауль Кастро...
— Полагаю, что да. Как и тем, что ему звонил легендарный Федерико Феллини. Знаете эту историю, как Данелия не захотел знакомиться с Феллини? Георгий Николаевич привез на фестиваль фильм «Не горюй!», Феллини посмотрел картину, и она ему так понравилась, что он захотел познакомиться с Данелией.
Тонино Гуэрра, знаменитый сценарист, с которым работал Феллини и который много лет был дружен с Данелией, говорит ему:
— Феллини хочет с тобой познакомиться.
А тот в ответ:
— А я не хочу.
— Почему? — удивился Гуэрра.
— Понимаешь, в чем дело? А вдруг он мне не понравится? А он мой идеал. Боюсь разрушить тот образ, который ношу в себе. Не хочу.
И не пошел. Но Феллини ему сам позвонил! А Георгий Николаевич не говорил по-английски. Снимает трубку и слышит:
— Это Феллини.
— Йес, Феллини, — отвечает Данелия. На сем его познания в английском иссякли, и он уже по-русски продолжает: — Слушаю, Феллини. Это Данелия.
Феллини ему что-то говорит, Данелия внимательно слушает, а потом опять переходит на английский:
— Сэнькью, сэнькью вери мач!
На сем и попрощались, довольные друг другом. Они так потом смеялись с Тонино...
— Вы присутствовали при этом разговоре?
— Нет, это было еще до меня, это он рассказывал. Вот так Данелия относился к людям. Если человек ему нравился, то он не хотел ничем разрушить это свое представление о нем. В одной из своих автобиографических книг Данелия пишет, что он помнит только хорошее. А все плохое выбрасывает в мусорный ящик.
Человек, который сделал подлость, просто переставал для него существовать, как это случилось когда-то с режиссером Серым. Они учились вместе на режиссерских курсах. Потом с Серым произошел ужасный случай — он из ревности ударил топором соперника, был осужден, а когда вышел из тюрьмы, то захотел вернуться в профессию. Но ему, понятное дело, это не давали сделать. И он пришел к Данелии и попросил помощи. Данелии его стало жалко, и он взялся писать сценарий для Серого.
А потом пошел хлопотать за него к директору «Мосфильма» Сизову. Тот сказал:
— Разрешу снимать этот фильм только с условием, что ты будешь худруком.
Данелия говорит:
— Конечно, буду.
Так появились «Джентльмены удачи». И хотя режиссером фильма значится Серый, снял его в основном Данелия. Это прекрасно видно, это его почерк. Серый тоже снимал, конечно, какие-то общие планы, какие-то куски. Но рука Данелии легко угадывается. А потом, когда фильм вышел и начал пользоваться бешеным успехом, Серый написал на Данелию донос — что он пьяница, аморальный тип и тому подобное. В общем, Сизов вызвал Георгия Николаевича и говорит:
— На, читай.
Данелия прочел и не понял:
— Что это?
— А это, — отвечает Сизов, — тот самый человек, которому ты так бился помогать и с которым снял фильм.
— А почему Серый написал донос?
— Потому что человек-дерьмо.
— Но он какую-то цель преследовал?
— Обычная месть. Он разозлился, что Данелия отказался писать для него второй сценарий. Данелия ему на это предложение сказал, что, мол, больше за тебя кино снимать не буду.
— А на вас писали когда-нибудь доносы?
— Когда я училась во ВГИКе, произошла одна история, в которой, думаю, без доноса не обошлось. Нам в институте показали фильм про Эрнста Неизвестного, который снял чешский режиссер. А у меня же всегда что на уме, то и на языке. Так и в тот раз:
— Ерунду, — говорю, — какую-то снял, а не фильм.
На что мне Таланкин говорит:
— Можешь снять лучше? Сними.
— И сниму! — сказала я.
А поскольку была уже знакома с Неизвестным (мы с Марселем Марсо как-то были у него в гостях), то я пошла к Эрнсту и договорилась с ним о съемках. Он тогда уже собирался эмигрировать, и общаться с ним было небезопасно. Но мы об этом не думали. Я взяла ребят на курс старше, операторов, и мы начали снимать документальное кино про Эрнста Неизвестного.
Разумеется, вскоре нами заинтересовались компетентные органы, и нас начали вызывать на беседу. Мне ребята-операторы сказали, что им предложили за мной следить и обо всем сообщать куда следует. Но они все, естественно, отказались. Тогда им сказали, что их выгонят из института. А меня долго расспрашивали, кто к Эрнсту приходил, зачем, о чем там разговаривали и все такое прочее. На что я им сказала: «Знаете что, мы снимали кино, и больше мы ничем не интересовались. Все». В итоге у нас конфисковали весь материал, который мы отсняли. Правда, часть пленки мы успели спрятать в ящике у одного нашего оператора (у нас в институте у каждого был такой ящик, где мы хранили учебные материалы, технику). Но потом она оттуда таинственным образом исчезла.
А Эрнст, которого перед отъездом тоже таскали по поводу нашего фильма, почему-то решил, что я специально устроила провокационные съемки и снимала для КГБ. И даже спустя годы, когда я приехала в Нью-Йорк и пришла к Эрнсту в мастерскую, он напрямую мне задал этот вопрос:
— Ну скажи, ты тогда для КГБ снимала кино?
Я говорю:
— Идиот ты! Мы столько потом натерпелись от этой организации, столько выдержали испытаний. Чуть из института не вылетели!
С Неизвестным мы сохранили дружеские отношения до конца его жизни. Когда я бывала в Нью-Йорке, мы всегда общались. Только всякий раз я расплачивалась за это головной болью. Он мог разговаривать всю ночь. Рассказчик был потрясающий! Он столько знал, он такой был эрудит — это что-то невероятное! С ним было безумно интересно. Но для меня не спать ночь напролет было тяжело — потом голова просто раскалывалась. И два дня надо было отсыпаться.
— Какой невероятный калейдоскоп событий, встреч, людей! А могли вы из вашей многогранной жизни выбрать всего один день абсолютного счастья?
— Трудно ответить на этот вопрос. Моя жизнь такая разнообразная, и счастья в ней так много... Как выбрать один день? Ну, наверное, это когда мой сын Кирилл стал почетным членом Российской академии художеств. Я тогда почувствовала невероятную гордость за него. Вы же понимаете, наше счастье — это наши дети. И их успехи — это огромное счастье.
Подпишись на наш канал в Telegram