«С «Глухарем» вообще очень интересная история. Продюсеры сначала говорили: нам не нужны знаменитости. Уже можно назвать причину. Изначально они рассматривали на роли неизвестных актеров, потому что предполагали снимать проект для дневного эфира, показывать сериал часа в два дня, когда основная часть зрителей на работе. Соответственно, чтобы не тратить много денег, собрали актеров, которые были никому не известны и не требовали заоблачных гонораров. Мы начали работать нашей большой компанией, но, когда на НТВ посмотрели первые пять-шесть серий, канал сказал свое веское слово: так это же прайм-тайм!»
— По НТВ прошел четвертый сезон сериала «Чужой район». Понятно, что продюсеры не стали бы продолжать съемки этого проекта, если бы он не пользовался любовью зрителей. Чем вас привлекла роль участкового Андрея Фролова?
— В 2011 году продюсерская компания «Триикс Медиа» предложила мне сняться в ироническом детективе под названием «Чужой район». Этот жанр сегодня редкий гость на телевидении: сейчас в основном снимают кино либо про маньяков, деятельность которых пресекает умный следователь, либо про бандитов и коррумпированных законников, с которыми борются благородные полицейские. А чтобы было с иронией, юмором и любовью к этим персонажам, такого у нас не так много. Поэтому я согласился — и не ошибся. Сегодня из всех моих работ мне больше всего нравится эта, таковы мои предпочтения именно потому, что сериал показывает различные стороны жизни простых людей. Там есть смешные моменты, есть грустные, есть откровенно трагичные, есть забавные.
Мне кажется, что чем больше эмоциональных красок присутствует в работе, тем она интереснее. Естественно, наш проект — не винегрет, туда не намешано все подряд бессмысленно и бездумно. Но для создания объема (а я убедился, зритель его ценит и не жалует плоские истории) необходимо разнообразие характеров. В «Чужом районе» (по крайней мере в первых трех сезонах) характеры персонажей не застывшие. Иногда смотрю какой-то новый фильм, там есть главный герой, и он по-настоящему героичен, у него нет слабостей. А давайте представим, что он, к примеру, боится высоты, или собак, или крови, — и на экране сразу возникает живой человек. Герой плюс его страх высоты — и уже можно развивать характер такого персонажа. Где-то он проявляет себя совсем не по-геройски, где-то может испугаться: ой-ой-ой, снимите меня побыстрее с этой крыши! И сразу возникает объемный персонаж, способный удержать зрительский интерес.
— Сложно было сниматься? Там ведь есть и эпизоды драк, погонь, требующие физической подготовки.
— Не тяжелее, чем обычно в работе. Вообще, мне нравится легкость этого сериала. А какие-то каскадерские сцены — это все лишнее, давно спорю на эту тему с продюсерами. Считается, если в проекте есть экшен, значит, зритель непременно будет его смотреть. Совсем не обязательно. Экшен — это лишнее, если убрать больше половины сцен драк и погонь, ничего не изменится. Наш сериал смотрят точно не из-за них, могу утверждать это на сто процентов. Если зритель захочет посмотреть хороший боевик, есть фильмы, которые на это нацелены, для этого снимались и где это делается захватывающе. Нас смотрят совсем не из-за экшена, серьезно говорю. Если убрать вообще все драки, практически ничего не изменится. Зритель останется с нами, потому что нас любят из-за наших персонажей, их характеров, взаимоотношений.
Я вообще не любитель экшена. Если подростком мечтал сниматься в каком-нибудь крутом боевике, сейчас уверен, что это самый плохой для актера жанр: ему там, как правило, вообще нечего играть, за него это делают взрывы, трюки, стрельба. Актеру остается бегать с серьезным лицом и пистолетом наперевес и кричать: «Руки вверх!» Всё!
— Если все-таки снимается экшен-эпизод с вашим участием, вы чаще доверяете исполнение своих трюков каскадерам или действуете самостоятельно?
— Никогда никаких трюков не проделываю сам со времен «Глухаря», потому что это глупость. У каждого из нас есть своя профессия. Если актер, прыгая с крыши, сломает ногу, съемки сериала встанут как минимум на месяц, группа не сможет без него работать. Повторюсь, для меня трюки в кино перестали иметь вообще какое-либо значение, я понял, что они бессмысленны. То есть если это не фильм, который является демонстрацией различных трюков, как, к примеру, боевики о Джеймсе Бонде, — там виртуозно показаны все новейшие приемы. Я не снимаюсь в трюковых сценах, они мне вообще не интересны. Когда приходит время снимать трюк, ухожу в свой вагончик и отдыхаю, не смотрю, как это происходит.
В свое время замечательный Марк Захаров говорил своим ученикам: чтобы проверить, хороший вы режиссер или нет, надо снять фильм совсем без музыки. Потому что музыка — это очень серьезные эмоциональные костыли, она помогает скрывать режиссерскую беспомощность. Я считаю, если человек хочет понять, какой он режиссер, ему надо снять фильм без трюков. И если у него это получится, значит, он хороший режиссер.
— Как складывалось ваше партнерство с Кириллом Полухиным, ярким актером, служившим в БДТ?
— Прекрасно, он очень хороший актер и замечательный человек, мы с ним сразу нашли общий язык, все сложилось отлично.
— В сериале «Условный мент» целых шесть сезонов, а у вас тоже главная роль. Как распределиться на такой большой объем роли и на столько лет работы, чтобы оставаться интересным зрителям, партнерам, режиссеру?
— А вот это сложная задача. Я умею так делать, но как объяснить словами — не знаю. Наверное, прежде всего надо быть интересным самому себе. Если тебе с собой не скучно, то и с тобой никому скучно не будет.
— У «Глухаря», по-моему, было еще больше сезонов, а потом последовали продолжения...
— Нет, у «Глухаря» было всего три сезона, а дальше действительно начались съемки продолжений, но они получились гораздо хуже, чем «Глухарь». «Карпов» — вообще глупейшая история, потому что там из убийцы решили сделать хорошего парня и главного героя. Это, конечно, бред. После того как он слетел с катушек, расстрелял десять случайно попавшихся на пути человек, просидел два года в психушке, вышел, раскаялся? Такого быть не могло, это все чушь собачья. «Пятницкий» тоже вызывает у меня много вопросов. Ни одно, ни второе продолжение мне не нравится.
— Именно поэтому вы появляетесь в них на экране совсем на минутку?
— В «Пятницкий» пригласили сниматься в главных ролях Вику Тарасову и Влада Котлярского. Что касается нас с Максимом Авериным, то за три года мы переиграли, кажется, все эмоции — от любви до ненависти, от дружбы до предательства. То, что нас не будет в «Пятницком», стало нашим с драматургом Ильей Куликовым и продюсером Ефимом Любинским обоюдным решением. О чем я нисколько не жалел. Правда, совсем избежать появления в продолжениях «Глухаря» не удалось. Мой персонаж редко, но все же возникал на экране в некоторых эпизодах. Меня просто просили об этом продюсеры, я соглашался, но это не то, чтобы прямо сам хотел.
— Если по прошествии времени вспоминать «Глухаря», что роль Дениса Антошина значит в вашей актерской карьере, в вашей жизни?
— Ну как, это моя первая главная роль, вообще мой старт на голубых экранах. Первый серьезный профессиональный опыт. Тяжело приходилось. Но я набрался актерского опыта, как раз там, на «Глухаре», понял во время съемок второго сезона, что придется как-то распределяться, потому что непонятно, сколько это будет продолжаться, а тебе надо держать интерес зрителя к своему персонажу. Именно тогда начал задумываться и работать над этим.
— В нашем предыдущем интервью вы упоминали, что принципиальной позицией продюсеров было снимать в «Глухаре» не очень известных артистов.
— С «Глухарем» вообще очень интересная история. Продюсеры сначала говорили: нам не нужны знаменитости. Уже можно назвать причину. Изначально они рассматривали на роли неизвестных актеров, потому что предполагали снимать проект для дневного эфира, показывать сериал часа в два дня, когда основная часть зрителей на работе. Соответственно, чтобы не тратить много денег, собрали актеров, которые были никому не известны и не требовали заоблачных гонораров. Мы начали работать нашей большой компанией, но, когда на НТВ посмотрели первые пять-шесть серий, канал сказал свое веское слово: так это же прайм-тайм! То есть намечался сериал дневного эфира, а получился один из самых популярных проектов своего времени.
— И не только. Сегодня «Глухаря» показывают разные телеканалы, постоянно на него попадаю и, если честно, каждый раз, когда есть время, досматриваю до конца. Как вам кажется, почему и благодаря кому получился телевизионный шедевр?
— Какой провокационный вопрос! Насколько мне известно, битва за то, кто виновен в популярности «Глухаря», идет уже давно. На этот вопрос нет однозначного ответа. Над сериалом работала большая команда. Прежде всего, конечно же, успех «Глухаря» обеспечил автор сценария Илья Куликов, он написал первый сезон, который взорвал эфир. В основу сезона легли реальные истории. У Ильи есть два друга детства, они дружат со школы, один стал гаишником, другой — следователем, они-то и рассказали Куликову истории, которые позволили Илье написать столь необычный и интересный сценарий. Ну а мы — оператор, режиссеры, актеры — все вместе это создавали. Я не стал бы никому отдавать пальму первенства, утверждать: вот без этого человека у нас бы ничего не вышло. Неизвестно, без кого ничего бы не получилось. Так что я в этой дележке участия не принимаю, считаю, что «Глухарь» — общая работа и общий успех.
— «Глухарь» можно считать образцом потрясающего экранного партнерства. Хотя в предыдущем нашем разговоре вы не скрывали, что не все у вас складывалось гладко с Машей Болтневой.
— На «Глухаре» собралась прекрасная команда, все актеры попали в свои роли, что случается крайне редко. Правда, с Машей Болтневой весь первый сезон действительно были на ножах. Несмотря на то что играли любовников, постоянно цапались на съемочной площадке. Оказались очень разными, не сошлись характерами, точнее не скажешь. Маша была еще очень молодой, неопытной, экспертом по части взаимоотношений женщин с мужчинами не являлась. А играть нам предстояло исключительно любовь.
— Я не могу резать огурцы и говорить о любви, — заявляла Маша режиссеру.
— Почему не можешь? В жизни все именно так и происходит, — не оставался я в стороне (если что-то кажется мне неверным, никогда не промолчу).
— Только не в моей, — упорствовала Маша. — Чтобы поговорить о серьезных вещах, я должна все отложить, сесть и принять серьезный вид.
— Но это же глупость!
И вот уже разгорелся конфликт. Маше не нравилось, что я постоянно встреваю. А я, в свою очередь, был уверен: ей не хватает актерского опыта. Она считала, что все это понты выпускника Школы-студии МХАТ, которую я окончил. Что было не так. Школа, конечно, вещь важная, но не всесильная. Ведь написал же Станиславский незадолго до кончины: зря я придумал свою систему, одаренному человеку она не нужна, а бездарному не поможет. А с Машей у нас в итоге сложились прекрасные отношения, по сей день дружим.
Стычки на съемочной площадке — нормальное дело. Мы три года жили одной семьей, встречались семь дней в неделю, проводили вместе по 12 часов подряд. Подсчитал: за это время Максима Аверина я видел чаще, чем своих родных. А в семье не бывает все безоблачно, случаются ссоры, люди устают от ежедневного общения и начинают друг друга раздражать. Сколько раз мы с Максимом, особенно сильно измотавшись и устав, обменивались «любезностями»: «Да пошел ты!» — «Сам туда отправляйся!» Но через минуту уже мирно попивали чай. Нам не требовалось прилагать сверхусилий, чтобы играть друзей. Помню, во втором сезоне снимали знаменитую сцену примирения Глухарева и Антошина. Я не собирался плакать, слезы хлынули сами, как только мы произнесли первые реплики.
Удачно влился в нашу компанию и Владик Котлярский. Его персонаж Стас Карпов появился на экране лишь в конце первого сезона. Актер он замечательный, хотя не всегда точно запоминал свой текст, приходилось снимать несколько дублей. А еще Котлярский оказался человеком дотошным, часто останавливал съемку, начинал разбирать сцену по косточкам: «Нет, — говорил Владик, — Денис не может так подавать мне руку, он же испытывает к Стасу дикую неприязнь. Это надо как-то показать».
Котлярский специально познакомился с милиционерами, сопровождал их на задания, смотрел, как те работают, консультировался с ними по поводу каждого эпизода, постоянно созванивался, делился мыслями. Зато добился результата: его персонаж произвел впечатление на зрителей, особенно на женщин. Дамы обожают брутальных мужчин.
Все гладко складывается только в плохом кино. Я вообще не верю в киногруппы, где царит тишь да гладь. Это большая редкость. Слышал, когда Роман Балаян снимал «Полеты во сне и наяву», людям там вообще было непонятно, это съемка или какая-то тусовка приятелей. И вдруг: «Камера, мотор!» — и что-то снимается. Вот такую атмосферу умел создавать режиссер.
Да еще у Никиты Михалкова в свое время, когда в 70-е годы он снимал свои шедевры, собралась группа, где понимали друг друга с полуслова. Если вы попали в такую, держитесь за нее руками и зубами. А в целом я не верю в бесконфликтность, когда на площадке все спокойные. Когда отсутствует нерв, не могу поверить, что люди заинтересованы в том, что делают, они просто отрабатывают зарплату. Так что конфликты на площадке неизбежны, потому что это работа, живой процесс, живые люди. А если конфликтов нет, значит, всем на все наплевать, всех все и так устраивает.
Знаете, в кино ходит легенда. Когда Рина Зеленая снималась в «Приключениях Буратино», она записала песню черепахи Тортилы, приехала на съемку и вдруг закатила истерику: почему в тексте есть слова «триста лет тому назад», мне что, можно дать триста лет? Вдруг неожиданно актриса взорвалась! Ну и что? Ее успокоили, объяснили: да кто ж такое может о вас подумать? Договорились как-то. Съемочный процесс не ровная поверхность, он с шероховатостями.
— Что может вывести из себя вас и как вы разрешаете конфликтные ситуации? Один ваш однокашник, талантливый выпускник Школы-студии, монитор в стену кидал, когда режиссер не дал посмотреть дубль.
— Мониторы я не кидаю. Вообще считаю, что применение физической силы в любой ситуации — это полная капитуляция. Если дело дошло до рукоприкладства, до швыряния монитора, значит, ты капитулировал. Это неправильно. Я могу прикрикнуть, ругнуться, но только для того, чтобы мы дальше работали. Специфика у меня такая, мои сериалы долгоиграющие, скоро седьмой год пойдет, как снимаем «Условного мента», мы уже фактически стали там семьей. Случается, что в день надо отснять девять полезных минут, а бывает, что девятнадцать. Тогда работать надо быстро, легко и весело, обсуждая какие-то детали и переругиваясь по ходу дела. Работа — главное. Мы должны успеть снять сегодня определенное количество сцен, причем, несмотря на такой конвейер, они должны получиться живыми, веселыми и интересными.
— Припомню еще одну историю: интеллигентнейший, милейший Александр Демьяненко настолько ярко сыграл своего Шурика, что этот образ перекрыл ему возможность сделать в кино что-то другое. В ином амплуа режиссеры его уже не видели. Подобная история, как мне кажется, произошла и с Викторией Тарасовой, и с Машей Болтневой, да и с вами в какой-то степени...
— Нет, нет и нет! Перебью вас. Сразу же после «Глухаря» мне предложили главную роль в «Чужом районе». Несмотря на то что я снова играю полицейского, это совершенно другой персонаж. «Чужой район» не менее популярен, чем «Глухарь». А потом у меня появился «Условный мент», который, возможно, на данный момент даже более популярен, поскольку идет дольше. Со мной не происходило ничего подобного даже во времена «Глухаря», мне сегодня достаточно сложно выходить из дома, практически все меня узнают, и это не фигура речи. Поэтому мне судьба Демьяненко не грозит.
Иногда я общаюсь с поклонниками в чатах и вот прочитал недавно мнение одной девочки, которая написала: «Вы, пожалуйста, извините, я очень люблю «Глухаря», поэтому начала смотреть «Чужой район», но там, к сожалению, в вашем Фролове нет прямо вот вообще ничего от Антошина». Я ей ответил: «Милая девушка, это для актера самый лучший комплимент». Мало того, «условный мент» Рыжов — это третий персонаж, не похожий на двух предыдущих.
— Поговорим про режиссеров, с которыми вы работаете. Какими качествами они должны обладать? Попадались ли на вашем пути режиссеры, которые не дотягивали до уровня, которого вы достойны? Говорю об этом, учитывая престиж учебного заведения у вас за плечами, ваших учителей, ну и, конечно, талант.
— Вы знаете, тут включается профессиональная этика, мы о режиссерах ничего такого не рассказываем. Тем более не называем фамилий. Могу утверждать только одно: я работал с большим количеством режиссеров, толковых из них было процентов двадцать, если вообще можно оценивать творческую работу в процентном соотношении. Сейчас немного размыто понятие «режиссер», у нас режиссерами называют постановщиков. Я объясню, в чем разница. Постановщику все равно, что снимать. Ему дают заказ: надо снять вот так, чтобы эти были хорошими, эти плохими. Хорошо, говорит, сделаю. Дальше продюсеры командуют постановщику: а теперь надо снять все наоборот в другом жанре, с иной позиции. Он берет под козырек: есть, я и это смогу.
Настоящий режиссер отличается от постановщика тем, что у него есть мировоззрение. У каждого известного уважаемого советского режиссера было свое мировоззрение, начиная с Тарковского, который сейчас притча во языцех благодаря Сарику Андреасяну (прежде чем столь безапелляционно высказываться об Андрее Арсеньевиче, молодец узнал хотя бы, кто такой Тарковский) и заканчивая Рязановым, Гайдаем, Данелией. Все они снимали кино в соответствии со своим мировоззрением. Не всегда, правда, то, что хотели. «Карнавальную ночь» Рязанов снял по заказу студии, в планах которой стояла новогодняя история, но нащупал свой жанр. Режиссеров такого уровня я в своей жизни встречал, может, человек пять. А остальные ребята — постановщики, кто-то хуже, кто-то лучше.
— В сериале «Медсестра» у вас небольшая роль, но с потрясающими партнерами — фоменковской актрисой Евгенией Дмитриевой и любимым актером Константина Богомолова Дмитрием Куличковым. Как с ними работалось?
— Вообще не помню, это было много лет назад.
— Значит, про «Мою прекрасную няню» тоже бессмысленно что-то спрашивать?
— Почему же? Про «Прекрасную няню» помню, это был один из первых моих проектов. Я там появлялся в роли участкового в одной из серий. Помню, меня привели на площадку, а я тогда отращивал американскую бородку, усики. Сергей Жигунов взглянул на меня и высказался: «Хороший участковый, только побриться надо, ну ей-богу, ребята, не бывает небритых участковых». Я пошел, побрился и снялся.
Помню, впервые обратил тогда внимание на Настю Заворотнюк, царство ей небесное, прекрасным была человеком, очень жаль, что ушла так рано и трагически. Заметил, как в перерывах между кадрами она присела на корточки, обняла колени и просидела так пару минут, приходя в себя. А я тогда еще не снимался в 12-часовом режиме, вообще еще толком не снимался, увидел, какая это на самом деле тяжелая работа. В «Прекрасной няне» актеры были задействованы на площадке с утра до вечера. Помню те съемки, было весело. Мало того, развеялось мое отношение к ромкомам как к чему-то легковесному, не заслуживающему уважения. Когда мои серии показали по телевидению, все, кто меня встречал, говорили: «Видел тебя в этом ужасе!» Я отвечал: «А что ж ты смотрел-то этот ужас?»
— Сериал Next тоже ваша ранняя работа у прекрасного режиссера Олега Фомина.
— Я очень хорошо ее помню, это было целое приключение. Сначала меня пригласили на небольшую роль инструктора в аквапарке, через какое-то время там обрушилась крыша, пострадали люди. Я приехал на смену в тот аквапарк и просидел там весь день: купался, с горок катался, в общем, до моей сцены так и не дошли. А Фомин иногда проходил мимо и как-то пристально на меня поглядывал. Потом вдруг заявил: не нужна нам сцена с инструктором, давайте мы этого паренька возьмем в члены одной из криминальных группировок, из него получится классный бандит. Снимался в роли Лимона в течение недели в Дубне, это была моя первая экспедиция. Видел там живого Абдулова. Это было круто, хотя я с ним не партнерствовал в прямом смысле слова, просто мы стояли в одном кадре — молодые ребятишки и великий Абдулов.
— Ваша мама работала учителем географии в школе, в семье никто не был связан с театром или кино. Как вы приняли решение поступать в творческий вуз?
— Я долго не знал, куда себя применить, ничего не подходило. Три раза сходил в радиокружок, пособирал транзисторные приемники и бросил. Потом месяца полтора посещал секцию дзюдо, и снова не сложилось. Пару раз забредал в футбольную секцию, все закончилось так же. Я даже пытался заниматься пожарно-прикладным спортом, но хватило меня на два месяца. И в морском клубе «Бригантина» тоже не задержался, хоть и выходил на настоящем корабле на водохранилище.
Мама за меня переживала и после седьмого класса решила перевести в другую школу, поближе к дому. Мне еле натянули тройки по математике, химии и физике. А тут выяснилось, что в новой школе педагог Ольга Николаевна Зайцева набирает филологический класс. С литературой и историей я дружил, легко прошел собеседование и был зачислен.
Ольга Николаевна умела увлечь своим предметом. Мы не просто изучали литературу, но и подготовили литературно-драматическую композицию на стихи Николая Гумилева, с которой блеснули на городском конкурсе чтецов. После выступления ко мне подошла женщина, сидевшая в комиссии: «Я руководитель театральной студии «Зеркало», приходите к нам».
Записал адрес. Репетиция в актовом зале была в полном разгаре, я увидел свою знакомую, которая уверенно отдавала указания ребятам. Забился в кресло и, боясь привлечь к себе внимание, просидел так часа три. Хотя сразу понял: «Я хочу заниматься только этим, это мое!»
Наталья Петровна Ганыш в конце концов меня заметила, и вскоре я уже играл в спектакле «Мизантроп». Мне доверили крошечную роль слуги, поначалу выходил на сцену в дичайшем зажиме, еле слышно произносил свои реплики. Но Наталья Петровна в меня поверила и дала шанс.
Так решилась моя судьба. Я мечтал стать актером не потому, что хотел быть знаменитым, меня захватил процесс рождения нового спектакля, так что буквально не вылезал из студии. Однажды целый месяц прогуливал школу, являлся в медпункт, демонстративно мерил температуру (она у меня тогда была подростковой — 37,1), получал законное освобождение от занятий, болтался по улицам и не мог дождаться трех часов, когда открывались двери «Зеркала».
Когда обман раскрылся, мудрая Ольга Николаевна не стала принимать мер и ставить вопрос о моем отчислении. Она тоже дала мне шанс — посвятить себя любимой профессии. Не прошло и полгода, как я был задействован во всех студийных премьерах. Играл Мандарина в спектакле «Чиполлино», Николая Второго в «Жертвах долга» Ионеско, дедушку в «Синей птице», выходил на сцену в «Дорогой Елене Сергеевне», «Скупом рыцаре», «Как важно быть серьезным» по Оскару Уайльду.
А когда я перешел в десятый класс, Марк Рудинштейн открыл у нас в Тушине кинолицей, куда пригласил преподавать вгиковских педагогов. Актерско-режиссерскую группу десятиклассников набрал Марлен Мартынович Хуциев, я к нему поступил и проучился год. Знал, что он снял «Весну на Заречной улице», но понятия не имел, что это великий режиссер, настоящий мэтр, основоположник кино «оттепели». Не знал, что он снял абсолютно культовые фильмы «Застава Ильича», «Июльский дождь». Музыку нам преподавал великий композитор Николай Николаевич Каретников, сценическую речь вел Рогволд Суховерко из «Современника». Но понимание, что это были за люди, с кем вообще меня свела судьба, пришло спустя годы. Позже в Школе-студии слушал Аллу Борисовну Покровскую, которая рассказывала, как в «Современник» на спектакль пришел однажды великий европейский писатель Питер Джеймс. В честь него закатили банкет, Алла Борисовна сожалела: «А я, дура, вместо того, чтобы пообщаться с ним, пошла танцевать». Это только сейчас я понимаю, с кем встречался в своей жизни, что это были за люди. Но мудрость всегда приходит с возрастом.
— Большое видится на расстоянии. Оглядываясь назад, чему по большому счету научил вас ваш мастер Олег Павлович Табаков?
— В театральный я поступил со второй попытки. После второго тура в ГИТИСе (курс там набирал Павел Хомский) меня отвела в сторонку женщина из приемной комиссии: «Павел Осипович вас берет, можете приходить сразу на экзамены».
Я обрадовался, отнес документы в ГИТИС и стал ждать. Помню, в тот судьбоносный для меня вечер мы с ребятами у кого-то зависли, потом все отправились гулять, а я почему-то вернулся домой.
«Где тебя носит? — набросилась на меня мама. — Из МХАТа обзвонились, велели сегодня подойти в Учебный театр к десяти вечера. Тебя там будет ждать Табаков».
Часы показывали девять, и я бросился в Камергерский переулок. У дверей театра уже переминались с ноги на ногу Денис Никифоров, позже прославившийся благодаря боевику «Бой с тенью», и Леша Дубровский, сегодня главный режиссер Малого театра. Оказалось, их тоже вызвали к Табакову.
— Друзья, хотел поинтересоваться, почему вы не явились на третий тур? — спросил Олег Павлович.
— Меня обещал взять к себе на курс Хомский, — честно ответил я.
— А у нас такая же договоренность в «Щепке», — сказали ребята.
— Не стану обещать, что обязательно приму вас в Школу-студию, — заявил Табаков. — Думайте сами, у кого вы хотите учиться.
Развернулся и ушел.
Я проворочался ночь без сна, не знал, как поступить, но утром все же поехал в ГИТИС забирать документы. Из ректората меня послали объясняться с самим Хомским.
— Понимаете, — пряча глаза, лепетал я, — у меня состоялся разговор с Олегом Павловичем Табаковым...
— Хорошо, забирайте свои документы, — разрешил Хомский.
Два дня, которые оставались до начала экзаменов в Школе-студии, провел безвылазно дома, готовился и в конце концов был зачислен в мастерскую Табакова. К слову, как и Денис Никифоров. Олег Павлович оказался идеальным учителем. Он появлялся на курсе не слишком часто (у него тогда родился сын Павлик, да и общественные дела и «Табакерка» отнимали кучу времени), зато всегда находил для каждого студента важные и необходимые слова, которые потом помогали в профессии. Посмотрев отрывок, Олег Павлович мог произнести три предложения, и ты сразу понимал, в чем ошибался. «Никогда не стану брать к себе на курс человека, если не буду уверен, что актерской профессией он сможет заработать на кусок хлеба с маслом», — любил повторять Табаков.
В его отсутствие занятия вел Михаил Андреевич Лобанов, и с нами постоянно работала Алла Борисовна Покровская — лучший педагог Школы-студии, жена Олега Ефремова и мама Миши Ефремова. Она тоже многому нас научила.
А еще Олег Павлович Табаков говорил, что в этой профессии ты один. Несмотря на то что театр — дело коллективное, все равно ты всегда один и должен отвечать за себя. Главное, что Олег Павлович донес до меня, это то, что актерская профессия — зона моей ответственности. Считаю, что в любом, даже самом плохом фильме можно очень хорошо сыграть, я в этом абсолютно уверен.
— У вас огромная история с антрепризой, достойные спектакли. Что сейчас идет?
— Сейчас ничего, просто нет времени на то, чтобы ездить на гастроли. А совсем недавно ездил по стране с «Мастером и Маргаритой» в постановке Сергея Алдонина, где я играл Мастера. И с «Женитьбой», выходил там на сцену в роли Подколесина.
— А кто поставил «Женитьбу»?
— Никто. Гоголь такой драматург, которого можно и не ставить. Просто выучить свои роли и сыграть. Серьезно! Первый раз мы играли «Женитьбу» в Иркутске. Встретились с актерами в аэропорту Шереметьево, пока летели, прочли текст, прилетели в Иркутск, поставили декорации, прогон не делали, просто прошлись по точкам. Поели и сыграли спектакль так, что люди аплодировали стоя. Потому что у Гоголя все написано, там ничего не надо ставить. Все есть в тексте, просто надо хорошо сыграть.
— Когда мы договаривались об интервью, вы меня просто огорошили тем, что теперь живете в Питере. В связи с чем туда перебрались?
— Вся моя работа в Питере, тут снимаются и «Условный мент», и «Чужой район». В Москве меня сейчас ничего не держит.
— А семья?
— С Ириной мы разошлись десять лет назад. Где-то через полгода я встретил другую женщину, мы с ней муж и жена, официально расписались. С Ирой общаемся, все в порядке. Но я об этом не рассказываю. Насмотрелся на Женю Цыганова, когда он ушел к Юле Снигирь: не осталось человека, который не высказался бы по этому поводу. Мне хватило. Всех призываю: друзья, не лезьте в чужую жизнь. Она не имеет к вам ни малейшего отношения.
— Вашему сыну Ивану уже 25 лет. Как сложилась его жизнь, кем он стал, на кого выучился?
— Он поступил в технический вуз, проучился год, сказал: «Все это мне неинтересно», — и ушел. Сегодня собрал команду парней-компьютерщиков, они берут частные заказы, делают детализацию персонажей в компьютерных играх. Сейчас выпускают свою игру, которую разрабатывали два года. Я в этом ничего не понимаю, от слова «совсем», просто рад за сына.
— Это очень денежная история. Если бы Табаков был его учителем, остался бы им доволен. Иван — ваш единственный ребенок?
— Да. Вы знаете, я тут прочитал большую статью, оказывается, единственные дети в семье гораздо более самодостаточны. Когда у тебя есть братья и сестры, это всегда приводит к борьбе за родительское внимание, и человек зачастую вырастает с комплексами. Выясняется, что один ребенок в семье — это даже неплохо. Я знаю, что в стране сейчас другая политика. У меня есть друзья, у которых пятеро детей. Если люди хотят, пусть рожают.
— Чего бы вы сами себе пожелали из того, что еще не сбылось?
— Можно я не буду отвечать на этот вопрос?
— Почему?
— Не люблю ничего загадывать. Жизнь мудрее и интереснее нас. Мы все время чего-то хотим, о чем-то мечтаем, а потом вдруг раз — и вот тебе, пожалуйста! Остается развести руками: я же совсем не такого добивался. Поэтому желания желаниями, а жизнь жизнью, это разные вещи.
Подпишись на наш канал в Telegram