В этом году Георгию Юматову исполнилось бы девяносто. Супруга народного артиста Муза Крепкогорская была сестрой моего папы, я помню эту пару с детства. И когда читаю где-нибудь, будто Муза всю жизнь посвятила мужу, внутри все восстает: отчего люди так бессовестно врут? Не знаете правды — лучше молчите.
— Мой папа Валерий Викторович — дипломат, несколько лет работал специальным помощником генерального секретаря ООН Курта Вальдхайма. Когда я была совсем маленькой, мы жили в Женеве, но каждое лето родители отправляли меня в Москву. Как говорила мама Надежда Викторовна, «на побывку» — чтобы не забывала русский язык. Я переходила на попечение бабушки Лидии Ивановны, которая жила вместе с дочерью Музой и ее мужем Жорой — так в семье звали Юматова. Мне он нравился: веселый, знает кучу анекдотов, часто рассказывает в лицах смешные истории.
Называл он меня Пупок, возможно потому, что была невысокой и пухлой. Любил со мной играть: сощуривался и говорил страшным басом «Пупок, сейчас забодаю или съем!» И складывал из пальцев козу. Или принимал залихватский вид и, прикрыв один глаз, изображал пирата: «А пойдем-ка с тобой штурмовать моря и океаны?» Это значило, что мы отправимся гулять. Сохранилось семейное видео конца пятидесятых — папа снимал на заграничную камеру: ВДНХ, лето, много зелени, Муза смеется, Жора улыбается и держит меня, четырехлетнюю, за руку. Еще ходили в цирк на Цветном бульваре, и после представления Юматов провел меня за кулисы, познакомил с Юрием Никулиным. Тот подарил свое фото, подписав: «Леночке на долгую память». Жора относился ко мне очень тепло. Возможно еще и потому, что своих детей у них с Музой не было.
— Юматов что-нибудь рассказывал вам о родителях, о войне, ведь он еще юношей служил на флоте?
— Об этом периоде мне известно, к сожалению, совсем мало. Жора не любил вспоминать. Со слов мамы знаю, что семья Юматовых была большой — но родные порвали с ним отношения, когда в 1941-м пятнадцатилетний Жора сбежал на фронт «бить фашистов». Служил юнгой. Когда катер разбомбили, чудом сумел добраться вплавь до берега. Я видела документальный фильм об артистах-фронтовиках: там сообщалось, что Георгий Александрович был дважды ранен.
Если бы знать, что меня станут расспрашивать о Жоре! Никогда не смотрела на него как на кумира, который будет кому-то интересен спустя годы. Оценила масштаб личности и таланта, только когда выросла. Не припомню даже, чтобы гордилась и хвасталась родственниками во дворе или в школе. Кроме того, у нашей семьи была своя жизнь — насыщенная, яркая и без экранных страстей. Полмира ведь объездили! Папа собирал фотографии знаменитостей — Брижит Бардо, Сергея Бондарчука с его личной подписью (Жора откуда-то привез и подарил). Но по большому счету мы существовали в далекой от киношных и театральных кругов среде и подробностями жизни советских актеров интересовались постольку-поскольку.
Да и Жора никогда не выглядел как звезда. Бравировать сыгранными ролями ему в голову не приходило, повышенного внимания не требовал. Вообще, хвалиться чем-либо — не в его характере. Одевался очень просто, в костюм, который был один на все случаи жизни, наряжался только на выход, например на премьеру нового фильма. Самого Жору наряды не интересовали, а Муза не желала лишний раз тратиться.
— Но о Юматове и Крепкогорской всегда писали как об идеальной паре, одной из самых крепких в советском кинематографе.
— Где-то прочла, будто Муза была необыкновенно хороша собой: натуральная блондинка с игривой улыбкой и ямочками на щеках. О вкусах не спорят, но мне она красавицей не казалась. К слову, от природы тетя — жгучая брюнетка, с юности осветляла волосы пергидролем.
Увы, идеальный брак Музы и Жоры — такой же миф. Никакой неземной любви я не замечала, вместе они были скорее по привычке. Ни тепла, ни уюта в доме не ощущалось, одно название, что семья. Жили в трехкомнатной кооперативной квартире у метро «Аэропорт» — ее, кстати, помогли купить мои родители — с двумя балконами и огромной, метров в двадцать, кухней. Но Жора ютился вместе с тещей в одной комнате, причем самой маленькой. Слева вдоль стены стояла его кровать, справа — бабушкина. Они не ссорились, оба были нетребовательны в быту.
И все же Муза как хозяйка могла бы догадаться расселить мужа и мать по отдельным комнатам. Однако она почему-то об этом не думала. Иногда Муза, правда, допускала его в свою спальню, которая выглядела по-королевски: в центре — огромная белая кровать, шкаф, кресло и трюмо тоже белоснежные. На трюмо в шкатулке тетка хранила золотые броши и серьги. Украшений, купленных на Жорины гонорары, скопилось немало. Муза любила драгоценности, причем надевала их сразу помногу. Юматова часто приглашали на премьеры и вечера. Конечно, он шел с Музой. Когда я подросла, брали и меня. Запомнилась такая картина: заходим в Дом кино. С Жорой все здороваются, раскланиваются — его уважали. А Муза мужа оттирает и кокетливо выплывает вперед, разряженная как новогодняя елка. В детстве я на это не обращала внимания, а сейчас понимаю, насколько нелепо она выглядела.
Бывая у бабушки, всякий раз удивлялась, видя Юматова у плиты, — в нашей семье бытом занималась исключительно мама. Папа деньги зарабатывал. При этом мама тоже трудилась: в совершенстве знала французский и давала уроки. Словом, оба были при деле.
Жора тоже никогда не сидел сложа руки. В перерывах между съемками, помимо домашних хлопот, мастерил из металла. Напротив входной двери в их квартире на «Аэропорте» висела его работа: мужчина, преклонив одно колено, протягивает сидящей перед ним женщине цветок. В прихожей помню кованый фонарь на цепи с цветными стеклами — тоже Жорино изделие.
А Муза сутками лежала в кровати с книжкой. Или телевизор смотрела. Снималась она крайне мало, а домашние хлопоты ее не интересовали. Хозяйством занимались бабушка и Жора. Им в помощь Муза могла позвать и мамину младшую сестру Веру. Наивная семнадцатилетняя девушка была польщена тем, что ее приглашают в дом артистов, и вычищала квартиру от пола до потолка, с особым старанием вылизывая Музину спальню. Выглядело это не слишком правильно. Но мои родители не вмешивались: папе всегда было некогда, а маме — неловко приструнить зарвавшуюся родственницу. К тому же вроде Веру никто не заставлял, по собственной воле помогала!
При этом мама с папой тоже «работали» на Музу: возили из-за границы подарки. И попробуй не привези! Папа вспоминал, как из первой заграничной командировки, когда денег было всего ничего, привез единственную покупку — платье невесте, моей будущей маме. Бабушка, обычно спокойная и сдержанная, возмутилась, даже голос повысила: «Ты должен был привезти платье сестре! Она актриса! А Надя могла подождать другого раза!» Позже бабушка постоянно напоминала папе в письмах: «Не забывай про Музу — ей необходимо одеваться!» И родители ходили по магазинам, выбирая для взыскательной родственницы обновы. Иногда мама деликатно намекала: куда столько? Шкафы Музы ломились от заграничных вещей. Но папа разводил руками: не хотел ссориться с матерью. О характере Лидии Ивановны можно судить по одному эпизоду. Когда папа привел маму знакомиться с будущей свекровью и все сели пить чай, мама не вынула ложку из чашки. Бабушка ее отчитала: «Воспитанные люди так не делают!»
Муза запросто заявляла папе: «Валерик, я же еще кофточку хотела, как у Нади, забыл?» Или бежала жаловаться бабушке. Хотя Лидии Ивановне от дочери самой доставалось. Муза легко могла прихватить у нее подаренную блузку или шаль: «Тебе такое слишком, а мне пригодится!» Маме приходилось восстанавливать справедливость, сдержанно, но твердо: «Нет, Муза, это — Лидии Ивановне!» Жора в этом смысле был жене полной противоположностью. Помню, родители передают Юматову сверток с новым пуловером. Он смутился, чуть ли не покраснел: «Спасибо большое!»
Перед шестым классом родители отправили меня в Москву. Жила я с Верой в нашей квартире на Ленинградке, но часто ходила к бабушке. Наблюдала, что Муза за человек, не на Луне была и теплых чувств к ней не испытывала. Она ни разу не спросила, как у меня дела, как чувствуют себя родители. Ни-ког-да. Музу волновала только она сама. Думаю, во многом в этом виновата бабушка Лидия Ивановна.
Знаю, жизнь ее сложилась непросто. Девочкой осталась без матери. Когда отец, земский доктор из Орехово-Зуева, привел мачеху, причем одноклассницу Лиды, она ушла из дома, подалась в Москву. Рано вышла замуж за музыканта, ее Виктор, по семейной легенде, аккомпанировал самому Федору Шаляпину. Жили они в доме на Пушкинской площади, напротив нынешней «России», в коммуналке на восемнадцать семей без горячей воды. Первая дочь умерла в младенчестве. И когда родилась вторая, бабушка над ней постоянно тряслась: «Музочка, деточка...» К папе — он двумя годами младше сестры — Лидия Ивановна относилась более сдержанно: первым номером в ее жизни всегда значилась дочь.
Виктора не стало в 1938-м: в стране развернулись репрессии, кто-то во дворе сообщил, что ночью его приедут арестовывать, и дед повесился. А черный воронок не приехал — может, соседи просто сболтнули. Лишь недавно я узнала от дальней родственницы, что Виктор происходил из семьи священника. Это объясняет его отчаянный шаг: детей и внуков священнослужителей в те страшные годы не щадили. Бабушка говорила, муж не хотел навлечь беду на нее и детей, потому и взял страшный грех на душу. А Муза и спустя годы слышать не желала об отце: считала, что покончив с собой, он предал семью. Даже порвала его фотографии. Ни одного снимка деда у нас не сохранилось.
После смерти мужа бабушка всю любовь отдавала детям и в первую очередь дочери, которую считала очень талантливой. Жили они бедно, сидели на хлебе и воде, но когда Музе приспичило учиться играть на кларнете, тут же его купили. Увы, сколько бы Муза инструмент ни мучила, все было бесполезно. Папа вспоминал: однажды, когда тринадцатилетняя сестра в очередной раз начала упражняться, с трудом попадая в ноты, он возмутился: «Сколько можно?!» — подскочил к старенькому отцовскому роялю и сыграл мелодию, которая никак не давалась Музе. Не зная ни одной ноты! У него, в отличие от сестры, был идеальный слух.
Кларнет Муза вскоре забросила, а вот школу окончила отличницей. Поступила на биофак МГУ и параллельно во ВГИК, но после первого семестра предпочла творческий вуз и там засияла, даже получала Сталинскую стипендию. Знаю со слов родителей: Сергей Герасимов выделял Крепкогорскую из других своих студентов. Пригласил сниматься в «Молодой гвардии». Причем сначала хотел отдать роль Любки Шевцовой. Но, как сердито вспоминала Муза, дорожку ей перешла Инна Макарова. Она уверяла, будто Сергея Аполлинариевича и Инну связывало нечто личное. Не исключаю, что в Музе говорила банальная зависть. В результате тетя сыграла предательницу Вырикову и ненавидела эту героиню до конца дней. Считала, из-за того, что дебютировала в отрицательной роли, режиссеры потом нечасто приглашали ее в свои картины.
Муза вообще не любила вспоминать «Молодую гвардию». Хотя именно на этих съемках Жора и заметил симпатичную улыбчивую артистку Крепкогорскую. Он играл в картине проходного персонажа. Говорят, спустя годы Герасимов признавался, что допустил ошибку: надо было отдать роль Сережки Тюленина Георгию Юматову. Но тогда мастер еще не рассмотрел Жорин талант. Это сделали другие режиссеры — с конца сороковых Юматов был в кино буквально нарасхват, а после фильмов «Адмирал Ушаков», «Корабли штурмуют бастионы», «Разные судьбы» к нему пришла настоящая слава.
А дома герой экрана, любимец зрителей превращался в малозаметную фигуру. Помню, бабушка куда-то уходила, а Жора обед не приготовил. И тетя громко ругалась на кухне, кричала с возмущением:
— В доме есть нечего!
Юматов в ответ бормотал покладисто:
— Не волнуйся, Музок, сейчас все сделаю.
Видно было, что старается не нарываться на скандал. Сама тетя заглядывала на кухню только поесть. Доходило до курьезов. У них в доме часто собирались компании. Угощение, естественно, готовил Жора. Но иногда Муза привлекала поклонниц мужа, и незнакомые девчонки резали на кухне салаты перед очередным сабантуем. Правда, к столу их, как правило, не допускали. Помню, гости расхваливают то или иное блюдо и хозяйку как главного кулинара. Муза молча принимает комплименты. Если пытались узнать рецепт, кокетливо смеялась: «Секрет!»
В доме на «Аэропорте» я видела многих знаменитых людей. Это был актерский кооператив: соседями Юматова и Крепкогорской были Алла Ларионова и Николай Рыбников, Людмила Шагалова с мужем кинооператором Вячеславом Шумским, Михаил Глузский с семьей — я дружила с его дочерью Машей, часто бегала в гости. Сам Михаил Андреевич был человеком строгих моральных принципов, хороший семьянин, почти не выпивал. А Рыбников запомнился шумным, громкоголосым, рассказывая что-то, он постоянно размахивал руками, заполняя собой все пространство. Ларионовой часто приходилось мужа осаживать и отнимать очередную рюмку: «Хватит уже! Домой пошли». И Николай Николаевич послушно вставал из-за стола...
Муза с Аллой не особо дружили, скорее, общались по-соседски. Тяжело быть искренней с коллегой, когда та востребована, а тебя почти не замечают. Жизнь показала — кроме таланта еще нужно везение. Ларионова много снималась: «Садко», «Анна на шее», «Двенадцатая ночь», «Отцы и дети»... Людмила Шагалова тоже. Ее все узнавали на улицах после фильмов «Верные друзья», «Дело № 306». А у Музы — лишь крошечные эпизоды.
В квартире на «Аэропорте» бывали и Владимир Высоцкий с Мариной Влади. В прихожей стоял стеклянный столик с металлическими ножками — как-то нетрезвый Владимир Семенович упал на него и ножки погнулись. Позже этот столик перевезли в квартиру моих родителей.
Когда я подросла, Жора с Музой и меня звали за общий стол. На каких-то посиделках познакомилась с Борисом Сичкиным. Как раз незадолго до того посмотрела «Неуловимых мстителей». Балагур Буба Касторский весь вечер рассказывал анекдоты, а подвыпив, начал хватать меня за руки, пытался приобнять, даже полез с поцелуями. Мне было всего пятнадцать, а ему — сильно за сорок! Кстати, я его не оттолкнула, поцеловались — и мне понравилось. Уже через десять минут Сичкин заигрывал с другой гостьей, да и я о нем думать забыла.
— Много говорили о проблемах Юматова с алкоголем, они были?
— Думаю, виноваты поклонники, крутившиеся рядом и буквально требовавшие: «Выпей с нами, не брезгуй!» Сама наблюдала такие сцены. Не всякий сможет устоять, а Жоре с его мягким характером было вдвойне неудобно отказывать. Ну и затянуло. Иногда он «зашивался», не пил по несколько месяцев, но снова и снова срывался. Это болезнь, беда. Папа, когда бывал в Москве между командировками, ездил на «Аэропорт» выводить зятя из запоев. Как он это делал, мне не рассказывали. Но помню, что сокрушался: разве можно быть таким мягкотелым, не способным взять себя в руки?
Пагубная привычка не раз подводила Жору. Он рассказывал маме, что должен был играть в «Белом солнце пустыни» товарища Сухова. Но в первые дни съемок после чьих-то нелестных слов в свой адрес сильно расстроился и с горя запил. Режиссер Владимир Мотыль не стал входить в положение и пригласил другого артиста — Анатолия Кузнецова.
На съемках «Офицеров» вся съемочная группа боялась, как бы Юматов снова не сорвался. Заменить Жору было невозможно: на том, чтобы роль Алексея Трофимова сыграл именно он, настаивал автор сценария — писатель-фронтовик Борис Васильев. И Жора не подвел. Делился с моей мамой, как поддерживал его Василий Лановой — отгонял поклонников с их бутылками, отбирал стакан. А ведь поначалу Жора и Василий Семенович друг друга не очень любили. Вроде когда-то не поделили роль Павла Корчагина: она досталась Лановому и Юматов обиделся. Но на «Офицерах» сошлись и оставались друзьями до последнего дня жизни Жоры.
Думаю, Юматов был хорошим другом, готовым помочь в любое время дня и ночи. Мне исполнилось четырнадцать, когда родители приехали в очередной отпуск — в тот раз из Америки. Мы прекрасно провели вместе целый месяц, и вот пришло время прощаться. Улетали мама с папой из Шереметьево, провожал Жора: у него единственного из всей родни имелась машина — «Волга». Только в аэропорту выяснилось, что билеты на самолет забыли дома. А уже посадку объявили! Оформляться на другой рейс — процесс небыстрый, тем более в СССР при перелете в капиталистическую страну. Словом, катастрофа!
Юматов сориентировался первым, схватил меня за руку:
— Есть ключи от квартиры?
— Да!
— Чего же стоишь — помчались!
Родители и глазом моргнуть не успели, как мы с Жорой прыгнули в его «Волгу», и он вдавил педаль в пол. Долетели быстро, я поднялась в квартиру, схватила билеты со стола, сбежала вниз, и мы помчались обратно. Тогда на Ленинградке не было пробок, как сейчас, — обернулись минут за двадцать. На самолет родители успели.
В этой истории — весь Жора. Главным для себя считал помочь, а иногда и спасти. Было в нем что-то героическое. Смотрела документальный фильм о Юматове: коллеги вспоминали, как в начале пятидесятых на съемках «Героев Шипки» Жора вытащил упавшую в реку гримершу. Прыгнул следом, даже не думая, что вода ледяная, а течение быстрое. Знаю также, что на съемках легендарных «Офицеров» в сцене конной погони за басмачами артисты снимались без дублеров. А дорога узкая, и слева и справа пропасти. Вдруг лошадь Алины Покровской, которая исполняла роль Любы Трофимовой, споткнулась и понесла. Все в ужасе замерли, один Юматов не растерялся: бросился вперед и каким-то чудом успел схватить взбесившуюся лошадь под уздцы.
— В «Офицерах» одну из небольших ролей сыграла Крепкогорская. Судачили, что таково было требование Юматова.
— Да, Жора ставил условие режиссерам: везде, куда его приглашают, должна сниматься и жена. Ему шли навстречу. В «Офицерах» Муза сыграла мать Маши. Но она мечтала не об эпизодах — о главных ролях! Однако не складывалось. А о другой профессии и слышать не желала, считала, что рождена быть актрисой. Но это очень опасно — жить иллюзиями, получая взамен обманутые надежды. Годы шли, а ролей не прибавлялось, ее по-прежнему приглашали лишь на эпизоды. Конечно, это становилось причиной депрессии. К слову, где-то писали, будто одна Муза могла контролировать мужа в смысле алкоголя. Мне, напротив, запомнилось, что они оба выпивали. Только Жора делал это прилюдно, за столом на кухне. А она пила втихаря, в спальне.
Сегодня мне в какой-то степени Музу жаль. Ведь даже ребенка не позволила себе родить: вдруг позовут в кино, а актриса в положении? Вот и делала аборт за абортом. Многие женщины, решившись на подобный шаг лишь однажды, больше не могут иметь детей. Так, например, случилось с моей мамой. Где-то через полгода после моего рождения она снова забеременела. Совсем молоденькая, неопытная, поделилась с Музой. Та сказала: «С ума сошла — один ребенок уже есть, зачем второй? Вперед, на аборт!» Мама послушалась. Родители, прожившие более сорока лет в любви и согласии, очень жалели, что у них всего одна дочь...
Мне уже взрослой мама как-то призналась: когда Музе было под сорок, она забеременела в очередной раз, причем узнала об этом на серьезном сроке. Сообщила мужу — тот был счастлив. Даже с моим папой поделился, что у них появится свой «Пупок»: по сути, это был последний шанс стать родителями. Но Жору вызвали на съемки на полгода, и Муза снова побежала в больницу — вдруг какую-нибудь интересную роль упустит? Юматов, узнав, что и этому малышу не суждено родиться, сразу постарел на несколько лет. «Ты не представляешь, какой он был несчастный, каким казался неприкаянным», — вспоминала мама. Человеку как воздух нужна семья, поддержка родных и близких. Будешь жить одной работой — так недолго и сломаться. А Жора только и делал, что снимался, зарабатывал деньги.
Наверное, они могли бы развестись. Но уйти из семьи, где прожил долгие годы, в одночасье все поменять — поступок сильного человека. Рискну предположить, что Жора — талантливый, отчаянно смелый — волей не обладал. Ведь в противном случае он бы не пил. Да и не очень принято было в то время разводиться. При том что в творческой среде царили довольно свободные нравы. К примеру, мама знала от бабушки, что Юматов два или три раза уходил от жены к очередной даме сердца. Но через месяц-два возвращался: привычка — вторая натура. Муза без слова упрека пускала его обратно. Она сама погуливала.
— В восьмидесятых Юматова почти перестали приглашать в кино: его типаж оказался невостребован в новое время. Наверняка он сильно переживал?
— Конечно. Чаще дома сидел, ни с кем не общаясь. Всю нерастраченную за жизнь любовь переносил на собак. У него жили и породистые, и дворняги. Но на съемки пса не возьмешь, а Муза за ними не слишком ухаживала: редко гуляла, вовремя не кормила. Питомцы рано умирали, и Юматов, потеряв очередную собаку, вновь запивал. Увы, он так и не узнал тепла домашнего очага: возвращаясь в преклонном возрасте со съемок, как и в молодые годы, тут же вставал к плите.
Я окончила иняз, вышла замуж, родила сына, когда он подрос, стала ездить в командировки. Одно время Муза уговаривала: «Давай будешь нам с Жорой помогать, а мы отпишем тебе квартиру». Но я не купилась. Да и квартира у меня была не меньше «аэропортовской». Тогда тетка вновь начала названивать Вере. Та давно обзавелась семьей и уже не падала в обморок от счастья, получив приглашение от артистки. Но Музин рычаг давления — Вериному сыну Сергею она тоже пообещала квартиру — все-таки сработал. Следующие несколько лет мамина сестра приезжала к Музе с Жорой, привозила продукты, убирала квартиру. А ее сын Сергей, будучи врачом скорой помощи, ставил Юматову капельницы и покупал лекарства.
В 1994 году случилась трагедия с убийством, в котором обвинили Жору. У Юматова, напомню, умерла последняя собака, дворняга Фрося. Он попросил дворника помочь ее похоронить. А потом между ними произошла ссора.
Я тогда была в очередной командировке и лишь по возвращении в Москву узнала, что Жора убил человека. По словам Сережи, Муза пряталась у них дома. Знакомые буквально оборвали телефон, желая узнать подробности, а ей не хотелось отвечать на бесконечные расспросы.
— Вокруг той истории было много слухов. По одной версии, дворник, когда поминали, сказал, мол, не стоит так убиваться: собаке собачья смерть. По другой — оскорбил ветеранов войны. Болтали даже, что якобы совершила преступление Муза, а Юматов взял вину на себя. Что случилось на самом деле?
— Когда собаку закопали, сели за стол, конечно, достали бутылку. В какой-то момент дворник заявил: «Твоя жена...» и произнес слово на букву «б». Мол, пока ты на съемках горбатился, ее видели с другими мужчинами. Вот Юматов и рассвирепел. Да, он знал, что жена не святая, но с какой стати об этом сплетничать посторонним в его собственном доме? Жора схватил висевшее на стене ружье — он иногда ходил на охоту — и выстрелил в упор. Потом сам позвонил в милицию.
Тогда очень помог Василий Лановой — подключил свои связи, выступал в защиту друга. Адвокат Борис Кузнецов сумел доказать, что Юматов превысил степень самообороны, но стрелял неумышленно, произошел несчастный случай. В СИЗО Жора провел два месяца. Когда вышел, рассказал моим родителям: «Мне казалось, ружье не заряжено, вроде бы не было патронов. А оно возьми да выстрели». Страшно переживал, что лишил человека жизни. По сути, эта история его подкосила, после нее Жора резко сдал.
Думаю, он так и не смог простить себе эту смерть. Задолго до трагедии Юматов подвозил на своей «Волге» Ларионову и Рыбникова. Ездил он как заправский лихач. После выхода «Офицеров» гаишники, даже остановив его за превышение скорости, никогда не штрафовали, брали под козырек. И вот, погнав по привычке, Жора резко затормозил на светофоре. Ларионова от неожиданности прикусила губу, да так сильно, что навсегда остался шрамик. По-моему, абсолютно незаметный, но Алла после этого даже от кинопроб отказывалась — считала, дефект ее портит. Как же изводил себя Жора: «Я виноват! Если бы не лихачил!» Можете представить себе его мучения, когда он нечаянно застрелил человека? В1997 году Жоры не стало.
Все, что случилось после его смерти, даже вспоминать не хочется. Вышло так, что мы окончательно разошлись с Музой. Понятно, одной ей было непросто. Всю жизнь при Жоре, а теперь приходилось существовать самостоятельно. И она решила проблему привычным для себя способом...
Несколькими годами раньше где-то на съемках Муза познакомилась со сценаристом и режиссером М. Позже он не раз рассказывал по телевидению, будто дружил с Юматовым. Но тот пока был жив, его на дух не выносил, на порог не пускал. Когда Жоры не стало, М. постоянно видели в его квартире. Мой троюродный брат из Тамбова однажды был проездом в Москве. Хотел поддержать вдову, привезти гостинцев. Позвонил в дверь. Тетя открывает, позади в коридоре стоит М. и спрашивает, мол, Муза, кто пришел?
«Никто», — и, выхватив сумку из рук гостя, захлопнула дверь перед его носом. Даже в дом не пригласила! Брат, конечно, расстроился и обиделся. Веру Муза тоже пускать перестала. На бардак в квартире ей, видимо, было уже наплевать.
Окончательную точку в наших отношениях поставила история с памятником на могиле Лидии Ивановны, его после бабушкиной смерти в 1968 году заказывал и ставил папа. На надгробии из черного мрамора проступал силуэт покойной. Когда встал вопрос, где хоронить Юматова, Муза решила положить его прямо в бабушкину могилу! Узнав об этом, я подумала: при жизни Жора и теща ютились в одной комнате бок о бок и после смерти вынуждены! Но самое горькое, что вскоре бабушкин памятник исчез...
Папа так и не узнал о поступке сестры. Он уже болел, и мы не стали рассказывать. Через год, в 1998-м, его не стало. Позвонила Муза:
— Когда похороны?
— И на пятьсот шагов не смей подходить к папиному гробу, даже не появляйся на кладбище! — предупредила я.
— Почему это? — возмутилась она.
— Потому! — и я повесила трубку.
На похоронах она все же появилась. Но близко не подошла, стояла где-то в сторонке.
Юматова Муза пережила всего на два года. Я слышала, начала сильно пить. Говорили, в последние месяцы тащила в спальню все без разбору: кастрюли, сковородки, обувь и складывала все под свою шикарную белую кровать. М. уверял, что в какой-то момент ее комната превратилась просто в груду хлама.
Квартира по завещанию Музы досталась М. Вера, которой она ее раньше сулила, осталась ни с чем. Похоронами занимался М., я не ходила. Он же поставил крест на могиле. Надпись на новом надгробии гласит: «Юматов Георгий Александрович — Крепкогорская Муза Викторовна». Ниже выбито имя Лидии Ивановны.
Моя мама надолго пережила и Жору, и папу, и Музу — ее не стало пять лет назад. Нет уже ни Веры, ни ее сына Сережи. Все на Ваганьковском, но на другом участке, неподалеку от могилы Есенина.
Сама я дважды бабушка. У меня внуки — Артем и Ярослав — семи и двух лет. Тема растет творческой личностью. Занимается в клубе, где детишки стихи читают, танцуют, поют. Маленький Ярик все повторяет за братом. Когда приезжают в гости — сердце радуется. Ну а кем станут — дипломатами, переводчиками, актерами — время покажет. Главное, чтобы выросли честными, достойными людьми.
С возрастом я полюбила кино. И особенно фильмы с участием Георгия Юматова. Когда смотрю «Жестокость» или «Педагогическую поэму», не могу оторваться. Над «Офицерами» всякий раз обливаюсь слезами. Жора как был для меня близким человеком, так им и остался. До слез жаль, что о нем напоминают лишь роли, а род Юматовых не продолжился. Горько, что тетушка «пропорхала» свою жизнь, по-моему, так и не поняв, какой большой человек и актер жил рядом. Бог ей судья. Но если честно, пропажу памятника с бабушкиной могилы я ей так и не простила.
Подпишись на наш канал в Telegram